Текст книги "Прозрачный Тамир"

Автор книги: Чадравалын Лодойдамба

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

18

Пурэв приехал в Ургу, во-первых, потому, что хотел получить звание вана или бэйла*, во-вторых, он был намерен занять освободившееся место заместителя правителя хошуна, на что нужно было согласие богдо, и, в-третьих, хотел в столице найти красивую девушку, чтобы взять ее в жены.

______________

* Бэйл – третья степень княжеского достоинства.

Звание бэйса Пурэва не устраивало, бэйсов за годы автономии расплодилось, что муравьев в лесу.

Чтобы обделать свои дела, ему надо было прежде всего встретиться с сойвоном Данига – правой рукой богдо.

И вот как-то вечером Пурэв отправился к Данига. Он не сразу нашел богатую юрту сойвона на окраине Восточного хурэна*. Он изрядно побродил, пока оказался у высоких ворот обширной усадьбы влиятельного чиновника.

______________

* Восточный хурэн – один из монастырей в Урге.

Когда Пурэв вошел в юрту, толстый Данига сидел на кровати и ел мясо.

По шарику на головном уборе Пурэва Данига понял, что к нему пришел тайджи, но он даже не пошевелился, а только нахмурил брови.

– Приветствую вас, многоуважаемый сойвон, – сказал, кланяясь, Пурэв.

– Здравствуй, – пробормотал Данига, продолжая жевать. И, обращаясь к стоявшему рядом послушнику, сказал: – Дай полотенце.

– Простите, что я так бесстрашно явился к высокопоставленному сойвону. Я тайджи Пурэв из Сайдванского хошуна. Мне бы хотелось получить аудиенцию у богдо. – С этими словами Пурэв достал из-за пазухи хадак, в котором был завернут слиток серебра в пятьдесят ланов.

Хадак и тяжелый слиток сделали свое дело. Сойвон сразу подобрел. Он приказал послушнику угостить тайджи мясом и кумысом. Но что нужно этому седому тайджи с жидкой косой? Наверное, за званием явился. "Любопытно, что он попросит", – подумал Данига.

Пурэв намекнул, что он один из самых богатых людей в Сайдванском хошуне и намерен в ближайшие дни внести в казну всемилостивейшего богдо Жавзандамбы свою скромную лепту.

– Если такой богатый и знатный человек, как вы, сумеет проявить щедрость, он без труда будет удостоен звания бэйса, – сказал сойвон и уголком глаза стал наблюдать, какое впечатление произвели на Пурэва его слова.

"Этот дьявол, кажется, не намерен мне дать звание бэйла. Или хочет набить цену?" – подумал Пурэв.

– В Монголии уже так много достойных бэйсов, – сказал Пурэв и, прищурив глаза, улыбнулся.

– Когда возникает новое государство, появляются и люди, которые, не жалея средств, щедро поддерживают казну. Иначе и быть не может, – ответил Данига и подумал: "Этот пес метит выше бэйса. Ну что ж, были бы у тебя средства, а сила дать тебе звание повыше у меня найдется". – Вот Шагдар, помню, внес в казну, – продолжал Данига, – пятьсот ланов и, кажется, был удостоен звания бейса. А Дорлиг за двести ланов и девять белых верблюдов взял, с благословения богдо, жену по своему выбору.

"Сколько же стоит звание бэйла, если за бэйса надо давать пятьсот ланов? – подумал Пурэв. – Этот жадный черт живьем слопает. Но раз начал, отступать поздно". И он решил приступить к разговору без обиняков.

– Заместитель правителя нашего хошуна отдал душу богам, – заискивающе начал Пурэв. – Кроме того, я в прошлом году развелся со своей старухой и хочу об этом довести до сведения богдо, чтобы найти себе достойную молодую жену. Я надеюсь, что многоуважаемый сойвон поможет мне в решении этих вопросов. А я постараюсь отблагодарить за помощь, – сказал Пурэв и угодливо засмеялся.

– Не знаю, как все сразу получится, но постараюсь оказать вам помощь, ответил сойвон. "Эта старая лиса многого сразу захотела. Наверное, богат, дьявол. Ну что ж, попробуем согнать с тебя жир".

– Если все выйдет, – вкрадчиво продолжал Пурэв, – нужные средства я готов доставить в указанное вами место, мой мудрый сойвон.

Пурэва пока устраивало звание бэйла. Он считал, что звание вана он сможет получить уже за счет хошунной казны, когда станет заместителем правителя.

– Если внесешь в великую казну пять тысяч ланов, то всемогущий богдо-гэгэн оценит твою щедрость и, видимо, исполнит твое желание. А деньги можешь принести мне, я передам кому нужно, – сказал Данига.

В юрте на некоторое время воцарилась тишина. "Этот жирный волк хочет меня обглодать живьем. Сколько же из этих денег он возьмет себе?" – подумал Пурэв.

А Данига в это время мысленно сокрушался, что, по-видимому, продешевил, надо было бы накинуть еще ланов пятьсот.

Однако Пурэв думал иначе. Взяв со стола серебряную чашку и повертев ее в руках, он довольно твердо сказал:

– Чашка не из дешевых.

– А по низкой цене не получишь хорошего товара, – презрительно усмехнувшись, сказал Данига и, наклонившись к Пурэву, спросил: – У тебя есть на примете женщина, которую собираешься взять в жены?

Пурэв понял намек. Ничего не поделаешь, придется платить пять тысяч ланов.

От сойвона Пурэв вышел навеселе и в хорошем настроении, – кажется, все его желания исполнятся. Но где достать деньги? Утром он заехал к крупному торговцу Буянту и под большие проценты занял деньги у него, обещав расплатиться через три года. Проценты торговцу он обязался выплатить овцами. После этого он тотчас же отправился к Данига.

В полночь в прохладные покои богдо вошли два человека. Это были уже знакомый нам сойвон Данига и Туя – жена Шарава, видного чиновника министерства финансов.

Туе лишь недавно исполнилось двадцать лет. Это была красивая, стройная женщина с черными как смоль косами и синими глазами, так редко встречающимися у монголок.

Данига увидел ее несколько дней назад. Он искал для своего повелителя очередную любовницу, и его выбор остановился на этой женщине. С тех пор каждую ночь она проводит во дворце.

Туя глубоко верит в божественную силу полуслепого старца. Свою связь с богдо она рассматривает как благость, подаренную ей небом, и безропотно позволяет ему делать с собой все, что он хочет. Более того, после любовных утех она всегда с благодарностью возносит молитвы небу, которое ниспослало ей, простой смертной, такое счастье.

Вот и сегодня она с трепетом переступила порог огромной спальни богдо. Сейчас ее повелитель обнимет ее, снимет с нее одежду и начнет целовать ее тугие груди. Но сперва он скажет Данига:

"Верный мой слуга, иди спать, ты сегодня хорошо потрудился во славу Монголии. А завтра после обеда приходи". Так говорит он уже целую неделю.

На другой день Данига пришел во дворец в полдень. В приемной в парадной форме уже сидели министр иностранных дел Чин-ван Ханддоржи и русский консул Коростовец. Они должны были доложить богдо о переговорах, которые велись между Монголией и Россией. Рано утром явились они сюда и ждут вот уже несколько часов.

– Здравствуйте, сойвон, – приветствовал министр вошедшего Данига.

– Здравствуйте, министр, – равнодушно ответил тот.

– У нас важное сообщение для богдо. Может ли его светлость принять нас? – угодливо спросил министр.

– Пойду узнаю, – пообещал Данига. С этими словами он беспрепятственно вошел в покои богдо.

Богдо Жавзандамба сидел на постели в нижнем белье, свесив ноги, и громко икал. В комнату через окно, задернутое плотной занавеской, с трудом проникали солнечные лучи.

– Это ты, Данига?.. Что-то не спится мне... Ты почему так рано? Ну-ка, помоги одеться, – сказал богдо, растягивая слова.

Данига собрал беспорядочно валявшуюся одежду и облачил своего повелителя.

– Послушай, а как звать эту женщину, которую ты приводишь ко мне? тяжело дыша, спросил богдо.

– Туя, ваша светлость.

– Туя, говоришь? А она действительно молодая?

– И молодая и красивая, ваша светлость.

– В самом деле, тело у нее, кажется, молодое. Однако постарайся все же найти мне непорочную деву.

– Будет исполнено, ваша светлость, – сказал Данига. "Ишь, слепой черт, чего захотел!" – мысленно выругал он своего повелителя.

– Чтобы завтра же привел! Понял?

– Будет исполнено, но тогда, ваша светлость, придется Тую по вашему повелению выдать замуж за тайджи Пурэва, а то пойдут пересуды, ведь до них так охочи ургинские сплетницы, а его назначить заместителем управляющего хошуна и удостоить звания вана. Тогда все будет шито-крыто, – вкрадчиво проговорил сойвон и, вспомнив, что в приемной сидят министр и русский консул, добавил: – Там Чин-ван Ханддоржи пришел к вам с докладом.

Богдо поморщился и, глубоко вздохнув, сказал:

– Голова у меня трещит. Ты сам скажи что-нибудь им.

Данига вышел в приемную. Чин-ван вопросительно посмотрел на него.

– Сегодня его светлость занят и принять вас не может. Он повелел, чтобы вы пришли завтра, – сказал сойвон и важно прошел мимо.

Чин-ван догадался без труда, чем занят богдо, и, проводив завистливым взором невежественного фаворита, сокрушенно покачал головой. И это глава государства! О, небо! Что же будет!

Через несколько дней в столице прошел слух, что всемогущий богдо одарил сайдванского тайджи Пурэва тремя милостями: назначил его заместителем правителя хошуна, удостоил звания вана и повелел ему жениться на жене чиновника Шарава. Шарав попытался противиться последнему повелению богдо, но ему сказали, что если Туя останется с ним, то через месяц он погибнет ужасной смертью. Так начертано судьбой, которую великий богдо и желает предотвратить. "И повезло же этому провинциальному тайджи", – судачили ургинцы по поводу милостей, выпавших на долю Пурэва. А более знающие говорили: "Были бы деньги, а милости придут".

19

Наступила зима. Хотон Итгэлта перекочевал на новое место, где трава сохранилась лучше. До Заяинского монастыря стало теперь дальше, но Должин все равно решила навестить Хонгора и Бато. Итгэлт с радостью отпустил свою старую жену на несколько дней в монастырь. А на другой день после ее отъезда он услал и Эрдэнэ собирать долги в Жамьянванский хошун. Наступил вечер. Долгор в юрте Итгэлта приготовила ужин. За столом сидели хозяин и маленькая Солонго.

– Не скучаешь еще по мужу? – с улыбкой спросил Итгэлт и, прищурившись, пристально посмотрел на Долгор.

– Я не маленькая, несколько дней обойдусь и без него.

– Придется мне сегодня его заменить, – сказал Итгэлт и громко рассмеялся.

– Не надо так шутить, – серьезно сказала Долгор. Она молча убрала со стола остатки мяса, помыла посуду и, простившись с хозяином, хотела уже выйти из юрты.

– Подожди, не уходи! Уложи сперва Солонго, потом пойдешь, – твердо сказал Итгэлт.

Ничего не поделаешь, он хозяин, а она батрачка, придется остаться. Она раздела девочку, уложила ее в постель и стала рассказывать ей сказку. Но голова Долгор была занята другими мыслями. Вот она осталась, а вдруг Итгэлт начнет к ней приставать? Что делать? Ей не хотелось сердить Итгэлта, который в трудную минуту протянул им руку помощи, но и дарить ему свою любовь она тоже не хотела. Она любит только своего Эрдэнэ, хотя и Итгэлта считает очень достойным мужчиной.

Итгэлт следил за каждым движением Долгор. Он твердо решил, что этой ночью Долгор будет принадлежать ему. И так слишком долго канителился с ней. Но с чего начать? Эта баба не такая, как все, с ней надо как-то по-другому. И самое главное, чтобы никто об этом не пронюхал, чтобы не узнал Эрдэнэ. Иначе этот медведь со злости натворит немало бед. Правда, сколько бы верблюд ни прыгал, до неба не допрыгнет, но все-таки надо сделать так, чтобы Эрдэнэ ничего не узнал.

Итгэлт видел, что Долгор волнуется, – вон и сказку до конца рассказать не может. Что ж, это хорошо, холодное сердце труднее победить.

Вскоре Солонго заснула. Долгор встала, чтобы уйти, но Итгэлт загородил ей дорогу и взял за руку.

– Итгэлт-гуай, не надо, – сказала Долгор и выдернула руку.

Тогда Итгэлт пошел напролом. Он обнял женщину сзади, поднял ее и понес к кровати. Но Долгор удалось выскользнуть. Итгэлт снова схватил ее. Долгор уперлась ему руками в подбородок и опять освободилась от его объятий. И вдруг Итгэлт оставил женщину в покое.

– Ладно, хватит. Иди. До сих пор я думал о тебе хорошо, но теперь придется изменить мнение. Только не обижайся!

Долгор стрелой выскочила из юрты.

Вбежав к себе, она повалилась на кровать, закрыла лицо руками и заплакала. Что делать? Что делать? Как это он сказал? "До сих пор я думал о тебе хорошо, но теперь придется изменить мнение. Только не обижайся!" Что он хочет с ней сделать? Неужели он их выгонит? О, он все может сделать, даже засадить в тюрьму. И Долгор вся дрожала от страха, мысли у нее путались, и она ничего не могла придумать. Так, не раздеваясь, она и уснула тяжелым сном. Во сне ей привиделось страшное чудище, которое пыталось ее схватить. Она закричала и проснулась. Открыв глаза, она увидела у постели улыбающегося Итгэлта.

– Что, страшный сон приснился?

Долгор хотела подняться, но Итгэлт всем телом навалился на нее. Женщина, задыхаясь, рвалась из цепких мужских объятий, но Итгэлт решил на этот раз свою жертву не отпускать...

Уходя, он тихо сказал:

– Смотри, никому ни слова.

Когда он шел к своей юрте, ему повстречалась Дулма, ходившая проверять овец.

– Держи язык за зубами! Поняла? А то и тебе достанется! – пригрозил ей Итгэлт и прошел мимо.

Дулма вспыхнула и от ревности и от обиды. Кобель проклятый! Ей хотелось отомстить Итгэлту. Но как это сделать? Она боялась и Итгэлта и Эрдэнэ. Тому скажи, так тоже попадет. Будет он разбираться, кто прав, кто виноват, как же! Нет уж, лучше смолчать.

Молчать решила и Долгор. Ведь если все рассказать Эрдэнэ, еще не известно, чем это кончится. Одно только знала Долгор, что на ее голову свалится тогда непоправимая беда.

Эрдэнэ вернулся через неделю. С собой он привел шесть коней, взятых в погашение долгов. За эту неделю все как-то улеглось в душе Долгор, а приезд мужа вновь растревожил ее, вновь угрызения совести стали терзать ее сердце.

– Что случилось? – с беспокойством спросил Эрдэнэ, когда, увидев его, Долгор неожиданно расплакалась.

Долгор не ответила. Она никогда не лгала мужу и боялась, что, если он будет приставать с расспросами, она во всем чистосердечно признается, а этого она боялась еще пуще.

– Здоров ли Бато?

– Здоров, все хорошо...

– Тогда почему же ты плачешь? – Эрдэнэ ласково погладил жену по голове.

И первый раз за их долгую совместную жизнь Долгор сказала мужу неправду.

– Плохой сон про тебя видела.

Эрдэнэ рассмеялся.

– Голубка моя, что же ты из-за сна расстраиваешься? – И Эрдэнэ, успокоившись, сел к столу и налил себе чашку чаю.

В юрту вошел Итгэлт.

– Ну, как съездил, хорошо? – спросил он и сел рядом с Эрдэнэ.

– Хорошо. В одном айле вместо стригунка взял двухлетку. Ничего конь, если потренировать, к лету можно будет и на скачки пускать. Думаю, он понравится вам, – ответил Эрдэнэ.

Итгэлт сам налил себе чаю.

– Я видел. Особенно гнедой хорош, таких мало в нашем табуне.

– Я о нем и говорю.

– Конь хорош, но жена что-то у тебя приуныла. Что с тобой, Долгор? Муж приехал, а ты стоишь, будто в деревянных штанах. Разве так можно?

– Это она из-за сна расстроилась, про меня плохой сон видела, – сказал Эрдэнэ.

– Жизнь – это не сновиденье. Во сне одно, а в жизни другое, назидательно сказал Итгэлт и стал расспрашивать Эрдэнэ о новостях, которые ему удалось услышать в дороге.

Долгор вышла из юрты. Ей казалось, что весь свет окутала какая-то темная пелена.

– Сегодня день непогожий. Ты к вечеру приходи ко мне. У меня есть две бутылки русской водки, выпьем за удачную поездку, – сказал Итгэлт Эрдэнэ и, попрощавшись, вышел.

Через несколько дней Эрдэнэ поехал в монастырь проведать Бато. Возле большого молитвенного цилиндра на старых выделанных шкурах лежала старушка Буян. Эрдэнэ она узнала и, с трудом приподнявшись, проговорила:

– В этой жизни ты лишил меня куска хлеба. Но в следующей – я тебе отомщу. Пусть же провалится земля там, где ступаешь, и да низвергнешься ты на дно горящего ада.

А вечером она умерла. И никто не сокрушался об этом, но никто и не радовался, что одной нищенкой в хошуне стало меньше.

20

Дети быстро привыкают к новой обстановке. Привыкли и Бато с Хонгором к новой жизни, к новым порядкам, к новым обязанностям и поучениям своего наставника-ламы. Ходить за водой и выполнять другие тяжелые работы по дому приходилось Бато. Однажды, собираясь за водой, Бато попросил ламу разрешить Хонгору пойти с ним. Лама удивленными глазами посмотрел на мальчика.

– Хонгору за учение присылают еду, а ты должен ее заработать. Понял? сказал лама. Бато понял и выбежал из юрты.

Однако Хонгор сам помогал Бато. Он даже добился разрешения ламы вставать утром по очереди с Бато. Мальчики постоянно чувствовали голод. На завтрак и ужин им давали по два стакана чая без молока и по половине лепешки, а в обед – по две чашки жидкого супа. Как часто они теперь вспоминали привольное житье дома, сытную еду и своих маленьких друзей.

Бато учился лучше, чем Хонгор, но в жизненных делах Хонгор был гораздо хитрее и смышленее своего друга.

Когда к ним в гости приходил Цамба, любимый послушник ламы, их обоих заставляли готовить пирожки с мясом. Но как только пирожки были готовы, лама их выгонял из юрты во двор. Мальчики не любили сидеть дома, поэтому всегда с нетерпением ждали прихода Цамбы. У них часто спрашивали, зачем Цамба ходит к ним в гости, что там делает лама с Цамбой. "А мы не знаем, – отвечали мальчики, – мы готовим пирожки, а потом уходим".

Ничего нет труднее, чем зимою вставать рано поутру в остывшей за ночь юрте. А тут еще этот всегда придирчивый учитель. Он привязывал к рукаву дэла шнурок и, не поднимаясь с постели, срывал дэл со спящего, если тот просыпал время подъема. Конечно, тут сразу вскочишь, чтобы поскорее затопить очаг.

Перед Новым годом Хонгор долго возился у очага – готовил пельмени и пирожки. Чтобы утром подольше поспать, он схитрил – шнур, который лама привязывал к рукаву дэла, он привязал к ножке стола, на котором стояла глиняная статуэтка бога.

Утром глиняный бог с грохотом упал на пол, и мальчики проснулись. Пока они протирали сонные глаза, лама избил и виноватого Хонгора, и невиновного Бато.

Днем лама послал Хонгора к Цамбе, а Бато целый день чистил посуду и убирал юрту. Хонгор вернулся под вечер. Отведя Бато в сторону, он заговорщически прошептал:

– Знаешь, Бато, к Цамбе приехал тот самый Бадарчи, который избил бандзой дядю Тумэра и зашил его в сырую шкуру. Давай мы отомстим ему?

– А как?

– О, это не трудно. Идем! – сказал Хонгор. Бато послушно пошел за приятелем, хотя не мог даже представить, какой вред они могут причинить взрослому сильному человеку.

На окраине монастырского городка Хонгор остановился. Сюда приносили покойников. Хонгор отыскал человеческий череп и положил его за пазуху.

– Бадарчи сегодня вечером должен уехать. Я привяжу этот череп к его седлу...

Наступила ночь. Заяинский монастырь потонул в темноте. Бадарчи вышел от Цамбы, вскочил в седло и направил коня к юрте Чимиг. Вдруг он увидел, что к торокам что-то привязано. "Что там такое?" – подумал он и пощупал сверток. Там было что-то твердое, круглое. "Это, наверно, Цамба что-то на дорогу положил". Приехав к Чимиг, он снял седло и внес его в юрту. Ему не терпелось посмотреть, чем одарил его Цамба.

– О, небо! Что же это такое! – в ужасе воскликнул Бадарчи. Лицо его побледнело, губы затряслись.

– Что случилось? – спросила Чимиг спокойно, но, увидев "подарок", будто окаменела, не в силах сказать ни одного слова. Цэцэг выбежала во двор и разбудила соседей, рассказав, что оказалось в тороках у Бадарчи. Однако никто не захотел войти к ним в юрту. Ведь это злые духи послали Бадарчи зловещее предупреждение. Утром по этому поводу было устроено особое чтение молитв, и Бадарчи пришлось внести по совету гэгэна Зая выкуп богам.

В богослужении и молебне приняли участие и Хонгор и Бато. Присутствовавшие на молебне люди считали, что это очень плохое предзнаменование, видно, скоро вспыхнет страшная эпидемия. И они несли в монастырь последние деньги в надежде, что боги заступятся за них и беда минует. А монастырским сплетницам это происшествие дало право говорить о любовных связях Бадарчи и Чимиг.

После молебна Хонгор отвел Бато в сторону и вытащил из-за пазухи два длинных хадака.

– Оказывается, во время молебна можно незаметно положить за пазуху хадаки, лежащие перед статуэтками богов, – сказал Хонгор. – Я думаю, они нам пригодятся. Пошли на базар!

На базаре ребята продали хадаки и накупили пирожков. Давно они так сытно не завтракали. Что ж, если их учитель так жаден, они сами найдут средства полакомиться.

Довольные, они направились домой. Во дворе они увидели знакомых лошадей. Это же кони Итгэлта, Эрдэнэ и Солонго!

И они не ошиблись. В юрте они увидели своих близких. Мальчики были очень рады приезду родных, но вдруг в смущении остановились у двери. Солонго тоже стояла не двигаясь. Когда они ехали сюда, она так радовалась. Наконец-то она увидит товарищей своих детских игр! Но сейчас, увидев Хонгора и Бато в красных дамских дэлах с косыми воротниками, в синих рубашках, она смутилась и, покраснев, прижалась к отцу.

– Мои ученики, кажется, будут хорошими ламами, – сказал лама-учитель.

– Не озорничают?

– Бывает. Но ничего... Ну, Бато, принеси дров и замороженные пельмени, что в желтом мешке. Будем угощать гостей.

Ужин прошел оживленно, все были веселы, а когда наступило время расставаться, Хонгор и Бато чуть не расплакались. У каждого из них готово было сорваться с языка: "Возьмите нас с собой". И все же мальчики сдержались. Как-никак они теперь почти мужчины – нельзя поддаваться горю. Но их выдали слезы, они неудержимо текли по лицам.

– А сынок, кажется, набирается уму-разуму. Скоро совсем самостоятельным мужчиной станет. Это хорошо, – сказал Эрдэнэ.

– И все-таки ламы вряд ли из них получатся. А если и получатся, то современные, все время будут тянуться к светской жизни, хоть и наденут дэлы с косыми воротниками, – ответил Итгэлт.

– Почему? Вы видели, как они работают? А как готовят? Совсем заправские ламы.

21

Итгэлт поехал в Ханундэрский монастырь по торговым делам. С собой он взял Эрдэнэ. Там они встретились с Пурэвом, который пригласил их к себе в гости.

Двор тайджи Пурэва занимает почти целую улицу Ханундэрского монастыря. Хотон Пурэва находится в степи, но все ценное имущество и товары собраны здесь.

Пурэв встретил гостей тепло. Он угостил Итгэлта и Эрдэнэ водкой и жирным мясом. Опьянев, Пурэв решил похвастаться перед Итгэлтом своим богатством и повел гостей по своим лабазам. В одном из них были сложены штуки шелка, чесучи, тюки чая, ящики с табаком. В другом было полно муки, риса, пшена, стояли ящики с урюком и китайским печеньем. Еще в одном хранились ремни, конопля, топоры, котлы, новые войлочные подстилки, разных размеров ковры, тюфяки, кувшины, ложки, металлические тарелки и многое другое. Шесть лабазов, которые они осмотрели, были заполнены товарами. Эрдэнэ таращил глаза от изумления – таким богатством может располагать еще разве что владыка гор. А Итгэлт лишь ухмылялся. Пощупав кусок шелка, он понял, что всё тут или сгнившее, или порченое. Да и как не портиться? Воздух влажный, спертый, а товары лежат здесь не один год.

Пурэв расхвастался. Он рассказал, что склады эти заложил еще его отец, а он сам привез из Пекина шелк и чесучу.

– О, эти товары вечны! Когда будет надо, я их продам, и с большой выгодой.

Итгэлт только посмеивался. Но скоро ему надоело слушать пьяное бахвальство Пурэва, и он заговорил о покупке пятидесяти голов крупного рогатого скота. Сделка состоялась. Задаток Итгэлт дал русскими деньгами.

– А не упадут ли в цене русские деньги? Что-то война у них там с немцем затягивается? – спросил Пурэв.

– Что ты! Разве деньги белого царя могут упасть в цене? – ответил Итгэлт.

– Но остальное ты все же постарайся дать серебром.

– Там видно будет.

Итгэлт и на этот раз был себе на уме. Поняв, что русско-германская война затягивается и русские деньги обесценятся, он решил сбыть их с рук.

По дороге домой Эрдэнэ спросил у Итгэлта:

– Есть ли еще такой богатый человек в Монголии, как этот Пурэв?

– Дорогой Эрдэнэ, ты просто глуп. Его богатство – один прах. Шелк его гнилой, зерно заражено головней, железные товары съела ржа. Пойми, товар любит движение. Монеты и те портятся, если лежат без движения. В коммерции важен оборот, тогда и медяки принесут проценты. Из всего надо извлекать выгоду, даже из собственной жены.

– Это как же?

– По-всякому. В общем, коммерция – хитрое дело.

Спустя несколько дней Пурэв был в своем кочевье. Однако жена его не встретила.

– Где княгиня? – спросил Пурэв у слуг.

– Утром она велела оседлать коня и куда-то уехала.

– Куда?

– Поехала вверх по долине.

Выданная замуж по указу богдо за Пурэва, Туя скрепя сердце смирилась со своей судьбой. Она не любила старого тайджи и большую часть времени проводила в молитвах. А вскоре к ней пришла беда пострашнее. Всего несколько ночей провела она во дворце богдо-гэгэна, но этого было достаточно, чтобы заболеть страшным недугом. Когда Туя узнала о своей болезни, она пришла в ужас. Неужели ей заживо придется гнить на этом свете? Женщина решила, что она прогневила богов и те наказали ее. Сперва она усиленно молилась, надеясь заслужить исцеление, но болезнь прогрессировала, и обезумевшая Туя решила покончить с собой, видя в этом предопределенную богами судьбу.

И вот она приказала оседлать ей коня и поехала вверх по течению Тамира, ища уединенное место.

Пурэв решил отправиться на поиски жены, хотя ему доложили, что в разные стороны по долине уже выехали слуги. Пурэв не очень спешил. Он плотно пообедал, выпил полбутылки водки, отдохнул и только после этого велел оседлать коня. Но в седло он так и не сел.

Во двор влетел на коне один из слуг, посланный на поиски княгини.

– Что случилось? – крикнул Пурэв, когда всадник, остановив коня, спрыгнул на землю.

– Несчастье! Княгиня утонула!

– Что?

– Княгиню боги призвали!

– Тую? Где она?

– У Высокого яра.

– Что же это она сделала? Какое несчастье!

К месту происшествия послали телегу, и к вечеру Тую привезли.

А воды Тамира, где она нашла свою смерть, текли спокойно, как будто ничего и не случилось.

Пурэв не позволил вносить труп жены в юрту, и уже на следующий день Тую похоронили.

Боясь, как бы душа самоубийцы не превратилась в злого духа, который может поселиться в его хотоне, Пурэв в тот же вечер привез из Ханундэрского монастыря ламу. Началось чтение молитв, были принесены богам дары, чтобы душа Туи переселилась на тот свет согласно обряду.

Пурэв горевал недолго. Уже через несколько дней он стал подумывать о новом сватовстве. Но ночевать в своей юрте он все же побаивался и велел батраку стелить постель у себя – все-таки с телохранителем спокойнее.

Как-то Пурэву не спалось, и он в уме стал перебирать местных красавиц. Вдруг среди ночи залаяла собака, послышался цокот копыт. Кто-то подъехал к юрте с западной стороны.

– Эй, соня! Там кто-то приехал, вставай! – крикнул Пурэв спавшему батраку.

Батрак потянулся, хотел было встать, но в это время дверь юрты открылась, и при свете лампады они увидели высокого широкоплечего человека в темном дэле. Войдя, он осмотрелся и подошел к Пурэву.

– О, боже мой! – крикнул в испуге Пурэв и вскочил с постели. Он узнал Тумэра. – Вяжи его! – закричал он батраку.

Батрак подскочил к Тумэру, но тот одним ударом сбил его с ног.

Тумэр схватил Пурэва за горло.

– Пощади мою ничтожную жизнь, – заикаясь, прохрипел Пурэв.

– Ты забыл мои слова? Я ж тебе говорил, что, если обидишь Улдзи, будешь иметь дело со мной, – гремел бас Тумэра.

Пурэв сложил молитвенно ладони, воздел руки к небу и едва слышно пролепетал:

– Пощади! Я сделаю все, что ты скажешь!

– Я тебя увезу в лес и брошу на съедение волкам, – стиснув зубы, сказал Тумэр.

Пурэв взвыл нечеловеческим голосом. Он бросился перед Тумэром на колени и, ползая у него в ногах, молил о пощаде.

– Если до завтрашнего дня не возвратишь все, что взял у Улдзи, смотри... – сказал Тумэр и ногой оттолкнул Пурэва от себя.

Продолжать было незачем – Пурэв упал без чувств.

Тумэр исчез так же внезапно, как и появился. Батрак, придя в себя, смотрел на лежавшего без сознания хозяина и приглушенно смеялся. Но, опасаясь, как бы грозный гость не вернулся, сидел не шевелясь и украдкой поглядывал на дверь.

Но вот Пурэв пришел в себя. Осоловелыми глазами он повел вокруг и, заметив батрака, сказал:

– Видел, это был сам хозяин Ханундэра. Он ушел? Твое счастье, а то бы тебе досталось. Но об этом никому не говори! Понял?

На другой день Пурэв отправил Улдзи все, что забрал у него во время болезни Тумэра.

На рассвете Тумэр переправился через Тамир и скрылся в горах. Ночью он хотел встретиться с Эрдэнэ. Но где стоит его юрта, он не знал. Привязав коня к дереву, Тумэр вынул трубку и закурил. Но какая юрта брата? Войдешь в чужую – еще напугаешь людей. В это время к кромке леса подошло стадо: это Дулма пригнала сюда своих овец.

Тумэр решил спросить у девушки, как ему найти Эрдэнэ. Но тут к девушке подъехал всадник на красивом гнедом коне. Тумэр сразу узнал и коня и всадника. Это был Бадарчи, а под ним шел, гарцуя, тот самый гнедой жеребец, которого они угнали с Тугжилом.

Бадарчи уже неоднократно пытался овладеть Дулмой, но всякий раз что-то мешало ему.

– Ну, любушка, как поживаешь?

– Хорошо. А вы?

– Я живу хорошо, только вот давно хочу узнать, на самом ли деле ты так хороша, как о тебе говорят твои возлюбленные. Не подаришь ли ты и мне немножко своей ласки?

– Дарить ее каждому встречному, так самой ничего не останется.

– Итгэлту и Цамбе дарила, а мне жалеешь. А я ведь не хуже их. – С этими словами Бадарчи спрыгнул с коня и подошел к женщине. Дулма бросилась к своему коню и хотела вскочить в седло. Однако Бадарчи схватил ее и стянул на землю.

– Ну чего, дура, упрямишься! Ведь никто не узнает, – тяжело дыша, проговорил Бадарчи.

Но Дулма не собиралась соглашаться. Она вырвалась, но Бадарчи легко подмял ее под себя. И тут на его плечо легла чья-то тяжелая рука.

– Не смей обижать женщину! – раздался над его ухом твердый и властный голос.

Бадарчи обернулся.

– О, да это ты! Сам идешь в руки! – Бадарчи зло рассмеялся.

– Проваливай отсюда подобру-поздорову. Не забывай, что поймал ты меня, когда я лежал без памяти. А женщину эту не тронь, не то...

Бадарчи не дал договорить Тумэру и первым бросился на него. Но Тумэр был начеку, он схватил шею Бадарчи и так стиснул ее, что хрустнули шейные позвонки.

Бадарчи понял, что сопротивление бесполезно. Он встал и подошел к коню.

– Ладно, сегодня твоя взяла, но помни, паршивый вор, от меня ты все равно не уйдешь!

– Вор, говоришь? Да ведь ты сам на ворованном коне сидишь. Смотри, как бы нам вместе за решетку не попасть, – смеясь, ответил Тумэр. – А теперь убирайся отсюда, пока жив.

Бадарчи не стал себя долго упрашивать, он хлестнул коня и вскоре скрылся из виду.

Дулма привела себя в порядок, заплела косу и отряхнула подол.