Текст книги "Удача (СИ)"

Автор книги: Борис Журавлёв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Удача

Глава 1

Максим Медведев

– Макс, ты где? – голос дежурного по части, искаженный древним динамиком ТА-57, ввел меня в недоумение. В смысле где? Ты мне что, на сотовый звонишь?

– Я в банке, задерживаюсь, скоро буду. – подумав, ответил я.

Дневальный покосился на меня и, поймав ответный взгляд, резко выпрямился, устремив подбородок к потолку. Как вам деды говорят, принуждая выше задрать голову по команде смирно? «Где ваш дембель, душары?»

– В какой банке? – продолжал разоряться дежурный.

– Ну это, в стеклянной такой. – задушенный всхлип, похожий на хрипенье умирающего стартера, заставил меня вновь обратить внимание на рядового с тумбочки, вовсю стискивающего побелевшую нижнюю губу.

– Что ты там делаешь? – казалось, даже резина на корпусе телефонной трубки ташки попыталась принять вид недоумевающего смайлика, восприняв эмоции собеседника.

– Огурцы солю. – разглядывая солевые разводы на пропотевшей зелени формы отжимающихся солдат, продолжил я вводить коллегу в курс дела. – Вот только попки горькие поотрываю.

– В марте огурцы? Какие, к святым ёжикам, попки, – взорвался дежурный.

– Я же говорю, горькие.

– Медведев, тебя команч вызывает. – смирился с моей тягой к кулинарным экспериментам голос в телефонной трубке. – У тебя двадцать минут. За тобой машину послать?

Я отклонился в сторону, чтобы посмотреть в окно, на стоящее в пятнадцати метрах от казармы здание штаба. Машину. Доехать, как говорится, с ветерком. Накрутили, видать, хвоста дежурному, совсем в неадеквате.

– Нет, скоро буду. – я аккуратно положил трубку в гнездо волокнитового корпуса аппарата и, несколько раз глубоко вздохнув, придал лицу самое кровожадное выражение из доступных. – Отставить! – повернувшись в сторону взлетки, гаркнул я. – Встать! Равняйсь! Смирно!

Я прошёл мимо вытянувшихся солдат, так сказать, четвертого периода службы. Я всё понимаю, стодневка окончена. Отпраздновали приказ – святое дело. Но от алкогольного амбре, ударившего в нос по приходу в казарму, хотелось срочно закусить.

– Ну что, буддисты, дембель в опасности. – начал я неторопливое внушение компании отпраздновавших скорое увольнение в запас. Почему буддисты? Два года назад мне в роту скинули двадцать четыре тувинца, из которых по-русски, с огромным трудом, разговаривали от силы трое. Остальные понятия не имели о таких трудностях. Вообще с языком проблем не было, как и навыков говорить по-русски. Через неделю я напился. Что характерно, к моему выходу из помутненного состояния я знал несколько слов по-тувински, а молодежь исправно выполняла все команды. Два года пролетело, и вот они – красавцы. Элита. Отличники боевой подготовки. Поубивал бы.

– Забыли заветы мадьяпана, сатья? – лыбятся, гады. Понятно, армия заставила забыть про первую заповедь, прана-атипата, не убий которая. Какое тут не обманывать и не употреблять. И ведь мне их, через полторы недели, всю толпу отправлять домой, не на губу ж их. – Короче, шаолини, я к командиру части. По возвращении я захожу в располагу и дико охреневаю от идеального порядка. Всё ясно?

– Так точно! – двадцать четыре луженые глотки. Ух, сила, хоть и с ужасным акцентом.

– Ну и ладненько. Второй, третий период службы, через две минуты я вас наблюдаю в курилке у КПП, в расслабленном состоянии. Время пошло. – недембеля рванули по указанному адресу под откровенно разочарованными взглядами боевых тувинцев. – Олча-оол, за старшего. Разойдись!

Солнце припекало. По поступившей оперативной, прям аж так официально, информации, где-то тут пойдет караван с герычем. Оперативная, бабульки на базаре болтали, разведка услышала, выводы какие-то сделала, рапорт, приказ. И вот мы вторые сутки в секрете. Я и все мои боевые буддисты. Все ждем. Мы – караван, и молимся, чтоб его не было. Разведка – нас, и молятся, чтоб караван был. Тут кто кого перемолит. Пацанам уже послезавтра домой. Им воевать вот вообще не охота. Сменят нас, посажу их на поезд до их Тывы, и буду водку кушать, водкой запивать. Через месяца-два сам поеду поступать, в Высшее Военно-Командное, в далекую сиберию. После, получив такого бодрящего пенделя, карьера рванет неимоверным аллюром. Утомило меня скитаться по горам с автоматом. Перефразируя классика – в замполиты я б пошёл, пусть меня научат. Жены хоть, слава Будде, нет. Как вспомню эту, с педагогического. Ведь такой цветочек аленький. Хорошо, не дошло у нас до предложения, этот цветочек только что кони не нюхали, оказывается. Нет, женщин я люблю, они мягкие и удобные. Но эта была… Нет такого слова в литературном русском. Надо у шаолиней спросить, может там термин припасен. Я был молод, робок и не смел. Она была молода, робка и напориста. Вот такой парадокс. Причина её напористости, уже через месяц, неплохо так растягивала блузку на животе. Я только приехал с очередного полевого выезда и удивленно, с букетом цветов в руках прибежавший на свидание в самоволке, разглядывал округлившиеся формы в районе талии. Что меня убило, на должность папы у неё было четыре кандидата, вроде все по срокам подходят. Состоятельные, с машиной и достатком. А ты, Максим, всего лишь курсант. Жаль, конечно, что у нас с тобой ничего не было, ты хороший, и вполне мог оказаться отцом моего ребенка. Угу. Кто крайний? И меня понесло. Вторая Чеченская, Грузино-Осетинская, дал в морду майору, и вот я капитан, на границе с Азербайджаном и Грузией, Тляратинский государственный природный заказник. ВДВшник-погранец. Оборжаться. Прям как стотретья гвардейская в девяностом. Только сам.

– Ыржым! – раздалось из наблюдательного пункта, оборудованного выше по склону. – Чоок!

Идут, не напридумывала разведка. Из-за склона горы по каменистой россыпи осторожно шла машина, вторая, третья, четвертая. Что за хрень? Это какой, к херам, караван с герычем? Три тентованных "Урала" народу с автоматами и уазик впереди. Итого, считай, сто бородатых рыл, как на параде. Вашу ж мать, нас двадцать пять, и не имею я право вас пропустить.

Я встал из-за камня, подымая руку в сигнале остановки. Стоять, коники. Молодцы. Вы же не знаете, сколько нас. Я в военной форме. Хоть бы наши.

Открылась пассажирская дверь уазика, ну уж ствол АК я ни с чем не спутаю, рывок от камня в сторону водителя и вниз, за другой булыжник. Очередь отдалась эхом по выбеленным скалам. Темные фигуры посыпались из кузовов. Их сто, нас двадцать пять… Простите, шаолини.

– Огонь!

Глава 2

Алатана Бэар.

Начищенное серебро зеркала равнодушно проигнорировало умывание росой, устояло перед пудрой. Серебряная поверхность с завидной непредвзятостью отражала все ту же кожу с яркими веснушками. Серебро поражало своей беспристрастностью, оно не отражало только нечисть.

«Хотя, – голос в голове решил уточнить, – нечисть себя в зеркалах прекрасно видит».

Не знаю, нет знакомой нечисти.

«А дэя Линт»? – голос не унимался.

Нет, её все в зеркалах видят. Может это миф?

«Про нечисть с зеркалами или про хозяйку замка»? – от хулиганского высказывания уголки губ отражения дрогнули в намеке на улыбку.

Я еще раз оглядела себя. Симпатичная. Темно русая коса. Аккуратные ушки, слегка удлиненные сверху, показывали отдаленное родство с ушедшими, но этим никого не удивишь. Ровные зубы с хорошим цветом. Серовато-зелёные глаза с карим ободком. Нос, ну что нос – не пуговка, не крючок, слегка вздернут. В целом не плох конечно, если голову наклонить вперед, так вообще, то что надо, только взгляд исподлобья получается. Ладно – хороший нос. Но эти веснушки!

– Алатана! – донеслось из коридора.

Рука сама собой потянулась к медальону Светлого. Как? Вот, как она это делает? Стоило только проскочить мысли про дэю Линт, она тут как тут.

– Алатана! Вот ты где. Готовься к уроку. Шанти вернулся с прогулки, и прошу, не переусердствуй со своей грамотой, мой сын жаловался на боль в руке после твоих заданий. Не знаю, как можно так загонять бедного ребёнка. Сколько же он тут пишет.

– Дэя, я задаю по одному листу, – теперь сложить руки под передник и глаза вниз. Вниз, она не любит когда смотрят прямо. – дэй Эгра рассказывал, что с первых же занятий он писал по два полных листа заданий.

– Забыла, кто ты? – глаза благородной дэи блеснули фиолетовыми искрами. – Выучилась грамоте – стала свободной? Зря покойный муж мой, да будут щедры поля Светлого душе его, отправил тебя в Академию. Учёная вилланка, посмешище.

Резко развернувшись, глава семейства Клобак вышла из классной комнаты. Ох, пронесло. Хоть дара в семье Клобак был самый мизер, всё равно, получать пощёчины невидимой ладонью – приятного мало. По руке хотя бы видно, с какой стороны последует удар. Не то, что с помощью дара, а ведь до этого, судя по фиолетовым бликам в глазах, оставался миг. Спасибо Светлому за самообладание и жадность дэи. Не стала тратить накопленные искры на наказание. Я вздохнула, отгоняя видения мотыляющейся головы конюха, недостаточно тщательно почистившего коня старшего сына, дэя Эгра. И эта застывшая ухмылка с глазами цвета силы. Говорят, в тот день дэй извел дара на месячный накопитель. Через год с небольшим ему восемнадцать, он вступает в права наследования. Барон дей Эгра Клобак. Светлый сохрани.

Дверь открылась, впуская младшего брата будущего барона – восьмилетний Шантар Клобак собственной капризной персоной.

– День добрый, дей Шантар, сегодня мы потренируемся в начертании петель. Очень важно разделять петли на большие и малые. – я подошла к доске и мелом вывела петлю под нацарапанной строкой. – Важен правильный наклон, изящность закругления и ширина петли.

Открыв писчий набор, я, со всевозможным подобострастием, подала перо и чашечку с чернилами надутому дитяти.

– Возьмите лист бумаги. Сегодняшний урок заключается в заполнении всех строк этими петлями. – не нравится мне эта проказливая гримаса на лице ученика. – Возьмите перо как мы с вами учили. Осторожно окуните в чернила, обождите скатывания лишних капель. И вот так.

Пухлые ручонки сграбастали перо, окунули его в плошку, застыли на мгновение и резко дернули кончиком пера по краю чернильницы. Миг и чернила полностью залили белый лист.

Вздохнув, я достала пузырёк с чернилами:

– Ничего страшного, дэй Шантар. Я в бытность своего обучения часто проливала чернила.

«Ага, пять медных монет за пузырёк, при стипендии в пятнадцать». – педантично уточнил Голос.

– Возьмите чистый лист, начнем сначала. А испорченный, – «Один медяк за пачку в десять листов», – мы осторожно уберём.

– Алатана, ты сказала, что сегодняшний урок в заполнении одного листа твоими петлями. – улыбнулся несносный мальчишка.

– Все верно, ваша матушка просила вас сильно не утруждать. – с некой настороженностью подтвердила я.

– Ну так я закончил, – победно ухмыльнулся ученик. – обидно конечно, что при начертании последней петли чернила залили весь лист. Ты же видела, какие изящные закругления у меня получались, с каким правильным наклоном. Матушка была бы так горда за меня.

– Нет, сегодняшний урок в сделаете полностью. – никак не доходило до меня коварство высокородного отпрыска.

– Нет, я закончил с уроком. А то ведь залить лист чернилами могла и ты. – бросил младший Клобак, направляясь к выходу. – И, кстати, ты ещё похвалишь меня за усердие перед матушкой, или я скажу Эгре, что ты освободилась и спрашивала его.

Обидно рассмеявшись, дэй Шантар Клобак, чтоб приснился ему Тёмный, закрыл дверь в классную комнату. Восемь с хвостиком лет, что б он понимал?

«Хотя, по всему видно, он прекрасно знает, как ты боишься его старшего брата». – собеседник из Голоса на редкость нудный. Просто Шантару, в силу возраста, ещё невдомёк, почему я его боюсь.

Родилась я почти семнадцать лет назад, тут же, в замке барона дэя Гролла Клобак. Когда дэя Линт Клобак понесла от барона первенца, она отказала ему в супружеском ложе, из страха за плод. Но дэй Гролл, как единовластный хозяин окрестных деревушек, двух озёр, реки и куска леса, в смирении плоти не преуспел. И через месяц после рождения первенца – Эгры Клобак, родилась я. Дочь личной белошвейки дэи Линт. Отец неизвестен. Какой-то наёмник, говорили, отводя глаза, подруги матери. Сама мать мне ничего не говорила. Она молча скончалась, когда мне исполнилось три года и я её совершенно не помню. Я осталась жить в замке, в чёрной половине, со слугами. Воспитывали меня те, кто в данный момент были свободны от дел. Или никто, когда заняты были все. А моё сходство с бароном объясняли кто чудом, мол, дар семейства Клобак при рождении первенца преобразил множество детей в чреве матери (нас, таких похожих, шесть штук одногодок в деревеньке бегало). Кто неисповедимыми планами Светлого. Самое главное было не попадаться на глаза жене барона, дэе Линт. По совести говоря, барон нас по-своему любил. Нет, он не носил нас на руках, как своего первенца, не задаривал игрушками. Но у нас всегда была одежда, не новая, но была, и мы всегда могли свободно поесть в замковой кухне. Не разносолы, но могли. А меня, как старшую из незаконнорожденных, и, к тому же, оставшуюся без матери, барон называл командиром бастард-взвода. Мы и были маленьким таким воинским подразделением диверсантов. Где пробежит кошка с привязанной к хвосту погремушкой, где ручка ворота на колодце окажется измазанной дёгтем, там точно за результатами эксперимента зорко следили шесть пар детских глазенок. Действо свершено, результат скрупулёзно изучен, минутное совещание и двенадцать босых пяток взвихряют пыль на улице по пути к следующей проказе.

Однажды из замка к нам, на берег реки, пришёл важный такой мальчик. Пухлый, холёный. Потребовал развлекать его. Попросил бы поиграть с ним, все бы и обошлось. Уже через несколько минут он, оскальзываясь на склоне берега, бежал домой, плача и отплёвывая полный рот одуванчиков. Судорожно шаря за шиворотом в поисках жабы, которая решила погреться под кафтанчиком. Сама решила, честно-честно. И залезла сама, неведомо как. Не иначе происки Тёмного. А лицо в коровьей лепёшке, так сам упал. Неужто дэй барон думает, что человек в своем уме, без принуждения, возьмёт в руку свежую, судя по цвету лица наследника, тёплую… Бррр. Хохотавший барон назначил наказание, месяц без сладкого, никаких конфет и леденцов. Глядя на округлившиеся глаза наследника, взвод сорванцов проникся серьёзностью наказания. Тихий вопрос самого младшего: «А что такое конфеты и леденцы?» сорвал весь воспитательный момент, спровоцировав новый взрыв хохота барона.

– И отмыть то, что натворили! – уже уходя, бросил он через плечо, утирая выступившие слезы.

Ну не поняли мы, что это про стирку заляпанного кафтана и рубашки. Дождались ухода барона, дружно вцепились в ябеду и рванули к речке, а где еще отмывать сотворённое? Еще через несколько минут чистый, но не до конца высохший, а вернее абсолютно мокрый законнорождённый, в полнейшей истерике, бежал в замок. Аккуратно, впрочем, оббегая коровьи лепёшки.

Под взглядом барона было неуютно. Очень неуютно и боязно. В этой части замка я не была. Слышала про парадный зал, но сама не была. Потолка даже не видно в темноте свода. Закопченные балки сходились в невидимой отсюда точке. Огромное колесо люстры на множество свечей висело на толстенной цепи, уходящей в темноту. Рассмотреть бы все подробно, друзьям бы все рассказать, они-то и в замке ни разу не были, а тут парадный зал…

– И что же с тобой делать? – заставил меня вздрогнуть голос барона, взирающего на меня из под бровей. – Тебе же шесть исполнилось? Ну? – я торопливо закивала. – Завтра едешь в столицу, учиться. Прилежно учиться. Ясно? Первая жалоба от учителей и все, будущего не будет. Поняла?

Будущего? Я удивленно смотрела на барона. О чем он? Какое разумение о будущем у соплюшек в шесть лет. Будущего. То что будет… потом будет… будущее.

Так же, удивленно и ничего не понимая, я оглядывалась через плечо на дядьку Сирта, управляющего замком, который привез меня в столицу. Дядька Сирт же мял шапку, промаргивался и смахивал что-то с лица, и все стоял, смотря вслед мне. Женщина в странном платье, с чудным именем – недэя Альвия, крепко держала меня за руку и вела в огромные, тяжелые двери громадного дома со странным названием: «Академия». К какому-то будущему.

Глава 3

Максим Медведев

Мы почти справились, горело уже два «Урала». Всё-таки мы неплохо подготовились. Дети гор и степей Тывы чувствовали себя здесь как дома. Но нас было слишком мало, и становилось все меньше и меньше. «А ведь никто не побежал» – подумалось мне. И подумалось с гордостью, хоть и отдавала та гордость горечью перегоревшей соляры. Замолчал пулемётный расчет с неугомонным Олча-оол во главе. Давно отстрелялась винтовка в руках вредного Багай-оол, я своими глазами видел, как за камнем с его позицией разорвалась граната. Метнувший её бандит лежал головой в ручье. Или, вернее, тем местом, где у него была голова. Багай-оол ночами «портил» патроны, подпиливая их вдоль, крест на крест. Плохиш имел за это самое большее количество суток ареста в личном деле, и то, что он должен был уволиться одновременно с друзьями, говорило лишь о количестве дней к отпуску за отличные показатели в стрельбе.

За двумя камнями, прямо передо мной, мелькнули тени. Моих там не было точно. Упёртый в землю автомат плюнул гранату из подствольника вверх. За камнями пыхнуло дымными осколками. Короткий вскрик на несколько голосов подтвердил попадание. Кажется, я зарычал от удовлетворения. Перекатившись в сторону, я повел стволом из стороны в сторону. Тишина. Всё? Шаолини, мы справились. Охренеть! Спартанцы дружно обтекают и вместе с войском Ксеркса нервно докуривают, сбившись в сторонке в небольшую многотысячную кучку.

– Буддисты! – крикнул я в пространство, шаря глазами по россыпям белесых камней. – Есть кто? Сука, шаолини!

Не отрывая приклада от плеча, я выпрямился и попятился в сторону укрытия пулеметного расчёта.

– Оолдар! Кто-нибудь живые! – твою мать. За ногу, да об колодец, как там у них. – Кым-бир кижи!

Пацаны, завязывайте, вам домой ехать. Арагу пить, хымысом запивать. На коняжках носиться, кыс любить.

Я оторвался от прицела и оглянулся. Олча-оол лежал, обняв ствольную коробку своего ПКМ. Второй номер приткнулся виском в камень. Я потянулся к шее заводилы моих шаолиней, пощупать пульс.

– Пацаны! – попытался я пробиться криком сквозь багровеющее пространство. – Оолдар!

Щелчки покатившихся камней заставили меня выпрямиться, обшаривая склон в поисках источника звука. Метрах в тридцати стоял бандит с трубой РПГ на плече. Похожая на литровую банку граната смотрела в мою сторону. Свет померк, убрав контраст мира. Ушли звуки. Я дернул вверх дуло автомата, нажимая спусковой крючок. Калаш злобно рявкнул от бедра, плюнув одиночным выстрелом, затворная рама откатилась назад, осторожно кидая в сторону латунный цилиндрик стреляной гильзы и встала на место уже без следующего патрона. Раструб гранатомета медленно расцвел выхлопом, ярко обрисовав тарель. Я отчетливо видел рвущийся ко мне, вращающийся обтекатель гранаты с раскрывающимися перьями стабилизатора. Толстый, тупоголовый «Танин» в таком ракурсе смотрелся даже красиво на фоне разлетающейся головы последнего бандита. Не один Багай-оол с патронами баловался. «Надо же, попал. И пусть Уильям Коди, ака Буффало Билл, идет стрелять сигареты у спартанцев с Ксерксом» – успел усмехнуться я до подрыва термобарической ТБГ-7В. Сознание затопила ослепительная вспышка.

Тихо, только на грани сознания в ушах стоит тонкий писк-звон. Где там привратник этот с ключами от ворот рая, ну или будем более самокритичны к себе, где там рогатенький с копытами? Нет, вряд ли я в аду. Очень уж тянет сыростью от близкой реки. И почему я так уперся в христианскую религию? Вот тебе и река рядом, может там Харон в лодочке дожидается? А мне и заплатить нечем. Там, вроде как, две монеты за рейс. Или, может, сейчас Один с рогом мёда из козы и окороком от бессмертного кабана подтянется? Типа, эйнхерий, хрен ли разлёгся. А что за запах, знакомый такой? Через кислоту выгоревшего в аду объёмного взрыва воздуха, волнами накатывал домашний запах сирени. Я улыбнулся, лежа на спине с закрытыми глазами. Звон в ушах прекратился, но голоса прорывались как сквозь поролоновую заглушку. Нормально меня глушануло. Голоса? Ещё не все? Перекатившись из положения лежа на спине, я встал на колено, пошарил рукой вокруг, оглядываясь по брустверу. Автомат. Где, твою мать, автомат? «При атомном взрыве, лечь головой к эпицентру, автомат под себя, чтоб не оплавился» – всплыла в мозгу инструкция.

Я находился ровно по центру воронки, метров десяти диаметром. Фигасе, что ж там за заряд был? Глубина ямы метра три. И давно в гранатометы авиационные бомбы заряжают? Кстати, а почему я живой, и ничего не болит? Над валом выкинутой из воронки земли торчали головы любопытствующих. Были и бородатые, но какие-то не такие. Не откормленные морды с черными глазами, охреневающими от ощущения превосходства. Нормальные такие лица, с диаметрально противоположным выражением легкого испуга и разумной осторожности. Увидев, что я зашевелился, наблюдатели двинулись ко мне. Откуда они тут? До ближайшей деревни, насколько я помнил по карте, километров пятнадцать, и то, если не обращать внимания на горы. По прямой в смысле. А это, несомненно, мирные жители, тут и мужики, и бабы, и детишки вон из-за юбок выглядывают. Оружия в руках не видно, ни у одних, ни у вторых, ни, что характерно, у третьих. Ладно, разберёмся. Где тувинцы мои, наверняка многим требуется помощь. Надо народ организовать буддистов моих найти. Да бородачей в кучу стащить. Что ты там лепечешь, старый? Я помотал головой, не понимаю я тебя, по-русски давай. Да что ты руками машешь? Сейчас. Я, пошатываясь, вылез на бруствер. Чтобы тут же сесть. Гор не было. Ни одной в обозримом горизонте. Был лес, если сейчас около полудня, то с востока на юг простирался лес, с какими-то зубчатыми башнями над ним. Километрах в трех западнее моей воронки (моей личной, ага) стояла деревня. Это что за дела? А где горы? Там мои буддисты с шаолинями. Старый, телефон в деревне есть? Что ты головой мотаешь, варежку, говорю, закрой. Телефон, он на всех языках так называется. По-русски кто понимает? Начал накатывать отходняк от недавнего боя. Организм самостоятельно принял решение расслабиться, не увидев в окружении ничего опасного. «Ну как же ничего опасного, а то, что я где-то за тридевять земель?» – попытался я вновь мобилизовать организм. «Железяками и прочим металлом под шкуру проникнуть не пытаются? Всё, а с мозгом сам договаривайся», – увильнули от призыва надпочечники и прекратили подачу адреналина. Затрясло. Я попытался встать и не смог, закурил. Солнце припекало спину, облака медленно перетекали с одного края небосвода к другому. Это куда ж меня закинуло-то?

Я обернулся, почувствовав прикосновение. Женщина, сущая бой-баба на вид, осторожно тянула меня за рукав, показывая в сторону деревни. Ну что ж, зовут – сходим. Тщательно размяв каблуком окурок, я осторожно встал и одернул «песчанку», заодно проверив по карманам, что у меня при себе. В кармане штанов лежала початая пачка сигарет и зажигала из одноразовых, во втором складной нож на четыре предмета: вилка, штопор, отвертка и, собственно, сам нож. В нагрудном кармане разборный Т-образный бритвенный станок в плоской коробке с зеркалом, там же пол пачки сменных двусторонних лезвий к нему и уставная расчёска. Под воротником две швейные иглы с белой и черной ниткой, около метра каждой. Всё, «сидор» с остальными вещами лежал где-то в горах Дагестана на границе с Грузией и Азербайджаном. Рядом с моими шаолинями и сотней бородатых ублюдков.