Текст книги "Акселерандо"

Автор книги: Чарльз Стросс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 31 страниц)

«Удивительно, что ты не в больнице» – говорит он, разворачивая плоскость разговора. «Неужели в наши дни задачу послеродового восстановления можно отдавать на внешний подряд?»

«Работодатели!» Она выскальзывает из своего пальто и вешает его за широкой дубовой дверью. «Когда достигаешь моего уровня, они субсидируют все, что угодно». На Памеле очень короткое и очень дорогое платье – оружие такого класса не следовало бы выпускать на войну полов без обязательного лицензирования. Но, к удивлению Манфреда, оно не возымело над ним никакого эффекта. Он понимает, что совершенно не способен воспринимать ее пол – будто она принадлежит другому биологическому виду. «Будь ты повнимательнее, ты бы понял».

«Я всегда внимателен, Пэм. Внимание – единственный вид валюты, который я ношу с собой».

«Очень смешно. Ха-ха-ха» – вмешивается Глашвитц. «Вы понимаете, что пока что вы платите мне только за то, что я стою тут и наблюдаю это замечательное представление?»

Манфред разглядывает его. «Вы прекрасно знаете, что у меня нет никаких денег».

«Ах» – Глашвитц улыбается. «Но Вы неправы. Разумеется, судья согласится со мной, что Вы неправы. Отсутствие бумажной документации означает просто, что Вы замели свои следы. И все-таки есть эти нескольких тысяч корпораций, которыми Вы неявно владеете. Вряд ли все это просто так, согласитесь. Там на дне что-то припрятано, верно?»

Из кухни доносится могучий звук, шипящий и булькающий, как сотня ящериц на сковородке. Он возвещает о том, что перколятор[90]90
  Исходно – тип кофеварки, но во время повествования назначение могло быть более общим, да и «перколятор» звучит круче.


[Закрыть] Аннетт почти готов. Левая рука Манфреда шевелится, извлекая невидимые аккорды на воздушной клавиатуре. Избегая любой возможности быть замеченным в этом, Манфред выпускает сводку своей текущей активности, и та вступает в игру на рынке репутаций. Памела исчезает на кухне; Манфред усаживается на диван. «Ваша атака была весьма элегантной» – комментирует он.

Глашвитц кивает. «Это было идеей одной из моих практикантов» – говорит он. «Я не понимаю все эти штучки с DDoS[91]91
  Distributed Denial Of Service Attack, небукв. распределенная атака перегрузкой запросами, цель которой – сделать объект атаки (временно) неработоспособным путем отправки на него очень большого количества запросов (как цыгане выпрашивают мелочь, обступая жертву и отвлекая ее внимание достаточно, чтобы в этот момент подрезать украшения). Обычно в электронном мире для достаточной мощности атаки требуется сеть атакующих устройств и автоматическая рассылка.


[Закрыть], но Лиза выросла на них. Не совсем наши методы, но ведь работает!»

«Эх». Мнение Манфреда об адвокате понижается на пару пунктов. Тут Памела возвращается с кухни с ледяным выражением на лице. Через некоторое время оттуда появляется и Аннетт, сияющая и невинная, с туркой и кружками. Интересно, что же там происходит, думает Манфред, но тут один из электронных агентов быстро шепчет ему что-то на ухо, чемодан испускает заунывный крик и пересылает ему чувство совершенного отчаяния, а дверной звонок звонит снова.

«Так в чем мошенничество?» – продолжает Глашвитц, пододвигаясь неудобно близко к Манфреду и шепча уголком рта. «Где деньги?»

Манфред раздраженно смотрит на него. «Но там нет денег» – говорит он. «Замысел в том, чтобы сделать деньги устаревшими. Разве она не объясняла все это?» Его глаза разглядывают адвоката, его дорогущие наручные часы Patek Philippe и перстень с печаткой и поддержкой Java[92]92
  В начале XXI века – первая получившая распространение универсальная среда исполнения и платформа для приложений, работающая на различных (мобильных, переносных, стационарных, серверных) системах.


[Закрыть].

«Да ну! Вот не надо пытаться кормить меня такими словами. Смотрите, все, что потребуется, это пара миллионов, и тогда Вы сможете выкупить свою свободу, а мне станет все равно. Я здесь исключительно затем, чтобы ваша жена и дети не голодали и не пошли по миру. Мы же оба прекрасно знаем, что у вас где-то спрятан золотой погреб. Просто взгляните на свою репутацию! Вряд ли вы заработали ее, стоя на обочине с шапкой, верно?»

Манфред фыркает. «Вы говорите об элитном аудиторе налоговой службы. Она не пойдет по миру, она получает комиссию за любого бедолагу, которого утащила в застенки, и она родилась с траст-фондом[93]93
  Вклад на имя гражданина, автоматически открываемый в банке при его рождении в некоторых богатых странах. Как Памела его заполучила?


[Закрыть]. Что до меня...» Стереосистема издает сигнал. Манфред снова надевает очки. Шепчущие призраки мертвых артистов неумолчным гулом наполняют его слуховой отдел, требуя отпустить их на свободу. Кто-то снова стучит в дверь, он оглядывается и видит, как Аннетт идет открывать.

«Вы ставите себя в затруднительное положение» – предупреждает Глашвитц.

«Ожидаешь компанию?» – спрашивает Пэм, взгянув на Манфреда и приподняв бровь.

«Не совсем...»

Аннетт открывает дверь, и пара охранников в полной экипировке спецназа шагают внутрь. В руках они сжимают гаджеты, смахивающие на помесь цифровой швейной машинки с гранатометом, а их шлемы утыканы таким количеством датчиков, что напоминают космические зонды 1950-х. «Вот они!» – ясно говорит Аннетт.

«Mais Oui». Дверь сама собой закрывается, и охранники становятся по бокам. Аннетт шествует к Пэм.

«Вы надеялись заявиться сюда, в мое летнее жилище, чтобы здесь обобрать Манфреда?» – говорит она, и фыркает.

«Вы делаете серьезную ошибку, леди» – говорит Памела настолько ровным и холодным голосом, что им можно сконденсировать гелий.

Статический треск от динамика рации одного из солдат. «Нет» – говорит Аннетт, как будто откуда-то издалека – «…никакой ошибки».

Она указывает на Глашвитца. «Вас уведомили о передаче?»

«Передаче?» Адвокат выглядит озадаченным, но кажется, присутствие охранников его не волнует.

«По состоянию на три часа назад» – тихо говорит Манфред, «контрольный пакет компании “холдинг.изобилия.корневой.1.1.1” был продан З.А.О. Афины-акселерант, подразделению венчурного капитала из Маастрихта. Один-точка-один-точка-один – это корневой узел центрального дерева планирования. Афины – не простое ЗАО, они акселеранты – они берут взрывные бизнес-планы и детонируют их». Глашвитц бледнеет – сложно сказать, от гнева ли, или от страха потерять комиссию. «Но на самом деле, Афинами-акселерант владеет компания-оболочка в собственности у итальянской коммунистической партии. А важно на данный момент то, что здесь присутствует исполнительный директор 1.1.1.»

Памелу это, конечно, раздражает. «Детские попытки избежать ответственности?»

Аннетт прокашливается. «Как по-вашему, кого именно вы теперь пытаетесь засудить?» – сладко спрашивает она Глашвитца. «Можно взглянуть на наши законы о нечестном ограничении торговли, если пожелаете. А так же о внешнем политическом вмешательстве, особенно по части финансовых отношений с итальянским правительством».

«Вы не станете...»

«Я – стану». Манфред потирает руками колени и встает. «Уже готово?» – спрашивает он чемодан.

Приглушенные попискивания, и скрипучий синтетический голос произносит: «Выгрузка завершена».

«Ага, хорошо». Он ухмыляется Аннетт. «Время впускать следующих гостей?»

Условный знак, и дверной звонок снова звонит. Охранники скользят в стороны, Аннетт щелкает пальцами, и дверь открывается, впуская пару безупречно одетых гангстеров. В комнате становится тесно.

«Который из вас Макс?» – бросает старший из бандитов, безо всякой очевидной причины вперившись взглядом в Глашвитца и покачивая увесистым алюминиевым чемоданом в руке. «У нас поручение».

«Вы ААОАП, по всей видимости?» – спрашивает Манфред.

«Угадали. Если вы Макс – у меня приказ о задержании...»

Манфред поднимает руку. «Не я вам нужен вовсе…» – говорит он – «…А эта леди». Он показывает на Пэм, застывшую с раскрытым ртом и безмолвно протестующую. «Видите ли, но интеллектуальная собственность, которую вы преследуете, желает быть свободной. И теперь она свободна настолько, насколько возможно – она управляется и защищается сложной системой корпоративных инструментов, размещенной в Нидерландах, а главный акционер, по состоянию на четыре минуты назад – это моя жена Памела, которая присутствует здесь, и скоро станет бывшей». Он подмигивает Глашвитцу. «Правда, она ничего не контролирует».

«Ты хотя бы понимаешь, с кем ты вступил в игру, Манфред?» огрызается Памела, потеряв самоконтроль. Охранники движутся, как будто переглядываясь. Один из головорезов ААОАП, тот, что помоложе и поздоровее, нервно дергает своего босса за куртку.

«Ну...» Манфред берет чашку кофе и делает глоток. Он корчит гримасу: «Пэм добивалась урегулирования развода, не так ли? Наиболее ценные активы из тех, которыми я владел – это права на некий рекатегоризированный продукт сдельного труда, проскользнувший сквозь пальцы ААОАП несколько лет назад. Часть культурного наследия двадцатого века, взятая под замок еще раньше – музыкальной индустрией прошлого десятилетия. Janis Joplin, The Doors, и другие – артисты, которых уже не было с нами, чтобы защитить свои права. Когда музыкальные картели грохнулись, права отправились на прогулку. Я тогда взял их, имея своим замыслом именно отпустить музыку на свободу. Вернуть ее в публичный домен, если уж на то пошло».

Аннетт кивает охранникам. Один из них кивает в ответ и начинает бормотать и гудеть что-то в микрофон на шее. Манфред продолжает. «Я работаю над решением парадокса центрального планирования – задачей выстраивания взаимодействия анклава с центральным планированием и внешней рыночной экономики. Мой добрый друг Джанни Витториа предположил, что у нашего способа решения этой задачи могут быть и другие применения. Формально, я не освободил музыку – я отдал права различным процессам и агентам в сети холдинга изобилия, который в настоящий момент насчитывает один миллион, сорок восемь тысяч пятьсот семьдесят шесть компаний. Они быстро обмениваются друг с другом – любая компания владеет правами на каждую конкретную песню в среднем около, э-э-э, пятидесяти миллисекунд. Теперь поймите, я не владею этими компаниями. Я даже не имею в них никакой доли – я передал Памеле, которая сейчас перед вами, все, что с этого имел. Я выхожу из этого дела, Джанни предложил мне кое-что намного более интересное и вызывающее».

Он потягивает кофе из чашки. Музыкальный мафиози-мордоворот буравит его взглядом. Пэм буравит его взглядом. Аннетт стоит, прислонившись к стене, и похоже, все происходящее ее весьма развлекает. «Может, вы предпочтете уладить дела между собой?» спрашивает Манфред. В сторону, Глашвитцу: «Я не сомневаюсь, что вы оставите свою распределенную атаку перегрузки запросами до того, как я спущу на вас итальянское правительство. Кроме того, вы можете подсчитать, что стоимость активов интеллектуальной собственности, переданных Памеле – стоимость, которую эти джентльмены им приписывают – находится где-то в диапазоне значений, превышающем один миллиард долларов. Но поскольку это больше, чем девяносто девять и девять десятых процента стоимости всех моих активов, вам придется поискать гонорар где-то еще».

Глашвитц осторожно встает. Главарь переводит взгляд на Памелу. «Это действительно так?» – вопрошает он. «Этот чмырь передал вам активы интеллектуальной собственности Сони-Вертельсманн-Майкрософт-Мьюзик? У нас есть претензии на собственность! И вы придете к нам для распространения, а иначе у вас будут большие проблемы».

Второй головорез бурчит в доказательство: «Запомни, эти эм-пэ-три, они вредят здоровью!»

Аннетт хлопает в ладоши. «Не могли бы вы покинуть мои апартаменты, пожалуйста?» Дверь, чуткая, как всегда, открывается нараспашку. «Вы более не являетесь желанными гостями здесь».

«Это означает, что и ты тоже» – добродушно объясняет Манфред Пэм.

«Ты, ублюдок» – плюет она в его сторону.

Манфред натягивает улыбку, пораженный своей неспособностью ответить ей так, как она желает. Что-то изменилось, как будто исчезло между ними. «Я полагал, ты желала получить мои активы. Похоже, связанные с ними обязательства – это чересчур много для тебя?»

«Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Ты, и двоя двух…двухбитная еврошлюха! Я распну тебя за пренебрежение родительскими обязанностями!»

Его улыбка застывает. «Попробуй, и я засужу тебя за нарушение прав на патенты. Геном-то как раз принадлежит мне».

Пэм это застает врасплох. «Ты запатентовал собственный геном? Что случилось с дивным новым коммунистом, свободно делящимся информацией?»

Манфред перестает улыбаться. «Случился развод. И Итальянская Коммунистическая Партия».

Она поворачивается на каблуках и гордой походкой, со своим ручным адвокатом в кильватере, покидает апартаменты, бормоча что-то про коллективные иски и про нарушения акта о защите авторских прав Диджитал Миллениум. Ручная горилла представителя ААОАП хватает Глашвитца за плечо, а охранники выходят из тени, подталкивая весь этот цирк через дверь на лестницу. Дверь быстро захлопывается за ними, отсекая зарождающийся хаос неминуемых рекурсивных исков, а Манфред издает колоссальный вздох облегчения.

Аннетт подходит к нему и опирается подбородком на его макушку. «Как думаешь, подействует?» – спрашивает она.

«Ну, ААОАП еще долго будут остервенело пытаться засудить сеть компаний за распространение музыки по каналам, не контролируемым мафией. Пэм получила права на всю музыку, это погашение ее претензий при разводе, но она не сможет их продать, не пробравшись через всю заваруху. И я оставил на заметку этой акуле закона – если он хочет взять меня, ему следует быть политически пуленепробиваемым. Хм-м-м. Возможно, придется записать в планы не возвращаться в США по эту сторону сингулярности».

«Профит». Аннетт вздыхает. «Не так просто понять твои пути. Как и эту апокалиптическую одержимость сингулярностью».

«Помнишь старую пословицу? Если любишь что-то, отпусти. Я отпустил музыку».

«Но ты же не сделал этого! Ты отдал права...»

«Но перед этим – как раз в последние несколько часов – я выгрузил всю нычку на несколько анонимизированных криптографически защищенных публичных файлообменных систем – так что жди буйного пиратства. А робо-компании настроены мной так, что автоматически будут давать разрешение на любой входящий копирайт-запрос, безо всяких взносов, и будут так делать, покуда бандюки не сумеют их взломать. Но я о другом. Я говорю об изобилии. Мафия никак, в конечном счете, не сможет остановить распространение. Пэм может воспользоваться своим куском пирога, если поймет, как – но она не поймет. Она ведь верит в классическую экономику, в распределение ресурсов при условии их дефицита. Но у информации совсем другие свойства. Чего такого в том, что люди смогут слушать музыку? И потому моя сеть работает не как центральная командная система советского образца, а как файерволл[94]94
  Сетевой экран, защищающий от нежелательного доступа.


[Закрыть], предназначенный для защиты свободной интеллектуальной собственности».

«О, Манфред, ты безнадежный идеалист». Она поглаживает его плечи. «Что бы ни…»

«Дело не только в музыке. Когда мы разработаем работающий артилект[95]95
  Другое название искусственного интеллекта, в основном употребляющееся применимо к сильному ИИ.


[Закрыть], или когда мы поймем, как выгружать сознания, нам потребуются способы защиты их от юридических угроз. Джанни дал мне это понять».

Он все еще объясняет ей, как он заложил фундамент для трансчеловеческого взрыва в начале следующего десятилетия, когда она подхватывает его обеими руками, несет в постель, и совершает с ним неистовые действия нежнейшей близости. Ну и ладно – в это десятилетие он все еще человек.

И это уйдет в прошлое, думает большая часть его метакортекса. И уходит глубже в сеть, забирая с собой раздумья, чтобы его биологическое тело могло испытать древние удовольствия плоти, отпущенной на свободу.

Глава 3: Турист.

Джек Гремучие Пятки несется напропалую, гремя синими выхлопами из-под ног. Его правая рука вытянута, чтобы не потерять равновесие, и сжимает украденную память простака. Жертва так и осталась сидеть позади на жесткой брусчатке. Может, он удивлен и не понимает, что случилось, а может, просто уставился вслед убегающему юнцу. Но Джек уже скрывается за толпой туристов, и шансов поймать вора у жертвы – никаких. Амнезия внезапной атаки, вот как это зовут в полиции, но Джеку Гремучие Пятки нет до этого дела. Главное – это добыча, за которую можно купить еще топлива для его списанных русских армейских сапог-скороходов…

***

Жертва сидит на камнях мостовой, сжимая ноющие виски. Что_случилось? – удивляется он. Мир вокруг – мешанина ярко раскрашенных пятен и быстро меняющихся форм, приправленная оглушительным шумом. Камеры на его ушах перезагружаются снова и снова каждые восемьсот миллисекунд. Они осознают, что остались одни в его персональной сети, и впадают в панику – успокаивающей поддержки центрального узла больше нет, и никто не скажет им, куда направить входящий сенсорный поток. Двое его мобильных телефонов бессмысленно переругиваются о том, кому из них принадлежит сетевая полоса, а его память... исчезла.

Над ним с интересом склоняется высокая блондинка с электрической цепной пилой в розовой пузырчатой упаковке. «С вами все в порядке?» спрашивает она.

«Я...» Он трясет головой, и по ней разливается боль. «Кто я?..» Персональный медицинский монитор регистрирует падение кровяного давления и запускает тревогу. Его сердце колотится, концентрация кортизола в крови взлетает, и судя по всем остальным биологическим показателям, он входит в состояние шока.

«Полагаю, вам необходима скорая помощь» – объявляет женщина. Она бормочет в лацкан: «телефон, вызови скорую». Делает пальцем какое-то движение – наверное, устанавливает навигационную метку. Потом отходит, держа свою электропилу под мышкой. Типичное поведение для южных мигрантов в Северных Афинах[96]96
  Одно из неформальных названий Эдинбурга.


[Закрыть] – слишком много смущения, чтобы испытать участие. Мимо пролетает стайка девушек на мотоконьках, начинает кружится перед его глазами в сложных петлях. Человек снова трясет головой и закрывает глаза. Где-то за мостом на севере раздается сирена скорой помощи.

Кто_я?... – «Я Манфред!» – говорит он в потрясенном изумлении. Он смотрит вверх, на бронзовую статую мужчины на коне, нависшую над толпой, суетящейся на этой стороне улицы. Кто-то налепил голограмму Хеллоу Ктулху[97]97
  Саркастические комиксы о том, что будет, если древний и зловещий бог лавкрафтовской вселенной Ктулху попадет в милую и очаровательную вселенную аниме-комикса Хеллоу Китти. http://comicon.ru/hellocthulhu


[Закрыть] на табличку с именем наездника, и теперь с нее в кавайном приветствии тянутся к нему пушистые розовые тентакли. «Я Манфред? Манфред. Моя память… Что с ней случилось?» Пожилые туристы из Малайзии показывают на него с верхней палубы проезжающего автобуса. Его изводит чувство чего-то ужасающе срочного и необходимого. Я_куда-то_шел – вспоминает он. Чем я был занят? Это что-то потрясающе важное, думает он – но не может вспомнить, что же именно. Он собирался кого-то встретить... Ну!_Почти_вспомнил_же...

***

Добро пожаловать в канун третьей декады, в период хаоса, отличительная черта которого – всеобщий упадок в космической индустрии.

Большая часть мыслящей мощности планеты теперь производится, а не рождается – на каждого человека приходится по десять мощных микропроцессоров, и их число удваивается каждые четырнадцать месяцев. В развивающихся странах рождаемость упала ниже уровня восстановления, и рост населения в них прекратился. В продвинутых государствах наиболее прогрессивные политики ищут пути предоставления гражданских прав и свобод зарождающимся сообществам артилектов.

Исследования космоса, вставшие из-за второй рецессии с начала века, по-прежнему никак не могут сойти с мертвой точки. Правительство Малайзии объявило, что собирается доставить имама на Марс в течение десяти лет, но всем остальным сейчас не до этого.

Сообщество Космических Поселенцев все еще пытается добиться интереса корпорации Диснея, предлагая им медиа-права на свой проект колонии в точке Лагранжа L5[98]98
  Точки Лагранжа – точки устойчивого положения в системе двух тел. Во вращающейся системе координат, где одна ось направлена от центрального массивного тела к обращающемуся вокруг него менее массивному, они неподвижны, и в них можно находиться, не тратя топливо на поддержание положения. L1, L2 и L3 находятся на линии, соединяющей малое тело с центральным, и являются точками неустойчивого равновесия: L1 между телами, вблизи от малого, L2 за малым телом, вблизи от него, L3 за центральным телом, «напротив» малого. L4 и L5 составляют равносторонние треугольники с центральным и малым телом, и являются точками устойчивого равновесия: L4 впереди, а L5 – позади малого тела, если смотреть в направлении его орбитального движения.


[Закрыть]. Они даже не подозревают, что там уже есть колония, и она населена не людьми. Калифорнийские омары, выгрузки первого поколения, обитают там в шатком симбиозе со старыми экспертными системами, и на борту предприятия по добыче полезных ископаемых, основанного Сообществом Франклина, кипит бурная жизнь. Вместе с тем, дальнейшее существование лунной базы Мао оказалось под вопросом из-за продолжающихся сокращений бюджета в китайском космическом агентстве. Похоже, никто из людей не способен придумать, как выйти на самоокупаемость за пределами геостационарной орбиты.

Два года назад Лаборатория Реактивного Движения, Европейское Космическое Агентство и колония омаров на комете Хруничев-7 приняли сигнал явно искусственного происхождения, поступивший извне Солнечной системы. Новости остались без внимания. Если человечество не осилило добраться даже до Марса – какая разница, что происходит где-то еще в сотне триллионов километров отсюда?

***

Портрет загубленной молодости.

Джеку семнадцать лет и одиннадцать месяцев. Он стал незапланированным ребенком и никогда не знал отца. Обществу опеки было даже не на кого наложить алименты, поскольку папа умудрился убить себя в происшествии на стройке еще до того, как там узнали о ребенке. Мать растила его в одиночку в строительном бараке в Хэвике, в комнате с двумя койками. Когда Джек был маленьким, мать работала оператором в центрах приема звонков, но теперь необходимость в людях на другом конце провода отпала, и ниша пересохла начисто. Она устроилась на выкладку товаров в магазинчик при бизнес-хостеле, куда пролетные бизнесмены, несущиеся мимо как туристы в сезон Фестиваля[99]99
  Эдинбургский фестиваль – цепочка независимых фестивалей разнообразного искусства, проходящих в Эдинбурге, столице Шотландии, каждое лето в августе


[Закрыть], заскакивают на виртуальные конференции, но и на эту работу людей больше не зовут.

Мать устроила Джека в местную религиозную школу, откуда его регулярно отчисляли, и к двенадцати годам он окончательно отбился от рук. В тринадцать он уже носил «браслет» – попался на воровстве из магазинов и был освобожден условно-досрочно. В четырнадцать разбился, катаясь на машине, и сломал ключицу. Хмурый шериф-пресвитерианец отправил его тогда к Маленьким Свободным[100]100
  Wee Frees, Свободная Пресвитерианская Церковь Шотландии.


[Закрыть], и надежды на то, что Джек все-таки получит образование, были окончательно разбиты незаконными наказаниями плетью и похоронены под стенами несгибаемых догм.

Теперь Джек – выпускник суровой школы избегания камер видеонаблюдения, с отличием за достижения в применении стеганографии при сочинении алиби. Как он это делает? Высокоплотная среда здесь в помощь: если хочешь кого-нибудь обчистить, сделай это незаметно и в толпе. Если кандидатов слишком много, невозможно будет заключить, что виновен именно ты. Во всяком случае, сперва. Теперь, конечно, полицейские экспертные системы уже у него на хвосте, и если он будет продолжать теми же темпами, через четыре месяца статистическая корреляция перешагнет порог безусловной статистической значимости, и тогда даже слепой увидит, что у Джека рыльце в пуху. И он отправится в соутонскую тюрьму на четыре года.

Но Джек не знает ни в чем суть гауссовой кривой, ни в чем – доказательная сила критерия согласия Пирсона[101]101
  Метод статистического подсчета вероятности того, что выборка событий в действительности соответствует предполагаемому теоретическому распределению.


[Закрыть], и когда он надевает здоровенные очки, сорванные с туриста-ротозея, который пялился на статую на Северном мосту, будущее все еще улыбается ему. А когда они показывают ему, что видел тот турист, и когда объемный шепот наполняет его уши, его улыбка делается еще шире.

«Заскочить на стрелку, да устроить сделку» – шепчут очки. «Встретит борг[102]102
  Борганизм, здесь и далее – несколько тел с общим сознанием.


[Закрыть], сыграй аккорд». В периферическом зрении множатся странные графики в кричащих цветах – ни дать, ни взять, бот-маркетолог накачался кибер-дурью.

«Что за хрень?» – спрашивает Джек, заинтересованный яркими картинками и значками.

«Я твой декартов театр, а ты – мой дирижер» – бормочут очки. «Доу Джонс на пятнадцать пунктов вниз, Индекс Федерализованного Доверия вверх на три. Входящая рассылка: Опровержение причинно-следственной связи между ослаблением общественного контроля за длиной юбок и формой стрижки бороды, и появлением множественной устойчивости к антибиотикам среди грам-отрицательных бактерий. Принимать?»

«А, ничё, справлюсь» – бормочет Джек, и тайфун образов обрушивается на его глаза и таранит барабанные перепонки, необъятный, как суперэго развоплощенного гиганта. Чем, собственно, добыча и является! Очки и поясной мешочек, сорванные с туриста, нашпигованы таким количеством электроники, что на них одних смог бы работать весь интернет эпохи начала тысячелетия. У них чертова прорва пропускной способности, и они полны распределенных процессорных ядер. Они способны одновременно обслужить стопятьсот мудреных поисковых запросов, и в них обитает легион электронных агентов высшего уровня – это солидная часть сообщества мысли их владельца, да и самой его личности. Их владелец – послечеловеческий дух-покровитель сети, некогда бывший предпринимателем бездефицитности, а теперь упрямо отстаивающий собственные принципы, суть которых – в эмансипации искусственного интеллекта. Когда он был в бизнесе, всему, к чему бы он ни прикасался, он служил катализатором, и денежные цветы вырастали там, где ступали его ноги. Теперь он в политике – он стал организатором закулисных переговоров, тем, кто знает, как устраивать коалиции там, где больше никто не может. И Джек украл его память.

В оправе очков есть встроенные микрокамеры, а в их дужках – микрофоны, и все, что очки видят и слышат, отправляется сначала в голографическое хранилище на поясной сумке, а потом в сеть, на распределенные узлы. Одного терабита[103]103
  1 099 511 627 776 двоичных бит информации,128 гигабайт – получается 1 мегабит в секунду, и это очень мало, учитывая, что поток данных по зрительным нервам даже по настоящим современным представлениям аппроксимируется 10 Мбит/с с учетом сжатия. Возможно, это относится к коммерчески доступным устройствам непрерывной сенсорной записи, а емкость поясной сумки Манфреда и пропускная способность его записывающей системы могла быть намного больше, учитывая, что уже в чемодане из второй главы был триллион терабайт емкости. И опять-таки, триллион терабайт на 10 кг – это несколько атомов на бит, откуда он взял такой чемодан в то время?


[Закрыть] хватает на четыре месяца – хранение информации обходится очень дешево... Однако дело тут не в хранении, а кое в чем гораздо более необычном. Манфред направил входящий сенсорный поток напрямую сообществу агентов, и он устроил систему перекрестной адресации между внутренней и внешней памятью. Во всем мире выгрузке человеческого сознания еще только предстоит стать практикой, но Манфред уже осуществил ее обходным маневром.

В самом глубоком смысле этих слов, очки – это и есть Манфред, кто бы не был владельцем глазных яблок за их линзами. И это весьма удивленный Манфред! Но он берет ноги в руки и, несмотря на странную пустоту в голове (там болтается запрос о запчастях для русских армейских скороходов, но это может подождать), отряхивается от пыли и направляется на встречу в другой конец города.

***

Тем временем на другой встрече отсутствие Манфреда уже было замечено. «Что-то не так. Определенно, что-то не так» – говорит Аннетт. Она поднимает зеркально поблескивающие очки и протирает глаза. Видно, что она обеспокоена. «Почему он не отвечает в чате? Он знает, что у нас запланировано это совещание. Разве это не странно?»

Джанни кивает, поднимает на нее взгляд, и откидывается на спинку кресла. Он тычет рукой в отполированную до блеска столешницу из розового дерева, отчего текстура дерева плывет, и в его рисунке появляется что-то необычное. Это – точечные стереограммы, при взгляде через очки расшифровывающиеся в конфиденциальную информацию. «Он ехал в Шотландию по моему поручению» – говорит Джанни спустя мгновение. «Деталей не вижу – они под защитой личной информации. Но если ты туда съездишь, то, как ближайший родственник, сможешь раскопать больше. Он собирался поговорить с Сообществом Франклина, лицом к лицу, один со всеми...»

Офисный переводчик хорош, но на коррекцию формы губ при переводе с итальянского на французский его не хватает. Аннетт напрягается: ей приходится воспринимать слова только на слух, ведь его губы говорят совсем не то, что он сам – как в фильме с плохим дубляжем. Даже дорогие и современные импланты, как у нее, еще не способны напрямую обращаться к зоне Брока[104]104
  Область в мозгу, отвечающая за речь.


[Закрыть], и Аннетт не может просто подключить пакет детализированной грамматики итальянского. Да, их виртуальная реальность скрупулезно детализирована, а их средства коммуникации – лучшее, что можно купить за деньги, но сровнять языковой барьер с землей они пока не способны. К тому же, есть отвлекающие факторы, например – неестественная граница раздела между розовым деревом и черным камнем прямо посередине стола, или странные воздушные потоки, которые совсем не соответствуют комнате такого размера. «Что пошло не так? Его голосовая почта что-то загоняет, но убедительно врать она не умеет».

Джанни тоже начинает волноваться. «Манфреду свойственно делать что-то у себя на уме и никого не предупреждать. Но это чересчур. Он бы должен был сначала сообщить кому-нибудь из нас» Манфред с самого начала, с той давней встречи в Риме, когда Джанни предложил ему работу, был ключевой фигурой его команды, мастером и посредником, отправлявшимся к людям и решавшим их проблемы. Потеря его на этом этапе расстроила бы все планы, и к тому же, он – друг.

«Мне это тоже не нравится». Аннетт встает. «Если он сейчас не перезвонит...»

«То ты отправишься и его отыщешь».

«Oui[105]105
  «Да» (фр.)


[Закрыть]». Улыбка мелькает на ее лице, и тут же сменяется хмурым беспокойством. «Что с ним могло случиться?»

«Что угодно. Или ничего» Джанни пожимает плечами. «Но продолжать без него мы не можем». Он бросает предупреждающий взгляд. «И без тебя – тоже. Не попадайтесь в руки борга, оба».

«Не переживайте. Я сейчас поеду и приведу его обратно, что бы ни случилось». Она встает, спугнув крадущийся под ее столом пылесос. «Оривуар!»

«Чао».

Она уходит из своего офиса, и Джанни с мерцанием исчезает за ее спиной, оставив только монотонно-серую стену за погасшим проектором. Джанни сейчас в Риме, она – в Париже, Маркус – в Дюссельдорфе, а Ева – во Вроцлаве. Их цифровые каморки разбросаны по всей Европе, но пока они не пытаются пожать друг другу руки, можно болтать друг с другом как угодно. Несколько уровней анонимизации на линиях сообщения – не помеха ни доверию, ни грязным шуткам.

Джанни пытается выбраться за пределы региональной политики и выйти на арену национальных интересов Европы. Работа его избирательной группы – их задача – состоит в том, чтобы помочь ему занять кресло представителя по делам искусственного интеллекта в Комиссии Конфедерации – а оттуда уже можно заняться раздвиганием границ послечеловеческого мира в дальний космос и далекое будущее. И это делает потерю ключевой фигуры их команды, штатного футуролога и посредника, чертовски выгодной кое-кому. У стен есть уши, и не все мозги, к которым они подключены, являются человечьими.

Аннетт взволнована гораздо больше, чем она позволила себе выказать перед Джанни. Для Манфреда достаточно необычным было бы любое выпадение со связи – тем более с ней. Его агент-секретарь отгородился от нее глухой стеной, и это не лезет ни в какие ворота. Вот уже два года, как ее апартаменты стали для него... если не домом, то лучшим кандидатом на эту роль. Что-то тут нечисто. Вечером Манфред выскользнул наружу, сказал, что отлучится на всю ночь – и теперь он не отвечает. Джанни намекал что-то об особом поручении, но она тревожится все больше. Может_это_его_бывшая_жена? Вряд ли, от Памелы никогда не приходило ничего особенного, разве что саркастические открытки, присылаемые ею на дни рождения дочери Манфреда, которую тот ни разу и не встречал. Музыкальная_мафия? Письмо-бомба_от_Американской_Ассоциации_Охраны_Авторского_Права? Но его медицинский монитор вопил бы во всю глотку, случись что-то подобное.

Аннетт устроила все так, что ему стало нечего бояться крышевателей интеллектуальной собственности. Она дала ему поддержку, в которой он нуждался, а он помог ей найти ее собственный путь. Вспоминая, как многого они добились вместе, она неизменно чувствует счастье и тепло. И именно поэтому сейчас она так встревожена. Сирена не прозвучала!

Аннетт вызывает такси до Шарль де Голля. К моменту прибытия в аэропорт она уже успевает задействовать свою парламентскую карту и забронировать сиденье в административном классе на ближайший A320 в Тёрнхаус, аэропорт Эдинбурга, и заказать гостиницу, а так же транспорт от аэропорта. Самолет набирает высоту над Ла-Маншем, и тут до нее доходит значение последнего сказанного Джанни на встрече. Не имел ли он в виду, что Сообщество Франклина может представлять опасность?