Текст книги "Подлинная жизнь Лолиты. Похищение одиннадцатилетней Салли Хорнер и роман Набокова, который потряс мир"
Автор книги: Capa Вайнман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)
ДВАДЦАТЬ ОДИН.
Выходные в Вайлдвуде
Кэрол Стартс, лучшая подруга Салли Хорнер. Лето 1952 года
Кэрол Тейлор уже не помнит{173}, почему они с Салли в те летние выходные решили отправиться в Вайлдвуд. В середине августа в Кэмдене всегда стояла влажная жара. Кондиционеров ни у кого не было, зато от зноя можно было сбежать на побережье Джерси.
И Кэрол, и Салли все лето проработали официантками в аптеке-закусочной «Сан Рей» в соседнем городке, Хаддонфилде. Они были лучшими подругами. Через несколько недель начинался их первый учебный год в старшей школе имени Вудро Вильсона. Так почему бы не выбраться на пару дней в Вайлдвуд?
Девушки скопили денег на автобусные билеты и в пятницу, 15 августа, отправились на юг: путь длиной в восемьдесят шесть миль занимал полтора часа. К вечеру приехали в Вайлдвуд. Там кипела жизнь: множество молодых людей, как и Салли с Кэрол, решили провести выходные у моря, позагорать на песке, потанцевать. Девушки захватили с собой фальшивые удостоверения личности, согласно которым им уже исполнился двадцать один год. Впоследствии это вызвало недоразумение.
Салли и Кэрол не пили. Салли вообще не притрагивалась к спиртному, Кэрол могла иногда пригубить вина или пива. Поддельные документы им нужны были вовсе не для того, чтобы купить алкоголь: просто на танцы обычно ходили в ночные клубы вроде «Бамбуковой комнаты», «Волны» или «Болеро», а туда пускали только совершеннолетних. Фальшивые удостоверения личности были у всех кэмденских старшеклассников. Тем более что подделать удостоверение – пара пустяков: едешь в ратушу, получаешь копию свидетельства о рождении размером с удостоверение личности, исправляешь дату рождения, обесцвечиваешь, после чего красишь зеленым пищевым красителем, ламинируешь – и готово: вот тебе фальшивые документы, которые не отличишь от настоящих.
Салли и Кэрол отправились на пляж, а потом протанцевали всю ночь напролет. В субботу планы подруг разошлись. Потому что в тот день Эдди встретил Салли.
Летом 1952 года Эдвард Джон Бейкер приезжал в Вайлдвуд практически на каждые выходные. И когда Салли Хорнер впервые его увидела, она, наверное, подумала, что для него развлечения не часть жизни, а сама жизнь.
Эдвард Дж. Бейкер в выпускном классе старшей школы, 1950 год
На общих фотографиях класса и снимках из городской газеты глаза Бейкера смеются. Как на традиционном выпускном портрете: одноклассники серьезны не по годам, Бейкер же, с растрепанными темными волосами и приподнятыми бровями, словно и не собирается прощаться с детскими проказами. Его глаза весело блестят на групповых фотографиях многочисленных школьных ансамблей, в которых он играл, начиная от джаз-банда старшеклассников до струнного оркестра и скрипичного квартета. На всех этих снимках он сжимает верный саксофон-сопрано, как легендарный дудочник, готовый увести за собой слушателей на край света.
Разумеется, фотографии врут. Они лишь мгновенные отражения сложной гаммы мыслей, чувств, отношений. Не стоит искать в них скрытый смысл. Но снимки – все, что нам остается, поскольку Бейкера (в юности его звали Эдди) больше нет, а значит, он не расскажет, о чем думал тогда. Он скончался в 2014 году{174} в возрасте восьмидесяти двух лет в своем родном городе Вайнленд, штат Нью-Джерси.
По крайней мере, по фотографиям ясно, чем он так увлек Салли, которая наконец оказалась готова увлечься мужчиной. Эдвард Бейкер был высокий брюнет двадцати лет; Салли же, хоть и опытной не по годам (тем более что опыт этот она приобрела не по своей воле), было пятнадцать. Она не сказала Бейкеру, сколько ей лет на самом деле; соврала, что семнадцать, и Бейкер впоследствии говорил, что поверил ей, «поскольку она выглядела на этот возраст». Кэрол вспоминала, что Салли «втюрилась» в него с первого взгляда.
За год дружбы, и особенно в то лето, Салли не раз признавалась Кэрол, что ей очень одиноко и она мечтает найти парня. И что в Кэмдене ей это явно не светит, поскольку все знают о похищении. И парни, и девушки жестоко над ней смеются. Считают шлюхой. Шарахаются от нее.
Бейкер же был панацеей от всего этого. Старше ее, высокий, красивый. И коль скоро он поверил, что ей семнадцать, она не станет его разубеждать, не признается, что с осени пойдет учиться в старшую школу имени Вудро Вильсона. Наверное, Бейкер стал для нее надеждой вырваться из мрака. А может, ей просто хотелось развлечься на выходных.
Они познакомились в субботу на пляже, провели вместе день и вечер, а в воскресенье утром пошли в церковь. «Она показалась мне чертовски милой{175}, – вспоминал Бейкер. – Симпатичная, сдержанная… и явно набожная».
Если в субботу вечером или в воскресенье утром между ними и было что-то большее, Салли скрыла это от Кэрол. Впрочем, вернувшись с Эдди из церкви, она попросила лучшую подругу об огромном одолжении: не обидится ли Кэрол, если ей придется возвращаться в Кэмден одной? Потому что Салли решила поехать с Бейкером на его блестящем черном «форде» в Вайнленд, где жил Эдди, а там уже пересесть на автобус до дома.
«Ей ужасно хотелось поехать домой вместе с ним, – вспоминала Кэрол. – Он ей очень понравился».
Кэрол ответила, мол, конечно, почему нет. С чего бы ей мешать влюбленной подружке. Да и Бейкер казался славным малым: такой точно не обидит Салли. А кроме того, в Вайлдвуд на выходные приехали и другие друзья Кэрол, и у них в машине нашлось для нее место.
Так что Кэрол спокойно вернулась в Кэмден. Но следующее утро выдалось совершенно иным.
Эд Бейкер вырулил на шоссе{176}; Салли Хорнер сидела на пассажирском сиденье. Они ехали в Вайнленд, и Салли, должно быть, не помнила себя от счастья. Они не расставались всю субботу и воскресенье. Она влюбилась в него по уши, а он, похоже, в нее. Они поужинали вместе, потом прогулялись по оживленной вайлдвудской набережной. Заметив вдали от ярмарочных зазывал и визжащих детей свободную скамью, присели отдохнуть. Не могли наговориться, может, даже целовались, так что к машине отправились уже затемно. Салли совсем не хотелось с ним прощаться.
Обычно дорога из Вайлдвуда до Вайнленда{177} занимала сорок минут. Наверное, Эд Бейкер рассчитывал поддать газу, учитывая, что уже было одиннадцать вечера. Или же они спешили на автовокзал, чтобы посадить Салли на последний автобус до Кэмдена. А может, их планы были не столь невинны, и они не хотели, чтобы кто-то об этом узнал.
Около полуночи Эд Бейкер и Салли Хорнер были в семнадцати милях к северу от Вайлдвуда. Навстречу им по двухполосному шоссе двигался автомобиль, и Бейкер переключил фары на ближний свет. Он сжимал руль обеими руками, чтобы удержать машину посередине дороги. В слепящем свете фар встречного автомобиля он заметил что-то сбоку дороги, но не успел увернуться от столкновения.
Салли даже ничего не почувствовала.
18 августа 1952 года, в понедельник, вскоре после полуночи{178} полиция штата Нью-Джерси прибыла на место аварии: четыре автомобиля столкнулись в нижней части Вудбайн-роуд, там, где между Норт-Деннис и Вудбайн проходит граница округа (теперь вся эта территория – часть шоссе 78). Бейкер врезался сзади в принадлежавший Джейкобу Бенсону грузовик, припаркованный на дороге, который, в свою очередь, протаранил стоявший перед ним грузовик Джона Рифкина. От удара грузовик Рифкина выбросило на шоссе, где в него врезалась машина, ехавшая следом за «фордом».
Сотрудник полиции штата Пол Хейлферт сообщил газете Wildwood Leader, что случись столкновение минуты на три раньше, «все было бы куда серьезнее». Потому что Рифкин как раз собирался буксировать грузовик Бенсона, и когда в них влетел «форд» Бейкера, обоих мужчин в машинах не было.
Эти три минуты спасли им жизнь. Бейкер сломал левое колено, получил множественные порезы и синяки; на глубокую рану на правой руке ему наложили пятнадцать швов.
Салли Хорнер скончалась на месте.
Спасателям потребовалось два с лишним часа, чтобы достать тело Салли из покореженной машины. Голову ей размозжил задний откидной борт грузовика, от удара пробивший ветровое стекло. Полиция обнаружила фальшивые документы, в которых значилось, что Салли двадцать один год. Поэтому в первом сообщении о гибели ее возраст указали с ошибкой. Но потом журналисты смекнули, кто она, вспомнили, что о ней уже не раз писали в газетах, и указали точный возраст Салли.
В свидетельстве о смерти{179}, выданном округом Кейп-Мей через три дня, в качестве причины гибели Салли указали перелом черепа вследствие удара в правую часть головы. Она сломала шею и правое бедро; среди смертельных ранений – раздавленная грудная клетка, повреждения внутренних органов. Коронер даже не стал делать вскрытие.
Лицо Салли оказалось настолько обезображено{180}, что полиция штата решила не вызывать Эллу на опознание: вместо нее в морг поехал Эл Панаро. «Я узнал ее только по шраму на ноге, – признавался он. – Лицо было изуродовано до неузнаваемости».
Утром 18 августа Кэрол Стартс разбудил крик матери{181}: «Тебе звонят!» Телефон в доме был только один – в гостиной. Кэрол вскочила и побежала к аппарату. Звонивший держался официально, как полицейский или детектив.
Он спросил, не провела ли Кэрол прошлый вечер в компании Салли Хорнер.
– Да, – ответила Кэрол.
– Вы знаете, с кем она была?
– Да, конечно. А почему вы спрашиваете?
Кэрол так и не поняла, чего хотел звонивший. Не дожидаясь ответа, девушка повесила трубку, потом снова сняла и набрала номер Салли. Трубку сняла Элла.
– Доброе утро, миссис Хорнер. Где Салли? Она уже встала?
Элла разрыдалась и сообщила Кэрол, что Салли прошлой ночью погибла в автокатастрофе.
Кэрол словно впала в прострацию. Она никак не отреагировала на известие о смерти лучшей подруги. Оделась, вышла из дома и направилась прямиком в кинотеатр. «Не помню, что я смотрела. Не помню, в чем я была. Но когда со мной хотели поговорить, я пошла в кино». Потом-то уже она догадалась, что испытала шок.
Когда Кэрол вернулась домой, позвонила Элла и подробно рассказала о случившемся с Салли, описала ранения – по крайней мере, те, о которых знала. Лишь положив трубку, Кэрол поняла, что подруги нет в живых, и почувствовала горечь утраты. «Я все глаза выплакала», – признавалась она.
Кэрол не нашла в себе сил спросить у Эллы о бытовой мелочи. В Вайлдвуде они с Салли обменялись любимыми платьями, так что синее платье Кэрол осталось в вещах подруги. Кэрол показалось неправильным спрашивать о нем у Эллы; она и не спросила.
Однако Кэрол призналась Элле, что знакома с парнем, который увез Салли в последнее роковое путешествие.
ДВАДЦАТЬ ДВА.
Записные карточки
Утром 19 августа 1952 года, когда Владимир с Верой должны были пуститься в долгий обратный путь до Итаки, неподалеку от Афтона, штат Вайоминг, Набоков открыл газету{182} и наткнулся на репортаж агентства Associated Press. Возможно, Набоков читал утренний выпуск New York Times, в котором на двенадцатой странице опубликовали сообщение о гибели Салли Хорнер. Или какую-то местную ежедневную газету, в которых сенсационные новости печатали на первой или второй страницах. Не важно, откуда именно Набоков узнал о происшествии: главное – он выписал эту новость на одну из девяноста четырех впоследствии уцелевших карточек к «Лолите».
Вот что там написано{183}:
20.viii.52
Вудбайн, Н. Дж. —
Салли Хорнер, 15-летняя жительница Кэмдена, штат Нью-Джерси, которая пробыла 21 месяц в неволе у немолодого нарушителя нравственности, погибла в дорожной аварии в ночь на понедельник… Салли исчезла из родного Кэмдена в 1948 году, и до 1950‑го о ней не было известий; вернувшись, она поведала душеистязательную (sic!) историю о том, как провела 21 месяц рабыней 52-летнего Фрэнка Ласалля, который перевозил ее из штата в штат.
Механика Ласалля арестовали в Сан-Хосе, Калиф….он признал вину по (двум) обвинениям в похищении и был приговорен к 30-35 годам тюрьмы. Судья, вынесший приговор, назвал его «моральным калекой».
Эта карточка – доказательство того, что Набоков знал о деле Салли Хорнер. Того, что ее история привлекла внимание писателя и мытарства Салли послужил и прообразом злоключений Долорес Гейз. Не очень понятно, когда именно Набоков узнал о Салли Хорнер: то ли из заметки, которую прочел в августе 1952 года, то ли он, как все, кто читал репортажи в марте-апреле 1950 года, изумился, осознав, что после спасения Салли прожила всего два года.
На исписанной спереди и сзади карточке встречаются зачеркнутые обороты, которые впоследствии вошли в текст «Лолиты». Набоков вымарал «нарушителя нравственности» и «рабыню» – слова, которые употребляет Гумберт Гумберт, пытаясь убедить Лолиту, что «белиберда», которую они прочитали в газете, никак не связана с их отношениями «отца и дочери». Карточка пестрит орфографическими и прочими ошибками, самая примечательная из которых – слово «душеистязательный»: видимо, Набоков хотел написать «душераздирающий», но ошибся.
Карточка, на которую Набоков выписал опубликованную агентством АР историю гибели Салли Хорнер
Вверху карточки Набоков приписал: «по возвращении в Зач. Ох.?… в газете?» По мнению Александра Долинина{184}, Набоков имел в виду эпизод (часть II, глава 26), в котором Гумберт возвращается в Брайсланд и в библиотеке переворачивает «огромные и хрупкие страницы тома, черного, как гроб», подшивок местной газеты за август 1947 года. Гумберт ищет собственную фотографию в виде «Портрета Неизвестного Изверга… на темном моем пути к ложу Лолиты» в гостинице «Зачарованные Охотники»; видимо, Набоков планировал, что в этом «фолианте рока», как метко называет его рассказчик, Гумберт Гумберт должен наткнуться на известие о гибели Салли Хорнер.
Впоследствии Набоков отказался от этой мысли. История похищения Салли Хорнер пронизывает весь текст «Лолиты», заставляя читателя мучительно отыскивать ее следы – хотя, конечно, большинство не утруждает себя поисками.
Время от времени набоковеды поднимают вопрос об альтернативном окончании «Лолиты». Якобы на самом деле Долорес Гейз не знакомится с Диком Скиллером, не беременеет и не умирает в родах в неполные восемнадцать лет, а гибнет в четырнадцать с половиной. И вся ее короткая трагичная взрослая жизнь – не более чем галлюцинация Гумберта Гумберта, фантазия, в которой он пытается придумать романтическое окончание для истории погубленной им девочки.
В этой версии получается, что непосредственно Гумберт Гумберт не виновен в ее смерти, а следовательно, может тешить себя иллюзией, что Долорес пусть недолго, но была по-своему счастлива. Более того: их отношения насильника и жертвы превращаются в истинную любовь. Гумберт убеждает себя в том, что желал Долорес не потому, что она соответствует образу нимфетки, порожденному его детской одержимостью Аннабеллой Ли, а потому, что испытывал к ней подлинные чувства.
Если эта теория верна (чего Набоков, разумеется, ни разу не подтвердил и не опроверг), последний визит Гумберта в Рамздэль обретает дополнительную остроту. Незадолго до того, как автор вскользь упоминает о Салли Хорнер и Фрэнке Ласалле (проверенное средство, чтобы донести до читателя истинный смысл фрагмента текста), Гумберт Гумберт ходит по Рамздэлю, вспоминая тот первый – роковой раз, когда он увидел Долорес Гейз. Проходя мимо прежнего своего дома, Гумберт видит вывеску «Продается» с привязанной к ней черной бархатной лентой для волос. И тут он замечает, что с газона «смуглая, темнокудрая нимфетка лет десяти… глядит на меня с чем-то диким в завороженном взоре больших черно-синих глаз».
Эта девочка – смесь Лолиты и Салли: глаза ее того же оттенка, что у Салли (ну, почти). Гумберт продолжает: «Я сказал ей два-три милых слова, совершенно невинных, – старомодный комплимент, вроде «какие у тебя прелестные глаза», но она поспешно попятилась и музыка оборвалась, и весьма вспыльчивого вида черноволосый мужчина, с блестящим от пота лицом выскочил в сад и грубо уставился на меня. Я, было, хотел представиться, но тут, с тем острым смущением, которое бывает во сне, я увидел что на мне запачканные глиной синие рабочие брюки и отвратительно грязный дырявый свитер, ощутил щетину на подбородке, почувствовал, как налиты кровью мои глаза, глаза проходимца…»
Лишь здесь, практически в самом конце романа, Гумберт Гумберт задумывается о том, какое впечатление производит на других. Он вдруг понимает, «как, должно быть, выглядит в глазах вечных своих присяжных: детей и их защитников». Он вмиг лишается небрежного велеречивого шарма, спокойного лоска. Гумберт предстает перед нами чудовищем и сам сознает, что он таков. А убив Клэра Куильти за то, что тот увез Долорес которая, по мнению Гумберта, принадлежала ему по праву, – лишается последних крупиц морали.
Трактовку образа Салли Хорнер в «Лолите» Долинин интерпретирует снисходительно: он утверждает, что местами, в том числе в композиции второй части, просматривается прототип. Исследователь пишет, что Набоков скорее «хотел, чтобы мы помнили и жалели бедную девушку, чье украденное детство и безвременная кончина помогли породить его (а не Гумберта Гумберта) Лолиту – подлинную героиню романа, скрытую за самовлюбленным многословием повествователя».
Жалость, о которой говорит Долинин, возникает в сцене последней встречи Гумберта и Долорес. Она замужем, беременна, ей уже семнадцать, у нее «уже не детские вспухшие жилы на узких руках». Теперь она слишком взрослая – на его извращенный вкус, – и тут он наконец понимает (о чем опять же замечает мимоходом), как жестоко ее осквернил и измучил сколько горя ей причинил: «Поскольку не доказано мне (мне, каков я есть сейчас, с нынешним моим сердцем, и отпущенной бородой, и начавшимся физическим разложением), что поведение маньяка лишившего детства северо-американскую малолетнюю девочку, Долорес Гейз, не имеет ни цены ни веса в разрезе вечности – поскольку мне не доказано это (а если можно это доказать, то жизнь – пошлый фарс), я ничего другого не нахожу для смягчения своих страданий, как унылый и очень местный паллиатив словесного искусства».
Прозрение Гумберта согласуется с заметкой, которую Вера сделала в дневнике в 1958 году{185}, на следующий день после того, как «Лолиту» опубликовали в Америке. Вера с восторгом упоминала, что в газетах роман по большей части хвалят, что книги быстро раскупают, однако ее печалило, что критики кое-чего не замечают. «Мне бы хотелось, чтобы хоть кто-то увидел, с какой нежностью описана ее детская беспомощность, ее трогательная зависимость от ужасного ГГ, ее душераздирающая отвага».
Нужно отдать Набокову должное: сквозь дымку эгоцентричности рассказчика все же проступают подлинные черты характера Долорес – взбалмошной, сложной, незрелой. Она вовсе не «очаровательная проказница, которую возвышает над обычной жизнью лишь особая любовь»{186}. Она отлично играет в теннис, не лезет за словом в карман («Ты что-то очень книжно выражаешься, милый папаша»), и когда ей наконец удается сбежать от Гумберта с Клэром Куильти, она хватается за эту возможность, чтобы выжить. Любой жребий лучше жизни с ее отчимом.
И плевать, что потом она сбежит и от Куильти, который хотел снимать ее в сценах группового секса в порнографических фильмах. Плевать, что Долорес «довольствуется» Диком Скиллером, материнством и семейной жизнью, которая, увы, продлится недолго. Зато у нее будет свобода и независимость самостоятельно принимать все эти решения – свобода, которой под властью Гумберта Гумберта она не знала.
Из-за этих решений, скорее всего, Вера так похвально отозвалась о Долорес в дневнике, а сам Набоков назвал Лолиту{187} вторым (после Пнина) из своих персонажей, чей характер вызывает у него восхищение.
ДВАДЦАТЬ ТРИ.
«Чертовски милая девушка»
21 августа 1952 года, через три дня после аварии, в которой погибла Салли Хорнер, газета Vineland Daily Journal опубликовала на первой странице интервью{188} с Эдвардом Бейкером. Он признавался, что «озадачен вниманьем публики» в связи со смертью Салли. «Мы с ней раньше никогда не встречались. Она не говорила, бывала ли в Вайлдвуде, но у меня сложилось впечатление, что она там впервые». Бейкер сообщил, что сам ездил в курортный городок «практически каждые выходные». В пятницу, 15 августа, пораньше ушел со стекольного завода Kimble, где работал учеником механика. На следующий день Бейкер познакомился с Салли «и еще кучей парней и девушек… Мы с Салли в основном проводили время с ними».
Он настаивал, что в новостях об аварии писали неправильно. «Владелец грузовика, в который я влетел, [Бенсон], утверждал, что он будто бы стоял на обочине. Но я‑то ехал явно не по обочине, и мой тормозной след это докажет. Тот, кто ехал за мной, не увидел грузовик даже в свете моих фар и тоже в него врезался». Бейкер признавался: его спасло лишь то, что он обеими руками сжимал руль, который во время столкновения сломался.
Происшествие три дня обсуждали в новостях от побережья до побережья, и это досаждало Бейкеру: он хотел объяснить, что на самом деле было между ним и Салли. «Она показалась мне милой девушкой. После аварии в некоторых репортажах нас выставили чуть ли не распутниками. Так вот: ничего такого не было… Мы не «обжимались» в машине. В противном случае погиб бы я, а не она».
Известие о прошлых злоключениях Салли и вовсе ошеломило Бейкера. «Никто из нас понятия не имел, что это та самая девушка, которую похитили четыре года назад. С чего бы нам об этом помнить?» И это при том, что новость об освобождении Салли опубликовали газеты по всей стране, в том числе и Daily Journal, да еще и на первой странице.
Ему не верилось, что Салли на самом деле была такой юной. «Она мне сказала, что ей семнадцать. Может, у нее и было с собой свидетельство о рождении, в котором указано, что ей двадцать один, но я его не видел. Кто же спрашивает метрику у девушки, с которой идет на танцы?»
Репортеры Daily Journal пообщались и с матерью Бейкера, Мэри Янг. Вскоре после аварии сын позвонил ей. «Сказал, что лучше бы он сам погиб вместо ни в чем не повинной девушки. Он был совершенно убит». Еще Бейкер рассказал матери, какой милой была Салли и как ему понравилось, что она даже в Вайлдвуде в воскресенье отправилась в церковь. Он никогда не смирится с тем, что «она погибла из-за того, что хотела, чтобы он отвез ее в Вайнленд».
И у Бейкера, и у его матери были свои причины защищаться. После того как Бейкеру после аварии оказали помощь в больнице{189} имени Бёрдетт Томлин в Кейп-Мее, полиция арестовала его по обвинению в убийстве по неосторожности. 20 августа Бейкера выпустили под залог в 1 000 долларов, который внес его отчим, Джеймс Янг. В газетных заметках о происшествии о Бейкере отзывались сочувственно, подчеркивали, что он не виноват в аварии; это могло помочь ему в суде.
Однако против него свидетельствовало то, что авария была для Бейкера не первой{190}. Всего лишь годом ранее в Ньюфилде, в четырех милях к северу от Вайнленда, Бейкер за рулем машины, принадлежавшей его матери, Мэри Янг, на красный сигнал светофора врезался в другую машину. Бейкер тогда тоже отделался легкими ушибами. Как и Мэри, которая сидела рядом с ним.
Похороны Салли Хорнер{191} состоялись 22 августа, через четыре дня после ее кончины. Более 300 человек пришли в похоронный дом Фрэнка Дж. Леонарда, расположенный по адресу Бродвей, 1451, чтобы отдать дань уважения погибшей. Гроб Салли утопал в цветах, принесенных скорбящими.
Похороны прошли в камерной обстановке. На кладбище Эмлиз-Хилл в Крим-Ридж{192} отправились лишь члены семьи, в том числе Элла, Сьюзен, Эл Панаро, кое-кто из кузенов и тетушек. Останки Салли погребли на фамильном участке Гоффов.
Для Кэрол Старте похороны стали сущим кошмаром{193}. Она сидела одна в углу на скамье. Элла и Сьюзен сперва попросили не закрывать гроб, чтобы желающие могли проститься с Салли. «Мне ужасно хотелось на нее посмотреть. Но когда я ее увидела, у меня едва не разорвалось сердце», – вспоминала Кэрол. Почувствовав, что больше не выдержит, девушка улизнула с панихиды и отправилась домой.
После смерти Салли Кэрол не появлялась в школе целую неделю. «Не было сил. Мне еще никогда не было так тяжело». Первая утрата на всю жизнь оставила отпечаток в ее душе. В старости на похоронах друзей Кэрол рыдала уже открыто и так бурно, что окружающие диву давались. «Порой я слышала «И что она так убивается, они же просто дружили». И про Салли мне такое говорили. Мол, надо смириться и жить дальше. Но я не хотела смиряться. Я хотела горевать. И когда наконец оправилась от шока, так и сделала».
Фрэнк Ласалль в последний раз напомнил о себе родным Салли{194}. Утром в день похорон они обнаружили, что он прислал цветы. Но Панаро настояли, чтобы этот букет у гроба не ставили.
Первое заседание суда, связанное с аварией{195}, в которой погибла Салли Хорнер, состоялось 26 августа, во вторник. Продолжалось оно более двух с половиной часов. Полный протокол заседания не сохранился, однако в уцелевшем приложении к нему говорится: Бейкер заявил суду, что не признает себя виновным в неосторожном вождении автомобиля, и судья Томас Сирз снял с него это обвинение.
Однако правоохранительные органы штата Нью-Джерси вовсе не собирались дать Бейкеру легко отделаться: за первым судебным заседанием последовал ряд новых обвинений, разбирательств и приговоров. Прокуроры даже обвиняли Бейкера в «управлении автомобилем, детали которого не отвечают требованиям закона»: в данном случае речь шла о несертифицированных рассеивателях фар ближнего света. Полиция сообщила репортерам Vineland Daily Journal, что передние фары машины Бейкера «частично загораживало устройство, которое он приобрел и установил на другие фонари».
Но самое серьезное обвинение{196} выдвинула расширенная коллегия присяжных округа Кейп-Мей. 3 сентября 1952 года Бейкера обвинили в «убийстве Салли Хорнер по неосторожности посредством автомобиля», указав, что он действовал «небрежно и неосторожно, с явным и преднамеренным неуважением к правам и безопасности других… и в ущерб безопасности и достоинству государства и правительства».
Через неделю{197}, 10 сентября, Бейкер заявил судье Гарри Таненбауму, что не признает себя виновным. Кэрол вызвали в качестве свидетельницы{198}, чтобы она подтвердила, что действительно дружила с Салли, а заодно и дала показания касательно фальшивого удостоверения личности. В целом этот день она помнит смутно, однако поведение Бейкера навсегда врезалось ей в память.
«Он держался очень высокомерно, – рассказывала мне Кэрол. – Отпускал какие-то дикие замечания вроде того, что длина зала суда всего тридцать футов, а должна быть сто. Я и тогда не поняла, что он имел в виду, и сейчас не понимаю». Однако замечание о площади зала заседаний настолько ее задело, что во время беседы она повторила мне его трижды. По мнению Кэрол, это доказывало, что Бейкер не воспринимал процесс всерьез. «Он знай себе посмеивался. Вел себя по-идиотски», – чем возмутил ее до глубины души. «Я его ненавидела, ведь это он был за рулем и попал в аварию, в которой погибла моя подруга».
Возможно, Кэрол огорчил приговор, который вынесли лишь в январе 1953 года. Судья Таненбаум снял с Бейкера обвинения{199} в убийстве по неосторожности посредством автомобиля (в отрывочных протоколах заседаний не указано почему), а заодно и в использовании несертифицированных рассеивателей фар ближнего света.
Однако проблемы с законом на этом для Бейкера не закончились. Ему пришлось выдержать ряд разбирательств по гражданским искам{200}. Сохранившиеся протоколы, как и в случае с заседаниями уголовного суда, скупы на подробности и полны пробелов. Зато основные детали слушании по запутанным солидарным искам публиковали и в Cape Мaу County Gazette, и в Camden Courier-Роst.
Все пять исковых заявлений рассмотрели за одну неделю начиная с 21 мая 1953 года. Доминик Каприони, владелец автомобиля, который в ночь гибели Салли Хорнер ехал сразу за «фордом» Бейкера, подал иск против Джейкоба Бенсона, владельца припаркованного грузовика, в который врезались Бейкер и Каприони. Последний также подал иск на 13 000 долларов за возмещение убытков – против Бейкера и его матери, Мэри Янг, поскольку «форд», на котором ехал Бейкер, принадлежал ей. Бенсон, в свою очередь, подал иск против Бейкера и Каприони (впрочем, денег не требовал), а Бейкер и Янг подали иск против Бенсона на сумму в 52 500 долларов. Последним и самым важным с гражданской точки зрения стал иск Эллы Хорнер против Бейкера, Янг и Бенсона – на 50 000 долларов.
Эта путаница исков{201}, которые разбирал судья высшего суда Элмер Б. Вудс, отчасти объясняет, почему в первый день заседание было признано несостоявшимся из-за нарушения процессуальных норм: кто-то заметил, что во время перерыва член коллегии присяжных разговаривает со свидетелем. Новое заседание длилось два дня{202} и неожиданно завершилось 28 мая 1953 года мировым соглашением сторон. Сколько получил каждый из истцов (а некоторые выступали еще и ответчиками), неизвестно.
Процесс против Бейкера закончился, однако формально власти округа Кейп-Мей закрыли дело лишь 30 июня 1954 года.
В графе напротив его имени{203} в тот день значится «nolle pros», то есть прекращение производства дела. В конце концов органы уголовного правосудия признали автокатастрофу, в которой погибла Салли Хорнер, несчастным случаем.
