Текст книги "Прозрачный Тамир"

Автор книги: Чадравалын Лодойдамба

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

Когда писарь закончил читать предписание, Пурэв важно сказал:

– Если ты, ничтожный раб, не выполнишь этот приказ в десятидневный срок, то пеняй на себя.

В юрту вошла Цэнд. Она слышала последние слова Пурэва и, хитро улыбнувшись, опустилась на колени перед важным гостем.

– Сайнэр Тумэр вчера был у нас, даже оставался ночевать, очень просил при случае передать вам привет.

Когда красивая Цэнд опустилась перед Пурэвом на колени, у него в глазах вспыхнул огонек. Но, услышав, что вчера тут был Тумэр, он вздрогнул, огонек сразу потух, будто его задуло ветром. На лице тайджи застыла деланная улыбка.

– Когда этот уважаемый человек еще раз навестит вас, передайте ему мой ответный привет, – сказал Пурэв и, задумавшись, добавил: – А что касается этого предписания, то можете не беспокоиться. Ведь ваш муж служит в войсках самого богдо, так что поставки с вас взиматься не будут.

О, Пурэв надолго запомнил свою встречу с Тумэром. После нее он несколько дней не мог ни спать, ни есть. Ему все чудилось, что сильные руки Тумэра душат его, и от испуга он просыпался и вскакивал с постели. Чего он только не делал, чтобы забыть этого страшного человека. На одни молитвы ухлопал уйму денег. В последнее время встреча как-то стала забываться. И вот ему снова напомнили о ней, и снова в его сердце запал страх.

Кивнув писарю и стражнику, Пурэв вышел из юрты, сел на коня и, оглядываясь, как волк, за которым гонятся собаки, пустил коня галопом, чтобы поскорее покинуть злополучное место.

Не успел Пурэв выйти из юрты, как Улдзи громко рассмеялся. Ну и Цэнд, знает, чем обезоружить злого тайджи!

Прошло два дня. В полдень Цэнд пошла доить коров. Выйдя из юрты, она заметила на горизонте всадника. "Кто же это опять к нам жалует?" – подумала она с тревогой. Всадник направлялся к их юрте.

Улдзи, чинивший во дворе телегу, тоже увидел приближавшегося всадника. Улдзи внимательно всматривался в его лицо.

– Цэнд! А ведь это, кажется, сын едет, уж очень на него похож.

Цэнд, поставив подойник на землю, тоже стала всматриваться в подъезжающего человека. И когда всадник, пустив коня рысью, приблизился, Цэнд вдруг крикнула:

– Папа, а ведь это он!

Она бросилась навстречу мужу, но внезапно остановилась, и из ее глаз полились слезы.

– Не зря говорят, улетевшие птицы прилетают, уехавший человек возвращается, – сказал Улдзи и, утерев выступившие на глазах слезы, добавил: – Я вскипячу воды, а ты встречай его.

Когда Хояг подъехал к юрте, Цэнд взяла повод и помогла мужу слезть с коня.

– Хорошо ли живете, мои дорогие? – сказал Хояг и, обняв жену, прижал к себе.

Цэнд не могла произнести ни слова, она беззвучно плакала.

– Раз мы встретились, зачем плакать? – сказал Хояг и вытер слезы с лица жены.

В это время подошел их сын, который играл за юртой, он с удивлением смотрел на незнакомого человека, стоявшего рядом с матерью.

– Сынок, это твой папа, – сказала Цэнд.

Хояг поднял сына на руки и крепко расцеловал. Цэнд успокоилась, ее лицо уже сияло от счастья.

– Невестка, стреножь-ка коня и пусти его попастись! – крикнул из юрты Улдзи.

Хояг вошел в юрту. Улдзи поцеловал сына в щеку.

– Благополучно ли вернулся?

– Благополучно. Хорошо ли вы живете?

– Жив будешь, и из золотой чаши напьешься. Это верно говорят, – сказал Улдзи, вытирая неудержимо текущие по щекам старческие слезы.

В жизни всякое бывает счастье. Но нет, пожалуй, большего счастья, чем встретиться после долгой разлуки с любимым человеком.

Серая, невзрачная юрта Улдзи сейчас была полна счастья.

Пока пили чай, Хояг рассказал обо всем, что ему пришлось испытать с тех пор, как он был призван в армию. Он рассказал, как воевал под командованием Хатан-батора Магсаржава, и Улдзи тут же в благодарение богам встал и зажег перед статуэткой Будды лампаду.

– Говорят, что Хатан-батор сам святой?

– Может, и так. Он великий человек. Чернобрючники, как только мы бросались в атаку, сразу удирали в панике.

– Иначе и быть не могло. Кто выдержит натиск таких войск, у которых за спиной стоит сам богдо-гэгэн и которыми командует Хатан-батор! – сказал Улдзи с видом знатока.

Затем Хояг рассказал, что после ранения он целый год лечился во Внутренней Монголии и вместе с караванщиками приехал в Ургу.

– Коли пуля тебя нашла, значит, судьба такая. Хорошо, что остался жив, – сказал Улдзи.

– По совету товарища я написал прошение, чтобы меня наградили. Ведь воевал я не за страх, а за совесть. Некоторым солдатам, таким, как я, присвоили даже звание баторов. Но меня не наградили. Видно, боги отвернулись от меня, – с обидой сказал Хояг.

– Ты говоришь чепуху, сын мой. Где это видно, чтобы такие, как мы, простые люди становились баторами? К тому же нашему хошуну, говорят, вся Монголия перестала верить.

– Почему же? – спросила Цэнд.

– В свое время наш ноён Амарсана, сговорившись с бэйсом Цэнгунжавом, решил отделить Монголию от Маньчжурии. А потом, говорят, донес обо всем маньчжурскому императору. Тот его щедро вознаградил и женил на своей дочери. И стал наш ноён министром-князем у маньчжурского императора и стал жить в Пекине. Поэтому все монголы считают нас предателями.

– Это было давно, и какое нам до этого дело? А я вот знаю, как один такой же, как я, простой солдат стал батором, – ответил Хояг.

– Кто может знать, в кого перевоплотится гений-хранитель? Нам он может показаться простым человеком, а на самом деле он может быть и святым, сказал Улдзи и молитвенно сложил ладони.

– Так вот, после того как я со своим прошением ничего не добился, пришлось мне некоторое время работать в Урге поденщиком. Но мне не везло, денег платили мало. Так на коня не заработаешь. А мне очень хотелось поскорее вернуться домой. И тут я случайно встретился с одним человеком. Когда он узнал о моей незавидной участи, он дал мне своего вороного коня.

"Езжай до дому, – сказал этот человек, – а пропитание в пути достанешь. Только есть у меня к тебе одна просьба. В Сайдванском или Луу-гунском хошуне живет мой старший брат Эрдэнэ. Ежели у тебя будет время, узнай точно, где он сейчас кочует. И, конечно, передай привет своему отцу".

– Этот человек, оказывается, знает вас, отец, – сказал Хояг.

– А как его зовут?

– Он назвал себя Тумэром.

– Слышишь, Цэнд? Мы, видно, в предыдущей жизни своей заслужили все милости, которыми осыпает нас этот удивительный человек.

В ту ночь Улдзи, Хояг и Цэнд только и говорили о Тумэре, а на следующий день Улдзи уже был в седле. Не теряя времени, он направился в Сайдванский хошун разыскивать Эрдэнэ.

10

Еще в 1907 году в этих краях появился иркутский купец Павлов. Решил он здесь заняться скупкой скота. Первую сделку он заключил с Итгэлтом. И вот как это произошло.

Как-то по дороге к своему кочевью Итгэлт увидал пароконную бричку, на которой сидел русский. Остановились, разговорились. Русский немного знал по-бурятски, и они понимали друг друга. Итгэлт скоро смекнул, в чем дело.

– Ну что ж, купец, коли у тебя есть серебро, скот у меня найдется.

– Слава богу, деньги есть! Недаром я подданный белого царя. Надо будет, не только на твое кочевье хватит, а и на весь хошун соберу, – хвастливо заявил Павлов. – Сумеешь поставить двести волов?

– Только и всего? – в тон ему спросил Итгэлт. – Через пять дней на этот перевал пригоню двести волов. Готовь деньги и жди меня.

У Итгэлта не было столько скота, но он за три дня скупил его у местных айлов и через пять дней пригнал скот в условленное место. Павлов рассчитался с ним тут же слитками серебра. Сделка прошла успешно. Итгэлт заработал с каждой головы по два лана серебра. Павлов тоже не остался в накладе, он получил почти шестьсот рублей чистого дохода.

С тех пор они подружились, и вскоре Итгэлт стал компаньоном русского купца. Он скупал скот у аратов, а Павлов собирал его в гурты и переправлял в Россию.

Итгэлт пришелся по душе Павлову.

– Когда надо, верит на слово и не подведет, – говорил Павлов об Итгэлте, – на любую крупную сделку идет, не боится. Редкостный монгол.

– Большой торговец! Немного хвастлив, правда, но зато богат, богат, говорил Итгэлт про Павлова.

Торговля скотом и в самом деле принесла Павлову за последние несколько лет огромные доходы. В Иркутске он построил себе двухэтажный дом, в банке у него лежали крупные капиталы.

Итгэлт порой хитрит со своим компаньоном. При расчете за скот, купленный у аратов, он накидывает лишнее. Павлов это чувствует и в свою очередь при продаже скота русским купцам немалую толику оставляет себе, а Итгэлту говорит меньшую цену. Всю остальную прибыль они делят пополам.

Павлов приезжает в Монголию летом, а уезжает глубокой осенью, когда гурты сбиты и пылят уже по дорогам. В Луу-гунском хошуне он выстроил большой деревянный дом с просторным двором. Последнее время он стал приезжать сюда со своей женой.

Этот дом араты прозвали "русской деревней". В зимнее время его охранял огромного роста русский, которого все звали "балагур Петр".

Приближался хошунный надом. За день до праздника Итгэлт поставил для своих людей три юрты. В большой пестрой юрте, находящейся в середине, постелили ковер – здесь будут принимать гостей. В другой юрте устроили столовую, а третья должна была служить спальней.

Вечером перед заходом солнца к юртам подкатила тройка с колокольчиками. Из тарантаса вышел Павлов с женой. Итгэлт с почетом встретил гостей и пригласил их в пеструю юрту.

Эрдэнэ у коновязи чистил коней. Увидев на купце пиджак и брюки, а на его жене свободно развевающееся пальто, он усмехнулся. "И до чего же разная одежда у людей!" – подумал он и пошел навстречу прибывшим. В это время с козел спрыгнул еще один русский с рыжими усами. Оглядев окруживших тарантас детей, он приветливо улыбнулся и по-монгольски поздоровался с Эрдэнэ.

– Коней надо распрячь и пустить пастись Вы мне поможете? – спросил русский.

– Помочь-то можно, но я не знаю, как снять хомуты, – ответил Эрдэнэ.

Из юрты вышел Галсан. Русский поздоровался с Галсаном за руку.

– Здравствуйте. Петр. Почему так давно не были у нас? – спросил Галсан.

– Хозяин долго собирался, а значит, и я был занят, – ответил Петр и хлопнул Галсана по плечу. Галсан чуть не упал.

"Эге, этот русский, видно, силен. Вот бы кому бороться на празднике. Жаль только, что он нашей борьбы не знает", – подумал Эрдэнэ.

В этот момент из юрты вышла жена Павлова и позвала: "Хонгор! Солонго!" Дети подбежали к ней. Подбежал и Бато. Женщина поцеловала Хонгора и дала ему коробку с конфетами. Солонго стеснялась и потому стояла в стороне. Женщина с улыбкой подошла к ней и протянула ей такую же коробку.

"Ишь ты, а Бато и Сурэн ничего не дала. Нехорошо, обидела детишек", подумал Эрдэнэ, когда женщина скрылась в юрте, и какая-то неприязнь зародилась у него к ней.

Будто разгадав его мысли, Петр достал из кармана большой китайский леденец и, разбив его об оглоблю, дал по куску Бато и Сурэн. Это Эрдэнэ понравилось, и он одобрительно улыбнулся.

– А что, дружище, есть ли у тебя столько водки, чтобы я мог опьянеть? спросил Итгэлт и раскатисто рассмеялся.

– У нас благодать белого царя, а водочка должна быть у вас, – ответил Павлов и тоже рассмеялся.

Каждый раз при встрече Павлов и Итгэлт приветствовали друг друга этими словами. Это вошло у них в традицию после того, как несколько лет назад они впервые заключили сделку на двести голов скота.

Павлов достал бутылку русской водки, а Итгэлт распорядился принести кувшин хурдзы*. С этого началось.

______________

* Хурдза – молочная водка третьей перегонки.

Итгэлт посадил купца и его жену на северном, почетном месте и поставил перед ними на серебряной тарелке жирный крестец.

– Ну, как наши дела, будет ли прибыток? – спросил Итгэлт.

– Какие же мы были бы торговцы без прибыли! – гордо ответил Павлов.

Эрдэнэ и Петр в это время сидели в другой юрте.

– Вы что ж, недавно здесь? Я что-то вас не видел у Итгэлта, – спросил Петр.

– Да. Я недавно у него, – ответил Эрдэнэ и налил в пиалу кумыс.

Петр тоже налил себе кумысу и, причмокивая, выпил.

– Как вас зовут?

– Эрдэнэ.

– А меня – Петр. Я служу у Павлова. А вы женаты?

"Сколько сразу вопросов задает этот русский!" – подумал Эрдэнэ, но быстро ответил:

– Женат. А вы?

Веселое выражение исчезло с лица Петра. Его глаза смотрели сейчас печально.

"Зря спросил я его, наверное, жена у него умерла", – подумал Эрдэнэ.

– И я женат, и детишки есть, двое. Только далеко они отсюда. За тысячу уртонов, – ответил Петр и тяжело вздохнул.

"Зачем же он оставил жену и детей так далеко, а сам приехал сюда?" подумал Эрдэнэ, и ему стало жаль этого большого человека.

За активное участие в революции 1905 года Петр был сослан в Сибирь. До этого он работал слесарем на морозовской фабрике в Иванове. Там остались его жена и дети. Три года просидел он в тюрьме, а затем его сослали на Байкал. Оттуда он бежал в Тунку, где встретился с Павловым, и приехал в Монголию.

Павлов знал, что Петр убежал из ссылки, что он "политический", но отсюда Россия далеко, а даровую рабочую силу как не взять. И Павлов нанял Петра. Петр пошел служить к купцу потому, что ему надо было поправить свое подорванное тюрьмою здоровье и выждать время.

Петр старательно стал изучать монгольский язык и приглядываться к жизни монголов. Он видел, что монголы – народ трудолюбивый, доверчивый, гостеприимный. Только правят им алчные, жестокие, невежественные люди. А Павлов к монголам относился высокомерно, особенно к простым аратам.

– Никак в толк не возьму! Как это монголы когда-то чуть ли не весь мир завоевали! На месте не сидят, живут словно яки, организованы плохо. Нет, вымрут они скоро, а их обширные и богатые земли станут добычей какого-нибудь сильного государства, – говорил Павлов.

– Неверно, – возражал ему Петр. – Монголия – это богатырь, отравленный снотворным, но он не умер. Он лежит в обмороке. Его надо только разбудить. А когда он проснется и расправит свои могучие плечи, тогда не поздоровится всем, кто его сейчас клюет.

Видя тяжелую жизнь монгольского народа, Петр жалел его и понимал его стремление к лучшей жизни. Изучив монгольский язык, Петр стал заводить себе друзей среди простых людей. Часто он беседовал с ними за чашкой водки или пиалой кумыса о политических событиях в России, участником которых он был. Новые друзья качали головами и говорили ему: "Мой русский друг, зря ты об этом болтаешь, за это можно головой поплатиться". Когда он говорил о тяжелой жизни монгольского народа, кое-кто возражал ему: "Наша страна богатая, в ней и не работая можно прожить сыто".

Однажды, беседуя с Няма, он изругал русского царя. Няма покачал головой и сказал: "Зачем так говоришь о божественном царе, за это в ад попадешь". Другой раз, разговаривая с Галсаном, Петр назвал Итгэлта хитрецом. Галсан возразил: "Он мой заступник и покровитель".

Охраняя усадьбу Павлова, Петр пытался беседовать даже с нищими из Луу-гунского монастыря. Но они только качали головами и, взяв подаяние, молча уходили. Однако Петр не отчаивался.

– Вы у Итгэлта батрачите? – спросил Петр у Эрдэнэ.

– Да.

– Вы из его кочевья?

– Нет. Мое кочевье далеко. Знаете Засагтханский хошун?

– Слышал.

– Так вот, я из того хошуна. Ехал помолиться в Ургу, но в дороге потерял коня, и благодаря Итгэлту у меня есть сейчас кусок хлеба.

– Сколько же он вам платит?

– Плату он не установил. Но то, что он дает, мне хватает. Вообще он добрый человек.

– Петя! – послышался голос Павлова.

– Слуга у хозяина не волен, надо идти, – сказал Петр и, подмигнув Эрдэнэ, вышел.

Галсан поставил на стол большую тарелку с боузами* и стал наливать в пиалы суп с макаронами из картофельной муки.

______________

* Боузы – род пельменей, приготовленных на пару.

Павлов велел Петру принести со двора вещи. Петр внес в юрту два ящика. Жена Павлова, открыв один из них, достала большой белый сверток и передала мужу.

– Вот привез тебе скромный подарок на праздник, – сказал Павлов и передал сверток Итгэлту. Итгэлт принял сверток с таким видом, будто берет что-то ему положенное.

Тем временем жена Павлова достала несколько бутылок водки и поставила на стол.

– Позови Эрдэнэ, – приказал Итгэлт Галсану.

Стали обедать. Павлов и Итгэлт, поздравив друг друга, выпили по чашечке арзы и закусили.

– Хороша арза, быстро бьет в голову, – удовлетворенно сказал Павлов.

– Русская водка тоже хороша. И в голову и в ноги бьет, – ответил Итгэлт.

Вошел Эрдэнэ и стал около древка, которое держит верх юрты.

– Вы меня звали?

– Да, садись. Вот это, – указывая на Павлова, сказал Итгэлт, – мой друг, русский купец Павлов. А это его жена. – И, обращаясь к Павлову, добавил: – Наконец у меня появился человек, которого можно назвать моей правой рукой. И грамоту знает, и счет быстро ведет. Ну, распечатывай свою бутылку, угостим Эрдэнэ.

Павлов передал бутылку Петру. Тот одним ударом ладони по дну выбил пробку. Все засмеялись – как ловко этот русский открывает бутылки. Итгэлт наполнил две чашки, одну он протянул Эрдэнэ.

Эрдэнэ сел на корточки и, подняв чашку, сказал:

Арза – душа всех тостов,

Напитка лучше нет,

Желаю счастья сестрам,

А братьям – многих лет!

– Пусть сбудутся твои пожелания, – сказал Итгэлт и другую чашку преподнес Петру.

Петр тоже сел на корточки и, улыбаясь, сказал:

– Разрешите присоединиться к благопожеланиям Эрдэнэ.

С этими словами он залпом выпил водку.

В тот вечер в палатке Итгэлта собралось много гостей. Выли тут и Бадарчи, и Цамба, и Жамбал.

– Петя, музыку! – громко крикнул опьяневший Павлов. Петр принес гармонь и, широко растягивая меха, пустился в пляс. Пол юрты задрожал, из-под сапог Петра полетели комья земли.

– А ну, Эрдэнэ, теперь твой черед – давай песню! – крикнул Итгэлт и налил Эрдэнэ еще чашку водки.

Итгэлт знал, что тут все стараются угодить ему. И он безмерно гордился этим, ему уже казалось, что он настолько силен, что может превратить горы в степи, а степи – в горы.

В юрте стало шумно. Все смеялись, кричали, пели. И только жена Павлова чувствовала себя так, будто попала в гости к дикарям. Но она помнила указания мужа, что Итгэлта нельзя ничем обидеть, что ему нужно оказывать внимание. Он ведь помогает множить их богатство. И она притворно смеялась, потчуя гостей.

За столом прислуживала смуглолицая белозубая Дулма. Это она ставила перед важными гостями и жирный бараний крестец, и вареное мясо, и пельмени. Это она расставляла блюда и убирала со стола пустую посуду. Уходя, она незаметно для всех выносила из палатки и жирное мясо, и шипучий кумыс, и русскую водку. Это она, обольстительно улыбаясь, угощала молодого Цамбу, который здесь на празднике приобщался к прелестям мирской жизни.

Вот Дулма вышла из палатки и оглянулась. Кто это ее поджидает? Как ни в чем не бывало, она, покачивая бедрами, пошла в сторону от стойбища. Подвыпивший Цамба – это он поджидал Дулму – пошел вслед за ней. Дулма остановилась. Цамба подошел к ней вплотную и кашлянул. Дулма резко повернулась и игриво посмотрела на молодого ламу. Он ей нравился, тем более что и Итгэлт и Галсан надоели ей до отвращения.

– Кто это? – будто не догадываясь, кто перед ней стоит, спросила Дулма.

– Это я. Не бойся, – сказал Цамба. Он хотел сказать что-то еще, но у него от волнения перехватило дыхание.

– А я и не боюсь.

– Ты куда, Дулма?

– Я? Никуда!

– Я хочу с тобой, – сказал Цамба и схватил Дулму за руку.

– Ламе такое нельзя. Отпусти! – сказала она.

Цамба молча обнял ее за плечи и повел в темноту.

– Отпусти же. Как тебе не стыдно! – сказала Дулма и нехотя стала упираться.

Но Цамба держал ее крепко и вел в овраг.

– Как тебе не стыдно! – опять сказала Дулма.

Они остановились.

– Мы будем с тобой встречаться, да? – прошептал Цамба. Он неуклюже облапил женщину и стал шарить у нее за пазухой. Руки у него дрожали. Дулме стало смешно, и она громко рассмеялась.

Цамба вздрогнул и вдруг, ничего не говоря, повернулся и пошел к палатке.

– Эх ты, горе-любовник! – презрительно сказала Дулма.

Когда Цамба подходил к палатке, возле нее кто-то стоял. Это был Эрдэнэ. "Наверно, вышел по нужде", – подумал Цамба и хотел пройти мимо. Но сильная рука схватила его за плечо, а удар в лицо сбил с ног. Цамба быстро вскочил.

– За что ты меня бьешь? – спросил он.

– Не приставай к замужним женщинам, асман-банди*, – сказал Эрдэнэ.

______________

* Асман-банди – презрительная кличка лам.

Еще один удар, от которого Цамба потерял сознание, снова свалил его на землю.

11

Надом продолжался уже второй день. В красном шатре, расположенном в центре, была резиденция хошунного князя. В желтом шатре, стоящем справа, находились высшие ламы, а синий шатер, что стоял слева, занимали знатные тайджи и ноёны.

Народу съехалось много, все были в праздничных одеждах. То тут, то там важно расхаживали борцы в дзодоках*, суетились конюхи, готовившие лошадей к скачкам.

______________

* Дзодок – специальный борцовский костюм с наплечниками и короткой спинкой.

Сегодня шла борьба борцов третьего круга. Борцы вызывали своих противников. Луу-гунские борцы издавна славились своей силой, и поэтому земляки не сомневались в их победе. Но чем злые духи не шутят – в спорте всякое бывает.

И вот остались непобежденными только два борца: Эрдэнэ и лама из Заяинского монастыря.

– Ну, Эрдэнэ, держись! Эти монастырские ламы очень жилисты, – сказал Няма.

– В прошлом году их борцы побороли двух наших чемпионов. Только Вандан устоял. Так что ты, Эрдэнэ, постарайся, – сказал Итгэлт, напутствуя своего батрака.

– Мой старший брат, вы должны его побороть, – шепнула Солонго на ухо Эрдэнэ. Эрдэнэ улыбнулся и вошел в круг.

Боролись они долго. Два раза схватывались и два раза отпускали друг друга, а потом долго кружились, выискивая подходящий момент для броска.

Но вот лама неудачно ухватил Эрдэнэ за предплечье. Эрдэнэ мгновенно воспользовался ошибкой противника и бросил его через бедро. Лама упал на спину.

– О, этот прием у него опасный!

– Из какого он хошуна?

– Это, кажется, новый батрак Итгэлта, – говорили в толпе про Эрдэнэ.

Когда Эрдэнэ, сняв дзодок, одевался, пришел подвыпивший Итгэлт.

– Поборол?

– С трудом.

– Я знаю, он, черт, сильный. Но мы сегодня должны одержать еще одну победу. Мой гнедой должен сегодня опередить коней Сурэга.

Вчера на скачках в предварительных заездах две лошади хошунного князя Сурэга заняли первые места, а итгэлтовский гнедой – лишь третье. Однако Итгэлт верил, что сегодня его конь придет первым.

– Коли не пустит своих коней с полпути, никогда им не обойти гнедого. Ловчит князь, – сказал Эрдэнэ.

Итгэлт покосился на главный шатер.

– Ничего, пусть ловчит. Сегодня гнедой все равно всех обскачет.

– Все-таки негоже князю на такое идти.

– А чем ему еще отличиться? Храм до сих пор не может построить в хошуне. Вот и жульничает...

Осторожный Итгэлт на этот раз чуть не выдал всех своих секретов. А дело в том, что он завидует знати, всем этим ноёнам и тайджи. Особенно злят его тайджи, которые не платят никаких налогов. А он, Итгэлт, столько дает казне! И все за них, за этих лентяев и обжор. Только и знают, что набивают свои животы да спят по двенадцати часов в сутки. Даже крепостных своих распустили. Вот бы ему быть хошунным князем! Он бы этих богачей из хошуна коленом под зад! Собрал бы всех крепостных, бездомных бродяг, да и нищих заодно, и заставил бы их ткать сукно. И слава бы о нем пошла по всей Монголии.

Правда, об этом Итгэлт пока не говорил никому. Но сегодня, хватив лишнего, он невольно высказал Эрдэнэ свое отношение к знати. Ведь верно говорят: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Но Итгэлт вовремя спохватился, поняв, что говорит лишнее. Он прикинулся совсем пьяным и заплетающимся языком пробормотал:

– Ладно, Эрдэнэ, все это чепуха, так, спьяну сорвалось.

– Почему же чепуха, вы сказали правду, – серьезно ответил Эрдэнэ и пошел к лошадям.

Итгэлт, часто моргая, долго смотрел вслед уходящему Эрдэнэ. "Как это он сказал? "Почему же чепуха, вы сказали правду"? Ишь дьявол! Кажется, это не простой орешек", – подумал он.

В это время мимо него провели коней князя Сурэга. Итгэлт постоял еще немного в раздумье, потом быстро пошел вслед за Эрдэнэ. У коновязи он сказал ему:

– Дорогой Эрдэнэ, нашему гнедому нельзя быть первым. Отберет тогда князь нашего коня. Посади на гнедого Бато и хорошенько накажи ему, чтобы первым не приходил, пусть придет вторым. А если посадить глупого Хонгора, то он обязательно займет первое место и мне придется расстаться с конем.

Эрдэнэ так и сделал, и Бато пришел вторым. Гнедой отстал от первого коня на одну голову. Конь, занявший первое место, конечно, понравился князю, и хозяин коня с грустью смотрел, как его скакуна уводят княжеские конюхи.

"Вот так они присваивают лучших коней, на глазах грабят", – подумал Итгэлт и злорадно рассмеялся: кони Сурэга не заняли ни одного призового места.

В тот вечер Эрдэнэ рассказал Итгэлту, почему ему пришлось покинуть свое кочевье.

– Я так и знал. Ведь сразу было видно, что ты не простой арат. Эх, дорогой Эрдэнэ, если раскрыть все преступления ноёнов в нашем хошуне, волосы встанут дыбом... Однако кому раскрыть-то, нет такого смелого человека, сказал Итгэлт.

– Это верно, чтобы побороть сильного, нужна тоже сила. А ноён силен. Конечно, можно раскрыть все его подлые проделки, но для этого надо иметь состояние. Ведь сколько взяток одних нужно будет дать. Мне это не по карману, пробовал, да что толку, одни синяки получил. Но вот такому состоятельному человеку, как вы...

Последнюю фразу Эрдэнэ произнес медленно и не закончил. Он словно не знал, что сказать дальше.

– Расходовать богатство, которое накопил своим горбом, на взятки нет никакого смысла, – сказал Итгэлт, догадываясь, на что намекает Эрдэнэ.

Итгэлт хотя и ненавидит ноёнов и прочую знать, но открыто идти против них не собирается. Правда, он уверен, что все они слабее его, хотя и получают разные привилегии. Ведь это они, гордые тайджи, идут к нему на поклон за деньгами, к нему, простому мужику, который еще несколько лет назад сменных коней под седло не имел. Каждый стремится при случае заехать к нему, попировать на даровщинку. Вот он какой, Итгэлт! И черт с ними, с их титулами да званиями. Деньги дороже этих званий.

Эрдэнэ очень понравился бревенчатый дом Павлова с большими светлыми окнами, построенный в западной части Луу-гунского монастыря.

– Хороший дом, – сказал Эрдэнэ, осмотрев все комнаты.

– Наши еще не умеют строить такие дома, да и жить в них вряд ли смогут. Видно, время не настало еще для этого, – сказал Итгэлт.

Во дворе Петр колол дрова. Увидев Эрдэнэ, он пошел ему навстречу и крепко пожал руку.

– Видел, как ты боролся. Молодец! Наверняка за тобой первое место, приветливо улыбаясь, сказал Петр.

– За хорошие слова спасибо. Конечно, раз решил бороться, надо стремиться быть первым, – ответил Эрдэнэ.

Все вошли в дом. Тут, как говорится, и пеший удостоился внимания конного. Среди гостей были Бадарчи и Жамбал. Цамба и Дулма успели юркнуть в пеструю юрту Итгэлта.

Обед прошел шумно. После него Петр стал играть на баяне, плясать. Дощатый пол под ним ходил ходуном.

Эрдэнэ затянул было песню, но его перебил Бадарчи:

– Завтра вызову тебя на борьбу и побью.

Эрдэнэ от обиды даже покраснел, он чуть не вспылил, но вовремя сдержался.

– Ладно, – скромно ответил он. – Падать-то придется на землю, а не на колья.

– А ведь монголы говорят: у кого язык гордый, у того ляжки голые, ядовито заметил Петр.

Эти слова вызвали смех у всех присутствующих.

– Вот я тебе сейчас покажу ляжки, коли не струсишь, – сказал покрасневший Бадарчи и, поднявшись, стал кичливо поводить широкими плечами из стороны в сторону, как это делают борцы перед схваткой.

Петр принял вызов. Все вышли во двор. Ярко светила луна. Некоторое время противники ходили по кругу, выжидая удобного момента для броска. Но вот Петр, схватив Бадарчи за плечо, стал нажимать в одну сторону, пытаясь свалить на землю. Но Бадарчи устоял и, внезапно нагнувшись, перебросил Петра через бедро. Петр, выпустив на мгновение одежду Бадарчи из рук, упал.

– Ну, у кого ляжки голые? – сказал Бадарчи и злорадно засмеялся.

В эту ночь Эрдэнэ почти не спал. Он вспоминал все известные ему приемы борьбы. Ведь он должен во что бы то ни стало осилить Бадарчи.

Утром, напутствуя его, Итгэлт сказал:

– Сегодня Бадарчи будет злой, нелегко тебе придется, но ты постарайся победить его.

Да, Бадарчи не забыл своего обещания – в четвертом туре он вызвал Эрдэнэ. Эрдэнэ прошептал про себя несколько раз: "Помоги мне, мой Тайшир-хан!" – и вошел в круг. Он решил бросить Бадарчи через бедро и ждал удобного момента.

Долго ходили они по кругу, и каждый раз, когда Эрдэнэ хотел применить свой прием, Бадарчи умело парализовал его намерения контрприемами.

– И старый волк с ягненком справится, и старый лама справится с тестом, – подзадоривал Бадарчи Эрдэнэ. Но вот Бадарчи встал как вкопанный и только руки у него делали вращательные движения. Эрдэнэ рванулся вперед. Он ухватил противника за спинку дзодока, пытаясь бросить его через бедро. Но Бадарчи увернулся и, оказавшись сзади, поднял Эрдэнэ и, как Петра, бросил на землю.

Луу-гунские старожилы были довольны. Так и надо этому батраку, пусть знает, с кем бороться. А Итгэлт, дети и Петр даже отвернулись, чтобы не смотреть на побежденного.

Эрдэнэ, понурив голову, пошел к юртам.

– Хорошо, что голова цела осталась, это тебе не с послушниками возиться, – злорадно прошипел Цамба вслед Эрдэнэ.

– Ничего, с тобой-то я всегда справлюсь, – беззлобно ответил Эрдэнэ.

В тот вечер Эрдэнэ и Петр долго беседовали, попивая молочную водку.

– Когда я только что приехал сюда, – говорил Петр, – все мне здесь казалось диким – и природа и люди. Но потом я понял, что вы такие же люди, как и мы, так же страдаете, когда тяжело, и так же радуетесь, когда весело. За три года я многое узнал.

– Монголы – народ добрый, простой и дружелюбный.

– Разные есть, и хорошие и плохие, – сказал Петр и хитро прищурил глаза.

– Когда людей много, конечно, среди них есть и хорошие и плохие, согласился Эрдэнэ.

– Хорошо, что мы с тобой познакомились.

– Я тоже так думаю.

– А ты знаешь, как я попал сюда? Тебе что-нибудь известно о событиях в России в тысяча девятьсот пятом году?

– Хотели царя с трона сбросить, но не вышло, говорят.

– Верно, поэтому меня и сослали в Сибирь.

Эрдэнэ с удивлением посмотрел на Петра.

– Да, Эрдэнэ, с ноёнами да ханами шутки плохи. К ним только попадись в порошок сотрут. Но если всем миром взяться за них, и на нашу улицу может прийти праздник.

– Хорош праздник – скитаться на чужбине.

– А ты тоже ссыльный? – спросил Петр.

Эрдэнэ, кроме Итгэлта, никому не говорил о том, что из-за тяжбы с хошунным князем ему пришлось покинуть свое кочевье. Он считал, что, если об этом болтать, только хуже будет. Но сейчас ему захотелось рассказать обо всем Петру.