Текст книги "Подлинная жизнь Лолиты. Похищение одиннадцатилетней Салли Хорнер и роман Набокова, который потряс мир"
Автор книги: Capa Вайнман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)
ЧЕТЫРНАДЦАТЬ.
Соседка
Семья Рут Джаниш{122} перебралась в трейлерный парк на Коммерс-стрит примерно в декабре 1948 года. В 1940‑е они часто переезжали – в зависимости от того, где Джорджу, мужу Рут, удавалось найти место: он и телевизоры чинил, и в боулинге работал. Их путешествия начались в Сан-Хосе, где Рут и Джордж познакомились и поженились; оттуда супруги отправились в Вашингтон, где прошло детство Рут, потом на восток, в Миннесоту, где жили родители Джорджа, и в конце концов в Техас, который был расположен примерно посередине между первым и вторым. Где-то по дороге Джаниши купили дом-фургон; в нем и жили.
Трейлер время от времени выходил из строя. В 1948 году на День благодарения он сломался по пути в Даллас, где-то в пустыне. Не то в Нью-Мексико, не то в Аризоне. Джордж со старшим пасынком Пэтом отправился за помощью, а остальные ждали у дороги. Рут с детьми (у нее был еще один сын от первого брака и две дочери от Джорджа) решили, что раз уж от тут застряли, то можно в ожидании подмоги устроить праздничный ужин.
Из шкафчика в трейлере достали стулья и расставили на улице. Рут на скорую руку сварганила импровизированный ужин – блины, бобы, – накрыла в трейлере стол, по очереди положила детям еду, и они уселись под палящим пустынным солнцем. Рут предупредила детей, чтобы долго не сидели улице: боялась, что их укусит гремучая змея.
Наконец вернулись Джордж с Пэтом, принесли деталь, необходимую для ремонта, починили трейлер и покатили в Даллас, где и обосновались в трейлерном парке на Коммерс-стрит. Через несколько месяцев, в апреле 1949 года, по соседству с ними поселился мужчина лет пятидесяти и девочка, которую он называл дочерью. Дочери Рут мгновенно подружились с девочкой, которая представилась как Флоренс Планетт. Toй было двенадцать, почти взрослая, но она с радостью возилась с малышней: девочкам Джаниш было пять, шесть и семь лет, и они относились к Флоренс со смесью зависти и восхищения.
Возможно, Рут заглядывалась на отца девочки. По крайней мере, теперь ее дети утверждают, что мать питала к нему вполне определенный интерес. Как бы то ни было, Рут подметила в отношениях Салли Хорнер и Фрэнка Ласалля некоторую извращенность, ускользавшую от всех остальных, кто с ними сталкивался. То, что Рут почуяла между мужчиной и девочкой, заставило ее пойти на тот единственный шаг, который свидетельствовал о ее благородстве: Рут до самой смерти не забыла о том, что сделала, а вырезки с упоминанием об этом собирала в альбом. Впрочем, в глазах собственных детей этот поступок не сделал ее героиней. Однако вызвал к ней интерес, который она до конца своих дней стремилась привлечь снова.
Возможно, Фрэн к Ласалль вызвал у Рут Джаниш подозрения еще и потому, что она в принципе не привыкла доверять людям. Она жаждала любви, но не получала ее. Она беременела так часто, что из-за необходимости ухаживать и за новорожденным, и за старшими детьми у нее совершенно не оставалось сил. Работу Джордж находил всегда, но денег для постоянно растущей семьи все время не хватало. Когда дети плохо себя вели, Рут поступала в соответствии с усвоенной в детстве моделью: кричала и ругалась на них – так же, как когда-то мать на нее саму; честила их бестолочами, дармоедами, а то и жестче.
Рут Джаниш, ориентировочно 1940-е годы
Рут не ждала от жизни добра с тех самых пор, как уехала из штата Вашингтон и вышла замуж во второй раз – за Эверетта Финдли{123}. (Впоследствии Рут говорила, что первый брак не считается: она даже не помнила имени первого мужа, за которого выскочила в шестнадцать.) Рут, урожденной Дуглас, не терпелось сбежать от родителей – матери Миртл, которая ее оскорбляла и унижала, и отца Фрэнка (дети Рут впоследствии очень к нему привязались, но сама она, подвыпив, вспоминала, что папаша был «отнюдь не святой»). Дети Рут не знали, на что она намекала – то ли на любовь деда к выпивке, то ли на что похуже.
После свадьбы Руд с Финдли, который был в два раза ее старше, уехали в Сан-Хосе; у них родились два сына. Со временем их брак распался; вскоре Рут познакомилась с будущим третьим мужем{124}, Джорджем Джанишем, родом из Миннеаполиса. Джордж был невысокий, худощавый, белокурый и белокожий, как его предки-скандинавы. На запад приехал в поисках работы и чтобы сбежать от суровых миннесотских зим.
Рут с Джорджем уехали в Карсон-Сити, столицу штата Невада, где и поженились 24 октября 1940 года. Возможно, по любви. Незадолго до смерти Джордж рассказывал дочери, что до свадьбы Рут была «хорошей девушкой». Но после совершенно переменилась, и он признавал, что, пожалуй, есть в этом и его вина.
Собственной жены Джорджу было мало. Поэтому он спал и с чужими. Он и с Рут-то закрутил роман, будучи женатым на другой. А поскольку Джордж не возражал, чтобы Рут периодически занималась сексом с бывшими мужьями, то и ей вроде как жаловаться было не на что. Правда в том, что Рут и саму всю жизнь тянуло на сторону.
Внебрачные связи подорвали и без того натянутые отношения супругов Джаниш, у которых практически друг за другом родились три дочки. Казалось, Джаниши дурно друг на друга влияют, Рут и Джордж испытывали терпение друг друга самым хитрым – или пожалуй, коварным – образом: когда давали детям имена. Первое имя ребенку выбирали такое, которое нравилось одному из них. А второе – в честь бывших любовников и любовниц. Девять детей спустя Рут и Джордж расстались. Он потом женился еще два раза, Рут же в общей сложности побывала замужем десять раз, а в промежутке между браками крутила романы.
В 1949 году Рут было тридцать три (хотя сама она убавляла себе два года), и у нее был муж, которого она беспрестанно донимала издевками и придирками и от которого целиком зависела, поскольку постоянно беременела и рожала. Она по-прежнему была хороша собой – темные волнистые волосы, пышная грудь, не успевшая обвиснуть, прямой нос, пухлые губы. Но с каждым новым ребенком у нее прибавлялось горестей, а семейство все больше беднело.
Салли Хорнер Рут видела насквозь. От ее глаз не укрылось и то, что девочка, вернувшись домой из больницы, где провела несколько дней после аппендэктомии, с трудом передвигала ноги. И то, что когда Салли улыбалась, глаза у нее оставались серьезными. И то, что близость между Фрэнком и Салли какая-то ненормальная. «Он глаз с нее не спускал, разве что в школе она была без него{125}, – вспоминала впоследствии Рут. – И подружек-ровесниц у нее не было. Она никогда никуда не ходила, сиднем сидела с Ласаллем в трейлере». Рут казалось, что Ласалль относится к девочке, которую называет дочерью, «как к своей собственности». Рут пыталась уговорить Салли, которая еще не оправилась от операции, рассказать ей, какие «на самом деле» у той отношения с Ласаллем. Но Салли не открыла ей душу.
В начале 1950‑го Джаниши подхватились и поехали на запад. В Далласе для Джорджа не стало работы, и он решил попытать счастья в Сан-Хосе: раньше ему там всегда везло. Когда семейство, в котором родились еще два ребенка, осело в трейлерном парке «Эль Кортес Мотор Инн»{126} в Сан-Хосе (может, даже на том же самом месте, где и прежде стоял их дом на колесах), Рут написала Фрэнку, приглашая их с Салли в Калифорнию: мол, работа здесь есть, так что снова будем соседями.
Ласалль согласился. Не исключено, что у него были и другие важные причины покинуть Даллас. А может, он чувствовал, что Салли отдаляется от него, и рассчитывал, что очередной переезд их сблизит. Как бы то ни было, в феврале 1950‑го Ласалль забрал Салли из школы, они прицепили к машине трейлер и отправились из Далласа в Сан-Хосе. Как и в Балтиморе, и в Атлантик-Сити, Ласалль решил, что им с Салли не стоит задерживаться на одном месте. Салли, как и прежде, права голоса в этом вопросе не имела. Она делала то, что велел ей Фрэнк Ласалль. На этот раз в дорогу на запад он пускался в другом настроении: ведь они ехали не от полиции, а навстречу возможностям.
Путь до Сан-Хосе занял у Ласалля и Салли неделю, если не больше. Они пересекли Техас, проехали вдоль границы Оклахомы, потом через Нью-Мексико, Аризону, Южную Калифорнию и наконец через Саут-Бей добрались до места назначения. Так далеко от Кэмдена Салли еще не была, да и впоследствии никогда не заезжала. Салли провела в неволе у Ласалля уже два года, с одиннадцати лет. Она постоянно ощущала его присутствие, даже когда оставалась одна и, казалось бы, могла располагать собой. Те семь или десять дней, что они были в дороге, бок о бок в автомобиле, она, вероятно, чувствовала себя как в ловушке.
Стоило Салли задуматься о своем положении, как ее, наверное, охватывало отчаяние или гнев из-за того, чего лишил ее Ласалль. А может, она старалась сосредоточиться на том, чтобы выжить любой ценой. После нескольких дней в машине и ночей в трейлере, припаркованном на очередном месте отдыха вдоль трассы, после бесконечных обедов и ужинов в придорожных закусочных Салли, должно быть, совершенно измучилась.
Вдоль широких проспектов Западного побережья, в частности Северной Калифорнии, росли пальмы, и машины ехали свободно, не стояли в бесконечных пробках, как дома. Полицейские в форменных шортах{127} патрулировали улицы на мотоциклах. Воздух был не такой влажный, как в Далласе или на Восточном побережье. Но мысли о лучшей жизни, которые привели сюда Ласалля и многих других до него, Салли в голову не приходили. Ей и так было о чем подумать.
18 марта, в субботу, Фрэнк Ласалль припарковал трейлер в «Эль Кортес Мотор Инн»; к этому времени Салли Хорнер уже понимала, что готова к переменам, на которые так долго не отваживалась. Она уже сделала первый решительный шаг. Перед отъездом из Далласа, набравшись храбрости, призналась школьной подружке, что их отношения с «отцом» подразумевают интимную близость. Подружка ответила{128}, что это «неправильно» и «это надо прекратить», как впоследствии рассказывала Салли. Подружкины наставления не прошли даром: Салли стала отказывать Ласаллю, но поддерживала видимость того, что он ее отец.
Она так долго молчала и смирялась с тем, что мужчина, выдававший себя за ее отца, называл «совершенно естественным делом». Ей проще было уступить, чтобы уж наверняка выжить. Теперь же Салли почуяла, что стала чуть-чуть свободнее. Не совсем свободной – ведь она по-прежнему была в лапах Ласалля и не видела ни единой возможности убежать. Но она могла сказать «нет», а он не наказывал ее за это, как раньше. Может, смотрел на Салли, которой через месяц должно было исполниться тринадцать, и думал, что на его вкус она уже старовата. Или же верил, что Салли целиком и полностью в его власти, а значит, нет необходимости с помощью насилия подчинять ее себе – как психологически, так и физиологически.
Салли же теперь понимала: их отношения с Фрэнком Ласаллем противоестественны. То, что он с ней вытворяет, противно природе. Так нельзя.
Фрэнку ласаллю нужно было найти работу. Через несколько дней после того, как они приехали в трейлерный парк, он оставил машину (вероятно, после долгого путешествия по ямам и ухабам больших дорог ей требовался ремонт) и на автобусе проехал две мили до города, чтобы поискать работу. Салли он уже записал в школу, и она, возможно, даже проучилась дня четыре. В то утро, впрочем, она не пошла на уроки. И этот прогул изменил последний двадцать один месяц ее жизни.
ПЯТНАДЦАТЬ.
Сан-Хосе
Утром 21 марта 1950 года{129} Рут Джаниш позвала Салли Хорнер к себе в трейлер. Женщина знала, что Фрэнк Ласалль вернется с работы только через несколько часов, и чувствовала, что на этот раз ей удастся разговорить Салли: нужно лишь ее чуть-чуть подтолкнуть. Если не воспользоваться подвернувшейся возможностью, кто знает, когда еще выпадет такой шанс? И Рут действительно удалось выудить у Салли признание. А ведь раньше, в Далласе, та ни в какую не соглашалась. Но в Сан-Хосе все было иначе.
Салли подтвердила подозрения Рут: Фрэнк Ласалль ей действительно не отец, он вот уже два года удерживает ее силой. Девочка призналась, что скучает по маме Элле и старшей сестре Сьюзен. И хочет вернуться домой.
Рут обдумывала услышанное. Отношения Ласалля и Салли давно вызывали у нее подозрения, но она и представить себе не могла, что он похитил девочку. Осознав все, Рут энергично принялась за дело. Подвела Салли к телефону, объяснила, как позвонить в другой город, чего Салли прежде не доводилось делать.
Сперва Салли позвонила матери, но у той оказался отключен телефон: в январе Эллу уволили из ателье, и пока она сидела без работы, ей нечем было платить. Тогда Салли позвонила во Флоренс сестре Сьюзен. По домашнему номеру никто не отвечал, и девочка позвонила в теплицу.
Трубку взял ее зять Эл Панаро{130}.
– Вам звонит Салли Хорнер из Калифорнии. Звонок за ваш счет. Соединить? – спросил оператор.
– О чем речь, конечно! – ответил Панаро.
– Эл, привет, это Салли. Позови, пожалуйста, Сьюзен.
– Где ты? Скажи мне, где ты находишься? – еле сдерживая волнение, закричал Панаро.
– В Калифорнии, у подруги. Пожалуйста, сообщи в ФБР, пусть приедут за мной! Передай маме, что я жива-здорова, пусть не волнуется. Я хочу домой. Я раньше боялась звонить.
Связь была плохая, Эл с трудом слышал свояченицу. Однако все же разобрал адрес трейлерного парка, записал и заверил Салли, что позвонит в ФБР. А она пусть никуда не уезжает.
Потом Панаро передал трубку Сьюзен, которая была здесь же, с ним в теплице. Сьюзен не помнила себя от радости: младшая сестра жива, она позвонила. Сьюзен попросила Салли никуда не уходить и ждать полицию.
Салли повесила трубку и повернулась к Рут; в лице девочки не было ни кровинки, казалось, она вот-вот упадет в обморок. «Что со мной сделает Фрэнк, когда узнает, что я натворила?» – повторяла она без конца.
Рут, как могла, успокаивала Салли, надеясь, что ФБР или городская полиция вот-вот приедет и арестует Фрэнка. Салли места себе не находила от волнения. Она решила вернуться и ждать полицейских у себя в трейлере. Рут отпустила ее, надеясь, что те скоро приедут.
После первого за два года разговора со свояченицей Эл Панаро немедленно позвонил в полицию Кэмдена. Попросил позвать детектива Маршалла Томпсона, того самого, который вот уже больше года расследовал дело о пропаже Салли. Но Томпсон накануне работал в ночную смену и сейчас отсыпался дома, так что на звонок Панаро ответил другой детектив, Уильям Мартер.
Именно Мартер передал информацию о местонахождении Салли в нью-йоркское отделение ФБР. И предупредил, чтобы были осторожнее с Ласаллем. Ему уже не раз удавалось улизнуть от полиции, так что на этот раз нужно действовать наверняка, чтобы он не сбежал. Сотрудники ФБР связались с офисом шерифа округа Санта-Клара. Трубку взял шериф Говард Хорнбакл и вскоре узнал, что девочка, которую похитили почти два года назад, жива, здорова и находится на вверенной ему территории.
Шерифом Говард Хорнбакл стал три года назад{131}. Он был местный, закончил среднюю школу в Сан-Хосе, потом колледж штата, после чего в 1931 году поступил работать в отделение полиции. В органах власти Хорнбакл прослужил четырнадцать лет, сначала рядовым детективом, потом начальником отдела. В свободное время подрабатывал инструктором на курсах безопасности дорожного движения: старался объяснить учащимся, чем опасен автомобиль, и рассказывал, что множество юных водителей регулярно гибнет в авариях. Он даже придумал лозунг «Смерть начинается после сорока[14]14
Имеется в виду скорость 40 миль в час, то есть около 64 км/ч.
[Закрыть]», который подхватили информационные агентства по всей стране.
Преступлений в округе Санта-Клара совершали немало. Даже предшественника Хорнбакла поймали на взятках и азартных играх; незадолго до описываемых событий заголовки всех газет кричали о зверском убийстве старшеклассницы. Но то, о чем Хорнбаклу только что сообщили, было из ряда вон. Большинство местных полицейских звонок из ФБР вывел бы из себя – мол, опять они нас обскакали, – но только не Хорнбакла. Пропала девочка: какие уж тут профессиональные счеты. Над этим делом ФБР и офис шерифа будут работать сообща.
Хорнбакл отправил своих помощников в трейлерный парк на Монтерей-роуд; агенты федеральной службы уже тоже спешили туда. Отряд полицейских, городских и федеральных, мчался в «Эль Кортес Мотор Инн». Трое сотрудников из офиса шерифа, лейтенант Джон Гиббонс, Фрэнк Лива и Дуглас Логан, нашли Салли в трейлере Ласалля. Она была одна.
«Пожалуйста, заберите меня отсюда, пока он не вернулся из города»{132}, – взмолилась Салли. На мгновение страх пересилил в ней облегчение: что если он заявится раньше, чем она уедет из трейлерного парка? Вдруг попытается ее отнять? И если это ему удастся, вдруг он устроит ей такое, о чем и подумать страшно?
Но на этот раз она попала к настоящим полицейским и настоящим агентам ФБР, а не фальшивым, как Фрэнк Ласалль. Эти копы заверили Салли, что ей ничто не угрожает. Ласаллю больше до нее не добраться, он уже ничего ей не сделает. Трое помощников шерифа тут же отвезли девочку в городской центр для содержания под стражей несовершеннолетних правонарушителей, надзирательницей в котором служила Лиллиан Нельсон. Оставшиеся в трейлерном парке сотрудники городской и федеральной полиции ждали возвращения Ласалля.
Лейтенант Гиббонс поначалу не хотел допрашивать Салли. «Она и так переволновалась», – пояснил он через несколько часов репортерам, которые требовали от него подробностей. Но когда Салли успокоилась, шериф Хорнбакл отвел ее в комнату для допросов, и там она рассказала ему, что случилось и где она была все это время. Хорнбакл внимательно слушал историю злоключений Салли. Сперва девочка задыхалась, всхлипывала от рыданий. Истерика ее была понятна, и шериф ее не торопил.
Наконец Салли успокоилась, голос ее окреп, и она начала с самого начала{133} – с того, как Ласалль поймал ее, когда она пыталась на спор стащить тетрадку в магазинчике полезных мелочей. Как представился агентом ФБР и сказал, что она «арестована». Как она перепугалась и какое облегчение испытала, когда он ее отпустил. Как он подошел к ней через несколько месяцев, когда она возвращалась домой из школы. Как пригрозил, что если она не поедет с ним «по приказу правительства» в Атлантик-Сити, наврав матери, что он якобы отец ее школьных подружек, ее пошлют в исправительную школу.
Салли подтвердила, что они с Ласаллем прожили восемь месяцев в Балтиморе, потом переехали в Даллас, а оттуда совсем недавно перебрались в Сан-Хосе. Все время, пока девочка была у него в плену, Ласалль твердил Салли, что если она вернется домой, или убежит, или за ним кто-то приедет, то его посадят в тюрьму. «Правительство распорядилось, чтобы я жила у него, а уж он обо мне позаботится: так он говорил». Наконец Хорнбакл задал Салли самый трудный вопрос: заставлял ли ее Ласалль в те два года, что они провели в разъездах, заниматься с ним сексом. Шериф выразился деликатнее: он спросил, была ли Салли «близка» с Ласаллем. Сперва девочка все отрицала. Но потом, после того как ее осмотрел врач, призналась.
«Первый раз был в Балтиморе, в тот самый день, когда мы туда приехали. И с тех пор регулярно». В Далласе школьная подружка сказала ей, что то, чем они с Фрэнком занимаются, «неправильно, и это надо прекратить. Я и прекратила».
Салли сообщила, что Ласалль «вечно придирался и даже иногда ругался, но вообще относился ко мне как отец». Она также добавила, что некоторое время он ходил с пистолетом, мол, агенту ФБР так положено, но, кажется, пистолет остался в Балтиморе.
Салли подчеркнула, что Ласалль ей не отец. «Мой настоящий папа умер, когда мне было шесть лет, я помню, как он выглядел. А [Ласалля] я впервые увидела в том магазинчике мелочей».
Разговорившись, она уже не могла остановиться. Когда же, наконец, примолкла, чтобы перевести дух, призналась: «Я хочу поскорее поехать домой».
Неизвестно, нашел ли Фрэнк Ласалль в то утро в Сан-Хосе достойную работу. Во втором часу дня он вышел из автобуса, направился к трейлеру, и не успел он подойти к двери, как его окружили десятки полицейских. Они прятались за другими трейлерами. Помощники шерифа. Агенты ФБР. Полицейские из Сан-Хосе. Все они собрались здесь из-за ряда событий, которые произошли после того, как Салли Хорнер повесила трубку. Ласалль сдался без сопротивления.
В тюрьме Сан-Хосе Ласалль несколько оживился. Заявил, что не похищал Салли. Утверждал, что он ее отец, а ее мать «каждый день с тех самых пор, как я уехал, знала, где я и где девочка». Ласалль изложил копам собственную версию событий: «Я забрал ее, когда она была еще маленькой… У меня шестеро детей, трое от этой жены (миссис Хорнер) и трое от другой. [Салли] я забрал не из Кэмдена, а из Нью-Йорка. И не два года назад, а все четыре. Она вела хозяйство, я давал ей деньги и ни в чем ее не ограничивал». Ласалль сказал, что полиция могла его найти «в любой момент». Ведь в Далласе у него был бизнес, к тому же на его имя «всегда было зарегистрировано несколько автомобилей». Заявив таким образом о своей невиновности, Ласалль отказался говорить дальше.
«Отъявленный негодяй», – заметил лейтенант Гиббонс.
Элла Хорнер не помнила себя от радости и волнения{134}. Узнав, что дочь нашлась, что она жива, женщина поначалу даже утратила дар речи. Но потом сумела взять себя в руки и сообщила толпе репортеров и фотографов, собравшихся возле дома 944 по Линден-стрит, что больше всего ее заботит безопасность Салли. «Я лишь хочу, чтобы она вернулась домой, хочу ее увидеть. Я очень благодарна и буду еще более благодарна, когда наконец увижу Салли».
Также она повторила слова, которые произнесла в интервью в декабре 1948 года (и с тех пор, наверное, не раз говорила себе самой), когда Салли еще не нашлась: «Что бы она ни натворила, я ее прощаю».
Позже в тот же день{135} репортер Camden Courier-Post Джейкоб Вайнер застал Эллу с фотокарточкой Салли в руках – тем самым снимком, который в августе 1948 года обнаружили в меблированных комнатах в Атлантик-Сити. «Сколько же воды утекло с тех пор, Салли, сколько воды утекло», – бормотала Элла, рассматривая фотографию дочери, и добавила громче, хотя голос ее все равно дрожал: «У меня просто камень с души свалился».
Элла повторила, что Салли отсутствовала почти два года. «Это долго, – сказала Элла. – И все это время я о ней ничего не знала. Ни словечка. Ни открыточки. Вообще ничего».
О том июньском дне, когда она отпустила Салли с Фрэнком Ласаллем на каникулы к океану, Элла сказала: «Какой же я была дурой… По крайней мере, сейчас я это понимаю». Она снова взяла в руки фотографию Салли. «Я ее отпустила. И с тех пор не видела…»
Вайнер спросил, случалось ли Элле терять надежду, что Салли найдут живой. Да, призналась Элла, порой на нее «накатывало отчаяние», потому что «она всегда считала, что Салли девочка разумная и обязательно позвонит или напишет». А от Салли не было вестей.
Что Элла думает о Фрэнке Ласалле? «Этого человека…» – начала та, но голос ее осекся.
«Надеюсь, этого Ласалля накажут по заслугам, – подхватила Сьюзен, которая сидела рядом с матерью во время интервью. – Отправят в тюрьму до конца дней… Или на электрический стул».
Затем Сьюзен вспомнила, как только что второй раз пообщалась с младшей сестрой по телефону: «Мне не верилось, что я говорю с Салли. Такая радость!» Глаза ее наполнились слезами: «Мне так хочется скорее ее увидеть».
Салли спросила у Сьюзен, как дела у мамы. И о дочери Сьюзен, Диане, которой уже был год и семь месяцев.
– Она вылитая ты, – ответила Сьюзен, и Салли расплакалась.
Салли звонит родным через несколько часов после спасения
Мотив телефонных разговоров не раз повторяется в «Лолите». Неумолчный трезвон «всесильной machina telephonica и ее внезапные вторжения в людские дела»{136} прерывают рассказ, и по психологическому портрету Гумберта Гумберта бегут трещины: чудовище борется с явленной миру личиной любезного господина. Именно по телефону Гумберт Гумберт узнает о том, что Шарлотту сбила машина (ведь он наливал ей виски и не слышал, как она выбежала из дома).
Шарлотта навсегда сошла со сцены, и герой едет в лагерь Ку, чтобы забрать Долорес и лично сообщить ей о смерти матери («я весь трясся от мысли, что за время отсрочки она может вдруг взять да и позвонить в Рамздэль»). Из лагеря Гумберт Гумберт везет Долорес в гостиницу «Зачарованные Охотники», где насилует ее в первый раз. На следующее утро телефон играет главную роль в сцене, которая связывает героев. Гумберт Гумберт сообщает Долорес, что Шарлотта в больнице в Лепингвиле и они едут туда. На заправке Долорес просит: «Дай мне несколько пятаков и гривенников. Я хочу позвонить маме в больницу. Как номер?» – «Ты не можешь звонить по этому номеру», – отвечает ей Гумберт Гумберт. «Почему? – восклицает Долорес. – Почему я не могу позвонить маме, если хочу?» – «Потому, – поясняет он, – что твоя мать умерла».
Это известие разбивает Лолите сердце: теперь она целиком во власти Гумберта Гумберта. Он и сам это понимает: «В тамошней гостинице у нас были отдельные комнаты, но посреди ночи она, рыдая, перешла ко мне и мы тихонько с ней помирились. Ей, понимаете ли, совершенно было не к кому больше пойти».
Так для Гумберта Гумберта и Долорес начинается путешествие длиной в тысячи миль через все Соединенные Штаты. Со временем Гумберта Гумберта охватывает паранойя: он подозревает, что Долорес расе казал а правду о нем Моне, школьной подружке, у которой отношения между так называемым отцом и дочерью вызывали сомнения: «…я различаю в ее взгляде тайную мысль, что, может быть, Мона права, и ей, сиротке Долорес удалось бы меня выдать полиции без того, чтобы самой понести кару».
В первый раз Долорес убегает, высказав ему «непечатные вещи», обвинив Гумберта в том, что он убил ее мать и не раз пытался растлить ее, Долорес, еще когда Шарлотта была жива; тут как раз звонит телефон, девочка вырывается (этот фрагмент перекликается с тем, как Ласалль схватил Салли за руку в магазине полезных мелочей) и убегает. Она отсутствует всего лишь несколько часов, и в конце концов Гумберт Гумберт находит ее: «В десяти шагах от меня, сквозь стеклянную стенку телефонной будки (бог мембраны был все еще с нами)…»
После этого Долорес выбирает, куда они поедут дальше. А потом, хоть читатель об этом и не знает, делает последний, тайный звонок, предположительно Клэру Куильти, и просит помочь ей сбежать. Телефоны, заключает Гумберт, «представляли собой по непроницаемой для меня причине те острые пункты, за которые ткань моей судьбы имела склонность зацепляться». Для Долорес же телефоны стали способом сбежать от насильника, поглотившего ее жизнь, – так же, как телефонный звонок спас Салли Хорнер.
