Текст книги "Прозрачный Тамир"

Автор книги: Чадравалын Лодойдамба

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Хонгор и Бато оказались много искуснее в драке, и вскоре их противники обратились в бегство. Друзья остались очень довольны – еще бы, побили четверых! А что делать дальше? Они пошли к реке, искупались и до вечера лежали на берегу...

Ночь прошла спокойно, но утром, когда они возвращались с богослужения, у калитки их встретил учитель и, схватив за уши, втащил в кладовую.

– Почему это вдруг мяса стало на один кусок больше? – спросил он. – А?

– Не знаем.

– А кто обломал лепешки?

– Не знаем. Наверно, мыши.

– А разве у мышей есть руки? – Вооружившись прутом, лама как следует отстегал своих учеников. Однако этим он не ограничился. Раздев ребят догола, он привязал их около ворот на всеобщее осмеяние.

Не известно, что бы он еще сделал с ними, если бы в это время не прибежал послушник. Он торопливо рассказал, что вчера вечером у Цамбы на ходу сползло седло, он упал, не сумев выдернуть ногу из стремени, и сейчас ему очень плохо. Лама моментально бросился к Цамбе.

Теперь при каждом удобном случае лама порол прутом и Бато и Хонгора. Видно, все не мог забыть про лепешки и мясо. Ребятам не стало житья от придирчивого ламы, и они решили убежать домой.

Как-то уже зимою, после того как лама строго наказал их за какой-то пустяковый проступок, они ночью убежали из монастыря.

Трое суток они добирались домой и все-таки добрались, голодные и полузамерзшие. Итгэлт и Эрдэнэ не знали, что и делать. Им было жалко сыновей, но и побег они считали проступком недопустимым. Как же быть? Учиться же нужно.

– Не хочу я учиться у этого ламы, – решительно заявил Хонгор. А через три дня, когда ребята немного отдохнули, окрепли, из монастыря приехал лама со строгим наказом настоятеля вернуть мальчиков. Вот и пришлось нашим друзьям вновь отправиться к ненавистному учителю.

24

Снова наступила весна. Снова зазеленели леса, а степь накрылась пестрой шалью.

Итгэлт решил устроить жасаа* с угощением для батраков: надо же задобрить народ перед началом страды. И вот жасаа закончен. В хотоне Итгэлта царит веселое оживление. В северной части большой юрты поставлен огромный китайский кувшин с молочной водкой. По обеим сторонам юрты расставлены столы из черного дерева. На столах – большие медные тарелки с урюком, конфетами и пирожками.

______________

* Жасаа – особая служба, чтение ламами молитв об увеличении богатства.

Дулма в новом синем дэле вместе с Няма угощает гостей водкой. Няма наливает ее в чашки, а Дулма подает гостям. Должин распоряжается едой. Перед каждым она ставит тарелку с мясом, пирожками и печеньем. Дулма радостно улыбается, ей хорошо, она носит в сердце образ своего Тумэра. Пусть же и другим будет хорошо, и она сегодня приветлива с каждым.

Все хвалят Итгэлта за щедрость. Откуда им знать, что черствые пирожки Итгэлт почти задаром скупил в лавках монастыря, залежалые конфеты ему чуть ли не бесплатно отдал знакомый торговец, а водка тоже куплена по дешевке торговец сам признался, что в бочке утонуло несколько мышей.

Итгэлт в суконном дэле с расстегнутым воротником восседает в северной части юрты.

– Пейте, ешьте, дорогие, сколько влезет, ведь все вы мне братья и сестры. Я не Пурэв, я не жадный. Это он своих крепостных заставляет работать, как скотину. Дулма, Должин, угощайте гостей! – кричит Итгэлт и громко смеется.

К вечеру восьмистенная юрта Итгэлта была полным-полна людьми. Эрдэнэ просят спеть. Он поет песню "Серый ястреб".

– Говорят, Эрдэнэ у меня батрачит. Это неправда, мы с ним как компаньоны. И живем дружно! – говорит Итгэлт.

А вот и Бадарчи с Цамбой. Цамба давно скучает по Дулме, а надом еще нескоро. Под предлогом, что ему надо к Бадарчи, он приехал сюда повидать Дулму. Да, Дулма сегодня особенно хороша. Черт знает до чего красивая баба!

Цамба все время смотрит на Дулму. Он знает, что это неприлично, но не может оторвать от нее глаз.

– У Итгэлта вино через край льется! Мы как раз вовремя! – басом гремит Бадарчи и садится рядом с хозяином.

Цамба машинально тоже сел, ему все равно, где сидеть, лишь бы он мог видеть Дулму. Сел он, оказывается, рядом с Галсаном. Хорошо, хоть не с Эрдэнэ!

Галсан уже пьян. Он невнятно бормочет, что такого богатого человека, как Итгэлт, нет не только в долине Тамира, но и во всех четырех аймаках Халхи. Его никто не слушает. Цамба дал ему еще чашку водки, и Галсан тут же свалился со скамьи на пол. Эрдэнэ решил отвести его спать. Галсан не мог идти сам, и Эрдэнэ пришлось взвалить его на плечи. Дулма хотела тоже пойти, но Эрдэнэ ее остановил.

– Я его уложу, – сказал он, и Дулма осталась. Видя, что Эрдэнэ ушел, Цамба сделал знак Дулме выйти во двор. Дулма давно уже и думать забыла о Цамбе. В ее сердце навсегда вошел Тумэр, и она чуть не считала часы до того дня, когда он должен был за ней приехать. Но Цамба продолжал настойчиво вызывать ее, и она вышла. Цамба поднялся вслед за ней.

Дулма подошла к телеге, на которой были сложены домашние вещи. Цамба сразу ее обнял. Однако Дулма двумя руками с силой оттолкнула его.

– Что это ты, Дулма? – сказал удивленный Цамба. Но Дулмы уже не было, она убежала.

Уложив Галсана спать, Эрдэнэ не спеша шел назад. Мимо него пробежала Дулма. "Опять развратничает", – с возмущением подумал Эрдэнэ. И вдруг ему расхотелось идти к Итгэлту, и он повернул к себе.

В юрте было сыро, печь не топили с утра. У Эрдэнэ немного кружилась голова, и он решил полежать.

Почему-то из головы не выходила Дулма. "Неужели все женщины такие? подумал он. – Хорошо, что у меня жена не такая". Он сел на кровать и задумался.

В юрту вошла Долгор. Она зажгла каганец.

– Ты пьян? Тебя зовет Итгэлт, – сказала Долгор и взяла его за руку.

– Не пойду, не хочу, – сердито ответил Эрдэнэ и оттолкнул жену.

Не ухватись Долгор за кровать, она бы упала. Что с мужем? С тех пор как они поженились, он не только никогда не толкал ее, но даже не посмотрел косо. Неужели он узнал? В страхе она ждала, что скажет ей сейчас Эрдэнэ. По щекам у нее потекли слезы. Она готова была сама все рассказать мужу и просить прощения.

Увидев, что жена плачет, Эрдэнэ встал и рукавом дэла стал утирать ей слезы. "Ведь она ни в чем не виновата", – с раскаянием подумал он.

– Прости меня, родная. Это я так, сгоряча, – сказал Эрдэнэ и поцеловал ее в лоб.

– Ничего, милый, ничего, я не сержусь, – ответила Долгор, обрадованная тем, что муж пока ничего не знает.

К Итгэлту они пошли вместе.

– Эрдэнэ, садись со мной рядом и спой нам еще что-нибудь, – сказал Итгэлт, освобождая место около себя.

– Ничего, я и здесь посижу, – тихо сказал Эрдэнэ и сел в конце стола.

Эрдэнэ все время слышал смех Дулмы, которая подавала гостям водку. Этот смех раздражал Эрдэнэ. "Непутевая девка, совсем гулящей стала", – думал он.

Дулма поднесла чашку и Эрдэнэ. Но Эрдэнэ отрицательно покачал головой.

– Я ведь подношу круговую, чтоб вы спели что-нибудь, – сказала Дулма.

– Я сказал, что не буду, – грубо оборвал ее Эрдэнэ.

– Не надо заставлять его пить, – сказал Итгэлт и почему-то заискивающе посмотрел на Эрдэнэ.

Эрдэнэ запел. Он пел песню о степных просторах Монголии и ее быстроногих конях, и перед его мысленным взором проносились бескрайние степи, высокие горы, широкие долины – родные места, где он родился и рос.

Сердце его смягчилось, и даже на Дулму он посматривал теперь не так строго.

Утром, работая на скотном дворе, Эрдэнэ встретился с Дулмой.

– Ты что, уже на каждого бросаешься?! Как сучка во время течки, сказал Эрдэнэ, вспомнив про вчерашнее.

Дулма с удивлением посмотрела на него.

– Чего это ты?

– У тебя же есть муж, зачем связалась с этим сосунком Цамбой? Неужели совсем стыд потеряла?

Глаза Дулмы стали злыми. Швырнув на землю кнут, она вплотную подошла к Эрдэнэ.

– За женою лучше смотри, а потом мне выговаривай, – сказала она и резко повернулась.

– Обожди, баба, зачем напраслину на других возводишь? – Эрдэнэ сильно сжал плечо Дулмы.

– А ты спроси у нее, как она с Итгэлтом миловалась. Эх ты, слепая сова! А меня не трогай, я сама себе хозяйка! – зло ответила Дулма и, увернувшись, быстро пошла со двора.

Эрдэнэ будто обухом по голове ударили. Он бросил лопату и долго смотрел в сторону своей юрты. Затем неуверенной походкой, словно ребенок, начинающий ходить, пошел к себе...

Жизнь не баловала Эрдэнэ. Вся она – одни невзгоды, и единственный человек, который всегда и во всем ему помогал, была жена. Но оказывается, и она его обманывала. А он так верил ей! Может, Дулма это со зла? Надежда еще теплилась в его сердце.

Он вошел в юрту, плотно прикрыв за собою дверь. Долгор сидела, как загнанный в кусты заяц. Проходя мимо скотного двора, она слышала разговор Эрдэнэ и Дулмы и теперь в страхе ждала объяснения с мужем. Но все получилось иначе.

Эрдэнэ молча подошел к жене и, как-то жалостливо сморщив лицо, спросил:

– Правда?

Долгор виновато опустила глаза.

Если бы Долгор сказала "нет", Эрдэнэ был бы самым счастливым человеком в мире. Но Долгор не сказала "нет".

– Правда, – сказала она, и на ее глаза навернулись слезы. Эрдэнэ с ненавистью посмотрел на жену.

– Потаскуха! – выкрикнул он и ударил Долгор по лицу. Долгор упала, а Эрдэнэ одним прыжком выскочил из юрты, сел на коня и галопом помчался по дороге, идущей в монастырь.

– Эрдэнэ, подожди! – крикнула Долгор. Но он ее уже не слышал. Да если бы и услышал, все равно бы не остановился.

Дулма все видела. Она стояла возле своей юрты, и разноречивые чувства наполняли ее сердце. Тут было и раскаяние, и злорадство, и горькая обида на свою неудавшуюся жизнь.

А Эрдэнэ мчался вперед и вперед, словно хотел убежать от всех. И только проскакав верст пятнадцать, он перевел коня на шаг – навстречу ехал верхом Итгэлт, возвращавшийся с Галсаном из монастыря.

– Куда это ты, Эрдэнэ? – спросил Итгэлт и остановил коня.

Эрдэнэ молча подъехал к хозяину и спрыгнул с лошади.

– Ты что ж думал? Если приютил меня, значит, можно распоряжаться и мной, и моей женой, как тебе вздумается?

Он схватил Итгэлта за ворот дэла, разом стащил с коня и наотмашь ударил кулаком по голове. Итгэлт упал, а Эрдэнэ стал хлестать его кнутом куда попало.

Галсан было бросился на выручку хозяину, но Эрдэнэ отшвырнул его, словно собачонку. Итгэлт лежал без движения и только стонал. Напоследок Эрдэнэ пнул его ногой в бок, вскочил на лошадь и ускакал.

Через некоторое время избитый Итгэлт пришел в себя.

– Ничего, я тебя найду, проклятый нищий, – скрипя зубами, процедил он. – Я еще спущу у тебя мясо с боков.

Дома Итгэлт ходил мрачный как туча. Он все думал, как свести счеты со своим взбунтовавшимся батраком. И он решил за крупную взятку добиться у правителя хошуна приказа о задержании Эрдэнэ, который якобы среди бела дня его ограбил. А свидетелем будет Галсан: этот барашек за него на все пойдет. Потом Эрдэнэ доставят в хошунную канцелярию, а там он быстро угодит в тюрьму к Бадарчи, который живьем его иссушит, стоит Итгэлту только поднести надзирателю слиток серебра.

На следующий день, захватив слиток в пятьдесят ланов, Итгэлт уже был в хошунной канцелярии. Все устроилось так, как он задумал. По всем хошунам пошла бумага с красной полосой, где предписывалось немедленно задержать батрака Эрдэнэ, ограбившего своего хозяина.

Эрдэнэ снова перевел коня на шаг, но теперь он это сделал потому, что просто не знал, куда дальше держать путь. Взмыленный конь дышал тяжело, никогда ему еще не приходилось скакать так долго и так быстро.

Куда же податься? Эрдэнэ в растерянности стал осматриваться. Вокруг лежала молчаливая степь, и ответа он не находил.

Проклятый мир! Неужели в нем нет ничего честного? А он-то думал весь век прожить правдой. И сколько раз жестоко обманывался! Так зачем же жить? Уж лучше броситься в Тамир или вон с той кручи, что виднеется на горизонте. Нет! Он должен прежде свести счеты с этим миром. Да и сына надо повидать, нельзя оставлять мальчика, он у него хороший, только вот тоже, кажется, очень честный.

И Эрдэнэ решил поехать в монастырь.

На закате солнца он въезжал на монастырский двор. Учителя-ламы дома не было, его пригласили куда-то читать молитвы. Не успел Эрдэнэ войти в юрту, мальчики бросились ему на шею. Эрдэнэ расцеловал ребят.

– Вы надолго приехали?

– Нет, я еду по делу.

– Но вы хоть переночуйте!

– Сена я с собой для коня не захватил.

– А у нас есть тут хорошая тетя. У нее много сена, – радостно сказал Бато.

Из продуктов, оставленных учителем, мальчики приготовили ужин.

Эрдэнэ не мог молчать. За ужином он сказал Бато, что поссорился с Итгэлтом и что теперь будет жить один в Урге.

Бато заплакал.

– Не плачь, слезы позорят мужчин.

– А что, если я помирю вас с отцом? – спросил Хонгор, и глаза его оживились.

– Не нужно. Я не вернусь к нему.

– А бедная мама осталась одна, она же будет по вас скучать, – сказал Бато.

– Твоя мама очень обидела меня. А я вот устроюсь в Урге и приеду за тобой... – сказал Эрдэнэ, чувствуя, как к горлу у него подступает комок.

Эрдэнэ согласился остаться на ночь. Втроем они пошли к Чимиг.

– Кто там? – спросила Цэцэг, услышав колокольчик.

– Наши маленькие друзья, но с ними еще кто-то, – ответила Чимиг, она входила в юрту с охапкой дров.

– Тетя Чимиг, это мой отец, у него нет сена для коня, вот мы и пришли попросить сена у вас, – сказал Бато.

Чимиг улыбнулась и нежно погладила Бато по голове.

– Ну раз так, входите, – сказала она.

Девушки вскипятили чай, поставили еду и пригласили гостей к столу.

Хорошо сидеть в теплой юрте, пить ароматный чай в обществе таких гостеприимных хозяек, и Эрдэнэ немного отвлекся от своих тяжелых дум.

– Зачем вам коня держать у ламы, сорить у него во дворе, он этого не любит. Пусть твой папа оставит коня здесь, да и сам заночует у нас. И вы тоже, – сказала Чимиг.

– Мы не можем, нам за это попадет, – сказал Бато.

– Он с нас шкуру спустит, – добавил Хонгор.

Вскоре в юрту зашел Тугжил, и мальчики отправились домой. Чимиг дала им печенья и конфет.

Когда мальчики ушли, Чимиг подала водку и мясо. Эрдэнэ выпил две чашки. Приятная теплота разлилась у него по телу, закружилась голова. Все печали отодвинулись куда-то, и он вдруг запел.

Пел Эрдэнэ всегда задушевно, а сегодня как-то особенно тепло и проникновенно. Цэцэг, прильнув щекой к его плечу, тихонько подпевала. Ей было сегодня очень хорошо.

Всю жизнь Цэцэг служила развлечением для других, и никогда она не испытывала к навещавшим ее мужчинам нежного чувства. А сегодня впервые она ласкалась не по принуждению, глаза ее горели радостным блеском, а на губах играла нежная улыбка.

Эрдэнэ провел у девушек две ночи. На третий день Чимиг в тревоге прибежала домой и рассказала, что в монастыре получен приказ, предписывающий местным властям арестовать батрака Эрдэнэ, ограбившего своего хозяина.

Эрдэнэ сгоряча хотел принять вызов Итгэлта, но, вспомнив, что уже пострадал за правое дело, счел разумным на этот раз не ввязываться в открытую борьбу, а скрыться в Урге и спокойно обдумать, что делать дальше.

На прощание Цэцэг сняла с пальца золотое кольцо и протянула его Эрдэнэ.

– Возьми на счастье и в память обо мне, – просто сказала девушка. Из глаз ее покатились слезы.

Эрдэнэ от подарка отказался.

– Будь счастлива, ты очень хорошая, – сказал он и быстро вышел из юрты.

Эрдэнэ ехал на восток. Время от времени он вспоминал о Долгор и иногда в душе жалел ее. Но когда в памяти вставало самодовольное лицо Итгэлта, он снова приходил в ярость и о жене думал с ненавистью. В эти минуты ему казалось, что он слышит голос Петра, говорившего, что Итгэлт относится к нему хорошо не потому, что добр и щедр, а потому, что по дешевке покупает его кровь, пот и душу.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

1

В один из холодных зимних вечеров с запада на восток через широкую степь брел полузамерзший послушник в рваном дэле. Это был Бато.

Уставшие ноги в огромных не по росту гутулах с трудом несли его тело. Казалось, он вот-вот упадет. Но желание видеть отца вливало в него новые силы. Бато решил сам добраться до Урги – ведь отец столько времени не давал о себе знать. Он шел уже несколько дней, а до цели было еще далеко. Что с отцом? Почему он не сдержал своего слова и не приехал? Может быть, с ним что-нибудь случилось? Может, его арестовали? Эти мысли не давали Бато покоя, и он решил отправиться на поиски отца. Он предложил Хонгору пойти в Ургу вместе, но тот отказался.

– Не могу я бросить сестру, родителей, имущество. Но помочь я тебе помогу, – ответил Хонгор. И Хонгор помог, чем сумел. Он украл у ламы восемь хадаков и несколько лепешек и отдал их Бато. Затем он проводил друга к подножию горы Булган. Там росли две черемухи.

– Вот эта, повыше, будет моей, – сказал Хонгор, – а эта – твоей. Если я буду жив и здоров, моя черемуха будет расти и цвести, но если мне будет плохо, она засохнет. Так и твоя. А если, когда мы станем взрослыми, судьба не сведет нас вместе, пусть каждый из нас время от времени будет навещать наши черемухи.

Холодно, тревожно. Немного отдохнув, Бато снова зашагал вперед. Наступила ночь, небо покрылось мириадами звезд. Холодный ветер пронизывал насквозь, и у Бато не попадал зуб на зуб. Конечно, если бежать, будет теплее, но Бато совсем выбился из сил и бежать не мог. А как хочется спать! Вот бы сейчас зайти в теплую юрту, согреться, но разве зимой в этих местах кого-нибудь встретишь? Голая холодная степь, и Бато один в этой степи. Он стал читать про себя молитвы – теперь он их знал великое множество, – но ни одна не приносила тепла.

Вдруг Бато услышал звон колокольчиков. Он обернулся. Из темноты показался верблюд. Видно, его нагонял караван. Бато стал у обочины дороги.

– Эй! Кто там? – окликнул его караванщик с головного верблюда.

– Помогите мне, я совсем замерз, – отозвался Бато.

– А как ты сюда попал?

– Да вот иду в Ургу, хочу стать ламой, – ответил Бато.

Так отвечать научил его Хонгор. "Если так скажешь, тебе помогут", сказал ему Хонгор. И действительно, в пути Бато уже дважды пришлось проситься на ночлег, и эти слова его выручали. Старухам нравилась настойчивость мальчика, идущего в столицу, чтобы стать ламой, и они сытно кормили его.

Караванщики сначала отнеслись к мальчику с некоторым недоверием, но, разглядев при свете спички жалкую фигурку, они дали ему овчинный тулуп и усадили на верблюда.

Когда звезды померкли, караван остановился на отдых. Караванщики стали ужинать, накормили они досыта и Бато. Старший погонщик, которого звали Балданом, уложил Бато с собой и укрыл меховым дэлом.

Караван этот шел из Нарванского шабинского ведомства и вез кожи китайской торговой фирме.

Утром снова двинулись в дорогу. В пути Бато помогал караванщикам, и на мальчика никто не жаловался. Через два дня караван уже входил в Ургу.

Урга показалась Бато по размерам куда больше Заяинского монастыря, но он не заметил, чтобы она чем-нибудь особенным от него отличалась.

Тут тоже было много златоглавых храмов, по улицам важно шествовали ламы в красных и желтых дэлах, сновали китайские торговцы в черной и синей одежде, проезжали конные, тарахтели телеги и повозки, запряженные мулами и лошадьми, и толпами, особенно у храмов, стояли нищие. Как и в Заяинском монастыре, на улицах было много бродячих собак.

Бато казалось, что Урга не имеет конца.

– Скажите, сколько дней надо идти, чтобы дойти до другого конца города? – спросил Бато у Балдана.

– Не знаю, дорогой, никогда там не был, – ответил караванщик.

"Вот это здорово! Значит, очень далеко до другого конца, раз и он туда не добирался. А он уж тут много раз бывал", – подумал Бато.

Балдан договорился с ламой-земляком, что Бато поживет у него. Этот лама сам в молодости пешком пришел сюда из Нарванчинского монастыря, учился в Гандане и несколько лет назад получил ламское знание. Звали его Эрэнчином. Каждый день с раннего утра к нему приходят ученики и делают всю домашнюю работу, и на долю Бато первое время ничего не оставалось.

Эрэнчин отдал Бато в монастырь Дашчоймбол, чтобы он там проходил практику. Эрэнчин не бил своих учеников, но уж учить уроки заставлял!

Поужинав и закрыв дымник юрты, Эрэнчин садился, кутал ноги меховым дэлом, ставил перед собой толстую книгу и, приказав зажечь плошку, с улыбкой говорил:

– Ну, дружок, садись и читай!

Бато доставал свою книгу в дощатом переплете, садился по другую сторону от огня и, тоже закутав себя овчинным дэлом, начинал читать. Примерно в полночь учитель, потягиваясь, говорил:

– Ну, дружок, хватит, ложись спать.

А когда Бато, проснувшись утром, вставал, лама уже снова сидел за книгой. На восходе солнца приходила первая смена его учеников, с которыми он занимался до обеда. После обеда он выходил на прогулку и брал с собой Бато. Часто им подавали то мясо, то спички, то творог, и тогда лама говорил: "Вот видишь, собака, которая бегает, всегда найдет себе кость".

Когда лама брал подношения, он произносил благословения и учил этому Бато.

Эрэнчин ставил Бато в пример своим ученикам, хваля его за прилежание.

– Если ничего не случится, Бато будет хорошим ламой, – говорил он.

Бато делал уже несколько попыток найти отца, но безуспешно. И вот, отчаявшись, он как-то рассказал об отце своему учителю.

– Что ж ты раньше мне этого не сказал, может быть, мы уже и нашли бы его... Ну да ладно, я попрошу учеников заняться поисками, и тогда, может быть, мы получим вести о твоем отце.

Не знал Бато, что, живя в Урге, отец переменил имя. Вот почему розыски ничего не дали. Бато приуныл.

– Ничего, потерпи, – говорил учитель, – если он жив, то найдется. Кто ищет, тот найдет, кто смотрит, тот увидит. И мы найдем, если будем искать.

И Бато смирился – ведь все равно идти ему больше некуда. Да и у Эрэнчина ему было пока хорошо.

Однажды Эрэнчин на несколько дней выехал в худон. Бато он взял с собой. Там он часто уходил с мальчиком в предгорье и рассказывал ему о Монголии.

Монголы – скотоводы, весь уклад их жизни приспособлен к занятию скотоводством. Возьмем, например, седло. Когда монгол ночует в степи, седло служит ему подушкой, потник – подстилкой, а дэл – одеялом. Гутулы его удобны, когда нога находится в стремени, да и надеть их можно очень быстро.

В юрте он объяснял любознательному мальчику, чем для монгола удобна юрта и из каких материалов можно ее сделать.

Мягкий характер учителя, его светлый ум нравились Бато, и с каждым днем он все больше проникался к нему любовью и уважением.

Когда они вернулись в Ургу, послушники рассказали Эрэнчину, что в городе появился лама, который учился в Тибете, и что самые знающие ламы из монастыря Дашчоймбола не могут состязаться с ним в знаниях. Они просили учителя, чтобы он устроил спор с тибетцем.

– Ладно, подумаю, – сказал учитель и отпустил послушников. Бато вскипятил чай, но учитель к чаю не притронулся. Он даже не сменил запылившуюся в дороге одежду. Опустив голову на грудь, он о чем-то думал.

В это время пришел один из учеников и сказал, что тибетский лама ждет Эрэнчина.

Два дня шел спор между Эрэнчином и тибетским ламой. Бато восторженно смотрел на своего учителя. Эрэнчин словно преобразился и помолодел: говорил громко, глаза у него горели. Храм, где происходил диспут, был заполнен до отказа. Люди с большим вниманием слушали спорящих.

На исходе второго дня тибетец стал чаще становиться в тупик, не в состоянии что-либо противопоставить доводам Эрэнчина. Более того, по многим вопросам о строении вселенной он вынужден был соглашаться с Эрэнчином. Итак, победу одержал учитель Бато. Но, несмотря на это, он сказал послушникам:

– Дети мои, этот лама очень многое знает. Постарайтесь попасть к нему в ученики.

Бато он дал большой хадак и направил к тибетцу.

Однако из этого ничего не получилось. Тибетец сам стал проситься в ученики к Эрэнчину.

Бато сдал все экзамены в монастырскую школу отменно. Радостный он пришел к учителю и рассказал о своих успехах.

– Молодец, Бато, теперь учись еще прилежнее, и из тебя выйдет прекрасный лама.

Осенью в Ургу опять приехал Балдан с караваном. Он остановился, как обычно, у Эрэнчина.

Эрэнчин и Балдан росли в одном хотоне, в детстве вместе пасли овец, вместе играли, вместе участвовали в скачках. Потом Эрэнчин стал ламой, а Балдан остался в миру. Хотя пути их разошлись, но дружили они по-прежнему. Каждая встреча была для них праздником. И с тех пор как Эрэнчин стал жить в Гандане, Балдан всегда, оказываясь в Урге, останавливался у него и находил самый радушный прием.

Эрэнчин с большим вниманием и интересом слушал рассказы своего друга о всех новостях в родном кочевье.

Вот и сейчас Балдан заговорил о житье аратов своего хотона. Невеселое это житье. Вдруг, что-то вспомнив, он умолк и полез за пазуху.

– Это тебе от Жавзан, – сказал он, вытащив из-за пазухи завернутый в бумагу хадак.

– О, Жавзан! – От волнения Эрэнчин даже встал. Они были знакомы с детства. Одно время все думали, что они поженятся. Однако Эрэнчина послали учиться в монастырь. Затем он уехал в Ургу.

– Прощай, Жавзан, – сказал Эрэнчин девушке перед отъездом. – Судьба разлучает нас, я уезжаю. Желаю тебе всего самого хорошего.

Жавзан разрыдалась, но удержать Эрэнчина не смогла.

Воспоминания чередой проносились в голове седого ламы. Бережно взяв хадак, он долго смотрел на него.

– Как ее здоровье? – наконец спросил он.

– Совсем старенькая стала, да и не мудрено, одни дети состарить могут, ведь у нее их девять.

Эрэнчин встал, аккуратно сложил хадак и спрятал его в шкафчик, висевший у изголовья.

Некоторое время друзья ужинали молча.

– Завтра хочу помолиться богдо, очистить свою грешную душу, – прервал молчание Балдан.

Эрэнчин усмехнулся.

– Эх, богдо, богдо. Грош ему цена. Его и тибетец за пояс заткнет, сказал он.

Балдан широко раскрыл глаза и молитвенно сложил ладони.

– О, небо! Что ты говоришь? Да за такое богохульство я бы, наверное, сразу попал в ад.

– А что греха таить? Этот живой бог только и знает, что тянуть водку да развратничать. А знаний у него ни на грош, – резко сказал Эрэнчин.

Балдан в испуге шептал молитву. Что стало с его набожным другом?

2

Восемь дней Эрдэнэ добирался до Урги. Обида на жену не проходила. Его Долгор, которую он считал самым близким и верным человеком, унизила и оскорбила его, растоптав его горячую любовь. Теперь Эрдэнэ ненавидел всех. Этот мир можно только ненавидеть. Здесь каждый старается обмануть другого, сильный поедает слабого, стремясь разбогатеть за его счет.

Все эти мысли вызвали у Эрдэнэ желание перевернуть мир вверх дном. Но что он может сделать? И от бессилия Эрдэнэ только скрипел зубами. Снова вспомнились слова Петра, что Итгэлт относится к нему хорошо не потому, что он щедрый и человечный, а потому, что он получает от него больше, чем ему дает. Какой все же он глупец! Как ребенка пряником, заманил его в свои сети сладкими речами и подачками Итгэлт, а потом так жестоко надругался над его доверием. Но где ему жить в Урге, у кого остановиться? Как заработать на жизнь? Эти мысли сверлили мозг.

Задумавшись, он ехал по главной улице столицы. И вдруг услышал:

– Эрдэнэ-гуай!

Вздрогнув от неожиданности, Эрдэнэ обернулся. В нескольких шагах от себя он увидел молодую женщину в нарядном шелковом дэле. Это была Гэрэл. Не раздумывая, Эрдэнэ остановил коня.

Гэрэл была не одна. Рядом с ней стоял Довчин, а чуть в стороне слуга держал за повод коней.

– Эрдэнэ-гуай, вы когда приехали? – спросила Гэрэл, радостно улыбаясь.

– Сегодня.

– Почему же вы не зашли к нам?

– Времени не было.

После встречи у Юндэна Гэрэл никак не могла забыть молодого красивого монгола. Всякий раз при воспоминании о нем ее строптивость проходила. И даже Довчин, когда ему нужно было утихомирить жену, переводил разговор на Эрдэнэ, хвалил его голос, и разгневанная супруга утихала.

Конечно, Довчину было не особенно приятно, что его молодая жена так часто вспоминает какого-то итгэлтовского служащего и восторженно отзывается о нем. Ему даже лезли в голову разные подозрения, но он буквально трепетал перед своей своенравной супругой. Вот и сейчас он делал вид, что ему тоже очень приятна эта встреча.

Про Довчина ходит много шуток и анекдотов. "Довчин не мужчина, а тряпка. Ведь он за женой ночной горшок выносит, – говорили злые языки, – в этом он сам как-то признался..."

Не зная, что сказать еще, Гэрэл обратилась к мужу:

– Что же ты молчишь? Пригласи его в гости.

Довчин приосанился и кашлянул.

– Уважаемый, не смогли бы вы сейчас пожаловать в нашу скромную юрту, пообедать? Мы были бы очень рады.

Эрдэнэ облегченно вздохнул, – кажется, сама судьба послала ему этих людей. Он с радостью принял приглашение, и они пешком направились к дому Довчина. Своего коня вел в поводу сам Эрдэнэ, а коней Гэрэл и Довчина слуга.

Гэрэл была довольна. Она мечтала хотя бы еще один раз увидеть Эрдэнэ. И вот ее желание исполнилось, Эрдэнэ – рядом с ней. Ей казалось, что даже город стал красивее и приветливее. За обедом Эрдэнэ сказал, что он приехал в Ургу надолго и еще не знает, где ему снять квартиру.

– А вы живите у нас, – предложила Гэрэл. – Правда, Довчин, у нас свободно и Эрдэнэ никому не помешает?

Предложение жены пришлось Довчину не по душе, но он знал, что его отказ рассердит Гэрэл, и поэтому поддержал ее.

– Конечно, Эрдэнэ, оставайтесь у нас, если вам это подходит.

После тяжелой дороги Эрдэнэ потянуло ко сну, а водка совсем разморила его. Ему постелили, и вскоре он крепко уснул.

Проснувшись утром, он с удивлением огляделся. Где это он? Что с ним произошло? Но вот сон окончательно прошел, и он все вспомнил.

У постели сидела Гэрэл и влюбленными глазами смотрела на Эрдэнэ.

– Однако вы крепко спали.

– Я очень устал.

– Вы что-то во сне говорили.

– Наверное, ерунду какую-нибудь.

– А знаете, Довчин настоятельно просит вас остаться пожить у нас, сказала Гэрэл, и ее щеки покрылись румянцем.

"Придется остаться, – подумал Эрдэнэ, – все равно идти некуда".

– Если мое присутствие вам не помешает и не вызовет лишних хлопот, я с радостью останусь у вас на несколько дней.

Так Эрдэнэ начал новую жизнь.

И Довчин и слуги только пожимали плечами – Гэрэл как будто подменили. От капризов не осталось и следа. Она стала мягкой, доброй, ласковой.

"Надо б этому Эрдэнэ поселиться у нас навсегда. Тогда всем хорошо будет", – говорили слуги и во всем старались угодить Эрдэнэ.

Когда Довчин уходил на службу, Гэрэл подсаживалась к спящему Эрдэнэ, гладила его голову и тихонько целовала. В эти минуты она забывала обо всем на свете и была по-настоящему счастлива.

Однажды поцелуи Гэрэл затянулись и Эрдэнэ проснулся. Этого он ждал каждый день, но не думал, что Гэрэл будет действовать так смело.

– Что это вы? Ведь у вас есть супруг, – с упреком сказал он.

У Гэрэл задрожали губы.

– Супруг? Это только кажется. Мне было шестнадцать лет, когда старый Довчин купил меня, купил, как покупают скотину. Но ведь я человек! Неужели я не могу любить того, кого хочу? – со слезами в голосе выкрикнула Гэрэл.