Текст книги "Блестящая будущность"

Автор книги: Чарльз Диккенс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

ГЛАВА II

Когда я свыкся съ ожидающей меня блестящей будущностью, я незамѣтно измѣнился душевно и совсѣмъ иначе относился къ людямъ. Я старался не замѣчать этихъ перемѣнъ, пока это было возможно, но я очень хорошо зналъ, что я измѣнился къ худшему. Я жилъ въ состояніи постояннаго недовольства своимъ поведеніемъ относительно Джо. Совѣсть моя далеко не была спокойна и по отношенію къ Бидди. Когда я просыпался по ночамъ, то думалъ съ томленіемъ душевнымъ, что для меня было бы несравненно лучше, если бы я никогда не видалъ въ лицо миссъ Гавишамъ и выросъ въ счастливомъ сознаніи, что буду товарищемъ Джо въ честной старой кузницѣ. Много разъ, когда я сидѣлъ одинъ и глядѣлъ на огонь, я думалъ, что въ сущности никакой огонь не сравнится съ огнемъ въ кузницѣ и въ очагѣ нашей кухни.

Съ теченіемъ времени я неизбѣжно втянулся въ долги. Гербертъ не могъ не подражать мнѣ и вскорѣ послѣдовалъ моему примѣру. Вѣруя въ неистощимость своего богатства, я бы охотно принялъ расходы Герберта на свой счетъ; но Гербертъ былъ гордъ, и я не могъ сдѣлать ему такого предложенія.

Я обыкновенно проводилъ половину недѣли въ Гаммерсмитѣ, и когда бывалъ тамъ, то безпрестанно бѣгалъ въ Ричмондъ. Гербертъ часто пріѣзжалъ въ Гаммерсмитъ, когда я тамъ находился, и я думаю, что въ этихъ случаяхъ отецъ его догадывался, что случайность, которой онъ ждалъ для начала своего дѣла, что-то долго не является ему на помощь. Но въ общей семейной безурядицѣ одной безурядицей больше – казалось дѣломъ вполнѣ естественнымъ. Тѣмъ временемъ м-ръ Покетъ все больше сѣдѣлъ и чаще прежняго хватался за волосы. Между тѣмъ какъ м-съ Покетъ смотрѣла на свою семью, какъ на ступень къ будущему счастью, и читала книги о разныхъ князьяхъ и графахъ, теряла носовой платокъ и отсылала спать бэбэ всякій разъ, когда онъ попадался ей на глаза.

По временамъ я говорилъ Герберту, словно дѣлалъ замѣчательное открытіе:

– Мой милый Гербертъ, дѣла наши плохи.

– Мой милый Гендель, – отвѣчалъ Гербертъ съ полной искренностью, – хочешь вѣрить или нѣтъ, но я какъ разъ собирался сказать тебѣ то же самое.

– Если такъ, Гербертъ, займемся нашими дѣлами.

Намъ всегда доставляло глубокое удовольствіе назначать время для приведенія въ порядокъ нашихъ дѣлъ. Я всегда думалъ, что это и есть настоящее дѣло – смотрѣть прямо въ лицо своимъ долгамъ и справляться съ ними. И я зналъ, что такъ же думаетъ и Гербертъ.

Мы заказывали обыкновенно что-нибудь болѣе лакомое на обѣдъ, съ бутылкой чего-нибудь повкуснѣе, съ тѣмъ, чтобы подкрѣпить свои силы и побѣдоносно справиться съ дѣломъ. Отобѣдавъ, мы вынимали связку перьевъ, нѣсколько чернильницъ и груду писчей и протекательной бумаги. Вѣдь очень пріятно имѣть большой запасъ письменныхъ принадлежностей.

Я бралъ тогда листъ бумаги и писалъ вверху, четкимъ почеркомъ, заглавіе: «Списокъ долговъ Пипа», выставлялъ тщательно число и помѣчалъ: Гостиница Барнарда. Гербертъ то же бралъ листъ бумаги и продѣлывалъ то же самое. Онъ писалъ: «Списокъ долговъ Герберта».

Послѣ того каждый изъ насъ принимался перебирать безпорядочную груду разныхъ счетовъ, которые мы вынимали изъ ящиковъ, изъ кармановъ, уже значительно помятыми. Скрипъ нашихъ перьевъ удивительно какъ освѣжалъ насъ, тѣмъ болѣе, что я иногда съ трудомъ различалъ это душеспасительное дѣловое занятіе отъ дѣйствительной уплаты денегъ. Съ точки зрѣнія похвальности поступка и то, и другое казалось мнѣ одинаковымъ.

Пописавъ нѣкоторое время, я спрашивалъ у Герберта, – какъ идутъ его дѣла? Гербертъ съ удрученнымъ видомъ царапалъ голову при видѣ возрастающихъ цифръ.

– Растутъ, Гендель, – говорилъ онъ обыкновенно, – честное слово, – цыфры растутъ.

– Будь твердъ, Гербертъ, – говорилъ я, очень прилежно дѣйствуя перомъ. – Гляди вещамъ прямо въ лицо. Безстрашно вникни въ свои дѣла. Сбей съ нихъ спеси.

– Охотно бы сдѣлалъ это, Гендель, да только они сбиваютъ спесь съ меня.

Какъ бы то ни было, но мои рѣшительные пріемы производили свое дѣйствіе, – и Гербертъ снова принимался за работу. Послѣ нѣкотораго времени, онъ прекращалъ ее, ссылаясь на то, что у него нѣтъ счета Кобса, или Лобса, или Нобса, какъ случится.

– Въ такомъ случаѣ, Гербертъ, прикинь на память; прикинь на круглыя цыфры и припиши къ остальнымъ.

– Какой ты находчивый! – отвѣчалъ мой другъ съ восхищеніемъ:– право же твоя дѣловитость выходитъ изъ ряду вонъ.

Моя дѣловитость отличалась еще одной блестящей чертой, которую я называлъ «закруглять цыфру». Напримѣръ: предположимъ, что у Герберта долгъ простирался до ста шестидесяти четырехъ фунтовъ, четырехъ шиллинговъ и двухъ пенсовъ, я говорилъ:

– Закругли цыфру и поставь двѣсти фунтовъ.

Или предположимъ, что мой долгъ былъ вчетверо больше, я закруглялъ цыфру и ставилъ семьсотъ фунтовъ. Я былъ очень высокаго мнѣнія объ этой системѣ; но теперь, оглядываясь назадъ, долженъ сознаться, что то была разорительная система, потому что мы немедленно заключали новые долги въ размѣрѣ цыфры закругленія, и такимъ образомъ, благодаря чувству свободы и состоятельности, связанной съ такой системой, создавалась необходимость новаго закругленія.

Я сидѣлъ разъ вечеромъ въ томъ ясномъ настроеніи духа, какое навѣвало на меня сознаніе моей дѣловитости, когда мы услышали шумъ просунутаго въ щель двери и упавшаго на полъ письма.

– Это тебѣ, Гендель, – сказалъ Гербертъ, сходившій за письмомъ и принесшій его:– и я надѣюсь, что ничего дурного не случилось.

Онъ намекалъ на большую черную печать и черную рамку на бумагѣ. Письмо было за подписью «Траббъ и Ко», и содержаніе его гласило, что я, многоуважаемый сэръ, и что они имѣютъ честь извѣстить меня, что м-съ Д. Гарджери скончалась въ прошлый понедѣльникъ, въ шесть часовъ двадцать минутъ вечера, и что меня ожидаютъ на похороны, имѣющія быть въ слѣдующій понедѣльникъ, въ три часа пополудни,

Впервые могила раскрылась на моемъ пути, и потрясеніе, вызванное ею въ тихомъ теченіи моей жизни, было удивительно. Образъ сестры въ креслѣ у камина преслѣдовалъ меня день и ночь. Чтобы домъ нашъ остался безъ нея, этого я не могъ себѣ представить; и, хотя въ послѣдніе годы я очень рѣдко или и совсѣмъ не думалъ о ней, теперь мною овладѣла дикая мысль, что я встрѣчу ее на улицѣ, или же она вдругъ постучится въ мою дверь.

Какова бы ни была моя судьба, но я врядъ ли могъ вспоминать о сестрѣ съ большою нѣжностью. Тѣмъ не менѣе я увѣренъ, что сожалѣніе о смерти человѣка можетъ явиться даже и помимо нѣжности. Написавъ Джо письмо съ выраженіемъ моего соболѣзнованія, я увѣрилъ его, что пріѣду на похороны, и провелъ остававшееся до отъѣзда время въ очень странномъ душевномъ состояніи, Я выѣхалъ рано поутру и остановился у «Синяго Вепря» съ такимъ расчетомъ, чтобы успѣть пѣшкомъ дойти до кузницы.

Былъ чудный лѣтній день, и, пока я шелъ одинъ, мнѣ припомнилось то время, когда я былъ маленькимъ, безпомощнымъ существомъ, и сестра обижала меня. Но оно припомнилось въ смягченномъ свѣтѣ, при которомъ даже воспоминаніе о щекотунѣ утратило свою непріятность. И теперь ароматъ полевыхъ цвѣтовъ и клевера нашептывалъ моему сердцу, что хорошо будетъ и для моей памяти, если другіе, гуляя по солнцу, будутъ съ смягченнымъ сердцемъ вспоминать обо мнѣ.

Послѣ похоронъ, когда всѣ провожавшіе гробъ сестры разошлись, Бидди, Джо и я вмѣстѣ пообѣдали, но не въ кухнѣ, а въ пріемной, и Джо былъ такъ необыкновенно внимателенъ къ тому, какъ держать вилку и ножикъ и обращаться съ солонкой, что это всѣхъ насъ очень стѣсняло. Но послѣ обѣда, когда я заставилъ его закурить трубку и мы вмѣстѣ отправились бродить по кузницѣ, а затѣмъ усѣлись у дверей дома на большомъ камнѣ, дѣла наши пошли лучше. Я замѣтилъ, что послѣ похоронъ Джо переодѣлся и сталъ гораздо больше похожъ самъ на себя.

Онъ былъ очень доволенъ, когда я спросилъ:– могу ли переночевать въ моей прежней спаленкѣ,– и я самъ былъ очень доволенъ собою, потому что находилъ, что совершилъ великое дѣло, высказавъ такую просьбу. Когда стемнѣло, я пошелъ въ садъ съ Бидди, чтобы прогуляться.

– Бидди, – сказалъ я, – мнѣ кажется, вы могли бы написать мнѣ объ этихъ грустныхъ событіяхъ.

– Въ самомъ дѣлѣ, м-ръ Пипъ? – отвѣчала Бидди. – Я бы написала, если бы объ этомъ подумала.

– Я не хочу васъ обидѣть, Бидди, но мнѣ кажется, что вамъ слѣдовало объ этомъ подумать.

– Въ самомъ дѣлѣ, м-ръ Пипъ?

Она была такъ тиха и держала себя такъ мило и скромно, что мнѣ не хотѣлось заставить ее расплакаться. Поглядѣвъ на ея опущенные глаза, я пересталъ ее разспрашивать.

– Я думаю, вамъ трудно будетъ жить теперь здѣсь, милая Бидди?

– О! я не могу здѣсь жить, м-ръ Пипъ, – отвѣчала Бидди, тономъ сожалѣнія, но съ спокойной рѣшимостью. – Я уже говорила съ м-съ Гоббль и отправлюсь къ ней завтра утромъ. Я надѣюсь, что вдвоемъ намъ удастся помогать м-ру Гарджери въ его хозяйствѣ, пока онъ не устроится.

– Чѣмъ же вы будете жить, Бидди? если вамъ нужны день…

– Чѣмъ я буду жить? – повторила Бидди, покраснѣвъ. – Я скажу вамъ, м-ръ Пипъ. Я хочу похлопотать о мѣстѣ учительницы въ новой школѣ, которая только что отстроена. Всѣ сосѣди хорошо отрекомендуютъ меня, и я надѣюсь, что буду прилежна и терпѣлива, и сама буду учиться, учивши другихъ. Вы знаете, м-ръ Пипъ, – продолжала Бидди съ улыбкой, взглядывая мнѣ въ лицо:– новыя школы не похожи на старыя, но я многому научилась съ тѣхъ поръ, какъ мы разстались.

– Я думаю, что вы всегда и во всемъ будете совершенствоваться.

– Только не въ своемъ дурномъ характерѣ,– прошепталъ Бидди.

Это былъ не столько упрекъ, – я какъ-то упрекнулъ ее въ дурномъ характерѣ,– сколько невольное размышленіе вслухъ. Ну, что жъ! – я подумалъ, что мнѣ и теперь лучше смолчать. Я прошелъ еще нѣсколько шаговъ рядомъ съ Бидди, продолжавшей молча смотрѣть на землю.

– Я никакихъ подробностей не слышалъ о смерти сестры, Бидди.

– Ничего особеннаго и не произошло съ бѣдняжкой. Ей стало хуже, – хотя передъ тѣмъ, казалось, какъ будто она поправилась, – и такъ длилось четыре дня, какъ вдругъ, вечеромъ, какъ разъ въ то время, какъ слѣдовало пить чай, она ясно выговорила: «Джо». Такъ какъ она давно никакихъ словъ не произносила, я побѣжала и позвала изъ кузницы м-ра Гарджери. Она знаками показала мнѣ, что желаетъ, чтобы онъ сѣлъ около нея, я чтобы я обвила ея руками его шею. Она казалась очень довольна этимъ и вдругъ снова проговорила: «Джо», и еще: «прости», и еще: «Пипъ». Больше она не приподнимала головы, и часъ спустя мы положили ее на кровать, потому что замѣтили, что она скончалась.

Бидди заплакала; потемнѣвшій садъ, дорожка и звѣзды, высыпавшія на небо, – все исчезло изъ моихъ глазъ.

– Ничего не открыли, Бидди?

– Ничего.

– Вы не знаете, что сталось съ Орликомъ? (Я убѣдилъ м-ра Джагерса, что ему не мѣсто въ домѣ миссъ Гавишамъ, и ему отказали).

– Мнѣ кажется, судя по цвѣту его платья, что онъ работаетъ въ каменоломняхъ.

– Значитъ, вы его видали? Почему вы такъ пристально вглядываетесь въ это дерево на дорожкѣ?

– Я его видѣла тамъ въ ту ночь, когда она умерла.

– И это было не въ послѣдній разъ, Бидди?

– Нѣтъ; я видѣла его тамъ, пока мы съ вами гуляли… Нѣтъ, не надо, – прибавила Бидди, удерживая меня за руку, такъ какъ я собирался бѣжать къ дереву, – вы знаете, что я не стану васъ обманывать; онъ былъ тутъ съ минуту назадъ, но теперь ушелъ.

Негодованіе вновь вспыхнуло во мнѣ, когда я увидѣлъ, что этотъ человѣкъ все еще преслѣдуетъ ее, и я сталъ его бранить. Я сказалъ ей, что не пожалѣю денегъ и трудовъ, чтобы выжить его изъ околотка. Мало-по-малу она перевела разговоръ на другія, болѣе пріятныя воспоминанія и разсказывала мнѣ о томъ, какъ Джо любитъ меня, какъ онъ никогда ни на что не жалуется, – она не сказала: на меня, – да въ этомъ и не было надобности; я зналъ, что она хотѣла сказать, – какъ онъ мужественно, молча и кротко исполняетъ свой долгъ.

– Въ самомъ дѣлѣ, словъ не хватитъ, чтобы хвалить его, – сказалъ я:– и мы, Бидди, должны часто говорить объ этомъ, потому что я, конечно, часто буду пріѣзжать сюда. Я не брошу бѣднаго Джо въ одиночествѣ.

Бидди ни слова не отвѣтила.

– Бидди, вы слышите меня?

– Да, м-ръ Пипъ.

– Не говоря уже про то, что вы зовете меня «м-ръ Пипъ», – что мнѣ кажется очень нехорошимъ съ вашей стороны, Бидди, – но что вы хотите сказать своимъ молчаніемъ?

– Хочу этимъ сказать? – спросила Бидди, застѣнчиво.

– Бидди, – отвѣчалъ я, съ сознаніемъ своей добродѣтели. – я непремѣнно хочу знать, что вы хотите этимъ сказать?

– Этимъ сказать? – повторила Бидди.

– Что это вы повторяете мои слова, Бидди? – огрызнулся я:– вы прежде не дѣлали этого.

– Не привыкла! – сказала Бидди. – О, м-ръ Пипъ! не привыкла!

Хорошо! я подумалъ, что надо заговорить о чемъ-нибудь другомъ. Обойдя молча садъ, я вернулся къ прежнему разговору.

– Бидди, – сказалъ я, – я замѣтилъ, что буду часто навѣщать Джо, и вы на это отвѣчали весьма замѣтнымъ молчаніемъ. Будьте такъ добры, Бидди, объяснить мнѣ, почему вы промолчали?

– Хорошо. Совершенно ли вы увѣрены, если такъ, что вы дѣйствительно будете часто навѣщать его? – спросила Бидди, остановившись на узенькой дорожкѣ и глядя на меня, при свѣтѣ звѣздъ, ясными и честными глазами.

– О, Боже! – произнесъ я, какъ бы убѣдившись, что долженъ махнуть рукой на Бидди. – Это въ самомъ дѣлѣ признакъ дурного характера! Пожалуйста, молчите, Бидди. Это возмутительно!

Этимъ нашъ разговоръ кончился.

Я долженъ былъ уѣхать рано поутру. Рано поутру я вышелъ изъ дому и подошелъ, незамѣтно, къ одному изъ оконъ кузницы. Тамъ я стоялъ нѣсколько минутъ, глядя на Джо, бывшаго уже за работой: огонь горна освѣщалъ его мужественное, здоровое лицо и придавалъ ему нѣчто лучезарное, точно на него проливало свои лучи ясное солнце его будущей жизни.

– Прощай, дорогой Джо. – Нѣтъ, не вытирай руку, ради Бога, дай мнѣ ее какъ есть въ сажѣ!.. Я скоро вернусь и буду пріѣзжать часто.

– Для меня самое скорое не будетъ скоро, сэръ, – отвѣчалъ Джо:– и самое частое никогда не слишкомъ часто, Пипъ!

Бидди ждала меня у дверей кухни, съ кружкой парного молока и кускомъ хлѣба.

– Бидди, – сказалъ я, подавая ей руку на прощанье, я не сержусь, но я огорченъ.

– Нѣтъ, не огорчайтесь, – просила она горячо, – пусть я буду огорчена, если была не права.

Туманъ еще носился надъ землею, когда я пустился въ путь. Но уже значительно прояснило. Туманъ открылъ передо мною – какъ я это подозрѣваю – будущее и то, что я больше не вернусь назадъ, и что Бидди была вполнѣ права; вотъ все, что я могу сказать: она не ошиблась.

ГЛАВА III

Гербертъ и я вели себя все хуже и хуже въ томъ смыслѣ, что все болѣе и болѣе запутывались въ долгахъ, устраивая свои дѣла, округляя цыфры и совершая тому подобные похвальные поступки. А время шло себѣ да шло, какъ это всегда бываетъ; и я дожилъ до совершеннолѣтія, – какъ и предсказывалъ Гербертъ, – прежде, чѣмъ успѣлъ опомниться.

Самъ Гербертъ сталъ совершеннолѣтнимъ восемью мѣсяцами раньше меня. Такъ какъ совершеннолѣтіе ничего не принесло ему съ собою, то это событіе и не произвело сильнаго впечатлѣнія въ гостиницѣ Барнарда. Но мы ждали, когда мнѣ стукнетъ двадцать одинъ годъ, связывая съ этимъ много надеждъ и разоблаченій: мы оба думали, что мой опекунъ врядъ ли можетъ не сказать мнѣ по этому случаю о томъ, что меня ожидаетъ.

Я озаботился, чтобы въ Литль-Бретенъ всѣ знали о днѣ моего рожденія. Наканунѣ я получилъ офиціальную записку отъ Уэммика, сообщавшую мнѣ, что м-ръ Джагерсъ будетъ радъ меня видѣть у себя въ этотъ знаменательный день въ пять часовъ пополудни. Это убѣдило меня, что произойдетъ нѣчто великое и привело меня въ необыкновенное волненіе, когда я явился ровно въ назначенный часъ въ контору опекуна.

– Ну, Пипъ, – привѣтствовалъ онъ меня, – я долженъ сегодня звать васъ «м-ръ Пипъ». Поздравляю васъ, м-ръ Пипъ!

Мы пожали другъ другу руки и я поблагодарилъ его.

– Садитесь, м-ръ Пипъ, – продолжалъ опекунъ, точно я былъ свидѣтель, вызванный въ судъ: – я желаю сказать вамъ нѣсколько словъ.

– Пожалуйста, сэръ.

– Какъ вы думаете, сколько вы проживаете? – спросилъ м-ръ Джагерсъ, поглядѣвъ сначала на полъ, а затѣмъ на потолокъ?

– Сколько я проживаю?

– Ну, да, – продолжалъ м-ръ Джагерсъ, все еще глядя въ въ потолокъ, – сколько?..

Неохотно сознался я, что не сумѣю отвѣтить на этотъ вопросъ.

Этотъ отвѣтъ, повидимому, былъ очень пріятенъ м-ру Джагерсу, и онъ сказалъ:

– Я такъ и думалъ! – и съ удовольствіемъ высморкался.

– Ну, я задалъ вамъ вопросъ, мой другъ, – сказалъ м-ръ Джагерсъ. – Теперь спрашивайте меня, если хотите.

– Разумѣется, мнѣ было бы очень пріятно спросить васъ кое о чемъ, сэръ; но я помню ваше запрещеніе.

– Попробуйте задать одинъ вопросъ, – сказалъ м-ръ Джагерсъ.

– Узнаю ли я сегодня, кто мой благодѣтель?

– Нѣтъ. Спросите о чомъ-нибудь другомъ.

– Скоро ли мнѣ сообщатъ о томъ, кто мой благодѣтель?

– Подумайте немного и спросите о чемъ-нибудь другомъ, – сказалъ м-ръ Джагерсъ.

Я озирался, но, очевидно, уйти отъ допроса не было возможности.

– Долженъ ли я что-нибудь получить, сэръ?

Тутъ м-ръ Джагерсъ съ торжествомъ сказалъ:

– Я зналъ, что вы это скажете, – и велѣлъ Уэммику принести бумагу.

Уэммикъ появился, подалъ бумагу и исчезъ.

– Разверните бумагу и скажите мнѣ, что это такое? – сказалъ м-ръ Джагерсъ.

– Это кредитный билетъ въ пятьсотъ фунтовъ стерлинговъ. – отвѣтилъ я.

– Да, это кредитный билетъ въ пятьсотъ фунтовъ, – повторилъ м-ръ Джагерсъ. – Мнѣ думается, что это недурная сумма денегъ. Вы тоже такъ думаете?

– Могу ли я иначе думать?

– Ахъ! отвѣтьте мнѣ прямо на вопросъ.

– Безъ сомнѣнія.

– Вы считаете, что пятьсотъ фунтовъ, безъ сомнѣнія, недурная сумма денегъ. Ну, такъ вотъ, Пипъ, эта недурная сумма денегъ – ваша собственность. Это вамъ подарокъ на сегодняшній день, въ залогъ серьезности ожидающей васъ блестящей будущности. И эту недурную сумму денегъ – ни больше, ни меньше – вы должны проживать въ годъ, до той поры, пока вашъ благодѣтель не объявится вамъ.

Помолчавъ, я спросилъ:

– Вы говорили мнѣ, м-ръ Джагерсъ, что годы могутъ пройти, прежде чѣмъ это лицо объявится.

– Точно такъ, – отвѣчалъ м-ръ Джагерсъ, – я это говорилъ.

– Какъ вы полагаете, много лѣтъ мнѣ еще ждать, м-ръ Джагерсъ?

– Я отвѣчу на вашъ вопросъ безъ утайки, другъ мой Пипъ. Этого вопроса не слѣдуетъ задавать. Вы поймете это еще лучше, когда я скажу вамъ, что этимъ вопросомъ вы можете повредить мнѣ. Ну! я, пожалуй, буду еще откровеннѣе съ вами; прибавлю еще кое-что. Когда это лицо откроется, оно само будетъ вѣдать свои дѣла съ вами. Когда это лицо откроется, мое участіе въ этомъ дѣлѣ прекратится, и я совсѣмъ отъ него устранюсь. Когда это лицо откроется, мнѣ не нужно даже будетъ знать объ этомъ. Вотъ все, что я имѣю вамъ сказать.

Мы поглядѣли другъ на друга, пока я не отвернулся и не задумался, глядя на полъ. Изъ послѣднихъ словъ его я заключилъ, что миссъ Гавишамъ, по той или иной причинѣ, не довѣрила ему своего намѣренія сдѣлать меня мужемъ Эстеллы; что онъ сердился на такой недостатокъ довѣрія или же почему-нибудь былъ дѣйствительно противъ такого брака и не хотѣлъ ему содѣйствовать. Когда я поднялъ глаза, я увидѣлъ, что онъ лукаво на меня посматривалъ.

– Если это все, что вы можете мнѣ сказать, сэръ, – замѣтилъ я, – то и мнѣ не о чемъ больше говорить.

Онъ кивнулъ въ знакъ одобренія, а я пошелъ въ контору и сказалъ Уэмыику:

– М-ръ Уэммикъ, мнѣ нужно спросить ваше мнѣніе объ одномъ дѣлѣ. Мнѣ очень хочется одолжить своего друга.

Дѣло въ томъ, что, положивъ пятьсотъ фунтовъ въ карманъ, я вновь подумалъ о томъ, о чемъ уже раньше много разъ думалъ, и нашелъ, что Уэммикъ всего лучше можетъ мнѣ помочь въ этомъ дѣлѣ.

Уэммикъ въ эту самую минуту запиралъ несгораемый шкапъ и покачалъ головой, точно хотѣлъ сказать, что онъ безусловно противъ подобныхъ роковыхъ слабостей.

– Этотъ другъ, – продолжалъ я, – ищетъ участія въ торговомъ предпріятіи, но у него нѣтъ денегъ, и ему трудно къ чему-нибудь пристроиться. Ну, вотъ я бы желалъ помочь ему пристроиться.

– И дать съ этою цѣлью денегъ? – спросилъ Уэммикъ топомъ болѣе сухимъ, чѣмъ деревянные опилки.

– Да, дать нѣсколько денегъ, – отвѣчалъ я съ смущеніемъ, вспомнивъ о пачкѣ векселей, дожидавшихся меня дома, – дать нѣсколько денегъ теперь и обнадежить дальнѣйшимъ кредитомъ въ виду ожидающей меня блестящей будущности.

– М-ръ Пипъ, – сказалъ Уэммикъ, – я бы желалъ перечислить вмѣстѣ съ вами по пальцамъ имена всѣхъ мостовъ, начиная съ Чельси. Посмотримъ: Лондонскій мостъ – это разъ; Соутваркскій – два; Блакфрайарскій – три; Ватерлоскій – четыре; Уэстминстерскій – пять; Воксголскій – шесть. Вы видите, что ихъ цѣлыхъ шесть; есть изъ чего выбрать.

– Я васъ не понимаю, – отвѣчалъ я.

– Выберите себѣ мостъ, м-ръ Пипъ, и швырните черезъ его перила деньги въ воду – и дѣлу конецъ. Но одолжите ихъ другу – и деньгамъ тоже наступитъ конецъ, – но менѣе пріятный и выгодный конецъ.

– И это ваше рѣшительное мнѣніе, м-ръ Уэммикъ?

– Это мое рѣшительное мнѣніе въ этой конторѣ.

– Ахъ! – сказалъ я, усматривая въ этомъ для себя лазейку, – но что вы скажете на счетъ этого долга въ замкѣ?

– М-ръ Пипъ, – отвѣчалъ онъ серьезно, замокъ одно мѣсто, а эта контора – другое. Равно, какъ престарѣлый родитель одинъ человѣкъ, а м-ръ Джагерсъ – другой. Ихъ не нужно смѣшивать. О моихъ чувствахъ меня надо спрашивать дома, въ этой конторѣ отъ меня ничего нельзя требовать, кромѣ моихъ офиціальныхъ обязанностей.

– Прекрасно, – отвѣчалъ я съ облегченіемъ, – я, значитъ, побываю у васъ дома.

– М-ръ Пипъ, вы будете желаннымъ гостемъ но личному и частному дѣлу.

Полагая, что въ воскресенье всего лучше узнать отъ Уэммика его домашнія чувства, я опредѣлилъ въ слѣдующее же воскресенье совершить паломничество въ замокъ. Хорошенько обсудивъ все дѣло, я снова заговорилъ о немъ въ тѣхъ же словахъ, какъ говорилъ раньше. Я намекнулъ Уэимику, что очень тревожусь о судьбѣ Герберта Покета, разсказалъ ему, какъ мы встрѣтились и подрались. Я описалъ семью Герберта и его характеръ и то, что у него нѣтъ никакихъ средствъ, кромѣ тѣхъ, что онъ получаетъ отъ отца; и эти средства неопредѣленныя и невѣрныя. Я сообщилъ, какую выгоду извлекъ я изъ его общества, и сознался, что боюсь, что плохо отплатилъ ему за его услуги, и что онъ лучше устроился бы, не будь меня и моей блестящей будущности. Не упоминая ни слова о миссъ Гавишамъ, я намекнулъ однако о томъ, что я, быть можетъ, явился ему соперникомъ въ счастьи, и увѣрилъ, что у него великодушная душа, и что онъ выше всякихъ низкихъ расчетовъ, зависти и интриги. По всѣмъ этимъ причинамъ и потому, что онъ мой юный товарищъ и другъ, и я очень люблю его, я желаю, чтобы лучи моего счастія отразились и на немъ, а потому пришелъ позаимствоваться у Уэммика его опытомъ и знаніемъ, и просить совѣта, какъ мнѣ всего лучше помочь Герберту; я желаю, чтобы онъ пользовался нѣкоторымъ доходомъ – скажемъ сто фунтовъ въ годъ – чтобы онъ не потерялъ надежды и бодрости душевной; а затѣмъ надо постепенно пріобрѣсти ему небольшое участіе въ какомъ-нибудь предпріятіи. Въ заключеніе я просилъ Уэммика понять, что помощь мою слѣдуетъ оказать такъ, чтобы Гербертъ ничего о томъ не зналъ и не подозрѣвалъ, и что, кромѣ него, у меня никого нѣтъ въ мірѣ, съ кѣмъ бы посовѣтываться. Я кончилъ и положилъ ему руку на плечо, говоря:

– Я не могу не открыться вамъ, хотя знаю, что это будетъ для васъ хлопотливо; но вы сами виноваты – зачѣмъ вы меня сюда пригласили?

Уэммикъ помолчалъ немного и затѣмъ проговорилъ, какъ бы вздрогнувъ:

– Знаете ли, м-ръ Пипъ, я долженъ вамъ сказать одну вещь – это чертовски хорошо съ вашей стороны.

Не прошло и недѣли, какъ я получилъ записку отъ Уэммика, помѣченную замкомъ и гласившую, что онъ надѣется, что наше частное и личное дѣло сладится, и что онъ будетъ радъ меня повидать и поговорить о немъ. Поэтому я еще разъ навѣдался въ его домъ, и еще разъ, и кромѣ того нѣсколько разъ видѣлся съ нимъ въ городѣ, но никогда не заходилъ по этому поводу въ контору. Наконецъ мы нашли достойнаго молодого купца или корабельнаго маклера, не задолго передъ тѣмъ начавшаго свое дѣло и нуждавшагося въ толковомъ помощникѣ съ капиталомъ, который со временемъ могъ сдѣлаться его товарищемъ. Между нимъ и мною заключена была секретная сдѣлка, въ силу которой я заплатилъ, за счетъ Герберта, половину моихъ пяти сотъ фунтовъ и обязался сдѣлать еще нѣсколько платежей: частью изъ моего дохода, частью изъ того имущества, которое получу впослѣдствіи. Все дѣло велось такъ умно, что Гербертъ и не подозрѣвалъ о моемъ участіи. Я никогда не забуду сіяющаго лица, съ какимъ онъ вернулся домой въ одинъ прекрасный день и сообщилъ мнѣ удивительную новость, что онъ познакомился съ нѣкіимъ Кларикеромъ (фамилія молодого купца), и что тотъ выказалъ необыкновенную готовность вступить съ нимъ въ компанію, и что онъ надѣется, что наконецъ его дѣло выгоритъ. День это дня надежда его все крѣила, а лицо все болѣе и болѣе сіяло, и онъ долженъ былъ счесть меня очень нѣжнымъ другомъ, такъ какъ я съ трудомъ удерживался отъ слезъ, видя его такимъ счастливымъ. Наконецъ, когда дѣло было сдѣлано, и онъ вступилъ въ домъ Кларикера и проговорилъ со мной объ этомъ цѣлый вечеръ, раскраснѣвшись отъ радости и успѣха, я расплакался настоящими слезами, при мысли, что моя блестящая будущность послужила кому-нибудь на пользу.

Великое событіе въ моей жизни, поворотный пунктъ во всемъ моемъ существованіи ожидалъ меня впереди. Но прежде, чѣмъ разсказать о немъ, и прежде, чѣмъ перейти ко всѣмъ перемѣнамъ, которыя были его послѣдствіемъ, я долженъ посвятить одну главу Эстеллѣ. Это немного для того, чѣмъ такъ долго жило мое сердце.