Текст книги "Зельда Марш"
Автор книги: Чарльз Норрис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)
– Господи, неужели я заболею?!
Напялив кое-как одежду, она вышла с Бастером на лестницу, но ей было так худо, что она не решилась спуститься вниз. Ее знобило. Она выпустила Бастера и присела на верхней ступеньке.
– Просто не выспалась, – сказала она вслух. – Горячий кофе меня подкрепит. – Но мысль о кофе вызвала приступ тошноты.
Она позвала собаку и, вернувшись в комнату, легла снова. Головная боль все усиливалась.
– Нет, надо встать и взять себя в руки. Иначе я в самом деле заболею.
Накинув старый рваный капот, она с трудом зажгла керосинку и стала готовить завтрак. Но каждую минуту ей приходилось оставлять работу и садиться.
– Это – пустяки, – твердила она себе. – Это смешно, наконец!
Джордж все еще спал, возвышаясь горой на постели, громко похрапывая. Она хмуро поглядела на него. Как он может спать, когда ей так худо! Потрясла его за плечо, но он не проснулся. Разбудить Джорджа было делом нелегким, и у нее сегодня не было сил для этого. Надо поесть, чтобы улеглась тупая боль в голове. Но когда она открыла крышку кофейника, острый запах кофе заставил ее откинуться назад. Нестерпимая тошнота снова подступила к горлу.
– О, – вскрикнула она. – О!
Тяжело опустившись на стул, прислонив голову к прямой его спинке, она оставалась так несколько минут, пока ей не стало полегче.
Начала перебирать мысленно, что ж она такого съела – и вдруг ее осенила догадка. Страх отразился в широко открытых глазах. Она невольно прижала руки к сердцу. Минуты шли одна за другой.
Кофе давно кипел, тек в керосинку, тушил огонь. Зельда не шевелилась. Глаза ее словно чего-то искали на потолке, сухие губы раскрылись для тихого стона.
– Нет, нет, не может быть! – бормотала она с тоской и страхом.
6
Когда она днем вышла за покупками, она нашла несколько писем на подзеркальнике в передней, где Касси всегда клала почту. Письмо от Джона, открытка с видом Аламо от Мильдред и длинное письмо от Джерри. Оно гласило:
«Чем я виноват, что люблю вас? Я всегда смеялся над этой болтовней о любви, историями разных Ромео и т. д. Я считал, что если мужчине понравится девушка, он женится на ней – вот и все. Но теперь я узнал и другое, дорогая. День, когда у меня нет надежды увидеть вас, для меня – ад. Я теперь знаю, что значит весь день ждать звонка телефона, и сердце мое готово выскочить из груди, когда я слышу ваш голос в трубке. Я знаю, что значит лежать без сна час за часом и говорить себе, что, если я не могу добиться вашей любви, то жить не стоит. Почему этот необузданный эгоист, неспособный оценить вас и те жертвы, которые вы ему приносите, почему он должен обладать вами, а не я, который мог бы окружить вас достатком, роскошью, я, обожающий землю, по которой вы ступаете, и готовый мир перевернуть, чтобы сделать вас счастливой? Я люблю вас, он – нет. Я оскорбил вас, я вел себя, как осел, но, если бы вы знали, как мучит меня совесть! Я готов убить себя…
Солнышко, попытайтесь найти для меня в вашем сердце прощение. Я ничего не буду требовать, ничего не буду просить, даже прикосновения вашего мизинца. Но позвольте мне видеть вас. Как-нибудь днем, когда вы найдете это удобным, позвоните мне и поедем куда-нибудь вместе, и я расскажу вам лучше, чем это выходит в письме, как безмерно я вас люблю».
7
Джордж паясничал напропалую в так называемой «зеленой комнате» за кулисами «Оберона». Остальные, выступавшие в той же программе актеры стояли вокруг, хохоча и подстрекая его. «Ужасная публика, – думала Зельда, – эти Койновские «козыри»: чернокожий тенор, фокусник, плясуны, пара немцев-комедиантов, один – толстый, другой – тонкий.» Зельде было неприятно, что у Джорджа так мало собственного достоинства. И это тот самый человек, что месяц назад выпил яд, предпочитая смерть позору! Сегодня вечером он был в одном из самых бурных своих настроений: вероятно выпил, ничем больше не могла Зельда объяснить его необузданной веселости. Она ушла к себе в уборную и стала натирать кремом лицо. Невыносимая тяжесть лежала у нее на сердце. Что скажет ее неуравновешенный супруг, когда узнает новость? Она хотела подождать еще немного, дать ему натешиться новым ангажементом раньше, чем разделить с ним тревогу. Зельда понимала, что ее новость сразит Джорджа. Он не мог желать ребенка. Это – конец всем их планам: поездке в августе в Нью-Йорк, гастролям в провинции зимой, путешествию в Европу. Иметь ребенка, значит, ей застрять в Нью-Йорке, если они туда выберутся, а Джорджу ехать одному с какой-нибудь компанией. Но она знает, какой образ жизни будет вести Джордж, когда ее не будет рядом. Начнет играть, пить, кутить. В первую неделю еще, может быть, пошлет ей денег, во вторую – тоже, а там одни только извинения, или и совсем писать перестанет. Не за себя она беспокоилась. Ребенок, их ребенок, вот о ком надо было подумать раньше, чем рожать его… Разве ей можно иметь ребенка? Девять месяцев она будет обезображена, нездорова, не сможет выступать. А после этого – живой ребенок, которому нужна ее грудь, ее руки, ее сердце каждую минуту дня и ночи! Еще потерянный год, а то, может быть, и два!.. Так попадаются многие женщины. Нет исхода. Она – связана, беспомощна…
– О Бастер, Бастер! – вскрикнула она с отчаянием. – Что я буду делать?! – Собака, свернувшаяся у ее ног, тотчас подняла голову и наставила уши.
Дверь с треском распахнулась. Это был Джордж, красный, сияющий, размахивающий белой карточкой.
– Зельда, Зельда, котеночек, погляди-ка! Вот оно, наконец! Удача, дорогая, удача! Смотри, что принес капельдинер…
Она взяла из его рук визитную карточку. «Мистер Вильям Моррисон.» А поперек было написано карандашом: «Загляните ко мне в контору завтра. В. М.».
8
– Это вы, доктор?.. Говорит Зельда. Мне нужен ваш совет как врача. Я знаю, вы бросили практику, но это очень важно, мне нужно увидеться с вами. Можно мне прийти?
Смущенное покашливание. Доктор, чтобы выиграть время, притворяется, что не расслышал. Она терпеливо повторяет. Наконец:
– Нет, лучше я к вам зайду. Скажите адрес.
– Сегодня же, доктор, пожалуйста. – Она назвала улицу и номер дома.
Повесив трубку, она медленно направилась домой. В густом тумане солнечный свет принял какой-то медный оттенок. Устало взобралась Зельда наверх, останавливаясь на каждой ступеньке, как старуха.
Джордж ушел, оставив ей записку:
«Моррисон сказал, что сегодня ожидает телеграммы из Чикаго. Я иду к нему – и сразу же обратно домой. Молись, девочка, чтобы удалось! Джордж».
И под этим нарисована какая-то карикатура.
Не снимая шляпы, Зельда упала на стул и с морщиной боли меж бровей читала и перечитывала записку.
Потом, раздевшись, легла на кровать, ожидая, когда мучительное состояние пройдет. Но миновал час, другой, ей не становилось легче. Тогда она с трудом поднялась и, примостившись у окна, принялась писать Джону.
9
Бойльстон явился ровно в три. В первый раз Зельда видела его таким франтом: в перчатках, с тростью, с гвоздикой в петлице. Даже стекла пенсне и толстая цепочка за ухом, казалось, блестели как-то особенно. Но Зельде было не до любования им. Впустив его в убогую гостиную Касси, она заперла дверь и приступила прямо к делу.
Пока она говорила, в докторе произошла перемена: на лице проступило профессиональное выражение, он сложил губы, как бы готовясь засвистеть, покачивал головой, слушая Зельду, и потирал руки знакомым ей жестом.
– О дорогая моя, дорогая, – сказал он сочувственно, – это ужасная неприятность. Я понимаю ваше положение.
– А это серьезная операция, доктор?
– Да как вам сказать… Главное – очень рискованная. Это – не разрешается законом, вы знаете.
– Да, знаю. Оттого-то я и обратилась к вам.
– Ко мне?!
– Я никого не знаю, кроме вас. А вы – я помню – когда-то проделывали эти вещи.
– О, много лет назад… Много лет…
– Но ведь вы это сделаете ради меня, доктор? Что со мной будет, если вы мне не поможете?
– Видите ли, Зельда, я боюсь… Это противозаконно. У меня нет больше кабинета, где я мог бы сделать вам операцию…
– Но ведь это немного времени займет, доктор? Вы говорили, что полчаса – и потом мне придется часа два полежать, вот и все. Сделайте это для меня! Мы – старые друзья. У меня нет ни одной близкой души во всем городе. Мужу я ничего не сказала, даже он меня не поддержит…
Доктор в смятении ерзал на стуле. Цветок выпал из петлицы на пол. Он не поднял его.
– К сожалению, дорогая Зельда, это невозможно. Закон не разрешает… я больше не практикую… мне негде проделать эту операцию… – повторял он все те же аргументы. Зельда, наконец, поняла. Без единого слова с застывшей на лице любезной улыбкой слушала его лепет. Потом задала еще один последний вопрос, зная наперед ответ:
– А не можете ли вы направить меня к кому-нибудь, доктор? К врачу, которому можно довериться?
– Гм… гм… боюсь, что нет, Зельда. Я не знаю никого, кто занимался бы этим… это запрещено, вы знаете…
– Да, да, я знаю, Ну, что же, не буду вас больше задерживать. Очень мило с вашей стороны навестить меня… О, смотрите-ка, вы уронили вашу гвоздику!..
Она подняла ее и снова воткнула ему в петлицу.
10
– У меня есть для вас записка, мисс Марш. Он велел передать вам, а мужу ни слова не говорить об этом…
Зельда сунула конверт под жакетку.
– Послушайте, Касси, мне надо поговорить с вами. Я пройду к вам на минуту.
Она пошла за старухой в ее грязную берлогу. Присела на угол колченогой кушетки и рассказала о своей беременности.
– Моррисон пригласил нас, – объясняла она, – и на целых четыре месяца! Я не могу играть в таком состоянии. Потом будет поздно… И мистер Сельби не должен ничего подозревать, что толку его огорчать? Эти вещи проделываются утром или днем. Я ускользну, и никто ничего не заметит. Научите меня, к кому идти. Я помню, девушки в «Альказаре» говорили, что вы всегда им помогали, когда с ними случалась беда.
Старуха осклабилась и хитро подмигнула.
– Чей он?
– Чей? – повторила Зельда в недоумении. – О чем вы спрашиваете, не понимаю.
– От кого он? – Касси с гримасой показала пальцем на живот Зельды. – От того, белобрысого?
У Зельды дрожь отвращения прошла по телу.
– Он славный парень. И вам бы от него больше пользы было, чем от Сельби. Он – щедрый человек и без ума от вас.
– Не смейте! – вскрикнула Зельда. Ей хотелось схватить Касси за горло, но она сделала над собой усилие и уже спокойнее объяснила старухе, что она ошибается.
Миссис Кассиди слушала, подняв одну бровь, с явной недоверчивостью. Потом порылась в комоде среди грязных бумаг, достала какую-то карточку, списала адрес и протянула Зельде.
– Лучший в мире, – шепнула она убедительно, – и за все возьмет с вас каких-нибудь десять долларов… желаю успеха!..
Спускаясь вниз, к себе, Зельда остановилась на площадке у окна, чтобы прочитать письмо Джерри.
«Я все надеялся получить хоть словечко от вас. Вы жестоки, дорогая, вы не хотите простить. Я прошу так мало: только увидеть вас на час, полчаса, десять минут. Я схожу с ума. Говорят, у меня ужасный вид. Я не сплю, я брежу вами, слышу ваш голос, вижу ваше лицо… и только этим живу. Я хожу вокруг вашего дома, чтобы хоть издали взглянуть на вас. Третьего дня я видел, как вы вышли с мужем, и три часа дожидался вашего возвращения, надеясь, что вы будете одна и мне удастся услышать от вас хоть словечко… О Зельда, я не могу поверить, что потерял вас и что вы ушли от меня с воспоминанием о том ужасном вечере, которого я буду стыдиться до конца жизни…
Но я не это, главным образом, хотел сказать вам. Я хотел сказать, что, если вы когда-нибудь очутитесь в беде, будете нуждаться в друге, который ни о чем не спросит и ничего не потребует – вспомните обо мне. Родная, я не хочу вас задевать, но позвольте мне сказать: у вас уже бывали нелады с мужем, это может повториться… Он – беспутный человек, вы сами говорили. И, если вам понадобится помощь, дайте мне возможность доказать вам мою преданность и загладить обиду, которую я нанес вам… Адрес мой вы знаете. Одно слово – и я буду у вас.»
11
Зельда позвонила у двери с дощечкой: «Людвиг Коппель, доктор». Открыла сморщенная старая мегера вроде Касси, с той только разницей, что у этой все было белое: белые волосы, белое, как мел, лицо, белые, хотя и сомнительной белизны, халат и юбка. Она производила жуткое впечатление. Оглядев посетительницу, она проводила ее в затхлую приемную.
Вся квартира пропахла какими-то тревожащими запахами, среди которых преобладал запах карболки.
Зельда начала нервничать. Руки у нее похолодели, ладони стали влажными, и она принялась тереть их друг о дружку. Губы дрожали все сильнее. Она уже жалела, зачем не сказала Джорджу, зачем не пришла с кем-нибудь… хотя бы с этой ужасной Касси, только бы не одна. Она было на цыпочках подошла к двери, чтобы убежать, но в эту минуту вошла старуха и повела ее в глубину квартиры.
Первый взгляд на доктора Коппеля не развеял страха. Это был крупный рыжий мужчина с огромными волосатыми руками. Зельда назвалась миссис Спрингер и сказала, что пришла от Касси. Доктор словно не замечал ее волнения, задал один-два вопроса и пошел впереди нее в свою операционную.
Когда все было кончено, старуха проводила измученную, близкую к обмороку Зельду в маленькую комнату, где на кровати с серым одеялом ей предстояло лежать час-другой. Затем принесла ее вещи, накрыла одеялом и вышла. А Зельда, оставшись одна, горько заплакала, зажимая рот руками.
12
Около четырех Зельда встала и приготовилась идти домой. Коппель похлопал ее по плечу и посоветовал взять извозчика, но она предпочла идти пешком, говоря, что чувствует себя хорошо. Однако по дороге ей раз или два делалось дурно, и она хваталась за все попадавшиеся предметы, боясь упасть. Она собиралась, как придет, рассказать Джорджу о том, что сделала. Теперь не было больше надобности скрывать, и ей, вероятно, понадобятся его заботы в первые дни. Выступления в «Обероне» окончились, предстояла неделя безработицы, а там – выступление в «Орфее»!
Никогда еще лестница в доме Касси не казалась ей такой крутой и бесконечной. Наконец, она добралась до двери, нажала ручку и вошла. Джордж сидел, нагнувшись вперед, опираясь локтями о колени и запустив пальцы в свои черные вихры. Когда Зельда вошла, он поднял голову и посмотрел на нее. Выражение его лица так потрясло молодую женщину, что она еле удержалась от крика. Он был так же мертвенно бледен, как в ту ночь после отравления. Зельда окликнула его, подошла, но он не шевельнулся и только смотрел на нее. Какая-то мучительная работа происходила в нем, это было видно по лицу.
Вдруг он вскочил, схватил ее за плечи, потащил, нет, почти понес к окну и повернул лицом к свету. Там он стал внимательно вглядываться в ее лицо, стиснув зубы и до боли сжимая ей руки.
– Да что такое, Джордж? Джордж? Что случилось?
Она торопливо соображала: Моррисон передумал, не подписал контракта?.. Джордж вдруг принялся ее трясти и острая боль резанула ее внутри.
– Говори! Правду говори! – прокричал он сквозь стиснутые зубы.
– Оставь меня, Джордж, ты делаешь мне больно! Я нездорова…
– Скажи правду! – повторил он.
– Да какую правду? – спросила Зельда слабеющим голосом. Голова у нее кружилась, черные пятна пошли перед глазами.
– Скажи… – начал он, но тут же грубо оттолкнул ее. Она упала. Не оборачиваясь, не видя этого, Джордж закрыл лицо руками.
– О бо-оже! – застонал он. – Я знаю и так, что это правда, знаю…
– Что знаешь? – переспросила Зельда с усилием.
Он снова кинулся к ней, поставил ее на колени, сорвал с нее шляпу, причем длинные шпильки больно оцарапали ей кожу.
– Сколько их было до меня? Кирк, Бойльстон – еще кто? Отвечай, проклятая шлюха, отвечай, пока я не убил тебя!
Первой мыслью Зельды было, что это – дело рук Джерри. Первым чувством – острая жалость к мужу, который свирепо тряс ее за плечи, причиняя сильную боль.
– Ну, что же? Правда это? – крикнул он и, снова отшвырнув жену, бросился в кресло и застонал. В комнате долго было тихо. Потом собака завизжала и, подойдя к Зельде, принялась лизать ей руки. Зельда, приподнявшись с пола, прислонилась к стене. Желтые волосы упали ей на плечи, шпильки рассыпались. Ее мысли от Джорджа перешли на Джерри – Джерри, который способен был одной рукой писать умоляющие любовные письма, другой – нанести такой гнусный удар. Цель была ясна. Так вот зачем он писал ей: если вы будете нуждаться в друге, позовите меня! Он рассчитывал, что Джордж прогонит ее и она пойдет к нему, Джерри… Оценив только теперь это гнусное лицемерие, Зельда в первый раз в жизни поняла, как можно ненавидеть человека.
– Это он тебе сказал? – спросила она глухо.
– Он? Кто?.. О ком ты говоришь? – В голосе Джорджа послышалось что-то новое.
– От кого ты слышал эти… эту ложь?
– Ложь? Я так и знал, что ты будешь отрицать… Но я могу узнать правду! Я проверю все, что мне было сказано, или вырву у тебя правду! Это – самое простое.
– Джордж, послушай, кто тебе сказал?
– Это решительно все равно.
– Но я имею право знать, кто порочит меня.
– Порочит? – Его голос стал пронзительным. – Порочит?! Так ты отпираешься? – Он схватил со стола какую-то бумагу. – Ты можешь отрицать, что имела любовника Майкла Кирка с 1897 до 1899 года и что его мать вас накрыла; что ты убежала из дому, стала содержанкой Ральфа Бойльстона, врача, и жила с ним в открытом сожительстве с 1900 до 1903 года? Ты посмеешь сказать, что все это ложь?
– Он даже дал тебе письменную справку, – сказала она с горечью. – Уж не заплатил ли ты ему за нее?
– Кому? Какого дьявола ты все время говоришь «он»? Это Касси, если хочешь знать. Тут, в твоем родном городе, все это, оказывается, знают. Старая карга пришла со своими гнусными сообщениями, хотела, чтобы я заплатил ей. Боже, я думаю, я мог это узнать от любого уличного мальчишки! Эта бумага – ее. Она хотела ее продать мне, но я просто отнял. Ты найдешь старую ведьму там, где я ее оставил – если она еще жива!
– Это он… он подкупил Касси, чтобы она тебе сказала…
На этот раз Джордж схватил жену за горло.
– Кто это «он»?! – Зельда не сопротивлялась, хотя он почти душил ее. Когда Джордж, наконец, отпустил ее и она могла говорить, она ответила на его вопрос.
– Пэйдж? Еще один? Сколько их еще, говори!
Она ухватилась за его руки, пытаясь оторвать их от себя. Все, что она сделала и выстрадала ради этого человека, вспомнилось ей в эту минуту. Ее ребенок, ребенок, которым она тоже пожертвовала! Ослепленная бешенством, она поднялась, шатаясь.
– Нет! Он – нет! Никогда он не был моим любовником! Но ты… ты – зверь! Я от всего отказалась ради тебя, на все была готова! Когда я вышла за тебя замуж, ты был не лучше меня. У тебя в прошлом не любовь была, тебя не обманули, как меня; ты просто гнался за наслаждениями, развратничал, как все такие мужчины, как ты. А я тебя, беспутного, приняла, забыла твое прошлое. Я думала, что знаю все о тебе, но я не имела понятия о твоем себялюбии. Все и всех ты готов принести в жертву своему тщеславию, своим мелким нуждам и желаниям, своим удобствам. Я больше знать тебя не хочу, слышишь ты? Все вы, мужчины, одинаковы! Ни одного среди вас нет порядочного во всем мире!.. Мой ребенок, ребенок мой!.. – Голос ее оборвался. Мелькнула мысль, что если этот ребенок был мужского пола, то нечего и жалеть, что она не родила его на свет. Джордж не понял ее и зарычал:
– И ребенок еще тоже? Ты и ребенка еще имела? А я ничего не знал и ты на мои деньги растила это отродье, что прижила с другим? Боже, есть ли позор, через который ты не прошла? Ты меня всегда обманывала! Лгала, дурачила, погубила меня! Из-за тебя я отказался от карьеры, перешел на гнусный водевиль, пал так же низко, как ты, – а теперь ты, проклятая, заявляешь, что не хочешь меня знать. И что нет ни одного порядочного мужчины! Покажи мне хоть одну порядочную женщину – покажи, найди, хоть одну! Ты меня знать не хочешь? Нет, это я тебя выгоняю! Ступай вон и поищи другого дурака! Ты мне не нужна, я найду двадцать других на твое место и буду играть у Моррисона. Я учил ее, сделал из нее актрису, а теперь я оказываюсь себялюбивым! Убирайся вон и ищи себе заработка на улице. Это тебе знакомое ремесло! Можешь умереть с голоду или сгнить – мне все равно! Убирайся, слышишь? Ступай вон!
И даже в эту минуту, держась за окно, чтобы не упасть от головокружения, она еще размышляла, уйти ей или остаться. Она знала, что если уйдет, то никогда уже больше не вернется, а она нужна ему, страшно нужна. Он погибнет без нее. Через пять минут он опомнится, ослабеет, будет рыдать и призывать ее, раскаиваться… Зельда колебалась. Но она предвидела бесконечный ряд новых сцен, когда при малейшем раздражении, малейшем протесте с ее стороны, ей будут бросать в лицо ее прошлое. И так будет всегда, до конца жизни.
И она повернулась, механически подобрала с пола шляпу, сумочку, пошла к двери и вышла в переднюю. Какая-то фигура испуганно метнулась наверх: это была Касси, подслушивавшая под дверьми. Зельда не взглянула на нее. У входной двери она поправила волосы, приколола шляпу. Мелькнула мысль о Бастере, и короткое рыданье вырвалось у нее. В последний раз остановилась – и вышла, медленно, но решительно, закрыв за собой дверь.
