Текст книги "Багровый прилив (СИ)"

Автор книги: Борис Сапожников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

Бон Бон разинул рот, из горла его уже рвался вопль ужаса, но вместо него с губ слетело лишь хриплое сипение. Старик умер прежде, чем успел закричать – сердце, которое давно уже кололо болью, не выдержало. На чисто выметенную мостовую падал уже труп.

Легион же переступил через него, порадовавшись, что старик умер, не успев поднять крик. У Легиона были свои способы заткнуть его, но он не хотел прибегать к ним сейчас. Он был полностью сосредоточен на своём деле – на подготовке к завтрашнему утру. Это и был тот самый первый шаг перед грядущей битвой, о котором ему напомнил на совете обладатель низкого грудного голоса, какой мог бы принадлежать могучему воину, и по его совету Легион сейчас и обходил кафедральный собор. Шаг за шагом, шаг за шагом.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Самый длинный день

Глава десятая
Ранним утром

Их было много, но никто не обращал на них внимания. Они входили в Водачче по одному – по двое, в самые ранние утренние часы, когда ворота только открыли. Стражи, заступившие на место ночной смены, позёвывали и глядели сквозь пальцы на десятки и десятки ранних пташек, стремящихся попасть в город. Многочисленные обитатели пригородов Водачче хотели опередить остальных и занять места получше на сегодняшнем торжественном молебне. Соборная площадь, хоть и самая большая в Водачче, всех точно не вместит, а ведь есть ещё и городские, они, конечно, прямо сейчас заполняют её. Так что единственный шанс честному жителю пригорода попасть туда – это встать до первых петухов и отправиться к городским воротам как можно раньше, чтобы поскорее попасть внутрь.

Вот в этой-то толпе ранних пташек и затерялись валендийцы. Они входили в город открыто, не таясь, прицепив к поясам шпаги. У всех давно уже были выправленные бумаги купеческих охранников или вышибал, многих стражники знали в лицо и выпивали с ними кружку-другую крепкого вина, как служилый человек с тем, кто не понаслышке знаком с тяготами солдатской лямки. Многие стражи селились в пригороде, где жизнь была куда дешевле, чем по другую сторону городских стен. Так что валендийцы, поддевшие под дублеты кирасы из прочной бычьей кожи, вынувшие из чехлов верные шпаги, входили в Водачче не как будущие завоеватели, но как честные жители пригорода, хорошие работники, за кем не водилось ничего дурного и кем никогда не интересовались стражи порядка.

Валендийцы входили в Водачче и занимали места на соборной площади вместе с остальными зеваками. Здесь никого не удивить было шпагой на бедре – бедных дворян в городе хватало. Они находили своих командиров, но лишь давали о себе знать, показываясь им на глаза. До сигнала никто не сбивался в группы, что могло вызвать подозрения у стражей, которых было полно на площади. Стражи порядка грозно поглядывали на собирающихся людей со своих постов, и если в растущей толпе вдруг вспыхивали конфликты, их гасили без промедления и без пощады. Уже не одного и не двух любителей поработать кулаками выволокли с площади, и хорошо, если те отделывались лишь тумаками. Кое-кто после тесного знакомства с древками алебард уже не мог встать на ноги, таких утаскивали подальше, бросая в провонявших мочой тупиках, где ими живо начинали интересоваться крысы. Вид нечаянно покалеченных, а тем более убитых людей не должен омрачать праздник.

Командиры узнавали друг друга, иногда сходились по двое, чтобы обменяться новостями – все ли пришли из их отрядов, кого ещё видели, а главное, кого не видели. И последнее заставляло их нервничать, потому что время шло, солнце поднималось всё выше, через считанные часы на площадь выйдет праздничная процессия во главе с дожем, а старины Кабо, который должен отдать последние приказы, никто не видел.

В это время Хосе Рамон Пинто-Кастельянос, прозванный товарищами по службе Кабо, сидел в той самой таверне, где обосновался Галиаццо Маро, и вместе с салентинцем и Эшли де Соузой слушал эмоциональный рассказ пришедшего в себя Чанто Тебара.

– Энкамисада, – Тебар с начала рассказа уже трижды упомянул это слово, – они устроили нам Баалом и всеми его демонами трахнутую энкамисаду.

Сидевший тут же приор рыцарей Веры, на сей раз пришедший без Виллановы, поморщился, но одёргивать солдата не стал. Время было дорого, и на проповеди против сквернословия его точно нет.

– Нацепили рубахи поверх одежды, как мы в Адранде, и напали на особняк часа через два после полуночи.

– А вы их, выходит, проспали?

Рамиро понимал, что тон его и слова не более чем мелочная месть за сквернословие Тебара, однако не смог удержаться.

– Обижаешь, рыцарь, – мрачно уставился на него бывший солдат. – Часовые не спали – всё было честь по чести. Мы – валендийская пехота и что такое служба знаем. Адранда и Вииста этому быстро учат, ваше благородие.

– И всё же ты здесь один, а не на острове с остальными, – ледяным тоном оборвал его отповедь Маро, – как такое случилось? Я ведь говорил тебе, будь осторожен, Баал тебя побери!

Рамиро да Коста скрежетнул зубами и снова сдержался – простые солдаты и убийцы, кто сейчас составлял ему компанию, не могли понимать силы тех слов, которыми божились или сквернословили. Приор рыцарей Веры мог бы объяснить им картину мира, но сейчас на это не было времени, да и терпением, необходимым для подобных лекций, Рамиро да Коста никогда не отличался.

– Сняли часового с одной стороны, влезли в дом и начали резать наших. Не знаю, как именно сняли, но был среди них детина, который ловко гарпуны кидает. Он старину Нуньоса в последней драке к стене пришпилил одним броском. Может, вот он и постарался – кинул гарпун в часового, а потом остальные влезли. Потеха была кровавая, и если б многих наших не порезали в постели, прежде чем крик поднялся, может, и одолели бы их.

– В общем, проспали вы врага. – Маро сплюнул себе под ноги. – А я считал, что валендийской пехоте можно доверять.

Тут Тебар схватился на рукоять шпаги, но прежде чем успел выдвинуть её из ножен хотя бы на полдюйма, кисть его руки оказалась в железной хватке пальцев Кастельяноса.

– Не стоит нам попусту свары устраивать, сеньоры, – спокойным голосом произнёс он. – Сейчас для этого не лучшее время и место. Как и для провокаций.

Он глянул в глаза Маро, и опытный эспадачин, не раз смотревший в глаза смерти, не выдержал его взгляда. Ведь глаза Кастельяноса были мёртвыми – они не сулили смерть, как взоры многих противников Галиаццо Маро, в них просто не было никакого выражения, и от этого салентинцу стало страшно, словно из могилы на него ветром повеяло.

– Верно, сеньоры, – обращаться так к простым солдатам и наёмному убийце слегка претило Рамиро, однако ему пришлось смирить гордыню, совершенно неуместную в данных обстоятельствах, – давайте работать с тем, что у нас осталось. Совершенно понятно, что вчерашний план пошёл насмарку, а значит, нам надо срочно придумать новый. Ваши предложения, сеньоры?

– Маро, возьми половину моих людей, что толкнулся сейчас на соборной площади, – сказал Кастельянос, – оставшихся мне хватит, чтобы прикрыть рыцарей приора. А вы обойдётесь без беспорядков, ограничитесь захватом морского арсенала, чтобы гарнизон не смог достойно встретить десант.

Насчёт десанта у Маро были сильные сомнения. События на острове косвенно подтверждали сказанное капитаном Квайром в трюме каравеллы. Что, если и в самом деле никаких галеонов герцога Медина-Сидонии не будет, и вся затея давно уже пошла псу под хвост? Но ничего такого говорить салентинец не стал – доказательств, кроме слов врага и к тому же отъявленного проходимца, у него не было, а попусту сотрясать воздух, да ещё и подвергать себя подозрениям он не горел желанием.

– Принимается, – кивнул Рамиро, – с одной поправкой. Кастельянос, берите всех людей и ведите в порт. Там вы будете нужнее. На площади и в соборе хватит моих рыцарей и сеньора де Соузы.

Не давая никому больше вставить слова, приор рыцарей Веры поднялся со своего стула и направился к выходу. Эшли последовал за ним, а спустя полсотни ударов сердца из таверны вышли и остальные.

Ещё спустя примерно полчаса, когда часы на башне собора пробили десять утра, на площади появился Кастельянос. Он быстро переговорил с командирами отрядов, и валендийцы принялись покидать площадь. На их уход никто не обращал внимания. Остающиеся старались как можно скорее занять освободившиеся места, а стражи порядка следили за теми, кто приходит, а не теми, кто уходит с соборной площади. В скором времени там не осталось ни одного валендийца.

Скомакар сидел на твёрдом каменном основании, наверное, прежде это был пол караулки или кордегардии замка Виллановы, и стирал обильный пот, выступивший на лице. Он весь взмок, пока вместе с остальными морскими псами тащил проклятую пушку из пещеры в замок. Прежде остров Диона казался бывшему китобою не очень большим, однако он изменил своё мнение, когда тянул быстро ставшую ненавистной пушку. Каждый шаг ему стоил больших усилий и давался с трудом, а верёвка, протянутая под пушкой и закинутая ему на плечо, с каждым ударом сердца врезалась в тело всё сильнее и сильнее. Он возблагодарил Господа, когда направлявший носильщиков канонир скомандовал остановку и они постарались уложить пушку максимально осторожно на то место, на которое он указал. Канонир, конечно, остался недоволен, однако не стал приказывать перетащить орудие. Он опустился на колени перед ним и принялся за свою работу, прибегнув к помощи колышков, деревянного молотка и какого-то хитрого измерительного прибора. Скомакар же просто уселся рядом, откинувшись спиной на уцелевший участок крепостной стены. Он заслужил право на отдых.

И это была чистая правда – потому что сразу после схватки в особняке морские псы принялись за работу. Времени до рассвета и начала боевых действий оставалось не слишком много – уж точно недостаточно, чтобы терять его. И поэтому они, наскоро перевязав легко раненных и оставив тех, кто не мог двигаться, в особняке, отправились к пещере, где были припрятаны пушки. Орудий была всего дюжина – по три сняли с нижних палуб каждого из галеонов морских псов, чтобы не оставлять их совсем уж беззубыми. Если бы не понесённые потери, то они смогли бы управиться и за одну ходку, однако схватка с валендийцами унесла слишком много жизней, да и раненые не могли нормально тащить пушки, впрягаясь по двое на место одного здорового человека. В основном они носили ящики с ядрами и бочки с порохом – всё легче, чем бронзовые чудовища с нижних палуб.

Скомакар, как один из самых крепких морских псов, и к тому не получивший ни одного ранения страшнее царапины во время схватки с валендийцами, попал во все три захода за пушками, и последнее орудие едва дотащил до места назначения. Теперь он вяло поглядывал на суетящихся вокруг пушки канониров и думал, стоит ли подняться и сходить за флягой с разбавленным водой вином и едой, которая составит его завтрак, или же ещё поваляться здесь, наслаждаясь тем, что не надо никуда ходить и ничего делать, даже шевелиться. И пока склонялся ко второму варианту – усталость после ночного боя и утреннего таскания пушек брала своё. Даже у такого сильного и выносливого человека, как Скомакар, просто не осталось никаких сил.

Он натянул на глаза свою уродливую мятую шляпу, чтобы встающее солнце не било в них, и попытался задремать. Как ни странно, он мгновенно провалился в сон, из которого его вырвал не слишком вежливый пинок по ноге. Скомакар поднял поле шляпы и глянул на нависающего над ним товарища по команде.

– Вставай, китобой, – сказал тот. – Я помогу тебе добраться до еды и вина. Мы сидим своей компанией, нечего тебе тут валяться.

Он помог Скомакару подняться на ноги, и вместе они проделали короткий путь до сидящих на земле матросов со «Стремительного».

– Повезло тебе, что ты ничего не знаешь во врачебном деле, – сказал товарищ по команде, помогая Скомакару сесть, – а то пришлось бы с остальными ставить на ноги легко раненых.

В отличие от обычной ситуации, сейчас врачи и все, кто хоть что-то понимал в этом вопросе, не занимались в первую очередь тяжелоранеными, чтобы спасти им жизнь, а старались как можно скорее вернуть в строй раненых легко, обеспечив тем самым как можно больше бойцов в грядущей битве. Если она, конечно, вообще состоится.

– И что дальше? – спросил у сидящего тут же Грига боец абордажной команды «Стремительного», чей лоб украшала длинная царапина, которой никто из врачей не заинтересовался.

– Ждём возможной атаки на остров, когда враг поймёт, что отсюда бьют пушки по их галеонам. Если нападут, не даём им заткнуть пушки.

– А если не нападут?

– Тогда, считай, нам подфартило и мы просидим весь бой без дела, а получим свою долю из того расчёта, как будто были там.

Эти слова повеселили сидящих рядом с ним усталых людей. По кругу шли фляги с разбавленным вином и нехитрая пища, какая у кого была припасена.

Солнце медленно ползло по небу над островом Диона.

Николо ди Альдобрандино, граф Питиньяно, генерал-капитан Салентинского морского флота, поглядел на солнце, поднимающееся над восточным горизонтом. Сегодня будет очень тяжёлый день для тех, кто обеспечивает порядок в городе, а вот в море, как был уверен Альдобрандино, всё будет спокойно. Ну кто, находясь в здравом уме, полезет драться с его эскадрой, охраняющей гавань Водачче? Тем более что вчера её усилили ещё одним галеоном вдобавок к тем двум, которыми уже располагал генерал-капитан. Вместе с меньшими судами его эскадра сейчас насчитывала десять вымпелов – весьма и весьма неплохо.

Альдобрандино был полностью уверен в своих силах и позволил себе расслабиться. Он стоял на шканцах вместе с капитаном «Генары», который в такой день не доверил вахту никому из офицеров и сам занял позицию за плечом рулевого. Капитан то и дело поднимал к глазу зрительную трубу, осматривая горизонт.

– Вы чего-то опасаетесь, капитан? – спросил у него Альдобрандино, привыкший доверять чутью этого опытного моряка. Куда более опытного, чем он сам, что граф Питиньяно был готов признать. Генерал-капитан был стратегом и тактиком, он знал, как лучше всего использовать в битве корабли. Однако настоящего моряцкого чутья, которое не раз спасало жизнь тому же капитану «Генары» и многим другим, у него не было.

– Не зря нас усилили, генерал-капитан, – ответил тот. – Власти предержащие опасаются угрозы с моря в этот день. Но с чего бы, как вы думаете?

– Я думаю, что из-за обилия фиолетовых поясов[19]19
  Отец Церкви носит белый муаровый пояс, кардиналы – красный муаровый, архиепископы, епископы, почётные прелаты Отца Церкви и монсеньоры – фиолетовый шелковый, капелланы Отца Церкви – пурпурный, священники, диаконы и семинаристы – чёрный.


[Закрыть] кое у кого проснулась паранойя. Кто может угрожать Водачче с моря? Да и зачем бы кому бы то ни было делать это?

– Это не моего ума дело, генерал-капитан, но раз уж нам поручили охрану порта, то я собираюсь выполнить свой долг, как привык.

Эта отповедь не понравилась Альдобрандино – его словно поставили на место, как зарвавшегося ученика. Однако зерно истины в словах капитана было, негоже пренебрегать долгом. Генерал-капитан вынул из чехла собственную зрительную трубу и принялся оглядывать горизонт. Пока тот был чист и ничего не предвещало опасности.

Глава одиннадцатая
За час до полудня

Охранник склада оружия был только рад тому, что в этот день ему выпало дежурить именно там. Остальных солдат портового гарнизона выгнали в патруль с самого утра – они вместе со стражами топтали сейчас улицы, вооружённые крепкими дубинками. Кое-кто высверливал их и заливал внутрь свинец, чтобы легче было утихомиривать разгулявшихся моряков, которые в пьяном угаре запросто могли и на стража с ножом полезть. Настоящее же боевое оружие хранилось под замком в арсенале, который сейчас охранял лишь один человек. Никаких беспорядков не было, вряд ли кто-либо захочет захватить арсенал, чтобы завладеть хранящимся там вооружением. А вот гуляк по случаю праздника полным полно, так что на портовых улицах люди куда нужнее.

Охранник скучал под навесом, поглядывая на стражей и своих менее удачливых коллег, патрулирующих улицы. Те кидали в ответ мрачные взгляды, однако ничего не поделаешь – парень честно выиграл это место в кости. Командир гарнизона заявил, что ему всё равно, кто будет сторожить склад, и пускай его люди сами решают. В морском гарнизоне порядки стояли скорее патриархальные, нежели военные, поэтому командир вполне мог позволить себе подобное решение. Солдаты же полночи резались в кости, определяя, кто же будет этим счастливчиком, и тот, кто стоял сейчас на часах у арсенала, обыграл всех и ни разу не был пойман на жульничестве. Все понимали, что он мухлюет, но за руку схватить его никто не сумел – уж больно ловок был парень.

Он не знал, что почти с тех пор, как часы на башне собора пробили одиннадцать утра, за ним наблюдали три пары глаз. Самые ловкие из валендийцев в деле проникновения на чужую территорию и снятия часовых.

Они перебрались в порт так же спокойно и незаметно для всего города, включая особенно бдительных в тот день стражей порядка. Они бродили по его улочкам, весело обсуждали друг с другом или просто со случайными прохожими достоинства проституток, выставленные напоказ, девицы отвечали им с неизменным ехидством, свойственным их профессии, что вызывало настоящие взрывы хохота. И лишь трое бывших солдат заняли позиции рядом со складом, прикидывая, как бы поудобнее избавиться от единственного охранника.

Наконец момент был выбран – никого из патрульных и стражей порядка рядом не было, улица почти опустела. Двое валендийцев направились к складу разухабистой походкой, свойственной дворянам, причём обычно таким, у кого гонора было больше, чем серебра в кошельке. Перед складом оба остановились на несколько ударов сердца, и налетевший с моря порыв ветра раздул им плащи, чему они поспособствовали, поддёрнув полы и закрыв охранника склада от остальной улицы. Длилось это всего ничего, однако третьему валендийцу вполне хватило отпущенного времени, чтобы сделать своё дело. Он был настоящим профессионалом, отточившим мастерство в тайном умерщвлении ближних на фронтах войн против Адранды и Виисты.

Змеёй он метнулся из тени ближайшего к складу переулка, вооружённый лишь длинным кинжалом. Шпагу он оставил, чтобы не мешала – пока от неё будут только сложности. Два удара в спину, чтобы крови не было на форменном колете морского гарнизона, пробили лёгкие и сердце охранника, ещё мгновение назад считавшего себя большим счастливчиком. Он дёрнулся, но железная хватка сомкнулась на его горле, не давая вырываться оттуда звуку громче придушенного булькающего хрипа. С силой вогнав рукоять кинжала, на которой с обратной стороны было тонкое лезвие, идеально входящее между кирпичами кладки, в стену склада, валендиец притиснул мёртвого уже охранника к ней, поглубже насадив его на клинок. Теперь, если сильно не приглядываться, со стороны могло показаться, что охранник просто облокотился на стену. Валендиец быстро сложил руки мёртвого охранника на поясе, чтобы не болтались безвольно вдоль тела, выдавая в нём покойника. Удовлетворившись своей работой, валендиец спокойно направился дальше по улице, присоединившись к двум другим, без труда включившись в их беседу ни о чём.

Лезть внутрь пока никто не собирался – сделать это незаметно посреди дня практически невозможно. Однако это до поры и не требовалось, отряд Кастельяноса, заменивший погибших на острове Диона товарищей, должен не дать морскому гарнизону вооружиться, а потому достаточно контролировать вход в склад. Когда же в порт войдут корабли герцога Медина-Сидония и защитники ринутся к складу за оружием, вот тогда и придёт час наполнивших портовые улицы валендийцев. Они будут оборонять склад до подхода подкреплений – обычный приказ, какой не раз приходилось выполнять в Адранде или Виисте.

Сам же Кастельянос даже не думал контролировать своих людей. Он проводил больше времени на пирсе. Ему доложили, что охранник убит, он ответил коротким кивком. Сейчас его куда больше интересовало море. Бывший солдат следил за тем, как отдаёт швартовы страндарский галеон «Золотой пеликан», известный всем валендийцам корабль проклятого Господом морского пса Иеремии Берека. Он не мог просто так оказаться в Водачче в этот день – в подобные совпадения Кастельянос не верил.

– Что ты уставился на него? – спросил у Кастельяноса подошедший Тебар. Тот, по всей видимости, просто не мог долго пребывать в мрачном расположении духа – уже сейчас он вполне весело улыбался и сыпал обычными своими шуточками. – Дырку ему в борту взглядом не провертишь. Ты лучше на вход в гавань глянь, дружище.

Кастельянос последовал его совету и посмотрел, куда тот указывал. В гавань Водачче входили два галеона.

– Начинается, – улыбнулся Тебар. – Начинается.

– Что-то определённо начинается, – кивнул в ответ Кастельянос, – вот только то ли, что мы думаем. Почему галеонов всего два?

Эти слова заставили улыбку сначала застыть на лице Тебара, а после сползти с него, будто клоунский грим. Что-то подсказывало бывалому солдату, что над этими кораблями реет вовсе не валендийский флаг.

Капитан «Генары» провожал взглядом уходящий с рейда Водачче страндарский галеон. Иеремия Берек не считал нужным скрываться в салентинском порту, да и корабль его, «Золотой пеликан», был давно и хорошо известен всем мореходам Внутреннего и Срединного морей. Одновременно ещё два галеона под страндарским флагом входили в гавань Водачче, двигаясь ему навстречу. Не будь у капитан-генерала эскадры из пяти галеонов, да ещё при поддержке кораблей сопровождения, он подумал бы, что страндарцы пытаются взять его в клещи. Однако при нынешнем соотношении сил это было просто смешно.

– Как думаете, капитан, – решил он поделиться своими сомнениями, – они что-то затевают?

– Если вы про страндарцев, генерал-капитан, то уверен – да. Они проводят классический манёвр охвата, и похоже, им плевать на соотношение сил.

– Но не совсем же они сумасшедшие. – Альдобрандино был достаточно опытен, чтобы разгадать манёвры страндарцев, но не мог взять в толк – чего они хотят ими добиться. Трём галеонам не победить пять – это простейшая арифметика войны, даже если не брать в расчёт корабли сопровождения, будто стая мелких хищников, следующих за могучими боевыми судами. – Или у них есть козырной туз в рукаве.

Капитан-генерал несколько раз прищёлкнул пальцами, как делал обычно в минуты напряжённого обдумывания. Приняв решение, он обернулся к капитану «Генары» и принялся чётким голосом отдавать приказы:

– Передать на «Нафанаила» и «Каберника»: отрезать «Золотой пеликан» от моря, высадить ему на борт таможенную команду. «Символу Веры» и «Маравилье»: строиться боевым ордером. Предполагаемый противник – два страндарских галеона, входящих в гавань. «Символ Веры» – левый фланг, «Маравилья» – правый. Сигнал к атаке – залп с флагмана. Кораблям сопровождения: следовать боевым ордером за нами, на «Золотого пеликана» не отвлекаться.

Трое посыльных, дежуривших на шканцах рядом с генерал-капитаном, тут же сорвались с места и бросились к шлюпкам. Именно он должны доставить сообщение командующего на галеоны, а оттуда флагами его передадут на малые корабли.

На острове готовились к началу боя. Все отлично видели входящие в гавань корабли и покидающий рейд Водачче «Золотой пеликан». Почти все моряки умели хорошо ориентироваться по солнцу и понимали, что полдень близится, а вместе с ним и сражение. Канониры вымеряли последние углы, орудия уже были заряжены, оставалось только пробить пороховые картузы, засыпать в запальное отверстие затравочный порох, и можно палить. Остальные моряки постарались залечь, чтобы их не было видно и чтобы не заметили ненароком, и чтобы во время неизбежного ответного залпа с галеонов врага были шансы выжить. Укреплений на острове, можно сказать, не осталось вовсе, однако и их остатки давали хоть какое-то укрытие.

Два галеона отделились от эскадры и направились наперерез «Золотому пеликану». На их снастях замелькали флаги, отдающие приказ Береку немедленно спустить паруса, лечь в дрейф и принять на борт досмотровую команду. На это и был расчёт, когда составлялся план штурма гавани Водачче. Правда, предполагалось, что галеон будет один, однако когда всё шло по плану?

Канониры оставили орудия в покое. Картузы были пробиты, затравочный порох – засыпан, и осталось только дать залп. За спинами канониров присели матросы с зажжёнными фитилями, готовые передать их по первой команде, а пока держащие их подальше от пушек.

«Золотой пеликан» выполнил команды – паруса, и без того поднятые далеко не все, снова зарифили, корабль лёг в дрейф. Два галеона обошли его с обоих бортов так, чтобы в случае неповиновения поставить в два огня. Один из вражеских кораблей, на борту которого уже можно было прочесть его имя, «Святой Нафанаил», оказался прямо между «Золотым пеликаном» и островом Диона.

– Фитили, – тут же пронеслась команда старшего канонира, и в отставленные назад ладони пушкарей легли короткие пальники с горящими фитилями. – Пали! – и дюжина пушек рявкнула в унисон.

Им не пришлось стрелять по очереди, как обычно происходит на корабле, где отдача от слитного залпа могла больше повредить самому судну, нежели врагу. В ненасытные утробы орудия загнали по два пороховых картуза, чтобы обеспечить убойный залп. Это имело свои последствия – два орудия встали на дыбы, словно норовистые лошади, не успевшего отпрыгнуть в сторону незадачливого канонира убило насмерть, ствол одного орудия так и остался торчать вверх. Но всё это были мелочи в сравнении с нанесённым «Святому Нафанаилу» ущербом.

Тяжёлые ядра, отправленные в полёт двойным зарядом пороха, ударили в левый борт галеона, буквально разворотив его. Дерево разбивалось в мелкую щепу, из пробоин в корпусе выпадали трупы и орудия. Два ядра угодили ниже ватерлинии, и «Святой Нафанаил» начал крениться на борт, в трюм его хлестала вода.

– Брандскугели заряжай! – старший канонир знал, что должен сделать, и упускать возможности дать по врагу второй залп зажигательными снарядами, да ещё и с убойной дистанции, он не собирался.

Расчёты орудий тут же принялись закидывать внутрь картузы с порохом – на сей раз по одному, брандскугелям дополнительная сила выстрела не нужна. Канониры сами брали из особых, проложенных войлоком ящиков пустотелые ядра, начинённые каллиниковым огнём, тщательно отмеряли фитили, поджигали их и закладывали в орудия.

– Пали! – скомандовал старший канонир, как только все пушки были заряжены. Шутить с брандскугелями себе дороже, пусть лучше ядро не взорвётся вовсе, чем рванёт прямо в стволе одного из орудий.

Десяток брандскугелей отправились в короткий полёт – и врезались в «Святого Нафанаила». Большая часть угодила ему борт, и без того развороченный первым залпом, но два пролетели в пробоины и взорвались внутри. Какой уж ущерб они нанесли на нижних палубах, ведомо лишь тем, кому повезло пережить эти два взрыва, однако после них «Святой Нафанаил» начал стремительно погружаться в морскую пучину.

Третий залп не понадобился.

Что Берек всегда умел делать хорошо – даже отлично – так это ловить момент. Он был человеком риска, ходящим по грани. Ему не раз доводилось слышать о валендийских рисколомах – вроде бы есть такие профессионалы в тамошних тайных службах, куда набирают лишь самых отчаянных смельчаков. Тех, кто жить не может без смертельного риска. Именно таким считал себя Берек. Несмотря на всю свою торговую сметку, позволяющую сбывать награбленный в походах товар с наилучшей возможной прибылью, он всегда знал, что вовсе не в постоянно звенящем в кошеле золоте его счастье. Он постоянно испытывал себя на прочность – каждый день, каждый час он проверял себя и понимал, что может больше.

Вот и сейчас схватка сразу с двумя галеонами стала для него новой проверкой. Он отдавал команды, стоя на шканцах, твёрдо упершись обеими ногами в палубу, сложив руки на груди и всем своим видом демонстрируя уверенность. Он даже испытывал её, правда, не столь твёрдую, как показывал.

Как только прозвучал первый залп и дюжина ядер врезалась в борт «Святому Нафанаилу», Берек тут же вскинул руку. Это был знакомый всем на борту «Золотого пеликана» жест – он означал, что пора начинать действовать по плану. И действовать очень быстро – ведь от расторопности команды сейчас зависела её жизнь. Матросы, стоявшие на реях, освободили зарифлённые паруса, их подхватили висевшие ниже на вантах наподобие обезьян их товарищи, быстро закрепляя белые полотнища крепкими тросами. «Золотой пеликан», словно застоявшийся жеребец, рванул вперёд, поймав парусами попутный ветер. По левому борту, куда Берек велел перетащить все тяжёлые пушки с нижней палубы галеона, уравновесив корабль дополнительным балластом, открылись орудийные порты, откуда на приближающийся малым ходом «Святой Каберник» уставились жерла заряженных орудий. На вражеском галеоне ещё не успели сообразить, что случилось, и залп «Золотого пеликана» стал для них более чем неприятным сюрпризом.

Тяжёлые ядра, выпущенные из орудий с нижней палубы, врезались в корпус «Святого Каберника» с самой убойной дистанции. Берек всё просчитал и не ошибся в расчётах, потому что на борту «Золотого пеликана» держал только лучших матросов. Даже теперь, когда не хватало тех, кого он отправил на остров Диона, команда справлялась лучше некуда. Ядра разворотили борт «Святого Каберника» – во все стороны полетели щепа и сорванные с лафетов пушки врага. Давшие залп без команды – хватило поднятой руки капитана – канониры с верхней палубы обрушили на врага смертоносный град цепных книппелей. Снаряды были достаточно дороги из-за сложности изготовления, однако на эту битву Берек не думал скупиться. Цепные ядра ударили по такелажу и разворачиваемым командой «Святого Каберника» парусам. Цепляли и неудачливых матросов на вантах и реях – и те падали на палубу, щедро поливая её кровью из жутких ран. У одних не хватало руки или ноги, а кто-то падал и вовсе обезглавленным или, что самое жуткое, почти обезглавленным.

– Лево на борт! – воскликнул Берек, выхватывая свою известную в Северном и Внутреннем морях абордажную саблю. – К абордажу готовься!

Рядом с капитаном будто прямо из крепких досок дубовых палубы вырос Бран Мак-Морн, готовый идти в атаку сразу за Береком и защищать его в грядущем жестоком бою. Здоровенный эрландер не признавал дюссаки и шпаги, считая их скорее зубочистками, нежели оружием, достойным мужчины, и в бой ходил с тяжеленным абордажным топором на короткой рукоятке. С обратной стороны лезвия торчал искривлённый шип, который Бран не раз пускал в дело, и шип этот оказывался крайне неприятным сюрпризом для его противников.

– Крючья! – вместо капитана скомандовал Мак-Морн, абордаж был его делом, и теперь он имел полное право распоряжаться на квартердеке.