Текст книги "Удача (СИ)"

Автор книги: Борис Журавлёв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

Глава 7

Алатана Бэар

Под взглядом барона было неуютно, в памяти промелькнула я в шестилетнем возрасте. Тогда я так же стояла перед глядящим из-под бровей бароном и украдкой осматривала обстановку. Тогда это закончилось моим путешествием в столицу.

– И что ж с тобой делать? – заставил меня вздрогнуть от ощущения повторения истории голос барона. – Граф просил меня подумать над твоей наградой. – дэй Гролл начал растирать грудь, морщась от боли. – С другой стороны моя жена сообщила, что ты вздумала воровать. Что ты скажешь на это?

– Дэя Линт не сочла нужным слушать мои объяснения, – вспыхнув, ответила я. – Эти две серебряные монеты сунул мне ваш старший сын, дэй Эгра, с наказом прийти к нему вечером.

– Что? Алатана, ты же наверняка в курсе, что это недопустимо. – рука барона рванула ворот рубашки. – Ты, хоть и незаконнорождённая, а все ж таки моя дочь. Эта связь с моим сыном богопротивна.

– Дэй Гролл, я не искала общества дэя Эгры. Но как я могу противиться приказу наследника, – я все понижала голос и уже почти шептала в конце. – все таки я простая вилланка, ваша собственность.

Дэй Гролл открыл окно. На улице начиналась гроза. Дождь уже потихоньку набирал силу и в створки ударил, несущий приятную свежесть, порыв ветра. Резко постаревший барон, ссутулившись, жадно дышал этим запахом молний и чистой, смывающей пыль, воды, тяжело опираясь о подоконник одной рукой. Вторая рука продолжала растирать грудь.

– Скажи там кому-нибудь, пускай позовут моего старшего, я сам с ним переговорю. И лекаря, – добавил он. – давит. Ступай.

Утром, встав и умывшись, я осторожно радовалась встающему над лужами солнцу. Только эта радость мне и оставалась. Разговор отца с сыном вышел тяжелым. В кабинете пару раз что-то падало. Голоса, приглушенные тяжелой дверью, неразборчиво наполняли приемную, постепенно накачиваясь злобой. Я сидела в кресле для посетителей рядом с сухоньким старичком-лекарем, сокрушенно качающим головой.

– Нельзя ему так волноваться! С сердцем шутки плохи, – вполголоса приговаривал целитель. – как есть сляжет, ох барон-барон.

Дверь тяжело бахнула об стену, резко открывшись от удара. Дэй Эгра, с всполохами ищущей выхода силы в глазах, вылетел из кабинета и замер, заметив меня. Подобравшись, как для прыжка, он, крадущимися шагами, направился в мою сторону. Лекарь, подобрав сундучок с отварами, поспешно скрылся в кабинете, закрыв за собой дверь. Дэй Эгра наклонился, положив руки на подлокотники моего кресла, и приблизив свое лицо к моему, прошипел:

– Оказывается, сестра. Нажаловалась тварь! – я сжалась, мечтая исчезнуть из кресла, из замка, из баронства вообще. – Побрезговала братцем, значит. Не убыло бы с тебя, ночку бы покувыркались.

– Все таки, мы недостаточно тщательно отмыли вас на речке в тот раз, дэй, видать часть дерьма проникла сквозь кожу. – меня начало трясти, уже не от страха, а от отвращения.

Глаза наследника полностью заполонила фиолетовая пелена, спинка моего кресла разлетелась в щепки. Вокруг начал закручиваться вихрь из обломков, вовлекая бумаги со стола секретаря барона, подтягивая мебель.

– Эгра! – в дверях стоял барон. – Прекрати немедленно. Некуда девать дар, возьми у матери пару накопителей. Для тебя Алатана неприкосновенна, ты меня услышал.

Танцующие щепки с клочками бумаги остановились и, повисев немного в воздухе, безжизненно опали на пол. Дэй Эгра не отворачиваясь, не моргая, смотрел на меня.

– Присматривай бордель в порту, стану бароном, продам туда за пару медяшек. – резко выпрямляясь бросил он мне в полголоса и, с нарочитым спокойствием, пошел к выходу. – Не беспокойся, отец. Я тебя услышал.

Барон обессилено обвис на руках лекаря, выцветая до синевы лицом.

К утру, вместе с окончанием грозы, кончился и барон. Хозяйство легло на плечи ненавидевшей меня вдовы барона. Дэй Эгра Клобак вступал в права наследования по достижению восемнадцатилетнего возраста. Через месяц после этого исполняется восемнадцать мне и на меня перестает распространяться запрет на продажу, который, как сироту, до сих пор меня прикрывал.

Максим Медведев

– Максим, вниз ходить! – крик хозяйки застал меня на крыше. – Сейчас день работать нет.

Я, всё-таки, с утра залез на чердак, посмотреть, что можно сделать с кровлей. Пройдя по доскам потолка и проломив одну, убедился, что тот круг с палочками, нарисованный на бересте давеча, я перевел правильно. Вопросик в словаре можно затереть, из всех слов, что мне наговорила хозяйка, похожего на «солнце» не было.

– Женщина, теперь скажи это правильно. – грозно прорычал вниз я, выглянув из-за края крыши. – Я хочу уметь говорить как надо.

– Сегодня нельзя работать. – тетка, улыбаясь, почему-то мой рык её смешил, медленно, и, я надеюсь, правильно построила фразу. – Я ходила на рынок, слышала, объявили запрет на работы. Сегодня.

– Что? – попытался я подобрать верный вопрос, глядя на Аглаю. – Зачем?

Хозяйка отрицательно покачала головой:

– Ты хочешь спросить – почему? – я мысленно повторил, пытаясь уловить звучание и смысл. Кивнул. – Утром умер старый барон, дэй Гролл Клобак. Всем вилланам запретили работать. – непонятное слово, – говорят, плакать, всем плохо. Всем плакать. – гм, положим, непонятное слово будет «траур».

– Аглая, как будет вода рот из сделать? – поинтересовался я и продемонстрировал, сплюнув сквозь зубы, как научили ещё маленького меня старшеклассники в школе. – Вот так.

Женщина подвисла минуты на три:

– Плюнуть?

– Вот да. Плюнуть на траур! – я кивнул. – Я не виллан барона.

– Правильно – плевать на траур. – закручинилась Аглая, и, довольно таки непоследовательно, продолжила. – Но это не правильно.

– Я не знать барона…

– Я не знал барона. – тут же поправила она меня.

Я закрыл глаза, ну в принципе, я этого и добивался, мне же нужно учить язык.

– Не знал барона. – я посмотрел на женщину, та ободряюще кивнула, мол, так правильно. – Надо делать крышу. Барон умер, ты живая, один сын, два сын, три сын – живые. Еще один ночь дождь, или холодно придет, пойдете с старый барон разговаривать туда. – я кивнул вверх. – Хочешь быстро к барон?

Тётка испуганно замотала головой.

– Хорошо. – я улыбнулся, попытавшись успокоить её. И, сведя брови к переносице, прорычал. – Теперь, женщина, повтори, что я сказал правильно и принеси бересты, я запишу, как надо.

Я уже несколько дней возился с крышей, посматривая на зевак, привлеченных моим неумелым копошением. На третий день, ко мне на верх поднялся огромный детина.

– Варлам. – пробасил он, глядя мне в глаза и сложив руки перед грудью как ученик-первоклашка, друг на друга.

– Тилимилитрямдия, – не дождавшись продолжения, для улавливания смысла его речи, ответил я, не убирая взгляда снизу вверх.

И резкая пустота в глазах. Я его выключил, что ли? Вон, даже руки вниз поползли, ослабев. Ладно, хорош придуряться:

– Я плохо говорю. Я не знаю слова варлам. Это что?

– Моё имя – Варлам! – руки вновь прыгнули в положение примерного ученика.

– А руки так зачем? – я повел подбородком в сторону этих двух брёвен. Могучий дядя, у него рука в запястье, как у меня нога в месте сращивания организма в единое целое.

– Руки? – только не выключайся давай. Зависнешь, а где у тебя сброс, я не знаю. – Ну мы же знакомимся, руки так делают. Вот ладони открыты и вниз, все что держишь, упадет. Чистые руки, чистые мысли.

– Нет ничего в руках, говоришь? – я сложил руки, подражая этой громадине. – Максим.

– Я помочь крыша. Кровь из глаз на тебя смотреть.

Я поморщился, неужели я таким же макаром разговаривал с иностранцами на чистейшем, как я думал, английском языке, там на Земле. И тут же поймал себя на мысли, что уже различаю, когда со мной разговаривают косноязычно, примитивно упрощая построение фраз. Я улыбнулся:

– Варлам, а давай ты будешь говорить правильно, а то у тебя кровь из глаз, у меня из ушей, крыша дырявая – всю комнату кровью зальём.

Зря я на кровлю наговаривал, то, что она устояла от такого громового хохота, ей несомненный плюс.

– Максим, вот ты здесь пытаешься из щебня сделать накопитель. – отсмеявшись, Варлам пошатал стропила рукой. – Давай все сломаем, и новую крышу поставим. А это, – еще один тычёк пальцем шатнул конёк, – это будет дровами.

Я взялся обеими руками за стропилину, подёргал себя относительно бревна туда-сюда, глянул уважительно на конечности собеседника, вздохнул:

– Варлам, нужен лес. Нужны деньги. У меня нет. – а десяток серебряков Аглая пусть на что другое тратит.

– Я могу дать. Могу лес, могу деньги. – Варлам оценивающе оглядел меня с ног до головы. – Отработаешь.

– Интересно, как? – кажется, меня пытаются захомутать.

– Сейчас сходим в трактир, посидим, выпьем вина, подумаем, что ты умеешь. Напишем договор. Ты подпишешь, и я дам денег. – ну точно, хомутают. Сейчас еще трензель в зубы воткнут и губами причмокнут, мол, поехали.

– Я плохо разговариваю. По-вашему писать я не умею, как и читать. Но не надо считать, что и думать я не умею тоже. Спасибо за помощь, Варлам. – открытые ладони вниз, чистые руки, чистые мысли. Да пошёл ты.

Но идею ты мне подал, не стоит лепить конфетку из неподходящего сырья. Кстати, «делать из щебня накопитель» – в словарь. Вечером поговорю с Аглаей, подскажет, где взять материал. Еще насчет инструмента договориться, сделаю я крышу, я окончательно проснулся, очнулся от охватившей меня апатии. И вот зря вы меня разозлили.

Я откинул отросшие волосы назад и перевязал лоб ремешком из мягкой кожи. Удобно, пот не так заливает глаза. Вылез из шалаша, где отдыхал, пережидая послеобеденную жару. Чтоб далеко каждый день не ходить, ночевал я тут же, на деляне. Аглая или кто-нибудь из пацанов, в обед приносили котелок с похлёбкой, хватало на обед и вечером перекусить. Как же спину, все-таки, тянет.

Поплевав на ладони, взялся за длинную рукоять тяжелого топора. Поехали. До темноты заготовить еще один ствол, и хватит на сегодня. Два-три ствола в день свалить и обтесать от веток, топором, я так считаю – неплохая производительность для капитана ВДВ. За дюжину дней, двадцать восемь лесин-то, да запросто. Жердей на прожилины я наготовил, Аглая прошла по соседям, уговорила соседок помочь заготовить камыша. За это они забирают тёс, и ещё я должен буду воз жердей. Без срочности, как пойдёт, с самовывозом. Завтра сходить к хозяину зура, за два бревна он поможет вытащить заготовленный лес к дому. Пацаны хозяйкины тоже на промысле. Собирают коноплю, наркоманы малолетние. Её я договорился на рынке сменять на веревки по весу, один к четырём. С инструментом так вообще удачно получилось. У Аглаи покойный муж, оказалось, был плотником. Инструмента – полная сараюшка. Да неплохого качества. Я подошел к очередному, отмеченному баронским лесничим, дереву. Обошел. Выставил подпорки из жердей. Давай, Максим Леонидыч. Наискось – тюк, наискось – тюк, прямо подрубить – тюк. А Варлам. Пусть. Идет. Целует. Клык. У мертвого. Моржа. Сука, надо подстричься.

Зур. Я, честно, думал – это какая-нибудь порода лошадей, в крайнем случае – бык. Мимо проползла толстая ящерица. С телом, метров трёх длинной. С коротким, если вспомнить привычные глазу пропорции, хвостом. На завре что-то вроде кожаной жилетки, с вшитыми металлическими кольцами то тут, то там. Это упряжка такая на нём. Скотина, килограмм за шестьсот. Тупая до жути. В кольца жилетки продеты веревки, коими обвязано бревно. Так вот, этот ящер, скорее всего, даже не понимал, что он что-то тащит. Обманчиво неспешными движениями лап, зур достигал скорости быстро идущего человека. Груженый нормальным таким бревном. Волоком. Ладно, мужик, вот эти десять бревен во двор, и одно забирай. Я пойду дальше лесозаготовкой заниматься. Двадцать шесть во двор свезешь, еще одно заберешь, как договаривались. Руки к груди, как первоклашка. Научить их рукопожатию, что ли?

Бревно волоклось по, пробитой предыдущими ходками, дороге примечательной фактуры. Предпоследний ствол. Последний заберет хозяин зура. Это без меня. А на этом дереве, подцепленном к звероящеру комлем вперёд, катился я. Ударными лесозаготовками с тела слизало всё, напоминающее жирок. Вместо расчетной дюжины, я пробыл в лесу десять дней, мышцы, выдавив всю молочную кислоту, вошли в форсированный режим, и за последние дни я не только кромсал по четыре ствола в день, но и заготовил обещанный воз жердей и стаскал в одну большую кучу весь тёс. Дома сегодня остаток дня отдохну, и завтра надо браться за роспуск брёвен на доски. Я лихо вкатился во двор Аглаи и, соскочив с бревна, замер. Четыре мужика в два потока пилили бревна на доски. Двое обдирали свежие стволы от коры. Еще трое были, я так понял, на подхвате и подмене уставших. Аккуратно сложенный штабель готовых досок, укрытый от лучей солнца лоскутами коры, высился на открытом пространстве, предоставив ветерку возможность не торопясь себя подсушить. Нормально, хулиганы работы лишают. Пара на одних козлах как раз закончила распил, с бревна спрыгнула знакомая кряжистая фигура. Варлам подошел ко мне и вскинул руки перед собой, кладя их одна над другой. Всё, решено. Сейчас будем учиться моему приветствию. Смысл тот же, мол, не держу в руках оружия, воспримут, думаю, быстро.

– Ты зря обо мне плохо думаешь. Яр всем помогал, и мы бы помогли его вдове, – прогудел раскат грома изнутри этой горы. – Я не хотел тебя кабалить. Но мне понравилась твоя самостоятельность.

– У меня на родине говорят: «Кто старое помянет, тому глаз вон», – кивнул я этому основательному великану, и протянул руку для рукопожатия.

– Глаз? – гиганта ощутимо передернуло, как землетрясение по скале прошло. – А рука так зачем? – Варлам покосился на протянутую мной конечность.

– Это тоже традиция моей родины. Надо пожать в ответ своей рукой. Смысл тот же, не держу зла. – улыбнулся я, чтобы тут же попытаться сдержать шипение. В гидравлический пресс я руками не лазил, но, сдаётся мне, последствия будут похожие.

– Артель свою распустил уже? – будем надеяться, что это слово обозначает именно «артель», или «бригаду».

– Так никого не было. – прищурился я в ответ.

Варлам окинул взглядом нераспущенные брёвна, поднял глаза к небу, что-то подсчитывая:

– Двадцать шесть лесин и жерди, два воза. За десять дней. Один? – он недоверчиво вскинул бровь.

– Двадцать восемь, и три воза. И все отходы в кучу сгрёб.

– Как? – удивленный голос Варлама звучал намного ниже обычного, хотя видит бог, я не понимал, как такое возможно без перехода на инфразвук.

– Ну как, вина пару кувшинов с утра бахаешь, – я вытянул складной нож из кармана и, продемонстрировав десятисантиметровое лезвие Варламу, улыбнулся с блаженным видом. – А потом в расслабленном состоянии, не торопясь, ножичком.

– Стволы в два обхвата? – Варлам нервно хохотнул. – Этим ножичком? – человек-гора открывал и закрывал пещеру-рот, силясь еще что-нибудь произнести. – В расслабленном состоянии? – чудо природы наконец-то разразилось хохотом. – Не торопясь. Ха-ха-ха-ха.

– Что ты ржёшь? Ты Великую Степь знаешь? – с примерной географией этого мира я, благодаря Аглае, был знаком. Варлам, весь багровый от задушенного смеха, кивнул головой. – Там тоже раньше был лес. Просто, у меня был топор. Ну и вина чуть побольше.

За окном снова бушевала гроза. Аглая снова творила тесто, только уже не на простые лепешки, а на самые, что ни на есть, настоящие чебуреки. Фарш, нарубленный из свинины и говядины, заправленный огромным количеством лука, дожидался приговора в плошке, накрытой полотенцем. Приговорен к завороту в тесто, обжарке и съедению. Вот я зверюга. Аглая недоверчиво отнеслась к такому рецепту, по ней, так это просто перевод мяса. Ничего, за окном гроза, а дома ни капли. Крыша стоит? Не течёт? Хочу чебуреков.

Крышу я сделал с мансардой. Там теперь отдельная спальня с настоящей кроватью. Тёплая. Печь, под чутким руководством Варлама, я тоже переделал, и теперь она обогревает и второй этаж. Сейчас особо не требуется, а вот зимой пригодиться, говорят, зимы здесь суровые. Меня только смутило, что для характеристики суровости холодов, было добавлено: «Даже вода на озере льдом покрывается». Короче, пока дети с матерью спят там. Себе же я сделал просто божественную раскладушку из деревянной, складывающейся рамы с кожаными ремнями. В сложенном состоянии она не занимала места, стоя за печкой. А раскладывая её на кухне, бывшей раньше единственной комнатой, я получал, практически, кровать-полуторку.

Дети изнывали от терзающего нутро аппетита, но из-за стола не вставали. Пока не закончат раскраску деталей для десяти разнообразных движущихся игрушек – никаких беганий. Уж что-что, а дисциплину я молодежи прививать умею. Пусть деньгу зарабатывают. На прошлой ярмарке три игрушки разошлись по десять медяков за штуку. Аглая была в шоке.

Сам я распиливал тоненькие досточки для очередной задумки. Самокат. Надеюсь, колеса при здешних дорогах долго прослужат. Ну да я их большими сделаю.

И еще надо подумать о переезде. У Аглаи хорошо, но я же вижу, как она переглядывается с сапожником. Тем самым хозяином зура. Чего я им мешать буду. Варлам говорил, за деревней хижина стоит пустая. Решено, завтра схожу к старосте, переговорю с ним насчет сей недвижимости, и, если ничего мешать не будет, съеду туда…

Дверь бахнула об стену, открывшись от удара. Резная ручка, моя гордость в пробе резьбы по дереву, разлетелась в мелкие щепки. Ворвались два омоновца в кирасах. Дежавю, блин. Хоть не мастери ничего, или дело в Аглае и её стряпне? Вплыл старый знакомый. Ваше гадское сиятельство. Аглая бухнулась на колени. Ребятня посыпалась горохом вслед за ней. Я встал. Наверное, досада очень уж явно проступила на моём лице, так как граф (я, кстати, узнал, что не ошибся в титуле) удивленно остановился, глядя на меня, и обернулся посмотреть, что же вызвало такое недовольство с моей стороны. Ну не он же сам. Как он может внушать такие отрицательные эмоции, он же целый граф.

– Что? – он оглядел одного телохранителя, другого. Не найдя в них ничего примечательного, граф вопросительно посмотрел на меня.

– Ничего, ваше сиятельство. – я выправил выражение лица. – Просто интересно, в каких пещерах жили ваши люди.

– Почему в пещерах?

– Ну, обычно пещеры закрывают на ночь, задвигая тяжелым камнем вход. – я посмотрел на стражников. – Только этим я могу объяснить привычку открывать дверь с разбегу.

– Хм, – графенок знакомым движением потер подбородок, кажется, именно этот жест сигнализирует у него о повышении мозговой активности. – Ну они же должны меня как-то охранять. А вдруг тут засада?

– А по-моему, они просто упиваются возможностью вынести двери безнаказанно, вилланам к примеру. – охрана испепеляла меня грозными взорами. – Ни за что не поверю, что к аристократам они врываются с тем же рвением.

– Действительно, – потёртый подбородок. – Вы двое, выметайтесь-ка отсюда. Сотника стражи сюда, через минуты две. А к тебе у меня три вопроса.

– Я внимательно слушаю, ваше сиятельство. – я вновь коротко кивнул.

– Ладно, уже два вопроса. Я хотел спросить, как идет обучение языку. Вижу, хорошо. – молодой граф покосился на стол с частично окрашенными поделками. Кивнул, подумав что-то про себя. – Ты разбираешься в механизмах? В сложных механизмах. – я пожал плечами, подумал, кивнул. – Отлично, как ты смотришь на «поработать на меня»? С оплатой не обижу.

– Ну тогда и у меня два вопроса. Что нужно сделать, и когда приступать?

Глава 8

Алатана Бэар

За окном заскрипели ворота замка, кто-то приехал. Я торопливо собрала учебные принадлежности, прибрала, взяв за уголок, залитый дэем Шантаром лист, пригодится куда-нибудь. Выглянула за дверь классной комнаты и, убедившись в отсутствии в коридорах свидетелей, мышкой метнулась в свою каморку под крышей башни. Там, даже если дэй Эгра поведет гостей на экскурсию по замку, я была почти в безопасности. Я уже практически год старалась не попадаться на глаза наследнику. В это крыло замка он не заглядывал, а уж подыматься под самую крышу старой башни никому бы и не пришло в голову, разве что целенаправленно разыскивая меня. С дэей Линт я встречалась от силы пару раз в неделю, и только с младшим, Шантаром, ежедневно, на занятиях. Хвала Светлому, наши встречи носили кратковременный характер. Сегодняшний урок так даже затянулся. Малолетний аристократ категорически не желал учиться, и если к концу года обучения в Академии мы уже переписывали по десять-пятнадцать страниц учебника, то здесь Клобак-младший только перешел к рисованию петелек. Его старший брат в свое время уехал учиться в военное училище, но мать семейства отправке младшего сына резко воспротивилась. К моему глубокому убеждению, совершенно зря. Шантар рос невыносимо капризным, и от его выходок страдали все вокруг.

Интересно все-таки, кого там принесло. Дядька Сирт ничего про ожидающиеся визиты высокородных соседей не говорил, а тут, судя по доносившемуся в окна конскому ржанию, звону шпор и громким голосам, прибыли именно дворяне. Отодвинув плотную занавесь маленького окошка, я осторожно выглянула во двор. Так и есть, человек пятнадцать, все молодые в военных мундирах. Видать, друзья-однокашники дэя Эгры, будь он неладен. Ничего, пошумят, выпьют пару бочонков вина и завтра, ближе к обеду, уедут на охоту. Тогда пару-тройку дней можно будет перемещаться по замку, не опасаясь встречи со своим кошмаром. Взяв прихваченную из библиотеки книгу, я устроилась на узенькой кровати, слегка отодвинула шторку, чтоб не тратить драгоценные свечи, и погрузилась в очередные жизнеописания очередного путешественника. Книга попалась на удивление скучная, и, наверно, поэтому я вскинулась с кровати на стук в дверь посреди ночи полностью одетая. Книга послужила роль несладкого снотворного. Поправив юбку, я отодвинула щеколду, чтобы впустить молоденькую горничную, от которой уже несло вином.

– Барон тебя зовет, в парадной трапезной, прислуживать будешь. Поторапливайся. – ощутимо качнувшись, бессовестная молодка развернулась к выходу.

– Постой, – я придержала за руку собиравшуюся уйти девушку, – кто там приехал хоть?

– Друзья дэя Эгры, все сплошь интересные такие, – пьяно хихикнула она. – иди, а то скиснешь тут в конец, от своей учености.

Да уж, в Академии подруг не было, потому что я вилланка. Здесь то же отношение, только потому, что у меня образование, какое не у каждой свободной. Покойный барон говорил что-то про будущее, я горько усмехнулась вслед идущей впереди, пошатывающейся горничной.

Перед, благородно-темно-до-черноты-коричневого цвета, дверьми в главную столовую замка я остановилась, вздохнула несколько раз, прогоняя смятение, и, как в омут, нырнула в пьяный угар творящегося здесь разнузданного веселья. Гостей было намного больше пятнадцати, виденных мной с утра в окно. По всему видно, выпито было не меньше полбочонка на человека, шла уже стадия невообразимых безумств. Чуть в стороне пьяные молодые люди пытались с одного удара разрубить мечом целиком запечённого поросенка. Возле центральной колонны стояла абсолютно невменяемая служанка из новеньких, с яблоком на голове. В десяти шагах от нее, того же состояния офицеры пытались, судя по всему, натянуть тетиву на лук. Связка сосисок, приготовленных по любимому рецепту Ларты, с ролью тетивы не соглашались. Стрел в обозримом пространстве так же не наблюдалось. Поэтому служанке грозила смерть только от неостанавливающегося смеха и икоты. Обойдя по дуге в брызги хороших стрелков, я приблизилась к центральному столу. На почетном месте сидел сам дэй Эгра, к нему на колени вспорхнула моя провожатая, сразу же потянувшаяся к кубку с вином. Молодой наследник сфокусировал мутный взгляд на пьющей вино служанке, отвлекшись от, видимо, очень важного спора с соседями. Те уже кричали в голос, горячась, и хватая друг друга за пояса. Видимо вспомнив, кто это и куда ее посылали, барон нашел глазом и меня. А так как я стояла на другом расстоянии, с фокусировкой возникли серьезные проблемы. Поэтому второй глаз был прикрыт.

– Благородные дэи, разрешите вам представить Алатану Бэар, училе…учительницу моего младшего брата. – с дикцией у дэя Эгры проблемы были серьезнее, чем с фокусировкой взгляда.

Закусив губу, я почтительно присела, разведя руки, и, не дожидаясь разрешения, выпрямилась. Не то общество, где стоит демонстрировать мои познания в благородном обхождении.

– Хороша барышня! И как она тебе, Эгра? – оценивающе раздел, расчленил и обсосал кости взглядом, сидящий неподалеку тучный аристократ. – Горяча в утехах?

– Не пробовал, а также, дэи, не советую вам, – захохотал дэй Эгра. – в этой особе течет часть благородной крови семейства Клобак. Попросту говоря, она моя сестра. Папа наплодил в свое время кучу бастардов. А эту хотел даже признать. – я оторопело посмотрела на хозяина. – Светлый так восхитился отцовскими чувствами моего папеньки, что в ту же ночь прибрал его к себе. Поэтому, руки прочь от любимой сестренки. Никто же не хочет оскорбить действием наше семейство?

– И как быть? Не должна такая цыпа прозябать в девках. – возмутился несправедливостью жизни другой офицер с одинокой нашивкой на рукаве.

– Извольте жениться, а утром поведаете, как она в постели. – новый взрыв хохота дэя Эгры придал ему сил, и он открыл уже второй глаз.

– Она же вилланка, вы пытаетесь оскорбить меня, дэй барон. – нешуточно решил обидеться однонашивочный.

Я потихоньку умирала со стыда под откровенными взглядами присутствующих. Что дворяне, что пьяненькие горничные осматривали все округлости моей фигуры, как кусок мяса у торговки в базарный день. Но, все ж таки, сообразив, что насилия не ожидается, я немного воспряла духом. Ровно до того момента, как встретила задумчивый, и уже потихоньку трезвеющий взгляд дэя Эгры. Кажется, мысль, отомстить мне окончательно и за все, хорошо укоренилась в, удобренных алкоголем, серых пустошах мозга. В его, слегка косящих от возлияний, глазах явно виднелся свиток с оглавлением: «План унижения Алатаны», где вымарывался пункт «Продать в бордель».

– Друзья мои, прошу вашего внимания! – застучал рукоятью ножа по столешнице молодой барон. – Друзья мои, – дождавшись тишины, продолжил он. – я, положительно, настроен погулять сегодня же на свадьбе!

Все! В свитке, на месте стертого пункта, красовались пьяно-разноразмерные буквы, складывающиеся в яркий, написанный красными чернилами, привлекательный в своей свежей идее пункт: «Выдать замуж!»

– Ты! – столкнул с колен он уже засыпающую горничную. – Метнулась за цветами, чтоб букет мигом тут был. Мигом сказано! – заорал он в лицо непонимающей с пьяного сна девушке. В зале начались перешептывания.

– Алатана, дорогая моя сестрица, обрадуй меня, у тебя есть нарядное платье? – прищурился дэй Эгра на меня. Я невидяще смотрела на него, что он делает? – Молчишь? Ладно, в правилах про платье указаний нет. Браслеты! Уважаемые гости, кто-нибудь может мне подсказать, где в это время суток можно достать брачные браслеты!? Для ритуала Светлого!

– У меня в переметных сумках есть пара изящных баджу, они вполне сойдут за брачные, – прокашлялся тучный. – парные, застегивающиеся, все как положено. Только не думаю, что они подойдут вилланке. Золото все же.

– Дружище, любые деньги, не каждый день сестру замуж выдаю! – расхохотался своей шутке барон.

– Уважаемые, кажется, нам недостает одной маленькой детали! – оживился в предвкушении очередной потехи сизый от выпитого лучник со связкой сосисок. – Жениха!

Пирующие оживились, поднялся дикий гвалт, некоторые в шутку пытались просватать наиболее невменяемых друзей. От чего последние стремительно трезвели и всячески отказывались от предоставляемой возможности. Я, совершенно сбитая с толку такой переменой галса оверштаг в курсе моей судьбы, начала думать морскими терминами из последней прочитанной книги. Там я тоже ничего не понимала. Так что, теплилась надежда, что минус на минус дадут ожидаемый плюс. Плюс приближался, формируясь в крест, который барон столь искренне хотел поставить на мне.

– Зачем нам недомолвки и затаенные обиды среди друзей? На коней, дэи! В деревне мы подберем достаточно подходящую моей сестре кандидатуру. Виллан постарше, старик, что уж тут темнить. Нищий. На этом перечисление достоинств жениха мы, пожалуй, прекратим, дабы присутствующие дамы не испортили свадьбу черной завистью. – наследник баронства, дэй Эгра Клобак, злорадно подмигнул мне и отвернулся к тучному, сговариваться насчет цены за плечевые браслеты-баджу, используемые как брачные в храмах Светлого.

Последующие события запечатлелись в памяти вспышками. Вот меня вытащили во внутренний двор замка, мимо прошел, шатаясь, огромный человек, пьющий вино прямо из бочонка, подняв его над головой. Нет, человек обычного роста. Это я сижу на земле. Огонь, много огня, кони. Меня закидывают к всаднику, который, нагло облапав грудь, прижимает меня к себе. Скачка в ночи, факелы шипят и плюются маслом. Ветка больно бьет по лицу. Суматоха у дома деревенского старосты, меня поставили на землю, прохлада ночи пустила толпы мурашек по коже, я опускаюсь на колоду, обхватив себя руками, в попытках согреться. Мне в плечо упирается ковш с вином, я беру его и встаю, силясь понять, куда его требуется передать. Ковш наконец забирают, взамен суют букет полевых цветов, спрятавших соцветия по причине ночи. Я зарываюсь лицом в стебли, из глаз текут горячие слезы, срываясь с подбородка и исчезая в темноте. Меня тянут за косу, принуждая куда-то идти. Я возле алтаря Светлого. Рядом молодые люди в военной форме держат под руки абсолютно пьяное животное. Нет, это человек. Старик. С длинными седыми лохмами, заросший с роду нечёсаной бородой. В странной, горчичного цвета, одежде. Голова животного-старика опущена, нитка слюны тянется до самого пола. Жених? Служитель что-то его спрашивает. Дэй Эгра наклоняется к уху пребывающего в отключке человека: «Еще вина?» – шепчут его губы. Голова старика непредсказуемо дергается. «Да!» – разносится полурык по храму. А теперь священник что-то спрашивает у меня. Что? Согласна? Да, конечно, только пусть все закончится. Служитель Светлого неодобрительно смотрит мне в глаза. Да. Мне, почему-то, жутко стыдно под этим взглядом. Ну и пусть. Да! Появились браслеты. Рывок за ворот превращает верхнюю часть платья в лохмотья. Я пытаюсь прикрыть обнаженную грудь остатками ткани, ежась под масляными взглядами свидетелей. У старика задирают рукав камзола, благо рукава достаточно свободные. Оголяют левую руку. На моей левой руке уже висит, незапертый пока еще, баджу, состоящий из двух половин с незаметным шарниром, напоминая своим видом медвежий капкан, готовый вцепиться в плечо. Резкая боль в правой руке, это служитель церемониальным каменным ножом полоснул по ладони, отворяя кровь. Мою правую руку крепко держит дэй Эгра, жадно переводящий взгляд с моей полуобнаженной груди на кровь, заполняющую сложенную ковшиком руку, и обратно. Руку жениха держат двое, он снова отключился и даже не дернулся от мелькнувшего каменного клинка. Кровь закапала на плиту алтаря. Наши окровавленные ладони, направляемые бароном с друзьями, потянулись к браслетам друг друга. Одновременное касание, тусклая вспышка, все. Браслет заперт. До смерти одного из, а может и дольше.