355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Брайан Ламли » Психосфера (ЛП) » Текст книги (страница 3)
Психосфера (ЛП)
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 03:20

Текст книги "Психосфера (ЛП)"


Автор книги: Брайан Ламли



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

Глава 3

Вики Малер, с рыжими волосами и удивительными золотистыми глазами (глаза у неё когда-то были зелёные и слепые), с тонкими, как у эльфа, чертами лица и слегка заострёнными скулами, – Вики Малер, некогда умершая и замороженная в криогенном хранилище в Шлос Зониген в швейцарских Альпах и возвращённая к жизни по воле своего возлюбленного, Ричарда Аллана Гаррисона – теперь стояла рядом с кроватью, где Гаррисон метался в постели в мучительном кошмаре. Она не хотела будить его, несмотря на редкие судорожные подёргивания его рук и ног и солёные капельки, стекающие с его шеи и по ложбинке между лопатками, ибо она никогда не могла быть уверенной в его настроении сразу после пробуждения. Ни в эти дни, ни когда-либо.

Мысли Вики были её собственными, они были такие же личные, жизненно важные и оригинальные, как и у той девушки, какой она была в предыдущей жизни (или, как она думала сейчас об этом, «до того»), до заключительного, ужасного ускорения распространения раковой опухоли, которая иссушила её тело и привела к мучительной смерти. И потому, что она была умна, потому, что она знала, что Гаррисон был причиной её возрождения, её воскрешения, тот факт, что её разум сохранил свою индивидуальность, слегка удивлял её. Потому, что Гаррисон не только исцелил её тело и изгнал смертоносные раковые клетки, но и восстановил её сознание, он оживил её мозг неповреждённым, любознательным и уникальным, как и любой разум, а не как продукт или дополнительную структуру его собственного расширенного мультиразума.

Короче говоря, она была самостоятельной личностью. Нет, поправила она себя, она была личностью, зависящей от Гаррисона; поскольку он не развеял её сомнений насчёт её судьбы, если какое-нибудь несчастье случится с ним. В этом случае она, несомненно, должна вернуться в своё прежнее состояние, свою бренную оболочку, которая тотчас же непременно должна рассыпаться, как древние мумии, подвергшиеся воздействию воздуха и света. Ах, да, если Вики представить яркой и немигающей электрической лампочкой, с жизнью вместо нити накаливания, то тогда Гаррисон был выключателем. И если бы он был выключен…

Будучи девушкой-подростком, Вики читала Эдгара По, Лавкрафта и Уайльда. Она хорошо помнила о трагической гибели месье Вальдемара и доктора Муньоса: ее судьба вполне может быть такой же после смерти Гаррисона. Но самого Гаррисона она была больше склонна ассоциировать со страшной судьбой Дориана Грея. Не то, чтобы Гаррисон был человеком с великими пороками, нет. Но… с ним происходили вещи. Вещи…

Вики думала, что должна быть благодарна за все эти вещи, но всё же она предпочла бы помнить Гаррисона таким, каким он был «до того». Тогда он был, ну, просто Гаррисоном. Но это было до того, как произошли изменения, до её возрождения.

Странно, но, несмотря на то, что она была той же девушкой, какой была «до того», Вики, тем не менее, чувствовала себя… да, возрождённой. В конце концов, восемь лет прошло без её активного, физического присутствия в мире, когда она лежала – в спячке? – в своём криогенном склепе в Шлос Зониген, но для Гаррисона они были настоящими, наяву, годами. И странными. Кроме того, тело Вики вновь обрело всю жизнеспособность и силу, каким было в годы до заболевания раком, или, по крайней мере, прежде чем заболевание начало истощать её. Так что, в некотором смысле, она родилась заново в теле более молодом, чем то, о котором сохранила воспоминания.

Она содрогнулась при мысли о теле, которое помнила.

Оболочка. Терзаемая болью оболочка. Сбитая с толку плоть, которая была переполнена разрастающимися, сжигающими всё вокруг и наполняющими её жилы огнём клетками, поражёнными хищной, чудовищной мутацией. Тело, полное рака. Мертвенно-бледное от боли. Нет, от агонии!

Вики снова вздрогнула. Она не только помнила причину своей смерти (из-за чего она умерла), но и саму Смерть – или самого. Она действительно знала Его прикосновение, безжалостно сжимающиеся пальцы Мрачного Жнеца, и не просто Его прикосновение, но Его железную хватку. И в её случае, костлявые пальцы были в огне, – или в кислоте.

Смерть. Старик. Самый старый человек в мире, который не мог умереть сам, пока не погасит последнюю жизнь.

Поэтому он был бессмертным. Бессмертным и… безжалостным.

В безусловно худший из её полных мучительной боли дней Вики почувствовала, что кто-то наслаждается её агонией, иначе почему она должна это терпеть? Если всё находится в равновесии, значит, должно существовать наслаждение, равное её страданию. Ну, в конце концов, она смеётся последней, ибо помимо одного бессмертного – Смерти, сейчас был второй бессмертный, с которым ему приходилось считаться. Старик теперь должен ждать кончины Ричарда Аллана Гаррисона, а Гаррисон не намерен умирать – никогда.

Гаррисон пошевелился и пробормотал что-то во сне, потом перевернулся на спину. Он прошёл через худший из своих кошмаров, и пот высыхал на нём. Вики слушала его почти нечленораздельное бормотание. «Среди мешанины звуков он упомянул Шредера и Кениха», – подумала она. Вики вздрогнула в третий раз, на этот раз вполне осознанно, и напряжённо всмотрелась в его лицо. Он, казалось, успокоился, почти смирился. Но под этими закрытыми веками…

Она выпрямилась, и молча подошла к зеркалу в позолоченной раме. Золото ее глаз совпадало по цвету с жёлтым сиянием рамы, горящей отражённым светом последних солнечных лучей. Она восхищалась собственными глазами – эти золотые глаза, которые были слепыми «до того», слепыми на протяжении многих лет – их зрение было восстановлено по воле Гаррисона. Его глаза, ослеплённые огнём и взрывом, тоже чудесным образом превратились в пылающие, равномерно золотистые глазные яблоки.

Глаза, которые видели больше, намного больше, чем у других людей.

Чудеса. Да, Гаррисон творил чудеса. Его способности были почти что… безграничны? Когда-то они такими казались, но… он и сам не знал, – никогда ещё полностью не изучал, – предела, или ограничения своих способностей. Более того, в последнее время он хранил неловкое молчание на эту тему.

Она снова повернулась к его ложу, ее движения были нетерпеливыми, нервными. И тихо повторила про себя: «Чудеса…»

Но является ли этот талант даром Божьим? Эта способность творить чудеса? А если это действительно было от Бога (Вики всегда в этом сомневалась), то зачем Он так наградил Гаррисона? Или какого-нибудь человека, если на то пошло. Или, может быть, Бог действительно есть – сейчас.

Вики задавалась вопросом – существовали ли другие люди, обладающие такими же способностями, как у Гаррисона? Как люди в старых легендах? Вроде Мерлина и великих магов из древних мифов? Её мысли стали кощунственными. Такие, как Иисус Христос? Он тоже возвращал зрение слепым, воскрешал мёртвых, ходил по воде. Не был ли Он таким же?

Но нет, обстоятельства были разными. Чудеса Христа были общепризнанным благом. Чудеса Гаррисона были иногда… другими.

Её мысли внезапно переметнулись к их местонахождению…

Решение отправиться на Эгейское море было принято, как и большинство решений Гаррисона, внезапно. Его пилот (он владел реактивным самолетом бизнес-класса) был в отпуске, поэтому ещё неделю назад он нанял частный самолет с экипажем для перелёта в аэропорт Родоса. Был и второй маршрут, которым он когда-то мог воспользоваться – более тайный маршрут – но в мире паспортного контроля, в мире, где «чудеса», несомненно, привлекут внимание, он избрал гораздо более утомительный, и по его собственным словам, «механический» способ полёта.

Дом, который они сняли в Линдосе, фактически состоял из трёх соединённых между собой вилл, или апартаментов, с собственным внутренним двориком. Они заняли только самую большую комнату, оставив две других стоять пустыми. Они питались вне дома, с одним только исключением, когда Гарисон приготовил пару крупных кефалей, пойманных им на трезубец подводного ружья с резиновой тягой, приобретенного в Родосе. Гаррисон был отличным пловцом и умелым подводным охотником, которым стал за три года, которые когда-то провёл на залитом солнцем Кипре, будучи капралом в Королевской Военной Полиции. Однако здесь, в Линдосе, он быстро потерял интерес к этому «спорту». Очень скоро он понял, что ему не нужна сноровка, и что нет острых ощущений, когда можно просто приказать рыбе насадить себя на зубья гарпуна.

И в считанные дни они привыкли к череде жарких дней и тёплых ночей, к недорогим винам и дешёвому островному бренди (ещё одно наследие военной службы Гаррисона), к хорошим местным мясу и фруктам в деревенских тавернах. И всё же даже в этой почти экзотической, идиллической обстановка Линдоса – с его узкими белыми лабиринтами улиц, церквями, башнями, причудливыми арками, его монотонными ночными руладами лягушек и воплями кошек – даже здесь они не чувствовали себя совершенно непринуждённо. В основе этой проблемы, как и большинства их проблем, была мультиличность Гаррисона.

Как правило, личности Шредера и Кениха были отодвинуты на второй план или в ещё более глубокую часть сознания Гаррисона, – но при случае они могли пробиться на первый план. Часто, подумала Вики, без надобности и слишком настойчиво. Её мысли вернулись к недавним инцидентам, вроде вчерашнего, который служил прекрасным примером…

После завтрака под открытым небом, в патио, Гаррисон предложил прогуляться. Они пошли по тропинке, которая вела их из деревни к тихому, укромному пляжу с жёлтым песком, обрамлённым белыми скалами и грозными отвесными утёсами. Томясь от подкравшейся полуденной жары, они сошли с тропы и сели на первые попавшиеся валуны в тени подковообразной гряды утёсов, которые тянулись до огромной глубокой долины развалин Акрополя. У того места, что они выбрали для отдыха, находился большой участок, сплошь поросший напоминающими капусту растениями, кое-где украшенными маленькими жёлтыми цветами, похожими на английские примулы, с множеством зелёных, овальных плодов-стручков около двух дюймов в длину, и каждый стручок висел на отдельном стебле.

Когда они садились, Гаррисон ногой задел один из этих стручков, который тут же с достаточно громким треском или хлопком оторвался от стебля и полетел, как реактивный снаряд, отскакивая от толстых листьев, пока не попал в промежуток между ними и не свалился на затенённый песок внизу. В момент хлопка Гаррисон отдёрнул руку от растения, но жидкость из взорвавшегося плода всё же брызнула ему на кисть и предплечье.

– Тебе нужно вытереть руку, – слегка встревоженно заметила Вики. – Этот сок слегка едкий – или ядовитый, я точно не помню. Но я что-то такое читала.

Гаррисон понюхал запястье, сморщил нос и улыбнулся.

– Воняет кошачьей мочой!

Он фыркнул, но всё же достал носовой платок, чтобы протереть пострадавшие участки кожи. Вики рассмеялись над его восклицанием, которое, конечно, было искренней и простой реакцией Гаррисона. Настоящего Гаррисона, мужчины, которого она любила в эпоху «до того». Душевного и раскованного.

Двое греческих юношей выбрали тот же проторённый путь на пляж, идя немного позади них, но ни Вики, ни Гаррисон не придавали этому никакого значения; это же был свободный мир. В любом случае, молодые люди казались почти детьми, максимум лет пятнадцати или шестнадцати, и братьями, судя по внешности. И до сих пор большинство жителей Линдоса были любезными и невероятно обаятельными.

Поблизости было лишь небольшое количество людей – пара или две, медленно преодолевающие неровный спуск, идущий по утёсу вниз к пляжу, и маленькие группы, разбросанные на самом пляже – но это было как раз то, чего хотел Гаррисон. Это была главная причина для выбора Родоса в качестве места для отпуска: побег от суеты, суматохи и нагрузок жизни, которая, за последний год, по крайней мере, казалось, затянула его, как насекомое в шестерёнки некой огромной машины. Но насекомое из углеродистой стали, которое невозможно раздавить и без которого машина сама по себе не могла бы функционировать.

Ибо Гаррисон управлял – нет, был – машиной. Не совсем самостоятельной, но вполне саморегулирующейся, самоподдерживающейся. Несмотря на это, даже лучшие машины нуждаются в небольшом количестве масла, для этого и нужен был этот отпуск: небольшая смазка для шестерёнок жизни, которая вдруг стала значительно сложнее. Более того, отдых должен был дать ему время подумать о своём будущем. Чтобы решить, что лучше всего делать со способностями, которыми наделён его мультимозг – ментальными способностями, над которыми, он чувствовал это, его контроль с каждым днём ослабевал, вытекая из него, как медленная струйка песка из стеклянного шара в песочных часах.

Вики молчала, погрузившись в воспоминания о жизни с Гаррисоном, радуясь возможности просто сидеть рядом со спокойным и добродушным, судя по совершенно расслабленной позе, спутником – по крайней мере, пока не услышала стук камешков и ленивое «шлёп-шлёп» сандалий, которые объявили о приближении двух греческих мальчиков. При этом она вздохнула.

Она понимала, по какой причине ребята пошли следом, и это заставляло её слегка гордиться собой, зная, что её пропорционально сложенное, с красивым загаром тело было магнитом, который потянул этих подростков-островитян за ней. Поэтому чувствовала лишь лёгкое раздражение. Она была правда, одета довольно откровенно, в короткий зелёный топ на бретельках, зелёные, облегающие шорты и белые сандалии – но разве эти ребята не могли найти себе пару девочек своего возраста, чтобы поглазеть? Хотя было ещё довольно рано для туристического сезона, всё же в деревне было полно таких вот, видимо никем не сопровождаемых, барышень: английских, немецких, итальянских, скандинавских. Или, возможно, молодые люди ошибочно предполагали, что у Вики и Гаррисона было на уме что-то другое, а не просто сидеть в молчаливом созерцании, в тени скал?

Гаррисон тоже заметил приближение мальчиков, и на мгновение улыбнулся по-доброму. Он, конечно, сразу догадался об их мотивах, и взгляд – один мимолётный взгляд – в их умы подтвердил это. Что же, мальчики есть мальчики, и греческие мальчики есть греческие мальчики, ничего здесь такого нет. Но затем, когда юнцы расположились на валунах в середине поросшего стручконосными растениями участка и в открытую стали пялиться с Гаррисона и его прекрасную спутницу – главным образом и демонстративно на Вики – улыбка быстро сползла с лица Гаррисона.

Один из его собственных умов, прикоснувшись к сознанию ребят, был неприятно озабочен сильными сексуальными намёками одного из них, извращёнными и порочными. Он был полон животной похоти. Мельком заглянув в разум юнца, Гаррисон увидел его беспощадно набросившимся на Вики. Скользкое от пота и секса, нападение было неестественным, просто зверским. Причём эта воображаемая сцена была не просто фантазией, а повторением ранее случившегося нападения, реального нападения, но с наложением лица и фигуры Вики. Юноша участвовал, или был виновен, в страшно жестоком изнасиловании!

Лицо Гаррисона сделалось суровым, приобрело мрачное выражение, затем он медленно поднялся на ноги. Притянув к себе Вики, он прошипел ей в ухо:

– Тот мальчик, что постарше, насильник!

– Что? Но откуда ты… – начала она и осеклась. Потому что, конечно, знала, что, если кто-нибудь в мире и мог узнать о таких вещах, то лишь кто-то вроде Гаррисона.

– И когда он не может сделать этого, он любит мечтать, как делает это, – голос Гаррисона превратился в рык. – Делает это с тобой!

Его лицо исказилось от ярости и стремительно побледнело.

Вики знала, что за тяжёлыми стёклами тёмных очков Гаррисона с широкими дужками, его золотые глаза ярко горели.

– Пойдём, – сказал он. – Wir gehen!

Он почти потащил её из-под тени скалы, поспешно выбирая путь между валунами, колючими кустарниками и травами обратно на тропу. Спотыкаясь позади него, она осознала, что боится. Его сущность изменялась, перемену выдавал голос, который сохранил очень мало от истинной природы Ричарда Гаррисона. В нём появилась неприятная резкость, а те слова, которые он произнёс по-немецки…

Он сделал остановку, чтобы перевести дыхание, и потянул её ближе к себе. Его пальцы сжались на её талии, впиваясь в бок. Он оглянулся, и лицо его уже не было лицом Гаррисона. Оно было другим.

– Томас! – прошептала Вики.

Брови её спутника нахмурились, сошлись в линию, резко понижающуюся в центре за его специальными очками. Его взгляд был устремлён на двоих юнцов, стоявших среди участка стручконосных растений. В свою очередь, те посмотрели на них, лицо старшего исказилось презрительной усмешкой.

– Шваль! – сказал Гаррисон-Шредер, но слово для Вики прозвучало похожим больше на «Schwein». Она знала, что он инстинктивно сканировал разум парня. И на этот раз более глубоко.

– Ричард, – Вики схватила его за руку. – Это не твоё дело.

– Но кто-то должен вмешаться! – огрызнулся он. – И ты – это моё дело, а этот ублюдок смеет думать такое о тебе! Он нуждается в уроке.

Его брови снова сошлись в линию.

В этот момент Вики услышала внезапный визг парней. Она проследила за взглядом Гаррисона/Шредера, и её золотые глаза, спрятанные за специальными очками, расширились. Она ахнула от того, что увидела.

Младший грек, спотыкаясь, пятился от стручконосных растений и от второго юнца, пока он не стукнулся о белые камни утёса. Мальчик постарше, не подозревающий о манипуляциях Гаррисона, стоял, как вкопанный, в то время как вся масса растительности вокруг него пришла в совершенное безумие!

Это была сцена из кошмара, из фильма ужасов, или, возможно, из эпохи первобытной Земли, когда флора могла более умело соперничать с фауной в жестокости. Растения шевелились и тряслись, каждый лист яростно трепетал, стручки набухали, лопались и отрывались от стеблей с приглушёнными звуками, напоминающими пулеметный огонь. Их сок – организованно, направленно – брызгал на греческого юношу, который стоял, дико размахивая руками, его ноги, по-видимому, увязли в отсыревшей почве. Тогда, в заключение безумия, как последний всплеск растительного нападения, весь зелёный участок брызнул соком ему в глаза.

Парень кричал и хлопал ладонями по лицу. Его волосы, кожа лица, вся верхняя часть туловища были пропитаны едкой жидкостью, но, в конце концов, он смог освободить ноги, и теперь он начал прыгать в жутком танце агонии.

– Нет! – закричала Вики. – Nein, Ричард! Bitte, blind ihm nicht! [9]9
  Нет, Ричард! Пожалуйста, не ослепляй его! (нем.)


[Закрыть]

Гаррисон взглянул на нее сверху вниз. В его лице она видела что-то от него, а также не полностью исчезнувший след Томаса Шредера, – но в основном грубоватую суровость Вилли Кениха. На поверхность всплыла третья грань Гаррисона, самая безжалостная из всех.

– Как скажешь, – проскрежетал голос Гаррисона/Кенигха. – И ты, конечно, права, Вики – ибо мы знаем, что значит быть слепым, не так ли? Но… – его взгляд снова упал на перепуганного юнца.

Стручконосные растения теперь были мёртвыми, увядшими, съёжившимися, чёрными и вонючими. Их зловоние донёс до Гаррисона и Вики внезапный порыв ветра с моря. Отчаянный танец юного грека перешёл в сопровождаемое стонами пошатывание, его ноги путались в куче гниющих растений. Он всё ещё держался за лицо, но, в какой-то момент, остановился и осторожно отнял ладони, с опаской и недоверчиво озираясь вокруг. Боль покинула его глаза и покрытое пятнами лицо, и он начал истерически смеяться. Но это длилось лишь несколько секунд.

– Урок, – повторил Гаррисон/Кених и при этих словах глаза греческого юноши вдруг вылезли из орбит. Он громко взвыл, резко опустил руки вниз, как будто для защиты паха, наклонился вперед и упал лицом вниз в гниющие листья. Он лежал, и его тело конвульсивно дёргалось на сырой земле.

Гаррисон поднялся на тропинку и повернул в сторону деревни. Вики побежала за ним, её рыжие волосы развевались за спиной.

– Ричард, ты не..?

– Нет, – ответил он на её невысказанный вопрос. – Я не разбил их, просто наподдал. Своего рода вечный пинок.

– Вечный пинок? – она догнала его, схватила за руку. Он замедлил шаг и обнял её. Сила в его пальцах была жёсткой, грубой, совсем не похожей на нежное, уверенное объятие Ричарда Гаррисона. Одного Гаррисона.

Он кивнул.

– Я просто создал ещё один заскок в его голове – для противодействия уже имеющемуся отклонению. Теперь всякий раз, когда он будет смотреть на женщину и думать о ней вот так, как зверь, у него будет ощущение, словно ему только что врезали по яйцам!

– Но по сути дела это…

– Кастрация? Верно! Но это меньше, чем то, что я сделал бы с ним, если бы ты не остановила меня…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю