Текст книги "Покорение Гедеона"
Автор книги: Бронуин Уильямс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)
Случилось не больше того, что она предвидела. Только вчера она жгла куриные перья и все прочитала. Беды. Смерть. Но не смерть кого-то из ее людей. Хотя эта смерть принесет им еще больше бед.
Лия знала, кто такой светловолосый незнакомец. И она также знала, что если он здесь, то и его человек, Крау, тоже где-то недалеко. И медленная улыбка затеплилась в ее темных глазах.
Пусть мальчик ухаживает за мизус. Пусть этот мужчина, Гедеон, ухаживает за девочкой. Пора уже молодой мисс найти человека, у которого воля сильнее, чем у нее. В тот момент, когда Лия посмотрела в глаза красивого мужчины со шрамом на щеке, она поняла, что это он сделал девочку женщиной.
А это было больше, чем могли бы сделать все причитания Осанны и снадобья Лии, вместе взятые.
Прю разбудила боль под рукой. Боль и шум в голове. Она открыла глаза и изучала тени, одна за другой пробегавшие по потолку. Солнце стояло низко на западе. На западе? Значит, сейчас вечер. Выходит, она проспала?
– Хочешь глоток чая?
При звуке знакомого голоса она резко подняла голову и вскрикнула от обжигающей боли, пронзившей плечо.
– Вы? Как вы… Что вы…
– Да, я. Что и почему, ты узнаешь, когда тебе станет лучше. А сейчас глотни чаю и снова закрой глаза.
Ей хотелось пить. И Прю сделала несколько глотков, сморщив нос от вкуса питья.
– Какая гадость. Вы хотите меня отравить? Гедеон улыбнулся. Когда туман в глазах стал рассеиваться, до нее медленно начало доходить, что он выглядит еще хуже, чем она себя чувствует. Глаза с покрасневшими веками ввалились, одежда измята так, будто он спал в ней, бронзовая щетина покрывает подбородок и частично прячет шрам на щеке.
– Неужели я проспала весь день?
– Гммм. – Он растянулся в кресле, в одном из драгоценных бабушкиных кресел с гнутой спинкой из гостиной внизу. Длинные ноги перегораживали половину спальни.
– Могу я узнать, что вы здесь делаете? – спросила она.
– Пока ты меня не разбудила, давал отдых костям. Тебе не нужен горшок?
– Что мне нужно? Он пожал плечами.
– Ты знаешь… Пи…
– Тшш! Я знаю, что вы имеете в виду!
– Тогда почему ты не просишь? – Протянув ей кружку с каким-то горьким чаем, он снова сел и принял прежнюю позу, развалившись в кресле.
– Потому что я… Потому что вы… Проклятие, Гедеон, что вы тут делаете?
– Я уже тебе сказал. Я спал.
– Вы что, сидели здесь, пока я спала? – Прю одной рукой подтянула к подбородку легкое вязаное покрывало, сползшее вниз. На ней нет брюк… и рубашки тоже. Совершенно определенно, она перевязана, и довольно туго. И насколько можно судить, не поглядев, лежит даже без ночной сорочки!
Он видел тебя и вообще без одежды, наполнила она себе, чувствуя, как краска пятнами заливает ей щеки.
– Гедеон, я ничего не понимаю, но я… – Она сделала ошибку, попытавшись повернуться на бок, чтобы лучше видеть его. У нее вырвался крик боли, и он моментально вскочил.
– Полегче, не двигайся. Если тебе надо повернуться, позволь, я помогу тебе, ладно?
Она тихонько захныкала – отчасти от боли, но больше от страха. Только теперь в памяти начали всплывать отдельные эпизоды случившегося.
– Дуэль… Где Прайд? Я хочу видеть брата, сейчас.
Он поддерживал ее одной рукой и убирал с лица волосы другой. Лихорадка, в которой она горела первую ночь, не вернулась, чего они больше всего боялись. Прайд и Крау отплыли в Принсесс-Анн, чтобы доставить оттуда на остров доктора. В лучшем случае они будут здесь завтра к вечеру, а если не поднимется значительный ветер, то, может быть, и позже.
– Лежи спокойно, хорошо? Будь хорошей девочкой. Лекарство, которое я тебе дал, с минуты на минуту начнет действовать, тебе станет легче. Потерпи немного.
Гедеон внимательно наблюдал за ней. Веки стали наливаться тяжестью. Доза была чудовищная, но прислуживавшая женщина сказала, что так необходимо. Зная свою маленькую Хэскелл, Гедеон не сомневался, что женщина права. Хэскелл не принадлежала к тем людям, которые спокойно отдыхают, пока другие дерутся вместо них.
После того как замерли ее сонные протесты, Гедеон еще долго поглаживал ее брови, позволял пальцам исследовать нежные склоны щек и извилистую линию под подбородком.
– Такая безудержная, – шептал он. – Всегда готовая вступить в бой за тех, кого любит. Ведь так, моя маленькая шаровая молния?
Слишком безудержная, чтобы быть такой хрупкой, и слишком хрупкая, чтобы быть такой безудержной.
Теперь Гедеон гораздо больше узнал о девушке, которую взял под свое крыло с ошибочным намерением направить на верную дорогу. Из того, что за несколько прошедших дней он увидел в доме Эндроса, он смог сделать более правильные заключения.
Отчасти благодаря отцовскому воспитанию, отчасти благодаря отчаянному нраву получилось так, что она провела три месяца на китобойной стоянке. И это погубило ее и без того сомнительную репутацию.
Нет, он не сбрасывал со счета и свою долю участия в этом. Но в тех обстоятельствах откуда он мог знать? Сначала он думал, что окажет добрую услугу двум сбившимся с пути парням. Когда же понял свою ошибку, то так глубоко увяз в ее коварных чарах, что не мог справиться с собственной душой и тем более с разумом.
Он пришел в Портсмут, чтобы уладить это дело. А сейчас, проклятие, получается, что только ухудшил ее положение. Откуда он мог знать, что ее подруга, какая-то Энни, взбежит по лестнице и ворвется в комнату в тот момент, когда он переодевал Хэскелл?
– Вы доктор? – выдохнула девушка, увидев, что одной рукой он поддерживает ее гологрудую подругу, а другой натягивает на нее чистую сорочку.
– Нет, мисс, я китобой, – не подумав, выпалил он. И по тому, как она, закрыв ладошкой рот, попятилась спиной к двери, понял, что подбросил новую пищу злым языкам.
Вот так, черт возьми. Он скомпрометировал ее и потом послал домой страдать за его грехи. И будто этого мало, еще заполучил свидетеля того факта, что два дня и ночь провел в ее комнате и спал в кресле возле ее кровати!
А что еще он мог сделать? Старуха – мертвый груз, ни к чему не способна. Парень уехал за помощью. Не мог же он доверить свою маленькую Хэскелл какой-то долгошеей вольноотпущеннице, которая что-то мямлила о предсказаниях и жгла куриные перья и сушила змеиные хвосты! Если это и есть женщина Крау, Лия, то пусть он заберет ее себе и радуется! Гедеон запретил ей входить в комнату и взял все обязанности по выхаживанию Прю на себя.
Не первый раз в жизни ему приходится бороться с зевотой, напомнил он себе. Ведь он принимал собственного сына, помог мальчику явиться на свет. Он ухаживал за дядей Уиллом, когда тот болел болотной лихорадкой, пока бунт не положил конец «Утренней звезде» и ее распутной команде. За все годы на море, сначала как честный моряк, потом как невольный флибустьер, он лечил столько ран, что не упомнишь.
А теперь самое малое, что он мог сделать, – это выходить женщину, на которой собирался жениться.
Глава пятнадцатая
– Где бабушка? – спросила Прюденс.
– Ей поставили кровать у окна, чтобы она могла видеть всех приходящих и прохожих. А сейчас дай мне ногу.
– Где брат?
– Уплыл четыре дня назад на борту «Полли», чтобы доставить доктора. Хэскелл, не будь такой чертовски упрямой, я хочу всего лишь надеть тебе шлепанцы, чтобы ты могла посидеть в кресле, пока будет перестелена постель.
– Я сама могу надеть шлепанцы, и не называйте меня Хэскелл! А сейчас уходите из моей спальни! – Лежа на спине и чувствуя себя такой беспомощной, какой ни разу не ощущала себя за все восемнадцать лет, Прю во всю силу легких позвала Лию и тут же сморщилась от внезапной боли.
Гедеон приподнял легкое вязаное покрывало и вопросительно коснулся ее ноги.
– Никто не слышит. Она куда-то ушла.
Прю брыкнула ногой и ухитрилась высвободить ее. Но усилие ей дорого стоило. Новый приступ боли прострелил весь бок, а чуть ниже правого плеча жгло так, будто приставили раскаленную кочергу. Она беззвучно ругалась и боролась со слезами. Слабая, обиженная, беспомощная и напуганная. Такое сочетание невозможно вынести.
Изо всех сил удерживая слезы, она лежала на спине и сверкала глазами на Гедеона Макнейра. Она и в самом деле убеждена, что любит его? Этот мужчина деспот. У нее остались смутные воспоминания, как его руки издевались над ней самым отвратительным образом. Хэскелл, повернись туда. Хэскелл, повернись сюда. Открой рот. Хэскелл, подними голову.
Она дотронулась до волос и, поняв, прищурилась. Оказывается, он заплел ей волосы в косы! Лия никогда не стала бы заниматься такой глупой, ненужной работой. А скрюченные пальцы бедной бабушки едва годятся на то, чтобы держать кружку, не уронив ее.
Этим утром она впервые проснулась без чувства, что голова раздулась и вот-вот лопнет. Боль стала сильнее, но по крайней мере сознание вроде бы прояснилось. Уж лучше боль, чем ужасное состояние расплывчатости и какого-то пуха в голове, которое окутало ее после…
– Гедеон, что случилось? Я помню, что слышала, как Жак считал, но не могу вспомнить выстрелов.
– Ты не стреляла.
– Ох, нет! – Она осторожно повернулась и невидящими глазами уставилась в стену. Значит, ничего не устроено, абсолютно ничего. Они по-прежнему принадлежат Клоду, и он в любой момент, как только ему взбредет в голову, может их вышвырнуть. Ни единой минуты она не верила той чепухе, которую он молол, обещая построить им дом там, где остров заканчивается мысом. Ни один человек в здравом уме не станет строить дом прямо в океане, где штормы смоют его до основания. По каким-то своим причинам Клод хочет, чтобы они исчезли. Или умерли.
– Прюденс…
Имя странно прозвучало в устах Гедеона. Она снова повернулась и посмотрела на него. Он все еще сидел на краю ее кровати с маленькой шелковой домашней туфлей, раскачивавшейся в его натруженных руках и выглядевшей в них совершенно неуместно. Прю поняла, что он побрился. У нее осталось смутное впечатление, что она как-то раз видела его с темной Щетиной на подбородке. Помнится, даже удивилась, что борода не такая светлая, как выгоревшие на солнце волосы на голове.
Теперь он выглядел гораздо лучше и казался отдохнувшим. И переоделся. Гладкая белая батистовая рубашка обтягивала его сильные плечи. Рукава закатаны выше локтя. Прю обнаружила, что не сводит глаз с мускулистых, бронзовых от загара рук, покрытых золотистыми волосами. Она помнила, что такими волосами покрыто и все его тело.
С трудом сглотнув, Прю заставила себя отвести взгляд, но все равно чувства предали ее. Она ощущала его тепло. Как могло присутствие сильного и спокойного человека быть в то же время таким волнующим?
Ноздри впитывали чистый мужской запах, характерный для Гедеона. Отец пах ромом и табаком. Он курил резную трубку, сделанную специально для него трубочным мастером в Мэриленде. Прайд обычно пах чуть-чуть по-козлиному. Что же касается мужчин на стоянке, то все они пахли одинаково – китовой требухой.
– Это давно было? – спросила она, имея в виду дуэль. Сколько времени прошло с тех пор, как она опозорила себя, проиграв партию, в которой надеялась победить?
– Сегодня четвертый день.
При этой новости она попыталась сесть в кровати, но тут же рухнула на спину от боли.
– Я промахнулась, да? И этот ничтожный червяк подстрелил меня! Боже, мне так стыдно!
Гедеон взял ее руки в свои большие ладони.
– Тебе есть чего стыдиться! Ты сделала величайшую глупость, встав вместо брата! Разве ты ничему не научилась за все месяцы на моей стоянке?
– Есть одна вещь, которой я научилась. Я презираю любого быка, который пользуется преимуществом из-за того, что он такой большой и имел счастье родиться мужчиной!
– Покажи мне мужчину, или, если хочешь, быка, который может победить женщину, когда она открыла рот и по малейшему поводу палит языком, будто из пушки, заряженной картечью.
Прю многозначительным взглядом обвела его широкую грудь.
– Будь у меня такая большая мишень, я бы вряд ли промахнулась!
Гедеон только саркастически вскинул бровь, напоминая, как она не просто промахнулась, а не смогла нанести удар по очень большой мишени. И ее короткая вспышка гнева кончилась шумным вздохом.
– Ладно, с гарпуном я дала маху. Но пистолет – дело другое. Я чертовски меткий стрелок. А если так, то почему бы мне этим не воспользоваться? Разве вы не понимаете? Прайд бы дрогнул и промахнулся.
– Или бы вообще не выстрелил. Ты не выстрелила.
Еще одно горькое напоминание. Прю постаралась избежать его взгляда и в конце концов раздраженно вздохнула.
– Черт возьми, не будете ли вы добры перестать нависать надо мной, как грозовое облако? Вы заставляете меня нервничать!
Она не собиралась признаваться в этом, но раз слова выскочили – пускай. Если он по-прежнему будет возвышаться над кроватью и обращаться с ней так, будто чувств у нее не больше, чем у раненого быка, то все кончится тем, что она совершит какую-нибудь невероятную глупость. Расплачется. Или снова бросится к нему в объятия.
– Нечего тебе лежать плашмя на спине, лучше мы тебя оденем и посадим на твою корму. Не дело позволять крови застаиваться в одном месте.
– Это может сделать Лия.
– У Лии хватает работы, с которой надо управиться. Она ухаживает за твоей бабушкой. Бедной старушке не стало лучше от твоего последнего поступка. Единственное, на что она способна, – это лежать в постели и звонить в свой проклятый колокольчик.
– Бабушка сейчас не в форме. Это не ее вина, что воспалились несчастные суставы. Ей больно.
И к тому же она пила гораздо больше, чем полагается. Но Гедеон по доброте воздержался от дальнейших объяснений. А когда она пила, то делала глупости. Вроде той, когда предложила свою внучку подонку, который не стоил грязи на подошвах ее башмаков.
И еще раз по доброте он воздержался от лишних слов. Хотя Гедеон и не сомневался в своей догадке, что Осанна Гилберт уже забыла свое собственное участие в этом дурном деле. Боже, помоги той несчастной женщине, которая ухаживает за ней.
– Готова встать? – ласково спросил он, наблюдая, как играют, сменяясь, выражения на лице Хэскелл. Что в этой своевольной женщине есть такого, что проникло ему в самую глубину и опутало разум, будто длинный вьюнок? С первой же встречи от нее пошли одни неприятности. Ничего себе встреча – подскочила к нему и, наставив проклятый короткоствольный пистолет прямо в лицо, приказала отдать кошелек. Она не только упрямая, она безрассудная.
У маленькой плутовки сильный характер – слишком сильный – и мало мозгов, а это хуже, чем совсем не иметь характера. Известно, что при таком соотношении человек погибает!
С минуту он мрачно смотрел на нее, а потом сказал:
– Деларуш мертв.
Она разинула рот, и взгляд Гедеона замер на ровных белоснежных зубках, за которыми алел маленький язык. Боже, помоги ему. Он рывком встал с кровати, повернулся и уставился в окно. Это все, что он мог сделать, чтобы не заключить ее в объятия и не предложить утешение.
– Но как? Что случилось? Гедеон, расскажите же мне.
– Деларуш выстрелил при счете семь и попал тебе в спину, чуть ниже плеча. Ты упала и разбила голову, – ворчливо проговорил он – Най и я прибежали как раз вовремя, чтобы увидеть, что там случилось.
– Но Клод… Как он умер?
Гедеон чуть помолчал, нельзя же гордиться убийством человека, даже если подонок сто раз заслуживал смерти – втянул мальчишку в мужскую борьбу, да еще и обманул.
– Я убил его. Дело сделано, Хэс… Прюденс. Лучше забудь об этом и старайся вернуть себе силы. Скоро придет Лия и переменит постель.
И я обещал ей, что ты будешь сидеть, но если…
– Проклятие! Гедеон, да перестаньте же смотреть в чертово окно и взгляните на меня! Я хочу знать всю подлую историю, а не обрывки и кусочки, которые вы выбираете, чтобы сказать мне!
Прю уставилась ему в спину. Она чувствовала себя несчастной из-за того, что вовлекла его в свои беды, и до боли счастливой оттого, что он подоспел вовремя и спас ее. Бог знает, что бы случилось, если бы только один Жак наблюдал за кровавой игрой. Он бы для верности, наверно, всадил ей в спину вторую пулю.
– Гедеон? Пожалуйста, ведь я не успокоюсь, пока не услышу всю историю.
Он повернулся и загородил свет, так что лицо осталось в тени. Будь он проклят, почему он такой высокий, такой сильный, такой красивый! Ведь, когда он рядом, она не может собраться с мыслями и думать о деле, даже если от этого зависит ее жизнь.
– Я говорил тебе, что француз стрелял первым, ты упала. Я бросил в него нож и подошел к тебе. А Най, я хочу сказать – Прайд, побежал за секундантом.
– Жак, – пробормотала она. – Он очень скверный. Он нам это попомнит, предупреждаю вас, Гедеон.
– Да, попомнит. Но пока что он скрылся, и с тех пор от него ни слуху ни духу. Может, ему стыдно, что он связался с человеком, который поднял оружие на ребенка.
– Вот еще, на ребенка! – возразила она, и краска пятнами прилила к щекам.
Но если Гедеон и заметил ее растерянность, то предпочел не обращать внимания.
– Корабль француза ушел из гавани.
– Это, должно быть, «Сен-Жермен», – сообщила она после глубокого вздоха успокоения. – Бригантина принадлежала Клоду, но Жак плавал на ней вместо него. – У нее мелькнула неожиданная мысль, и она попыталась приподнять голову от подушки, но тут же со стоном уронила ее.
Гедеон моментально оказался рядом и, наклонившись, подсунул руку ей под плечи.
– А сейчас начнем. Ты не можешь подняться сама, как бы тебе ни хотелось избавиться от меня. Ухватись за мою шею, и я подниму тебя. Хочешь, я передвину кресло к окну?
– Да, пожалуйста, – прошептала она. Его прикосновение подействовало на нее сильнее, чем боль в боку.
Сначала он поднял ее, и она вцепилась в него, стиснув от боли зубы, чтобы не закричать.
– Из чего коварный дьявол стрелял в меня? Из пушки?
– Тшш, ты быстро выздоравливаешь, поэтому так сильно болит. – Ногой в башмаке он зацепил ножку кресла и поставил его у окна, потом осторожно сел сам и устроил ее у себя на коленях.
– Я думала, что буду сидеть в кресле, – произнесла она запинаясь, беззвучно проклиная дрожь, сотрясавшую все ее существо, окруженное его твердой, теплой силой.
– Тогда ты, похоже, соскользнешь с кресла на пол, и мне придется снова поднимать тебя и обкладывать подушками, – насмешливо сказал он, но в его голосе тоже не слышалось твердости.
Первый раз за четыре дня Прю старалась держать голову прямо, и волны головокружения одна за другой заливали ее. Она бы отдала все, что имела, лишь бы выкупаться. Лишь бы Лия вымыла ей голову, чтобы волосы сияли на солнце, натерла тело душистым маслом и наложила примочки на щеки. Лишь бы надеть вместо простой муслиновой ночной сорочки что-нибудь изысканное и женственное.
Но по крайней мере на ней была ночная сорочка! У нее осталось смутное воспоминание – будто она проснулась и обнаружила, что он поглаживает ее голое тело холодной мокрой салфеткой.
Или это ей приснилось?
Гедеон переживал собственные сладкие муки. Он сдвигал ее со своих чресел до тех пор, пока не возникла опасность, что она соскользнет с колен, а потом снова придвинул ее к себе. Черт возьми, уже не первый раз она чувствует, как затвердевшая от желания мужская плоть прижимается к ней. Девушка в таком состоянии, а он хочет… нет, жаждет… Если он не выберет правильный курс, то сойдет с ума!
– Может, лучше я устрою тебя в кресле одну, – пробормотал он. – Подложу подушку и скатаю одеяло.
– Так вполне хорошо. Надо только не опираться тем местом, где больно. – Прюденс поудобнее устроилась на его коленях, здоровым боком прижавшись к изгибу его тела. Она почти лежала на нем. Гедеон отчаянно желал, чтобы у него была свободная рука, и он мог вытереть пот, заливавший лоб. Когда он смог доверять собственному голосу, то выдавил из себя несколько пустых фраз о погоде, что привело к обсуждению прекрасного длинного сезона, который они прожили, а потом возможности раннего начала следующего китобойного сезона.
Гедеон закрыл глаза и мысленно выругался. Любой разговор возвращал его к одной и той же старой картине. Снова и снова он видел бледную Хэскелл, с которой стекала вода, больше мертвую, чем живую. Он держит ее на руках, и ее маленькое лицо такое белое и холодное, что от его вида замерзает его собственное сердце. Он никогда не забудет, как бежал к стоянке, прижав ее к себе и беззвучно торгуясь со всеми, какие есть на свете, богами, чтобы ей позволили жить.
Если бы только она не была такой чертовски безрассудной. Такой чертовски уязвимой…
Десятки картин прошли в сознании, прежде чем он сумел обуздать свои мысли. Хэскелл стоит на коленях под кухонным тентом и вместе с мужчинами бросает кости и громко смеется, когда набирает очки. Или танцует, будто маленькая цыганка, в ту ночь, когда они праздновали добычу после долгого пустого промежутка. День, когда он застал ее одну, купавшуюся в пруду, когда впервые открыл, что она женщина.
Женщина. Она была ребенком! Женщиной она стала из-за него. Но он сделает так, что это обернется ей во благо. Даже если на это потребуется вся его жизнь!
– Гедеон! – Маленькая рука потянула его за рубашку. – Проснитесь. А что может случиться из-за того, что Клод мертв? Будут ли из-за этого неприятности?
– Неприятности? – Конечно, будут неприятности. Он их уже ждал, но не хотел ее тревожить. – Не похоже. Все знают, была обычная дуэль. Двое мужчин встретились, и один из них погиб. Что же касается кузена… как его зовут?
– Жак.
– Да, Жак. Наверно, сейчас он уже на полпути во Францию.
– Но все же… – Прю не могла оставить это так. Ей казалось, будто что-то зловещее висит у нее над головой, но даже под страхом смерти она не могла бы придумать, что ей с этим делать. Гедеон прав. Это была дуэль, и один из дуэлянтов умер. Конечно, даже Жак не рискнет раскрыть преступное поведение кузена, сообщив о нем властям.
– Женщина, если у тебя есть настроение о чем-нибудь беспокоиться, то лучше беспокойся о том, как починить свою рану. У меня есть план, и я не собираюсь ждать вечно.
Но она права. Чем раньше он сообщит об этом проклятом деле властям, тем спокойнее будет спать. Деларуш был крупнейшим землевладельцем на острове, и рано или поздно кому-то придется заняться его делами. Здесь, по существу, нет властей, ближайший магистрат находится по ту сторону пролива. Но даже в таком месте, как этот остров, едва ли можно убить человека без всяких последствий.
Кроме того, Гедеон нуждался во властях и по другой причине. Если бы в тот момент его состояние позволяло ему ясно мыслить, он бы послал не только за доктором, но и за судьей, который бы обвенчал их.
– Вы полагаете, что Жак унаследует все папино имущество?
– На твоем месте я бы об этом не беспокоился. Лучше займись собственными заботами, – ответил он, крепче обнимая ее. – Ты должна встать на ноги как можно скорее.
– Нет, но все же, – возразила Прю, – четыре склада, набитых всяким ценным товаром. И два трактира…
– И один неприличный дом, – поддразнил ее Гедеон, любуясь нежным лицом. Взгляд задержался на упрямом подбородке, а потом сосредоточился на губах. Они точно повторяли цвет розы, распустившийся куст которой он видел за забором в Принсесс-Анн.
– «Огненная Мэри». Конечно, я знала, что он принадлежит папе, но мы всегда притворялись, будто не знаем. Понимаете, ради бабушки.
Он засмеялся, восхищенный хитрой усмешкой, игравшей в ее глазах, и простотой ответа.
– Маленькая ведьма, – пробормотал он, и вдруг ее лицо оказалось очень близко к его лицу, и глаза спрятались под сенью век.
– Ох, дьявол меня забери! Я не могу ждать, – простонал он.
Поцелуй – вот что запомнилось ей больше всего. Она чувствовала слабый вкус табака и кофе, настоящего кофе, не желудевого. Не обращая внимания на проснувшуюся боль в правом боку, Прю подняла руки, обняла его за шею и прижалась к нему. Ей хотелось, чтобы он держал ее так долго-долго.
Его губы ласкали ее мягкий рот, исследуя все его изгибы. Но он все равно оставался очень осторожным, чтобы не задеть рану.
И это снова нахлынуло на них – потрясающая близость, которую они однажды разделяли. И о которой она с тех пор мечтала, беспокойно просыпаясь в ночи. Вспоминала. Удивлялась.
Даже если бы он тысячу раз причинил ей боль, она хотела, чтобы он сделал то, что делал в тот раз, и что показало ей отблеск чего-то такого прекрасного, такого трепетного, что невозможно даже вообразить.
Его рот своей лаской то требовал, то принуждал, то соблазнял и вызывал ошеломляющий ответ ее тела.
– Гедеон, пожалуйста, – выдохнула она, когда он освободил ее рот и принялся целовать подбородок, щеки, виски. Ей хотелось, чтобы он снова целовал ее губы.
Когда он прижался к ее груди, она уловила, как сильно стучит его сердце. В комнате слышалось только ее тихое постанывание и его прерывистое дыхание, когда измученные легкие втягивали воздух.
Он чуть не заплакал, когда она положила маленькую ладошку ему на щеку и потянулась к его губам. Боже, если она разрешила ему, если он разрешил ей, то он мог взять ее здесь и сейчас, но не смел рисковать. Еще слишком рано!
Он нежно наслаждался ею, пока чуть не взорвался, потом просто держал ее в объятиях, потрясение разглядывая ясные, зеленые как море глаза, мягкие, припухшие от его поцелуев губы.
Потом он резко встал с ограничивавшего их кресла, поднял ее и положил спиной на кровать.
И потом, совсем забывшись, лег рядом с ней.
– Ах, Боже, сладостная Хэскелл, ты околдовала меня, – хрипло прошептал он.
– Тогда мы, наверно, могли бы сделать это снова! – просияла она. Лицо у нее пылало, а руки скользили по его шее, плечам, перебирались ниже, к груди. Ее жаркие маленькие ладони обжигали сквозь рубашку, и Гедеон собрал все силы, чтобы не потерять голову.
– Не глупи, сначала тебе надо выздороветь, – простонал он.
– Пожалуйста! Мне будет только лучше от этого.
– Хэскелл, даже если бы я хотел…
– А ты не хочешь? – Она обводила пальцами край его уха.
– Нет, не в этом дело. Проклятие, перестань, женщина! Ты не понимаешь, что творишь. – Он схватил ее руку и непроизвольным движением поднес пальцы к губам.
– Я немножко знаю, а ты мог бы научить меня большему. По-моему… по-моему, мне это понравится, когда я научусь.
Глубокий вздох сотряс Гедеона. Он закрыл глаза, не желая, чтобы она увидела в них растерянность – или поражение?
– Это может стать очень приятным занятием для мужчины и женщины. Боюсь, первый раз для женщины в этом не много радости, но потом она тоже начинает получать удовольствие.
– А мы можем? Попрактиковаться, да? На этот раз он не сумел сдержать улыбку.
– Еще слишком рано, любовь моя. Ты еще не поправилась.
– Но меня же ранили в спину. Все остальное у меня в полном порядке.
Он мог бы засмеяться, если бы ему самому не было так чертовски плохо. Почему нет? – шептал тихий голос. Почему бы не взять того, чего хотел он и чего она тоже хотела? Он бы постарался не растревожить рану.
Звук шагов, доносившийся с лестницы, спас его от ошибки, о которой они оба могли бы потом пожалеть. Несомненно, это Лия идет переменить постель, и сейчас ему снова придется поднимать и держать ее на руках, разрываясь от неудержимого желания.
У него возникло мрачное искушение выйти из дома и шагать и шагать до тех пор, пока он не придет к «Полли». По крайней мере там он мог бы нормально поразмыслить. Бог видит, здесь он и думать не в состоянии!
Гедеон неохотно встал и засунул полы рубашки под ремень, потом закрыл Прю до подбородка легким вязаным покрывалом. Он смотрел в ее глаза и хотел, чтобы она прочла то, что было в его сердце. Страх перед всем тем, что дает ей власть над ним, такую сильную, что он уже никогда не назовет свою душу только своей. Кончиками пальцев он легко поглаживал ее щеки и нежный треугольник подбородка. Потом подошел к окну и встал возле него.
– Прюди, ты уже проснулась? Лия говорит, что тебе стало лучше, а я привез доктора. Можно нам войти?
– Прайд! – закричала Прю, и от радости лицо у нее засияло, словно взошедшее солнце.
Гедеон, скрыв свое состояние за маской спокойствия, шагнул к двери и закрыл ее за собой. Через мгновение до Прю долетели обрывки разговора у порога ее спальни, и она без смущения прислушивалась к ним.
– …мой гонорар. Я бы сказал, были чертовские неудобства!
Голос незнакомый, но он напомнил ей жужжащую муху.
– Она чувствует себя неплохо. Со второго дня нет лихорадки. – Это Гедеон, и звук его низкого голоса будто влил в нее успокоение и оказал исцеляющее действие.
– Мы спешили, как могли, – услышала Прю слова брата. – Проклятая полоса шквального ветра! Он налетел на нас на полпути к южному берегу.
– …мой гонорар. Втрое больше обычного, и я получу его сейчас, если вы не возражаете. – Опять жужжание. Как отвратительно звучит этот голос! Прю моментально решила, что доктор ей не нравится, если это действительно он. Пусть бы лучше за ней ухаживал Гедеон. Или даже Лия.
– Получите вы свой чертов гонорар. В золоте!
В золоте? Какого дьявола! Где, Гедеон думает, они возьмут золото? Из-за вездесущей змеи Деларуша корзинка для рукоделия пуста. И теперь нет никакого шанса получить назад то, что он украл у них.
Когда дверь спальни открылась, Прю обнаружила, что, как она и подозревала, оказавшийся коротышкой доктор – довольно противное существо. Хотя ради справедливости она признала, что у него вид человека, еще не оправившегося от морской болезни и нетвердо стоявшего на ногах.
Ах, бедняжка! На всех видимых участках его тела красовались вздувшиеся шишки. Прю решила, что москиты с необычной яростью напали на доктора, к тому же промокшего в море.
Она уже готова была простить его, ведь он претерпел такое испытание, но тут страдалец заговорил:
– Ну а теперь, девушка, мы осмотрим тебя! Сядь и сними рубашку. Да побыстрее. Потому что я хочу расстаться с этим зачумленным островом еще до заката солнца.
Расцветшее было чувство милосердия испарилось в одном выдохе.
– В таком случае, сэр, можете отправляться туда, откуда прибыли, и черт с вами.
– Раз уж я здесь, то намерен сделать все, что в моих возможностях. Этот молодой дьявол чуть ли не похитил меня на глазах у моего семейства! Ну а сейчас садись, мне надо посмотреть, что у тебя болит.
Он поднял ее. И хотя от него разило крепким алкоголем и, еще хуже, застоявшимся запахом табака, Прю пришлось признать, что руки у него уверенные и чуткие, правда холодные.
С угрюмым видом Прю разрешила ему размотать повязку, обнюхать рану обгоревшим на солнце клювоподобным носом и потрогать ее проверяющими подушечками пальцев. И не успела она прийти в себя после осмотра, как он плюхнул на рану пригоршню какой-то омерзительно пахнувшей мази и растер ее. Снова наложив повязку, он проворчал:
– Я ничего не оставляю против боли, потому что, от какой бы сильной боли ты ни страдала, полагаю, она не сильнее, чем должна быть. После того как ваша прислуга покормит меня, я пришлю ее к тебе, а сам отправлюсь в путь. Похоже, ты будешь жить.
