Текст книги "Возмездие обреченных"

Автор книги: Чарльз Буковски

Соавторы: Джон Фанте
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

Примечания к рассказу «Очищенный дождем»

Норма Ширер – американская актриса. Родилась 11 августа 1902 года в Вестмоунте, провинция Квебек, Канада, в семье инженера-шотландца и англичанки из старинного рода протестантских священников.

В 1920 (вскоре после окончания школы) миссис Ширер отвезла свою дочь в Нью-Йорк, где Норма стала играть роли «деревенских простушек» в малобюджетных фильмах-короткометражках. Вскоре она обратила на себя внимание Ирвинга Тэлберга – одного из руководителей студии «Метро Голдвин Мейер». Компания заключила с молодой актрисой довольно выгодный для нее контракт с еженедельным гонораром в 150 долларов.

Ширеры перебрались в Голливуд, и в 1924 Норма добилась успеха, снявшись в фильме «Тот, кто получает пощёчины».

В 1929 актриса вышла замуж за Тэлберга и была официально признана «Лучшей королевой MGM».

Узнав об этом, ее соперница – кинозвезда Джоан Кроуфорд ехидно заметила: «Как же может быть иначе?! Ведь она спит с боссом!». Тогда же Ширер сыграла свою первую «звуковую» роль в фильме «Испытание Мэри Дуган», причем песни из этого фильма стали настоящими хитами.

В июне 1935, через месяц после премьеры «Ромео и Джу– льеты», Тэлберг скончался в возрасте 37 лет. На финансовом положении актрисы это не отразилось – успех фильма «Мария-Антуанета» (1938) позволил Норме заключить новый двухгодичный контракт (150 тыс. долларов за 6 фильмов).

Если не считать ничем не подтвержденных романов с Тайроном Пауэром и Джорджем Рафтом, репутация актрисы оставалась безупречной, и лишь в 1942 она вышла замуж за 26–летнего лыжного инструктора Мартина Эрроуджа. В зените популярности Норма Ширер оставила кинокарьеру и поселилась с мужем и двумя детьми в своем доме в Беверли-Хиллс. В 1962 она снялась в телефильме «Падшие ангелы», и с тех пор больше не появлялась на экране. Скончалась Норма Ширер 12 июня 1983 года.

Укрощение Валенти

Я был в постели, когда позвонил Валенти.

– Приезжай скорей!

– Что такое?

– Да ты приезжай!

Было около двух ночи. Я позвонил портье – Леону – и попросил его вызвать мне такси. Валенти и Линда жили в однокомнатной квартире в районе Уилшир. Через пятнадцать минут после его звонка я подходил по коридору к их двери. Я не успел постучать.

– Заходи, – услышал я голос Валенти.

Он сидел на кухне за столом, вцепившись руками в свои черные вихры. Свет везде был выключен. Валенти плакал, негромко всхлипывая. Пересекая гостиную, я услышал гортанные звуки из ванной. Это была Линда, она тоже плакала.

– В чем дело? – спросил я его.

– Эта шлюха, – сказал он. – Эта последняя потаскуха…

– Кто – Линда?

– Эта тварь неверная. Этот кусок!..

У него перехватило дыхание. Мы с Валенти были старыми друзьями. Масса вещей доводила Валенти до слез. Он плакал в ту ночь, когда пришел ко мне в отель и сказал, что Линда выходит за него замуж. Три недели назад мы ездили в Лас-Вегас. Я был шафером. Валенти так растрогался, что старый священник вынужден был прервать церемонию, пока жених рыдал у меня на плече.

– Она снова изменила мне, – сказал Валенти.

– Снова?

Он выставил три пальца.

– Три раза за три недели.

– Да что ты врешь! – взревела Линда.

В голубом развевающемся пеньюаре она выскочила из ванной с пузатым парфюмерным флаконом в руке. Я даже глазом не успел моргнуть, как флакон полетел ракетой через кухню. Валенти присел, но присел неудачно – прямо в зону поражения, и бутыль, с капустным хрустом отлетев от его груди, упал на пол. Он крякнул от боли, вскочил на ноги и бросился на нее.

– Ты, сука ненужная!

– Ты, придурок недоделанный!

Я воткнулся между ними. Через мое плечо Валенти вцепился в белокурые волосы Линды. Она просунула руку у меня под мышкой, добралась до его физиономии и пустила в ход свои длинные ногти. Три алые полосы проступили на его щеке. Когда я унял их, они стояли, покачиваясь, как бойцовые петухи, готовые в любую секунду продолжить поединок. Вдруг Линда оторвала ступню от пола и застонала.

– Мои духи! Это был подарок моей сестры! Нет, вы только посмотрите!

Флакон, прокатившись после падения по голубому линолеуму, оставил на нем все свое содержимое. Кухню наполняло амбре «Воль де Нуа». С предсмертным воем Линда унеслась обратно в ванную. Валенти потрогал свою щеку, взглянул на окровавленные кончики пальцев. Его губы дрожали, а слезы сочились из глаз, как воск со свечи.

– И теперь она еще нападает на меня. Моя собственная жена.

– Забудь.

Он театрально расхохотался, развернувшись, как от взрыва, в мою сторону и воздев руки к потолку.

– Забыть?! Как я могу забыть это?! Чем я заслужил все это?! Я – Альфредо Валенти!

– Забудь.

– Кончай ты с этим «забудь»! Кто вообще тебя спрашивает?!

– Ты позвонил мне. Ты вытащил меня из кровати в два часа ночи.

– Зачем я только сделал это!

Я подошел к двери в ванную и постучал.

– Это я, Линда.

– Не подходи ко мне! – закричала она. – Ты тоже виноват!

Я вернулся на кухню и чуть не грохнулся на пол, поскользнувшись на разлитых духах. Валенти, сунув голову под кран, омывал оцарапанное лицо.

– Валенти, – сказал я. – Ты просто ревнуешь.

Он выпрямился. Вода стекала с его лица на рубашку.

– Я ревную?! – его большой палец ткнул в сторону ванной. – К ней?! – он дурно засмеялся. – Ну, не смеши ты меня!

– Линда порядочна. Она любит тебя.

Валенти щелкнул языком.

– Любит! Ну-ну! Сегодня вечером я прихожу домой, и кого я вижу на кухне за моим столом как у себя дома?! Собственного брата Майка!

– Ну и что?

– Да ты не знаешь этого проныру Майка! Это же тот еще жиголо! Он увел у меня всех девушек, которые у меня были! А теперь еще с Линдой!

– Чепуха. Ты женат сейчас.

– Это его еще больше устраивает! Все вообще просто становится! Он сидел у меня на кухне без пиджака!

– У тебя просто жарко. Я тоже снял пиджак.

– Да ты бы видел его шелковую рубашку! А эти красные, как у пожарного, подтяжки! Я знаю, зачем он снял пиджак! Откуда мне знать, что он здесь еще делал?!

– Забудь.

– Да хорош тебе с этим «забудь»!

– Ты сумасшедший.

– А вчера! Я работаю весь день, как собака, чтобы сделать ее счастливой, прихожу домой, и где я ее нахожу?!

Я ничего не ответил.

– На лестнице внизу! Разговаривает с этим говнюком Уолтером, никудышным торгашом обувью!

– И что?

– Да я не верю ни на грош всем этим торгашам! Ты же знаешь, кто это такие!

– Ты очень придирчив, Валенти. Может же она поговорить с кем-нибудь.

– Ты не знаешь ее. Посмотри только, как она ходит! Как она виляет своим хвостом! Это же ясный намек! Зачем она носит такие короткие юбки? И такие обтягивающие?! Если меня это заводит, отчего же ни кого-нибудь другого?!

– Забудь, Валенти.

Он припечатал кулак к Столу.

– Если только она допустила это! Я должен знать, что произошло!

– Что допустила?

– Этих подонков!

– Ты сумасшедший. Ты невменяемый, душевнобольной.

– Я должен знать. Я не смогу этого перенести.

– Ты сказал – три раза. А что было в третий раз?

– У-у, – простонал он, – этот гнусный маленький крысеныш!

– Кто?

– Пацан – разносчик! Он постоянно слоняется тут вокруг! Один из этих прыщавых студентов! Вечно тут кружит, ногти свои грызет!

– Кружит?

– Да-а! Он приносит продукты и вещи всякие. Вечно здесь ошивается и разглядывает ее ноги! Видел я этого прилипалу!

– Его не за что винить, у Линды прекрасные ноги.

Не следовало говорить этого. Он закусил нижнюю губу и вперился в меня немигающим взглядом, сжимая и разжимая кулаки на столе. Затем пододвинулся ко мне поближе и заговорил с чувством необыкновенного достоинства.

– Джим, ты мне друг. Но, пожалуйста, вспомни, что это мой дом, и мы говорим о женщине, на которой я женат.

Я долго извинялся, похлопывая его по плечу. Это растрогало его, слезы снова потекли из его глаз. Он вытер их кулаком. Я никогда не видел его таким потерянным.

– Этот пацан-разносчик, – сказал я. – Я уверен, что от него никакого вреда. Я бы не стал тревожиться только потому, что он заглядывается на ноги Линды.

– Да, но что там у него в голове его немытой?! Вот, что я хотел бы знать! И откуда мне знать, что тут происходит, когда я пашу там на износ у себя на работе?!

Я подошел к ванной и постучался.

– Выходи, Линда, – сказал я, – давай разберемся.

Она открыла дверь и встала в дверном проеме – озорная красотка с надутыми губками. Валенти прошел мимо нее к шкафчику с медицинскими принадлежностями. Она опустила взор и из-под бровей глянула на его щеку.

Наклонив голову на бок, он плеснул йод на царапины, шарахнулся в сторону и запричитал от боли. Коричневый раствор скатился вниз по щеке и забрызгал рубашку. Он повернулся к Линде.

– Помоги мне! Что ты стоишь, как на витрине?!

Она взяла полотенце, смочила его холодной водой и аккуратно промокнула его щеку. Они были одного роста. Она принадлежала к тому сорту женщин, которым идет любая одежда, и, зная это, всегда умела выказать совершенство своего тела.

– Бедный, – сказала она.

Он скрипнул зубами. Было видно, что он из последних сил старается не заплакать, но глаза помимо его воли наполнились слезами, и покатившиеся по щекам огромные, прозрачные капли смешались с йодным раствором.

– А я тягал тебя за волосы, – захныкал он, – за эти прекрасные, удивительные, золотые волосы.

Линда тоже заплакала. Я стоял сонный и раздраженный, но все-таки счастливый оттого, что Валенти смог так разумно выйти из положения. Когда я уходил, они уже сидели на диване, держа друг друга за руки. Было уже почти три часа. Закрывая дверь, я услышал, как Валенти просил прощения за то, что он был таким дураком, а Линда отвечала, что, в конце концов, возможно, у него и были основания для подобного поведения.

Неделю спустя Леон доложил снизу по телефону, что одна особа в вестибюле хочет пройти ко мне, но он не думает, что это моя знакомая.

– Она выглядит ужасно, – добавил он.

– Пошли ее наверх, – ответил я.

Это была Линда. Правый глаз у нее заплыл, щеки и нос горели. Она прихрамывала, и я помог ей добраться до тахты. Потом вышел на кухню и налил выпить. Обливаясь слезами, она залпом осушила стакан.

– Этот подонок! – выдохнула она. – Это ничтожество!

Я пытался утешить ее. Она упала лицом вниз на тахту и билась в рыданиях. Потом я выслушал ее рассказ. Этим утром заглянул молочник за деньгами. Валенти был еще в постели в это время. Линда из кухни разговаривала с молочником. Ей он нравился. Он был симпатичным парнем, с тремя детьми, которыми он очень гордился. Он рассказал ей все про них, и она была в восторге. Ей было неудобно держать человека в дверях, тем более, что он хотел поделиться с ней рецептом бананового «перевернутого пирога», поэтому она предложила ему присесть и выпить чашечку кофе. И все это Валенти слышал. И, незаметно подкравшись, с криком – «Ага! Вот, значит, как!» – влетел в пижаме на кухню, скрутил и спустил молочника с лестницы, избил Линду, а потом оделся и ушел на работу.

– Я больше не могу, – сказала она мне. – Я собираюсь подать на развод.

Я подумал, что это неплохая идея, и сообщил ей об этом. Но тут же я вспомнил своего старого друга Альфредо Валенти. Наши школьные дни, скудные дни 32–го, 33–го, голодные дни для писателя, когда Альфредо помогал мне и морально, и финансово. И когда я подумал об этом, и о том, как он ее любил, я понял, что надо оставаться верным другом, как бы мне ни была симпатична Линда.

– Давай еще выпьем и обсудим все хорошенько, – предложил я.

– Бесполезно, – сказала она, – я развожусь.

Мы выпили еще. Мы обсудили все вдоль и поперек – и пришли к выводу, что она считает Валенти негодяем, но все-таки любит его. Это было уже кое-что. Что касается ее возвращения – это невозможно, конечно. Она должна посоветоваться обязательно со своей мамой, которая как-то знала одного итальянца тоже. У итальянца, которого знала ее мама, всегда при себе был кинжал. В первую очередь ей надо выслушать, что скажет ей мама.

Она пробыла у меня два часа. В конце концов, я уговорил ее вернуться домой и сделать еще одну попытку, и был очень счастлив своему достижению. Я должен был оставаться верным своему другу Валенти. Я спас его брак. Я вернул ему его любовь. По крайней мере, я хоть как-то отплатил ему за его доверие и дружбу. Но она поставила одно условие: Валенти должен был встать на колени и попросить у нее прощения.

– И еще, – добавила она. – Я хочу новую машину. «Шевроле» – родстер. Такой – двухцветный.

– Хорошо, – сказал я, – иди домой. Я скажу Валенти.

Я отвез ее домой. По пути мы заглянули в аптеку за примочками для ее глаза.

– Он просто очень вспыльчив, – сказал я. – Но он любит тебя.

– Змей, – сказала она. – Он называет мою маму жабой.

– Это ничего не значит.

– Но она не жаба. Она толстая, но красивая.

Я оставил ее перед дверью в их квартиру. Потом я поехал в город в управление электросбыта, где Валенти работал заместителем главного инженера. У него была хорошая работа, и я был уверен, что он далеко пойдет. Я нашел его в конструкторском бюро за чертежами. Большой кусок пластыря закрывал его правое ухо.

– Как это тебя угораздило?

Он невинно улыбнулся.

– Да все она. Графином с водой.

– Она не говорила мне об этом.

– А она говорила тебе о том, как она гонялась за мной с разделочным кухонным ножом?

– Она сказала мне, что ты сбил ее с ног.

– Да едва толкнул ее – совсем чуть-чуть!

– А как же фингал под глазом?

– Это не я! Может быть, молочник. Может, Уолтерс снизу. Может, разносчик. Может, мой брат Майк – у него горячий темперамент. А может, они все вместе пришли туда, и завязалась драка. У нее так много поклонников – неудивительно, что время от времени возникают трения.

– Ты должен извиниться.

– Перед этой последней проституткой?! Никогда!

– Ты поставил ей синяк.

– Она давно напрашивалась!

Но Валенти извинился. Когда я привел его домой, и он увидел кровоподтеки у нее под носом, он упал на колени и стал умолять о возмездии.

– Вызови полицию! Отправь меня в тюрьму! Разведись со мной, Линда! Я не заслуживаю тебя!

Она не оспаривала этой точки зрения. Он поцеловал ее заплывший глаз, а она поцеловала его залепленное пластырем ухо. Они стояли посреди комнаты и целовались. Потом Валенти поднял голову и принюхался. Я тоже не остался равнодушен к этому запаху – благоуханию соуса к спагетти. Он выпустил ее из объятий и вышел на кухню. Она стояла и неуклюже улыбалась уцелевшей стороной лица. Мы слышали, как он орудовал на кухне ложкой в кастрюле. В гостиную он вернулся с загадочным выражением лица.

– А по какому поводу спагетти?

– Я подумала, ты будешь рад.

– Так это ты для меня приготовила?

– Конечно, дорогой.

– Ты уверена?

Она посмотрела на меня слегка испуганно, я посмотрел на Валенти. Глаза его злобно поблескивали.

– Что ты имеешь в виду? – спросила она.

– Я имею в виду, что мы подрались сегодня утром. Ты атаковала меня графином и кухонным разделочным ножом. Ты вышвырнула меня вон. Я сказал, что больше не вернусь.

Линда вздохнула.

– Но, дорогой, Джим сказал, что приведет тебя домой. Я хотела сделать тебе сюрприз.

– И поэтому ты приготовила спагетти аж на семерых?

– А что – много? Я не знала, дорогой.

Валенти сложил руки на груди.

– А может, вы собирались отпраздновать тот факт, что вышибли меня вон? Может быть, и Майк, и Уолтер, и молочник, и разносчик уже приглашены?

– Заткнись, Валенти, – прервал я его.

Линда закричала:

– Я не вынесу этого! Я ненавижу его! Я бы убила его!

Валенти криво усмехнулся.

– Ты слышал, Джим? Ты слышал это? Убила бы меня!

Я вышел из терпения.

– Валенти, ты невыносим! Эта девушка любит тебя. Она пытается сделать тебя счастливым. Она делает все, что может. Но ты изъеден ревностью! Твой рассудок отравлен ею! Ты не заслуживаешь ее! Я думаю, она должна бросить тебя. Я думаю, она вынесла более чем достаточно.

Валенти бухнулся в кресло-качалку и уставился на свои туфли. Мои слова возымели действие. Казалось, он вот-вот заплачет. Мы смотрели на него неотрывно, смотрели прямо в его бесстыжие глаза. Пылкий блеск их начал тускнеть. Потом в уголках набухли две большие капли и скатились по щекам.

– Джим прав, – сказал он. – Линда, ты должна бросить меня.

И тут не выдержала Линда. Видеть его таким – пристыженным и жалким – было уже слишком для нее.

– О, бедный ты мой! Дорогой мой, милый Альфредо!

Она упала на колени перед ним, достала откуда-то платок и утерла его слезы.

– Джим неправ, дорогой. Это вообще не его дело!

– И я мутузил тебя! – он зарыдал. – Убей меня, Линда! Уничтожь меня!

И все повторилось сначала: она целовала его заклеенное ухо, он целовал ее распухший глаз. С меня было достаточно. Я не мог больше участвовать в этих нелепых метаморфозах. То убийство и смерть, то жизнь и любовь. Но, видимо, им так нравилось. Мне нет. Не говоря ни слова, я направился к двери. Когда я выходил в коридор, Валенти окликнул меня:

– Джим!

Он вышел вслед за мной и положил руку мне на плечо.

– Мы оба любим тебя, Джим. Ты должен остаться. Линда приготовила чудесные спагетти.

Я сказал, что у меня назначена встреча. В доказательство я глянул на часы и присвистнул. Он проводил меня по коридору до лифта. Все это время он держал руку на моем плече.

– Ты мой лучший друг, Джим. Ты единственный, кому я могу доверять.

Он положил вторую руку мне на плечо и стиснул меня в объятиях. Потом поцеловал в щеку. Из заклеенного уха пахло йодом.

– Единственный человек, которому я верю. Джим, ты не представляешь, как это много значит для меня.

– Думаю, представляю.

Когда я вышел оттуда на прохладную улицу, я почувствовал, что мои легкие расширились, и понял, что мне не хватало этого свежего прохладного воздуха. Я был рад заходящему солнцу и просторам розового с золотым заката. Мне было удивительно хорошо одному. Казалось, вот она – жизнь, и другой не надо. Я сел в машину и поехал в отель.

Леон был за столом. Он протянул мне почту.

– Леон, – сказал я. – Ты помнишь эту девушку с заплывшим глазом? Если придет еще раз, скажи, что я переехал. Уехал в Китай.

– В Китай, – кивнул Леон.

Китай… Когда вы дома работаете над романом, и текст ложится гладко, теряется ощущение, где вы – в Китае, или в Африке, или на Луне. Вы где-то далеко-далека, дни бегут беспорядочно, и вы теряете им счет. Я не помню точно, когда это случилось – семь, восемь или девять дней спустя. Я закончил роман и в тот же день приболел: у меня поднялась температура и стало знобить. Я вызвал доктора Атвуда. Он осмотрел мою грудь и обнаружил пятна, которых я не заметил. У меня была корь. К вечеру я уже весь был покрыт сыпью. Администрация отеля хотела отправить меня в больницу, но Атвуд отговорил их. Я был изолирован в комнате на третьем этаже.

Была ночь, когда пришел Валенти. Он пришел без предупреждения. Я не знаю, как он миновал Леона внизу, но я знал, что он сделал, когда увидел вывеску на моей двери: «Осторожно! Инфекция!». Он открыл дверь и вошел. Я глядел в потолок, когда дверь отворилась. В дверях стоял Валенти. В последний раз у него было заклеено пластырем одно ухо. Сейчас на голове у него был солидный марлевый тюрбан, скрепленный завязками под подбородком. Маленькая настольная лампа стояла на противоположном конце комнаты, и он не мог видеть меня достаточно хорошо.

– Джим! – голос его подрагивал. – В чем дело?

Я температурил и был раздражен. У меня не было никакого желания обсуждать чужие проблемы. Я хотел остаться один в сумерках комнаты со своими ужасными пятнами и лихорадкой.

– Твоя голова, – спросил я, – Линда?

– Да. Гвоздодером. Семь швов.

– Валенти, – сказал я. – Уйди, пожалуйста.

Он сел.

– Мне нужен твой совет.

– Нет, нельзя, Валенти, я болен. Это заразно.

Он встал.

– Что – заразно?

– Корь. У меня корь.

Потом я почти ничего не помню. Я помню только, что был слишком слаб для обороны. Я помню глухой удар кулака Валенти, обрушившегося на мою челюсть. Он свалил меня с кровати, потом подхватил, еще одним ударом отправил обратно в постель, и продолжил экзекуцию. Во время этих терзаний его черные глаза чудовищно поблескивали, и я понял, что он окончательно сошел с ума – что должно было когда-нибудь непременно произойти. Тут я подумал, что, наверное, Линда тоже подхватила корь, и Валенти пришел к напрашивающемуся самим собой заключению. Но у меня не было сил для объяснений, да и толку в них было мало. Я помню, как он стоял в проеме раскрытой двери, покачивая кулаком и всхлипывая.

– Думаешь, я поверил тебе – друг мой. Говно!

Корь прошла через две недели. А «гостинцы» Валенти висели мешками у меня под глазами еще месяц. Я настаивал, что и нос у меня сломан, но доктор Атвуд не согласился. Что касается трех потерянных зубов, то мой дантист забраковал их еще до прихода Валенти. Я никому ничего не говорил об этом. Я понимал, что никто не поверит мне все равно. Даже Атвуд – и тот сомневался. И Валенти, и Линда звонили пару раз, но Леон говорил им про Китай.

Ну, не в Китай, но в Нью-Йорк мне действительно нужно было – там выходила моя новая книга. И я решил съездить. Дорога займет немало времени, и лицо как раз поправится.

Я сидел в машине, наблюдая, как Джулио, филиппинец, укладывает мой скарб в багажник.

Неожиданно прозвучал звук автомобильного гудка, и я услышал, как кто-то выкрикнул мое имя. Новый «Шевроле» родстер, двухцветный, остановился у тротуара на противоположной стороне улицы. Это была Линда. Она респектабельно приветствовала меня взмахом руки. Я хотел рвануть прочь, но вместо этого помахал в ответ.

Она вышла и элегантно хлопнула дверцей родстера. Судя по всему, ей нравилось то, что она делала. Но было что-то странное в ее движениях – они были как-то скованы и роботоподобны. Когда она переходила улицу, направляясь ко мне, я разглядел, в чем дело: на шее у нее был стальной обруч с кожаной седловиной для подбородка. Валенти становился все более жестоким. Я глянул туда-сюда вдоль улицы – никогда нельзя сказать наверняка, откуда выскочит этот изувер.

– Джим! – воскликнула она. – Где ты пропадал?

– В Китае, – ответил я.

Я кивнул на ее ошейник.

– Как это он умудрился?

– Меня уже тошнит от этого Китая! Сколько можно! Не был ты ни в каком Китае! Ты нас больше не уважаешь! Он спустил меня с лестницы!

Она стояла на улице, просунув голову в салон машины. Она выглядела еще лучше прежнего. Ошейник был даже к лицу ей. Он поддерживал ее голову, как пьедестал.

– Ну, как корь? – спросил я.

– Бедный Джим, – сказала она. – Бедолага, Валенти сказал мне.

– Что тебе сказал Валенти?

– Что у тебя корь. Я поэтому и звонила, но там всегда одно и то же – в Китае!

– А у тебя что – не было кори?

– Мы тоже подумали, что это корь. Но это просто я съела что-то – клубники или еще чего-то там.

– И за это он сломал тебе шею?

– Да она не сломана, Джим! Там трещина только! И он изменился, Джим. Он совсем другой сейчас. Посмотри, что он купил мне!

Мы посмотрели на ее новый родстер.

– Хорош, – сказал я и закурил.

И тут я услышал, как кто-то опять выкрикнул мое имя. Знакомый голос. Валенти. Он припарковывался рядом с машиной Линды, давя на сирену и махая рукой.

– Джим! Мой старый paesano Джим!

– Линда, – сказал я. – Отступи-ка назад чуть-чуть.

– Но, Джим…

– Paesano!

Я выбросил сигарету в окно, отпустил сцепление и рванул к светофору. Они оба вопили и призывали жестами остановиться.

– Джим! – горланил Валенти. – Куда ты полетел?!!

– В Китай!!! – не своим голосом заорал я.