Текст книги "Девушка из универмага"

Автор книги: Чарльз Вильямсон

Соавторы: Алиса Вильямсон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

К. и А. Вильямсон
Девушка из универмага

Глава I.
Дверь к нимфам.

На море был ужасный день, ужасный даже для пассажиров нового роскошного заокеанского парохода «Монарх».

Вся наиболее изысканная публика разошлась из огромной столовой. У всех лица выглядели зелеными и поблекшими, и уже одна только мысль о музыке за столом вызывала приступы морской болезни.

Питер Рольс никогда и ни при какой погоде не бывал болен. Он обладал многими симпатичными качествами и сам был симпатичным, хотя его лучшие приятели, называвшие его «Петро», считали его юношей с некоторыми странностями. Ему было жаль знакомых ему мужчин и девушек, в том числе и своей сестры, лежавших на палубе в креслах или ушедших прилечь в свои каюты. Но что касается его самого, то ярость волн наполняла его чувством созвучного им беспокойства. Хотя Питер никогда не отличался большим воображением, но теперь ему хотелось узнать, что скажет ему эта пенящаяся буря, и прокричать ей свой ответ.

Но, так как волны не давали ему никакого ответа, он решил спуститься в гимнастический зал, чтобы нагулять себе аппетит к завтраку. Очевидно, он был очень рассеян, потому что дверь, которую он открыл, оказалась дверью не в гимнастический зал, но куда же еще – чорт возьми!

На минуту ему показалось, что он находится в своей каюте и предается грезам. Ибо комната, в которую он заглянул, не могла быть комнатой парохода, даже такого, как «Монарх», на котором имелись все самые современные усовершенствования и предметы роскоши. Ведь чудесные создания, находившиеся там, никак нельзя было отнести к усовершенствованиям или к роскоши. Питеру пришла мысль, что он открыл дверь в хрустальный замок, населенный исключительно нимфами. Он подумал о нимфах, потому что существа, изображаемые на картинах под этим именем, выше, гибче, изящнее, красивее и имеют более длинные ноги, чем юные представительницы женского пола человеческой породы. В комнате было пять таких существ; и, хотя было всего 11 часов утра, они были одеты в бальные наряды. Только на сцене Питер видел такие платья и таких женщин.

Он услышал свой собственный вздох и, после того, как он и ветер захлопнули дверь, ему показалось, что он произнес: «Прошу извинения». Впрочем, он был настолько смутен, что не мог с уверенностью сказать, не пробормотал ли он: «Боже мой!».

С минуту он в нерешительности простоял перед дверью, сгорая желанием снова открыть ее и убедиться, действительно ли это живые девушки. Но, нет, он не должен этого делать. Он почти склонен был поверить, что это были восковые фигуры, если бы они не двигались, но они двигались.

Они сидели, откинувшись, в креслах и на диванах, и уставились на него глазами, когда открылась дверь. Одна из них засмеялась. Питер захлопнул дверь под звуки ее смеха. У него сохранилось смутное впечатление, что кресла, диваны и ковер были бледно-серого цвета, а платья нимф – удивительных цветов, переливались золотом, серебром и бриллиантами, сверкая, как тропические цветы на бесцветном фоне. И у него не было уверенности, что роль стен не выполняли сплошные зеркала. И потому он не мог наверное сказать себе, видел ли он всего только пять нимф или в пять раз больше.

Конечно, Питер Рольс знал, что высокие, поразительно красивые существа не были нимфами и грезой, хотя они и были сильно декольтированы и имели на своих роскошных волнистых волосах жемчуг и бриллианты в 11 часов бурного утра на борту океанского парохода. И все-таки он был бы счастлив, если бы мог понять, кто они и что они делают и этой зеркальной комнате, без всякой обстановки, кроме большой ширмы, нескольких кресел и одного – двух диванов.

Питер ломал себе голову над этим вопросом. Он задавал себе вопрос, не пойти ли спросить свою сестру, Эну, об этих загадочных видениях, так как, если даже она не знает этого, она, как женщина, сможет высказать какое-нибудь предположение. Если бы она не страдала так от морской болезни, она бы, вероятно, посмеялась, и, может быть, рассказала об этом лорду Райгану.

Что касается до самих видений, то только одна из пяти была достаточно развита, чтобы рассмеяться по поводу того, что их приняли за нимф. Из всех них она одна знала, что значит слово «нимфа». И притом она могла смеяться всегда, как бы плохо ей ни было, и как бы ни была она больна. В этот день она, действительно, очень плохо себя чувствовала. Они все страдали от морской болезни, но все-таки она не могла удержаться от смеха.

– Скажите на милость, над чем вы зубоскалите? – ворчливо спросила самая высокая и стройная из нимф, одетая в прозрачное желтое платье, как только она смогла открыть рот после приступа тошноты.

– Над нами самими, – отвечала девушка, видение в серебристом платье, которая могла всегда смеяться.

– Над нами? Я не понимаю, что в нас смешного? – проворчала мечта, отливавшая малиновым и пурпурным, цветом.

– Мне делается хуже, когда я слышу ваш смех, – застонала особа в розовом.

– Я бы хотела, чтобы мы все лежали, как мертвые, в особенности мисс Чайльд, – брюзжала последняя из пяти, в черном, со всевозможными оттенками синего.

– Очень жаль! Я постараюсь не смеяться, пока море не успокоится – оправдывалась мисс Чайльд. – Я смеялась не специально над кем-нибудь из вас, а скорее над общим нашим положением: над нами, разодетыми, подобно звездам русского балета, с жемчугом в волосах, и похожими на больных собак…

Неосторожное напоминание о болезни вызвало у девушек еще приступы. Когда им стало легче, они прилегли на своих диванах или откинулись на креслах, с бледными лицами, закрыв глаза. И именно в этот момент Питер Рольс стремительно распахнул дверь. У всех у них кружилась голова, но удивление при виде мужчины, и притом не пароходного служителя, было столь велико, что на несколько минут подействовало, как лекарство. Ничего неприличного не произошло ни с одной из пяти, пока красивая черная голова не исчезла снова, и дверь не закрылась.

– Мужчина! – вздохнув, произнесла мисс Девере, высокая девушка в золотистом газовом платье из желтого шифона.

– Да, дорогая. Интересно знать, что ему здесь нужно! – прошептала мисс Карроль, девушка в розовом.

– Можно подумать, что он хотел посмотреть на нас, – заметила мисс Тиндаль, особа в зеленом.

– Красив ли он? – имела мужество спросить мисс Ведрин, девушка в черном, с прекрасными рыжими волосами и длинными черными ресницами.

– Право, не знаю, милочка, – отвечала мисс Девере, сидевшая ближе всех к двери. – Не было времени, чтобы разглядеть его. Я только что подумала: Боже мой, неужели нам придется показываться, а потом: нет, слава Богу, это – мужчина, и вдруг он вошел.

– Что бы мы делали, если бы вошла женщина, и нам пришлось бы показываться? – спросила мисс Ведрин, главной специальностью которой были ее профиль и длинная белая шея.

– Это была бы не женщина; только чудовище может думать в подобную погоду о платьях, – произнесла золотоволосая мисс Карроль. – Подумать только: изображать из себя модель! Я бы не смогла. Я бы просто свалилась и умерла.

– Мне кажется, я никогда не сочувствовала так животным в ноевом ковчеге, как теперь, – сказала смешливая мисс Винифред Чайльд, которую дома звали просто уменьшительным именем «Вин», – можно ясно представить себе бедных животных в ковчеге, выступающих процессией и выставляющих на показ свои шкуры, полосы или пятна, подобно нам.

– Говорите, пожалуйста, только о себе, если вы говорите о пятнах, – сказала мисс Девере, которая, как и остальные, никогда не обращалась к мисс Чайльд, как к англичанке, со словом «милочка».

– Я имею в виду леопардов, – пояснила та, – но я боюсь, что то, что нас привело в хорошее настроение, было лишь минутным возбуждением.

– Какое еще возбуждение? – с негодованием спросили все разом.

– От того, что в комнату заглянул мужчина.

– И вы называете это возбуждением? Где вы жили до сих пор?

– Ну, хорошо, пусть будет удивление. Но разве было бы лучше, если бы вместо него вошла мадам?

Картина, вызванная в их уме этим вопросом, была столь ужасна, что они содрогнулись, позабыв о своем легком неудовольствии против мисс Чайльд, которая была, в сущности, не так уже плоха и имела только странные взгляды на вещи и смеялась тогда, когда у других не было оснований для смеха.

– Слава Богу, мадам – плохой мореплаватель, – воскликнула мисс Девере.

– Благодаря Господу, и все остальные женщины на пароходе плохие мореплаватели, – добавила Вин.

– Если бы мадам чувствовала себя хорошо, она бы считала, что мы должны себя чувствовать так же, – сказала мисс Карроль. – О, нам сейчас достаточно плохо, но если бы она была здорова, было бы в миллион раз хуже.

– Что может быть хуже того, что есть, – жалобно спросила мисс Тиндаль, потому что как раз в это время пароход сильно качнуло, благодаря огромной волне.

– Зачем только оставили мы наши счастливые дома? – горевала мисс Ведрин.

– Я не жалею об этом, – прошептала Вин.

– О чем?

– Что оставила свой мирный дом. Если бы у меня был таковой, я не была бы здесь.

В первый раз за все время она произнесла слово, относящееся к ее прошлому. Но в эту минуту никто из них не мог думать ни о чем другом, кроме того, как приготовиться к следующей волне.

Тем временем, в кафе, на веранде, Питер Рольс спрашивал у своей сестры Эны, не знает ли она чего-нибудь относительно пяти поразительно красивых девушек в вечерних платьях, находящихся в комнате с зеркальными стенами.

Эна Рольс не была в настроении отвечать на неуместные вопросы, в особенности, исходящие от ее брата, но здесь находились лорд Райган и его сестра, которые насторожились при упоминании о загадочном явлении. Она не могла просто любезно послать Питера к чорту и просить его не говорить ей пустяков, как сделала бы, если бы здесь не было посторонних.

– Пять поразительно красивых девушек в вечерних платьях! – повторил лорд Райган, который, подобно Питеру Рольсу, был хорошим мореплавателем.

Эне Рольс хотелось, чтобы он интересовался ею, а не пятью нелепыми особами в вечерних платьях, и потому она сразу ответила на вопрос Питера:

– Я полагаю, что это живые модели Надин. Мы все получили уведомление об их пребывании на пароходе и о часах, когда они показывают новейшие моды. Вы видели уведомление, лэди Райган?

– Да, – отвечала молоденькая сестра лорда Райгана. – Оно на письменном столе в той миленькой гостиной, которую вы уступили маме и мне.

Эна почувствовала себя вознагражденной за свою жертву. Она и Питер заказали себе лучшие комнаты на «Монархе», но когда лорд Райган с матерью и сестрой, сев на пароход в Куинстоуне, оказались в очень плохих комнатах, Эна уступила свои и Питера комнаты обоим дамам. Это был удачный повод завязать знакомство и приобрести их благодарность.

– Прислуга сказала мне, – заметила она, – что мадам Надин сняла на эту поездку помещение на пароходе и уставила его зеркальными шкафами и дверями, затратив на это большие средства. Я сомневаюсь, сможет ли она выручить эти деньги, если буря продолжится. Кто станет смотреть теперь на живые модели?

– Я, если они так прекрасны, как говорит ваш брат, – ответил лорд Райган, высокий, рыхлый, рыжеволосый ирландец с веселыми глазами и крепкими челюстями. Это была первая титулованная особа, с которой Эна познакомилась, и она горячо молила бога, чтобы она была не последней.

Питеру вовсе не хотелось пожертвовать пятью светлыми нимфами ради удовольствия Райгана; он уже жалел, что заговорил об их красоте, и потому сказал:

– Они скорее походили на умирающих, чем на живые модели, когда я видел их.

– Ну что же, можно пойти посмотреть, как они выглядят теперь, – заметил Райган. – Что вы скажете на это, мисс Рольс?

– Я не знаю, можно ли мужчинам входить туда, – произнесла она нерешительно.

– Какое же может быть препятствие? Разве не могу я купить платье с их фигуры для своей сестры?

– Вот прекрасная мысль! Ты пойдешь, дорогой мой? – подстрекнула младшая сестра.

– Пойду. Пойдемте, мисс Рольс, идем, Эйли. А вы Рольс, не пойдете с нами?

– Подождите до после завтрака, – сказала Эна. Она надеялась, что после еды кто-нибудь плохо себя почувствует, и они не захотят пойти.

– О, нет, – заявила лэди Эйлин О’Нейль. – После завтрака мы, может быть, умрем, и, вероятно, так и будет, или же у Рагса переменится намерение насчет платья. Платья Надин должны быть замечательны. Ты знаешь, Рагс, все платья у нее имеют свои имена, например, «Заря», «Заход солнца», или «Весенняя любовь», или «Страсть в сумерках» и тому подобные поэтические названия.

Несмотря на уговоры Эйлин, Эна не решилась сопровождать остальных; она чувствовала, что если поднимется и сделает несколько шагов, с ней может случиться нечто ужасное в присутствии титулованного молодого человека, и потому она сказала:

– Идите лучше без меня. Я не совсем хорошо себя чувствую, – и сделала глазами знак Питеру.

Последний постарался понять, не задавая глупых вопросов, подобно иным братьям, и стал торопить остальных идти в зеркальную комнату. Теперь она уже перестала быть таинственной, и все же сердце Питера Рольса сильно билось от волнения, когда лэди Эйлин О’Нейль постучалась в двери к нимфам.

Глава II.
Джилидовский Бальзам.

Момент этот был самым неподходящим для нимф. Но когда их мокрые от слез глаза остановились на девушке и двух мужчинах, какая-то врожденная женская гордость заставила их оправиться и, пробежав по их жилам, произвела чудо. Пять беспомощных девушек по заказу превратились в пять величественных богинь: ведь мадам Надин платила им за это. Винифред Чайльд, впрочем, не оплачивалась, не будучи богиней по профессии. Она совершала свою поездку по доброй воле и именно поэтому ей пришлось превратиться на время в богиню.

Мисс Девере выполняла роль старшей, не вследствие своего возраста, но благодаря своему росту, манерам и опыту. Самым утонченным образом она извинилась за мадам Надин, которая находится «почти в полной прострации», за управительницу Надин, которая чувствует себя еще хуже, и за них самих. «Мне очень досадно, но мы постараемся сделать все, как можно лучше», – закончила она с непроизвольным возбуждением.

– Мне очень совестно, что я побеспокоил вас, – сказал Питер Рольс.

Мисс Девере и другие нимфы устремили свои глаза на него. Им показалось, что он был именно тем мужчиной, который ворвался к ним раньше и теперь пришел снова; после его слов у них уже не было никакого сомнения. Если бы он был женщиной, они были бы недовольны, что он снова пришел и привел с собой свою компанию. Но он был мужчиной, молодым и недурным, и они с кротостью прощали ему.

– Нисколько, – отвечала мисс Девере, каждым своим движением походя на принцессу. – «Мы, ведь, и находимся здесь для того, чтобы нас беспокоили. Не угодно ли вам будет посмотреть что-нибудь, кроме того, что на нас? Может быть, вечерние платья, или для дневных визитов? У нас есть много нарядных блузок…».

– Мне кажется, – заметила лэди Эйлин, – что это белое платье красивее всего, что я когда-нибудь видела.

Она была доброй девушкой, но все-таки живые модели были для нее только живыми моделями, и она не хотела упустить случая получить от Рагса платье-мечту. Все богини оживились и стояли на ногах, хотя последние колебались, подобно высоким лилиям на сильном ветре, и время от времени им приходилось прислоняться к зеркалам; тем временем лэди Эйлин расположилась в самом большом кресле, а Райган и Питер Рольс стали сзади него.

– Белое платье, сударыня? Это один из последних рисунков и вполне подходит для барышни, выезжающей в свет. Вы, конечно, знаете обыкновение мадам Надин давать имена своим изобретениям. Подойдите сюда, пожалуйста, мисс Чайльд! Вот это «Первая любовь».

– Взгляните-ка, – сказал Питеру лорд Райган, когда мисс Чайльд исполнила приказание (он имел в виду не столько платье, сколько носившую его девушку).

Питер Рольс, багрово покраснев, взглянул на нее. Он испытывал неприятную ответственность за поведение посетителей и за чувства тех, кого они посетили. Но лицо Рагса было серьезно, и ничего оскорбительного он не сделал. Питер Рольс отвел свои глаза, но не раньше, чем Винифред Чайльд заметила это и сделала свой вывод.

«Кажется, он симпатичный юноша!» – такая мысль пронеслась в ее уме, пока она поворачивалась во все стороны, чтобы лэди Эйлин могла рассмотреть «Первую любовь» со всех точек зрения.

– Очаровательно, но на целый фут длиннее, чем тебе нужно, Эйлин, – сказал Рагс, скорее потому, что ему приятно было продлить эту сцену, чем из действительного желания критиковать, – ты не сможешь носить его, так как оно предназначено для сильфов.

Еще один комплимент для носительницы платья, если бы она удостоила его принять; но она была удивительно бесчувственна и на этот раз не смеялась. Ее взгляд блуждал очень далеко отсюда. Питер Рольс задавал себе вопрос, куда она едет.

Девушка, казалось, смотрела поверх его головы, но это не мешало ей прекрасно рассмотреть его. У него были черные волосы и голубые глаза, может быть, слишком проницательные, но они умели быть добрыми и веселыми; теперь они казались беспокойными. Он не показался ей красивым, но он был смугл от загара, худощав и довольно изящен. Вин задала себе вопрос, кто из них выше; ее возмущало, что она выше многих мужчин, хотя, именно благодаря своему высокому росту, она получила приглашение к Надин.

Мисс Девере почтительно возразила, что внешность обманчива. Барышня так же походит на сильфа, как и модель. Может быть, отослать платье в каюту барышни для примерки?

Рагс согласился купить платье для своей сестры, если оно подойдет, и не будет стоить миллиона фунтов. Нимфы нашли это замечание замечательно щедрым, так как они слышали от пароходной горничной, которая знала все подробности о лорде Райгоне, что «семья его разорилась, что у них от прошлого не осталось ничего, кроме имени, которое считается одним из самых старинных и знатных в Ирландии».

Когда продажа совершилась, мисс Девере обратилась к Питеру Рольсу:

– А вы, сэр, – спросила она, слегка игривым тоном, так как он был мужчиной, хотя и не знатного рода, – мне кажется, что мы ничего не можем предложить вам?

– Мне кажется, что нет, – отозвался Питер, но вдруг ему пришла в голову новая мысль, – если только, – добавил он, – моя сестра тоже не захочет купить себе платья. Она на палубе.

– Может быть, она пожелает взглянуть на рисунки мадам Надин? У нас шкафы полны чудесных образцов.

– Затруднение в том, что у нее делается головокружение, когда она много ходит, – отвечал Питер.

– Может быть, она поручит вам выбрать что-нибудь, что она сможет посмотреть в своей комнате. Какого она роста?

– Не так высока, как некоторые из вас.

– В таком случае, платья, которые подойдут вот к этой молодой барышне, будут лучше всего. Мисс Чайльд, мисс Ведрин поможет вам за ширмой снять «Первую любовь» и надеть «Молодой Месяц».

– О чем вы теперь смеетесь? – спросила она вполголоса.

– Ни о чем, – кротко ответила самая маленькая из нимф, с трудом сдерживая смех.

– Мы лучше теперь уйдем, а я вернусь потом, – поспешно возразил Питер. – Не беспокойтесь, пожалуйста, из-за нас переодеваться за ширмой. Я должен сперва спросить сестру относительно платья.

Они вышли. Рагс решился спросить у мисс Рольс, не позволит ли она ему выбрать для нее платье. Но она ответила отрицательно. Питер, тем не менее, вернулся, как обещал, в зеркальную комнату, так как нельзя было допустить, чтобы мисс Чайльд понапрасну затягивалась и такую погоду в платье «Молодого Месяца».

Но, когда он пришел, она уже была одета в это платье.

В отсутствие лорда девушки были очень милы с ним, человеком не знатного происхождения. Впрочем, девушка в «Молодом Месяце» едва ли произнесла хоть одно слово, но она умела быть очаровательной, даже ничего не говоря.

Пока мистер Рольс покупал для своей сестры «Месяц», он стал совсем на дружескую ногу с остальными при помощи нескольких простых шуток.

– Не хотите ли, – спросил он, наконец, собираясь уходить, – чтобы я принес вам немного Джилидовского бальзама?

– Джилидовского бальзама? – воскликнули все, даже девушка в платье «Месяца».

– Да. Это лекарство от морской болезни. Не потому, конечно, что вы уже страдаете ею, но потому что бальзам – хорошее предупредительное средство. Неужели вы никогда не слышали о нем?

Они отрицательно покачали головами.

– Это очень важная вещь для людей, находящихся на море. Я сам в нем не нуждаюсь, но я знаю это очень хорошо, так как он доставил состояние моему отцу.

– Он изобрел его? – спросила мисс Карроль.

– Нет. Но он дал ему название и продает его. Обыкновенно не те люди, которые изобретают, дают имя и продают изобретения, получая за них деньги. Мой отец – Питер Рольс, я принесу вам бальзам. Он приятен на вкус. Через десять минут я вернусь.

И он ушел.

Когда Питер вернулся, мисс Чайльд носила уже платье, похожее на блестящую паутину на фиолетовом фоне. Это платье называлось «Отдающееся сердце».

Питер принес бутылку, чистую салфетку и пять чайных ложечек.

– Я взял эти вещи у служителя в столовой, – объяснил он.

– Все это похоже на заговор, – пробормотала девушка, которая всегда смеялась.

– Как вы грубы! – прошептала с негодованием мисс Девере. – Не обращайте на нее внимания, мистер Рольс. – Она ничуть не похожа на всех нас.

Питер отметил себе это.

– Она всегда смеется над всем и над всеми, – продолжала мисс Девере.

– Пусть она посмеется надо мною, – сказал Питер, – я развеселю ее.

– Для дам это не годится. Она не на постоянной службе у мадам Надин. Клиенты не позволяют, чтобы модели насмехались над ними.

– Я не смеюсь над людьми, я смеюсь над миром, – оправдывалась модель.

– Почему? – спросил Питер, пристально взглянув на нее.

– Чтобы не смеяться над самой собой, и чтобы заставить его, если возможно, смеяться вместе со мной.

– И вы думаете, что вы сумеете это сделать?

– Я хочу попытаться это сделать. И что бы из этого ни вышло, я не заплачу.

– Не в этом ли вся тайна жизни? – сказал Питер Рольс, не отрывая своего взгляда от ее лица.

Неожиданно она улыбнулась ему.

– Вы так думаете? Дайте мне целебный бальзам, и все остальное приложится.

Питер вообще не был глуп, но теперь он не мог понять, что она хотела сказать. Если он угадывал правильно, все это было не так просто, как ей казалось. Но ее слова вызвали в нем желание дать нечто большее, чем чайную ложечку бальзама, девушке, которая всегда смеялась и которая не находилась на постоянной службе у Надин.