Текст книги "Акселерандо"

Автор книги: Чарльз Стросс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 31 страниц)

«Это не сингулярность» – едко говорит Амбер. «Это всего лишь мимолетный всплеск ускорения. Космологическая инфляция мысли».

«Масштабирующая сознания, а потом сглаживающая неоднородности и отличия в их изначальной структуре» – мурлыкает кошка. «Кстати, а как там с моим правом голоса?»

«Оно у тебя есть» – вздыхает Амбер. Она смотрит через плечо. «Пьер?»

Его сердце подскакивает к горлу. «Я с тобой».

Она, просияв, улыбается. «Ну что же, это прекрасно! Господа отрицающие, пожалуйста, покиньте вселенную».

Вдруг комната становится полупустой.

«Я завожу сторожевой таймер на миллиард секунд, чтобы запустить нас заново с этого момента, если никто не вернется из маршрутизатора за это время» – торжественно объявляет она, оглядывая серьезные лица аватаров тех, кто остался в зале. «Садек! Не думала, что ты на такое...» – удивленно говорит она вдруг.

Он не улыбается. «Сделает ли это честь моей вере, если я окажусь неготовым нести слова Пророка, мир имени его, тем, кто, вероятно, никогда не слышал его имени?»

Амбер кивает. «Понимаю».

«Давай!» – нетерпеливо говорит Пьер. «Нельзя же ждать вечно».

Айнеко поднимает голову. «Все удовольствие испортил».

«Ладно». Амбер кивает. «Ну что – поехали?»

Она нажимает воображаемый переключатель, и время останавливается.

***

По ту сторону кротовой норы, в двухстах световых годах отсюда в реальном пространстве, когерентные фотоны начинают свой танец человеческой сущности перед сенсориумами тех, кто наблюдает. И на орбите вокруг Хендай +4904/-56 воцаряются мир и тишина – не навсегда, но по меньшей мере, надолго…

Глава 6. Сумерки.

Синтетическая драгоценность размером с банку кока-колы летит сквозь тишину и тьму. Ночь вокруг тиха, как в склепе, холодна, как середина зимы на Плутоне. Паруса-паутинки, тонкие как мыльная пленка, поникли – сапфировый ветер лазерной энергетической установки, наполнявший их когда-то, давно затих и угас. Древний звездный свет обрисовывает внизу очертания гигантского планетоподобного тела, висящего на фоне жемчуга и паутины – останков парусника.

Восемь земных лет минуло, как старый добрый Выездной Цирк прибыл на низкую орбиту вокруг замерзшего коричневого карлика Хендай +4904/-56, и уже пять лет прошло, как двигательные лазеры Империи Кольца отключились без малейшего предупреждения, оставив Выездной Цирк покинутым в трех световых годах от дома. От маршрутизатора не было ответа с тех пор, как команда корабля прошла через квантово-запутанные ретрансляторы, построенные из странной материи, и отправилась в инопланетные сети на поиски приключений. Здесь застыло все, кроме сторожевого таймера, который медленного отсчитывает секунды, оставшиеся момента, когда придет время воскрешать сохраненные снимки команды и предполагать, что их выгруженные копии уже не вернутся.

Тем временем, за пределами светового конуса...

***

Амбер пробуждается резко, как после ночного кошмара. Она порывисто садится, с ее груди падает тонкая простыня. Прохладный ветерок у ее спины осушает холодный пот, и ее быстро начинает пробирать дрожь. «Где я? Э-э-э... Спальня? Как я тут оказалась?» – бормочет она, неспособная вспомнить, как включается внутренняя речь. «Хм-м… Ох, вспоминаю». Ее глаза расширяются от ужасного осознания. «Так это был не сон...»

«Приветствия человеку Амбер»[184]184
  Игра слов: Amber – янтарь (англ.) greetings to human Amber – приветсивя человеку, застывшему в янтаре, как ископаемое.


[Закрыть], говорит призрачный голос, исходящий как будто из ниоткуда. «Я вижу, ты проснулась. Желаешь ли ты чего-нибудь?»

Амбер устало протирает глаза. Она опирается на спинку кровати и осторожно осматривается. У кровати стоит зеркало. Она берет его – оттуда смотрит молодая женщина с характерной худощавостью, свойственной людям с p53, генетической поправкой-ограничителем калорий. Растрепанные светлые волосы и темные глаза. Она сошла бы за танцовщицу или за солдата, вряд ли – за королеву. «Что происходит? Где я? Кто ты такой, и что_я_делаю_в_твоей_голове?»

Она щурится, оценивающе разглядывая окружающую обстановку, и аналитический разум берет управление. «Маршрутизатор» – бормочет она. Аппарат из странной материи, обращающийся вокруг коричневого карлика всего в нескольких световых годах от Земли. «Как давно мы здесь?» Оглядевшись, она обнаруживает, что оказалась в комнате со стенами из плотно подогнанных каменных блоков. В стене – оконный проем, как в замках крестоносцев, построенных много веков назад, но в нем нет стекла – только однородный белый экран. Единственная мебель в комнате, помимо персидского ковра на холодных каменных плитах – кровать, на которой она сидит. Амбер вспоминает, на что это похоже – на кадры из старого фильма, «Энигмы» Кубрика. Кажется, вся сцена обставлена таким образом намеренно, и это не слишком забавно.

«Я жду» – заявляет она, и откидывается назад, прислоняясь к изголовью.

«В соответствии с нашими записями это означает, что ты полностью пришла в самосознание» – говорит дух. «Это хорошо. Ты была неактивной очень долгое время. Объяснения будут сложными и отвлеченными. Могу ли я предложить что-нибудь для восстановления сил? Что бы тебе хотелось?»

«Кофе, если у вас оно есть. Хлеб с нутом. Какую-нибудь одежду». Амбер скрещивает руки на груди, вдруг осознав себя, как есть. «Хотя я бы предпочла ключи управления от этой вселенной. По сравнению с другими реальностями, эта явно не слишком приспособлена для обеспечения живых существ комфортом». На самом деле, это не совсем так – реальность, в которой Амбер очнулась, похожа на хорошо и с пониманием дела проработанную дружественную человеку биофизическую модель, а вовсе не на какую-нибудь состряпанную на коленке компьютерную стрелялку от первого лица. Амбер смотрит на свое левое предплечье. Там на загорелой коже – белый шрам размером с четвертак, оставшийся в память о старом происшествии с гермоклапаном на юпитерианской орбите. Она пытается сконцентрироваться, и ее губы беззвучно движутся. Но ничего не происходит – в этом мире она заперта в своем единственном “настоящем”, и не способна создать разделение или созвать воедино вложенные реальности, просто вызвав субпроцессы, которые были вплетены в уголки ее сознания, когда она еще была подростком. «Как долго я была мертва?» – наконец говорит она.

«На несколько порядков дольше, чем ты прожила» – говорит дух. Из воздуха над кроватью материализуется поднос с хлебом и банками с нутом и оливками, а в углу появляется гардероб. «Я могу начать объяснения сейчас или подождать, пока ты поешь. Что ты предпочитаешь?»

Амбер снова смотрит вокруг, и ее взгляд останавливается на белом экране в оконном проеме. «Давай прямо сейчас. Разберусь» – говорит она с заметной горечью. «Я предпочитаю осознавать свои ошибки как можно быстрее».

«Мы-я можем сказать, что ты решительный человек» – говорит дух, и в его голосе появляется оттенок гордости. «Это хорошо, Амбер. Тебе потребуется вся твоя выдержка, чтобы выжить здесь...»

***

В храме у башни, нависающей над иссушенными равнинами, настало время покаяния, и мысли жреца, живущего в ней, полны сожаления. Сейчас Ашура, десятый день Мухуррама, как показывают часы реального времени, все еще отбивающие ритм другой эры. Тысяча триста сороковая годовщина мученичества Третьего имама, Сайида аль-Шухады.

Священник башни долго медитировал, погружаясь в молитвы и вспоминая строки священного писания. Сейчас, когда громадное красное солнце склоняется к горизонту бесконечной пустыни, его мысли возвращаются к настоящему. Ашура – совершенно особый день, это день искупления всеобщей вины и зла, содеянного через бездействие. Но в свойствах Садека – все время смотреть вовне, в будущее. Он знает, что отворачиваться от прошлого – порок, но так устроено его поколение. Поколение шиитского духовенства, ответившего на неумеренность прошлого века, поколение, которое отстранило улама от влияния, отступило от закона Хоменеи и его последователей, оставило управление народу и всерьез погрузилось в парадоксы модерна. Особым интересом Садека, его страстью и вдохновением в теологии, являлись исследования, направленные на пересмотр эсхатологии и космологии. И здесь, в башне высушенной солнцем глины, священник проводит несчетные процессорные циклы в раздумьях над одной из самых ужасных проблем, с которыми только сталкивались муджтахиды[185]185
  Ученый-богослов, имеющий право самостоятельно выносить суждения по вопросам фикха.


[Закрыть] – над парадоксом Ферми.

Однажды Энрико Ферми с коллегами обсуждали за обедом – могут ли другие миры быть населены продвинутыми цивилизациями?. «Да» – сказал он, – «но если это так, то почему они ни разу не заходили в гости?»

Садек завершает вечерние молитвословия почти в полной тишине, потом встает, привычно потягиваясь, и выходит из маленького и одинокого дворика у подножия башни. Он открывает разогретые солнцем ворота из кованого железа, и они опять поскрипывают. Он смотрит на верхнюю петлю и хмурится, желая, чтобы она была чистой и исправной. Подлежащая физическая модель признает его ключи доступа, и тонкая красноватая полоска около оси петли снова становится серебристой, а скрипение прекращается. Садек закрывает за собой ворота и входит в башню.

Он идет по крутой спиральной лестнице, которая поднимается вверх и вверх, закручиваясь по часовой стрелке. Во внешней ее стене – ряд узких и высоких окон, и каждое из них являет ему различные миры. Вот из этого видна земная ночь Рамадана. Сквозь другое – зеленые туманные небеса и близкий, слишком близкий горизонт. Садек аккуратно избегает мыслей о том, что же следует из наличия этого множественного пространства. Возвращаясь с молитвы, испытав чувство прикосновения к священному, он не желает терять чувство близости к своей вере. Он достаточно далек от дома, и много над чем надо подумать. Странные и любопытные идеи здесь везде и на каждом шагу, источников веры – не больше, чем воды среди пустыни, и потеряться очень легко.

Поднявшись по лестнице на самый верх, Садек подходит к двери из окованного железом старого дерева. Она не вписывается в интерьер – этакая культурная и архитектурная аномалия. Дверная ручка – петля черного металла, и Садек смотрит на нее так, будто это голова гадюки, изготовившейся укусить. Тем не менее, он протягивает руку, поворачивает рукоятку и шагает за порог дворца прямиком из фантазий.

Ничего_из_этого_не_существует – напоминает он себе. Это_ничуть_не_реальнее,_чем_проделки_джинна_из_Тысячи_и_Одной_Ночи. И все-таки то, что ждет его за дверью, не может оставить равнодушным. Он улыбается – сардонической улыбкой ироничного само-отрицания, закаленного досадой.

Похитители Садека украли его душу и поместили ее – его? – в очень необычную темницу. В ней рядом стоят храм и башня, поднимающаяся до самого рая. И то, что находится в башне – классическая литания средневековым вожделениям, просто-таки сущность, выделенная из литературы пятнадцати столетий. Дворы с рядами колонн, прохладные бассейны, выложенные богатой мозаикой, комнаты и залы, набитые всеми вообразимыми предметами роскоши из пассивной материи, бессчетные пиршественные столы, терзающие его аппетит, и дюжины прекрасных не-женщин, жаждущих утолить любое его желание. Садек – человек, и желаний у него – тоже дюжины, но он не осмеливается позволить себе поддаться искушению. Я_не_мертв, думает он. Следовательно,_я_не_мог_оказаться_в_раю. А_значит,_это_– _ложный_рай,_призванный_сбить_меня_с_пути. Вполне_возможно.Если,_конечно,_я_не_мертв, ведь_Аллах, мир_имени_его, считает_что_человек_мертв, если_его_душа_отделена_от_тела. Но_означает_ли_это_ч то_выгрузка_-_грех? Если_да,_то_это_место_не_может_быть_Раем, поскольку_я_-_грешник. Но_как_же,_однако,_наивна_вся_эта_сцена_!

Садек всегда был склонен к философским изысканиям, и его представления о жизни после смерти более рассудительны, чем у многих, а привлеченные идеи – не менее спорны в рамках ислама, чем идеи Тейяра де Шардена – по отношению к католической церкви христианства в 20 веке. И если и есть в его представлениях об эсхатологии признак ложности рая – так это именно семьдесят две прекрасных гурии, готовых исполнить любые его желания. А ейли рай ложен, это значит, что на самом деле он не мертв...

Вся проблема реальности, поставленной под вопрос, настолько беспокоит его, что Садек снова принимается за то, что он делает каждую ночь. Он проходит мимо бесценных произведений искусства, ускоряя шаг, проносится сквозь дворы и коридоры мимо альковов, где возлежат, раздвинув ноги, почти обнаженные супермодели, поднимается по лестницам, и наконец попадает в маленькую необставленную комнату с единственным высоким окном в одной из стен. Там он медитирует, сидя на полу со скрещенными ногами – не в молитве, но в более сосредоточенном процессе логического рассуждения. Каждую ложную ночь (невозможно узнать, как на самом деле течет время за пределами этого раздела кармана киберпространства) Садек, схватившись с декартовым демоном в одиночестве собственного сознания, сидит здесь и размышляет. И каждую ночь здесь он задает себе один и тот же вопрос: Могу_ли_я_определить,_является_ли_это_место_истинным_адом? И_если_не_является,_то_как_я_смогу_уйти_отсюда?

***

Дух сообщает Амбер, что она была мертва почти ровно треть миллиона лет. В течение этого времени она была многократно воплощена из архива и снова умирала, но у нее нет памяти об этом. Она – копия центрального потока, а все остальные ветви завершили свое существование в одиночестве и изоляции.

Смерть и воскрешение не слишком тревожат Амбер – ни сами по себе, ни как угодно еще, ведь она родилась в пост-Моравекскую эпоху, в которую к таким вещам все привычны. Но в том, что поведал дух, есть множество очевидных пробелов, и это совершенно неудовлетворительно. Как будто ей долго и увлеченно рассказывали, как ее напоили и привезли сюда, но умудрились никак не упомянуть –автомобилем ли, поездом или самолетом.

Ее не смущают заверения духа, что она далеко от Земли, точнее – примерно в восьмидесяти тысячах световых лет. Когда они выгружались через маршрутизатор на орбите Хендай +4904/-56, они понимали, что идут на риск и могут оказаться где угодно, а то и вовсе нигде. Ей кажутся сомнительными слова о том, что она все еще внутри светового конуса своего отправлени. Из исходной передачи SETI однозначно следовало, что сигналы в сети маршрутизаторов – самовоспроизводящихся коммуникаторов на орбитах повсеместных в Галактике коричневых карликов – передаются мгновенно. Она некоторым образом предполагала, что по прошествии такого времени окажется дальше от дома.

Несколько больше ее настораживают слова духа о том, что человеческий фенотип привел себя к вымиранию по меньшей мере дважды, что планета их происхождения неизвестна, и что Амбер, можно считать, единственный человек, оставшийся в публичных архивах. На этих словах Амбер прерывает. «Но что-то тут не вяжется!» Она дует на чашку с кофе, пытаясь охладить ее содержимое. «Я мертва» – говорит она с ноткой знающего сарказма в голосе. «Помните? Я просто оказалась здесь. Тысячу секунд назад по субъективному времени я находилась в узле управления звездолета на орбите маршрутизатора, и мы договаривались о дальнейших планах. Мы согласились, что отправимся через него в качестве торговой миссии. А потом я проснулась в постели здесь, в стопятьсотом веке, чем бы это здесь не являлось и где бы оно ни было. Без дополнений и ключей к реальности. Я не пока не знаю, что это за реальность или симуляция, и что тут происходит. И хорошо бы тебе самому объяснить, зачем тебе понадобилась старая версия меня, не дожидаясь, пока я сама разберусь в ситуации, и скажу, что я не собираюсь помогать тебе ни в чем, пока не пойму, кто ты такой. Кстати говоря, а что с остальными? Где они? Я пришла не одна, ты знаешь об этом?»

Дух на мгновение замирает на месте, и Амбер ощущает холодок страха. Не_зашла_ли_я_слишком_далеко? – гадает она.

«Случилось неприятное происшествие» – зловещим голосом говорит дух. Из прозрачной копии Амбер он превращается в контур человеческого скелета с замысловатыми наростами на костях – остеосаркомой более чем летальных размеров. «Мы-согласное считаем, что ты находишься в наилучшем положении, чтобы исправить ситуацию. Это касается демилитаризованной зоны».

«Демилитаризованной?» Амбер качает головой, задумывается и отпивает кофе. «Что ты имеешь в виду? Что это за место?»

Дух мерцает снова. Они меняет аватар на абстрактную анимацию вращающегося гиперкуба. «Демилитаризованная зона – пространство снаружи ядра нашей реальности, собственно открытое сущностям, свободно пересекающим наш сетевой экран и путешествующим к сети снаружи и обратно. Пространство, которое мы занимаем – это множество, граничащее с демилитаризованной зоной. Мы-согласное используем ДМЗ для оценки информационной ценности мигрирующих сущностей, разумных единиц валюты, и тому подобного. Мы-согласное занесли тебя по прибытии в фонд для фьючерс-сделок и опционов различных будущих человеческого вида».

«Валюта!» Амбер не знает, что и испытывать, любопытство или ужас – обе реакции кажутся ей подходящими. «Вы обходитесь так со всеми посетителями?»

Дух игнорирует ее вопрос. «В зоне развивается вышедшая из-под контроля семиотическая утечка. Мы-согласное уверены, что только ты можешь справиться с ней. Если согласишься, мы обменяем ценности, заплатим, наградим за сотрудничество, ускорим вознаграждение, дадим вольную, вернем на родину!»

Амбер осушает чашку кофе. «Вы когда-либо раньше вступали в экономическое взаимодействие с людьми вроде меня?» – спрашивает она. «Если нет – то почему я должна доверять вам? Если да – то почему вы воскресили именно меня? Может, где-нибудь вокруг найдется версия меня с большим опытом?» Она скептически поднимает бровь. «Это похоже на завязывание насильственных взаимоотношений»

Дух продолжает увиливать от ее попыток выяснить, что к чему. Он растет, мерцает, делается прозрачным, и превращается в чуть запыленное окно, в котором виднеются невозможные пейзажи. Над зелеными яйцевидными холмами и аппетитно выглядящими замками плывут облака, поросшие деревьями. «Природа утечки: в демилитаризованной зоне вырвался на волю инопланетный интеллект» – объявляет он. «Инопланетянин применяет некорректную семиотику к сложным структурам, предназначенным для обеспечения торговли. Ты знаешь этот интеллект, Амбер. Мы требуем решения. Убей чудовище, и мы представим линию доверия. Реальность для владения и управления на правах собственника, введение в курс правил торговли, предоставлений дополнений чувств и возможности путешествовать. Можем даже обновить до возможности консенсуса вас и нас, если пожелаете».

«Расскажите мне про чудовище…» Амбер тянется вперед, жадно вглядываясь в окно. Что-то в ней очень сомневается по поводу последнего предложения. Обновить_меня_до_фрагмента-призрака_иноплатетного_группового_сознания? – презрительно думает она. «Где этот инопланетянин?» Лишенная способности запускать дополнительные потоки себя и исследовать сложные задачи, она чувствует себя слепой и неуверенной. «Это часть Вунч?»

«Неизвестное данное. Это-они пришло с вами» говорит дух. «Случайно активировано вновь несколько секунд перед сейчас. Оно буйствует в демилитаризованной зоне. Помоги нам, Амбер. Спаси наш узел, или нас отключат от сети. Если случится это, ты умрешь вместе с нами-мы. Помоги нам...»

***

Быстрое и устрашающее, как крылатая ракета, разворачивается поспоминание – одинокое и принадлежащее кому-то еще.

Одиннадцатилетняя Амбер – неуклюжее и долговязое дитя на улицах Гонконга, турист-деревенщина, воочию увидевший горячее ядро Срединного Королевства. Это ее первый и последний отпуск, а потом Сообщество Франклина усадит ее в капсулу полезной нагрузки космолета Шень-Чжоу и выстрелит ей на орбиту с Синь-Кьян. Но пока она временно на воле, хоть она и заложена под несколько миллионов евро. Скоро она станет маленьким тайконавтом и приготовится долгие годы работать на орбите Юпитера, чтобы рассчитаться с сетью самораспространяющихся опционов, которая ею владеет. Это не совсем рабство; скорее – это часть корпоративной игры Папы, охраняющей ее от преследований Матери, которая пытается вернуть ее в послечеловеческую неволю и заставить взрослеть в образе старомодной маленькой девочки. А сейчас у нее есть немного карманных денег, номер в Хилтоне и ее личный Франклин-удаленный помощник – и она решила, что устроит себе это туристическое просвещение в стиле восемнадцатого века. Устроит его с размахом, потому что...

Это ее последний день на свободе в биосфере, что эволюционирует волей случая.

В этом десятилетии все самое интересное происходит в Китае. Здесь горячо и тесно, прямо как в ядре звезды, а с устаревшим и отставшим здесь обходятся безо всякой жалости. Рвение националистов догнать Запад передало эстафету рвению потребителей достать самые свежие и модные штучки, какие только есть в мире – здесь нарасхват идут и самые оригинальные туристические сувениры с причудливо-старомодных улиц Америки, и самые горячие, быстрые и умные обновления для тела и души. А Гонконг жарче и быстрее почти любого другого места в Китае, что значит – и во всем мире тоже. Это такое место, где туристы из Токио таращатся с разинутыми ртами, пораженные блеском и великолепием высокотехнологичной жизни, оторопелые и футурошокированные…

Амбер идет по Жардин-Базару (скорее_Жардин_Безумной – думает она), погрузившись во влажный ветер и шум. На крышах дорогих торговых центров и роскошных отелей из стекла и хрома растут геодезические купола, такие ажурные, что кажется, они вот-вот уплывут прочь, подхваченные горячим бризом с моря. Из Кай Тека больше не доносится рев аэробусов, и не плывут больше по небу штормовые тучи полированного алюминия, проливающиеся дождем бледнолицых туристов на торговые центры и рыбные рынки Кулуня и Новых Территорий. Идут последние напряженные дни Войны Против Неразумия, и в небе проплывают невероятные формы. Амбер пялится, задрав голову, на Шень-Ян F-30, набирающий высоту почти под вертикальным углом. Мешанина недоступных пониманию несущих поверхностей, которые сходятся в точке перспективы, отрицающей пространственное мышление, а заодно и взгляд радаров. Китайский... Истребитель? Ракетная платформа? Суперкомпьютер? Он уходит вдаль над Южно-китайским морем, чтобы присоединиться к неусыпному патрулю, стоящему на страже капиталистического мира -гаранту уверенности, что все защищены от Войск Отрицания[186]186
  Игра слов: host denial – так же и «отказ в доступе к серверу».


[Закрыть] и Напасти от Вакхаба.

Вдруг Амбер на мгновение становится просто не по годам развитым человеческим ребенком. Ее подсознание отключается – цензор-боты Китайского правительства, вездесущие силовые процессы-демоны инфовойны, явились воспрепятствовать ее когнитивным способностям возможность получить сведения об их наиболее грозном оружии. И воспользовавшись этими секундами, пока ее сознание пусто, как выеденное яйцо, человек с тонкими чертами лица и синими волосами резко толкает ее в спину и сдергивает с плеч рюкзак.

«Эй!» – кричит она, пытаясь устоять на ногах. Ее разум расфокусирован, а оптика не повинуется – она отказывается фиксировать биометрическую модель нападающего. Миг оцепенения – слепая зона для устройств ведения журнала реального времени и время, потраченное на попытки удержать равновесие, а не на погоню – и вор уже убегает. А с отключенными дополнениями она не знает, как закричать «Держите вора!» на кантонском.

Спустя несколько секунд истребитель уходит из поля зрения и цензор-поле отпускает. «Держите его, растяпы!» – кричит она. Но любопытные покупатели только разглядывают невоспитанного ребенка-чужестранца. Пожилая женщина направляет на нее камеру одноразового телефона и что-то кричит через плечо. Амбер берет ноги в руки и бежит. Она уже чувствует, как отдается где-то во внутренностях инфразвуковой сигнал тревоги рюкзака. Если она не успеет вовремя, рюкзак устроит сцену. Покупатели бросаются врассыпную, женщина с коляской пытается оказаться подальше, но вместо этого чуть не сбивает ее с ног.

К тому моменту, когда Амбер находит перепуганный рюкзак, вора и след простыл. Ей понадобилась почти минута утешений, чтобы рюкзак перестал вопить и втянул шипы достаточно, чтобы его можно было снова надеть. И к этому времени рядом уже показывается робокоп. «Идентифицируйте себя» – скрежещет он на синтетическом английском.

Амбер в ужасе смотрит на рюкзак: в его боку огромная дыра, и он слишком легкий. Она_потерялась, понимает она в отчаянии. Он_украл_ее. «Помогите» – тихо говорит Амбер, протягивая сумку полисмену, сидящему где-то и смотрящемуна нее через глаза робота. «Украли».

«Какая вещь отсутствует?» – спрашивает робот.

«Моя Хеллоу Китти» – говорит она, хлопая ресницами, включив умение притворяться на полную, заставляя совесть подчиниться и прекрасно понимая, что если полиция узнает истинную природу ее кошки, последствия будут печальными. «Моего котенка украли! Вы можете помочь?»

«Конечно» – говорит полицейский, кладя уверяющим жестом руку ей на плечо. Рука тут же превращается в стальной нарукавник, подталкивает ее к фургону, и полицейский объявляет ей важным официальным тоном, что она арестована по подозрению в краже из магазина, и что от нее требуется предъявить сертификат личности и отчетность, подтверждающую в установленном порядке право владения на все имеющиеся при ней вещи, если она хочет доказать свою невиновность.

К тому моменту, когда биологический мозг Амбер осознает, что ее вежливо арестовали, некоторые из внешних ее ветвей уже вопят во весь голос, призывая о помощи, а отслеживатели мобильной коммерции определяют отделение, куда ее везут. Это несложно, ведь здесь используют только лицензионные программы; запуская их, нельзя не нажать определенные кнопки на экране, а нажимая их, не можешь не оставлять следов. Внешние ветви генерируют агентов и отправляет их доложить о случившемся Сообществу Франклина, организации “Международная Амнистия”, Партии Пространства и Свободы, и адвокатам ее отца. Когда немолодая женщина-полицейский доставляет ее в пункт временного задержания для расследования дел несовершеннолетних (с вишневыми и бирюзовыми стенами), телефоны на столе дежурного уже галдят вызовами от приставов, продавцов фаст-фуда и (особенно часто) – от расторопного журнала о жизни знаменитостей, котоый увлекается отслеживанием дел ее отца. «Вы можете помочь мне вернуть мою кошку?» – упорно выспрашивает она у полицейского.

«Имя» – читает офицер. В ее глазах поблескивают строчки мгновенного перевода. «Пожалуйста, отпечатать ваша идентичность надежно».

«Мою кошку украли» – тянет свое Амбер.

«Ваша кошка?» Полицейский озадачена. Она начинает сердиться: иметь дело с подростками-чужестранцами, несущими тарабарщину в ответ на вопросы – не ее амплуа. «Мы спрашивать ваше имя?»

«Дело не в этом!» – твердит Амбер. «А в моей кошке! Ее украли. У меня украли мою кошку».

«А-а. Ваши бумаги, пожалуйста».

«Бумаги?» Амбер начинает волноваться. Она не чувствует внешнего мира – вокруг камеры установлена клетка Фарадея, и внутри такая тишина, что ее одолевает клаустрофобия. «Я хочу свою кошку! Сейчас…»

Полицейский щелкает пальцами, засовывает руку в карман, достает карточку-идентификатор, и демонстративно показывает на нее свободной. «Бумаги» – повторяет она, “Или...”

«Я не знаю, о чем вы говорите» – причитает Амбер.

«Подожди». Полицейский как-то странно смотрит на нее, поднимается, выходит, и минуту спустя возвращается с человеком с тонкими чертами лица, в деловом костюме и слегка светящихся проволочных очках.

«Ты устроила тут представление» – говорит он грубо и резко. «Как твое имя? Скажи мне честно, или тебе придется провести тут ночь».

Амбер начинает рыдать в голос. «Мою кошку украли!» – выдавливает она.

Очевидно, ни детектив, ни полицейский не знают, что делать с этой сценой. Она щедро сдобрена эмоциональными обертонами и зловещими дипломатическими вовлечениями, и это вышибает их из колеи. «Жди здесь» – говорят они и убираются из камеры, оставив ее наедине с аниматронной пластиковой коалой и дешевой ливанской кофеваркой.

До Амбер в полной мере доходит, что означает потеря кошки, и она плачет громко и отчаянно. С потерями и предательствами сложно иметь дело в любом возрасте. А кошка целый год была ей лучшим другом. Компаньоном, шутником и утешителем. И островком уверенности, давшим ей силы вырваться из плена сумасшедшей матери… Кошка могла просто отправиться в магазин тел, где ее разберут на печатные платы или пустят на суп, и это слишком ужасно, чтобы думать об этом. Амбер плачет навзрыд в комнате для допросов, полная отчаяния и безнадежной тоски, а запертые снаружи ветви ее сознания ищут способы синхронизироваться.

Но через час, когда она успокаивается и опускается в болото чистого отчаяния, в дверь стучат. Стучат! Внутрь заглядывает любопытная голова. «Пожалуйста, идти с нами» – говорит она, зайдя внутрь – это женщина-полицейский с плохой программой-переводчиком. Она видит всхлипывания Амбер и укоризненно что-то говорит в пол-голоса, но когда Амбер встает и плетется к двери, она выходит.

За столом дежурного ждет детектив с обернутой бечевкой коробочкой из влажного картона. Вокруг теснятся полицейские бюрократы в разных формах телеприсутствия. «Пожалуйста, идентифицируйте» говорит он, перерезая веревку.

Внешние ветви приходят синхронизировать память, и Амбер трясет закружившейся головой. «Что это...» – собирается спросить она, но тут крышка разлетается на части, брызгая мокрой крошкой. Оттуда высовывается треугольная голова, с любопытством втягивает воздух, и из ноздрей, окруженных коричневым пушком, выходят пузыри. «Чего ты так тормозила?» – спрашивает кошка, когда Амбер, запустив руки в коробку, достает ее оттуда, всю в водорослях и морской воде.

***

«Если хотите, чтобы я разделалась с вашим инопланетянином, для начала дайте мне привилегии изменения реальности» – говорит Амбер. «Кроме того, мне нужны последние версии всех, кто пришел со мной сюда. Соберите нас вместе, и предоставьте им тоже корневые привилегии. Далее, нам потребуется доступ к другим вложенным вселенным в ДМЗ. И наконец, я хочу пушки. Много пушек».

«Это может быть затруднительно» – говорит дух. «Много других людей давно достигли точки прерывания. Есть еще по меньшей мере один человек живой, но недоступен в связи с прохождением эсхатологического эксперимента в настоящее время. Остальные были-есть потеряны в ДМЗ. Мы способны/можем предоставить вам экстремальный доступ к ДМЗ, но запрашиваем объясните нужду в кинетическом оружии».

Амбер вздыхает. «Ребята, вы ничего не смыслите в популярной культуре?» Она встает и потягивается, выжимая поддельное чувство сонного расслабления из мускулов. «И еще я хочу...» Они запинается. Что-то отсутствует – слово не доходит до кончика языка. «Погоди. Есть что-то еще, о чем я забыла». Что-то_важное, озадаченно думает она. Что-то_что_всегда_было_рядом_что...знает...мяу...поможет? Она чувствует, как ее губы говорят: «Ладно. Этот другой человек. Я действительно желаю ее видеть. Это не обсуждается. Пойдет?»