Текст книги "Акселерандо"

Автор книги: Чарльз Стросс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 31 страниц)

Земля поет дурацкую песенку.

«Сила тяготенья в глубине сильней,

Жажду притяженья я любви своей!»

Ее ноги ударяют в платформу, выступающую из бока капсулы, как карниз для самоубийц. Металлизированная липучка держит крепко, и Амбер, натягивая стропы, разворачивается боком к капсуле, чтобы посмотреть в сторону. Капсула весит пять тонн – ненамного больше древнего “Союза” – и под завязку набита не переносящей жестких условий, но необходимой всячиной. Сбоку растет здоровенная узкоугольная антенна. «Надеюсь, ты хорошо знаешь, что делаешь» – говорит кто-то по внутреннему каналу.

«Ну разумеется, я...» Она запинается. Эта списанная из НПО «Энергия» железная дева, полная чудаческих трубопроводов, не ведает широкополосной связи, и в одиночестве накатывает клаустрофобия и беспомощность. Некоторые части сознания тут просто не работают. Давным-давно, когда Амбер было четыре, Матушка сводила ее в известный пещерный комплекс где-то на Западе. Стоило гиду там, в пол-километре под землей, отключить свет, и она не смогла сдержать возглас удивления. Темнота протянулась к ней и коснулась ее. Теперь ее пугает не темнота, а безмысленность. Впереди – сто километров вниз, на поверхности – только дурацкий щебет роботов компании, а на протяжении всей дороги вообще не встретить ни одного сознания. Все, что делало вселенную дружественной для приматов средой, осталось на борту гигантского корабля, и теперь он исчез где-то за затылком. Амбер борется с желанием сбросить ремни и пуститься назад, по пуповине, связывающей капсулу с Сангером. Все_будет_отлично, заставляет она себя подумать. Амбер не вполне уверена, что это так – значит, сейчас нужно попытаться заставить себя в это поверить. «Это просто страх оказаться далеко от дома. Я читала про это – все хорошо, я справлюсь».

В ушах раздается забавный высокий пересвист. На мгновение на ее шее выступает ледяной пот, и звук обрывается – какое-то время Амбер, замерев, напрягает слух. Когда звук повторяется, она узнает его – это кошка, обычно разговорчивая, теперь свернулась в тепле герметизированной части капсулы, и храпит.

«Погнали» – говорит она. «Пора выкатывать нашу телегу». Речевой макрос где-то глубоко внутри стыковочного оборудования Сангера распознает подлинность ее голоса и бережно отпускает капсулу. С хлопком срабатывает пара маневровых двигателей, по всей капсуле проходит гулкая басовая вибрация – и Амбер в пути.

«Амбер, как все идет?» Знакомый голос в ушах. Она моргает. Прошло полторы тысячи секунд – уже почти пол-часа.

«Робес-Пьер? Уже нарезал парочку аристократов?»

«Хе!» Пауза. «А я могу разглядеть твою голову отсюда».

«И как она?» – спрашивает она. В горле застрял ком, и Амбер не может понять, почему. Пьер, наверное, подключился к одной из маленьких камер-датчиков приближения, усеивающих снаружи корпус корабля-матки, и наблюдает за ее падением.

«Безупречно, как всегда» – лаконично сообщает он. Еще одна пауза, в этот раз длиннее. «Слушай, это офигенно. Су Ан передает привет, кстати».

«Су Ан, привет» – отвечает Амбер, подавляя желание перегнуться назад и поглядеть наверх (относительно ее ног, а не вектора движения). Вдруг корабль еще виден?

«Привет» – застенчиво говорит Ан. «Ты очень смелая...»

«Ага… А я так и не обыграла тебя в шахматы». Амбер хмурится. Су Ан и ее мудреные сконструированные водоросли. Оскар и его жабы с фармацевтического завода. Она знала этих людей три года и частенько их не замечала, но теперь, похоже, ей их не хватает. «Послушайте, а заходите как-нибудь в гости?»

«Ты хочешь нас в гости?» В голосе Ан звучит неуверенность. «Когда все будет готово?»

«О, достаточно скоро». Принтеры на поверхности, производящие четыре килограмма структурированной материи в минуту, уже построили для нее кучу всего: купол жилого отсека, оборудование для фермы с водорослями и креветками, экскаватор, чтобы забросать все это грунтом, шлюзы. И даже синюю кабинку. Все это разбросано там, внизу, и дожидается своего часа, когда Амбер все соберет и переедет в свой новый дом. «Как борги вернутся с Амальтеи, уже будет готово».

«Что? Говоришь, они собрались куда-то? Откуда знаешь?»

«Порасспроси их» – говорит Амбер. На самом деле, Сангер собрался встряхнуться и поднять свою орбиту до внешних лун во многом именно ради нее. Амбер хочет побыть в одиночестве и тишине как минимум пару миллионов секунд – и Сообщество Франклина оказывает ей большую честь.

«Опережаешь на вираже, как и всегда» – вставляет Пьер, и Амбер улавливает сквозь линии связи что-то вроде обожания.

«Того же и тебе» – отвечает она чересчур поспешно. «Как налажу цикл жизнеобеспечения – приходи!»

«Конечно, я приду» – отвечает он. По поверхности капсулы рядом с ее головой разливается красный отблеск. Она смотрит наверх, и видит, как Сангер выбрасывает синий выхлоп, прямой и сверкающий, как луч лазера – он включает маршевый двигатель.

***

Проходит тридцать миллионов секунд, почти десятая часть юпитерианского года.

Имам задумчиво потягивает бороду, вглядываясь в окно диспетчера. Пилотируемые корабли теперь прибывают в систему Юпитера каждый цикл, и в пространстве, определенно, начинается толкучка. Когда он прибыл, здесь насчитывалось не более двухсот человек. Теперь же здесь население небольшого города, и как показывает карта зоны сближения на дорожном мониторе, большая часть населения обитает в центре. Он делает глубокий вдох, пытаясь не замечать вездесущий запах старых носков, и сосредотачивается на изучении карты. «Компьютер, что с моим коридором?» – спрашивает он.

«Данные по вашему коридору: продолжительность окна для начала маневра сближения – шестьсот девяносто пять секунд с этого момента. Максимальная скорость: десять метров в секунду в пределах десятикилометровой зоны, снижается до двух метров в секунду в радиусе одного километра. Принимаю карту запрещенных векторов тяги». На карте загораются красным сектора, отгороженные, чтобы выхлоп двигателей не повредил другие аппараты в зоне сближения.

Садек вздыхает. «Сближаемся с использованием системы “Курс”. Предполагаю, она у них поддерживается?»

«Система поддержки наведения и стыковки “Курс” доступна до уровня оболочки три».

«Хвала Аллаху». Садек копается в меню системы наведения, настраивая симуляцию программного обеспечения устаревшей (но весьма надежной) системы стыковки “Союзов”. Наконец-то можно на пару минут предоставить корабль самому себе. Он глядит вокруг: два года он прожил внутри этой канистры, и скоро выйдет за ее порог. В это сложно поверить.

Неожиданно радио, обычно тихое, трещит и оживает. «Браво Один Один, это имперская диспетчерская служба. Требуется словесный контакт, прием».

Садек вздрагивает от удивления. Голос, как у столь многих слуг Ее Величества – нечеловеческий – его размеренный ритм выдает голосовой синтезатор. «Браво Один Один диспетчеру, я слушаю вас, прием».

«Браво Один Один, мы предоставляем вам коридор посадки в туннеле четыре, шлюз дельта. Система “Курс” активна, подтвердите установку наведения на семь-четыре-ноль и подчинение нашему контроллеру».

Он наклоняется над экраном и быстро проверяет настройки системы стыковки. «Диспетчер, все в порядке».

«Браво Один Один, ожидайте вашей очереди».

Диспетчерская система ведет его капсулу типа 921 к свиданию в скалах, и следующий час проходит в медлительном ожидании. Потом Садек замечает полоску оранжевой пыли на оптическом стекле одного из смотровых глазков – и пока локатор отсчитывает последний километр, он занимается герметизацией защитных оболочек и укреплением всего, что может отвалиться при стыковке. Наконец Садек разворачивает молитвенный коврик перед консолью и десять минут неподвижно висит над ним, закрыв глаза и молясь. Не посадка беспокоит его, а то, что за ней последует...

Владения Ее Величества простерлись перед потрепанным модулем полукилометровой, слегка покрытой ржавчиной снежинкой. Ее ядро скрывается глубоко внутри хрупкого снежного кома луны, и из нагромождения сероватых глыб, как лучи офиуры, тянутся к горизонту Юпитера радиальные плечи станции. От магистральных ветвей, разделенные регулярными интервалами, отходят тонкие волоски, фрактально ветвящиеся вплоть до молекулярного уровня, а у корней массивной структуры, как грозди винограда, лепятся кластеры жилых капсул. Садек уже может разглядеть громадные, сверкающие стальными бликами петли генератора, повисшие на концах снежинки, и вьющуюся вокруг них искрящуюся плазму. А за ними темной радугой раскинулись в небе кольца Юпитера.

Наконец-то потрепанная капсула заходит на финальное сближение. Садек внимательно следит за потоком данных системы “Курс”, подключив его прямо к полю зрения, и наблюдает, как вид с внешней камеры заполняет близкое нагромождение скал и жилые модули-виноградные грозди-жилые. Изображение отдаляется, и на нем показывается часть выпуклой внешней стенки корабля. Садек закусывает губу, готовый ударить по клавише перехода на ручное управление и уйти на второй круг, но темп снижения замедляется, и когда на сверкающем металлическом конусе стыковочного отсека прямо перед ним становится возможным разглядеть царапинки, скорость падает до сантиметров в секунду. Легкий толчок, дрожь, раскатистый дробный перестук срабатывающих защелок на стыковочном кольце – и он прибыл.

Садек снова делает глубокий вдох и пробует встать на ноги. Здесь есть некоторое тяготение, но для ходьбы его явно недостаточно. Он как раз собирается направиться к консоли систем жизнеобеспечения, и замирает: с той стороны стыковочного узла доносится какой-то звук. Он поворачивается, и в этот самый момент люк открывается. С шипением выравнивается давление, облачко конденсата рассеивается, и...

***

Ее Императорское Величество сидит в тронном зале, с мрачным видом перебирая на пальце новое кольцо с печатью, созданное для нее шталмейстером. Это – почти пятидесятиграммовый кусок структурированного углерода, сидящий на простой полоске из иридия, добытого с астероида, и поблескивающий синими и фиолетовыми искрами интегрированных лазеров. Это кольцо – не только жемчужина имперской коллекции драгоценностей. Оно – оптический маршрутизатор, часть системы управления промышленной инфраструктурой, которую она строит здесь, на краю солнечной системы. Ее Величество облачена в простые черные армейские штаны и свитер с коротким рукавом, сотканный из тончайшего паучьего шелка и стекловолокна, и ее ступни обнажены – ее вкус можно лучше всего описать как “юношеский”, к тому же некоторые стили в микрогравитации просто непрактичны. Но на ее голове сидит корона – ибо она является монархом. И с ней кошка, или искусственное создание, считающее себя кошкой, которое спит сейчас на спинке ее трона.

Королевская фрейлина (а по совместительству – и инженер гидропоники) подталкивает Садека к дверям и отплывает обратно. «Если вам что-либо потребуется, просто попросите» – застенчиво говорит она, приседает в поклоне и, сделав бочку, летит прочь. Садек приближается к трону, ориентирует себя в соответствии с полом (сделанным из простой плиты черного композита, из которой трон вырастает, как экзотический цветок), и ждет, пока ему не уделят внимание.

«Доктор Кхурасани, я полагаю?» Она улыбается ему – не беспечной детской ухмылкой, но и не деланной и знающей улыбкой взрослого – это просто теплое приветствие. «Добро пожаловать в мое королевство. Пожалуйста, не стесняйтесь использовать все необходимые служебные системы, и я желаю вам самого приятного пребывания».

Садек не подает признаков волнения. Королева юна – на ее лице еще сохранилась детская округлость, и микрогравитация подчеркивает ее, но было бы большой ошибкой считать это лунное лицо признаком незрелости. «Благодарю королеву за ее снисхождение» – бормочет он избитые слова. За ее спиной стены сверкают как алмазы, как мерцающие глубины калейдоскопа – это место уже стало крупнейшей внемировой гаванью земного инфопространства. Ее корона, больше похожая на маленький шлем, закрывающий макушку и затылок, тоже поблескивает и мерцает дифракционными радугами, но большая часть эмиссии приходится на ближний ультрафиолет, и потому невидима, за исключением легкого сияния, окружающего ее голову, как гало.

«Присаживайтесь» – предлагает она, приглашая его жестом. С потолка выстреливает и разворачивается воздушный гамак для микрогравитации, развернутый по направлению к трону, и замирает в ожидании. «Должно быть, вы устали. Следить за целым кораблем в одиночку – изматывающее занятие» Она хмурится, с печалью или сожалением, как будто что-то вспоминая. «Два года – почти непревзойденный срок».

«Ваше Величество слишком добры». Садек оборачивает гамак вокруг себя и разворачивается к ней. «А Ваши труды, я верю, были плодотворными».

Она пожимает плечами. «Я продаю то, чего на любом рубеже больше всего не хватает». Промелькнувшая ухмылка. “Это не дикий Запад, не так ли?”

«Правосудие не продается» – сухо говорит Садек. И мгновение спустя: «Примите мои извинения, я не имел ввиду оскорблений. Я всего лишь верю, что если вы объявляете вашей целью обеспечение главенства закона, тогда то, что вы продаете, должно быть чем-то иным. Правосудие, не являющееся божественным и проданное тому, кто больше всех предложил, не является правосудием».

Королева кивает. «Оставляя в стороне вопрос божественности, я согласна. Я не предлагаю правосудие на продажу. Но я продаю места под юрисдикцией. Новый рубеж оказался гораздо теснее, чем все ожидали, не так ли? Нашим телам все еще могут потребоваться месяцы на путешествие между мирами, но слова, аргументы и доводы находят нас всего лишь за секунды и минуты. И если человек согласен подчиняться нашим сводам, он защищен от принуждений, во всяком случае – пока принудители не подобрались слишком близко. Кроме того, все согласны, что моя законодательная основа легче для исполнения и лучше приспособлена к транс-юпитерианскому пространству, чем любая земная». В ее голосе появляются нотки стали и вызова, ее гало вспыхивает, и стены тронного зала разгораются ответным ответным сиянием.

Пять_миллиардов_входящих_соединений,_если_не_больше, восхищается Садек. Корона – чудо инженерной мысли, а ведь большая часть конструкций скрывается в стенах и в полу этого необъятного сооружения. «Есть закон, открытый нам Пророком, да святится его имя, и есть закон, который мы можем установить, анализируя его умыслы. Есть и другие формы закона, и люди, живущие в соответствии с ними, а интерпретации закона Божия разнообразны даже среди тех, кто изучает Его творения. Как в отсутствие слова Пророка можете узнать Вы компас морали?»

«Гм-м». Она постукивает пальцами по подлокотнику трона, и сердце Садека проваливается куда-то. Он слышал эти истории от рейдеров-перехватчиков, от бандюг из советов директоров, от признанных мастеров “зеленого шантажа”, которые знают все те земные законы, из которых произошла здешняя адская законодательная смесь, как свои пять пальцев… Как она может приобрести субъективный год опыта всего за минуту, и как она может вырвать твои воспоминания из кортикальных имплантов и заставить тебя снова и снова переживать в своем кошмарно мощном сим-пространстве моменты своих худших ошибок. Она – королева. Она – первый человек, который заполучил в своем владении такое количество массы и энергии, что оказался способным обогнать весь мир в императивных технологиях, она первая, кто установила свою собственную юрисдикцию, и она – первая, кто, пользуясь этим, объявила легальными определенные эксперименты, открывающие к исследованию все перекрестки и дальние просторы в царстве массы, энергии и информации. Она – форс-мажором, непреодолимое обстоятельство: теперь даже инфовоины Пентагона признают автономию Империи Кольца. Тело, сидящее перед ним на троне, на самом деле содержит лишь малую часть ее личности. Она ни коим образом не является первой выгрузкой, ни частичной, ни полной, но она – первый порыв той бури, которая разыграется, когда высокомерные достигнут своей цели, разбора планет и превращения всей достижимой во Вселенной пассивной материи в основу мыслительной мощи.

И он только что поставил под сомнение правоту ее представлений, прямо в ее присутствии.

Губы королевы изгибаются... и превращаются в широкую плотоядную ухмылку. Кошка за ее спиной встает, потягивается и воззревается на Садека сузившимися глазами.

«Знаете… Это первый раз за несколько недель, когда кто-то говорит мне, что я набита дерьмом. Вы не разговаривали снова с моей матерью, верно?»

Время почувствовать себя неуютно. Садек неловко пожимает плечами. «Я подготовил решение» – наконец медленно произносит он.

«А-а». Амбер поворачивает гигантское алмазное кольцо вокруг пальца. Потом смотрит ему в глаза, и в ее взгляде сквозит беспокойство. Впрочем, как теперь убедить ее последовать любому решению?

«Подводя черту: ее намерения не чисты» – коротко говорит Садек.

«Означает ли это именно то, что, как я думаю, это означает?» – спрашивает она.

Садек снова делает глубокий вдох. «Да, я думаю, это так».

Улыбка возвращается на ее лицо. «И теперь с этим покончено?» – спрашивает она.

Он приподнимает черную бровь. «Только если Вы сможете доказать мне, что обладаете высокой моралью в отсутствие божественного откровения».

В следующую секунду он обнаруживает себя весьма удивленным ее ответом. «О, разумеется. Получение божественных откровений – это следующая часть плана».

«Что, от инопланетян??»

Кошка с выпущенными когтями аккуратно спускается к ней на колени, ожидая рук и ласки. Она больше не спускает с него своих глаз.

«Где еще?» спрашивает Амбер. «Доктор, я ведь не убедила Сообщество Франклина ссудить мне все необходимое для строительства этого замка просто в обмен на юридическую бумажную работу и, эм-м, обеспечение некоторых интересных освобождений и разрешений от Брюсселя. Там, в небе, есть целая инопланетная сеть с коммутацией пакетов – мы знали о ней уже годы, и мы принимаем утечку с маршрутизаторов. Так вот, похоже, не так далеко отсюда в реальном пространстве есть точка подключения. Гелий-3, обособленная юрисдикция, тяжелая промышленность на Ио – у всей этой деятельности есть цель».

Садек облизывает внезапно пересохшие губы. «Вы хотите переслать адресный ответ?»

«Нет. Гораздо лучше: мы собираемся отправиться к ним в гости. Сократить цикл задержки сигнала до обмена в реальном времени. Мы пришли сюда, чтобы построить корабль и нанять команду, даже если нам придется пожрать всю систему Юпитера в качестве цены за изыскания».

Кошка зевает и пригвождает его взглядом, разящим за километр. «Глупая девочка хочет отправиться со своей высокой моралью на встречу с чем-то, наделенным настолько мощным разумом, что оно может оказаться богом» – говорит она. «И ей надо убедить галерку, что у нее, у закаленного атеиста, найдется для него место в голове. Так что ты здесь в самый раз, монах-примат. На первом межзвездном корабле, который готовится к старту в системе Юпитера, открыта вакансия корабельного теолога, и думаю, я бы не смогла убедить тебя отказаться от предложения?»

Глава 5: Маршрутизатор.

Несколько лет спустя двое и кошка собрались хорошенько напиться в баре, которого не существует.

В воздухе посреди бара повисло клубящееся облако релятивистского дыма. Это – стелларий[163]163
  Программа-астрономический симулятор, рисующая звездное небо и отображающая различные явления и эффекты.


[Закрыть], передающий точное изображение пространства за воображаемыми стенами. У двери звездные цвета сдвинуты в сторону фиолетового, середина раскрашена радужным туманом, а у помоста сзади облако звезд оттенено приглушенно-красным. Аберрация звездного света постепенно появилась в последние несколько месяцев, отражая выход в релятивистский полет. Видимое перемещение звезд надо еще заметить, постоянная ссылка на монитор консоли управления не так наглядна, а вот допплеровский эффект – верный способ даже для подвыпившего пассажира ощутить, как пугающе быстро движется Выездной Цирк. Недавно кинетическая энергия корабля превзошла половину его энергии покоя, и теперь каждый грамм его массы таит в себе мощь атомной бомбы.

Рыжая с коричневыми полосками кошка – которая решила быть кошкой именно для того, чтобы смущать людей, считающих, что рыжими бывают только коты – вальяжно разлеглась на дощатом полу перед баром, как раз под серединой звездной радуги. Единственный доступный на корабле луч солнечного света, конечно, падает откуда-то прямо на нее. В тенях в дальнем конце бара склонились над столом два человека, погруженные в свои невеселые мысли. Один нянчит в руках бутылку чешского пива, второй – полупустой стакан с коктейлем.

«Если бы она давала знать хоть как-то... не было бы так хреново» – говорит один из них, наклонив бутылку с пивом и разглядывая осадок на дне. «Коне-е-ечно. Зачем ей уделять столько внимания? Но я не знаю, кто я для нее…»

Второй откидывается на спинку стула и, прищурясь, рассматривает выцветшую коричневую краску на потолке. «Спроси у того, кто знает, делов-то? Другое дело, если б ты знал, тебе было бы не о чем мечтать. И имей в виду, то, чего хочет она, и то, чего хочешь ты, может оказаться разными вещами».

Первый запускает пятерню в волосы. Состаривающее прикосновение заставляет мелкие черные кудри на мгновение блеснуть серебром. «Скажи, Пьер, делать покровительственные заявления – это все, чему ты научился, трахаясь с Амбер?»

Пьер глядит на него, источая взглядом столько яда, сколько, наверное, может произвести дополненный девятнадцатилетний. «Скажи спасибо, что у нее нет здесь ушей». Он крепко сжимает стакан в руке, но действующая в баре модель физики не позволяет ему раздавить его. «Ты нажрался, Борис».

В направлении, где сидит кошка, ледяными колокольчиками раздается смех. «Заткнись, ты» – говорит Борис, глядя в сторону кошки. Он опрокидывает бутылку, и муть со дна льется в его глотку. «Наверное, ты прав. Извини. Не хотел говорить грубо о королеве» Он пожимает плечами и ставит бутылку на пол. Потом снова жмет плечами. «Тоска одолевает».

«Хорошо она тебя одолевает» – замечает Пьер.

Борис снова вздыхает. «Очевидно. А вот если б мы поменялись местами...»

«Да-да-да, ты бы мне сказал, что в погоне есть удовольствие, и что если ты славно приударил, а не сидел сиднем, ты почувствуешь себя совсем по-другому, даже если тебя отошьют, а я, одинокий и мрачный, не поверил бы ни единому твоему слову, и так далее». Пьер фыркает. «Жизнь не честная штука, прими это».

«Пойду ка я». Борис встает.

«Держись подальше от Ан» – говорит Пьер, еще испытывая раздражение. «По крайней мере, пока не протрезвеешь».

«Тихо ты, я уже. На что мне сторожевая ветвь[164]164
  На момент повествования уже можно детально управлять всеми подсистемами сознания. Поток – просто мыслительный процесс, занятый чем-то одним, ветвь – часть сознания, наделенная чертами личности, отражение – полная копия вектора состояния, отдельно созданная для выполнения каких-либо целей. В других местах ветвь – это отражение, долгое время существовавшее как самостоятельная личность – обычно это ясно из контекста. Сторожевая ветвь – тот мудрый наблюдатель, который обычно стоит на краю сознания и трезво анализирует все происходящее.


[Закрыть], по-твоему?” Борис раздраженно моргает. «Усиливаю социальный контроль. Гм-м, обычно он не позволяет так напиться. Во всяком случае, когда возможен публичный ущерб репутации».

Он медленно растворяется в разреженном воздухе, и Пьер остается в баре наедине с кошкой.

«Сколько еще нам терпеть эту фигню?» – громко вопрошает он. Нервы истрепались, и в карманной вселенной корабля споры, кажется, могут плодиться вечно.

Кошка даже не оглядывается. «В нашей текущей системе отсчета мы сбрасываем отражатель и начинаем торможение через два миллиона секунд. Вернемся домой через пять-шесть».

«Большой разрыв. Какое отставание от основной культуры уже накопилось?» расслабленно спрашивает он, и щелкает пальцами: «Официант! Еще коктейль. Такой же, если можно».

«О, наверное, десяти– или двадцатикратное по сравнению с самим уровнем прогресса в системе на момент вылета» – говорит кошка. Если ты следил за новостями из дома, то, наверное, заметил значительное ускорение прогресса в использовании маршрутизаторов с коммутируемой квантовой запутанностью. Там происходит еще одна сетевая революция, только эта завершится за месяц, потому что они используют уже имеющиеся подземные сети темноволокна».

«Коммутируемая...запутанность?» Пьер качает головой, задумавшись. Безликий официант в черном галстуке и длинном накрахмаленном фартуке идет через бар и подносит ему стакан. «Кажется, это я почти способен понять. А что еще?»

Кошка перекатывается на бок, выпускает когти и потягивается. «Погладишь – расскажу» – предлагает она.

«Пошла бы ты, туда же, откуда пришла» – отвечает Пьер. Он берет стакан, снимает глясе – вишенку на коктейльной палочке – швыряет ее в сторону спиральной лестницы, ведущей вниз в туалет, и разом опрокидывает в глотку почти все содержимое стакана, розовую тающую жижу с послевкусием карамелизованных шестиуглеродных сахаров и этанола. Он с размаху ставит стакан обратно, и едва не расплескавшиеся остатки свидетельствуют о том, что он тоже балансирует на краю серьезного подпития. «Торгаш!»

«Влюбленный наркозависимый примат» – беззлобно ответствует кошка. Она перекатывается на ноги, выгибает спину и зевает, показывая миру белоснежные клыки. «Эх вы, обезьяны. Если бы я заботилась о вас, мне пришлось бы забрасывать песочком за вами». В кошачьем выражении сквозит смущение. «То есть, хоронить бы мне вас пришлось» Она снова потягивается и оглядывается на пустой бар. «Кстати говоря, когда ты собираешься извиниться перед Амбер?»

«Я не собираюсь перед ней извиняться, мать твою!» – кричит Пьер. Он пытается уйти от следующей за этим неловкой тишины, попытавшись осушить стакан, но первым в глотку попадает лед, и Пьер, закашлявшись, разбрызгивает половину содержимого по столу. «И не подумаю» – тихо сипит он.

«Гордость зашкаливает, а?» Кошка шествует к краю бара, подняв хвост и загнув его кончик в кошачьем знаке вопроса. «Как и у Бориса с его подростковой озабоченностью женщинами? Вы, приматы, так предсказуемы. И кто догадался запустить межзвездный корабль с командой подростков-послелюдей?»

«Иди нафиг» – говорит Пьер. «Мне тут предстоит как следует выпить».

«По Максимуму, предполагаю» – многозначительно отвечает кошка, отворачиваясь. Но угрюмый юноша не находится, чем ответить, разве что наколдовать из бездонных корабельных запасов еще выпивки.

***

Тем временем, в другом разделе ячеистой реальности Выездного Цирка другая версия все той же самой кошки (имя – Айнеко, характер – саркастический) беседует с дочерью своего бывшего владельца, с королевой Империи Кольца. Аватару Амбер на вид лет шестнадцать, у нее растрепанные светлые волосы и заостренные скулы. На самом деле все не так: в субъективной системе отсчета Амбер сейчас половина третьего десятка, но видимый возраст немногое значит и в сим-пространствах, населенных выгруженными сознаниями, и в настоящем мире – послелюди стареют с различными скоростями.

Амбер, в черном лоскутном платье и переливающихся пурпурных гетрах, расслабленно развалилась поперек подлокотников того, что считается неформальной версией ее трона, вычурной бессмыслицы, вырезанной из монокристалла углерода, допированного полупроводниками, и в отличие от настоящего трона на орбите Юпитера, являющейся не более, чем предметом мебели в виртуальном пространстве. Картина очень похожа на утро после бурной вечеринки в готическом ночном клубе, обставленном по всем канонам и солидно придерживающемся корней: застоявшийся дымный воздух, мятый бархат, деревянные церковные скамьи, сгоревшие свечи и мрачные картины в стиле польского авангарда. Любое королевское высказывание, которое могла бы произнести Амбер, было бы безнадежно испорчено тем, как она перекинула ногу через подлокотник трона и как вертит в пальцах шестикоординатный указатель. Но это ее личные аппартаменты, и она не при исполнении. Королевская персона включается только для формальных и корпоративных событий.

«Бесцветные зеленые идеи яростно дремлют[165]165
  https://ru.wikipedia.org/wiki/Бесцветные_зеленые_идеи_спят_яростно, отсылка к примеру Ноама Хомски о том, что грамматически правильное предложение не обязательно осмысленно, послужившему многим дальнейшим экзерсисам.


[Закрыть]...» – предполагает она.

«Не-а» – отвечает кошка. «Скорее это было в духе “Приветствия вам, земляне, скомпилируйте меня на своем президенте!”».

«Хм, твоя взяла» – признает Амбер. Она постукивает пяткой по трону и вертит кольцо на пальце. «Стану я загружать хитрые инопланетные нейропрограммы на свое драгоценное серое вещество, как же. И подозрительную семиотику тоже. Что говорит доктор Кхурасани?»

Айнеко садится посреди пурпурного ковра у подножия помоста, лениво выгибается и исследует свою промежность. «Садек погрузился в скриптуальные толкования и не желает, чтобы его отвлекали».

«Хм-м». Амбер пристально смотрит на кошку. «Ну и ладно. Сколько времени ты уже носишь в себе этот кусок исходного кода?»

«В точности 216,429052 мегасекунд с момента загрузки» – сообщает Айнеко и самодовольно бибикает. «Считай, чуть меньше шести лет[166]166
  Это гораздо меньше прошедшего на земле времени с момента приема сигнала в третьей главе. Вероятно, Айнеко не всегда носила пришельца именно в своей голове.


[Закрыть]».

«Та-а-ак...» Амбер прищуривается. В голове шепчут тревожные подозрения. «И он начал разговаривать с тобой...»

«...примерно через три миллиона секунд с того момента, когда я разыскала его и запустила в эмуляторе нейросети, на естественной среде, построенной на основе компонентов стоматогастральной сети омаров. Понимаешь?»

Амбер вздыхает. «Если бы ты только сказала об этом Папе. Или Аннетт. Все могло бы быть совершенно по-другому!»

«Да неужели?» Кошка перестает умывать свой зад и бросает на королеву какой-то особенно непроницаемый взгляд. «Специалистам потребовалось десятилетие только на то, чтобы выяснить, что первое сообщение было картой пульсаров с координатами и направлением на ближайший маршрутизатор межзвездной сети. А если до него три световых года, чего толку знать, как в него воткнуться? Кроме того, было весело наблюдать, как эти дурни пыжились над инопланетным посланием, даже не подумав, что оно может быть ответом на уже известном языке на сообщение, которое передавали мы сами несколько лет назад. Дебилы. И в заключение, Манфред меня слишком достал. Он продолжал, не смотря ни на что, обращаться со мной, как с долбаным домашним животным».

«Но ты же…» Амбер прикусывает губу. Она чуть было не сказала Но_ты_же_им_и_была,_когда_он_купил_тебя. Сконструированное самоосознание – новый феномен. Его еще и в помине не было, когда Манфред и Памела в первый раз влезали в настройки когнитивной сети Айнеко, а по мнению «сторонников плоской земли[167]167
  В Америке действительно существует общество, отстаивающее утверждение, что Земля плоская. Стало именем нарицательным для всех, кто упорствует в отстаивании представлений, для которых давным-давно доказана неверность.


[Закрыть]» от сообщества занимающихся ИИ, оно и до сих пор не существует. Даже Амбер еще пару лет назад не верила утверждениям кошки о ее самоосознанности, предпочитая считать, что Айнеко – зимбо, зомби наоборот, существо без самоосознания, запрограммированное вести себя так, чтобы все вокруг считали ее самоосознающей. «Я знаю теперь, что у тебя есть самоосознание, но Манфред тогда не знал. Не знал же?»

Айнеко доло смотрит на нее, постепенно сужая зрачки в щелочки. Толи кошачье обожание, толи какой-нибудь более тонкий знак... Иногда Амбер просто не верится, что двадцать пять лет назад Айнеко появилась на свет на заводе предметов досуга где-то на дальнем Востоке игрушкой, управляемой примитивной нейросетью. С возможностью усовершенствования, но в сущности – программируемым подражанием домашнему животному...