Текст книги "Акселерандо"

Автор книги: Чарльз Стросс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 31 страниц)

«Есть контакт» – мурлыкает кошка. Амбер сжимает спинку кресла, и костяшки ее пальцев белеют от напряжения.

«Что оно говорит?» – тихо спрашивает она.

«Что они говорят» – поправляет Айнеко. «Это торговая делегация, и они загружаются прямо сейчас. Кстати, могу дать им в качестве интерфейса к нашим системам ту переговорную нейросеть, которую они нам отправляли».

«Стой!» Амбер наполовину привстает, взведенная, как пружина. «Не давай им свободный доступ! О чем ты только думаешь? Закрой их в тронном зале, и мы дадим официальную аудиенцию через пару часов». Она замолкает на мгновение. «Этот сетевой слой, отправленный ими... Ты можешь сделать его доступным для нас и сделать нам на его основе слой перевода в их грамматическую карту?»

Кошка оглядывается, раздраженно постукивая хвостом. «Послушай, лучше просто загрузи себе эту сеть, да и не парься».

Амбер набирает побольше воздуха в легкие. «Я не желаю, чтобы любой на этом корабле запускал инопланетный код до тех пор, пока мы не подвергнем его полному осмотру» – говорит она с выражением. «На самом деле я желаю, чтобы они были запечатаны во дворе Лувра настолько надежно, насколько мы только можем, и я хочу, чтобы они пришли к нам через наше собственное лингвистическое бутылочное горлышко. Тебе понятно?»

«Так точно» – ворчит Айнеко.

«Торговая делегация» – говорит Амбер, думая вслух. «Интересно, что бы из этого извлек папа?»

***

Вот он только что был в баре, болтал о том-о сём с Су Ан, и с копией Бориса, и с отражением Донны-журналистки, а вот абсолютно внезапно оказывается в совершенно другой обстановке.

Сердце Пьера пытается сделать сальто, но он принуждает себя оставаться в спокойствии и осматривается, быстро оглядывая тускло освещенную и обшитую дубовыми панелями комнату. Все это очень плохо. Чертовски плохо – это может означать либо крупный отказ системы, либо применение к его виртуальному мировосприятию привилегий устрашающего уровня. Единственный человек на борту, обладающий такими привилегиями – это...

«Пьер?»

Она стоит за спиной. Пьер, рассерженный, поворачивается к ней. «Зачем ты меня сюда притащила? Это грубо, черт возьми…»

«Пьер».

Он замолкает и смотрит на Амбер. Пьер не может долго сердиться на нее, особенно лицом к лицу. Она никогда не станет просто хлопать ресницами, но она обезоруживающе мила – и этого достаточно. Тем не менее, от ее появления у него что-то съеживается внутри. Что-то тут не так... «Что случилось?» – резко спрашивает он.

«Я не понимаю, зачем ты меня избегаешь?» Она как будто хочет подойти поближе, но останавливается через пол-шага и закусывает губу. Не_делай_так_со_мной! – думает он. «Ты знаешь… Мне больно от этого».

«Да». Как же непросто признаваться вот так, напрямик. Он почти слышит голос отца – крик, раздавшийся за спиной, когда тот застукал его со старшим братом, Лораном. Теперь это – выбор между отцом и Амбер, и как же ему не хочется делать этот выбор. Позор. «Я не... Слушай, мне нелегко».

«Дело в той ночи?»

Он кивает. Вот теперь она делает шаг навстречу. «Мы можем поговорить об этом, если хочешь. Можем о чем угодно» – говорит она, и льнет к нему, а он ощущает, как рушится желание сопротивляться. Он протягивает руки и обнимает ее, и она обвивает руки вокруг него, и кладет подбородок ему на плечо, и чувство неправильности происходящего исчезает, как будто ничего и не было. Как может быть неправильным что-то настолько хорошее?

«Я чувствовал себя неуютно после этого» – бормочет он сквозь ее волосы. «Надо разобраться в себе».

«О, Пьер…» Она поглаживает его загривок. «Тебе стоило говорить обо всем. Вовсе не обязательно все должно быть именно так, если ты этого не хочешь».

Как объяснить, что ему сложно вообще признать, будто что-то пошло не так? «Ты притащила меня сюда не для того, чтобы сказать об этом» – говорит он, незаметно меняя тему.

Амбер отпускает его и отступает сама, чуть ли не с опаской. «Ты о чем?» – спрашивает она.

«Что-то пошло не так» – говорит он, одновременно и спрашивая, и утверждая. «Мы уже установили контакт?»

«Да-а» – говорит она, состроив гримасу. «У нас инопланетная торговая делегация в Лувре – вот что происходит».

«Инопланетная торговая делегация». Он перекатывает эти слова во рту, как будто пробуя их на вкус. В них есть какая-то чуждость; как медлительны и холодны по сравнению с теми жаркими словами страсти, которые он так старался удержать в себе и не говорить. Сам виноват, что поменял тему.

«Торговая делегация» – говорит Амбер. «Я-то предполагала, что будет наоборот… Я имею в виду, это как раз мы собирались отправиться через маршрутизатор, разве не так?»

Он вздыхает. «Да, мы думали, что пойдем сами». Ткнув в модуль управления вселенной, он обнаруживает, что у него есть некоторая свобода действий. Он вызывает кресло и разваливается в нем. «Сеть маршрутизаторов “точка-точка”, самовоспроизводящихся узлов связи, использующих кротовые норы и вращающихся вокруг большинства коричневых карликов в галактике, так говорилось в проспекте, да? Мы ожидали чего-то подобного. Пропускная способность все-таки ограничена с точки зрения зрелого сверхинтеллекта, превратившего всю массу своей системы в компьютроний, но общаться с соседями – можно. Причем – в режиме реального времени , сеть с коммутацией пакетов работает без ограничений на скорость света и задает единую систему координат, а задержки – только внутренние».

«Да, масштаб примерно таков» – соглашается Амбер, сидя рядом с ним на троне резного рубина. «И при этом нас ожидала торговая делегация. Причем они уже почти поднялись на борт. Не верю. Во всем этом есть что-то левое»

Пьер выгибает бровь, а потом хмурится. «Ты права, что-то здесь не сходится» – наконец соглашается он. «Совсем не сходится».

Амбер кивает. «Я ношу с собой отражение папы. Ему это тоже крепко не нравится».

«Слушай своего старика». Губы Пьера изгибаются в невеселой усмешке. «Мы собрались пройти через увеличительное стекло, но наш ход опередили. Вопрос в том, почему?»

«Не нравится мне этот вопрос». Амбер тянется в стороны, и он ловит ее руку в свои ладони. «И еще этот иск. Придется проводить испытание побыстрее…»

Он отпускает ее пальцы. «Я бы вправду был куда более счастлив, если бы ты не назначала меня своим чемпионом».

«Тсс». Обстановка изменяется – ее трон исчезает, и оказывается, что она сидит на ручке его кресла, почти у него на коленях. «Слушай, у меня есть на то хорошие причины».

«Причины?»

«У тебя есть выбор оружия. На самом деле, у тебя есть и выбор поля боя. Дело же не в том, чтобы просто околачивать врагов мечом, пока они не умрут!» Она бесовски ухмыляется. «Вся суть законодательной системы, в которой средством разрешения корпоративных исков устанавливается испытание поединком, а не классическое отправление правосудия – в том, чтобы непосредственно выяснять, кто лучший слуга общества, и кто, таким образом, заслуживает предпочтительного обхождения. Было бы безумием продолжать применять законодательную систему, предназначенную для разрешения человеческих конфликтов, в разрешении споров между корпорациями, большая часть которых – программные абстракции бизнес-моделей. Интересы общества лучше обеспечивает система, способствующая эффективной торговой активности, а не тяжбам. Она сносит все эти корпоративные извороты и дает стимул выжить самым приспособленным. Вот почему я собиралась в сценарии с ксенокоммерцией установить основой конкурса испытание на выявление наибольшего соревновательного преимущества. Думаю, если предполагать, что они и вправду торговцы, у нас бы нашлось больше добра, чем у какого-то чертова адвоката из глубин земного светового конуса».

Пьер моргает. «Э-э-э». Он снова моргает. «Я думал, ты хотела, чтобы я загрузил какой-нибудь модуль фехтовальной кинематики и насадил парня на вертел…»

«Я настолько хорошо тебя знаю, что вдвойне удивляюсь – почему ты вообще подумал об этом?» Она соскальзывает по ручке кресла и опускается к нему на колени, и изгибается, чтобы встретиться с ним лицом к лицу. «Черт, Пьер, я же знаю, что ты не какой-то там мачо-психопат!»

«Но адвокаты твоей матери?»

Она презрительно пожимает плечами. «Они – адвокаты. Приученные работать с прецедентами. Лучший способ оттрахать им мозги – это сделать так, чтобы мир работал по-другому». Она прижимается к его груди. «Ты нашинкуешь их в мелкое крошево. Зеленые ошметки на полу фондовых бирж, ежемесячный рост, упирающийся в потолок!» Его руки встречаются за ее спиной. «Мой герой!»

***

Сад Тьюильри наводняют сбитые с толку омары.

Айнеко перекроила этот виртуальный мир, поставив снаружи, в аккуратно постриженных садах, символические ворота. Проход – двухметровая бронзовая петля-уроборос, покрытая патиной – охватывает гравийную дорожку, будто неизвестно зачем оказавшаяся здесь арка. Огромные черные омары, каждый размером с небольшого пони, выходят из небесно-голубого буферного поля петли, теснясь и шевеля антеннами. Такие не смогли бы существовать в реальном мире, но в физическую модель были внесены поправки, особой милостью позволившие им здесь дышать и двигаться.

Амбер презрительно фыркает, входя в огромную приемную в крыле Салли. «Ни в чем нельзя доверять этой кошке» – ворчит она.

«Разве это была не твоя идея?» – спрашивает Су Ан, пробираясь мимо зомби-фрейлин и пытаясь не выпустить подол Амбер. В проходе по обеим сторонам строем стоят солдаты, образуя стальной коридор, чтобы ничто не препятствовало шествию Королевы.

«Позволить кошке делать, как она хочет – да». – раздраженно отвечает Амбер. «Но это не означало – нарушать целостность! Я не потерплю этого».

«Никогда не видела смысла в этом медиевализме» – говорит Ан. «Сингулярности не избежишь, прячась в прошлом». Пьер, следующий за королевой в отдалении, качает головой. Он знает: спорить с Амбер по поводу антуража – напрасная затея.

«Он хорошо смотрится» – с нажимом говорит Амбер, стоя перед своим троном и ожидая, пока фрейлины не выстроятся вокруг нее. Она осторожно садится. Платье Амбер – замысловатое скульптурное произведение, использующее человеческое тело внутри как опору, и ее спина выпрямлена, как линейка, а пышные юбки вздымаются по сторонам. «Он впечатляет чурбанов, и он кажется доподлинным через узкополосные коммуникации. Он способен качественно передать предварительно подготовленное чувство традиции. Он намекает на политическую бездну страха и ненависти в нашем дворе, неразрывно связанную с его жизнью, и сообщает людям, что со мной шутки плохи. Он напоминает нам, откуда пришли мы сами... И ничего не сообщает о том, куда мы направляемся».

«Но это вряд ли что-то скажет толпе инопланетных омаров» – замечает Су Ан. «У них не найдется точек привязки, чтобы понять это…» Онаотступает вглубь и становится за троном. Амбер находит взглядом Пьера и делает ему знак.

Пьер глазеет по сторонам, пробегая взглядом по отсутствующим типовым лицам зомби и отыскивая среди них настоящих людей, придающих всей сцене дополнительную биологическую текстуру. Вон там, в красном платье – не Донна-журналист ли это? А вот еще одна, с короткой стрижкой и в мужских тряпках. Она неизменно где-нибудь да объявляется... Действительно, это Борис – сейчас он сидит за епископом.

«Ну хоть ты ей скажи» – умоляющим голосом говорит Ан.

«Не скажу» – признает он. «Мы пытаемся наладить контакт, разве не так? Мы не хотим выдавать слишком многого о том, кто мы такие и как мы мыслим. И историческое дистанцирование – то, что надо. Фазовое пространство технологических цивилизаций, которые могли произойти от такой культуры, достаточно широко, и проанализировать его – целая задача. Мы не будем облегчать им ее, а кроме того пускай продолжают использовать сети омаров как переводчик. Постарайся оставаться в роли герцогини Альба пятнадцатого века – это вопрос национальной безопасности».

«Уф-ф...» Ан устало хмурится. Лакей поспешно ставит раскладное кресло за ней. Она разворачивается и становится лицом к огромной полосе красно-золотого ковра, протянувшегося к дверям. Раздается пение труб, и двери широко распахиваются, чтобы впустить делегацию омаров.

Омары огромны. Они размером с волков, черные, шипастые и устрашающие. Их монохромные панцири контрастируют с пестрыми одеяниями человеческой толпы, а их антенны велики и остры, как мечи. Но несмотря на все это, они продвигаются неохотно, непрерывно вращая из стороны в сторону глазными антеннами и пытаясь рассмотреть сцену. Их хвосты тяжело волочатся по ковру, но кажется, удерживаться на ногах для них не затруднительно.

Первый из омаров останавливается поблизости от трона и располагается так, чтобы было удобно разглядывать Амбер. «Я несоответствовать» – жалуется оно. «Нет жидкого дигидроген-монооксида, и ваш вид не так представлял в первичный контакт. Несоответствие, объясните?»

«Добро пожаловать на борт транспортной единицы для путешествия людей в физическом мире Выездной Цирк» – спокойно отвечает Амбер. «Рада видеть, что ваш переводчик исправен. Вы правы, здесь нет воды. Омары обычно не нуждаются в ней, когда заходят к нам в гости. А мы, люди, не обитаем в воде. Могу ли я спросить у вас, кем вы являетесь, когда не носите тел, одолженных у омаров?»

Смущение. Второй омар встает на дыбы и постукивает длинными бронированными антеннами. Солдаты, стоящие по сторонам, крепче сжимают копья, но напряжение спадает достаточно быстро.

«Мы – Вунч» – ясным голосом объявляет первый омар. «Это – био-совместимый слой перевода. Основан на карте, полученной из вашего-пространства, двести триллионов световых километров назад…»

Он_имеет_в_виду_двадцать_лет, шепчет Пьер в частный канал, который Амбер транслировала всем настоящим людям в пространстве приемного зала. Они_путают_единицы_времени_и_пространства. Говорит_ли_нам_это_о_чем_нибудь?

Не_так_о_многом – комментирует кто-то еще, наверное – Чандра. Вежливый смех приветствует шутку, и напряжение в зале чуть спадает.

«Мы – Вунч» – повторяет омар. «Мы пришли обменять интерес. Есть ли у вас то, что мы хотим?»

На лбу Амбер проступают хмурые морщинки. Пьер видит, как сильно она ускорила тактовую частоту своих мыслей. «Мы считаем такие вопросы невежливыми» – тихо говорит она.

Перестук когтей по каменному полу. Дробь клацающих жвал. «Вы принимаете наш слой-перевод?» – спрашивает вожак.

«Вы говорите о передачу, которую вы отправили нам, эм, двести пятьдесят триллионов световых километров назад?» – спрашивает Амбер.

Омар то подпрыгивает, то опускается на своих ногах. «Верно. Мы передавали».

«Мы не можем интегрировать эту сеть» – прямо заявляет Амбер, и Пьер пытается сохранить спокойствие на лице. (Вряд ли эти омары уже сейчас могут читать человеческий язык тела, но без сомнения, они запишут все происходящее для последующего анализа.) «Вид, от которого она происходит, слишком сильно отличается от нашего. Цель же нашего визита сюда – подключение к сети нашего собственного вида. Мы хотим быть способными обмениваться с другими видами информацией, предоставляющей преимущества».

Озабоченность, тревога, возбуждение. «Вы не можете делать это! Вы не :обозначение_непереводимого_понятия:!»

Амбер поднимает руку. «Вы сказали “:обозначение_непереводимого_понятия:”. Я не понимаю этого. Не могли бы вы перефразировать?»

«Мы, как и вы – не :обозначение_непереводимого_понятия:. Сеть предназначена для :обозначение_непереводимого_понятия:. Мы по сравнению с :непереводимое_представление_1: – как одноклеточный организм по сравнению с нами. Мы и вы не можем :непереводимое_представление_2:. Попытаться осуществить торговлю с :обозначение_непереводимого_понятия: – означает привлечь смерть либо переход в :непереводимое_представление_1:!»

Амбер щелкает пальцами и время замирает. Она смотрит на Су Ан, Пьера и остальных членов ее основной команды. «Ваши мнения?»

Айнеко, до сей поры невидимая, материализуется на ковре перед помостом. «Точно сказать не могу. Причина, по которой эти макросы так обозначены – что-то не так с их семантикой».

«Не так с … Каким образом?» – спрашивает Су Ан.

Кошка являет миру широченную ухмылку и начинает растворяться в воздухе. «Стой!» – окрикивает Амбер.

Айнеко продолжает исчезать, но оставляет за собой какое-то мерцающее присутствие. Не ухмылку, но весовую карту нейросети – трехмерную и невероятно сложную. «:непереводимое_представление_1: при отображении в грамматическую сеть этих омаров имеет элементы понятия “бога” с перегрузкой атрибутами мистицизма и дзен-подобной непонимаемости» – доносится ее голос. «Но вообще-то я думаю, что на самом деле это означает “оптимизированную самоосознающую выгрузку, работающую намного быстрее реального времени”. Тип номер один слегка сверхчеловеческой сущности, э-э-э, примерно как народ у нас дома. Из чего следует, что эти Вунч хочет, чтобы мы воспринимали и их как богов». Кошка материализуется снова. «Кто-нибудь клюет?»

«Выскочки из мелкого городишки» – бормочет Амбер. «Думают, что научились говорить как большие люди. Используют сомнительную метаграмматику, чтобы казаться солиднее, и облапошивать других простаков, впервые попавших в большой город».

«Вероятнее всего – да». Айнеко разворачивается и начинает вылизывать бок.

«Что мы собираемся делать?» – спрашивает Су Ан.

«Что мы будем делать?» Амбер поднимает подведенную карандашом бровь, а затем ухмыляется так, что с ее видимого возраста слетает десяток лет. «Мы напудрим им мозги!» Она снова щелкает пальцами, и время размораживается. Непрерывность оказывается никак не нарушенной, за исключением того, что Айнеко все еще сидит у трона. Кошка смотрит наверх и удостаивает королеву хитрейшим взглядом.

«Мы понимаем вашу озабоченность» – как ни в чем ни бывало говорит Амбер, – «но мы уже дали вам модель физиологии и нейроархитектуру, которые вы сейчас носите. И мы хотим общаться. Почему бы вам не показать настоящих себя, или ваш настоящий язык?»

«Это язык торговли!» – протестует Омар Номер Один. «Вунч есть метаболически разнообразная коалиция из большого числа миров. Нет единого интерфейса. Проще соответствовать одному плану и говорить на одном языке, чтобы доходило легче».

«Хм-м». Амбер наклоняется вперед. «Дайте мне знать, правильно ли я поняла. Вы – коалиция индивидуалов из различных видов. Вы предпочитаете использовать модель интерфейса, которую мы переслали вам, вы предоставляете в качестве обмена используемый вами языковой модуль, и вы хотите торговать с нами?»

«Обмен интереса!» – повторяет Вунч, раскачиваясь вниз и вверх на лапах. «Есть что предложить! Почувствуйте самосознание тысяч цивилизаций! Совершенно безопасные каналы более, чем к сотне сетевых архивов, адаптированных для не :обозначение_непереводимого_понятия:. Эффективный менеджмент коммуникационных рисков! Управление материей на молекулярном уровне! Квантовые решения алгоритмически итерированных систем!»

Старомодная_нанотехнология_и_сверкающие_штучки_для_простаков – бормочет Пьер по переговорному каналу. Насколько_мы_-_по_их_мнению_-_примитивны?

А_мы_перестарались_с_реконструкцией… – комментирует Борис. Они_могут_даже_подумать_что_это_и_есть_реальность. Что_мы_-_прилипалы_на_хвостах_у_могущественной_цивилизации_омаров.

Амбер изображает улыбку. «Это так интересно!» – щебечет она Вунч-делегатам. «Я назначила двух представителей, которые будут вести переговоры с вами. Они будут проходить в формате конкурса в пределах моего собственного двора. Я представляю вашему вниманию Пьера Наке, моего личного коммерческого представителя. Кроме того, возможно, вы пожелаете заключить сделку с Адамом Глашвитцем, независимым фактором, который не присутствует здесь. Остальные предложения можно представить в назначенном порядке, если вы принимаете это».

«Мы довольны» – говорит Омар Номер Один. «Мы устали и сбиты с толку долгим путешествием к этому месту через узлы. Запрашивать продолжение переговоров позже?»

«Конечно» – кивает Амбер. Парламентский церемониймейстер, колоритный, но не имеющий собственного сознания зимбо, управляемый, как нитями паука-кукловода, сетью ветвей ее личности, издает высокую ноту на своей трубе. Первая аудиенция окончена.

***

За пределами светового конуса Выездного Цирка, на другом краю пространственно-подобной пропасти между маленьким передвижным королевством Амбер и глубинами империи времени, удерживающей в своих объятиях квантово-запутанные сети солнечной системы, обретает форму новая, сингулярная реальность.

Добро пожаловать в момент наибольших перемен.

В Солнечной системе живут примерно десять миллиардов человек – и каждое сознание окружено гигантским экзокортексом распределенных агентов. Эти ветви их личностей, берущие начало в их головах, обитают на облаках сервисной пыли – состоящей из тех же бесконечно гибких вычислительных элементов размером с пылинку, из которых построены и их жилища. Туманные глубины, озаряемые широкополосным мерцанием, полны жизни, а большая часть земной биосферы, наоборот, законсервирована для сохранения и последующих исследований. На каждого человека приходится по миллиарду электронных агентов, несущих информацию к самым дальним уголкам адресного пространства мысли и обратно.

Солнце, бывшее до сей поры ничем не примечательным слабо переменным желтым карликом класса G2, скрылось в сером облаке, которое окружило его со всех сторон, за исключением узкого пояса вблизи плоскости эклиптики. Солнечный свет, как и прежде, все еще падает на внутренние планеты – за исключением Меркурия, которого больше нет. Он был полностью разобран и превращен в нанокомпьютеры, работающие на солнечной энергии. Гораздо более жаркий, чем прежде, свет падает на Венеру, окруженную поблескивающими папоротниками углеродных кристаллов. Вдоль ее бывшего экватора проложены клолссальные петли сверхпроводящего кабеля, раскручивающие планету быстрее и быстрее – и этот мир вскоре тоже будет разобран. Юпитер, Уран и Нептун обзавелись такими же впечатляющими кольцами, как и у Сатурна, но задача поедания газовых гигантов займет гораздо больше времени, чем разборка маленьких скалистых планет внутренней системы.

Десять миллиардов обитателей этой коренным образом изменившейся звездной системы все еще помнят, что когда-то были людьми – почти половина из них родилась еще в прошлом тысячелетии. Некоторые из них, не затронутые метаэволюцией, целенаправленным телеологическим прогрессом, пришедшим на смену слепому дарвинизму, все еще являются людьми – они теснятся в закрытых коммунах и фортах под холмами, бормочут свои молитвы и проклинают безбожных посягателей на естественный порядок вещей. Но восемь из десяти живущих включены в фазовый переход, который стал самой всеобщей революцией со времен открытия приматами речи.

Планету то и дело лихорадит от утечек серой слизи – нанорепликаторов, вышедших из под контроля – но их успешно сдерживает иммунная система планетарного масштаба, когда-то бывшая Всемирной Организацией Здравоохранения. В облаке Оорта гораздо более странные отклонения время от времени поражают заводы бозонной сборки. Над солнечными полюсами зависают плантации, производящие антиматерию. Солнечная система проявляет все симптомы вышедшего из-под контроля всплеска интеллекта, обильные отклонения, столь же естественные для технологической цивилизации, как и проблемы с кожей у человеческого подростка.

Экономическая карта планеты изменилась до неузнаваемости. И капитализм, и коммунизм, неуживчивые идеологические отпрыски протоиндустриальных сообществ, устарели не меньше, чем право помазанников божиих. Компании стали живыми существами, и к жизни возвращаются мертвецы. Глобализм и трибализм дошли до логического предела, разойдясь, соответственно, в гомогенную взаимную совместимость и обособленность, дающую честь горизонту событий. Существа, помнящие, что когда-то были людьми, планируют разборку Юпитера и построение великого виртуального пространства, предназначенного еще больше расширить обитаемые просторы Солнечной системы. Если превратить в процессоры всю незвездную массу системы, на нем сможет разместиться столько человечески-эквивалентных сознаний, сколько было бы в галактике с десятимиллиардными цивилизациями на каждой планете у каждой звезды.

Повидавшая все эти виды версия Амбер живет там, внизу, в бурлящем хаосе околоюпитерианского пространства. Там есть и воплощение Пьера, но он перебрался к Нептуну, за несколько световых часов отсюда. Помнит ли она еще о своем релятивистском близнеце. И имеет ли это значение? К тому моменту, когда Выездной Цирк вернется на юпитерианскую орбиту, для быстромыслящих обитателей ядра пройдет не меньше субъективного времени, чем в настоящей Вселенной – от текущего момента до конца эры звездообразования через много миллиардов лет…

***

«Как корабельный теолог, говорю вам: они – не боги».

Амбер терпеливо кивает, не отрывая взгляда от Садека.

Садек сердито кашляет. «Борис, объясни ей».

Борис наклоняет кресло в полулежачее положение и разворачивает его к Королеве. «Он прав, Амбер. Они торговцы, и по-моему, они даже не слишком наделены умом. Подобраться к их семиотике, пока они прячутся за высланной нами же моделью омаров, непросто, но они определенно не ракообразные и не люди. И не после-люди. Полагаю, они просто сброд, который прибрал к рукам игрушки, оставленные куда более интересным народом. Что-то вроде Отрицающих у нас дома. Представь, просыпаются они однажды утром и видят, что все ушли в небеса, в огромное виртуальное пространство. Оставили их, и оставили им планету. Как ты думаешь, чем они займутся, когда вылезут обратно на поверхность? Некоторые будут просто ломать все, что попадется под руку, другие, конечно, будут не так тупы. Но они мыслят мелочно. Падальщики, мусорщики, деконструкционисты. Весь их взгляд на экономику – это игра с отрицательной суммой. Даже если они сами потом пойдут в небо. “Пойдем, навестим каких-нибудь инопланетян, облапошим их, возьмем их идеи, сами им ничего не раскроем, и заживем чуть веселее”».

Амбер поднимается и идет к окнам в передней части мостика. На ней черные джинсы и мешковатый свитер, и сейчас она мало похожа на средневековую королеву, роль которой разыгрывала для туристов. «Брать их на борт было большим риском. Я огорчена».

«Как много ангелов может танцевать на кончике иглы?» Садек криво улыбается. «Мы – знаем. А они могут даже не осознавать, что танцуют с нами. Это – не боги, которых ты так опасалась встретить».

«Нет». Амбер вздыхает. «И они не слишком отличаются от нас. Смотрите, разве мы сами хорошо приспособлены к такой среде? Мы повсюду тащим за собой эти тела-слепки, полагаемся на реальности-подделки, на которые можно проецировать наши человекоподобные чувства. Мы просто эмуляции, а не истинные артилекты… А где Су Ан?»

«Могу поискать ее». Борис хмурится.

«Я попросила ее проанализировать время прибытия инопланетян» – добавляет Амбер почти про себя. «Момент прибытия слишком близок. Они явились быстро, чересчур, черт их дери, быстро – сразу же, как мы потрогали маршрутизатор. Я думаю, в теории Айнеко есть изъян. Настоящие владельцы этой сети, к которой мы подключались, вероятно, используют для сообщения средства гораздо более высокого уровня. Разумные протоколы для построения высокоэффективных коммуникационных шлюзов. А эти Вунч, по всей видимости, прячутся в тенях и поджидают новичков, которых можно использовать. Педофилы, скрывающиеся за школьными воротами. Я совершенно не собираюсь предоставлять им возможность получить свое, особенно перед тем, как мы сами найдем кого-нибудь достаточно достойного для первого контакта!»

«У вас может быть мало выбора» – говорит Садек. «Если они столь недальновидны, как ты подозреваешь, то они могут перепугаться, если начать редактировать их среду. Они могут попытаться вырваться. Я сомневаюсь даже в том, что они осознанно произвели эту загрязненную метаграмматику, которую отправили обратно нам. Для них это просто способ втереться в доверие к инопланетным простакам – средство облегчить переговоры. Кто знает, где они это подцепили…»

«Грамматическое оружие». Борис медленно вращается, сидя в кресле. «Желаешь установить выгодные торговые связи – встрой пропаганду в переводческие программы. Как мило. Интересно, слышали ли эти парни о новоязе?[178]178
  В классической антиутопии «1984» – язык, внедряемый населению специально для подавления сопротивления и самостоятельного мышления, и творческих способностей как таковых.


[Закрыть]»

«Вряд ли» – медленно говорит Амбер, замирая на мгновение, чтобы сгенерировать ветви-наблюдатели и прочесть ими книгу, а так же посмотреть все три кино-версии “1984” и ознакомиться со всеми испольными продолжениями. «О-у. Безрадостная картина... Напоминает...» – она щелкает пальцами, пытаясь вспомнить любимое отцовское. «…Дилберта».

«Дружественный фашизм» – говорит Садек. «”Не стоит задумываться, кто виноват”. Я могу рассказать вам эти сказки от лица родителей – о том, как расти во время революции… Никогда не допускать сомнения в себе – яд для души. И эти инопланетяне пытаются натравить свою безапелляционность на нас».

«Я думаю, нам надо посмотреть, как дела у Пьера» – говорит Амбер вслух. «Я совершенно точно не желаю, чтобы они травили его». И ухмыляется. «Ревную!»

***

Донна-журналист повсюду и везде. Одновременно. Это удобный талант – можно бытьодновременно у обеих сторон и делать по-настоящему беспристрастный репортаж.

К примеру, одна Донна сейчас в баре с Аланом Глашвитцем, который явственно еще не осознал, что здесь он может по собственному желанию модулировать активность алкоголь-дегидрогеназы, и полным ходом движется к тому, чтобы надраться в зюзю. Донна способствует процессу – ее увлекает наблюдение за этим угрюмым молодым человеком, чья молодость испарилась в необратимом самооптимизационном эффекте.

«Я полноправный партнер» – горько говорит он, «в “Глашвитце и Своей Компании. Я – один из Нас Самих, мы там все – партнеры… Но только Глашвитц-Прайм имеет влияние. Старый ублюдок... Если б я знал, что я вырасту и стану таким, я бы сбежал в какую-нибудь коммуну хиппи-антиглобалистов…» Он осушает стакан, демонстрируя целостность симуляции своей глотки, и щелкает пальцами, вызывая доливку. «Ты представь. Я проснулся однажды утром и обнаружил, что я воскрешен выросшим самим собой. Он сказал, что высоко ценит мой юношеский энтузиазм и оптимистичные взгляды, а потом представил мне миноритарный пакет акций с таким опционом на покупку, который пять лет отрабатывать. Сволочь...»

«Расскажи?» – с сочуствием подначивает Донна. «Мы все здесь – идиопатические типы, но среди нас пока еще не было ни одного мультиплекса».

«Зато честно, блин». В руках Глашвитца появляется еще одна бутылка Будвайзера. «Ну, как… Вот я стою в аппартаментах в Париже и меня размазывает по стенке этот переодетый под девку жопошный коммунист Макс и его скользкая сучка, французский менеджер, а в следующий момент? Я оказываюсь на ковре перед столом моего старшего альтер-эго, и он предлагает мне контракт о трудоустройстве в качестве младшего партнера. Оказывается, прошло семнадцать лет, вся эта несусветная дурь, которую проталкивал Макс, стала обыденной бизнес-практикой, а там, в офисе, шестеро других экземпляров меня копаются в личном деле, потому что этот я Сам, который теперь старший партнер, не доверяет никому, кто с ним работает. И я снова размазан по стенке, значится...»