Текст книги "Прозрачный Тамир"

Автор книги: Чадравалын Лодойдамба

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Эрдэнэ решил, что солдат сейчас же разгонят. Однако другой чиновник улыбнулся и примирительно сказал:

– Дорогие солдаты, успокойтесь. Идите в казармы. А тех, кто виноват в плохом снабжении, мы накажем. Снабжение будет улучшено.

В это время из министерства вышел еще один чиновник с павлиньим пером на шапке, вероятно, рангом повыше. Равнодушно оглядев солдат, он скривил рот в презрительной усмешке.

– Мы голодны, как волки. Наведите порядок в нашем снабжении! – крикнул кто-то из солдат.

– Молчать! Ты кто такой? Бунтовать?!

Солдаты загалдели. Раздались выкрики:

– Требуем наказать тех, кто ворует наши продукты, а взамен дает нам дерьмо!

– Мы не уйдем, пока снабжение не будет улучшено!

– Если вы не примете мер, чтобы упорядочить наше питание, мы пойдем прямо к министру! Ребята, айда! – крикнул Доржи, выступая вперед.

Чиновник побледнел, надменность его будто ветром сдуло.

– Солдаты, обещаю завтра же улучшить ваше питание. Только успокойтесь и идите в казарму, – сказал он, вытирая платком вспотевший лоб.

Затем вышел лама, он тоже просил солдат вернуться в казарму, заверяя, что недостатки в снабжении будут устранены.

– А вас не накажут? – спросил Эрдэнэ у Доржи.

– Если бы мы ходили в одиночку, нас, как сусликов, переловили бы. А так что они нам сделают? Не зря говорят, что дружные сороки и изюбря заклюют.

Эрдэнэ невольно подумал: "А ведь прав был Петр, когда говорил, что, если люди объединятся, они могут добиться всего, чего захотят".

7

Морозным туманным утром по дороге, проложенной по льду Тамира, скакали два всадника. Это были Итгэлт и Галсан. Итгэлт спешил на встречу с Павловым.

Приезд Павлова зимой был необычен, и Итгэлту не терпелось узнать, чем он вызван.

"Что-то произошло, – думал Итгэлт, – но что?"

В свой прошлый приезд Павлов говорил, что в Тункинском районе надо построить бойню. Вспомнив об этом, Итгэлт решил, что Павлов хочет поторопиться со строительством. Летом Павлов привез много новостей. Он рассказал, что царское правительство в России свергнуто, что установлена новая власть, которая поддерживает богатых людей, что война с Германией будет вестись до победного конца и что их прибыли будут расти, так как цены на скот поднимутся.

"Наверное, привез хорошие вести. С этим Павловым можно много заработать", – думал Итгэлт и погонял коня.

Но вот и павловская усадьба, из трубы весело вьется голубой дымок.

Не успел Итгэлт соскочить с коня, как на пороге дома показался Павлов с женой и дочкой.

"Что это, и с женой и с дочкой приехал! Непонятно", – подумал Итгэлт и, отдав повод Галсану, пошел навстречу Павлову.

– Ну как, друг, угостишь с дороги русской водочкой? Совсем я окоченел! – весело сказал Итгэлт, здороваясь с Павловым.

Павлов кисло улыбнулся. Итгэлт заметил, что хозяин не в духе.

– Мое почтение, что так невесел? – спросил Итгэлт.

Павлов молча обнял Итгэлта, поцеловал и ввел в дом.

– Дорогой Итгэлт, пропали мы, нет больше великой России, – сказал Павлов, усаживая гостя на диван.

Итгэлт с удивлением оглядел присутствующих.

– Нехорошие слова говоришь, – сказал Итгэлт, – не пойму я их.

– Россия-матушка попала в беду.

– Какую? Неужели войну проиграла?

Только сейчас Итгэлт заметил, что в доме царит беспорядок, всюду ящики, чемоданы, узлы.

– Хуже, – ответил Павлов. – В России был мятеж. Власть захватили большевики. Всех богатых людей они грабят, ограбили они и меня, все мое имущество пропало. Вот все, что от него осталось, да еще жена с дочкой. Мы насилу ноги унесли.

– Это какие-то безбожники, – сказала жена Павлова, – им все нипочем. И она заплакала.

– Плохо, – сказал Итгэлт. – Надо их всех заарканить и сослать в Сибирь. Почему это не сделали?

– Почти вся армия перешла на их сторону, – с раздражением ответил Павлов.

– Галсан, – сказал Итгэлт, – садись на коня и скачи к Буянту, возьми несколько бутылок водки и говяжью ногу. Скажи, что мне еще нужно два мешка овощей. Понял?

Галсан бросился исполнять распоряжение своего хозяина.

Итгэлт и Павлов, попивая водку, проговорили целую ночь. Павлов, опьянев, стучал кулаком по столу и на чем свет стоит ругал новую власть. Скрипя зубами, он грозил со всеми свести счеты, однако, что сделает, он еще не знал.

– И в деле бывает неудача, и в черноземе попадается солончак. Не надо раздражаться, – говорил Итгэлт. – Мы с тобой компаньоны, значит, пока у меня есть деньги, ты не сядешь на мель.

Павлов был растроган, он с благодарностью посмотрел на Итгэлта и бросился его целовать.

Желая успокоить своего друга, Итгэлт вместе с Павловым ходил по китайским торговым фирмам, где их радушно встречали и обещали дать товары в кредит. Павлов оправился от удара и стал подумывать, что предпринять дальше.

Как-то они зашли к Буянту.

– Вы вот не хотите меня принять в свою компанию, а если нас будет трое, все деньги мира потекут в наши карманы, – сказал Буянт.

– Ты ведь страшный скряга, ну как с тобой водить компанию?

– Тут дело не в скупости, просто не хватает капиталов. А сейчас самое время заняться торговлей с Китаем, раз в России идет смута, – ответил Буянт, наливая друзьям подогретую водку.

Буянт всего несколько лет назад приехал в Монголию. Здесь он обзавелся крупным магазином, но встать на ноги еще не успел. Поэтому пока он торговал только кожей да шкурами. Однако с каждым годом доходы его увеличивались.

– Хорошо. Если ты станешь нашим компаньоном, какой торговлей предлагаешь заняться? – спросил Павлов.

– Любой, в Китае в хорошей цене и овцы и лошади.

– А не проведешь? – спросил Итгэлт.

– Как можно!

– Ладно, посмотрим, сколько ты вложишь денег, тогда и решим. А я тут кой-что надумал пока.

Спустя месяц Павлов приехал к Итгэлту.

– Я, друг, решил поехать на родину. Посмотри тут за моими, – попросил он.

– Зачем едешь?

– Сводить счеты. Они победили нас временно. Мы их все равно побьем, и вот тогда я им покажу, кто такой Павлов.

– Их всех надо перевешать, – категорически заявил Итгэлт.

– И перевешаем.

– А еще лучше перерезать, как ягнят. Но где вы достанете оружие?

– Найдем. Я не один.

Через несколько дней Павлов уехал.

– О жене и дочери можешь не беспокоиться, я о них позабочусь, – сказал Итгэлт на прощание Павлову, – а это тебе пригодится. – И он протянул другу маузер.

8

К исходу зимы семья Тумэра перекочевала в Халзан-Хад и там поджидала весну. Когда стало теплее и снежный покров почти стаял, скот Тумэра был еще упитанным, и это радовало душу.

Спустились сумерки. Тумэр и Дулма стояли у люльки.

– Ну как?.. Настоящий ведь мужчина, правда? – глядя на сына, сказал Тумэр.

Дулма взяла чистые пеленки. Она хотела перепеленать сына и положить его обратно в люльку.

– Пусть порезвится на свободе, – сказал Тумэр.

– А не простудится?

– Что ты, в юрте тепло. Вот подрастет, дам я ему буланого коня... Смотри, понимает, улыбается, рад. О, он же настоящий мужчина.

Тумэр стал разжигать огонь в очаге. Лепет ребенка, голос жены, баюкающей сына, наполняли сердце Тумэра безмерной радостью.

Вдруг залаяла собака. Тумэр прислушался.

– Кажется, двое.

Вскоре послышался голос:

– Отгони собаку!

Тумэр вышел. К юрте подходил человек, ведя в поводу двух коней.

Отогнав пса, Тумэр пригласил гостя в юрту. "Наверное, издалека", подумал он.

Поздоровавшись, незнакомец уселся на разостланный Дулмой коврик. Он рассказал, что сам уроженец Шагдаргунского хошуна и несет уртонную службу. А сейчас едет за жалованием.

Тумэр вышел, стреножил коней гостя и снова вернулся в юрту. Не знал он, что этот человек говорил неправду. Просто он был подослан мстительным хозяином овец, чтобы найти повод для ареста Тумэра.

Приезжего накормили, уложили спать. Ночь прошла спокойно, а утром гость сказал, что один конь у него совсем приустал и потому он его взять с собой не может.

– Это не гнедой ли? – спросил Тумэр.

– Да, он.

– Я еще вчера заметил, что он слаб на ноги, – сказал Тумэр, – но как же вы обойдетесь одним? Вам ведь нужен второй.

– В дороге всегда нужен второй. Может, у вас найдется лишний? Я бы дал в придачу денег.

– Путнику нельзя отказать в просьбе. Хорошо, я дам вам коня, а на обратном пути снова поменяемся.

– Значит, совсем отдать не хотите?

– А зачем? Ведь вам он нужен только в дороге.

– Ладно, значит, я оставляю гнедого?

– Хорошо.

Гость обрадованно улыбнулся, поблагодарил и вскоре уехал. Поручение хозяина он выполнил – оставил Тумэру гнедого коня с особым клеймом.

А через несколько дней к Тумэру приехал уже другой человек. Увидев у Тумэра гнедого коня, он заявил, что конь этот его – у него угнали целый табун. Так Тумэра обвинили в краже целого табуна лошадей, и по приказу хошунной администрации он был арестован.

Тумэр в свое оправдание даже не мог назвать имени человека, оставившего ему гнедого коня, потому что сам не знал его, однако он наотрез отвергал обвинение.

Тумэра, заковав в ручные кандалы, посадили в тюрьму.

Дулма была в отчаянии. Несколько раз она ездила на свидание с мужем, но не могла его добиться. Наконец, отдав свое золотое кольцо старшему надзирателю, она получила разрешение на одну встречу.

И вот в полдень Дулма перешагнула порог тюрьмы. Еще в коридоре в нос ударил спертый воздух. Со всех сторон из-за решеток на нее смотрели изможденные лица.

– Вот твой Тумэр! – сказал сопровождавший Дулму надзиратель, показывая на арестанта с худым заросшим лицом. Арестант, увидев Дулму, улыбнулся и, звеня кандалами, направился ей навстречу. Дулма, рванувшись к Тумэру, споткнулась и упала. Хотела встать и не смогла. Она только обняла ноги Тумора и заплакала.

– Не плачь, родная, встань! – сказал Тумэр и помог Дулме подняться.

– Как твое здоровье, мой милый? – плача, спросила Дулма.

– Хорошо. Как вы?

– У нас все в порядке, не беспокойся.

Тумэр спросил о сыне, о хозяйстве. О себе он ничего не говорил, рядом находился надзиратель.

Дулма со слезами на глазах причесала мужа, заплела ему косу и передала еду, которую принесла.

Свидание кончилось. Они поцеловались, и Дулма пошла к выходу. И вдруг Тумэр запел. Пел он песню "Жеребенок князя Эрдэнэ". Дулма замедлила шаг. Но почему Тумэр изменил кое-где слова песни? Эти две строки ей незнакомы:

Встретимся снова двадцатого

На южном склоне песчаного холма...

И эти тоже:

На рассвете следующего дня

Я приду к тебе.

На этом пение оборвалось.

Дулма хорошо знает, что Тумэр поет эту песню, когда мчится по степи на коне или что-то задумал.

– Почему ты всегда поешь только эту песню? – спрашивала она не раз.

– Когда едешь в далекий путь, песня становится другом. Она напоминает о родном кочевье, а когда устаешь, придает силы, – отвечал Тумэр и смеялся.

"Не зря Тумэр пел эту песню сейчас, – решила Дулма. – Тут что-то не так. И слова изменил не зря. Значит, он что-то хотел мне сказать".

Но вот ее взор просветлел, и радостная улыбка озарила лицо. Она разгадала смысл этих слов. Ну конечно, он говорил ей, что придет на рассвете в условленное место – к подножию песчаной сопки. Дулма от радости сама запела знакомую песню и пустила коня в галоп.

Когда она вошла в юрту, ее встретил плач ребенка. Она взяла его на руки и дала грудь. Но ребенок груди не брал.

– Он весь горит, – сказала соседка, на которую Дулма оставляла сына. Действительно, ребенок весь так и пылал.

Соседка пошла к себе и принесла какое-то лекарство, но температура не понижалась. На следующий день поехали за лекарем, пришлось отдать ему овцу, только лекарь не помог. Тогда Дулма пригласила ламу. Этот стоил подороже из домашнего стада к нему перекочевала корова. Но и чтение молитв не помогло. На третью ночь ребенок стал задыхаться, а к утру затих навсегда.

Дулма рвала на себе волосы.

– О боже, что скажу я отцу? Сыночек, открой глазки, вернись к жизни, пощади меня, – кричала она, обнимая холодное тельце.

– Крепись, доченька, – говорила соседка, – что же теперь мы можем сделать? На то воля богов.

Дулма с помощью соседки похоронила сына. Вернувшись в юрту, она упала без сознания и только к вечеру пришла в себя. Тяжело у нее было на душе, но так уж устроен человек, что он может переносить самые тяжкие страдания. Пережила свое горе и Дулма. Может, перенесла она его легче потому, что наступило девятнадцатое число, а значит, завтра на рассвете она увидит Тумэра. Вечером Дулма оседлала двух коней, взяла продукты и поехала к условленному месту – песчаной сопке. Здесь она будет дожидаться рассвета.

Сердце ее билось, как пойманный в силок перепел. То и дело она принималась плакать. Разноречивые чувства переполняли ее – радость от предстоящей встречи и страх. Ведь не известно, что скажет муж, когда узнает о смерти сына.

Подул свежий ветерок, на востоке стала заниматься заря. Вдруг она услышала голос Тумэра, он звал ее, с трудом передвигая закованные в кандалы ноги. Трудно описать словами первые минуты их встречи.

– Ну, теперь айда домой, возьмем сына и уедем отсюда, – сказал Тумэр.

Дулма ответила не сразу.

– Может, лучше тебе уехать, а мне с сыном потом? С перевала я видела, как к нашей юрте подъехало несколько всадников. Может, это за тобой? сказала она после некоторого молчания.

– Хотелось поцеловать сына перед отъездом. Но придется, видно, сразу податься в горы. Ты туда привози сына.

– Нельзя, милый, уезжай подальше. Мы с сыном проживем! На вот, возьми! – сказала Дулма и протянула Тумэру напильник.

– Может, и вправду лучше сделать, как ты советуешь? А сынок-то стал говорить?

– Да, уже говорит "папа". Но торопись, милый, время не ждет!

Тумэр распилил кандалы и зарыл их в песок, чтобы в них еще раз не заковали невиновного человека.

– А ты по три раза в обе щеки поцелуй сына, – произнес он. – Скажи ему, что отец скоро вернется и заберет его с собой. – Тумэр задумался и машинально стал есть пирожки, которые привезла Дулма. Затем, как бы отвечая на свои мысли, сказал: – Хотел я пожить тихо, по-людски, но, оказывается, нельзя. Теперь попробую иначе.

Тумэр поцеловал жену и вскочил на коня.

– Ну, Дулма, прощай! Скоро увидимся. Береги сына!

Когда муж скрылся из виду, Дулма упала на землю и забилась в плаче.

В полдень она была уже дома, а вскоре к юрте действительно подъехало несколько всадников. Это были тюремные стражники, посланные на розыски беглеца.

Дулму привезли в хошунную канцелярию. Ее долго допрашивали, потом избили. Но Дулма на все вопросы твердила одно: "Ничего не знаю, это вы должны сказать, где мой муж".

Не добившись ничего, ее отпустили.

9

Осенью 1919 года Монголию оккупировали войска китайских милитаристов. Захватив Ургу, они свергли монгольское автономное правительство и установили свою военную администрацию. После этого воинские части покинули столицу и направились на северо-восток, к границе с Советской Россией. По пути китайские солдаты грабили мирных жителей, насиловали женщин, угоняли скот. Стон стоял над монгольской степью. Люди бежали в горы, спасаясь от жестоких оккупантов.

На берегу Тамира расположился небольшой китайский отряд, всего человек пятнадцать. Но они уже успели ограбить все близлежащие айлы.

Бадарчи, решив снискать расположение оккупантов-гаминов, забрал у своих земляков несколько лошадей и направился в отряд. "Черт с ними, отдам им лошадей, может, скорее уберутся отсюда", – думал он. Но все обернулось по-другому. Гамины встретили гостя недружелюбно, хотя Бадарчи всем своим видом говорил, что готов услужить новым хозяевам.

Подогнав лошадей к палаткам, он соскочил с коня и подобострастно крикнул:

– Здравия желаю, уважаемые, прошу простить, что не встретил вас раньше, я в этих местах сейчас самый старший начальник.

– Этот монгол, кажется, хитрит. Заехал случайно, а теперь выворачивается! – сказал начальник отряда своим солдатам.

– Ясное дело.

Бадарчи не знал китайского языка, а китайцы не понимали монгольского. И вот какой диалог, произошел между Бадарчи и начальником китайского отряда.

– Мы заберем у тебя коней! – грозно крикнул начальник отряда.

– О, я очень хороший человек и готов служить вам, – ответил Бадарчи.

– Если не дашь коней, тебя расстреляем.

– Меня зовут Бадарчи. Я чиновник Луу-гунской хошунной канцелярии.

– Мы продырявим твою башку! – Китаец приставил указательный палец ко лбу.

– Я все сделаю для вас, только дайте мне двух солдат: я достану вам все, что хотите.

– Мы берем твоих коней, понимаешь? А ты убирайся ко всем чертям, да побыстрее! – кричал старший, наступая на Бадарчи.

– Хотите, я приведу вам баб?

– Оседланного коня возьму я, а остальных берите вы, – распорядился начальник отряда. – Этот пень ничего не понимает.

Солдаты быстро разобрали коней, а коня Бадарчи подвели к начальнику и передали ему повод.

Бадарчи подумал, что тот передаст повод ему и протянул было руку, чтобы взять его. В это время на руке Бадарчи сверкнуло золотое кольцо. Старший сразу же стянул его с пальца Бадарчи.

"Кажется, дело принимает плохой оборот, – подумал Бадарчи, – пора удирать". И он взялся за повод, который все еще оставался в руках у китайца.

И вдруг китаец вытащил пистолет и, что-то крикнув, дважды выстрелил выше головы Бадарчи. Тот от испуга даже присел.

Солдаты загоготали. Бадарчи попытался тоже засмеяться, но улыбка у него не получилась, он лишь оскалил зубы.

– Убирайся отсюда, да поживей! – крикнул старший и направил на него пистолет. Испуганный Бадарчи стал неуклюже пятиться под громкий смех солдат.

Так бесславно окончилась попытка Бадарчи войти в контакт с оккупационными войсками. Усталый, обозленный неудачей, Бадарчи в полночь вернулся в стойбище. Но там было пусто. Его земляки решили не испытывать судьбу и убрались от гаминов подальше. А тут, как на грех, небо заволокло тучами, засверкала молния, и начался ливень. Продрогший Бадарчи заночевал в степи, дожидаясь наступления утра.

Всю ночь лил дождь, Тамир запенился и вышел из берегов. Лишь к полудню дождь перестал, небо прояснилось и солнце вновь осветило землю.

Удрученный неудачей, сожалея о потерянном кольце, брел Бадарчи к Луу-гунскому хошуну. И вдруг лицом к лицу столкнулся с Тумэром, который ехал навестить Улдзи и затем собирался встретиться с Долгор.

У Бадарчи подкосились ноги. Вот так встреча! "Теперь мне не уйти от этого проклятого сайнэра, он мне все припомнит", – подумал Бадарчи и хотел было пройти мимо всадника. Но Тумэр уже узнал своего врага и остановил коня.

– Здравствуй, Бадарчи! Хорошо ли живешь?

– Здравствуй. А как ты? – ответил Бадарчи на приветствие, опустив глаза.

– Вот видишь, недаром говорят, что должника встретишь на базаре, а врага на перевале. Вот и мы с тобой встретились!

– Выходит, недаром.

Он со страхом ждал, когда толстый кизиловый кнут Тумэра опустится на его голову.

– Ты где же коня потерял? Или пропил?

– Нет. Меня обокрали гамины.

– Гамины, говоришь? – заинтересовался Тумэр.

– Да. Ты, наверное, хочешь рассчитаться со мной?

– Я не из тех, кто сводит счеты, когда человек совсем без сил, ответил Тумэр и, спрыгнув с коня, подошел к Бадарчи.

Бадарчи вытащил нож, он приготовился к смертельной борьбе.

– Ты что? Брось, не надо. Если бы я хотел покончить с тобой, зачем бы я стал сходить с коня? А то смотри, я снова вскочу в седло! – И Тумэр весело рассмеялся.

Бадарчи не уловил в смехе Тумэра ничего угрожающего. В самом деле, если бы Тумэр хотел его убить, он сделал бы это без всякого труда.

– Коли не держишь камня за пазухой, и я бросаю нож. Ничего, был день, когда мы поссорились, но, может, настанет и такой, когда мы помиримся.

– Мы ведь с тобой, кажется, встречались только в прошлом году. Давай поздравим друг друга с новым годом, – сказал Тумэр.

Они поздоровались за руку, а затем уселись рядом на землю. Бадарчи рассказал, как с ним поступили гамины. Однако он утаил, зачем приезжал.

– Они везде бесчинствуют, я по дороге сюда насмотрелся. Люди в панике бегут. Много побитых видел, – сказал Тумэр и, помолчав, спросил: – А сколько их там?

– Больше десятка, – ответил Бадарчи, – и все при оружии.

– Говоришь, больше десятка? Это немного, давай нападем на них?

– У них ведь винтовки, – сказал Бадарчи.

– Мы разом налетим, они не успеют и опомниться. Понял? Только бы отрезать путь к оружию.

– Надо подумать, – сказал Бадарчи. – У тебя что-нибудь есть пожевать? Совсем я голодный. Вот поем, а там видно будет.

Тумэр из переметной сумы достал вареное мясо.

– Опасное дело ты задумал, – говорил Бадарчи, пережевывая еду.

– Ну, хватит. Срежем сейчас две дубины, ты сядешь на моего коня, он под седлом, а я сяду на неоседланного, и айда, – решительно сказал Тумэр и встал.

Бадарчи, подчиняясь воле своего отважного спутника, тоже поднялся.

Гамины сушили свою промокшую одежду и грелись на солнце. Винтовки их стояли в козлах перед палатками. Солдаты сидели группами по три-четыре человека.

Тумэр и Бадарчи налетели на гаминов внезапно, отрезав им путь к оружию. Тяжелые дубины и толстые монгольские кнуты, от ударов которыми замертво падают волки, заработали с ужасающей быстротой. Солдаты бросились врассыпную, но везде их настигали удары Бадарчи и Тумэра. Лишь командир сумел выхватить пистолет и уже направил его на Бадарчи. Но Тумэр подоспел вовремя – выстрела не последовало. Вскоре все было кончено.

Повернув коня, Тумэр увидел, как Бадарчи дубиной добивал тех, кто еще подавал признаки жизни. Тумэр спрыгнул с коня и наклонился над убитым гамином. Перед ним лежал парнишка, которому не было и двадцати лет. Тумэр пощупал пульс. Нет, сердце уже перестало биться навсегда.

– Что ж, сам пришел, мы тебя не приглашали, – прошептал Тумэр.

– Ну, давай теперь делить трофеи, – предложил Бадарчи. – Ты, верно, возьмешь пистолет?

Тумэр задумчиво смотрел на небо.

– Зачем он мне? – ответил он как-то нехотя и вскочил на коня.

10

Наступила весна. Пришла она и в Заяинский монастырь. Под березами показалась трава. На улицах стояли лужи, с каждым днем становилось теплее. Время от времени поднимался ветер, приносил откуда-то снежную порошу, но весна побеждала, и цвет неба с каждым днем становился голубей. Весною особенно сильно тянет в родные края, к своим кочевьям. Тянет домой и мальчишек-послушников, они ждут не дождутся дня, когда смогут отправиться по домам на каникулы.

В большом храме Заяинского монастыря в заднем ряду сидел Хонгор и рассказывал своим новым приятелям, как на надоме в Луу-гунском хошуне он скакал на быстроногом коне. В это время богослужение закончилось.

Ламы и прихожане степенно выходили из храма, а послушники пулей вылетали из дверей, разбегаясь во все стороны.

Как только Хонгор показался на улице, к нему подбежали трое.

– Хонгор, отлупи Жаргала. А мы тебя за это отблагодарим.

– Что, небось дразнили Жаргала и получили по морде? Да? – спросил Хонгор, важно надув губы.

Жаргал – нищий мальчик, который однажды побил Хонгора и Бато. Он жил с матерью на окраине монастыря в темной юрте-лачуге. Суровая жизнь научила Жаргала многому, в том числе не давать себя в обиду послушникам. Если случалась ссора, он первым начинал драку.

Хонгор в монастыре тоже научился этому нехитрому делу. Вначале он вел бои с тихими послушниками, а в последнее время стал затевать ссоры только с известными драчунами. Эти ссоры стали своего рода доходной статьей – Хонгор брал плату с тех, кто просил его побить обидчика. Но с Жаргалом после того случая он не дрался. И не потому, что они друг друга боялись, просто не было повода.

И вот теперь Хонгора просили наказать Жаргала.

– А что вы мне дадите? – спросил Хонгор.

– Мы дадим тебе по большому пирогу.

– Добавьте и зоску*, только новую.

______________

* Зоска – пучок волос, скрепленный свинцовым кольцом; служит для игры.

– Ну, это многовато.

– Тогда сами и деритесь, – ответил Хонгор и хотел уже уйти. Чувствуя его неумолимость, "заказчики" отдали Хонгору пироги и зоску. Он взял их и пошел искать Жаргала. По пути к ним присоединилось еще несколько человек всем было интересно посмотреть на драку таких забияк, как Жаргал и Хонгор.

Но вот до слуха мальчиков донесся знакомый звонкий голос: "Ламбугай, подайте что-нибудь". Это был Жаргал. Мальчишки окружили Жаргала, который еще не понимал, в чем дело. Но тут вперед вышел Хонгор.

– Ну, Жаргал, я пришел помериться с тобой силами; только давай условимся, после драки не помнить зла. Ладно? – И, взяв круглый камень, Хонгор протянул его Жаргалу. Это означало, что он вызывает его на бой, после которого они не должны враждовать.

– Кто тебя нанял? – спросил Жаргал и усмехнулся.

– Это тебя не касается, если не трусишь, давай начнем.

Жаргал некоторое время молча смотрел на Хонгора, потом положил свою суму у забора и шмыгнул носом.

– Ну, уж если тебе так хочется, что ж, можно пустить тебе немного крови, – сказал он и, подняв небольшой камень, протянул его Хонгору. Потом камни они отбросили в сторону.

Послушники образовали круг, и поединок начался.

Жаргал был выше Хонгора и сильнее, однако первые его удары цели не достигали. Нападал Жаргал, Хонгор больше защищался. Вдруг Жаргал неловко повернулся и наскочил на кулак противника. После этого он стал осторожнее.

Но вот в нападение перешел Хонгор. Жаргал изловчился и нанес ему удар по лицу. На щеке выступила кровь. Уходя от удара, Хонгор отклонился в сторону, удар пришелся в плечо. Потеряв равновесие, Хонгор упал.

– И три пирога не помогли, видал, как Жаргал его обрабатывает, – сказал один из послушников, вызвав общий смех.

Хонгор покраснел, вскочил и, стиснув зубы, кинулся на Жаргала.

– Я тебя сейчас четвертым угощу! – крикнул Жаргал. Он понял, что Хонгор дерется с ним за пироги. Это его разозлило, и он, решив добиться быстрой победы, стал драться неосмотрительно. Но и Хонгор потерял хладнокровие. Еще бы! Мало того, что он упал, над ним еще насмехаются. И этот Жаргал тоже смеется. Ну ничего, он еще узнает его кулаки!

Драчуны вошли в азарт. Уже и у того и у другого под глазами были синяки, но первым никто не хотел прекращать драку. А стоявшие вокруг мальчишки улюлюкали, подзадоривая их.

Но вот Жаргал решил нанести окончательный удар. Он замахнулся сразу обеими руками. Но Хонгор нанес удар ему по лицу. Из носу хлынула кровь, и Жаргал вынужден был прекратить драку.

Хонгор взял свои пироги и собрался уходить. Послушники решили доконать Жаргала. Они схватили его суму и, вытряхнув содержимое, разбежались.

Жаргал от обиды даже заплакал. Целый день он выпрашивал подаяние, а эти противные банди разбросали все по земле. Утирая кровь и слезы, он стал подбирать куски.

Хонгор попробовал ему помочь, так как чувствовал свою вину, но Жаргал оттолкнул его.

– Уходи, без тебя справлюсь!

Но Хонгор хотел помириться с Жаргалом.

– На вот, возьми, – сказал он и протянул пироги.

– Не нужны мне пироги, заработанные дракой, – сказал Жаргал и ударил Хонгора по руке. Пироги выпали.

Жаргал собрал свою суму, закинул за спину и, не глядя на Хонгора, ушел. Подошла бродячая собака и с жадностью набросилась на пироги. Хонгор ее не отогнал.

Слова Жаргала заставили Хонгора задуматься. Сейчас ему даже казалось, что победу одержал не он, а Жаргал, что теперь все его будут дразнить за то, что он дрался за эти проклятые пироги. От обиды Хонгор даже заплакал. Нащупав за пазухой зоску, он вытащил ее и швырнул как можно дальше. Нет, теперь он никогда не будет драться за плату.

Тихо открыл Хонгор калитку, но колокольчик все равно зазвенел. Что ответит он учителю? Как объяснит опоздание? Видно, прядется опять что-нибудь соврать. Так ничего и не придумав, Хонгор вошел в юрту.

– А ну-ка, подойди ко мне, – сказал лама.

Хонгор с опаской приблизился. Лама посмотрел на него, потом вдруг размахнулся и хлестнул его по лицу длинными черными четками. Затем, как будто ничего не случилось, опять взялся за книгу. На лице Хонгора появился красный след, но он уже не чувствовал боли.

Через несколько дней Хонгор на улице встретился с Жаргалом. Он поздоровался первым, но Жаргал не ответил на приветствие.

– Разве мы не уговорились, что не будем помнить зла? – сказал Хонгор. Выходит, что ты слова бросаешь на ветер.

– Я тогда не знал, что собираюсь драться с наемным ослом, – сказал Жаргал.

11

Довчин и Гэрэл вернулись из гостей далеко за полночь.

– Завтра все высшие чиновники и офицеры должны нанести визит богдо-гэгэну, я поеду рано, ты отправишься со мной, будешь держать моего коня, – сказал подвыпивший Довчин Эрдэнэ.

– Ладно, – коротко ответил тот.

Эрдэнэ встал рано. Оседлав двух коней, он стал дожидаться хозяина. Довчин поднялся с трудом, болела голова. Выпив несколько рюмок подогретой водки, он съел две пиалы мучного супа и вышел во двор. Всадники шагом выехали со двора.

По пути им встретились лама Аюши и Чулун. Все трое поехали рядом. Эрдэнэ держался в отдалении. Крупный ургинский торговец – лама Аюши с восхищением рассказывал, что недавно он удостоился звания бэйса и что дал сойвону Данига сто ланов серебром для передачи богдо, чтобы тот своим указом определил ему предназначенную судьбой жену. Затем он сказал, что шанзав Бадамдоржи назначил его в министерство финансов.

– Вы не знаете меры. Ламам не следует вмешиваться в государственные дела, – холодно сказал Чулун.

– Пока Халха находится под покровительством желтой религии, руководить государством без лам невозможно, это приведет страну к катастрофе, высокомерно заявил Аюши.

– Государство держится на двух столпах: одним являемся мы – ваны, бэйлы, бэйсы, гуны и другая знать, а также высшие чиновники. Другой столп это хутукты, хувилганы, хамбы и прочие священнослужители. Наш долг – вместе подпирать государство, – сказал Довчин.

– И все-таки ламам лучше творить молитвы. Если уж государство держится на двух столпах, то одним из них являются высшие государственные чиновники, а другим – военные. Больше столпов нет, – отрезал Чулун.

Не известно, сколько бы продолжался спор между Аюши и Чулуном, если бы всадники не подъехали к храму Чогчин. У храма стояла большая толпа поёнов и чиновников в парадной одежде и с отго из павлиньих перьев. Но здоровенные монахи – смотрители храма, загородив дверь, не пускали их.

– Почему не пускают?

– Что они там, загородили двери? – слышались вопросы.

– От шанзава Бадамдоржи поступило распоряжение никого не впускать, нагло заявили смотрители храма.

Тогда вперед вышел Довчин.

– Вы ничего не понимаете. Мы, высшие чиновники гражданских и военных ведомств, пришли сюда, чтобы засвидетельствовать свою верность новой власти, – громко сказал он и подал знак рукой всем идти вперед.

Но смотрители храма неожиданно бросились разгонять толпу плетьми.

– Что за безобразие!

– Это переходит всякие границы!

– Эй вы, бритоголовые! Что вы делаете?

Однако монахи были настроены воинственно. Ни на кого не обращая внимания, они делали свое дело старательно.

Чиновники поспешили к лошадям.

Довчина ударили плетью по голове, он упал, и в тот же момент его еще ударили по лицу. С большим трудом добрался он до коня.