Текст книги "Возмездие обреченных"

Автор книги: Чарльз Буковски

Соавторы: Джон Фанте
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

– Давай… пей!

Боб взял бутылку, припал к горлышку и набрал джина в рот. Затем он поставил бутылку на стол и попробовал проглотить. И вдруг он весь побледнел, даже красное ухо побелело. Боб сплюнул и закашлялся.

– Фу, какая гадость! Как одеколон! Зачем вы это пьете?

– Потому что мы дураки. Ваши родители – дураки. Так что давай иди в свою комнату и забирай с собой брата…

– А можно, мы посмотрим телик? – спросил Роб.

– Валяйте, только идите отсюда.

Дети убежали.

– Не смей делать из моих детей алкашей! – взвилась Елена.

– Я надеюсь, что им повезет в жизни больше, чем нам, – ответил Том.

Елена схватила свою бутылку и добила остатки. Затем она встала из-за стола, подошла к плите и смахнула подгоревшую кастрюлю в раковину.

– Прекрати греметь! – прикрикнул на нее Том.

– Том, что же нам делать? – сквозь слезы проговорила Елена, набирая в кастрюлю горячую воду.

– Делать? С чем?

– С тем, как мы живем?

– Да ни черта мы с этим не сможем сделать.

Елена поскребла дно кастрюли, потом плеснула в нее жидкого мыла и оставила. Сполоснув руки, она открыла буфет, пошарила на верхней полке и извлекла еще одну пинту джина. Усевшись напротив Тома, Елена откупорила свою бутылку.

– Пусть немного отмокнет, – кивнула она на кастрюлю, – потом я быстренько отварю сосиски.

Том хлебнул джина.

– Милая, ты просто старая пьянчужка, старая пьяная баба…

Слезы все еще стояли у нее в глазах.

– Ну да, конечно… Только кто, интересно, сделал меня такой? Отгадай с одного раза!

– Легко, – сказал Том, – два человека: ты да я.

Елена приложилась к свежей бутылке. Потом еще, и слезы исчезли. Она слабо улыбнулась.

– Слушай, у меня идея! Я могу пойти работать официанткой, ну, или что-то в этом роде… А ты смог бы отдыхать иногда… Как думаешь?

Том взял ее руку в свою.

– Спасибо, ты хорошая, но пусть все останется как есть.

Слезы снова появились на ее глазах. Но они только украшали ее, особенно когда она пила свой джин.

– Томми, ты все еще любишь меня?

– Конечно, милая, ты самая лучшая и прекрасная.

– Я тоже люблю тебя, Том, сам знаешь…

– Знаю, малыш. Давай выпьем за это!

Том поднял свою бутылку. Елена подняла свою.

Они чокнулись и припали каждый к своей пинте.

А в спальне Роб и Боб смотрели телевизор, включив громкость на полную катушку. Шел очередной сериал со смехом за кадром. И люди за кадром все смеялись, и смеялись, и смеялись.

Ввысь без крыльев

Я сидел за стойкой бара «Восьмой пункт», ни о чем, собственно, не думая, разве что о том, что вот сижу и пью виски напополам с водой. Наверное, это потому, что Мария мне всю плешь проела из-за того, что я задумал брать уроки пилотирования. Да, в общем-то, она постоянно ко мне цепляется, по любому поводу. Не поймите меня превратно, в принципе, она нормальная, но ведь в мире полно таких нормальных душ, просто жизнь такова, что приходится вертеться, как ужу на сковородке. Ну, в общем, вы меня понимаете. Короче, было уже поздно, и я сидел рядом с каким-то старым чудаком в оранжевой водолазке и шортах. Он все поглядывал на меня и улыбался, но я игнорировал все его прихваты. Не хотел ввязываться в эти кабацкие базары. Я считаю так: коли приходится вертеться, как ужу на сковороде, то лучше остерегаться всякой лишней туфты. Нужно дорожить временем, так ведь? Только вот этому чудиле не терпелось. И в конце концов он заговорил – и, естественно, со мной.

– По вашему виду можно сказать, что вас что-то тревожит, – начал он.

– Оно так и есть, – откликнулся я.

– А что такое? – зацепился он.

Я посмотрел на него. Глаза у старикана были так близко посажены друг к другу, что просто хотелось дотянуться и развести их, будь они неладны.

– Я хочу летать, но не могу.

– Почему?

– Почему? Ну, во-первых, я должен научиться, для начала!

– Я могу летать, – спокойно продолжал старикан, – но я никогда этому не учился.

Пришлось подозвать бармена и заказать виски с водой для себя и пива для моего приятеля. Он пил дешевое пиво. Может, поэтому и глаза у него были в кучу – гнилое пиво.

– Верится с трудом, что вы умеете летать, и при этом еще никогда этому не учились.

– Я могу рассказать, если хотите, – предложил он.

– Думаю, другого выхода у нас нет.

Он улыбнулся и после легкой заминки сказал:

– Ну что ж, тогда слушайте.

Женщин в баре все равно не было, по телевизору тоже ничего интересного – новый президент, улыбаясь и слегка подергивая головой, пытался держать марку. Как и его предшественник, он признавал, что не все идет правильно, но даже так, как оно идет, это уже хорошо.

– Это началось, – начал сосед, – когда мне было около пяти лет. Как-то в субботу днем я сидел в своей комнате, другие дети играли где-то, родители тоже ушли…

– И тут вы обнаружили свой стручок?

– О нет, это было намного позже. Пожалуйста, дайте мне рассказать…

– Пожалуйста.

– Я просто сидел на своей кровати и смотрел через окно во двор. Мысли мои были непоследовательные и бесформенные…

– Рано вы начали.

– Да, это-то я и пытаюсь вам рассказать. Я сидел там – и вдруг мне на руку села муха. На правую…

– Да?

– Да! Обыкновенная мерзкая муха: жирная, тупая и агрессивная. Я согнал ее. Она отлетела на несколько дюймов, покружила, злобно жужжа, затем снова плюхнулась мне на руку и ужалила…

– Ох, и ни хуя себе!

– Да… вот так. Я замахал руками, муха закружила по комнате. Она рассердилась еще пуще и яростно гудела. Руку ломило от боли. Я и понятия не имел, что мушиный укус может быть таким болезненным.

– Послушай, – сказал я, – мне надо идти домой. У меня жена, чуть что, надувается, как неебаная жаба, и скачет вокруг – хуй отвяжешься.

Но он будто вовсе и не слышал меня.

– В общем, я ненавидел эту муху, ненавидел ее ошеломляющее бесстрашие, ее ничтожное самомнение и воинствующую тупость…

– Тебе не хватало хлопушки для мух.

– Как я ее ненавидел! Я осознавал, что она не имеет права так поступать. Я горел желанием убить ее, потому что чувствовал, всем нутром, что она хочет прикончить меня.

– Все имеет место быть – и любовь, и мухи.

– Я следил за ней. Муха уселась на потолок и стала ползать по нему. Она чувство вала себя в совершеннейшей безопасности, из нее перло чувство превосходства. Самодовольная падла расхаживала по потолку, а я сидел и постепенно наливался гневом. Я должен был убить эту суку. В самой глубокой расщелине своей души я ощущал присутствие этого безумного желания – уничтожить ее. Тело мое стало содрогаться, вибрировать, затем меня словно бы пронзил электрический заряд – и вдруг ослепила вспышка белого света!

– Да, видно, эта муха действительно тебя достала.

– И тогда я почувствовал, что мое тело поднимается, ПОДНИМАЕТСЯ! Я вознесся к потолку, размахнулся и прихлопнул тварь ладонью. Я был поражен ловкостью и молниеносностью своих движений. И тут же ощутил, что плавно опускаюсь на пол.

– Что же было дальше, старик?

– Дальше я сходил в ванную, вымыл руку, вернулся и сел на кровать.

– Надеюсь, после всего, что случилось, мухи больше не тревожили тебя?

– Нет, они нет. Но когда я попытался снова взлететь – ничего не получалось. Я пробовал еще и еще – голый номер.

– Возможно, нужен был мушиный укус, чтобы запалить твою ракету.

– Я не отступал, пробовал снова и снова, я мобилизовал все свои силы, но так и не полетел. Сначала я не сомневался, что это действительно случилось со мной, но со временем мне стало казаться, что, наверное, мне почудилось, что у меня просто крыша съехала на какое-то время.

– А как сейчас самочувствие?

– О, я в порядке, и настаиваю на том, чтобы угостить тебя выпивкой.

Еще выпить? Странно, я только что сам подумал об этом. Он словно почувствовал. А может, это всего лишь проделки семантики.

– Идет, – сказал я.

Когда выпивку доставили, разговор прервался. Однажды я встретил в баре парня, который утверждал, что питается своим собственным мясом. Я всегда с легкостью принимаю всю эту галиматью, и с такой же легкостью тут же забываю.

Подзаправившись, старик снова заговорил.

– Со временем я и вовсе забыл про этот случай, но потом все повторилось.

– Ужалила муха?

– Нет, это случилось в последний год моей учебы в средней школе в Огайо. Я был во втором составе левым полузащитником, и это была последняя игра сезона, и я был на поле, потому что парень из основного состава получил травму. А сейчас – слушай внимательно. Мы играли с самыми ненавистными для нас противниками – с этими богатенькими сосунками из элитного района города. Они были действительно крутыми. Без балды. Опрокинуть их – значило для нас даже больше, чем поебаться, да мы почти и не еблись, потому что эти козлы драли наших девок. И только на поле мы могли отомстить им за все. Мы бредили этим днем и ночью. Главнее проблемы у нас не было.

Ну что ж, подумалось мне, от ненависти к мухам до ненависти к человечеству один шаг. И тех, и других трудно понять.

– Оставалось 30 секунд до конца матча, – продолжал старик, – мы проигрывали 21:16, и они были на нашей штрафной линии. Они могли бы проволынить это время, но им хотелось выебнуться. Им было мало того, что они тянули наших баб, теперь они покушались и на наши жопы.

– Ну, это уже слишком.

– Да уж. И вот их капитан вышел на пас, сраный говнюк ездил на желтом «кадиллаке», он заложил высоченную свечу, мяч взмыл в небо, словно ядро, выпущенное из пушки, и стал склоняться за нашу гол-линию, минуя всех защитников. А я как раз оказался в конце зоны, кто-то сшиб меня с ног, и я плюхнулся на жопу, когда поднялся, вижу: мяч летит прямо на меня. Я схватил его и побежал. Но я был окружен этими оборзевшими богатеями. Они сжимали кольцо вокруг меня. Шансов не было. Они приближались. Вот они, теснят меня – те, кто запихивали свои холеные залупы в щелки наших девочек. Я впал в безумную ярость. И вот, когда они уже были готовы накинуться на меня и размазать по полю, я почувствовал, что отрываюсь от земли! Я летел! Мяч был у меня в руках – и я несся к их гол-линии. Я приземлился, и мы выиграли!

– Знаешь, что я хочу тебе сказать, – отозвался я, – это было лучшее вранье, которое мне когда-либо впаривали!

– Это не вранье.

– Да ладно тебе. Я никогда не слышал об этом происшествии. И никто не слышал. Да об этом полете трезвонили бы во всех газетах. Весь мир бы узнал о таком!

– Ты забываешь, что все это произошло в крохотном городишке. Все держалось в страшном секрете и было похоронено навсегда. Всем очевидцам заплатили.

– Никто бы не смог скрыть такое, – упирался я.

Старик кивком пригласил меня в отдельную кабинку. Мы пересели. Теперь была моя очередь позаботиться о выпивке. Я подозвал официанта.

– Еще по две для каждого, – объявил я.

Старик молчал до тех пор, пока официант не принес заказ и не удалился.

– Правительство, – сказал он наконец, поднял первую кружку и разом выцедил мутное пойло почти до дна. – Это было правительство.

– Вот как?

– Да, они хотели заполучить секрет. Это могло бы сделать нашу армию самой сильной, почти непобедимой. Меня допрашивали, пробовали пытать, но я ничего не мог им рассказать дельного. Просто я не знал никакого секрета. А тем временем всех участников и свидетелей той игры – три-четыре сотни человек – тоже прорабатывали, я не знаю, как это повлияло на их жизни, но думаю, что они будут помнить об этом до самой могилы.

Я прикончил одну порцию и сказал:

– Знаешь, старик, убедительно ты сказки рассказываешь. Я почти верю тебе.

– Ты не обязан верить. Просто ты сказал, что хочешь летать, а я выпил прилично, и вот вспомнилось.

– Все правильно, – согласился я. – Но знаешь, я действительно хочу летать.

– Я могу научить, – сказал старик, подаваясь ко мне поближе, – я все же вычислил, как это происходит.

– Послушай, – насторожился я, – сразу предупреждаю: я не собираюсь за это платить.

– Даром.

– Идет. Учи.

Он посмотрел на меня через кружку, наполненную зеленоватой гнилухой.

– Перво-наперво: ты должен верить.

– Это непросто.

– Не всегда. Теперь следующее: когда ты будешь готов полететь – ты полетишь. Следи за моими руками. Делай, как я.

– Так?

– Так. Теперь – вдох, и закати глаза, будто ты хочешь увидеть свой затылок. Теперь думай о самом плохом, что с тобой случалось по жизни.

– Много чего было.

– Знаю, но выбери наихудшее.

– Хорошо, я выбрал.

– Теперь скажи СОЛЬЦЗИММЕР – и ты полетишь!

– СОЛЬЦЗИММЕР, – выговорил я и остался на месте.

– Эй, старый, ничего не получилось.

– Получится. Нужно выждать некоторое время и тренироваться.

– Слышь, старик, как тебя зовут?

– Бенни.

– Ну что ж, Бенни, я – Хэнк. И вот что я хочу тебе сказать, Бенни: никто так классно не вешал мне лапшу на уши, как ты. Или ты на самом деле псих, или лучший изо всех пиздоболов, каких только я встречал.

– Приятно было познакомиться с тобой, Хэнк, но я должен идти. Я работаю водителем автобуса, год до пенсии, и в 6:30 утра мне на маршрут. И так засиделся.

– Лу меня нет работы, Бенни, но я решил продолжить пить дома. Так что я иду с тобой.

Действительно, было уже довольно поздно, светила полная луна, опускался туман. Проститутки подавали знаки из припаркованных машин, зазывали в переулки. Я обитал в доме, что находился прямо за углом. Куда направлялся Бенни, я понятия не имел. Но не успели мы добраться до угла, как нам навстречу из тумана вышел здоровенный коп. Его только нам и не хватало. Похоже, что он-то как раз был рад встрече с нами.

– По-моему, вы перебрали, ребята, – заявил он. – Я думаю, вам лучше пройти со мной. Что скажете?

– СОЛЬЦЗИММЕР, – проговорил Бенни и стал подниматься.

Плавно проплыв перед копом, он продолжил подниматься, затем перемахнул здание «Бэнк оф Америка» и исчез.

– Ебаный в рот! – прошептал коп. – Ты видел?

– СОЛЬЦЗИММЕР, – сказал я.

Ничего не произошло.

– Эй, послушай, – теребил меня коп, – ты же был с этим парнем, да?

– СОЛЬЦЗИММЕР! – повторил я.

– Ясно, – таращился на меня коп. – Только что этот Сользимер улетел. Ты видел?

– Ничего я не видел.

– Ладно, кто ты такой?

– СОЛЬЦЗИММЕР!

И тут началось. Я почувствовал, что поднимаюсь, ПОДНИМАЮСЬ!

– Эй! Стой! Назад! – орал коп.

Я продолжал воспарять, и это было здорово. Я поднялся над «Бэнк оф Америка». Все-таки старик не врал, хотя и глаза у него были в кучу. Стало прохладно, но я продолжал полет. Когда я расскажу ребятам об этой ночи, о том, что случилось со мной, они ни за что не поверят. Пиздеж чистой воды. Я выполнил левый разворот и закружил над автострадой, испытывая возможности управления полетом. Выяснил, что маневренность низкая, разгон вялый, но в основном я был доволен жизнью.

Не у дел

Мэнни Хьюман пришел в шоу-бизнес, когда ему было шестнадцать. Сорок лет варки в этом котле не сломали его. Он работал в одной из гостиных отеля «Сансет». В маленькой гостиной. Он, Мэнни, был комиком. Вегас теперь уже не был тем, чем был раньше. Все деньги уплывали в Атлантик-сити, где появлялись новые имена, свежие идеи. Да, к тому же, еще эта хренова рецессия.

– Рецессия, – говорил Мэнни, – это когда твоя жена убегает с другим. А депрессия – это когда этот другой возвращает ее обратно. Кто-то вернул и мою. Кстати, есть такая штука – смех, и когда я обнаружу его, я дам вам знать…

Мэнни сидел в своей гримерной и приговаривал пинту водки. Он разглядывал свое отражение в зеркале: волосы почти проиграли битву с лысиной, нос кривой, печальные темные глаза…

«Черт, – думал Мэнни, – тут любой бы пупок надорвал. Ты понимаешь, что опускаешься, но вынужден продолжать в том же духе».

В дверь тихонько постучали.

– Входите, – отозвался Мэнни, – правда, здесь кроме пустоты и протухшего еврейского овоща никого нет…

Вошел Джо. Джо Сильвер. Он занимался ангажементом актеров для отеля. Джо взял стул, повернул его и сел, облокотившись на спинку стула. Джо сидел и смотрел на Мэнни. Сколько помнил себя Мэнни, Джо занимался ангажементом. Они были похожи, правда, Джо не выглядел таким бедным, как Мэнни. Глубоко вздохнув, Джо выпрямился и потер тыльную сторону шеи.

– Мэнни, твои шутки стали чересчур горькими. Может, ты слишком долго варишься в деле, и это обернулось против тебя. Ведь я помню времена, когда ты был смешным. Ты заставлял людей кататься по полу от смеха. Ты даже мог рассмешить огромную толпу. И это было не так давно…

– Вот как? – усмехнулся Мэнни. – Ты имеешь в виду прошлую ночь, Джо?

– Я имею в виду прошлый год. То есть, я не помню, когда точно…

– Да кончай, Джо. Не так все плохо, – отмахнулся Мэнни, продолжая разглядывать себя в зеркале.

– В гостиной почти никого нет, Мэнни. Ты их не привлекаешь. Твои шутки такие плоские, что их можно под дверь просовывать.

– Какие двери, такие и шутки.

– У нас двери-вертушки, Мэнни. Они закручивают тебя внутрь, но если ты не успеваешь выскочить, то выбрасывают обратно на улицу…

Мэнни повернулся и посмотрел на Джо.

– О чем это ты тут толкуешь, Джо? Я один из величайших комиков! В доказательство я могу показать вырезки из газет: «Величайший комик нашего времени». Ты прекрасно знаешь это!

– То было время застоя, Мэнни. Сейчас – другое! Мы должны собирать публику. А что у нас? Я могу выйти на сцену, бросить в зал горсть рису – и ни в кого не попасть!

– А может быть, людям не нравится, когда в них швыряют рисом, Джо. Может быть, они любят варить рис…

Джо покачал головой.

– Мэнни, ты на сцене выглядишь, как обозленный старик. Люди и без тебя знают, что мир – говно. Они хотят забыть об этом.

Мэнни глотнул водки.

– Ты прав, Джо. Я не знаю, что со мной такое. Понимаешь, опять наступают смутные времена в стране. Просто как в тридцатые. Я выхожу на сцену и смотрю, как эти свиньи жрут, пьют, они же все тупорылые. Понимаешь, у них мозги заплыли жиром. Откуда у них такие деньги? Я не понимаю этого, Джо.

Джо положил руку на плечо Мэнни.

– Послушай, не бери в голову. Это не твоя работа – что-то менять. Ты должен смешить до усрачки.

– Да я знаю…

– У нас двери-вертушки, Мэнни. Они закручивают тебя внутрь, но если ты не успеваешь выскочить, то выбрасывают обратно на улицу…

– Мэнни, как человек ты мне симпатичен… Ты транжиришь свои деньги на рулетку и баб, но меня это не касается. У каждого своя отдушина. Меня не волнует твоя водка… до тех пор, пока ты исполняешь свои обязанности. Но Эй-Джи сказал мне, если за столиками не прибавится народу, я потеряю свою работу. Ты не смешишь их, Мэнни! А это уже касается моей личной задницы! И мне уже тоже не смешно. Я уже подумываю, а не пригласить ли мне этого сосунка, Бенни Блю. Он не только может трепаться, но еще откалывает похабные фокусы с дутыми гондонами.

– Этот щенок – низкопробная подделка, Джо. Ты слышал, что он отмочил на днях? Нанюхался коки и обоссал горничную. Потом дал ей пять баксов и велел прийти вечером, чтобы повторить на бис!

– Слышал. Но на сцене он хорош. А меня только это должно волновать!

– Я коку не потребляю, Джо.

– Да мне плевать, что ты потребляешь! Меня волнует то, что ты делаешь! Твое имя на афишах у входа – а за столиками никого нет!

– Блядь! Ты что, не слышал? Это рецессия, Джо!

– И умоляю, Мэнни, хватит этих шуток про рецессию! Ты утомляешь людей! Они приходят посмеяться! И если они не возвращаются, значит, что-то не так, Мэнни!

Мэнни приложился к бутылке, потом повернулся и посмотрел Джо в лицо.

– Знаешь, что я хочу тебе сказать. Посмотри на свой кордебалет. Ты держишь одних и тех же телок в одних и тех же костюмах по три-четыре сезона! У них уже сиськи висят до колен, а жопы выросли больше, чем наш национальный долг! Она… они все прожженные бляди! «Лебеди», блядь! Назови их «Лишайные вороны»! Никто не хочет смотреть, как кучка больных проституток в такт дергают ногами!

– Мы не можем заказать новые костюмы, Мэнни. Ты знаешь, сколько это стоит?

– Ну, тогда хотя бы обнови старые.

– Мэнни, костюмы – это не проблема. Ты – наша проблема. Или ты работаешь, или уходишь. Я приглашу Бенни Блю с его ебаными «Пузырями».

– Работаешь? Что значит – работаешь?

– Не цепляйся к словам. Я хочу, чтобы ты взбодрился и выбрался из мрака. И знай: я не могу подставлять свою жопу, защищая твою.

– Спасибо, Джо.

– Надеюсь, ты в курсе, у Джины рак груди. Меня заебали больничные счета.

– Я в курсе…

Мэнни протянул Джо бутылку.

– Глотни водки.

– Спасибо…

Джо отхлебнул.

– Слушай, Мэнни, ну, а как ты вчера метнул кости?

– Ты не поверишь, я срубил полторы косых.

– Здорово! Только знаешь, Мэнни…

– Да?

– Придержи их у себя в кармане.

Джо встал и направился к двери.

– Эх-ма, думал, ногу подвернул, а оказалось – обе переломал, да еще ключицу в придачу, – проворчал Джо.

– Как насчет малоберцовой кости?

– Можно, до кучи.

Мэнни остался один на один со своим отражением в зеркале и сосредоточился на пинте водки. Со сцены доносился мужской голос, распевавший сопливо-сентиментальную любовную балладу. Вот таким пидорам никогда не отказывают, думал Мэнни. Бабам нравится их блеянье, мужики их терпят, потому что считают себя лучше. Этого певца Мэнни знал. Выкидыш из колледжа Пасадены с бакенбардами до самых мудей. Этот пидор потреблял ванильный эль и развлекался на игорных автоматах вместе со своими бабушками. Шику в нем было не больше, чем в кошачьей жопе.

В дверь снова постучали.

– Твой выход, Мэнни…

Мэнни основательно приложился к бутылке, посмотрел в зеркало и высунул язык. Язык был серый с белым налетом. Мэнии сплюнул.

На сцене стояла жара, горел яркий свет. Мэнни обвел взглядом гостиную. За столиками сидело пять или шесть пар. А всего было 26 столов. Посетители выглядели слишком угрюмыми. Между собой они не разговаривали и практически не двигались. Только поднимали и опускали свои стаканы, да заказывали еще выпить.

Ну что ж, приветствую вас… друзья мои, – начал Мэнни. – Вы знаете, в принципе, между мной и Джонни Карсоном большой разницы нет. Просто Джонни каждый вечер одевает новый костюм. Дважды в одном костюме вы его не увидите. Интересно, что он делает со всеми этими костюмами? Одно я могу сказать наверняка: он не отдает их Эду Макмахону…

Мэнни основательно приложился к бутылке, посмотрел в зеркало и высунул язык. Язык был серый с белым налетом. Мэнни сплюнул.

Тишина.

– Макмахон слишком высокого мнения о себе, чтобы влезть в штаны Карсона. Знаете об этом? Похоже, знаете. Да, это не очень смешно. Но я люблю не спеша подводить слушателей к пониманию моего юмора, можно сказать, подкрадываться…

– Будем надеяться, к рассвету ты подползешь! – выкрикнул здоровенный пьяный жлобина с заднего столика.

Мэнни вгляделся в темноту гостиной, откуда последовала реплика.

– А, я вижу тебя, мой язвительный друг. Трудно не заметить такой громадный пердак! Слушай, если тебе в заднее сопло вбить статую королевы Марии, то там еще останется место для Восточного плаца.

– Ты, урод безмозглый! – заорал в ответ пьяный верзила. – Не умеешь языком трепать, так, может, хоть чечетку сбацаешь?

– Я… – начал было Мэнии.

– Или вообще испарись лучше! – выкрикнули с другого столика.

Мэнни подождал, пока они угомонятся.

– Я вас понимаю, вы в задрочке, ваши бабы спят с арабами, а вам пришлось продать свои «фольксвагены», чтобы рассчитаться по закладной, но я хочу рассмешить вас, несмотря ни на что.

– Так давай, смеши, хуесос жидовский! – выкрикнул верзила.

– Благодарю за напоминание, – едва слышно проговорил Мэнни. – Если вы закончили ерошить лобки ваших соседок, я, пожалуй, начну свое выступление.

– Поторопись. Уже светает!

– Окей. Слышали про солдата-сверхсрочника, который заказал себе по почте черную шлюху?

– Слыхали такое!

– А про большой сюрприз от Нэнси для президента Рейгана?

– Прошлой ночью рассказывал!

– Так ты и вчера здесь был?

– Был.

– Значит, ты такой же кретин, как и я. Только есть небольшая разница – мне за это платят.

– Я и завтра приду, но если ты все еще будешь здесь, тогда уже мне должны будут заплатить!

Раздались аплодисменты. Мэнни выдержал паузу.

– Ты, жидовская морда, это не смешно! Никто не может так разговаривать с моей женщиной!

– Знаете, что рознит вас с трупами на кладбище? Они лежат, а вы – сидите, – сказал он почти нежно.

– А знаешь, в чем разница между кладбищем и твоим представлением? Там за вход платить не надо!

Cмех. Мэнни проигнорировал.

– Откуда вы такие взялись? Из матки или, может, из чего-нибудь более странного?

– Мы-то из матки! А вот ты откуда вывалился?

Мэнни вытащил из стойки микрофон и уселся на край сцены, свесив ноги вниз. Вытянув из кармана бутылку с остатками водки; он осушил ее и отбросил в сторону.

– Народ, а вы мне нравитесь. В вас говна больше, чем во всех сортирах мира. Знаете, раньше я выступал с Ленни Брюсом.

– То-то он кони двинул от передозировки!

– А вы, милые дамы? Откуда вы такие взялись? У меня такое ощущение, что вас привезли из Музея восковых фигур. Слушайте, вам не нужны свечки для ваших слипшихся дырок?

– Ты, жидовская морда, это не смешно! Никто не может так разговаривать с моей женщиной!

Это был пьяный верзила. Он стал подниматься из-за стола. Его размеры потрясали. Словно приливная волна, гора плоти ринулась на Мэнни. Комик оцепенел.

Прожектора на сцене замигали. Грянул оркестр. На сцену с топотом высыпали девочки из кордебалета. Замелькали толстые ляжки и обвисшие груди.

Когда верзила был уже совсем близко, Мэнни вдруг очнулся и пнул его по яйцам. Здоровяк громко крякнул, присел, но не упал. Мэнни вскочил и попытался ретироваться, но верзила успел схватить его за штанину. Мэнни пластом грохнулся на сцену. Верзила подтянул его к себе, схватил за шиворот, поднял над головой и швырнул на пустующий столик возле сцены, как раз в то время, когда в гостиной появились охранники отеля. Оркестр продолжал играть. Девицы задирали ноги так высоко, как только могли.

Немногим раньше в гостиной появился Бенни Блю. Он стоял в глубине у входа. Бенни всегда носил с собой свой реквизит. Он достал его и стал приводить в рабочее состояние. Довольно быстро он надул здоровенный член с висящими яйцами.

На эстраде зажглась новая звезда.

…но верзила успел схватить его за штанину. Мэнни пластом грохнулся на сцену.