Текст книги "Девушка с ароматом ночи"

Автор книги: Броди Эштон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

А потом я поняла правду. Однажды, столетие назад, я оставила его. И никогда больше я не смогу оставить его по собственной воле. Пусть Тоннели возьмут меня сами. Я не уйду туда раньше времени.

– Ты победил, – сказала я Коулу. – Я не уйду раньше времени.

Он поцеловал меня в щеку и вздохнул.

– Не знаю, что бы я делал без тебя, Ник.

Я вспомнила, как однажды сказала ему то же самое. Я тогда считала его своим героем.

В прошлом году

Мастерская «Граф Икс». Неделя до Подпитки.

– Тебе Джек не звонил?

Мы с Коулом снова были в задней комнате печатной мастерской «Граф Икс», делали новую партию футболок с мертвым Элвисом. Коул оказался прав. На концерте в «Салуне мертвой лошади» все футболки были распроданы, и куча людей записалась в очередь на следующую партию.

Я согласилась помочь ему, потому что это был хороший способ убить время.

– Ему не разрешается общаться с внешним миром, – ответила я. – Вроде того, что надо держать голову в игре.

Коул странно взглянул на меня.

– Ха. Мередит звонила Максу, но, может, она нарушила правила.

Я пожала плечами.

– Она рассказала что-нибудь интересное?

– Нет, – ответил он быстро и замолчал. Несколько минут мы работали молча. Его гитара висела за спиной. Если бы Коул занялся скалолазанием, он и тогда, наверное, потащил бы с собой эту штуку.

– Ты никогда ее не снимаешь? – спросила я. – Я про гитару.

Коул разложил на столе футболку и расправил складки.

– Не-а.

– Почему?

Он взял из стопки сложенную футболку и встряхнул.

– Это часть меня. Ты пошла бы в школу без руки?

– Не думаю, что это адекватное сравнение.

Он засмеялся и провел станком по трафарету.

– Так это у тебя с Джеком…

– Что?

Он поднял трафарет и проверил рисунок перед тем, как взглянуть на меня. На лице его была улыбка.

– Любовь?

Вопрос привел меня в замешательство. Он не был похож на дружеский. Скорее это выглядело так, будто Коул очерчивал границы. Но может, это мне только показалось.

Я сделала глубокий вдох.

– Э-э-э… – Я повернулась к столу, где были сложены чистые футболки, но они закончились. Я посмотрела на пол. На ногти у себя на ногах. Краску. Смотреть куда угодно, только не ему в лицо. И что это я так смутилась? – Э-э-э… Откуда это?

Наконец я подняла глаза и встретилась с ним взглядом. Можно ли было волноваться сильнее?

Он удивленно приподнял бровь и потянулся ко мне. Я отскочила прежде, чем поняла, что он тянется к чему-то за моей спиной. Там лежала вторая стопка футболок. Увидев мою реакцию, он поднял руки в невинном жесте и указал на футболки.

– Футболки, Ник. Я за футболкой.

– Ясно, – я покачала головой и издала что-то вроде нервного смешка. – Так, э-э-э… почему ты спрашиваешь о… обо мне и Джеке? – я не могла заставить себя произнести слово на букву «л».

Он развернул новую футболку и начал делать принт.

– Не знаю. Просто, чем больше времени я провожу с тобой… Ну не знаю, я не вижу этого. Тебя с ним.

– Ты его не знаешь.

Он покачал головой и вздохнул.

– Знаешь что. Это не мое дело. Ты придешь на концерт завтра вечером?

– Где?

– Клуб «Шпора». Билеты уже распроданы.

– Ну, значит, не приду. Я не купила билет.

Он вздохнул.

– Ник, тебе не нужно покупать билет. Ты можешь и из-за кулис смотреть, если захочешь.

– Правда?

– Конечно. Что особенного.

– Ну уж. Мои друзья обзавидуются.

– Ты так говоришь, чтобы сделать мне приятное.

– Заткнись. Ты знаешь, как много людей счастливы, что ты здесь, – я покачала головой и провела станком по своему трафарету.

– А ты счастлива, что я здесь?

Я вздрогнула, отдернула руку и покраснела. Я не заметила складок на футболке.

– Ой, черт. Прости, эту я испортила.

Я подняла ее. Рисунок выглядел так, будто лицо Элвиса разрезали пополам, а потом сложили в стиле Пикассо. Я хотела ее выбросить, но Коул выхватил ее у меня.

– Да ты что. Она когда-нибудь станет знаменитой. Как марка с самолетом вверх тормашками.

Я засмеялась с облегчением, что неловкий момент миновал. Коул взял со стола маркер и быстро расписался на футболке. Он любовался ею так, будто это была прекраснейшая вещь из всего, что он видел в жизни.

– Коул, на случай, если я этого не говорила: я благодарна тебе, что ты занял меня этим делом.

Он только махнул рукой.

– Нет, правда. Спасибо. Не знаю, что бы я без тебя делала. То есть это такая тяжелая неделя для меня…

– Без Джека?

– Нет. Ну, то есть да, но… тот человек, который сбил мою мать на машине, его судят. Я стараюсь не смотреть, но это повсюду. Все, кто меня знает, считают, что я хочу об этом поговорить, а на самом деле я просто не хочу ничего об этом знать. – Не знаю, почему я рассказала об этом Коулу. Я даже Юлес не говорила. – Так что… спасибо за развлечение.

Коул протянул мне футболку.

– Мне нравится, что ты рядом, – сказал он. – Очень жаль, что футбольный лагерь скоро закончится.

При упоминании о футбольном лагере я снова вспомнила его слова о Мередит и почему-то подумала, что он, наверное, что-то скрыл от меня.

– А тот звонок Мередит…

Он оглянулся.

– Что с ним?

Вот оно. Он что-то скрывает. Я это видела.

– Она говорила что-нибудь о Джеке?

Он не смотрел на меня.

– Нет, я не помню такого. Знаешь, мы с группой собираемся сегодня сплавляться по реке. Хочешь еще немного развлечься?

Я подумала, не надавить ли на него, но с чего ему что-то скрывать от меня? Он, наверное, решит, что у меня паранойя, так что я оставила эту мысль.

– А остальные не будут против, если я приду?

– Нет. Кто будет против лишней движущей силы? Хотя лучше было бы, если б ты весила побольше.

Я усмехнулась.

– Я съем пару чизбургеров по пути.

Когда я добралась до верховьев реки Вебер, Коул и остальные участники его группы стаскивали рафт с крыши большого белого фургона. Мы надели спасательные жилеты и отчалили от берега.

Я хорошо знала эту реку. Пороги были в конце пути, так что всю первую его половину я наклоняла голову, чтобы солнце не светило в лицо. Погода была такая, что, если не было ветра и светило солнце, становилось жарко. Первую половину пути мы преодолели быстро.

Из-за холодной зимы и поздней весны вода в реке стояла выше, чем обычно, так что большинство туристов на рафтах заканчивали путь на Западном плато, как рекомендовали туристические проспекты. До того, как пороги становились слишком опасными.

Некоторые опытные местные жители на свой страх и риск преодолевали пороги сразу после Западного плато, но только не весной, во время паводка.

Вот почему я была в шоке, увидев полчаса спустя, что Коул и Максвелл ведут наш маленький рафт прочь от берега Западного плато, последнего места, где можно причалить.

– Ой, ребята, нам бы надо… – я показывала в сторону удаляющегося берега, и вдруг меня охватил ужас. – Если мы все попробуем грести назад…

– Выдохни, – сказал Максвелл со своего места на корме рафта.

– Там впереди серьезные пороги, – я махнула рукой в сторону приближающегося изгиба реки. – И скалы вокруг, берегов нет.

– Выхода нет, детка, – сказал барабанщик Гевин, сидевший впереди. – Похоже на песню.

Коул сидел сзади меня, и я схватила его за руку.

– Коул, послушай. Это плохая идея.

Но что он мог сделать? Мы уже прошли точку невозврата.

– Не бойся. – Я не могла понять, что выражает его лицо. Его будто веселил мой страх. Он отвернулся с легкой улыбкой на губах.

– Эй, Ник! – Максвелл показывал вперед. – Ты об этом говорила?

Я повернулась посмотреть. Тоннель. Череда пятибалльных порогов получила это название из-за гладких высоких скал, поднимающихся по обе стороны реки, так что остановка здесь была невозможна. Я однажды сплавлялась через эти пороги. Было засушливое лето. В центре реки поднималась огромная острая скала, и мой дядя с трудом сумел обогнуть ее.

На этот раз уровень воды был так высок, что скалы не было видно.

– Ближе к берегу! – закричала я. – Я знаю, что в середине скала.

Но два мощных водоворота по краям реки теснили нашу лодку в центр.

– Все будет отлично, – сказал Максвелл.

– Нет, не будет! – Я осматривала пороги, надеясь увидеть верхушку скалы, которая – я знала точно – была где-то там.

Наконец я увидела черную верхушку, разделяющую быстрый поток. В отчаянии я поняла, что уже слишком поздно.

– Вон там! – показала я.

Мы начали грести назад изо всех сил, но это не помогало. Мы даже не смогли замедлить ход. Всегда кажется, что лодка плывет не так уж быстро, до тех пор пока не попытаешься остановить ее. Не было никакой возможности этого избежать. Я закрыла глаза.

Лодка налетела на скалу, мы качнулись вперед. А потом я оказалась в воздухе.

Казалось, прошло несколько секунд, прежде чем горы на берегу промелькнули у меня перед глазами и узкая полоска голубого неба метнулась взад-вперед.

А потом вода оглушила меня.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Сейчас

Дома, после супермаркета. Осталось меньше трех месяцев.

Вернувшись в тот вечер домой, я достала из кармана волос Коула и положила в ящик прикроватного столика. Может быть, когда-нибудь у меня хватит сил использовать его.

Не успела я обдумать то, что видела в супермаркете, как раздался негромкий стук во входную дверь. Открыв ее, я увидела Юлес. Она стояла на пороге и наматывала на палец прядь своих волос. Вид у нее был уставший. Или печальный. Воздух вокруг нее был горек на вкус.

– Привет, Бекс, – она помолчала. – Мы можем… немного поговорить?

– Конечно. Входи. – Казалось, она волнуется, и от этого я тоже разволновалась.

Юлес прошла за мной по коридору в мою комнату и села на краешек кровати. Я повернулась на стуле так, чтобы сидеть напротив нее.

– Раньше мы постоянно так делали, – сказала она. – Я практически жила здесь.

Я улыбнулась.

– Я помню.

Она посмотрела мимо меня на письменный стол, где стояла в рамке наша с ней фотография. Взгляд ее встретился с моим, и она сказала:

– Ты сильно похудела. Хотя казалось бы, дальше некуда.

– Я знаю.

Юлес скрестила руки.

– Послушай, Бекс. Я дала себе слово, что не буду приставать к тебе с обвинениями или расспросами и все такое, но после сегодняшнего… Я не знаю. Я просто больше не могу молчать. Что с тобой происходит?

Я схватила со стола карандаш и принялась вертеть его в руках, пытаясь сформулировать то, что хочу сказать.

– Я не знаю, что сказать тебе, Юлес. Меня долго не было, но теперь я вернулась и не хочу никому причинять боли…

– Тогда что ты хочешь сделать?

– Я хочу вернуть себе свою жизнь, – выпалила я прежде, чем успела подумать. Это была правда, хотя прежде я и не признавалась в этом даже себе самой. Я глубоко вздохнула и откинула голову на спинку стула. Заветное желание – молчаливая мольба о том, чтобы однажды вернуть себе жизнь, – жило во мне, хотя я и знала, что оно неосуществимо. Я помотала головой, чтобы отогнать навязчивые мысли. – Я больше не могу говорить об этом. Прости.

Она вздохнула и кивнула.

– Отлично. Мне кажется, ты по крайней мере должна узнать, что тут происходило, пока тебя не было.

– Ты имеешь в виду, с Джеком?

– Да.

Я опустила глаза.

– Что с ним?

– Об этом сложно говорить, потому что на это было очень тяжело смотреть. Сначала он чуть с ума не сошел, пытаясь найти тебя. Он был убежден, что ты не сбежала, что кто-то увез тебя. Он организовал поиски. Бросил все. Перестал есть, – она помолчала и взглянула на меня. – Прости, если тебе тяжело это слышать.

Я бессознательно прижимала руки к груди.

– Со временем, когда стало ясно, что ты не вернешься, в нем будто что-то умерло. Он перестал говорить, даже с друзьями.

Я подняла глаза и увидела, что Юлес качает головой.

– Однажды в кафе Брент Пакстон сказал что-то о том, что ты наркоманка, и Джек просто взорвался. Он повалил Брента на пол и начал бить. Охраннику пришлось его выставить. Джека отстранили от занятий на две недели. А Брент был его другом.

– Мне жаль.

– Я знаю. Ты не могла знать, что с ним будет. Но теперь ты знаешь.

Ее слова прозвучали как невысказанное предупреждение: «Не делай ему больно снова». Юлес пришла ко мне как друг Джека. Не как мой друг.

– Ты была тогда с ним, – сказала я. Это не было вопросом.

– Ну, он вроде как не оставил мне выбора. Я думаю, он цеплялся за что угодно, что, как ему казалось, делало его ближе к тебе. Он так и не отказался от тебя. И я была рядом, чтобы подбирать крупицы. – Она придвинулась ко мне. – Он так и не перестал страдать по тебе.

Я страстно ждала этих слов, но теперь в то же время они напугали меня. Неужели он все еще любит меня, несмотря на то, что он сделал?

Юлес подошла к моему шкафу и начала перебирать одежду на вешалках. Мы всегда рассматривали вещи друг друга, искали, что новенького можно одолжить. Она остановилась на фиолетовой футболке.

– Я думала, что после твоего возвращения ему станет легче. Сначала так и было. Но после этой вчерашней стычки, а потом еще и аварии… я не уверена.

– Я постараюсь оставить его в покое. Я буду держаться от него подальше.

Она повернулась ко мне.

– Я прошу тебя не об этом. Ты так уже делала, и он просто гоняется за призраком. – Она посмотрела на свои руки. – Я сама точно не знаю, о чем прошу. – Она подняла голову. – Если бы ты могла поговорить с ним и дать ему какой-нибудь ответ, может, он остановился бы.

Я беспомощно посмотрела на нее.

– Юлес, я не знаю, что сказать.

– Ты знаешь, чего он хочет? – Юлес повернулась. – Он не откровенничает со мной. Я не спрашивала бы, если б это не было важно, – уголки ее губ изогнулись в печальной улыбке. – Он разбил машину, и неизвестно, что еще разобьет прежде, чем у него мозги встанут на место. Я верю, что ты не хочешь никому причинять боль, но ты делаешь больно ему. Ты можешь придумать что-нибудь?

Я вспомнила наш с ним разговор. Чего хочет Джек?

«Скажи, что ты помнишь, Бекс», – говорил он.

– Я попробую что-нибудь придумать, – сказала я. Но хотелось мне сказать другое: «Джек знает, что ты его любишь?»

Я не могла не думать, что Юлес в сотни раз лучше подходит Джеку, чем я. И я не могла не надеяться, что Джек никогда не поймет этого.

На следующий день в кабинете миссис Стоун Джек не заговаривал со мной, вероятно, потому что я уже слишком много раз отталкивала его. Я думала о просьбе Юлес. Я сразу исключила возможность напрямую обратиться к Джеку, самообладание отказывало мне, как только я оказывалась лицом к лицу с ним.

Он хочет знать, помню ли я. И вот во время большой перемены я вырвала из блокнота клочок бумаги и написала на нем два слова.

Я помню.

Не давая себе времени на размышления, я бросила бумажку в его шкафчик. Но на уроке истории думать я могла лишь об этом. Я представляла, как он читает записку, и у меня потели ладони. Я старалась представить себе его лицо. Улыбнется ли он?

Через некоторое время я перебрала все варианты вплоть до противоположных. Не решит ли он, что это очередная попытка сбить его с толку? Не расстроится ли еще больше?

До самого конца занятий я не видела Джека. С чего я вообще взяла, что два коротких слова могут что-то улучшить? Это так глупо. Я прошла мимо его шкафчика, надеясь, что край записки торчит из-под двери, так чтобы я могла вытащить ее.

Но записки не было.

Она была маленькая. Всего два слова. Может, он и не заметит ее, а если заметит, не поймет, от кого она. Есть ведь, наверное, и другие девчонки в школе, которые могли бы это написать. И подбросить записку ему в шкафчик.

До самого конца уроков я ничего не слышала о Джеке. Не было никаких признаков того, что он прочел записку. У него всегда царил беспорядок в шкафчике, и я уже начинала думать, что записка затерялась и, наверное, это хорошо. Сложив книги в рюкзак и закинув его на плечо, я вздохнула с облегчением.

Но открыв дверь, я отпрянула.

Джек ждал за дверью, губы его дрогнули, но не улыбнулись.

– Что? – резко спросил он.

– Что «что»? – сказала я.

Он показал мне мою записку.

– Что ты помнишь?

Все. Но я не могла произнести это. Я пожала плечами и сказала:

– Разное.

Я собралась было уйти, но сильная рука Джека преградила мне путь, упершись в дверцу шкафа за моей спиной.

– Нет. Ты не можешь вот так оставлять записку, – он помахал клочком бумаги, – а потом говорить: «Разное». Я хочу знать, что конкретно ты помнишь.

Люди в коридоре глазели на нас, и я почувствовала, что краснею. Джек заметил это и уперся в шкафчик второй рукой. Сердце у меня бешено колотилось. Должно быть, на запястьях видно было, как бьется жилка.

Лицо Джека было совсем рядом с моим. Я чувствовала его мятное дыхание и свежий запах лосьона после бритья, и какие бы эмоции он ни испытывал, на вкус они были сладки. Я втянула носом их запах, получилось удивительно громко.

Он пытался поймать мой взгляд.

– Это первое, что ты мне открыла, и я не позволю тебе сейчас сбежать, – он помолчал. – Что ты помнишь?

Я посмотрела вокруг, на любопытных зрителей, и крепко зажмурилась, не в силах больше выдерживать пристального внимания.

– Скажи что-нибудь, Бекс. Что угодно.

– Тебя, – сказала я. – Я помню тебя. – Я не открывала глаз, но почувствовала, как руки его опустились. Он не двигался.

– Что ты помнишь обо мне? – Голос его звучал взволнованно. Будто он тщетно пытался держать себя в руках.

С закрытыми глазами так просто было представить себя в прошлом.

– Я помню, что твоя ладонь может полностью закрыть мое плечо. Что ты выпячиваешь нижнюю губу, когда мысленно решаешь какую-нибудь проблему. Что от нетерпения ты стучишь большим пальцем по безымянному.

Я открыла глаза, и слова перестали застревать у меня в горле. Теперь они лились:

– А когда что-то тебя удивляет, но ты не хочешь в этом признаваться, у тебя появляется крошечная морщинка между бровями. – Я протянула руку, чтобы показать где, но смутилась и опустила ее. – Она появилась в тот день, когда тебя назначили главным нападающим команды. И теперь.

На мгновение между нами не было ни напряжения, ни вопросов, ни обвинений.

Наконец он сделал шаг назад, вид у него был ошарашенный.

– Так куда мы пойдем отсюда?

– Никуда на самом деле, – прошептала я. – Это ничего не меняет.

Не переставая хмуриться, он сказал:

– Увидим.

Потом повернулся и ушел.

Я запомнила эти минуты. В промозглой тьме Тоннелей мне пригодятся эти воспоминания. Они будут сиянием свечи во тьме. Хотя бы на миг.

Я закрыла глаза, будто опустила крышку печатного пресса, делающего оттиск в памяти. Воспоминания были вне досягаемости Коула. Пока я хранила их, они были мои и только мои.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Сейчас

Дома. Осталось два с половиной месяца.

Время вытворяло со мной странные штуки. Иногда неделя пролетала, как один день, а иногда минута тянулась, словно вечность. Будто в часах села батарейка, и они идут все медленнее, пока их случайно не встряхнут, и тогда оказывается, что прошла уже неделя.

Я сказала Джеку правду – что помню его, – и все между нами встало на свои места. Исчезло напряжение. Я видела это, когда в классе ловила на себе его случайный взгляд. Теперь, когда он смотрел на меня, в его взгляде не было враждебности.

Мы достигли равновесия. Нашли способ сосуществовать в одном мире.

Я задумалась о других делах. С Мэри дело не двигалось, она не приходила в столовую две следующие недели. Но зато с отцом стало лучше.

Однажды после школы он попросил меня отвезти последний вариант своих предвыборных листовок в типографию к мистеру Мейси. В его офисе все было по последнему слову техники, но когда речь шла о предвыборной кампании, все было подчеркнуто старомодно. Отец был убежден, что лучший социальный инструмент – это рукопожатие, а с помощью компьютера никого не убедишь в искренности твоей улыбки.

Я взяла папку с макетами, открыла входную дверь и услышала голос отца из кухни:

– Работа тебе на пользу.

Потому что работа и помощь другим решают все проблемы. Мне нравилось, что отец дает мне задания. У нас все налаживалось.

Я поехала в город, доставила мистеру Мейси инструкции и, выходя из его конторы, услышала музыку, доносящуюся откуда-то из центра города. Я побрела на звук. Песня звучала тихо, и хотя она и казалась знакомой, я не могла ее вспомнить.

Я свернула на боковую улицу. В поисках источника звука я не смотрела, куда иду, и, завернув за угол у аптеки, ударилась головой в чью-то грудь.

В грудь Джека.

Он нес несколько коробок, все они, кроме одной, свалились на землю. Он замер, крепко сжимая последнюю коробку.

– Ой, – сказала я. – Прости.

– Бекс. – Он выронил оставшуюся коробку из рук.

Мы начали говорить одновременно:

– Что это…

– Я просто…

И оба не договорили.

Джек взял себя в руки.

– Вот бы как-нибудь столкнуться с тобой, не сталкиваясь буквально.

– Ты же футболист, – сказала я. – Подумай, что от меня останется в один прекрасный день.

Я пару раз замечала это – мгновения, когда казалось, что у нас все нормально, но лишь мгновения.

– Ты работаешь? – спросила я.

– Да. Все та же работа.

Я испугалась. Я не могла вспомнить, где он работает, и ощущение нормальности моментально испарилось. Его работа не была одним из тех воспоминаний, благодаря которым я выжила, и фактически прошло сто лет с тех пор, как я в последний раз думала о ней.

Он наклонился, чтобы поднять коробки. На каждой было написано имя и адрес.

– Доставка! – воскликнула я, вдруг вспомнив. – Доставка посылок.

Конечно же, любой, у кого есть глаза, мог бы догадаться об этом. Джек выпрямился и удивленно взглянул на меня.

– Ну да. Хотел бы я относиться к этому с твоим энтузиазмом. – Он дал мне две верхние коробки. – Пошли со мной, Бекс.

Мы зашагали по тротуару. Воздух был по-зимнему морозен, даже несмотря на рекордно теплый ноябрь. Зима пришла в город рано. Даже в самые жаркие дни всегда могла грянуть гроза.

Мы прошли несколько сувенирных магазинов, переполненных в основном индийскими украшениями, и остановились у витрины с бирюзой.

– Подожди здесь, – сказал Джек и взял две коробки.

Когда он ушел, я снова услышала музыку, доносящуюся непонятно откуда. Два-три уличных музыканта на Мейн-стрит, играющих за деньги по вечерам, не были редкостью. Дунул ветер, и звуки музыки стали слышнее.

Открылась дверь магазина, и вышел Джек, как раз в тот момент, когда я с тягостным чувством узнала песню.

Джек тоже услышал ее.

– «Мертвые Элвисы» снова в городе, – сказал он. – Почти каждый вечер дают импровизированные концерты на улице.

Коул и его группа дают концерты в городе. Кормятся энергией публики, как они делали веками. Они перешли от лир и арф к ситарам и лютням, а потом к гитарам и барабанам. Они дают концерты до тех пор, пока не становится очевидным, что они не стареют. Тогда они на некоторое время исчезают, меняют жанр и место, может быть, даже переходят на новые инструменты и начинают с начала. Начать с нуля для них не так уж сложно, ведь они умеют манипулировать эмоциями людей, для которых играют.

Я чувствовала на лице пристальный взгляд Джека, он хотел увидеть мою реакцию. Коул был где-то рядом, вместе с группой, но я была уверена, что на моем лице ничего не отразилось. Подняв следующую коробку, я сказала:

– Куда теперь?

Джек улыбнулся.

– Сюда. «Старый башмак».

Мы только закончили разносить посылки и проходили мимо «Салуна Маллигана», когда кто-то сзади окликнул Джека по имени. Мы обернулись. Карсон Смит, бармен салуна, делал нам знаки, чтобы мы подошли к нему. Джек взглянул на меня и вздохнул, как будто он знал, что хочет сказать ему Карсон, и это ему не нравилось.

– Прости, Джек, – сказал Карсон и открыл нам дверь в бар. – Это Уилл.

Я остановилась у двери.

– Уилл, твой брат? – спросила я. Последнее, что я слышала о нем, это что он служил в армии и попал на войну. Я не помнила куда – в Иран или Афганистан.

– Да. Он вернулся. Подожди здесь. Или, если тебе надо идти…

– Я подожду.

Джек кивнул и пошел за Карсоном в бар. Через несколько минут дверь бара широко распахнулась, и через нее медленно вышел Джек, он почти нес своего брата. В последний раз, когда я видела Уилла, он выглядел совсем как Джек, только был немного ниже и старше. Но теперь, когда он поднял голову, я едва узнала его. Он немного похудел, лицо его было покрыто потом, в уголках опухших глаз стояли капельки слез. Очевидно, пил он теперь еще больше.

– Тот парень первый начал! – сказал Уилл, обращаясь к паре проходящих мимо туристов. Они обошли его стороной.

Я бросилась к Уиллу с другой стороны и положила его руку себе на плечо, поддерживая его.

– Спасибо, – сказал Джек. – Моя машина за магазином. Вот бы дотащить его туда.

Уилл только теперь заметил меня.

– Эй. Девушка. – Он пару секунд рассматривал мое лицо, а потом вздрогнул и остановился: – Никки Беккет. Лучше тебе убраться отсюда, пока мой брат тебя не заметил. Он с ума сойдет.

– Ну, пошли, – сказал Джек, подталкивая Уилла вперед.

– О, Джек, привет. Я тебя не заметил. – Уилл снова улыбнулся, ничуть не смутившись. Он смотрел прямо перед собой застывшим взглядом и, казалось, забыл обо мне.

Джек взглянул на меня поверх низко опущенной головы брата.

– Уилл был ранен. Его отправили домой.

Уилл мотнул головой и посмотрел на меня.

– Они хотели, чтоб я носил подштанники, – с последним словом он выдохнул мне в лицо отвратительным перегаром. – И так все время… Жарковато было, – он снова взглянул на меня. – Эй, знакомое лицо. Эй, Джек, помнишь эту девчонку?..

– Да, – перебил Джек.

– Ну, ту, из-за которой у тебя крыша съехала…

– Да, – сказал Джек и снова подтолкнул его. Встретившись со мной взглядом, он виновато улыбнулся. Я почувствовала, что тоже улыбаюсь.

Уилл резко остановился.

– Ой-ой. – Он издал булькающий звук, и Джек быстро повернул его в сторону кустов. Он успел как раз вовремя, прежде чем Уилл вывалил наружу содержимое своего желудка.

Я посторонилась, и Джек привел Уилла обратно.

– Все нормально, Уилл. Все нормально.

Уилл выпрямился, покачнулся и сел прямо на землю, едва миновав тот самый куст.

– Мне надо отдохнуть.

– Чуть-чуть дальше, на скамейке, вон там.

Я не думала, что Уилл это сделает, однако через несколько минут мы втроем уже сидели на скамейке. Уилл закрыл глаза и откинулся назад, положив голову на спинку.

– Он, вероятно, отключится на какое-то время, – сказал Джек.

– Такое раньше случалось?

Он поморщился.

– Да. Пару месяцев назад он вышел из больницы. Родители перестали приходить за ним после третьего или четвертого раза. Иногда я прихожу и забираю его. Иногда он идет еще куда-нибудь, чтобы там упасть.

Уилл начал храпеть.

– Это был трудный год для тебя.

Губы Джека растянулись в широкой усмешке.

– Ты знаешь, что говоришь. Моего брата подстрелили. Я разбил машину. Завалил все школьные предметы. Подрался с лучшим другом и еще несколькими людьми, – он сделал паузу, – и потерял тебя. Все одно к одному, не таким я представлял себе последний год в школе. Я сейчас живу в спасательном режиме.

– Я понимаю… – Это были не пустые слова, и Джек знал это. Он кивнул.

Уилл засопел, просыпаясь, и озадаченно взглянул на меня. Он мотал головой из стороны в сторону, глядя то на Джека, то на меня.

– Эй, а че, последний год? – Мы с Джеком одновременно рассмеялись, а Уилл поднял руку и покрутил ею над головой. – He-а. Все еще болит. – Рука его упала, и плечи поникли. – Меня подстрелили, да?

– Да, Уилл. – Джек закинул его руку себе на плечо. – Ты готов идти дальше?

– Наверное.

Я помогла поднять его, хотя и сомневалась, что делаю то, что нужно. Уилл снова уставился на меня. Он отвернулся к Джеку и громким шепотом произнес:

– Я слышал, Никки вернулась.

– Да, – проворчал Джек, споткнувшись о край тротуара. – Это так.

– Как тебе эта новость, братишка?

Отвечая, Джек смотрел прямо на меня.

– С каждым днем все лучше.

Моя спальня.

В тот вечер меня охватила странная эйфория после времени, проведенного с Джеком, но тут окно моей комнаты распахнулось, и, подтянувшись, внутрь влез Коул. Оказавшись внутри, он помотал головой, стряхивая капли холодного дождя, и подошел ближе. Отметина у меня на плече начала гореть так, будто плечо опухает. Коул говорил, что чем меньше времени мне остается, тем сильнее она будет чувствоваться.

– Привет, Коул, – сказала я, не поднимая глаз.

Он замер.

– Ты кажешься счастливой.

– На самом деле не особенно. Наслаждаюсь домашней работой. – Я постучала карандашом по учебнику английской литературы. Голос мой звучал ровно. – Что ты здесь делаешь?

– Я пришел пригласить тебя на Рождественский бал в эти выходные.

Я поморщилась.

– Нет, спасибо. По правде говоря, я уверена, что ты не приглашен.

– А нет, ты не права. На балу играют «Ангелы», и они жаждут звездного появления твоего покорного слуги. – Я знала, что «Ангелы» – это местная инди-рок-группа, и они, вероятно, пошли бы на что угодно, чтобы «Мертвые Элвисы» тоже там были. И чего я никак не могла понять, так это почему Коул согласился.

Я пристально посмотрела на него.

– Зачем ты это делаешь? Почему ты все еще здесь?

– Здесь сейчас вся группа. Мы осели тут.

– Но вы могли поехать куда угодно.

– Они знают, как ты нужна мне. Они меня поддерживают.

Я снова уставилась в открытую книгу и услышала, как Коул взял несколько аккордов на гитаре, не из конкретной песни, а просто так.

– Я не собираюсь на бал.

Коул неожиданно оказался радом со мной.

– Пойдем, Ник. Мне нужно там кое-что тебе показать.

– Что показать?

– Посмотри на меня. – Я повернулась к нему. – Это касается того, кто ты есть. Я не могу объяснить, но ты должна это увидеть. Я обещаю, что многое станет ясно.

Я долго об этом думала. Коул вернулся на мою кровать и заиграл что-то классическое, что я когда-то слышала в фортепианном исполнении.

– И после этого ты оставишь меня в покое? – спросила я.

– Я не могу. – Он перестал играть и уставился прямо перед собой. – Но я обещаю не приходить к тебе домой.

– Никогда не приходить?

Он кивнул.

– Никогда больше не влезать в окно? И не приближаться к моей семье?

Он снова кивнул.

– Как я узнаю, что ты не врешь?

– Я никогда не соврал бы тебе.

Я не знала, правда ли это, но, если бы он сдержал слово, это означало бы, что он не приблизится к отцу и Томми.

– Прекрасно. Я приду на бал. Не с тобой. Но я там буду.

– Договорились.

На лице его мелькнула улыбка.

– Я слышал, Джек идет с милашкой Юлес.

На моем лице ничего не отразилось, хотя это и было для меня новостью.

– А, – сказала я тихо.

Он громко вздохнул.

– Ну ладно. Прежде чем я уйду, скажи, какой цвет ты выберешь для вечера?

Я наклонила голову.

– Что?

– В каком платье ты будешь на балу? Я должен одеться соответственно.

Я закатила глаза и снова уткнулась в книгу.

– В черном.

– А. В черном. Смело, – сказал он уныло. – Я уверен, что смогу найти у себя в шкафу что-нибудь подходящее.

Коул почти никогда не одевался в черное. Я не могла сдержать улыбки. Я склонилась над книгой и сидела так, пока не услышала, как открылось и снова закрылось окно.