Текст книги "Психосфера (ЛП)"
Автор книги: Брайан Ламли
Жанры:
Ужасы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)
Висенти откинулся на подушки, застонав от усилившейся боли в плече. Но его травмы теперь отошли на второй план, поскольку его больше донимало собственное замешательство и неверие.
– Какого чёрта… – прошептал он. Он плотно зажмурил глаза и снова покачал головой.
– Вот именно, – сказал Марчелло Понтеллари, его тон был саркастическим, как и всегда, – какого чёрта…
– Послушай, Карло, – сказал де Медичи, – не обращай внимания на Понтеллари и послушай меня. Большой Парень заинтересован во всём этом. Видишь ли, ты не единственный, кто ненавидит этого Гаррисона. Ребята в Лас-Вегасе тоже его терпеть не могут. Вот только они не хотят его смерти.
Глаза Висенти распахнулись:
– Что?
– А то, – продолжал де Медичи. – Помнишь, что было в Вегасе год-полтора назад? Кое-кто сорвал большой куш. Изрядно обчистил кучу игроков. Забрал миллионы и исчез. И всё законно, он просто выиграл эти грёбаные деньги! Можешь себе такое представить? Он их выиграл, мать его!
Глаза Висенти сузились. Он заскрежетал зубами:
– Иисусе! Да, я могу себе это представить. Боже мой! Разве он не сделал то же самое со мной, этот Гаррисон? Разве он не обчистил меня? – Он уставился на де Медичи, оскалив зубы. – Значит, Большой Парень и ребята в Вегасе думают, что?..
– Не думают, – перебил его де Медичи, – они знают. Он проделал в Вегасе точно то же самое, что с тобой. Они знают, что это был он, потому что они наконец-то выследили его. У него больше тузов в рукаве, чем у шулера! Но… ну, теперь понимаешь, почему Большой Парень хочет, чтобы ты отменил заказ на Гаррисона?
Висенти нахмурился:
– Поясни.
– Слушай, сейчас он стоит намного больше живой, чем мёртвый. Гангстеры Вегаса хотят знать, как он это делает. Да, и мы тоже. Мы хотим, чтобы никто другой не сделал этого ещё раз – никогда больше! Итак, как только его выпустят на прогулку, мы его схватим. Потом, когда мы с ним разберёмся, – он пожал плечами. – Он весь твой, если ещё будет нужен.
Висенти кивнул:
– Ладно. А что насчёт братьев Блэк? Можете ли вы найти их, отправить телеграмму, позвонить?
– Да, это уже сделано. Они возвращаются из Родоса через три дня, в понедельник, в 7:00 вечера прибудут в Гатвик. К этому времени ты должен пойти на поправку и покинуть больницу. В 8:30 в понедельник назначено общее собрание в кабинете Большого Парня. Братья Блэк будут там. Ты тоже. Все мы должны присутствовать. Эй, это важно, Карло!
Висенти поджал губы, закатил глаза и уставился в потолок. Затем вновь нахмурился:
– Да, важно, – буркнул он. – Но это еще не объясняет, как я мог решить, что видел его, когда его там не было. И ещё, вы знаете, у меня было такое чувство, что он был там не на самом деле, а как призрак.
Он сделал паузу и пристально посмотрел в глаза своих посетителей, затем с упрёком нахмурил брови:
– Эй, не смотрите на меня так! Мы говорим о человеке, выигравшем у меня «Туз треф», помните? Тузы в рукаве, говорите? Я полностью с вами согласен!
Глава 13
Филиппу Стоуну снился кошмар, а когда он проснулся, с трудом мог определить, где заканчивался страшный сон и начиналась реальность. Ему снилось КГБ, пекинские головорезы, бесчеловечное отношение человека к человеку. Но ему ещё никогда в жизни не снилось ничего подобного Харону Губве.
Этот человек был горой бледной плоти!
Стоя, он, вероятно, был на пару дюймов выше Стоуна, по крайней мере, в два раза толще его в обхвате, и должен был весить примерно четыреста тридцать или четыреста сорок фунтов, а его руки были похожи на большие узловатые дубины, так что Филипп по сравнению с ним казался хрупким. А его бледность, как понял Стоун, объяснялась не болезнью, это был альбинизм: у него были розовые глаза и белая с серыми пятнами кожа – негр-альбинос! И это было ещё не все. Глаза Стоуна до сих пор не могли полностью сфокусироваться, а мозг был, несомненно, одурманен наркотиком, но он знал, как называется такое чудовище – гермафродит. Кем бы ни был необъятный мужчина-женщина, прежде всего он был уродом.
Свет был очень тусклый, а чувства Стоуна были в конфликте друг с другом. Либо он висел вверх тормашками, либо гравитация не имела здесь никакого смысла – где бы это «здесь» ни находилось. Чувство ориентации в пространстве, основанное, прежде всего, на весе собственного тела и направлении, в котором свисала его одежда, подсказывало ему, что он сидел прямо и что «низ» находился там же, где его ступни, а ощущение в шее говорило, что его голова откинута назад, а это означало, что то, на что он смотрел, находилось на потолке!
Он на секунду закрыл глаза, думая, не помотать ли головой, чтобы в ней прояснилось (нет, даже думать об этом очень больно), затем очень медленно, осторожно снова открыл глаза. И на этот раз он всё понял.
Потолок был зеркальным, или, по крайней мере, большую площадь в центре потолка занимало зеркало. То, что казалось происходящим наверху, на самом деле находилось прямо перед Стоуном, но в эту минуту он был рад, что видит это не напрямую. Он не хотел привлекать ничьего внимания, по крайней мере, пока. Сначала он хотел бы выяснить, где находится, потому что уже знал, как оказался здесь. Более или менее.
Но… он также хотел бы знать, почему был привязан к креслу. Или, может быть, он это и так знал. Потому что, если бы он не был связан, то кто-то, или даже несколько человек, к этому времени уже испытали бы на себе действие некоторых из обширного списка известных Стоуну болевых приёмов.
Всё это, однако, может подождать – не стоит спешить. На данный момент он будет просто сидеть и наблюдать за происходящим. А зрелище было… то ещё!
Огромный пятнистый урод-альбинос лежал на том, что выглядело более широким, чем обычно, массажным столом, а три девушки трудились над его рыхлым, разжиревшим телом. Производимые их кулаками и ладонями удары и шлепки сопровождались вздохами, кряхтением и постаныванием чудовища, и все четверо – рабыни и их господин – были совершенно голые. Было время, когда Стоун первым делом стал бы разглядывать девушек, но сейчас его больше заинтересовало (мужское? женское?) существо на массажном столе.
У существа были белые волосы, образующие на голове огромные курчавые заросли, невероятные розовые глаза – уже являющихся аномалией на типично негроидной физиономии – и, самое главное, два половых органа, мужской и женский…
…У Стоуна закружилась голова!
Не только от созерцания этого самого ненормального из человеческих существ, но также от влияния препарата, который его одурманил и облегчил похищение. Чем бы ни была дрянь, которой его накачали, его голова теперь болела и кружилась так, как если бы по ней дважды пнули несколько человек. Опять же, вполне возможно, его действительно пинали по голове: он вспомнил, как разбил одному из нападавших – возможно, тот отомстил за себя, пока Стоун спал. Как бы то ни было, его самочувствие было похоже на самое страшное похмелье, какое ему только доводилось испытывать. Филипп сдержал подступающую тошноту и посмотрел на девушек, которые трудились над… этой тушей.
Ещё одно его заблуждение и ещё одна аномалия. Только двое из рабынь были девушками. А насчёт третьей – Стоун не был уверен. Груди были маленькие, но определённо женские, зато остальные половые признаки мужские – опять же маленькие, как у мальчика, но явно мужские. И парню нравилась его работа. Он испытывал эрекцию, чем бы она ни была вызвана. Так же как и гора мяса, которую он массировал.
Теперь Стоун понял, что это было больше, чем просто массаж. Это было обслуживание по полной программе. Завороженный, несмотря на тошноту, он наблюдал за процессом до конца. Одна из девушек одной рукой усердно массировала большой пенис гермафродита, одновременно лаская другой рукой его женские принадлежности. Вторая рабыня и девочка-мальчик втирали тёплое масло в его дряблое тело; причём последний ещё посасывал своими женственными губами большие набухшие соски хозяина.
Как долго это продолжалось, Стоун не мог сказать. Но финал был быстрым. Огромное тело задрожало и выгнулось; массивные руки упали по сторонам массажного стола, трепыхаясь, как раненые птицы; сперма гермафродита брызнула в лицо девушки, занимающейся его членом, и та улыбнулась от облегчения и радости… очевидно, было важно, чтобы её хозяин был полностью удовлетворён во всех смыслах.
Стоун отвернулся, пока разбухший комок мышц мышц опустошал себя длинными очередями, но не прежде чем взгляд розовых глаз гермафродита встретился с его собственным отражением в зеркале и не раньше, чем он увидел медленную улыбку – вызванную сексуальным удовольствием, но являющуюся также и приветствием в адрес проснувшегося, пришедшего в сознание Стоуна – от которой толстые, серо-крапчатые губы изогнулись, напоминая больной проказой лунный серп.
Розовые глаза были словно магниты: они приковали взгляд Стоуна, заставили его повернуть голову и посмотреть в них ещё раз, подобно тому, как змея гипнотизирует птицу, прежде чем атаковать. Затем…
– Вы проснулись, мистер Стоун. Славно! – Это был глубокий, звучный голос, негроидный, но с почти европейской манерой и ритмом. Возможно, голос был перенятый, фальшивый, но Стоун так не думал. А глубоко внизу, несмотря на всю мужественность, в нём слышались удивительно женственные оттенки, девичьи или женские нотки. Но мужская грань была, безусловно, доминирующей. Стоун хотел бы, чтобы он знал больше о гермафродитизме среди человеческих существ – любых существ, если на то пошло.
– О-о, это не принесло бы вам никакой пользы, мистер Стоун, – сказал голос, – поверьте мне. Я никоим образом не типичен. В действительности, я вообще ни на кого не похож. Я уникален!
Эффект этих слов – так небрежно, но плавно произнесённых, так непринуждённо высказанных – был подобен электрическому разряду в мозгу Стоуна. Он осознал, что его мысли были прочитаны так же точно, как если бы он высказался вслух, но эта концепция была слишком невероятной, чтобы принять её как факт.
– Уже точнее, – существо на массажном столе снова улыбнулось. – Невероятно, но факт! Мужчины не всегда ясно излагают свои мысли вслух, хотя думают верно.
Теперь Стоун поверил. Он был ошеломлён, но он верил.
– Всё приходит с опытом, – произнесло существо.
«Пока не попробуешь, не узнаешь», – подумал Стоун, вполне осознанно.
– Как с едой, мистер Стоун, я согласен!
«Впечатляет», – Стоуну было трудно остаться флегматичным, – «но зачем было демонстрировать это мне?»
– Важно, чтобы вы знали. Если бы я просто сказал вам, вы бы не поверили. Теперь я надеюсь, что вы не будете пытаться что-либо скрыть от меня. Использование способностей утомляет, вы понимаете? Это относится ко всем экстрасенсорным способностям, а мне не хотелось бы себя излишне утомлять. С другой стороны, я не желаю быть жертвой обмана. Поэтому я буду время от времени читать ваши мысли. Надеюсь, мы друг друга поняли?
«В некоторой степени», – подумал Стоун.
– Ну? Я жду.
– Да, – сказал Стоун, – мы поняли друг друга. – И осознал, что показанный ему трюк не дал ему никаких новых знаний – за исключением того, что, возможно, урод говорил чистую правду. Да и зачем ему лгать? В конце концов, все карты у него.
Стоун знал, что МИ-6 использует телепатов, но он никогда бы не поверил, что кто-то может достичь таких высот совершенства в этом искусстве. На самом деле, он всегда считал это пустой тратой времени и денег. Но теперь?.. Реальный телепато-шпионаж!
– Хорошо, – собеседник кивнул. Он протянул руки, и его любовники – рабы? – помогли ему подняться и сесть на массажном столе, свесив ноги. Он встал, полотенце висело на его плечах. Он обвязал им необъятную талию, затем сделал двум девушкам и мальчику-девочке знак удалиться. Стоун услышал, как дверь открылась и вновь закрылась с помощью пневматики.
– Должно быть, это дезориентирует, – сказало существо, приближаясь, увеличиваясь в зеркальном потолке. – Вы можете двигать головой, мистер Стоун. Почему бы вам не взглянуть на меня прямо? Я не Горгона, знаете ли.
Стоун поднял голову в вертикальное положение, и это было больно. Огни заплясали перед его глазами и внутри его черепа, заставив его сморщиться.
– Господи! – простонал он.
– Это пройдёт, – сказал собеседник.
Стоун снова сморщился, зажмурил глаза, затем быстро заморгал. Он был рад, что освещение было приглушенным:
– Ладно, мистер как вас там, что всё это значит?
– Губва, – представился тот, – Харон Губва. Я сомневаюсь, что вы когда-нибудь слышали обо мне.
– Можете не сомневаться, – ответил Стоун, стараясь казаться легкомысленным, – я никогда о вас не слышал. Но я весь во внимании, если вы хотите мне что-то сказать.
Теперь он удостоверился в том, что был надёжно привязан к креслу, а его руки, а также ноги связаны. Не считая головы, он мог сдвинуться разве что на дюйм. Он абсолютно ничего не мог сделать, не мог предпринять никаких физических действий, поэтому казалось, ему лучше просто сидеть и слушать. По крайней мере, так он может что-то выяснить – прежде, чем собеседник решит, что он узнал достаточно.
– Вообще-то я хочу, чтобы вы узнали всё, мистер Стоун, – сказал Губва, демонстрируя своё преимущество ещё раз, и не обращая внимания попытку Стоуна схитрить. – Всё – по причинам, которые я сейчас объясню.
Во-первых, когда вы узнаете обо мне всё, вы перестанете мной интересоваться. Это оставит ваш разум свободным, чтобы мыслить более ясно о том, что мне от вас нужно. Во-вторых, вы умный человек – более того, член разведывательной организации – а хитрые, коварные умы всегда привлекали меня. В-третьих, ваше естественное любопытство радует меня, подобно тому, как любознательность ребёнка радует его преподавателя. И наконец…
– И наконец, ничего из того, что вы мне скажете, не принесёт мне никакой пользы, потому что я никогда об этом не расскажу?
– Верно! – согласился Губва, снова улыбаясь. – В самом деле, когда я закончу с вами, вы не только не сможете об этом рассказать, вы не сможете даже думать об этом.
Стоун кивнул, в последний раз напряг мускулы под путами, пожал плечами и сдался:
– Я очень сердит, Губва, но я уверен, что вы это уже и так знаете. Вы, вероятно, также знаете, что, если мне удастся выбраться из этого кресла, я вас до смерти изобью, поэтому, полагаю, не будет большого вреда от того, что я вам это скажу! Что же касается остального: думаю, вы вполне можете назвать меня слушателем поневоле.
– Что тоже верно! – Губва рассмеялся, но для Стоуна его смех был подобен звуку трещотки гремучей змеи. Губва изводил его, злорадствовал над его беспомощностью. И знал, что это заставляет агента проявить низменные черты характера.
– Послушайте, Ваша Уникальность, – прорычал он. – Вы когда-нибудь задумывались, что, может быть, вы не так уж уникальны? Что, может быть, вы просто урод?
Губва оказался позади него, удивительно быстро для человека его размеров и веса. У Стоуна зазвенело в ушах, но ничего не произошло. Затем кресло быстро и бесшумно покатилось на резиновых колёсах. Губва направил его в сторону металлической двери, которая с шипением открылась.
– Дело в том, что я знаю, что я урод, – ответил он. – Вот, что делает меня уникальным. Я родился раньше времени. Как Иисус, да Винчи, Эйнштейн. И я имею не меньшее значение, чем они. В действительности я более значим, чем им. Я – будущее человеческой расы, мистер Стоун. И я собираюсь переделать человечество по своему образу и подобию. Homo Sapiens? Бах! Hermaphro Sapiens! [14]14
человек разумный – гермафродит разумный.
[Закрыть]
Они оказались в командном центре Губвы, и Стоун заметил, что кресло ехало по кругу до тех пор, пока он не оказался прямо перед массивной резной фигурой альбиноса, попирающего ногами земной шар. И, наконец, агент начал испытывать что-то вроде благоговения и страха. Вот что Губва имел в виду. Его целью было завоевание всего мира, создание мировой империи – с самим собой в роли императора Земли! Он был таким же безумным, как Шляпник.
– С одной стороны, верно, а с другой нет! – со злостью произнёс Губва. – Да, я мечтаю об империи, но я не безумен. Напротив, я полностью в своём уме.
– Большинство сумасшедших думают, что они в здравом уме, – проворчал Стоун.
– Я не собираюсь спорить с вами, просто проинформирую. Затем вы будете работать на меня – по крайней мере, короткое время, и несколько дольше, если будете благоразумны, и, наконец… ну, я позволю вам самому решить. Вы, как я уже говорил, умный человек. Я мог бы найти для вас место в своей организации. Но, пожалуйста, помните, мистер Стоун, что ваша работа связана с повышенной опасностью, поэтому никто не будет слишком беспокоиться, если вы просто исчезнете. Вот почему вам так хорошо платят, в конце концов. «Секретные материалы: плата за риск!»
Стоун промолчал.
– Очень хорошо. А теперь послушайте, что я скажу. Я должен буду начать с самого начала…
Мой прадед был сыном южноафриканского вождя, из рода Шаки и Кечвайо. [15]15
Шака и Кечвайо были вождями (инкоси) племени зусулов в 19 веке.
[Закрыть]В отличие от этих двоих, он добывал жёлтый металл и синие камни для своих белых хозяев. Земля там была также богата уранитом, урановой смоляной рудой. Это было первое поколение. В детстве и юности мой дед работал в той же шахте, до тех пор, пока драгоценные металлы и камни не кончились. В то же самое время возник интерес к ранее считавшемуся бесполезным металлу. Наконец, мои отец и мать тоже работали на белых, и мой отец закончил свои дни, очищая цистерны на нефтеперегонном заводе. Он облысел в восемнадцать лет, а его зубы выпали, прежде чем ему исполнилось двадцать пять. Но не думайте, что я виню во всём этом белых. Нет, я в некотором роде перед ними в долгу.
Возможно, изначально я должен был развиваться как два разнополых близнеца, не знаю, это невозможно определить. Выходит, я на самом деле являюсь плодом трёх родителей. Тем, что в середине, была радиация!
Я уродился не чёрным, не белым, а серым – я даже не настоящий альбинос, вы понимаете? Уникальный! У меня имеются и мужские, и женские половые органы, одинаково хорошо развитые. Правда, у меня нет матки, но всё остальное имеется и обладает нормальной чувствительностью. Мои груди настоящие, а не просто для вида, и я питаю страсть как к мужчинам, так и к женщинам…
У меня розовые глаза и плохое зрение, но в темноте постапокалипсического мира они бы идеально подошли. Мой рост богоподобен, я возвышаюсь над другими людьми, моя фигура обладает большой солидностью. Моё телосложение, уродливое, по-вашему, является телосложением вождя, великого императора. А мои способности…
Что вы знаете об экстрасенсорных способностях, мистер Стоун? Нет, не отвечайте; позвольте мне сначала сказать вам, что я умею. Я телепат, как вы сами обнаружили. Я могу читать мысли. Но это только одна из моих способностей. Я всё ещё не могу левитировать, пока не могу, но я действительно имею большой потенциал. Вот, позвольте мне показать вам… – Он пошёл к весам и встал на платформу. Стрелка повернулась и закачалась, остановившись на отметке чуть более четырехсот тридцати фунтов.
– Теперь смотрите! – приказал Губва. Он закрыл глаза. В считанные мгновения мелкие бусинки пота выступили у него на лбу. Стрелка на циферблате поползла вниз, ещё ниже. Триста фунтов. Двести десять. Сто семьдесят.
Губва открыл глаза, вздохнул – и стрелка снова скакнула вверх. Он сошёл с платформы:
– И эту часть способностей я должен использовать постоянно, мистер Стоун, иначе мне было бы слишком тяжело передвигаться самостоятельно. Гипноз – это ещё одно искусство, в котором я добился превосходных успехов. Это вы обнаружите достаточно скоро. Я также являюсь тем, что вы называете провидец: я могу прогнозировать. К сожалению, не очень точно – но я могу увидеть, что произойдёт в будущем. То, что случится в ближайшем будущем – вполне отчётливо, в далёком будущем – смутно. Достаточно сказать, что, когда я ставлю на лошадь, она, как правило, выигрывает. Во всём, что касается азартных игр, я практически непобедим.
Стоун нахмурился. Во всём, что касается… азартных игр! Его челюсть отвисла. Гаррисон! Так вот, как он это делает!
Губва выбрал этот момент, чтобы прочитать его мысли. Его розовые глаза превратились в щёлочки на пухлом, пятнистом, как у прокажённого, лице: его версия понимающей улыбки:
– Действительно, – его голос был очень низким, очень зловещим. – Ричард Гаррисон – и вам было дано задание защищать его.
Мысли Стоуна вернулись было к досье Гаррисона – всему, что он читал и запомнил об этом человеке – но в следующую секунду он затаил дыхание, стиснул зубы и до боли прикусил губу, заставив себя перестать думать о нём.
Губва рассмеялся, глубоким, почти радушным смехом:
– О, не беспокойтесь! Я знаю о Гаррисоне намного больше, чем вы могли бы рассказать мне. Гораздо больше, хотя ещё недостаточно. Скажу честно, мистер Стоун, я не хочу от вас никакой информации. Я ничего не хочу от вас. Вместо этого, позвольте мне рассказать вам кое-что о нём.
Он быстро изложил соответствующие факты, даже зашёл так далеко, чтобы упомянуть некоторые вещи, пока не известные Стоуну, до тех пор, пока агент снова не расслабился в своём кресле. Губва был прав: всё, что было известно Стоуну, он уже и так знал.
– Так что же вы от меня хотите?
Губва поджал губы, затем пожал плечами:
– Опять таки, никакого вреда не будет, если я вам скажу. У меня есть – скажем так, «друг» – в конкурирующем отделении вашей так называемой «секретной» службы. Ему очень, очень хотелось бы увидеть Гаррисона мёртвым, а заодно дискредитировать МИ-6, ваше отделение…
– Сэр Гарри, – Стоун нахмурился.
– Достаточно близко, – Губва кивнул. – На самом деле начальник сэра Гарри, действующий через него, – он снова улыбнулся. – Но вы догадались, вы умны! И раз вы настолько умны, возможно, мне не нужно объяснять дальше?
– Я имею общее представление, – ответил Стоун, – но всё равно буду рад услышать это от вас. Я имею в виду, вы же телепат, а не я.
Губва поднял брови:
– Вы разочаровали меня. Но, раз вам угодно, я объясню.
Используя вас для достижения моих целей, я убью Гаррисона – в конечном итоге – и в то же время окажу обещанную услугу сэру Гарри. Бремя вины ляжет на МИ-6. Теперь это неважно для меня, но эту «услугу» я намереваюсь оказать. Да, в конечном итоге, я буду вынужден разобраться и с сэром Гарри тоже. Точнее говоря, убить его. Но так называемое «заключение союза» с ним даст мне некоторые гарантии безопасности в случае, если мои планы не принесут немедленного успеха. Это просто вопрос осторожности.
– Давайте говорить прямо, – сказал Стоун. – Вы видите себя в качестве будущего императора Земли, верно?
Губва кивнул:
– Да.
– Ясно. И вы собираетесь достичь этого, устроив нечто вроде, э-э, геноцида?
– Не «нечто вроде геноцида» мистер Стоун, а глобальный геноцид. С помощью нейтронной бомбы, главным образом, хотя будут задействованы и другие ядерные устройства.
Стоун кивнул, очень медленно:
– И после этого, как вы предполагаете, человеческая раса – то, что осталось от неё – должна будет превратиться в расу уродов, Hermaphro Sapiens, как вы?
– Я позабочусь, чтобы несколько специалистов в области генной инженерии, технологии клонирования и тому подобное, выжили. Они будут отцами Новой Земли – фигурально, конечно. Фактически, это я буду настоящим отцом. Мои собственные сперматозоиды должны стать основой будущих поколений.
Стоун вздохнул, кивнул и попытался удобнее устроиться в кресле. Через пару секунд он поднял голову:
– Ну, знаете, вы и в самом деле совсем сошли с ума. Я имею в виду, что ваш замысел прямо из фильма про Джеймса Бонда. Просто давайте представим на минуту, что вы можете сделать всё, что, по вашим словам, вы собираетесь сделать: с помощью мысленных манипуляций привести мир к катастрофе, убить нас всех и начать заселять Землю заново, избранными людьми – и даже вывести расу супер-уродов, кото…
– Нет! – перебил его Губва. – Нет, я ничего не говорил об этом. Я бы никогда не допустил возможности появления другого, подобного мне, чьи способности будут также велики или превосходить мои собственные. Всё будет строго контролироваться.
– Понятно…
– Что твам понятно? – спросил Губва, заглянув в разум агента. Его широкое серое лицо теперь стало сердитым. Он подошёл, возвышаясь над креслом Стоуна, посмотрел на него сверху вниз. – Вы ошибаетесь, Стоун, я никого не боюсь!
– За исключением Гаррисона?
– Я сказал, что никого не боюсь, мистер Стоун! Ни-ко-го. – Губва произнёс это по слогам. – Вы принадлежите к виду Homo Sapiens; мир, который я предполагаю создать, будет миром Hermaphro Sapiens; но если я прав в том, что подозреваю о Гаррисоне…
– Он не человек?
– Человек – в некотором роде. Homo Superior, [16]16
Сверхчеловек, Superior(лат) – более высокий, превосходящий.
[Закрыть]как я подозреваю.
– И вы хотите знать, как он приобрёл то, что делает его Homo Superior, так?
– Правильно. И когда у меня будет ответ – он умрёт.
– Это сводится к тому, что, человек он или сверхчеловек, вы боитесь его.
– Вы так считаете? – зашипел Губва, нависая над ним. – Действительно очень умный! Разве я был не прав насчёт вас, мистер Стоун? – Он сжал пальцы одной руки в увесистый кулак и поднял его, так что Стоун на мгновение решил, что он собирается его ударить. Затем…
Он быстро отвернулся и указал, резко выкидывая выпрямленные пальцы из кулака в сторону попирающей земной шар фигуры на барельефе:
– Ничто не должно вмешиваться в этот план, мистер Стоун – ничто!
– А Гаррисон, значит, способен вмешаться?
Губва повернулся и пристально посмотрел на него.
– Возможно, – кивнул он. – Да, возможно, он мог бы. Но это не является самостоятельной проблемой. Нет, вы были правы. Я хочу знать, что делает его особенным. Видите ли, я знаю, откуда взялись мои способности: их породил атом, так же как тело и разум, где они обитают. Поэтому я признаю, что являюсь, как вы говорите, «уродом», мутантом. Но Гаррисон не мутант. Тогда как же он стал тем, кто есть?
– Телепатом? – Стоун, казалось, удивился. – Конечно, многие люди заявляют, что они…
– «Заявляют»! – взорвался Губва. Он запрокинул голову и рассмеялся. – «Телепатом»! Как же мало вы знаете! Вы даже понятия не имеете, что такое Гаррисон, и на что он способен. Телепат, надо же! Он может гораздо больше. Намного, намного больше. Он… – Губва широко раскинул руки, образуя большой крест, – нечто невероятное! Позвольте мне рассказать вам о Гаррисоне. Позвольте мне заполнить несколько пробелов в ваших знаниях. С чего бы начать… Ах, да!
Я всегда знал, что умы некоторых людей отличаются от большинства. Мой, например, и несколько других, которые я встречал на протяжении многих лет. Существует великое множество мужчин и женщин, чьи экстрасенсорные способности развиты так, что выходят за пределы нормальных или средних показателей. Более того, по этим показателям их можно сортировать, как нумизматы сортируют свои монеты в зависимости от степени сохранности.
Самое плохое состояние называется «не идентифицируется», «почти не идентифицируется» и «посредственное», к этому сорту относятся обычные люди, каких миллиарды, которые об экстрасенсорных способностях знают лишь то, что это некая сила, позволяющая как-то управлять энергией. Затем идёт «хорошее состояние», это те, кто время от времени ловит себя на том, что насвистывает какую-то незнакомую мелодию именно в то время, когда другой начинает свистеть, как если бы выхватил её из чужого разума. Дальше «очень хорошее» – те, кто «инстинктивно» узнаёт, что отец умирает – хотя они находятся за мили друг от друга, или кто может «чувствовать», что вот-вот что-то случится. Таких многие тысячи. Улавливаете систему?
Стоун кивнул:
– Я вас понимаю. Продолжайте.
– Очень хорошо. Сортом выше «очень хорошее» идёт «отличное» – люди, которые могут достаточно точно читать мысли супруга и детей, и которые, как правило, имеет склонность к так называемому оккультизму. То есть, эти люди знают, что отличаются от других. Увы, они лишь немного отличаются. Поднявшись ещё выше по классификации, мы дошли до «совсем отличное» – к ним относятся азартные игроки, чьи шансы на выигрыш гораздо выше средних; может быть, полицейские или детективы, чья «интуиция» всегда срабатывает. Таких людей мало, они попадаются редко, их способности выходит далеко за рамки чтения мыслей кровных родственников или близких друзей. Тем не менее, ещё более необычными являются экстрасенсы сорта «превосходное состояние», те, кто могут читать мысли большинства людей без особого труда и владеют намного более обширными способностями, чем просто телепатия.
Недавно в Тибете я обнаружил целый склад талантов этого сорта – действительно редкая находка. Я стал ревновать, заставил китайские коммунистические власти подозревать их в шпионаже – чем они действительно занимались – и непосредственно отвечал за их истребление. Всех, кроме одного, нашедшего пристанище у меня.
– Просто очаровательно с вашей стороны, – сказал Стоун.
– Монеты, – продолжал Губва, не обращая внимания на его сарказм, – и их классификация. Я слегка отклонился от темы. Наконец, я должен оценить себя…
Ну, как я уже сказал, я уникален. Я полагаю, что вы могли бы сказать, что я был отчеканен со смещением – редкая монета, являющаяся ещё более ценной благодаря тому, что удар по диску был нанесён дважды… или, может быть, монета, получившая по ошибке чрезвычайно высокий процент содержания драгоценного металла в сплаве. Примерно так – хотя это далеко от той категории, которую я использовал, чтобы применить к себе самому, до того как узнал о Гаррисоне.
Да, были времена, когда я считал себя Fleur de Coin – так у нумизматов называется монета в идеальном состоянии, не бывшая в обращении. Но… я оценивал себя слишком высоко. Это было гигантское самолюбие. Только Гаррисон действительно является Fleur de Coin, и только он является поистине уникальным. Нет другого, подобного ему.
Телепатия? Это является самым скромным из его талантов. Нет, неправильно, это просто один из них. Подумайте: он был ослеплён. Теперь он видит. Подумайте: его женщина также была слепой. Она видит. Но и это ещё не все: она была мертва!
В ответ на это Стоун презрительно фыркнул:
– Тело некой Вики Малер было помещено в криогенное хранилище в…
– Не «некой Вики Малер», мистер Стоун, а той самой Вики Малер. Гаррисон воскресил её. Я знаю. Я был внутри ее разума. Она была заморожена ради шанса – одного шанса на миллион – что наука в один прекрасный день сможет найти средство оживить ее. Гаррисон уже владеет этой наукой. И подумайте: она вся была пронизана метастазами рака, который убил её. Теперь она совершенно здорова. Что ж, это тоже работа Гаррисона…
И, наконец, его недавние – будем продолжать это так называть – работы. Произошедшие в течение последних двадцати четырех часов, они являются прекрасными примерами его способностей. Только вчера – пока вы были без сознания этой ночью, мистер Стоун – в его самолет была заложена бомба. Она сработала над Эгейским морем. Гаррисон заставил покалеченный самолёт долететь до Англии, до аэропорта в Гатвике, а затем благополучно приземлиться. Без двигателя, без каких-либо средств аэродинамического управления, без колёс! И самолет приземлился, словно пёрышко, совершив самую лучшую из безупречно выполненных вынужденных посадок.