Текст книги "Прекрасная голубая смерть"

Автор книги: Чарльз Финч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

Глава 14

Кабинет Мак-Коннелла был, как и все другие комнаты в этом доме, чуть-чуть больше, чем посильно вообразить какую бы то ни было комнату. Потолок взмывал в воздух на двадцать пять футов, а все четыре стены были отделаны панелями темно-красного дерева. В дальнем конце комнаты размещалась лаборатория Мак-Коннелла, расположившись на нескольких столах, один из которых был уставлен химикалиями, а на другом красовались каракатицы в стеклянных банках, образцы водорослей и прочее в таком же роде. Слева был высокий каменный камин в окружении кожаных кресел и оттоманок с единственной кушеткой, на которой Мак-Коннелл в самые черные свои дни дремал всю ночь, просыпаясь, чтобы выпить или уставиться на огонь. Справа у выходящего на улицу окна стоял его письменный стол.

Наиболее броской особенностью комнаты была узкая винтовая лестница из мрамора с изваянным в ней херувимом. Она вела на галерею, которая опоясывала комнату со всех четырех сторон. Галерею огораживали тонкие перила, но там стояли стулья и столы, словно бы нависавшие над нижним ярусом. Позади них располагались ряды шкафов с книгами Мак-Коннелла. Его коньком было коллекционирование первых изданий ранних английских и латинских научных трактатов, и ему удалось заполнить многие полки, так что, стоя на середине нижнего яруса, можно было созерцать всю вселенную вверху маленькой лестницы. Именно здесь Мак-Коннелл угощал своих гостей чаем, но этому своему утреннему гостю он не предложил ничего, верно предположив, что Ленокса угостила Тото.

Доктор любил повторять, что это единственное место в доме, на которое Тото не наложила свой отпечаток, и, хотя у Ленокса ни на секунду не возникло желания сказать что-либо об их браке ни ему, ни ей, он заметил, что последнее время по мелочам Тото начала налагать свой отпечаток на кабинет. Ленокс догадывался, что именно она распорядилась внести сюда поздний розмарин, этот цветок воспоминаний – он не мог представить себе, чтобы Мак-Коннелл принес его сюда сам, – и на стенах появились картины. Дикие лошади в долинах Шотландии, родного края Мак-Коннелла. Шотландия всегда разделяла их, однако Тото заказала эти картины. Ленокс знал, что именно такой знак примирения могла скорее всего она сделать.

Они направились к лаборатории в глубине комнаты.

– Стакан, – сказал Мак-Коннелл, – предложил загадку посложнее, чем я предполагал.

– Как так?

Они стояли у большого черного стола со всякими лабораторными сосудами, наполненными химикалиями и растворами, а в центре находился предмет исследования, заключенный в футляр, почти так же, как Ленокс видел его в последний раз.

– Ну, у меня нет никаких сомнений, что мисс Смит погибла от bella indigo. Яды, как ты знаешь, одно из моих увлечений.

– Отчасти поэтому я и попросил тебя поехать со мной.

– Разумеется. Как я сказал, никаких сомнений у меня не было. Вернувшись вечером, я порылся в моих справочниках, – он указал на беспорядочную груду книг у письменного стола, – и они подтвердили мое первоначальное заключение. В соответствии с небольшими уликами, которые собрал ты, я предполагал, что стакан не даст ничего, кроме того, что я подозревал. Убийство. Но тут на дороге возникла колдобина.

– А именно?

– Когда я подверг стакан анализу, я обнаружил, что налет по его краю – не bella indigo.

– А что же?

– Он точно соответствовал содержимому пузырька с ядом, который стоял около стакана. Мышьяк. Полагаю, чуть разбавленный водой, так как он оказался слегка ослабленным.

– Это значительно затруднит мое расследование, – сказал Ленокс. – Если ее убил мышьяк. Или значительно облегчит, если Дженсену удастся по пузырьку установить имя.

– А! Ну, может быть, обратись ты к кому-нибудь другому. Но я копнул глубже.

– И обнаружил – что?

Мак-Коннелл указал на дно стакана.

– Ты что-нибудь видишь?

– По-моему, он выглядит совершенно чистым.

– Справедливо. Однако на дне стакана остался осадок яда. Так бывает почти всегда – порой достаточно для проверки, если подойти к ней умеючи, хотя мои коллеги объявили бы это ересью. Я же считаю, что настанет день, когда мельчайшая крупица сможет сообщить нам о себе все.

– Кажется не слишком вероятным, – сказал Ленокс с сомнением.

Мак-Коннелл усмехнулся.

– Ну, как бы то ни было, я проверил, и осадок в отличие от яда, который столь эффектно стал желтым в комнате жертвы, на этот раз стал фиолетовым. Стакан использовали, то есть наполнили bella indigo, а затем вымыли, а затем наполнили водой и мышьяком и вылили все в раковину.

– Поразительно!

– Двойной обман. В подтверждение моего открытия я осмотрел стакан снаружи.

– И?

– Хотя полоска мышьяка сохранилась, не было никаких признаков, что кто-то пил из этого стакана. Хотя бы частичного отпечатка одного пальца. А на стекле заведомо легко находить отпечатки пальцев даже и при нашей несовершенной системе. Стакан вымыли ПОСЛЕ того, как Пру Смит приняла bella indigo, и ДО того, как он попал ко мне, не то он был бы весь в отпечатках ее пальцев.

– Очень хитро, – сказал Ленокс, – но потому лишь, что убийца полагал, что полиция придет к выводу, будто девушка покончила с собой.

– Вот именно. Хотя убийца вдобавок хотел скрыть использование редкого яда.

– Из чего, пожалуй, следует, что он знал, что яд настолько редок, что может вывести на него. Это очень ценно. Но почему не обойтись просто мышьяком?

Мак-Коннелл внимательно посмотрел на него.

– Я подумал об этом, – сказал он. – И полагаю, есть две причины. Во-первых, убийца воображает себя очень умным – быть может, это врач. А во-вторых, мышьяк менее смертоносен, чем bella indigo, убивающий всегда. Подобрать точную дозу мышьяка непросто. Он может, например, не убить, а только вызвать сильную рвоту. И его легче определить. Мышьяк на столе скорее всего был дополнением в последнюю минуту.

Они направились к креслам у камина. Окно было открыто – как во все времена года, и по комнате гулял ледяной сквозняк.

– Могу я угостить тебя стаканчиком чего-либо?

– Так рано?

– Знаешь ли, уже почти десять. – Мак-Коннелл старательно избегал взгляда Ленокса, пока наливал себе и сделал первый глоток. – Что-нибудь новенькое?

Ленокс пожал плечами.

– И да, и нет. Я теперь знаю, кто гостит у Барнарда.

– Кто же?

– Два племянничка. Оба не совсем подходят для такой роли. И два политика. Они оба тоже не выглядят подходящими.

– И кто они?

– Сомс и Дафф.

– Ньютон Дафф?

Ленокс кивнул.

– Я бы не хотел видеть его в своем доме, – сказал Мак-Коннелл и сделал еще глоток.

– Как и я, – ответил Ленокс. – К сожалению, это еще не улика против него.

– А кто последний?

– Родерик Поттс.

– Денежный мешок?

– Да.

– Тото не желает, чтобы мы с ним встречались. Она говорит, что он скот, что бы это ни означало. Может быть, даже полнейший скот, а этим титулом она мало кого награждает. Иногда Шрива, иногда своего отца, иногда… ну, меня, я полагаю. – Мак-Коннелл неловко усмехнулся и сделал большой глоток.

– Значит, ты совсем с ним не знаком? – быстро сказал Ленокс.

– Совсем.

– Тото, возможно, права относительно него. Джейн, насколько она контролирует мою светскую жизнь, также против моего знакомства с ним.

– Низшее сословие или негодяй? – спросил Мак-Коннелл.

– Пожалуй, и то, и другое. Насколько я знаю, у него нет особых светских амбиций, что заметно отличает его от большинства толстосумов, обосновывающихся в Лондоне.

– Заметно отличает от Барнарда.

– Ты прав, – сказал Ленокс, – абсолютно прав. По-моему, привлечь их друг к другу способна лишь одна сила – большие деньги. А, хотя подробностей я касаться не могу, к этому делу могут быть косвенно причастны большие деньги.

– Возможно, и прямо.

– Мне это тоже приходило в голову.

– Как этот субъект нажил свои деньги? Грабил могилы или еще как-то?

– Он с севера. Точнее говоря, из-под Ньюкасла. Управляет там заводами. Сталь и тому подобное. Конец сельского фермера, начало нового современного века. Собственно, я знаю о нем очень мало.

(Надо будет обдумать способ, как это изменить.)

– Так зачем же он приехал в Лондон?

– Не спрашивай. Он живет на широкую ногу где-то совсем близко отсюда, если не ошибаюсь. Возможно, управляет своими заводами издалека и играет на бирже.

– Совсем во вкусе Барнарда, – сказал Мак-Коннелл.

– Да уж. Однако ты прав: Барнард слишком чванлив, чтобы пригласить в свой дом человека вроде Поттса – ну, ты понимаешь, соль земли.

– Странно.

– Да. Хотя из слов Грэхема следует, что может существовать и другая причина. – Ленокс нахмурился. – Видимо, у Поттса есть дочь на выданье. Миловидная, насколько я понял, получила прекрасное воспитание и получит завидное приданое, когда дело дойдет до брака.

– Обедневший старинный род, ты полагаешь?

– Что-то вроде, я думаю. У Поттса имеется, как я сказал, фешенебельный дом, но приглашение Барнарда он принял бы в любом случае, если у него есть хоть унция светских притязаний.

– Конечно, – сказал Мак-Коннелл. – По-твоему, Поттс прицеливается заарканить для дочки кого-то из племянников?

– Сомневаюсь. Полагаю, он считает, что они недостаточно высоки для его дщери. Но если Поттс сумеет заключить сделку со старинным родом – с кем-нибудь из сыновей герцогини Марчмейн, например, – он откроет себе доступ в мир вне политики и денег. В наш мир, Томас.

– Мы не так уж редко видимся с Барнардом.

– Верно. Но знакомых у него много больше, чем друзей.

– А как он выглядит, этот Поттс? – спросил Мак-Коннелл.

– Собственно говоря, не знаю. Искорки в глазах, осанка, ежедневные упражнения, холодные ванны и все такое прочее. Человек, выбившийся в люди, умный, что бы ты ни думал о нем.

– Тото, впрочем, высокого мнения о тех, кто выбился в люди.

– Как и я, если на то пошло, – сказал Ленокс.

– И я тоже.

Ленокс встал. Они обменялись рукопожатием, договорились снова увидеться. И Мак-Коннелл проводил своего друга из кабинета.

Глава 15

Когда Ленокс покинул дом Мак-Коннелла, утро было в самом разгаре, воздух, хотя и стылый, не кусался, и он шагал по тротуару среди толпы прохожих в самом бодром настроении. Улицы тут были широкими и солнечными, и он радовался прогулке. Ее целью были «Скачки», и здание клуба, когда он его отыскал, оказалось совсем таким же, как и у других клубов. Четыре-пять этажей, белый камень и уютные комнаты за стеклами окон. Однако он переменил мнение, когда из окна на фасаде вылетел башмак.

Побывать здесь он решил потому, что, по сведениям Грэхема, тут чаще всего проводил время Клод Барнард, тот юноша, которого Ленокс мимолетно повстречал в вестибюле дома его дяди. Грэхем сказал, что его можно найти здесь в любые часы дня, и действительно, когда Ленокс осведомился у швейцара, здесь ли он, швейцар, выглядевший затравленным, как Иов в не самый скверный день, только махнул рукой вперед в направлении столовой.

Башмак, очевидно, был извергнут оттуда, так как молодой человек, видимо, носивший имя Мизинчик, взбешенно прыгал к двери на одной ноге.

Клод сидел у дальнего конца стола рядом с кем-то, кто, подумал Ленокс, вполне мог быть одним из сыновей лорда Уильямса. Он встал, не замечая детектива, и пошел к двери под разочарованные вопли своих товарищей.

– Надо взяться за дела! – повторял он.

Ленокс перехватил его на пороге.

– Не уделите ли мне минутку вашего времени, молодой человек? – сказал он.

Клод как будто был решительно против этой идеи.

– А зачем?

– Возможно, вы помните нашу встречу вчера утром?

– Типус в прихожей?

– Да.

– А! Ну, друг дяди – мой друг. Чем могу служить?

– Ответить на парочку вопросов. Буду рад подвезти вас по вашему делу, а поговорить мы сможем по дороге.

Клод посмотрел на него с сомнением.

– Ну, раз вы хотите…

– Благодарю вас, – сказал Ленокс.

Они сели в экипаж Ленокса, и Клод назвал кучеру адрес на Мармелад-лейн, в сквернейшей части восточного Лондона. Отнюдь не обычное пастбище юных и беззаботных студентов Оксфорда. Вскоре они проехали через центр Лондона в кварталы победнее.

– Вы знавали девушку по имени Пруденс Смит?

– Убитую? Знал в лицо, и больше ничего.

– В лицо?

– Она была горничной. Я видел ее. Полагаю, она видела меня. – Клод самодовольно ухмыльнулся.

– У вас сложилось какое-нибудь мнение о ней?

– Никакого. Ну, вроде она была хорошенькой. Но нет, ничего больше.

– Как давно вы гостите у дяди, Клод?

– Недолго. С неделю.

– Вы с ним в хороших отношениях?

– В самых прекрасных. Я ему как сын, которого у него никогда не было.

– Вы убили Пруденс Смит?

Если Клод и растерялся, он никак этого не выдал.

– Нет. Боюсь, никак не сумел бы.

– Что вы подразумеваете?

– Приходится кое-что слышать. Например, я в ядах ничего не смыслю, как и во всей этой чуши.

– Но ведь не потребуется и минуты, чтобы получить сведения о любом яде в мире.

– Да, но к тому же у меня есть алиби, милый старый друг.

Ленокс не проявил никакого раздражения.

– Алиби? Вы как будто предположили, что ее смерть возложат к вашему порогу.

– К порогу моего дяди, хотите вы сказать? Ну, я, знаете ли, считать умею. Всего там было несколько человек.

– И каково же ваше алиби?

– Я был в гостиной.

– Как и все остальные.

– В таком случае, полагаю, никто из нас к этому руку не приложил.

– И гостиной вы не покидали?

– Да нет. Разве что сбегал наверх в умывальную.

– И в этот момент вы могли отравить девушку.

– Я поднялся наверх, старина.

– Кто-нибудь может это подтвердить?

– Да кто хотите. Множество народа. Горничные и прочие. Дюжина лакеев. И другие гости. Типус по имени Поттс почти все время сидел там, почитывал газету, а когда он упархивал, кто-нибудь да оставался.

– Вы словно бы основательно все это обдумали.

– Только факты, знаете ли.

– У вас есть какие-либо причины полагать, что кто-либо из других гостей или из прислуги повинен в этом?

Клод нахмурился.

– Да нет. А! Но, может быть, это Юстес, – объявил он просветленно.

– Ваш кузен?

– Старику Барнарду это не понравилось бы, – сказал Клод более себе, чем Леноксу. – Гнилое яблочко. Может, настроить его против сестрицы, а?

– Вы недолюбливаете Юстеса?

– Терпеть его не могу. Отвратный субъект. В обществе просто жуток. Всегда читает, знаете ли. Просто читает. Я отношу это на счет дурного воспитания в детстве. Ведь мальчик – отец мужчины. Несчастные родители и все такое прочее.

– Но тогда почему вы устроили его в «Скачки»?

– Ничего не упустили, э? А потому что дядя попросил. Конечно, видел все недостатки этого малого и хотел, чтобы он приобщился к хорошему обществу.

– Вы всегда угождаете дяде?

– Всегда готов. Крепкая семейная связь. Скачки без препятствий! – Клод оглушительно захохотал своей шутке.

Несколько минут спустя карета остановилась в узкой грязной улочке, где пыль уже запорошила свежевыпавший снег, а вокруг бегали ребятишки. Двое-трое подбежали к Леноксу и Клоду, и первый дал каждому по монетке, попросив постеречь его экипаж.

Клод повел своего допросчика на грязное деревянное крыльцо, где над дверью свисала облупившаяся вывеска с названием «Пестрая утка». Что-то вроде кофейни, подумалось Леноксу.

Внутри было темно, хотя снаружи сиял день, и стоял крепкий запах табака и черного кофе. Деревянные панели на стенах, в середине большой рамсдорфский очаг, а вокруг него низкие столики и стулья с сиденьями, набитыми конским волосом. Над стойкой тянулись книжные полки с сувенирными чашками, а на стенах висели подковы. Сидевшие там в немалом числе мужчины прихлебывали кофе не потому, что он так уж им нравился, но из необходимости оплачивать занятое место. Женщина была только одна, рыжая, в огненных веснушках. Она сидела у стойки и болтала с хозяином. Одежда почти на всех посетителях была старомодной, латаная-перелатаная, и разговаривали они вполголоса, будто опасаясь, что их подслушают.

Расцвет кофеен достиг апогея сто лет назад, а теперь они больше не приманивали компании литераторов, хотя все еще пользовались поддержкой Парламента. Предполагали, что они обеспечивают альтернативу пьянству в кабаках.

– Угощаете вы, друг мой? – спросил Клод, отыскав столик.

– Разумеется.

Клод заказал кофе им обоим, а затем (только себе) поджаренного хлеба с джемом из черной смородины и крутое яйцо.

– У вас, кажется, здесь какое-то дело?

– Своего рода. В конце-то концов, это тоже дело, – весело сказал Клод.

– Наверное.

– И свидание у меня через несколько минут.

– Постараюсь быть кратким. Что вам известно о деятельности вашего дяди, касающейся Монетного двора?

– Буквально ничего.

– Выглядит странно.

– Меня главным образом интересуют его собственные монеты.

– Он с вами откровенен?

– Нет. Вы же не думаете, что это сделал мой дядя? Он вполне порядочный типус, должен сказать. Не тот характер. Чуточку кремень, чуточку властен, но тот, кто ведет людей за собой.

– Я его и не подозреваю, вовсе нет. Что вы знаете о других гостях?

– Ну, Юстес, клещ, каких мало. Высшего качества. Наверное, его-то вы и ищете. Затем Сомс, очень даже ничего. Дафф жестковат, но набит моралью. Вряд ли убьет девушку, разве что она начнет богохульничать при нем или что-то в том же роде. Поттс, ну, вульгарен до кончиков ногтей, старина, но не вижу, как это могло бы принести деньги.

Ленокс имел собственное представление о вульгарности, однако тут Клод был достаточно точен.

– Короче говоря, не слишком преступная компания, – продолжал Клод. – Думаю, кто-то забрался с улицы. В газетах, знаете ли, все время пишут про такое. Я только вчера читал про типуса, который пытался ограбить банк, похитив дочку управляющего. А когда не нашел ее, забрал взамен собаку управляющего! Грустно сказать, но он потерпел неудачу. Какие пробудились бы надежды, если, похитив собаку, на этом можно было бы заработать тысячу фунтов.

– А прислуга?

– Ну, кто обращает внимание на слуг! Дворецкого нет, что странно. Я не поставил бы против экономки, схватись она с разъяренным тигром. Кто-то из лакеев был помолвлен с этой девушкой. Сама она была там единственной хорошенькой.

Ленокс встал.

– Ну, больше не стану отвлекать вас от вашего дела.

Услышав это, веснушчатая девица у стойки тоже встала.

– Приятно было повидаться, – сказал Клод.

Подходя к двери, Ленокс обернулся:

– Никому не говорите про нашу встречу, Клод.

– Но почему?

– Потому что, надеюсь, вы хотите, чтобы убийца девушки был схвачен.

Клод вздохнул.

– Как скажете. Не буду.

– Благодарю вас.

– Впрочем, может, я предупрежу Юстеса, что Ярд берет его в кольцо.

– Пожалуйста, не надо.

Клод снова вздохнул.

– До чего жесток наш мир, если честному молодому человеку нельзя поразвлечься после дневных трудов в поте лица.

– И все-таки.

– Ну, хорошо.

Ленокс вышел на тротуар, где мальчишки бдительно стерегли его экипаж, за что им было уплачено, и обсуждали, как потратить свалившееся на них богатство. Он оглядел улицу направо и налево. Если бы найти способ, как выручить их всех, подумал он. Этих детей, с их рваными башмаками и грязными шапками; женщин, использующих одну и ту же заварку, пока чайные листья не станут белесыми; мужчин, тратящих заработок на джин вместо еды; нищих, чаще таких же детей, разыгрывающих «разведи им нюни», то есть притворяющихся калеками, чтобы вызвать жалость. Какой-нибудь способ изменить все это!

Может, когда-нибудь он выставит свою кандидатуру в Парламент. Кто-то же там должен сделать главной своей заботой долговые тюрьмы, все эти Грачевники и Дайлсы, детей, ищущих в сточных канавах что-нибудь на продажу. Министерство торговли и Индийская комиссия, и Ирландский вопрос – все это, конечно, очень мило, но ведь люди страдают и в их собственной столице.

Садясь в экипаж, он оглянулся на кофейню, на девушку, сидящую на коленях у Клода, целующую его в щеку, на деньги, быстро переданные из руки в руку и, хотя полагал, что верит в прогресс, вновь пал духом.

Глава 16

Отыскать Юстеса, конечно, будет труднее, чем Клода, который словно бы считает «Скачки» местом своей службы, но все-таки легче, чем остальных гостей. По словам Грэхема, чьи розыски были безупречны, второй завтрак этот племянник вкушал либо в доме Барнарда, либо в клубе «Оксфорд и Кембридж», несколько более тихом в сравнении со «Скачками», а потому, по всей вероятности, более привлекательном для этого юноши.

«Оксфорд и Кембридж» находился на Пэлл-Мэлл неподалеку от дома Ленокса, и он приехал туда как раз ко времени второго завтрака. Улицы были заснеженными, холодными, и, войдя через тяжелые деревянные двери, он вздохнул с облегчением, смакуя тепло.

Тут ему улыбнулась удача, избавившая его от неприятной необходимости прятаться на Кларджес-стрит в ожидании, когда молодой человек выйдет из дома дяди. Юстес сидел в столовой.

Ленокс тоже сел перекусить горячим пирогом с говядиной, почками и прелестными горбушечками яиц, притаившимися внутри. Со своего места под портретом Генриха VI он мог наблюдать за Юстесом, который по ту сторону залы ел ногу барашка и читал – научный журнал, по догадке Ленокса. Молодой темноволосый человек, с худым неприятным лицом, маленькими темными глазами и острым подбородком.

Ленокс заказал не так уж много и в результате закончил раньше своего визави. Он сидел, прихлебывая мадеру, в ожидании, когда Юстес встанет, чтобы уйти, и наслаждался толикой культуры, которую предлагал клуб в сравнении с кофейней Клода. Хотя, бесспорно, кофейня предлагала более милое общество. Сидевшие в этой столовой по большей части почти спали, и всех их ожидало фиаско, если бы им вынесла вердикт исключительно за красоту коллегия присяжных дамского пола. Самому молодому, если не считать Ленокса и Юстеса, было по меньшей мере шестьдесят пять. Странная компания для молодого человека только что с университетской скамьи.

Он последовал за Юстесом вниз в маленькую курительную спустя десять минут и сел почти рядом с ним в кресло у окна. Костюм молодого человека был старомодным. Из его кармана выглядывали лист и несколько прутиков с какого-то куста, и, продолжая читать, он рассеянно их теребил.

Несомненно, подумал Ленокс, он страстный энтузиаст. Возможно, он побывал в каком-либо саду не далее чем утром.

Ленокс еще не нашел предлога заговорить с ним, как вдруг Юстес сказал:

– Что вы думаете об этих отвратительных либералах, сэр?

Ленокс внутренне вздохнул, но улыбнулся.

– Боюсь, я считаю себя в их рядах, хотя они не так уж и отвратительны, если вы раза два поужинаете с ними.

Молодой человек нахмурился.

– Вы толкуете все неверно.

Ленокс понял, что столкнулся с молодым человеком наихудшего типа. С тем, кто постоянно околачивается в клубах для людей старшего поколения, имитирует их респектабельность, серьезно рассуждает о политике и знает назубок все клубные правила. Сам пребывая в низшей точке высшего класса, он неколебимо тверд в утверждении четких правил для слуг. Уж конечно, в школе он заседал в школьном совете и энергично возражал против допуска в храм науки тех, кому путь туда открывала стипендия. Ленокс предпочел бы ему даже Клода.

– Возможно, и неверно. Но юность, как говорится, должна поправлять престарелых.

– Ну, некоторые престарелые придерживаются верных мнений. И в этом клубе тем более, если хотите знать.

– Какие политические вопросы вы особенно близко принимаете к сердцу? – не удержавшись, спросил Ленокс.

Юстес сразу загорелся.

– Ну, например, вопрос о феодальной ответственности. Наша страна была основана по принципу «Господин – слуга». Вот почему над нашей империей никогда не заходит солнце, знаете ли: феодальная ответственность. А теперь они пытаются присвоить право голоса каждому человеку – дать право голоса ЖЕНЩИНАМ, нет, вы только подумайте! Чем была плоха старая система?

– Но ведь реформы делают Англию более демократичной, более справедливой ко всем ее гражданам.

– Почитайте о демократии Платона. Не более чем разбушевавшиеся аппетиты черни. А нужна олигархия элиты. Гнилые местечки, [3]3
  На рубеже XVIII–XIX веков потерявшие большую часть населений избирательные округа в захолустье, где депутатов в парламент назначали местные землевладельцы.


[Закрыть]знаете ли, абсолютно здравая штука. Герцогу Олбанскому лучше известно, кому следует заседать в Парламенте, чем мужлану, который выкапывает свои овощи.

Ленокс теперь определил его как молодого человека на самом нижнем краю поместного дворянства, отчаянно цепляющегося за идею аристократичности. И почувствовал некоторую симпатию к Юстесу Брамуэллу.

– Ну, а имперская реформа?

– Уж лучше мне не начинать про индусов, про африканцев, они же нуждаются в нас. Неужели вы этого не видите? Поглядите, как мы принесли дух христианства в Бирму и начатки образования в Бенгалию.

Ленокс решил сменить тему разговора.

– Но разве вы не посещаете «Скачки» столь же часто, как и этот клуб?

Юстес, казалось, удивился.

– Да, правда, посещал, но это была ошибка человека, только-только приехавшего в Лондон. Я оказался в дурной компании моего кузена, и он принуждал меня пить и ко всяким… минуточку, сэр! Это был вопрос вообще, или вы меня знаете?

– Признаюсь, я вас знаю. Я друг вашего дядюшки.

Юстес посмотрел на него с подозрением.

– Мой дядя не либерал!

– По мере того, как наши годы все прибавляются, у нас возникают общие интересы помимо политики.

– Не берусь судить.

– Признаюсь со всей полнотой, я здесь, чтобы расспросить вас про горничную, которая умерла.

– Вы что, из Ярда? Как вы проникли сюда?

– Нет-нет. Я просто любитель, Чарльз Ленокс.

– Неужели же великий знаток римской жизни?

– Если угодно.

– Так это же большая честь, либерал вы или не либерал. Знаете, я часто справляюсь с книгой, которую вы написали, то есть, как я понял?

– Совершенно верно, – сказал Ленокс (Монография о будничной жизни от нищего до легионера и до императора в правление Адриана).

– Должен сказать, книга преотличная.

– Благодарю вас.

– А еще, знаете, статья, которую вы в прошлом месяце опубликовали в журнале Академии об исторической жизни Бата во времена римской оккупации. Это же подлинное вдохновение – сотворить подобное, исходя из собственных розысков прямо на месте.

– Ценю ваши похвалы, – сказал Ленокс, – и в другой раз я был бы рад потолковать о моих писаниях. Но молодая девушка мертва, и я очень желал бы довести это дело до конца – как теневая поддержка Ярда, знаете ли.

– Я понимаю.

– Всего несколько вопросов.

Юстес Брамуэлл отложил свой журнал и согласно кивнул. Ведь теперь он знал, что беседует с автором «Людей Адриана».

– Превосходно, – сказал Ленокс. – Превосходно. Начнем сначала. У вас есть какое-нибудь представление, кто убил девушку?

– Не сказал бы.

– Вы ее не убивали?

– Сэр, если мне предстоит отвечать на такие вопросы, то наш разговор окончен.

– Это необходимый вопрос.

Юстес не смягчился.

– Неделикатность…

– Ну, хорошо, хорошо, – сказал Ленокс. Он устал от племянников. Джейн ему посочувствовала бы. – Вы что-нибудь слышали про bella indigo?

– Разумеется.

– Каким образом?

– Я окончил первым по ботанике и вдобавок выиграл приз, сэр.

– Да, разумеется.

– Вы намекаете, что смерть девушки вызвана bella indigo?

– Не исключено, – сказал Ленокс. – Вам когда-нибудь доводилось иметь дело с этим веществом?

– Нет. Кембридж совершенно справедливо считает его слишком летучим.

– Но Оксфорд его культивирует?

– Оксфорд менее строг во многих отношениях…

– Да-да, благодарю вас. Вы когда-нибудь бывали в Оксфорде?

– Да, ребенком, и один раз несколько лет назад навестил там кузена.

– Сколько лет назад?

– Ну, может, около трех. – При этих словах Юстес закурил сигарету.

– Вы близки с вашим кузеном?

– Отнюдь. Я посетил его в знак родственной любезности и чуть было не угодил там под арест из-за него.

– Вы посетили ботанический факультет в Оксфорде?

– И приобрел достаточно bella indigo, чтобы убить девушку? Нет. В любом случае, если вы хоть что-то знаете, то должны знать, что этот яд утрачивает силу через год и тогда может использоваться как удобрение для некоторых редких цветов. Его химическая структура, насколько нам известно, нестабильна.

– Что вы делали между одиннадцатью часами и часом два дня назад в день смерти мисс Смит?

– Собственно, это вас не касается, но все это время я рисовал.

– Рисовали? – спросил Ленокс, наклоняясь ближе.

– Да. Вернее, писал красками.

– И что же вы писали?

– Вид, открывающийся из окна гостиной. И был глубоко сосредоточен.

– Вы завершили картину в тот же день?

– Нет, не завершил, ни тогда, ни после. Только добавил несколько поспешных мазков на следующий день, чтобы придать ей завершенность. Она мне надоела.

– Вы выходили из гостиной?

– Ни на секунду. Я был поглощен моей работой.

– Кто из находившихся в гостиной может подтвердить это?

– Понятия не имею. Я ведь не старался сознательно обеспечить себе алиби. Никто из нас понятия не имел, что в это время убивают девушку, или, полагаю, мы бы обращали больше внимания на то, кто выходит, а кто входит. Я и сам обязательно бы последил, кто из остальных покидал гостиную, знай я, что подвергнусь такого рода оскорбительным подозрениям.

– Насколько хорошо вы знакомы с гостящими у вашего дяди?

– Достаточно хорошо.

– У вас сложилось о них какое-либо мнение?

– Сомс – никчемность. Поттс – из низшего сословия. Дафф – наоборот, человек с очень здравыми идеями. Тоже, знаете ли, выпускник Кембриджа. Жесткая позиция в отношении бедняков. Никаких поблажек. И на Индию правильный взгляд. Весьма здравомыслящий человек.

– Вы близки с вашим дядей?

– Чрезвычайно. И с каждым днем все больше.

– А с Клодом он близок?

– Абсолютно нет. Добр к нему из-за родства, но видит, каков он.

– Вы что-нибудь знаете о том, как ваш дядя управляет Монетным двором?

– Нет.

– Если мне будет дозволено задать щекотливый вопрос, каково ваше финансовое положение?

Юстес покраснел.

– Бог мой! У меня все хорошо, благодарю вас.

– Могу ли я спросить, как именно?

– Если вам так уж требуется. Я получаю доход с моих капиталовложений.

– Каких вложений?

– Дядя Барнард дал Клоду и мне по десять тысяч каждому, когда мы достигли совершеннолетия. И я вложил их очень благоразумно.

– А Клод?

– Понятия не имею, как он распорядился своими деньгами.

– Кто из проживающих с вами под одним кровом скорее всего, по-вашему, может быть повинен в этом преступлении?

– Если хотите знать мое мнение, какой-нибудь уличный оборвыш пытался обокрасть дом. А может быть, эта горничная крала, и кто-то преподал ей урок.

– Ну, если отбросить такую возможность?

– Сомс. Он никчемность. Я заметил это с пяти шагов.

Ленокс встал.

– Больше я не стану отнимать у вас время.

– Да-да. Было приятно познакомиться с вами.

– Пожалуйста, никому не говорите о нашей встрече.

– А почему, собственно?

– Ваше молчание окажет пользу умершей девушке. Мы не должны забывать о ее правах при подобном положении вещей.

– Я расскажу кому сочту нужным. Но я взвешу вашу просьбу.

– Вы окажете девушке дурную услугу. Ее участь и так была слишком тяжела.

Юстес словно заколебался.

– Ну, может быть, – буркнул он.

Ленокс покинул курительную, не сказав более ни слова. Второй раз за это утро он разочаровался в поколении, которому был предназначен завещать Землю. Интересно, что каждый кузен назвал другого никчемностью. Ему ни тот, ни другой не показался особым сокровищем, но что, если такого рода взаимная антипатия имела более глубокую подоплеку, чем просто несоответствие характеров? Возможно, все сводилось к родству с Барнардом и соперничеством за местечко в его завещании, в изъявлении его последней воли? Тяжкий жребий для семьи! Ленокс с некоторой приятностью подумал, что, во всяком случае, его собственные племянники, дети Эдмунда, не станут помышлять о его деньгах. Они умные ребята, вежливые, а к тому же добрые.