Текст книги "Прозрачный Тамир"

Автор книги: Чадравалын Лодойдамба

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Чултэму развязали ноги.

– Ведь я не ребенок, зачем вы мне рассказываете сказки? Вы же политические банкроты и аферисты! – сказал Чултэм.

– Вы оскорбляете подданных русского царя!

– Какие вы подданные? Вашему царю надавали по шее! У вас нет родины! Вы – хлам истории, – крикнул Чултэм и вплотную подошел к Ванданову. Лицо Чултэма покраснело, он тяжело дышал.

Ванданов стал пятиться, потом остановился и истерически крикнул:

– Расстрелять!

В тот же вечер Чултэм был расстрелян.

Через несколько дней после этого события в Улясутай прибыл Магсаржав со своими сотнями. Ванданов его встретил с почетом.

– Благополучен ли был путь, великий полководец Халхи? – спросил Ванданов, беря под козырек.

Магсаржав, оглядев свиту Ванданова, приветливо улыбнулся.

– Приглашаю всех, господа, сегодня вечером присутствовать на перекличке моих сотен!

Магсаржав знал уже о самоуправстве Ванданова и расстреле Чултэма. Он твердо решил по прибытии в Улясутай арестовать Ванданова. Но сейчас сделать это он не мог: вся свита Ванданова была вооружена, и при аресте произошла бы стычка, а лишних жертв Магсаржав хотел избежать. Он решил арестовать Ванданова на перекличке.

Наступил вечер, сотни выстроились на поверку, все были уже предупреждены и только ждали сигнала своего командира.

На перекличку пришли офицеры Ванданова, но его самого не было. Магсаржав подозвал Хояга.

– Ванданов, видно, не явится, – сказал он командиру полусотни. – Возьми двух бойцов и доставь его во что бы то ни стало.

Началась перекличка. Белогвардейские офицеры с презрением смотрели на конников Хатан-батора.

– И эти безоружные хотят еще установить народную власть? – шепнул один офицер своему соседу. Он уже позабыл, что снаряженные лучшим английским, американским и японским оружием белые войска были разбиты сибирскими партизанами.

И тут по сигналу Магсаржава все офицеры были мгновенно схвачены.

А в это время Ванданов на рослом сером коне, сжимая в руке маузер, мчался к перевалу Танцын. Его по пятам преследовал Хояг с двумя бойцами.

Ванданов почувствовал, что Магсаржав не простит ему расстрела Чултэма, и решил бежать. Когда его офицеры поехали к Магсаржаву, он тайком вывел коня и помчался в Ургу. Но один конюх видел это и сказал Хоягу.

На ямщицких станциях, несмотря на то что Ванданов запугивал смотрителей, ему давали плохих коней, а Хоягу самых лучших. На Шротской уртонной станции Хояг догнал Ванданова и после короткой перестрелки задержал его.

На другой день Ванданов уже стоял перед Магсаржавом.

– Ты арестовал меня незаконно и за это будешь отвечать. Барон Унгерн тебя не погладит по головке, – нахально заявил Ванданов.

– А мне и не нужны его ласки, – ответил Магсаржав, – а за убийство Чултэма ты будешь расстрелян!

– Ты шутишь, Хатан-батор.

– Мне некогда этим заниматься.

– Но ведь я такой же монгол, как и ты.

– Чтобы называться монголом, надо иметь сердце, которое бьется за родину. А у тебя его нет, – ответил Магсаржав.

Перед расстрелом Ванданов плакал, кричал, ползал на коленях, прося сохранить ему жизнь, но это не помогло, он не избежал справедливого возмездия.

Сотни Магсаржава ушли из Улясутая. Они направились в вотчину дэрбетского хана Далая. Там нашли приют многочисленные белые банды, которые грабили местное население.

Весна вступала в свои права. Закуковали кукушки, деревья оделись листвой, земля покрылась зеленым ковром.

В лучах утреннего солнца полусотня Хояга по трое в ряд рысью шла по долине небольшой речки. Вдруг из-за сопки, лежавшей впереди, выскочил небольшой лошадиный табун. Его гнал широкоплечий статный монгол.

Хояг приставил к глазам бинокль.

– Не может быть! Это же Тумэр! – воскликнул Хояг и, остановив полусотню, галопом помчался навстречу старому другу.

Так Хояг еще раз встретился с Тумэром. Но как изменился Тумэр! Он похудел, лицо его было в рябинах, казалось, что он стал еще выше.

– Здравствуй, Тумэр-гуай. Куда путь держишь? Где пропадал? Почему так изменился? – забросал вопросами своего благодетеля Хояг.

Они присели. Хояг приказал полусотне сделать привал.

Не везло Тумэру в последнее время. После того как они с Бадарчи разбили отряд гаминов, он поехал к своему знакомому из Цэцэнсартульского хошуна, вместе с которым в свое время угонял лошадей. У него он провел несколько дней и поехал за женой и сыном. Ведь Тумэр еще не знал о смерти сына. Но в пути он почувствовал озноб, его начала бить лихорадка, губы стали сухие. Он едва держался в седле.

На перевале Тумэр спешился и немного отдохнул. Но сил не прибавилось. С трудом он взобрался на коня, ему не хватало воздуха, голова кружилась, казалось, что земля и небо поменялись местами.

Тут он повстречал охотников на сусликов. Кое-как он добрался до их палатки и упал без чувств.

Ночью у него начался бред. Охотники – это были муж и жена – сразу смекнули, что путник заболел оспой. Сами они уже перенесли ее и безбоязненно стали ухаживать за больным.

Больше месяца провалялся Тумэр, но болезнь не оставила его – началось осложнение. К исходу осени охотники перекочевали на свое стойбище и перешли жить в юрту. Тумэру они устроили удобную постель из войлока и продолжали ухаживать за ним.

К весне здоровье Тумэра стало заметно улучшаться, и он заскучал по жене и сыну. Он сообщил своему другу, где находится. Тот приехал и забрал его к себе, а выходившим Тумэра людям преподнес хадак и слиток серебра.

Переехав к другу, Тумэр совсем окреп и стал уже подумывать вновь пуститься в путь. Но как-то друг предложил Тумэру поехать вместе с ним на территорию дэрбетского Далая-хана за лошадьми. Тумэр отрицательно покачал головой.

– Нет, туда я не поеду, – сказал он. – У меня есть с кем свести счеты. Пока не угоню лучших коней у богача Дамбы из Баторбэйльского хошуна и не съем его священной овцы, я не успокоюсь. Пусть знает, кто такой Тумэр.

И вот вместе со своим другом Тумэр через несколько дней был уже в Баторбэйльском хошуне. Остановились они в горах. Тумэр обычно перед "операцией" всегда отдыхал. Однако на этот раз он не мог уснуть и весь день, попыхивая трубкой, смотрел на долину с черными юртами. В одной из них сейчас томится его Дулма. Сколько времени она уже ждет его? Не знает она, что сейчас он совсем рядом, что скоро они увидятся. От нетерпения Тумэру казалось, что солнце стоит на месте.

– Сегодня ночью я заберу своих, завтра день будем отдыхать, а вечером из священной овцы приготовим ужин. А табун угоним послезавтра. Он у меня узнает, как разлучать отца с сыном и заставлять страдать ни в чем не повинных людей, – сказал Тумэр и снова надолго приковал взгляд к долине.

Радость близкой встречи с женой так взволновала Тумэра, что он стал мысленно беседовать с Дулмой, перебирая в уме самые ласковые слова, которые он скажет ей при встрече. Не знал Тумэр, что Дулмы давно уже нет в этом хотоне.

Наконец наступила ночь. Друзья сели на коней и спустились в долину.

Тумэр ночью видит, как кошка. Он всегда находит самый прямой путь к цели. По только ему ведомым признакам он сразу узнавал, кому принадлежит юрта, куда надо зайти, или табун, который он хотел угнать. Однако в эту ночь он не мог найти своей юрты. По лаю дворовой собаки он узнал юрту старика, который жил по соседству с ними, и, войдя к нему, спросил, где живет Дулма. И тут он узнал, что Дулма еще прошлой зимой уехала, а куда – неизвестно. Тумэр молча закурил, затем тихо спросил:

– С сыном?

Старик, чтобы не расстраивать Тумэра, ответил утвердительно, но если бы в эту минуту Тумэр на него посмотрел, он сразу догадался бы, что старик говорит неправду. На обратном пути Тумэр молчал. Одна мысль все время сверлила мозг: куда уехала Дулма?

– Всю Халху обыщу, а найду. Но Баторбэйльский хошун узнает, какого врага он нажил. Я здешним богатеям обломаю бока, – прошептал Тумэр.

На рассвете они подъехали к скалистой горе, где стали дожидаться ночи. Тумэр лег на спину и за весь день не проронил ни одного слова. А вечером он уже скакал галопом, держа путь к усадьбе врага.

Не подозревая, какой гость появится сейчас в юрте, Дамба вместе с детьми сел ужинать.

И тут дверь юрты распахнулась, и вошел Тумэр.

Дамба обомлел. Глаза его виновато забегали. Он сразу узнал незваного гостя.

– Здравствуй, Тумэр. Куда путь держишь? Садись, гостем будешь. – За ласковым обращением он старался скрыть свой испуг, с трепетом ожидая, что скажет Тумэр.

– За тобой приехал. Хочу волкам на ужин подбросить жирную тушку. Едем, а не то силой поволоку, – спокойно, но зло сказал Тумэр.

– Тумэр, что ты говоришь, ведь у меня жена, дети. Пощади! Будь милосерден! – захныкал Дамба.

– У меня тоже были жена и сын. Но разве ты с этим посчитался? Что же ты у других просишь милосердия, когда сам его не оказываешь? Ты думал, что на овечку напал? Ошибся! Едем!

– Даю тебе коня, вола и саженный хадак. Только пощади мою жизнь, сложив молитвенно ладони, сказал Дамба. На лбу у него выступил холодный пот.

– Зря стараешься, едем! – в третий раз повторил Тумэр и положил руку на плечо обезумевшего от страха богача.

– Не поеду я! – изо всех сил крикнул Дамба и бросился к двери. Но Тумэр схватил его за руку и притянул к себе.

На крик Дамбы прибежали два батрака, они бросились на защиту хозяина, но друг Тумэра свалил их на землю.

Тем временем Тумэр связал Дамбу. И тут дети Дамбы в один голос закричали:

– Не трогайте папу! Это наш папа!

Крики детей смягчили сердце Тумэра. Не зная, что предпринять, он стоял в нерешительности. А дети плакали и сквозь плач повторяли: "Не трогайте папу!"

– Ладно, ради ребятишек оставляю тебе жизнь. Но коней не ищи, – сказал Тумэр и вышел из юрты.

Этой ночью у Дамбы пропало тридцать лучших скакунов.

Дамба послал в погоню людей, но Тумэр с лошадьми будто сквозь землю провалился.

А осенью из табунов Баторбэйльского хошуна снова угнали свыше пятидесяти лучших коней. Так Тумэр мстил богачам за жену и сына.

Всю зиму Тумэр пытался найти следы исчезнувшей жены, но безрезультатно. Весной он снова наведался в Баторбэйльский хошун и на этот раз угнал двадцать коней у самого хошунного князя. Тот пришел в ярость. Табунщиков он запорол чуть ли не до смерти, во все хошуны были посланы бумаги с просьбой изловить наглого конокрада. Но теперь всем было не до Тумэра, страна переживала смутное время, и никто не обратил внимания на жалобы хошунного правителя.

Тут-то и повстречал Тумэр полусотню Хояга.

Долго Тумэр рассказывал Хоягу про свои злоключения. Когда он кончил, Хояг с сожалением посмотрел на него.

– Неладно у вас получается. Вы же сильный и смелый человек, а в такое трудное время, как трусливый заяц, уклоняетесь от борьбы и думаете только о своих интересах.

Тумэр с удивлением уставился на Хояга. Такое ему еще никто не говорил. Но он не рассердился.

– У меня не было другой правды. Я хотел жить мирно, но мне не дали, сказал он в свою защиту.

– Что значит – мирно? В своей юрте сидеть? И это, когда народ поднялся, чтобы сбросить со своих плеч не только ноёнов и богачей, но и их иностранных покровителей? И какую правду вы искали? – И Хояг рассказал Тумэру, за какую правду они борются под руководством Магсаржава.

– Но ведь я тоже помогал беднякам, – тихо сказал Тумэр.

– Сейчас надо думать не о чашке супа на сегодняшний день. Надо биться за лучшее будущее. Нет, Тумэр, тебе надо сворачивать на другую дорогу.

Тумэр жалко улыбнулся. Что же делать? Слова Хояга были суровыми, но они не обидели его, в них было много правды. Тумэр задумался.

– Знаешь что? Возьми-ка ты этих коней себе, – неожиданно предложил он.

– Это тоже дело, но и вы идите к нам.

На горизонте показалась главная колонна войск Магсаржава, спускавшаяся с перевала. Весело трепетали на ветру флажки и знамена, ярко поблескивало на солнце оружие бойцов.

Тумэр долго смотрел на извивающуюся цепочку конников.

– А как ты думаешь, примет меня Хатан-батор в свое войско? – спросил он.

18

По узкой, покрытой толстым слоем снега тропе, идущей через лес, медленно ехал всадник. На правом боку у него висел маузер, на левом русская кавалерийская сабля.

В лесу было тихо. Изредка с верхушек деревьев на землю падали пухлые хлопья снега, сверкавшие на солнце. Конь с трудом передвигал ноги, видно, всадник давно не давал ему отдыха. Это был Эрдэнэ. С тех пор как он ускакал от белогвардейцев, прошло уже несколько дней, но Эрдэнэ и сейчас не знал, куда и зачем едет. Да и не хотел знать. До сих пор у него в ушах стоит крик того мальчугана: "Папа, мой папа!" И ему казалось, что это он виноват во всем, что это он привел белых в Ургу.

Конь вдруг остановился. Эрдэнэ ударил его несколько раз каблуками, но конь не двигался. Эрдэнэ спешился и повел коня в поводу. Идти ему мешало оружие, и тогда он бросил в снег и маузер и саблю. Стало легче, ему даже показалось, что он расстался с совершенно ненужными предметами. "Пока на свете существует оружие, у людей не будет счастья", – пробормотал Эрдэнэ. Вдруг ему показалось, что его кто-то окликнул. Он обернулся. Его догонял на коне какой-то вооруженный человек. В поводу он держал запасного коня.

Эрдэнэ остановился. Человек подъехал и сдвинул на затылок огромную лисью шапку – ловуз. Эрдэнэ без труда узнал своего старого знакомого, Даржа-батора.

– Здравствуй, Даржа-батор, откуда ты появился?

– Здравствуй, здравствуй. Да вот заприметил я тебя еще вчера. Думаю: куда это Эрдэнэ собрался? И поехал за тобой. А ты что же оружие бросил? Негоже так, не то время.

Эрдэнэ опустил голову и ничего не ответил. Даржа-батор спешился и присел на корточки. Оба закурили.

– Так куда же ты направляешься? – спросил через некоторое время Даржа-батор.

Эрдэнэ рассказал, что с ним произошло несколько дней назад.

– А сейчас сам не знаю, куда податься, – заключил он свой рассказ. Мне и во сне не снилось, что я в этой глуши повстречаюсь с вами.

– Не такая уж тут глушь. Эта дорожка ведет прямо к Сухэ-Батору. Он собирает войско, чтобы изгнать из Монголии и гаминов и унгерновцев. Я еду к нему, – сказал Даржа-батор.

– А меня он примет? Ведь я служил у белогвардейцев.

– Примет. Бери, брат, свой маузер и саблю, я их подобрал. – И Даржа-батор протянул Эрдэнэ брошенное им оружие.

Так у Эрдэнэ появилась в жизни новая цель.

На третьи сутки Эрдэнэ с Даржа-батором прибыли в караул Худэр, где Сухэ-Батор комплектовал свои сотни.

Даржа был хорошо знаком с Сухэ-Батором. Он рассказал ему все, что знал об Эрдэнэ и как он его встретил.

– Сегодня нам дорог каждый патрон, – обращаясь к Эрдэнэ, сказал Сухэ-Батор, – а вы хотели бросить оружие. Враги терзают нашу землю, они еще сильны. В одной только Кяхте еще тысячи гаминов. А в Урге и в западных аймаках полно белогвардейцев. Всех их можно изгнать только оружием. Нам сейчас нужно быть едиными в борьбе, и тогда мы добьемся победы. И в этом нам помогут русские рабочие и крестьяне, Советская власть, большевистская партия... Сейчас нас еще мало, но мы все равно победим.

Эрдэнэ не помнил, где он уже слышал о большевистской партии, но эти слова были ему знакомы. И вдруг в памяти всплыл образ Петра. Ну конечно же, это он говорил Эрдэнэ о большевиках и о том, что они помогут Монголии, когда свергнут царя и создадут свое правительство. Выходит, что Петр оказался прав, а не Эрдэнэ, когда он возражал Петру. О, небо, какой он был глупый!

– Возьми этого человека в свою полусотню и обучи его военному делу. Оружие у него есть, – сказал Сухэ-Батор командиру, прибывшему по его приказанию. Эрдэнэ посмотрел на вошедшего и узнал в нем Доржи.

– Здравствуй, Доной! Ты откуда? – Доржи протянул Эрдэнэ руку.

– Здравствуй, Доржи. Вот попал сюда.

Сухэ-Батор нахмурил брови и с недоверием посмотрел на Эрдэнэ.

– Почему же Доной? Ведь вы сказали, что вас зовут Эрдэнэ? – спросил он.

Эрдэнэ растерялся, не зная, как все объяснить. Потом он подробно рассказал Сухэ-Батору о своей жизни. Беседа затянулась, Сухэ-Батора интересовали мельчайшие подробности.

– А с женой вы поступили слишком жестоко, – сказал он.

– Но ведь она меня оскорбила.

– Тяжелая жизнь и до преступления доведет! Может быть, она была и не так уж виновата. Подумайте об этом хорошенько.

Эрдэнэ стал бойцом первой полусотни Народно-ополченческой армии. С каждым днем число бойцов увеличивалось, к Сухэ-Батору шли со всех концов Монголии. Шли конные, шли пешие, шли с оружием и без оружия, обутые и босые, шли все, кто не мог больше жить под гнетом своих и чужеземных господ.

Подобно тому как из родников и ключей образуются ручьи, из ручьев реки, а из рек – моря, так и из глухого недовольства в отдаленных айлах и хотонах образовались реки народного гнева, слившиеся в бушующее море. И море забурлило, поднимая огромные волны, сметающие все на своем пути.

Многие иностранные наблюдатели недоумевали. Откуда отсталая, истерзанная страна берет силы для борьбы с многочисленными врагами? Откуда у кочевников такая организованность? Им было не понять, что на борьбу поднялся народ, поднялся за свою долю, за лучшую жизнь. Понял он, что ни богдо, ни святые не помогут ему добиться довольства и счастья. Простые араты очнулись от векового сна, услышав грохот великой революции в России. Вот и сплотились они в справедливой борьбе за свободу своей страны. И ничто уже не могло их остановить: ни лживые пророчества богдо, ни обещания барона Унгерна, ни жестокости гаминов.

Части Народно-ополченческой армии в нескольких сражениях с гаминами одержали победу. Это воодушевило бойцов. В этих боях отличился Эрдэнэ, он получил благодарность от самого Сухэ-Батора.

Шестнадцатого марта 1921 года Народно-ополченческая армия выступила, чтобы освободить от гаминов Кяхту. Китайскому командованию был послан ультиматум о капитуляции, но оно его отвергло. Тогда Сухэ-Батор отдал войскам приказ:

"Мы предложили врагам сдаться, но они не приняли наш ультиматум. Теперь у нас нет другого пути, кроме как применить оружие. Этот бой решит, быть или не быть Монголии под пятой оккупантов. Каждый, у кого в жилах течет кровь монгольской матери, а в груди бьется сердце патриота, должен сегодня драться бесстрашно. Враг превосходит нас силами, но мы находимся на своей земле и должны победить. Если кто-нибудь боится, пусть уходит!"

В полночь войска Сухэ-Батора разделились на три колонны и заняли позиции в ожидании сигнала.

На рассвете они пошли в наступление. Вначале гамины растерялись, но потом пришли в себя и стали оказывать упорное сопротивление. Но тут вступила в дело артиллерия. Это внесло в их ряды расстройство. Некоторые части стали отступать. Тогда сотни Сухэ-Батора ринулись в атаку. К вечеру Кяхта была освобождена.

Доржи вскинул винтовку.

– Ну где тут ваш шелк и бархат? – громко крикнул он. – Говори правду, а то пулю получишь!

Старый китаец упал на колени.

– Веди нас в склады, да поживей!

Старик открыл склады.

– Берите, ребята, сколько можете. Это теперь все наше, раз мы их победили, – гордо сказал Доржи.

Эрдэнэ тоже вошел в склад, где были сложены товары. Солдаты стали разбирать штуки шелка. Некоторые брали сразу по три-четыре, с трудом взваливая их на плечи.

Эрдэнэ вспомнил о Долгор. Неужели они никогда больше не встретятся? "Я все-таки слишком сурово обошелся с ней. Она вместе со мной делила все невзгоды. Может, верно – тяжелая жизнь ослепила ее. Бедная, она ведь никогда не носила шелковой одежды", – подумал он и взял кусок голубого шелка с красивым узором.

– На дэл сколько его надо? – спросил он у стоявшего рядом Доржи.

– Если воину-победителю, то целую штуку, а для обыкновенного человека всего двенадцать ам*, – ответил Доржи и засмеялся.

______________

* Ам – мера длины, равная квадрату по ширине материала.

Эрдэнэ отрезал двенадцать ам и, аккуратно сложив шелк, спрятал его за пазуху.

– Ты что, скромничаешь? Возьми весь кусок, – сказал Доржи.

На следующее утро полусотню Доржи построили раньше других. Вскоре к бойцам подскакал Сухэ-Батор. Лицо его было хмурым.

– Вы солдаты Народной армии, а не грабители. То, что вчера награбили, тотчас же принести сюда.

Солдаты молчали.

– Командир ваш отстраняется от командования полусотней и будет наказан бандзой. Командиром полусотни назначается Даржа-батор. Помните, что тот, кто возьмет у мирного населения хоть иголку, будет отдан под суд, – громко сказал Сухэ-Батор.

– Командир! Бить бандзой могли только в армии богдо. Ведь нам говорили, что наша народная власть откажется от телесных наказаний, – сказал один из солдат.

Сухэ-Батор улыбнулся.

– Так ведь грабежом тоже занимались только в армии богдо, значит, и наказание должно быть таким, как там.

Солдаты засмеялись, затем разбрелись по палаткам и принесли все, что взяли на складе. В последнюю очередь подошел Эрдэнэ. Он вытащил из-за пазухи аккуратно завернутый в бумагу кусок шелка.

– Это что? – спросил Сухэ-Батор.

– Шелк на дэл.

– Разверни.

Эрдэнэ осторожно развернул сверток.

– Для кого? – спросил Сухэ-Батор и ласково посмотрел на Эрдэнэ.

– Для жены, – тихо ответил Эрдэнэ и опустил глаза.

Сухэ-Батор вызвал начальника хозяйственной части.

– Шелк, который подарил мне бэйс Сумьяа, передай Эрдэнэ, – сказал он. Затем снова обратился к солдатам: – Задача Народной армии благородна, не к лицу нам грабить мирное население. Помните об этом.

Через несколько дней к Кяхте подошли конные сотни барона Унгерна во главе с гуном Баяром. Они атаковали войска Сухэ-Батора. Бои были короткие, но жестокие. Эрдэнэ снова отличился и снова получил благодарность.

Понеся потери, конница Баяра отступила, а Народно-ополченческая армия стала готовиться к обороне. Разведка донесла, что на Кяхту идут главные силы Унгерна.

И вот наступили решающие дни. Части Сухэ-Батора занимали выгодные позиции на гребнях сопок. Весеннее солнце палило жарко, но в окопах было прохладно. Все ждали атаки унгерновцев.

Наконец они появились и пошли в наступление. Бой разгорался. К врагам подходили все новые подкрепления, превосходство в силах было на их стороне. К полудню белогвардейцы стали теснить части Народной армии. Положение стало критическим.

Сухэ-Батор вызвал к себе Эрдэнэ.

– Вот письмо. В нем изложена просьба о помощи к командиру сто третьей бригады Красной Армии, которая стоит в Дэд-Шивээ. Бери самого быстрого коня и скачи. В случае опасности письмо уничтожь. От того, как ты выполнишь это задание, зависит успех боя. Понял?

– Погибну, а письмо передам, – сказал Эрдэнэ.

– Зачем же погибать, надо вернуться живым.

Через несколько минут Эрдэнэ уже скакал по направлению к Дэд-Шивээ. По нему открыли огонь, но он благополучно миновал опасную зону. Через три часа он был уже на месте и передал письмо командиру бригады. В это время в кабинет без доклада вошел высокий военный. Он подошел к командиру и спросил, что это за письмо. Тот ответил. Только тогда он посмотрел на сидевшего у стола Эрдэнэ. Лицо военного вдруг расплылось в широкой улыбке.

– Эрдэнэ! А ведь я был уверен, что с тобой встречусь! – Он подошел к Эрдэнэ и обнял его.

– Петр... ты жив и здоров, дорогой! – выпучив от удивления глаза, воскликнул Эрдэнэ.

– Не только жив, но еще и тебе помогу, – ответил Петр.

– Так вот, комиссар, Сухэ-Батор просит срочной помощи, – сказал командир, обращаясь к Петру.

– Раз Советское правительство обещало помочь Народному правительству изгнать из Монголии белогвардейские банды, значит, мы должны сделать это. Кроме того, я эту помощь давно обещал Эрдэнэ, еще тогда, когда он служил у Итгэлта, а я – у Павлова, – сказал Петр и обнял Эрдэнэ.

Бригаду подняли по тревоге. Во главе колонны скакал и Эрдэнэ.

19

Белогвардейский генерал Резукин, набрав в Сайдванском и Луу-гунском хошунах около трех тысяч рекрутов, стоял у Унгерна на правом фланге.

Резукину была поставлена задача ликвидировать образованное в Кяхте Временное народное правительство Монголии и, соединившись с главными силами Унгерна, начать наступление на Советскую Россию.

Одним из полков у Резукина командовал Павлов. Во время формирования полка Павлов приехал к Итгэлту.

– Ну, друг, мы вступаем в смертельный бой с красными. Нам нужны и солдаты, и кони, и продовольствие. Советую тебе лично встретиться с генералом Резукиным и пообещать ему не менее десяти коней и столько же волов. А то они все равно будут конфискованы.

– Неужели надо отдать даром?

– Одно дело обещать, а другое – дать. Понял? – ответил Павлов и раскатисто рассмеялся. – Ничего, друг, после победы над красными мы будем ходить по золотым дорожкам.

– А одолеете? – спросил Итгэлт.

– Одолеем. Их война и голод совсем доконали. Разобьем в пух и прах и возродим великую Россию, – высокомерно заявил Павлов.

– Не знаю. Если бы кто другой сказал, не поверил бы я, а тебе верю... А когда мне надо встретиться с твоим генералом?

– Хоть завтра, он в Заяинском монастыре. Хочешь, поедем вместе?

– Ладно.

Итгэлт не верил, что Унгерн и его генералы, не имеющие своей территории и средств, победят. Но он хотел сохранить свое имущество и решил, что Павлов ему дал правильный совет.

И вот утром Должин достала из сундука новый хадак для генерала, а Галсан оседлал Итгэлту коня.

– Ты все-таки не веришь в нашу удачу. А пора бы поверить, – сказал Павлов по дороге в монастырь.

– Откуда ты взял? Кому же мне верить, если не тебе? Только сделай так, чтобы я больше ничего не давал, – сказал Итгэлт и угодливо засмеялся.

– Мы у тебя можем ничего не брать. У нас хватит всего. Это же тебе нужно прежде всего, ну и нам не помешает.

– Я тебе верю.

– Мы еще, друг, тут такое понастроим!

– Это хорошо. Я припрячу капиталец. Можно и суконную фабрику открыть, сказал Итгэлт.

Однако про себя он подумал: "Вряд ли ты, друг, вернешься с войны живым. Какое уж тут "понастроим"!"

Приехав в монастырь, Павлов и Итгэлт отправились на прием к генералу Резукину. В это время у генерала сидели правители хошунов, и он им читал указ богдо о мобилизации солдат, лошадей и продовольствия.

Улучив удобный момент, Итгэлт подошел к генералу.

– Здравия желаю, ваше высокопревосходительство, от всего сердца вношу свою маленькую лепту – соответственно моему небольшому состоянию – на великое дело возрождения нашего государства: десять лучших коней и десять крупных волов, – сказал он и протянул генералу хадак.

Слова Итгэлта перевел Павлов.

Генерал, приветливо улыбаясь, принял подарок.

– Слышите, правители, что говорит этот монгол? Вы все должны быть благодарны за то, что мы возвели богдо-хана на престол, и с верой в наше дело должны помогать нам, – сказал генерал и, обняв Итгэлта, похлопал его по спине. – Если вы хотите служить в моей армии, я готов вас назначить помощником командира полка, – добавил генерал, обращаясь к Итгэлту.

– Ничтожный раб страдает всеми болезнями и потому не может принять этот высокий пост, – отшутился Итгэлт и стал медленно пятиться к выходу.

– Ну, это делается по доброй воле, принуждать я вас не стану.

Через несколько дней в округе прошла мобилизация лошадей и продуктов питания, забирали поголовно все, но Итгэлта не беспокоили.

Весною части Резукина выступили в поход на Кяхту. Вместе с войсками старшим ламой ехал Жамбал. Перед выездом войска получили благословение самого Зая-гэгэна. Зая-гэгэн был в форме белогвардейского офицера, за поясом у него торчал пистолет. Все солдаты прошли перед ним, склонив голову, и он каждого благословил святым жезлом.

Впереди колонны шел полк монгольских солдат под командованием Павлова. Помощником командира полка был тайджи Пурэв. Он был в голубом шелковом дэле, подпоясанном желтым шелковым кушаком, в мерлушковой папахе, с княжеским гербом.

Войска Резукина централизованного снабжения не получали и занимались грабежом населения. Забирали и людей. Но монгольские солдаты группами дезертировали из частей Резукина, вызывая ярость и генерала, и его офицеров.

У караула Зэлтэр полк Павлова, идя в авангарде, столкнулся с передовым охранением советско-монгольских войск. Завязался бой. Шел он более трех часов. К полудню все было кончено – монгольские солдаты разбежались, и офицеры Резукина остались без войска. Лишь около полусотни белогвардейцев продолжали еще сражаться. Среди них оставался один монгол. Это был Пурэв. Оказался он в этой группе не потому, что был храбрым, напротив, при первых же выстрелах он скрылся в кустах и во время боя даже не поднял головы. Но когда увидел, что последний белогвардеец бежит к своему коню, тоже бросился к лошади. Тут он и нашел свой конец, сраженный меткой пулей. Белая папаха отлетела в сторону, и ее растоптали копыта промчавшихся лошадей. Это бойцы Сухэ-Батора преследовали убегавших белогвардейцев. Так погиб еще один предатель своего народа, искавший славы и почестей в стане врага.

В этом бою участвовал и Эрдэнэ. Сейчас он мчался в головной группе. В руках у него был только маузер, но стрелял он редко. Впереди, шагах в ста, прижавшись к лошадиной шее, скакал широкоплечий белогвардейский офицер. Он все время оборачивался и стрелял в Эрдэнэ из пистолета. Это был Павлов, но Эрдэнэ не узнал его. Конь у Эрдэнэ был резвее, и расстояние между Эрдэнэ и Павловым с каждой минутой сокращалось. Но вот выстрелил Эрдэнэ. Пуля попала в голову коня, тот грохнулся наземь, и Павлов выскочил из седла. При падении он выронил пистолет и теперь, испуганно озираясь, искал оружие. Но Эрдэнэ был уже возле него и, спрыгнув с коня, наставил на него маузер.

Павлов медленно поднял руки, и тут их взгляды встретились.

– Эрдэнэ! – радостно воскликнул Павлов, узнав своего преследователя. Он опустил руки и подошел к Эрдэнэ.

– Стой! – повелительно крикнул Эрдэнэ.

Из ссадины на лбу Павлова сочилась кровь и, смешиваясь с потом, стекала по лицу. Облизывая растрескавшиеся губы, он тяжело дышал.

– Как ты попал сюда? – спросил Эрдэнэ и хотел было уже вложить маузер в кобуру.

Но в это мгновение Павлов, бросившись на Эрдэнэ, ухватился за маузер. Эрдэнэ сильно толкнул Павлова в грудь. Тот упал на спину. Эрдэнэ поднял пистолет.

– Эрдэнэ, что ты хочешь делать? – встав на колени, жалобно проговорил Павлов. – Ведь мы же друзья, ты знаешь мою жену и дочь. Пощади мою жизнь!

Павлов заплакал, продолжая просить:

– Пощади мою жизнь! Ведь у меня, как и у тебя, – дети, пощади!

"Такой сильный мужчина и так унижается, – подумал Эрдэнэ, – может, он и не виноват, что попал к белогвардейцам? Зачем же увеличивать число сирот на земле?"

– Ну вот что, – сказал Эрдэнэ, – убирайся на все четыре стороны, но если снова возьмешься за оружие, то смотри!..

Павлов, еще не понимая, что его отпускают, пробормотал:

– Куда же я пойду?

– Куда хочешь.

– А ты не выстрелишь в спину?

– Уходи!

Павлов, оглядываясь, медленно побрел к видневшейся впереди сопке. Затем он зашагал торопливо и вскоре скрылся из виду.

Вечером Эрдэнэ рассказал Петру о встрече с Павловым.