Текст книги "Зельда Марш"
Автор книги: Чарльз Норрис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)
Глава шестая
1
Сан-Франциско – город холмов. По их склонам лепятся ряды словно игрушечных, нарядных домиков, красных, белых, коричневых; с громкими звонками ползут трамваи. Маркет-стрит перерезает по диагонали город от бухты до Твин-Пикс. Вдоль этой широкой и людной улицы, перемежаясь с деревянными лотками, на которых продают мясо и зелень, с «салунами», тирами, киосками, оклеенными пестрыми рекламами, перемежаясь с игорными домами, аптеками и банками, высятся кирпичные и каменные дома, в основном занятые торговыми предприятиями.
Пыль, мусор, резкий ветер, насыщенный сырым туманом воздух, лавины пешеходов, торопящихся укрыться от порывов ветра, звонки, стук копыт, грязь, торопливое движение, серый колорит, – вот каковы были впечатления Зельды, смотревшей на мир из окон дома Фуллера.
Она вставала в десять часов и, накинув старенький, обтрепанный голубой халатик, принималась за свое несложное хозяйство. Она научилась от доктора курить и, едва проснувшись, уже тянулась за папиросой. После почти двухлетнего сожительства их отношения с Бойльстоном утратили всю свою новизну и остроту – по крайней мере, для Зельды. Бойльстон все еще любил ее, надоедал ей нежностями, мучил ее, домогаясь большей любви. Но он никогда и раньше не привлекал ее, а теперь она временами его просто ненавидела. Все его настроения так хорошо были изучены ею. Она только терпела его – не больше. Когда-то вначале она презирала себя за то, что он сумел подкупить ее своей добротой и щедростью. Но, быстро ожесточившись, она теперь соразмеряла свои милости с тем, что он давал ей, мало-помалу привыкнув кокетством добиваться от него еще большей щедрости. Она принимала близко к сердцу свою зависимость от Бойльстона, ее раздражала обстановка, в которой она жила, раздражал Бойльстон. Они ссорились. Зельда никогда не уступала. Она знала, что он первый будет искать примирения и сделает все, чего ока захочет. Но часто ей становилось жаль доктора. Его страх перед приближающейся старостью имел в себе что-то глубоко трогательное. Он делал отчаянные усилия оставаться молодым и, так сказать, идти в ногу с Зельдой, так и сверкавшей молодостью и непосредственной жизнерадостностью.
2
На второй год их сожительства, перед самым Рождеством, Бойльстон тяжело заболел и был на волосок от смерти. Он поранил руку во время операции, и у него сделалось заражение крови. Зельда узнала об этом только день спустя, когда положение его было признано опасным. Он попросил, чтобы за нею послали, но, когда Зельда приехала в больницу, ее не пустили к нему. Ей пришлось провести в ожидании несколько тревожных часов в душной маленькой приемной внизу. Кроме нее, здесь ожидали еще две дамы – полная и худая. Полная была миссис Ходжсон, сестра Бойльстона, худая – мисс Бойльстон, его кузина. Им обеим тоже дали знать о несчастии, и они приехали из Стоктона. Дамы явно не понимали, какое отношение имеет к доктору Зельда. Старшая спросила:
– Вы сиделка при его консультации, мисс?
– Нет, я его друг, – отвечала Зельда несколько заносчиво.
После этого обе дамы приняли чопорный вид и старались как можно меньше обращаться к ней. Во время этого долгого ожидания Зельде впервые ясно представилась вся двусмысленность и непрочность ее положения.
Не в ее характере было смотреть на себя, как на «метрессу» доктора. Дочь Джо Марша, выросшая в соседстве с «Испанским кварталом» Бэкерсфильда, считала, что естественно со стороны доктора опекать и содержать ее, – и в первый раз дело представилось ей в новом свете… А если Бойльстон умрет, что будет с нею?
Эта мысль, как колесо в клетке белки, вертелась безостановочно в ее мозгу все время, пока она в тревожном ожидании сидела в приемной больницы на уголке узенького дивана.
«Что будет с нею?.. Что будет?»
Однако, когда страшные часы прошли, больной пожелал прежде всего увидеть не родственниц, а ее, Зельду. Зельда была поражена страшной переменой, происшедшей в нем за несколько дней болезни.
– Зельдочка, родная, вы довольны, что старый хрыч не умер? – сказал он слабым голосом.
Весь тот день ей пришлось просидеть лицом к лицу с обеими дамами у его кровати.
– Моя невеста, – прошептал больной, представляя ее родственницам. – Мы с нею намерены пожениться, как только я снова буду на ногах.
Возник вопрос, куда переехать Бойльстону из больницы. Он хотел, чтобы Зельда была с ним, между тем дом Фуллера был неподходящим местом для выздоравливающего после тяжелой болезни. Взять же Зельду к себе в отель или куда-нибудь в санаторий, значило возбудить толки, а доктор до смерти боялся сплетен. Его приятель-врач, посвященный в тайну, предложил им свой загородный домик в качестве временного приюта. Это был просто-напросто заброшенный каретный сарай, приспособленный под жилье. Внутри – крохотные спаленки, нечто вроде нар, стул, стол, ржавая печка с протянутой под потолком трубой. Но этот импровизированный «коттедж» стоял на утесе, откуда открывался чудесный вид на Тихий океан.
Зельда пришла в восторг при первом же взгляде на новое жилище. От Сан-Франциско до Кервилла было около мили по железной дороге и вдвое больше – от станции до их коттеджа. Они добрались сюда в тележке, увязавшей в глубоком светлом песке. Зельда была совсем очарована природой этих мест.
– О, останемся здесь совсем, навсегда, доктор! – умоляла она. – Это – дивное место для выздоравливающего! Я буду так усердно ходить за вами! Увидите! А потом я останусь здесь, а вы будете навещать меня.
– Но, дорогая, ведь здесь ни души вокруг. Ты будешь так одинока… и мало ли что может случиться!
– Ничего не случится!
– А как же с продуктами!
– Не беспокойтесь. Я буду ежедневно, если понадобится, ходить в город, да и Бибо, я уверена, будет выполнять все мои поручения.
И она добилась своего. В один прекрасный солнечный день они переехали в Кервилл. Природа, казалось, радушно их принимала. Наступил февраль и с ним – чудная ранняя калифорнийская весна, когда ни одно облачко тумана не заволакивает моря, когда небо лазурно днем и усеяно звездами ночью, когда благословенные солнечные лучи согревают землю, и она, благодарная, дает жизнь золотисто-алым макам, голубому люпину и диким звездочникам.
По утрам, еще в ночной сорочке, Зельда выбегала на порог и с восторженным смехом широко раскрывала руки, словно желая заключить в объятия всю эту красоту вокруг, жадно вдыхая нежное благоухание, разлитое в теплом воздухе.
В тридцати футах от их жилья утес круто обрывался к маленькому пляжу, закрытому со всех сторон. Днем и ночью волны Тихого океана ласкались к песчаному берегу или набегали с грозным рокотом, вздымая белые гребни, а, набежав, теряли всю свою грозность и расстилались веером по песку. Старый форт Золотые Ворота, царивший над скалистыми выступами Пойнт-Рейса, был далеко отсюда. На горизонте маячил его красный силуэт и серые очертания Фараллон.
Кервилл лениво, как попало, разбросал по песку свои домики, в которых теперь никто не жил. Все здесь дышало каким-то очарованием, говорило о прошедшей счастливой поре, о веселых днях отдыха, что проводили здесь когда-то заботливые хозяева домиков… Тут какой-нибудь портик украшал вход, там – ваза с настурциями; дорожки были посыпаны песком и раковинками, а на клумбах кое-где уже цвели цветы. Никто не нарушал тишины и мирной прелести вокруг, которыми наслаждались Бойльстон и его подруга. Только свист поезда, пробегавшего в миле отсюда, напоминал им порой о мире, лежавшем за пределами этого рая. Люпин и мак оживляли яркими синими и оранжевыми пятнами светлый фон песка. Птицы наполняли щебетаньем воздух, по утрам радостно заливались в вышине жаворонки, чайки молча носились над водой. В полдень, когда солнце пригревало землю, в тростнике и зарослях мальвы начинали жужжать и стрекотать насекомые, заглушая даже шорох и плеск волн. Мир. Красота. Тишина.
Зельда любила спускаться по изборожденной каменной груди утеса вниз, на белый пляж. Ее собственный пляж. Ничей нескромный взгляд не проникнет сюда. Ее тешила каждая песчинка, каждый кустик прибрежной травы, каждая раковинка. Она бродила по воде или строила крепости из песка. Раз как-то даже сбросила платье и решила искупаться, но вода была зверски холодна, да и Бойльстон, следивший за нею с вершины скалы, чуть с ума не сошел от испуга, что она утонет.
Со всех сторон сторожили это местечко черные громады скал, вздымавшиеся из воды. Во время сильного прибоя волны перекатывались через них, но в тихую погоду Зельда любила бродить среди этих скал, слушая, как тихо журчит вода, вливаясь в маленькие озерца, служившие как бы аквариумами для мелкой морской твари. Она с восхищением смотрела на крабов, пробиравшихся в расселины, на морских звезд, расправлявших красные щупальца, пурпуровых морских ежей, изумрудных анемон и других причудливого вида маленьких животных, со своими домиками на спине медленно ползущих по каким-то своим таинственным делам. Целыми часами Зельда наблюдала жизнь в этих лужицах, полную для нее захватывающего интереса.
Она вставала всегда с зарей. Постояв на пороге их жалкого жилья и насладившись тишиной и свежестью утра, она в ночных туфлях и халатике, со сбегавшими по спине волнами пышных каштановых волос, шла к маленькой жаровне, устроенной за сараем, и при помощи нескольких щепок живо разводила огонь и варила кофе. Завтрак приносился доктору в постель.
Зельда обычно садилась подле него, и они завтракали вместе, болтая и обмениваясь шутками. Самыми неприятными были дни, когда ей приходилось отправляться в город и возвращаться нагруженной провизией. Остальное же время – она могла делать, что хотела. Пока она готовила обед, Бойльстон лениво одевался. Она торопилась окончить возню по хозяйству и уйти на скалы или на свой пляж. Доктор, который поправлялся медленно, но верно, сиживал обыкновенно в шезлонге на вершине утеса и следил, как Зельда пробирается к своему любимому месту, прыгая со скалы на скалу, или исследует новые уголки бухты или неподвижно лежит над какой-нибудь лужей, погруженная в созерцание морских тайн.
В полдень она поднималась к нему наверх, тяжело дыша, веселая, возбужденная, принося всякий раз какую-нибудь новую, редкую по ее мнению, находку.
После простого завтрака они гуляли вдвоем, не заходя далеко, так как доктор был еще слаб. То были лучшие часы в его жизни. Мягкая теплота воздуха, аромат диких цветов, смешивавшийся с соленым запахом моря, ленивый шелест прибоя, мирное жужжанье насекомых, и Зельда, его веселый товарищ, – с ним.
3
В один из таких дней Бойльстон стал уговаривать Зельду выйти за него замуж. Она должна стать его женой, она имеет право носить его имя. Что будет с нею, если он умрет? Пожалуй, им следует все-таки сохранить свой брак в тайне. Его практика пострадает, если узнают, что он женат. Зельда не совсем поняла, почему, но решила про себя, что, по-видимому, женщины известного типа предпочитают, чтобы их постоянный врач был холостяком. Так, значит, они находят Бойльстона привлекательным мужчиной? Зельда впервые с любопытством пригляделась к нему. Его внешность давно потеряла всякий интерес для нее. Она даже не могла сказать, нравится он ей или нет, но помнила, что когда-то он ей казался красивым.
Но, красив он был или нет, она не желала выходить за него замуж. Физически он ей был противен. Он был слишком стар. Она не хотела иметь старого мужа. А раз доктор подчеркивал необходимость сохранить их брак в тайне, – отпадало то единственное, ради чего она еще могла бы выйти за него. Ее немного соблазняла перспектива превратиться в «миссис Ральф Бойльстон» и в качестве супруги доктора занять подобающее место в кругу дам в отеле «Калифорния». Приятно было бы утереть нос его сестре и кузине. А, раз ей предстоит по-прежнему прятаться в унылых комнатах дома Фуллера и никто не узнает о ее браке с доктором, ей мало прибыли от того, что она станет его законной женой.
И она пожимала плечами и качала головой, когда Бойльстон заводил об этом речь, и, отвечая уклончиво на его настойчивые вопросы, старалась поскорее укрыться в свое убежище на берегу между скал.
4
Последние дни их пребывания в Кервилле Зельда с утра до ночи проводила на берегу. Волны настигали ее, окатывали до колен, она прыгала по скользким скалам, бесстрашно карабкалась по отвесным склонам, смеясь и визжа от удовольствия, когда не удавалось убежать вовремя и волны холодными руками хватали ее за ноги. Она с наслаждением подставляла морскому ветру лицо, а он играл ее волосами, трепал и надувал, как флаг, ее платье. Она любила петь и кричать, следя, как каждый звук тонет в шуме прибоя.
Однажды утром она решила посмотреть, что же находится за черной скалой, закрывающей пляж с одной из сторон. Это была опасная затея, так как один неверный шаг – и она могла слететь вниз на острые камки или в бурное море.
Когда она добралась до вершины скалы, перед ней открылся другой пляж – длинная песчаная полоса, тянувшаяся на расстояние мили или больше. Но этот пляж был далеко не таким красивым и укромным, который она считала «своим собственным». Она стала спускаться.
Там, внизу, она увидела человека в старенькой бархатной куртке, в надвинутой на глаза шляпе, рисовавшего на квадратном куске холста, прислоненном к скале. Услышав шум сыплющихся камешков человек обернулся, и Зельда оказалась лицом к лицу с Майклом Кирком.
С минуту они, остолбенев, смотрели друг другу в глаза, потом знакомая широкая улыбка осветила его лицо, собрала морщинки вокруг глаз.
– Здорово!
У Зельды сердце толкнулось в груди и замерло.
«Майкл!» – Ей вдруг сдавило горло и стало трудно дышать.
– Откуда ты взялась?
– Из-за тех вон скал… – Теперь вся кровь вдруг бросилась ей в лицо. – А ты?
– Я рисую здесь иногда. Видишь, я уже начал писать масляными красками.
– И часто ты приходишь сюда?
– Нет, я был тут всего несколько раз. Чудесные стоят дни, не правда ли?
Они говорили наперебой, боясь, чтобы не наступило молчание.
– Покажи, что ты рисовал… О, как славно!.. Эти мокрые блестящие скалы у тебя очень хорошо вышли… и тени на песке тоже.
– Как ты очутилась здесь? Ведь от города досюда мили три.
Она видела, что его удивляет ее костюм – простое ситцевое платье, кое-где разорванное, туфли для тенниса, отсутствие шляпы. Сжавшееся, испуганное сердце подсказывало ей, что не следует допускать вопросов.
Ветер, дувший в спину, обвивал платье вокруг ее ног, трепал пряди волос. Волны стеной вздымались и разбивались о скалы, обливая камни белой пеной и стекая потоками обратно в море. Из-за грохота прибоя не было слышно слов. Зельде и Майклу приходилось кричать.
– Зайдем за эти скалы, – предложил Майкл. – Там, ниже этой площадки, есть что-то вроде грота, и мы сможем поговорить.
– Мне нельзя. Я должна идти обратно. – Она твердила себе, что надо уйти скорее, скорее, под каким угодно предлогом… Это безумие! Ей нельзя оставаться… Надо прекратить это.
Майкл за руку провел ее на место, закрытое от ветра. Прикосновение его пальцев обжигало, как пламя… О боже, она думала, что все кончено, что она исцелилась, – а теперь сама позволила старому огню вспыхнуть, охватить ее снова!
– Зельда…
– Что?
– Что с тобой произошло? Ты исчезла, как будто сквозь землю провалилась.
– Расскажи мне про себя. Обо мне – после. (Надо во что бы то ни стало отвлечь его! Она не может отвечать на его вопросы.)
– Да у меня все то же: посещаю школу живописи. Мама поговаривает о том, чтобы отправить меня в Париж на будущий год.
– А как поживает твоя мама?
– О, отлично.
– Вы живете все там же?
– Конечно! Я думаю, мы там всегда будем жить.
Пауза грозила перейти в долгое молчание. Глаза их встретились, и тут же потупились, снова встретились. Чтобы скрыть внезапную дрожь, Зельда наклонилась, делая вид, что заинтересована каким-то осколком раковины у ее ног.
– Что ты там нашла?
– Да так, ничего.
Он тоже нагнулся рядом с ней, чтобы посмотреть. Близость заставила их сердца забиться учащенно. Руки их столкнулись.
– Зельда… – начал он как-то по-детски.
– Что?
– Я так скучал по тебе…
– Вправду скучал, Майкл?
– А ты еще иногда думаешь обо мне?
– А ты обо мне?
– Как ты можешь спрашивать?
– А я не была в этом уверена…
– Что с тобой было, Зельда? Что они тебе сделали?
– Дядя запер меня и хотел отвезти в исправительный приют.
– Не может быть!
– Да. А я не хотела… И спустилась по лестнице…
– По той самой?!
– Да. И убежала.
– Но куда же?
– О, к одной подруге по школе.
– А потом?
– Я нашла работу… службу… Ну, да что интересного во всем этом! Давай говорить о тебе.
– Мне нечего рассказывать. Все по-старому. Но я часто думаю о прежних временах, Зельда… Никто не занял твоего места!
Она посмотрела на него снизу вверх, и волна нежности затопила ее сердце.
– И твоего тоже… вот тут, – прошептала она, указывая себе на грудь.
Снова глаза их встретились и на этот раз надолго. Медленно, словно толкаемые какой-то посторонней силой, они потянулись друг к другу, руки их сошлись, губы слились. Весь мир закружился вокруг Зельды, блаженство обессилило ее. Она с отчаянием прильнула к Майклу, и они целовались и целовались, жадно, стремительно.
– Милая, милая, милая, – шептал он.
– Мой любимый, – отвечала она, и ресницы ее трепетали.
– Зельда, прелесть моя!
– Нам никогда, никогда не следовало бы разлучаться, Майкл. Ты и я – мы оба должны быть вместе, быть мужем и женой, а другие пусть себе думают, что хотят.
– Но мы не могли. Мне нельзя было. Я был несовершеннолетний, и мама не дала бы согласия. Она заставила бы расторгнуть наш брак.
– А теперь, Майкл? – Она не сказала, а выдохнула эти слова, обвив руками шею Майкла, лаская пальцами его волосы.
– Теперь?..
– Да. Теперь мы могли бы пожениться?..
– Дорогая, я бы так этого хотел, но ты знаешь, что у меня нет ни цента.
– Ах, к чему нам деньги!
– Но…
– А ты не мог бы работать в газете, например, или стать артистом или чем-нибудь в этом роде…
– Да, конечно, мог бы…
– О Майкл, Майкл, – она в диком порыве притянула его к себе, осыпая его бешеными поцелуями.
– Я не могу отказаться от тебя снова, не могу, не могу!
Все его лицо собралось в морщинки от счастливой улыбки.
– О Зельда, до чего я тебя люблю!
– Скажи мне это еще раз… еще… тысячу раз!
– Я никогда не переставал любить тебя, никогда в моей жизни не было другой девушки, кроме тебя. То есть были, ты знаешь, но ни одна не была похожа на тебя.
– Так обвенчаемся же и убежим вместе, убежим ото всех.
– Да, конечно, давай убежим!
– Ты найдешь работу, Майкл?
– Найду, попытаюсь во всяком случае.
– Что бы ни случилось, не будем расставаться больше!
– Да, да, мы будем держаться друг друга. О, Зельда, какая ты прелесть! Мы обвенчаемся и потом скажем маме.
– Да, маме мы скажем после…
Они снова обнялись, сгорая от страсти.
– Где ты живешь, Зельда, не в этих местах?
– О, нет, я случайно очутилась здесь у друзей, вот и все. У них дачка среди дюн.
– Как хорошо, что ты вздумала перебраться через скалу! Подумай, если бы не это, я бы никогда больше не увидел тебя! Ты, верно, так и не дала бы знать о себе никогда, если бы мы не встретились случайно?
– Н-нет… пожалуй, не дала бы.
– Но почему? Разве ты не знала, что я сойду с ума от радости?
– Я уже сказала тебе, почему.
– Но я не понимаю…
Его лицо омрачилось. Зельда отодвинулась и встала.
– Мне пора, – сказала она глухо.
– О, нет!
– Надо. Я не могу больше ни минуты оставаться… Они… они подумают, что со мной что-нибудь случилось.
– Так пойдем вместе!
– Нет, это не годится. Я пойду одна.
– Когда же мы снова увидимся?
– Да право же…
– Завтра?
– Ну, хорошо, пускай завтра.
– Здесь? И в это же время?
– Хорошо… Майкл!
– Что, дорогая?
– Ты вправду меня любишь? Самым настоящим образом?
Он только улыбнулся и укоризненно покачал головой.
– Так повтори же мне это еще раз. Ты молчишь?.. Ты не говоришь этого!
Он снова обхватил ее руками, она – его. Они никак не могли перестать целоваться.
Отодвинув ее на минуту, он пытливо всмотрелся в ее лицо.
– Никого, кроме меня, Зельда?
– Никого.
– И ты любила меня все время так же точно, как я тебя?
– Так же точно.
– Солнышко!
– Ну, теперь мне надо идти, право же. Не удерживай меня, милый, мне и так трудно…
– Но ты придешь завтра?
– Непременно.
– Я буду ждать… Ну, еще разок, пожалуйста!
5
Неутомимый прибой шумел всю ночь. Ветер завывал и его порывы потрясали маленький сарай. Бойльстон, растянувшись на узкой кушетке, свистел носом и похрапывал, а Зельда металась, не засыпая.
«Никого, кроме меня, Зельда?.. Ты любила меня точно так же, как я тебя?»
В ее ушах еще звучали все интонации голоса Майкла, каждое его слово. Она видела его милое, морщившееся от улыбки лицо, его жадный взгляд, ощущала сильные, мускулистые молодые объятия… О, боже!
Он не должен узнать, никогда, никогда! Она не может причинить ему боль, а это ранило бы его глубоко. Он был еще так молод, так чист, а она огрубела, опустилась… О, это гнилое дыхание мрачных, грязноватых комнат в доме Фуллера!
Бойльстон никогда ее не отпустит. Он будет преследовать ее, расскажет Майклу… Но она вовсе не хочет обманывать Майкла. Она бы не могла прийти к нему с ложью на устах.
…Если она уйдет к нему окончательно, она сама ему расскажет.
…Нет!.. Майкл, любящий, страстный, доверчивый Майкл с его молодыми иллюзиями и верой в нее… Она не может убить его, убить его любовь… Что делать? Что делать?..
Море ревело все сильнее. Который час? Около четырех. Хижина так и ходила ходуном под порывами ветра. Будет ли конец этой ночи?
Майкл – Бойльстон… Бойльстон – Майкл, Одного она любила, другого ненавидела… Боже, как ненавидела! И душа его ей была ненавистна, не только тело! Пленница! Царевна в башне! – Бедная царевна!
Но что ей за дело до Бойльстона? Она знала, что у нее достанет твердости оставить его, она и глазом не моргнет. Он не страх, а презрение возбуждал в ней. Но оставить его – а дальше?.. Только не к Майклу, доверчивому Майклу! Она спорила сама с собой, ворочаясь до изнеможения. Нет, не может она сознаться ему в своем позоре!
Грохот. Плеск. Вой ветра. Посвистыванье и храп в комнате. Только четверть пятого… Ветер громко заплакал и вдруг утих. Потом снова поднялся и с дикими стенаниями, с воем и хохотом, понесся над низкими песчаными дюнами.
6
– Доктор, я думаю, нам лучше уехать сегодня. Погода испортилась. Возьмем только саквояж. За тяжелыми вещами можем прислать потом.
– Который час, милуша?
– Уже половина восьмого. Никак не могу развести огонь в печке, ветер слишком сильный…
– У тебя усталый вид, родная.
– Я не спала ночь.
– Ты не больна, боже упаси?!
– Нет, просто ветер мешал спать.
– И ты так-таки и не уснула всю ночь? Бедняжечка! Поди сюда, Зельда…
– Нет, пожалуйста, оставь меня. Я устала ото всего. Пора ехать домой!
Бойльстон встал на колени на кушетке и выглянул в окошко.
– Я думаю, погода переменится. Видишь, туч уже нет и на море так красиво! Ты непременно хочешь ехать сегодня? Я уверен, что сегодня здесь будет великолепно. И мы могли бы пробыть хотя бы до завтра…
Никакого ответа.
– Так ты решительно не хочешь остаться до завтра? Но отчего же?..
Зельда возилась у печки, выгребая золу. При последних словах Бойльстона она вдруг выпрямилась, швырнула кофейник на пол и закричала, яростно стуча кочергой о печку:
– Оттого, что я хочу уехать сегодня, сегодня, понимаете?! И уеду сегодня! Сейчас же, как только уложу самое необходимое в чемодан! А, если вам не угодно ехать со мной, можете оставаться! Я ненавижу это место! Лучше бы я никогда не приезжала сюда!
– Что ты, Зельда, что с тобой, дорогая? Ты больна! Что так расстроило мою маленькую девочку?
Одно мгновение она стояла неподвижно, глядя на него сверкающим взглядом. Потом выронила из рук кочергу и упала на колени, закрыв лицо руками.
– Девочка, родная, да что же это?! Он нежно дотронулся до ее плеча.
– Оставьте меня в покое! – простонала она. – Оставьте меня!.. Если вы еще раз дотронетесь до меня хоть пальцем, я убью вас, слышите?!
