Текст книги "Добрые советы проповедникам Евангелия"

Автор книги: Чарлз Гаддон Сперджен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

И обычной мой ответ подобным людям был такой:

– Я вижу, в чем дело. Вам нигде не удалось пристроиться и потому вы думаете, что Господь избрал вас для служения Ему; но я боюсь, что вы забыли, что в проповедники годятся лишь лучшие люди, а не такие, которые ни к чему не годятся!

Человек, с успехом подвизающийся на кафедре, наверное не пропал бы и во всяком другом деле; он отличился бы и во всяком другом звании. Думается, все возможно человеку, который в течение долгих лет успешно управляет христианскою общиной и обращает ко Господу сотни душ. Такой человек должен иметь недюжинные способности и не может быть глупцом или простаком. И Господь наш Иисус Христос достоин того, чтобы лучшие, а не слабоумные и негодные ни к чему люди брались за проповедование Его крестных страданий! Личность еще одного молодого человека, почтившего меня однажды своим посещением, неизгладимо запечатлелась в моей памяти. Уже самое лицо его носило отпечаток самомнения и лукавства. Однажды в воскресенье утром он вызвал меня из ризницы, заявив, что ему необходимо видеть меня тотчас же. Его наглость открыла ему ко мне двери. Войдя ко мне, он сказал:

– Г. проповедник, я желаю поступить в вашу Коллегию и хотел бы быть принятым немедленно.

– Милостивый государь, – возразил я, – я боюсь, что сейчас у нас нет места для вас, но мы примем к сведению ваше желание.

– Но мое дело совсем особого рода; думаю, у вас еще никогда не бывало подобного.

– Ну, мы посмотрим; секретарь вручит вам форменное прошение о принятии и вы можете явиться ко мне во вторник.

Во вторник он действительно явился с этим прошением, на вопросы которого были поставлены очень странные ответы. Так, например, относительно чтения он уверял, будто прочитал всю древнюю и новую литературу, выписал страшно длинный перечень прочитанных им книг и сделал в конце такое замечание: "Это лишь небольшие опыты: я читал несравненно более по всем отраслям. Что касается проповедования, говорил он, то он-де может представить наилучшие аттестаты об этом, но не думает, чтобы они были нужны, так как мое личное знакомство с ним тотчас же должно убедить меня в его достоинствах. Он очень удивился, когда я сказал ему:

– Милостивый государь, я должен сказать вам, что не могу вас принять.

– Это почему же?

– Я подробно объясню вам все. Вы так необычно умны, что я оскорблю вас, принимая в нашу Коллегию, где работают люди с обыкновенными дарованиями; наш президент, наши профессора, студенты – все это люди с ограниченными способностями и таким образом вы, вступая в нашу среду, слишком унизите себя!

Он с неудовольствием посмотрел на меня и с достоинством сказал:

– Вы хотите сказать этим, что я не могу поступить в вашу Коллегию потому, что я необычайно гениален и достиг такого колоссального развития, какое редко встречается?

– Да, – отвечал я, возможно спокойнее, принимая во внимание подавляющее впечатление, произведенное на меня его необычайной гениальностью, – именно поэтому!

– Но вы должны разрешить мне показать вам мои достоинства как проповедника; выберите любой текст или назовите любой предмет, и я здесь, в этой комнате, без всякого подготовления произнесу такую проповедь, что вы изумитесь!

– Нет, очень благодарю вас, но я не хочу утруждать себя, слушая вас!

– Утруждать? Но, уверяю вас, это будет не труд, а высочайшее наслаждение, какое вы только можете иметь!

Я ответил, что все это очень возможно, но что я считаю себя недостойным такой великой чести и простился с ним навсегда. Тогда мне этот господин был вовсе незнаком, но впоследствии он фигурировал как весьма "ловкий" субъект во многих полицейских отчетах...

Бывают еще иногда такие заявления, которые, быть может, удивят вас, заявления, исходящие от людей, весьма опытных и сведущих, по-видимому, и вполне удовлетворительно отвечающих на все предлагаемые им вопросы, исключая тех, которые касаются христианского учения. В таких случаях постоянно получается один ответ: "г-н... готов принять все, чему учат в Коллегии, чему бы ни учили там"... В подобных случаях мы также не колеблемся ни минуты и прямо отказываем подобным просителям. Я упоминаю здесь об этом потому, что это уясняет нам, что люди, не имеющие "благоразумия" и определенной веры, не могут быть призваны на проповедническую кафедру. Когда молодые люди признаются, что не имеют еще определенных богословских взглядов, их следует отправлять обратно в воскресную школу до тех пор, пока они не приобретут их. Возможно, что кто-нибудь проберется в Коллегию под предлогом, что его сердце открыто истине, под какою бы формой ему ни явилась она, и окажется действительно "податлив" в этом отношении, – но чтобы о том, что существует "избрание благодати, о том, что Господь до конца возлюбил народ Свой", они еще не пришли ни к какому заключению в сердце своем – это кажется мне недопустимым. Пастырь "не должен быть из новообращенных", говорит апостол; но ведь человек, еще не пришедший к подобному заключению, в высшей степени «неофит» и его прямо должно было бы переместить в катехизический класс, пока не научится он понимать Евангельские истины.

Но что самое важное, так это то, что мы должны закрепить наше призвание практическими доказательствами нашей деятельности, и поэтому плохо было бы для нас, если бы мы начали наше поприще без предварительного надлежащего испытания себя. Нам пришлось бы тогда может быть, с позором отказаться от него. Лучший пробный камень для нас – это наш собственный опыт, и если Господь из году в год поддерживает нас и дарует нам Свое благословение, то другого испытания нашего призвания нам и не требуется. Наши нравственные и духовные способности испытываются нашею работой на кафедре, а это самое надежное из всех испытаний.

Я слышал однажды в разговоре с кем-то об одной методе, которую применил N.N. при испытании одного молодого человека, желавшего сделаться миссионером. Молодой человек желал отправиться в Индию в качестве миссионера Лондонского Миссионерского Общества. N.N. назначили испытать его пригодность к этому делу. Он написал письмо молодому человеку, чтобы тот явился к нему в шесть часов утра на следующий день. Молодой человек жил довольно далеко, но тем не менее аккуратно в шесть часов утра был на месте. Но N.N. вошел в комнату, где он ждал его, лишь через несколько часов. Молодой человек удивлялся, но ждал терпеливо. Наконец N.N. явился и заговорил с ним приблизительно так:

– Итак, молодой человек, вы хотите сделаться миссионером?

– Да, милостивый государь.

– А любите ли вы Христа?

– Я надеюсь на это!

– Получили ли вы какое образование?

– Да, но не обширное.

– Ну так я хочу вас проэкзаменовать; можете ли вы прочитать по складам слово кошка?

В смущении взглянул на него молодой человек. Видимо он сомневался отвечать ли ему на такой странный вопрос. Видимо он колебался между одолевавшей его досадою и сознанием необходимости покориться, но скоро, овладев собою, он твердо прочел по складам:

– К-о-ш-к-а.

– Очень хорошо! – сказал N.N., – а теперь прочтите мне по складам же: собака!

Молодой человек окончательно запнулся. Но тот холодно продолжал:

– Успокойтесь, не бойтесь! вы так хорошо прочитали первое слово, что я надеюсь, вы и второе в состоянии прочесть также хорошо. Хотя это и большой подвиг, но все-таки не такой уже трудный, чтобы вы могли не краснея исполнить его.

– С-о-б-а-к-а.

– Совершенно правильно. Я вижу, читать вы умеете; теперь мы испытаем, можете ли вы считать. Сколько будет дважды два?

Удивительно, как не получил N.N. ответ на этот вопрос на своей собственной спине. Но терпеливый юноша ответил правильно и был отпущен. Затем в заседании комитета N.N. делал об этом следующий доклад:

– Я могу искренно рекомендовать молодого человека; я просмотрел его аттестации и подверг его редкому личному испытанию, какое могут выдержать лишь немногие. Я испытал его самоотвержение, он явился ко мне рано утром. Я испытывал его терпение, затем его смирение. Он может прочитать по складам слова "кошка" и "собака" и может сказать, что дважды два будет четыре! Он может быть превосходным миссионером!

Что этот почтенный господин проделал с молодым человеком, то мы соответствующим образом должны проделывать на самих себе, если только действительно мы хотим быть настоящими проповедниками. Мы должны испытать себя, в состоянии ли мы вынести тяжелый труд, утомление, насмешки, упорство, клевету и злословие? можем ли мы быть очистительной жертвой за всех людей и принимать унижение отовсюду ради Христа? Если мы можем вынести все это, значит мы обладаем хотя некоторыми качествами, указывающими на те редкие свойства, которыми непременно должен отличаться истинный служитель Господа Иисуса Христа. Я серьезно сомневаюсь, многие ли из нас, выйдя в открытое море, найдут свои суда в полном порядке. О, братья мои! действуйте осмотрительнее, пока находитесь еще в этой надежной бухте, и усердно добивайтесь, чтобы оказаться достойными вашего высокого звания. Много искушений придется претерпеть вам, и горе вам, если вы не выступите навстречу им, вооруженные с головы до ног! Вам придется иметь дело с противниками, сильнейшими вас, и потому прилагайте все свое старание, подготовляясь к этим трудам. Диавол сторожит вас, и у него много помощников. Испытывайте сами себя, и да предуготовит вас Господь ко всем скорбям, которые наверное ждут вас впереди! Да не будут эти скорби ваши столь тяжелы, как некогда были скорби апостола Павла и его споспешников, но все же вы должны быть готовыми к ним. Позвольте мне прочесть вам достопамятные слова его и умолять вас: молитесь, слушая их, чтобы укрепил вас Дух Святый в перенесении всего, что предстоит вам.

"Мы никому, ни в чем не полагаем претыкания, чтобы не было порицаемо служение; но во всем являем себя, как служители Божий, в великом терпении, в бедствиях, в нуждах, в тесных обстоятельствах, под ударами, в темницах, в изгнаниях, в трудах, в бдениях, в постах, в чистоте, в благоразумии, в великодушии, в благости, в Духе Святом, в нелицемерной любви, в слове истины, в силе Божией, с оружием правды в правой и левой руке, в чести и бесчестии, при порицаниях и похвалах: нас почитают обманщиками, но мы верны; мы неизвестны, но нас узнают; нас почитают умершими, но вот, мы живы; нас наказывают, но мы не умираем; нас огорчают, а мы всегда радуемся; мы нищи, но многих обогащаем; мы ничего не имеем, но всем обладаем" (2Кор.6:3-10).

3-я лекция Тайная молитва проповедника

Проповедник должен отличаться от всех других людей святым даром молитвы. Он молится и как обыкновенный христианин, иначе он станет лицемером. Он молится и более, чем обыкновенный христианин, иначе он окажется негодным для прохождения служения, которое принял на себя. "Было бы ужасным противоречием, говорит Бернард, – если бы кто оказался высокими по своему званию и в то же время низким по состоянию души своей, – первым по общественному положению и последним по своей жизни". Серьезная ответственность носителя пастырского служения окружает как бы ореолом святости все его действия, и если верен он своему Господу, то его молитвенное настроение должно непременно отразиться и на всех этих действиях. Как гражданин, он молится за свое отечество. Если он живет с кем-либо под одною крышею, он поминает на молитве всех живущих вместе с ним в одном доме. Он молится как супруг и как отец. Он всеми силами стремится к тому, чтобы его домашняя молитва могла служить примером для всей его паствы. И если тускло горит огонь веры в других домах, то в доме избранного служителя Божия он должен гореть пламенно неугасимо. Но есть, кроме того, особого рода молитва, которую особенно обязан пастырь-учитель блюсти по отношению к своему званию, – и вот о ней-то и намерены мы говорить в этой лекции. Этою молитвою он должен особенно, как пастырь, возвышаться над всеми и приближаться к престолу Всевышнего.

Мне кажется, пастырь должен молиться непрестанно. И во время исполнения им своих обязанностей, и в свободное время – всегда должен он устремлять свои взоры к небу и воздыхать молитвенно. Не то чтобы он постоянно стоял на молитве, но чтобы она постоянно была в душе его. Если он искренно предан своему долгу он ничего не будет делать – ни есть, ни пить, ни отдыхать, ни ложиться вечером, ни вставать утром, без того чтобы из глубины сердца своего не обращаться к Господу с страстным желанием, с детски чистым упованием на Него. Так или иначе, но молитва должна быть непрестанно в душе его. Да и кому же, как не христианскому пастырю, следует более всех исполнять заповедь: «Молитесь непрестанно!» У него столько особых искушений, столько борьбы, столько трудностей и скорбей всякого рода. Он должен быть как бы посредником между людьми и Богом; ему нужно более благодати и милости Божией, чем остальным людям. И если поймет это пастырь, он непрестанно будет устремляться с молитвою к Всесильному – даровать и ему силу для прохождения своего высокого служения и умолять Его: «Возвожу очи мои к горам, откуда прийдет помощь моя». N.N. писал однажды близкому другу:

"Хотя часто случается, что я теряю присутствие духа, но мне всегда представляется в таком случае, что я – как беспомощная птичка, вынутая из гнезда... И я не в состоянии успокоиться до тех пор, пока не обращусь по прежнему к Господу, подобно магниту, постоянно стремящемуся к полюсу. По милости Божией могу я сказать вместе с моим приходом: "Всем сердцем стремлюсь я к Тебе в ночи и всею душою утреннюю я с Тобою, Господи; мое сердце непрестанно с Богом, вся цель и блаженство моей жизни – стремиться к Нему". К этому же должна быть направлена и ваша жизнь, служители Божий. Если вы, проповедники, пренебрегаете молитвою, вас следует очень пожалеть. Если же призваны вы будете когда-нибудь пасти большое или малое стадо Христово и ослабеете тогда в вашей молитве, тогда следует пожалеть не только вас, но и вверенных вам христиан. И кроме того, вы будете очень виновны в будущем: придет день, который покроет вас стыдом и позором.

Вряд ли нужно говорить вам о великом значении частой молитвы в жизни пастыря, но я не могу, тем не менее, воздержаться от этого. Благодать Божия неоцененно дорога для вас, если вы посланники Господа; и чем ближе вы будете к Нему, тем успешнее выполните свое служение. Из всех средств, дарованных вам для этого Богом, я не знаю более могущественного, как молитва. Все ваше образование здесь в семинарии ничто в сравнении с тем духовным развитием, которое можете вы получить в молитвенном общении с Господом. Все наши библиотеки и аудитории пусты в сравнении с маленькою клетью нашего сердца. Мы возрастаем, мы делаемся могущественными, мы все преодолеваем нашею сердечною молитвою.

Ваши молитвы будут вам лучшими помощниками уже и в то время, когда вы еще будете только думать о вашей проповеди. В то время, когда другие люди будут еще отыскивать свою дичь, подобно Исаву, вы с помощью молитвы найдете пред собою уже прекрасно приготовленное кушанье и в состоянии будете правдиво повторить слова Иакова: «Господь Бог послал мне». Вы хорошо будете писать, если писания ваши будут исходить из сердца, молитвенно обращенного к Господу; вы хорошо будете говорить, если на колониях, в горячей молитве, испросите у Него «материал» для ваших проповедей. Молитва, в качестве духовного упражнения, научит вас многому и поможет вам избрать должное. Она очистит ваше внутреннее око и сделает вас способными познавать истину во свете благодати Божией. Вы не скоро разберетесь и в сокровищнице текстов, пока не отопрете ее ключом молитвы. Как дивно открылся Даниилу смысл Писания, когда стоял он на молитве пред Богом! Сколь многому научился Петр на «верху дома»! Наша сердечная клеть есть лучшее место для нашего самообразования. Комментаторы – хорошие учителя, но Сам Источник Писания, конечно, несравненно лучше; в молитве же мы прямо обращаемся к Нему и умоляем Его помочь нам. Великое дело – молитвою вникать в дух текста и внедриться в него, как червь внедряется внутри орехового ядра. Молитва снабжает нас рычагом, посредством которого мы можем воспринимать великие истины. Удивляются, каким образом были укреплены камни, но еще изумительнее, каким образом могли некоторые люди достичь столь чудесного разумения великих тайн христианского вероучения! И разве не молитва произвела это чудо? Горячая надежда на Бога обращает и тьму в свет. Постоянная, настойчивая молитва приподнимает пред нами таинственную завесу и дает нам благодать заглянуть в глубину тайн Творца. Заметили однажды, что один богослов, во время диспута, все писал что-то на лежавшем перед ним листе бумаги. Когда любопытные заглянули в эти заметки его, они увидали там лишь постоянно повторявшиеся слова: «Просвети, Господи», «Просвети, Господи!..» И разве, действительно, не подходят эти слова для человека, стремящегося уразуметь Писание, когда он составляет свою проповедь?

Из этого источника, словно под ударами Моисеева жезла, не раз истекут перед вашими глазами протоки глубоких мыслей. Новые жилы драгоценного металла откроются вашему удивленному взору, во время вашей работы, молотом молитвы в каменоломне Господа. Много раз будет вам казаться, что вы будто замкнуты со всех сторон, что для вас нет более выхода, и вдруг внезапно откроется перед вами новый, совершенно неожиданный вами путь. Он, имеющий ключ Давидов, Сам откроет его тогда. Если вы ездили когда-нибудь вниз по Рейну, вы заметили, вероятно, сходство верховьев этой величественной реки с рядом следующих одно за другим озер. Спереди и сзади ваше судно представляется замкнутым среди массивных скалистых стен или террас, покрытых виноградниками. Но вот заворачивает оно за угол, и внезапно во всей своей красоте вновь стремится перед вами светлый могучий поток. То же испытывается и при тщательном изучении Писания. Часто представляется оно почти замкнутым; кажется, невозможно и разобраться в нем, – но молитва гонит наше судно далее, оно выходит в новые воды, и светлый, широкий поток Истины выступает перед ним и принимает его. Не достаточное ли это основание для нашей твердости в молитве и надежды на нее? Твердо направляй бурав свой в каменистую массу, с молитвою как можно далее углубляйся в нее, и потоки живой воды истекут из глубины Писания. Кто же захочет еще далее томиться жаждою, когда столь легко добыть "воду живую"?

Лучшие и достойнейшие люди всегда считали молитву самою существеннейшею частью своего подготовления к кафедре. Про N.N. рассказывают следующее. Заботясь о том, чтобы передавать по воскресеньям своим слушателям то, что лишь с трудом выработано им самим, никогда не выступал он с проповедью без предварительного серьезного размышления и молитвы. Об этом правиле своем рассказывал нам он сам, когда коснулся однажды разговор наш этого предмета. Когда спросили, как он думает о приготовлении пред выступлением на кафедре, он напоминал нам об Исх.27:20, где говорится: "елей чистый, выбитый из маслин для освещения" святыни. Но его усердие в молитве было еще сильнее. Он не мог достаточно "намолиться перед своим выступлением на кафедру. Он весь был преисполнен любви к Господу. И его проповедь была верной передачей прочувствованных и действительно пережитых им самим впечатлений". Всякое дело начиналось у него с обязательного приготовления прежде всего самого себя, своей души к этому делу. Стены его комнаты часто бывали свидетелями его молитв и слез, а также и стенаний его". (Жизнеописание и сочинения проповедника N.N. Одна из полезнейших и лучших книг, когда-либо появлявшихся в печати. Каждый проповедник должен бы часто перечитывать ее.)

Молитва будет поддерживать вас и при произнесении вашей проповеди. Ничто не может так хорошо настроить вас на поучение людей, как беседа с Богом. Никто не в состоянии так поучать людей познанию Истины, как тот, кто вымолил ее себе у Бога.

Об Аллейне рассказывают: "Он изливал все свое сердце в проповеди и молитве. Его мольба и увещания были столь искренни, так жизненны и полны такого святого христианского рвения, что всецело покоряли его слушателей; он буквально таял в любви к ним, так что смягчались и растворялись даже самые черствые сердца". И никогда не обладал бы он этой мощной силой растворять сердца, если бы не была его собственная душа растворена горячим, молитвенным общением с воскресшим Господом. Истинно захватывающее, поражающее душу слово, в котором нет ничего притворного, но много искреннего чувства, может быть лишь следствием молитвы. Никакое красноречие не может сравниться с красноречием сердца и ни в какой школе не научиться ему, как только у подножия Креста Христова. Лучше было бы, если бы вы совсем не учились людскому красноречию, но были бы преисполнены силою снисшедшей на вас с неба любви, чем если бы оказались вы обладающими всем красноречием Квинтилиана, Цицерона и Аристотеля, но не было бы на вас печати апостольства.

Молитва, может быть, не сделает вас красноречивыми по людскому понятию, но она даст вам красноречие истины, потому что вы будете говорить от сердца. А это разве не наилучшее красноречие? Она низведет небесный огонь на ваше жертвоприношение и докажет этим всем, что ваша жертва приятна Господу.

Как часто, как бы в ответ на нашу молитву, изливаются на нас целые потоки мыслей во время подготовления к проповеди. Точно так же изливаются они на нас и в течение самой проповеди уже. Многие проповедники, возлагающие свое упование на Господа, заявят вам, с решительностью, что наилучшие, наиполезнейшие мысли не те, которые уже подготовлены вами заранее, но те, которые являются внезапно, принесенные к вам словно на крыльях ангелов, являются словно неожиданные сокровища, посланные вам небом, словно слетевшие оттуда семена райских цветов. Много раз случалось это и со мною, и мне приносила помощь в минуты недоумения тайная сердечная молитва.

Но как будем мы молиться во время самой битвы, если не думали о ней ранее! Воспоминание о "домашних" молитвенных подвигах служит утешением, успокоением для проповедника в минуты недоумении на кафедре; потому что Бог не оставляет нас, если мы сами не забываем Его. И вы, братья мои, испытаете, что молитва дарует вам силу, именно в то время и в тот час, когда она вам понадобится.

Она сойдет на вас подобно тому, как сошли огненные языки на апостолов. Если вы ослабели в это время, упали духом, вы внезапно почувствуете себя, словно вознесенными на крыльях серафимов. Огненные кони понесут колесницу, которую вы едва могли тащить с того времени, и, подобно Илии, вы понесетесь к небу, окрыляемые вашим пламенным вдохновением.

И после проповеди необходима молитва. Иначе как же выразить свои чувства, в чем будет искать успокоения всякий добросовестный, благочестивый проповедник? Чем иначе мы, стоящие на самой высоте этого вдохновения, можем облегчить душу свою, как не горячею молитвою? Чем можем мы утешиться в наших неудачах, как не нашими воздыханиями перед Господом? Как часто мучаемся мы на наших ложах в бессонные ночи, в сознании своего недостоинства! Как часто является в нас тогда желание поспешить вновь на кафедру и пламенными словами выразить снова то, что было сказано сухо и холодно! Где нашли бы мы успокоение нашему мятущемуся духу, как не в сознании грехов своих, как не в горячей мольбе, дабы не воспрепятствовали успеху святого дела наша слабость и наше скудоумие? Ведь нам невозможно во время публичного собрания выразить всю нашу привязанность к нашей пастве. Подобно Иосифу, проповедник должен иногда искать места, где бы мог он излить в молитвенных воздыханиях душу свою. Как бы откровенно ни старались мы высказать чувства свои, все же кафедра стесняет нас, и только в нашей сердечной молитве можем мы вполне свободно излить всю душу свою. Если не в силах мы победить людские немощи пред Богом, то постараемся, по крайней мере, хотя умолить Его за людей. Если не можем мы ни спасти их, ни даже убедить в необходимости этого спасения, то мы можем, по крайней мере, оплакать их безумие и умолять Господа помочь им. Как Иеремия, можем мы сказать этим людям:

"Если же вы не послушаете сего, то душа моя в сокровенных местах будет оплакивать гордость вашу, будет плакать горько и глаза мои будут изливаться в слезах" (Иерем.13:17). К подобной горячей мольбе не может остаться равнодушным сердце Господне; и своевременно дарует Он успех усердному пастырю – ходатаю за грехи людей. Существует близкая связь между такими молитвенными подвигами и успехом дела, как между "сеянием слезами" и "жатвою с радостью". "Отчего так скоро всходят семена твои?" – спрашивал один садовник другого. "Оттого, что я их размягчаю", – был ответ. И мы должны размягчать наши наставления своими слезами, потому что никто столь не близок к нам, как Господь, и с радостным изумлением увидим мы, как быстро будут они тогда приносить нам плоды.

Братья мои! позвольте мне умолять вас: будьте и вы "молитвенниками!" Тогда – если и не будет у вас особенных способностей – вы будете иметь успех и без них, если будете много и усердно молиться. Конечно, если вы и не будете испрашивать Божия благословения на ваши посевы, то Он, по великой благости Своей, может и по собственной воле ниспослать его, но ожидать этого благословения в подобном случае вы не имеете никакого права, да и не может принести оно вам утешения. Вчера читал я сочинение патера Фабера, бывшего пастором в Бромптоне, – сочинение, представляющее удивительную смесь лжи и истины. Он рассказывает там следующую легенду: "Одному проповеднику, обратившему к Господу множество людей, было откровение с неба, гласившее, что ни одно из этих обращений не было вызвано его способностями или его красноречием, но что их следует приписать силе молитве одного мирянина, сидевшего во время проповедей на лесенке, ведущей на кафедру, и непрестанно молившегося за их успех". То же может статься в день Судный и со всеми нами. После долгих и утомительных трудов наших в звании пастыря мы можем тогда познать, что вся честь наших пастырских приобретений принадлежит другому зодчему, молитвы которого – золото и драгоценные камни в глазах Господа, ваша же проповедь без молитвы – лишь сено и пустая солома...

Если мы справились с нашею проповедью, то, как истинные служители Божий, мы не должны поэтому и тогда прекращать нашу молитву, потому что весь приход наш взывает к нам, как македонянин к апостолу: "Приди и помоги нам!" Если вы можете успешно молиться, то вам придется много молиться за всех, кто будет просить вашего ходатайства. Это тоже и мой жребий, и я всегда радуюсь, что имею возможность передавать моему Господу все эти прошения. Но если даже и никто не просит ваших молитв, вам все-таки всегда есть о чем помолиться. Вглядитесь хорошенько в ваших прихожан! Между ними всегда есть больные и телесно, и духовно. Одни еще не обратились ко Господу, другие ищут и не находят Его. Многие унывают, а не мало и таких, которые и по обращении в христианство или снова впадают в прежнее состояние, или скорбят. Вы видите слезы вдов и сирот, слезы, которые также должно собрать вам и принести ко Господу. Если вы истинные служители Бога, то вы обязаны явиться пред лицом Его в полном духовном облачении своем и молить Его за всех людей, порученных вам. Я знаю пастырей, которые составляли списки лиц, за которых они считали себя обязанными особенно усердно молиться; и я не сомневаюсь, что эти списки напоминали им о многом, что позабыли бы они без этого.

Но не один только приход ваш будет изъявлять на вас свое притязание. Ваш народ и даже весь мир также имеют право на вас. Человек, сильный в молитве, есть пламенная стена для своего отечества, его – ангел-хранитель и его – щит. Мы все знаем, что враги протестантов боялись более молитв реформатора Кнокса, нежели войск. Знаменитый Уэлч был очень силен в молитвенных ходатайствах за свое отечество; он говорил, что "удивляется, что христиане целую ночь лежат на своих постелях и не встают для молитвы". Его жена однажды слышала, как горячо молился он: "Господи, даруй мне мою Шотландию!" О, если бы и мы могли также подвизаться и молить Бога: "Господи, даруй нам души наших слушателей!"

Проповедник, не молящийся усердно за свое дело, конечно, не более, как пустой, кичливый и спесивый человек. Он ведет себя так, словно вполне доверяет самому себе и не имеет поэтому нужды обращаться к Богу. Какая это ужасная, ни на чем не основанная гордость – воображать, что наши поучения, без содействия Святого Духа, могут иметь силу заставлять людей раскаиваться во грехах своих и обращаться к Богу! Если мы действительно смиренны, то мы не прежде решимся на борьбу со врагом, как получим полномочие и благословение на это от Господа воинств, как услышим Его слова: "Иди в этой силе твоей". Проповедник, нерадивый в своей молитве, должен быть таким и в остальном своем служении. Он не понимает своего звания. Он не может определить ценность души человеческой и вполне постигнуть смысл слова "вечность". Он – чиновник, увлекшийся делом проповеди, так как ему нужен лишь тот кусок хлеба, который получает пастор. Или же он – ужасный лицемер, любящий похвалу людскую и не желающий даже похвалы Божией. Он просто – поверхностный болтун, более всего имеющий успех там, где не требуется и где восхищаются лишь внешним, суетным блеском. Он не может принадлежать к числу тех, кто глубоко пашет и собирает обильную жатву. Он просто праздный человек, но не работник. Он носит лишь имя проповедника, он живет лишь видимо, но он мертв на деле. Он хромает в своей жизни, как тот расслабленный в притче, у которого одна нога была короче другой, – потому что его молитва короче его проповедей.

Я боюсь, что относительно этого нам всем следует хорошенько испытать себя. Если кто-либо из студентов решится утверждать, что он молится, сколько должно, я позволю себе сильно сомневаться в его словах. Если бы присутствовало здесь духовное лицо, священник или диакон, и стал бы утверждать то же о себе, мне сильно желалось бы тогда ближе познакомиться с этим лицом и с его внутреннею жизнью. Я могу лишь одно сказать, что сам я далеко отстал от такой особы, я лично не могу заявить подобных притязаний. Мне страстно хотелось бы иметь эту возможность. Мне совестно признаваться в этом, но я обязан это сделать. Немногие из нас могли бы сравнить себя с Уэлчом, о котором уже говорил я выше. "Он вставал, – говорит его жена, – постоянно около четырех часов и всегда очень досадовал, если видел кого из соседних ремесленников уже за работой, прежде чем он сам становился на свою молитву. Он говорил мне: "Как стыдно мне этого шума; разве я не более их должен почитать моего Господа!" От четырех часов до восьми он проводил время в молитве, духовном созерцании и пении псалмов, что доставляло ему великое наслаждение. Он упражнялся в этом каждый день и один, и вместе с своим семейством. Иногда он на целые дни оставлял все свои приходские дела и удалялся куда-нибудь в уединение, где и предавался тайным молитвенным подвигам".