Текст книги "Багровый прилив (СИ)"

Автор книги: Борис Сапожников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

Глава восьмая
В Водачче

В прошлый свой визит в Водачче Антрагэ привёз с собой пажей и приличный штат слуг. Так что на вилле, приобретённой в первый же день по прибытии в город, он жил с привычной роскошью. Деньги, регулярно присылаемые из поместий, и вспомоществование от сюзерена вполне позволяли такую жизнь. Виллу в приличном районе Водачче продавать он не стал – ему это даже в голову не пришло. Зарабатывать на торговле недвижимостью было ниже достоинства адрандского аристократа.

И вот сейчас вилла снова пригодилась прежнему хозяину. Правда, слуг он с собой взял лишь четверых, и были это люди, привыкшие защищать своего господина, а не обеспечивать ему уют. Все они выходцы из Фианы – провинции на юге королевства, жители которой относились к страндарцам без обычной для адрандцев ненависти. Дело в том, что жители Фианы во время Долгой войны сражались на стороне Страндара, и их земли пострадали, скорее, от действий карателей взошедшего на престол после череды островных узурпаторов короля. Обладающие лёгким нравом фианцы легко уживались с морскими псами, обменивались с ними солёными шуточками, пили и играли в кости. Настоящей дружбы, конечно, не было и в помине, но и ножи за спинами друг у друга никто не точил. Вот только при всех своих положительных качествах четверо телохранителей никак не годились на роль домашних слуг. И это стало проблемой для Антрагэ, когда он приехал к своей вилле в съёмной карете.

– Химберт, – обратился он к старшему из телохранителей, – у меня мало времени, а вилла находится в плачевном состоянии. – Вряд ли, конечно, внешний вид временного пристанища барона можно было назвать плачевным, скорее, просто запущенным, ведь за домом никто не ухаживал почти год. – Надеюсь, ты понимаешь, что я здесь поселиться не могу. Найди подходящую гостиницу, а после подыщи мастеров, которые смогут привести виллу в минимально подходящий для меня и особ более родовитых вид. И конечно, позаботься о надлежащем штате слуг.

Химберт де Фуа – сын мелкого фианского дворянина – пробился в личные телохранители барона Антрагэ благодаря феноменальной расторопности и умению находить всё необходимое его весьма взыскательному хозяину невероятно быстро.

– Завтра к вечеру вы переедете сюда, – заверил он Антрагэ, и тот кивнул в ответ, зная, что всё будет именно так.

С гостиницей проблем не возникло. Достаточно было проехать в центр города, где жили аристократы Водачче, а в последний год стали селиться и салентинцы. Последние предпочитали дорогие постоялые дворы и гостиницы, снимая в них порой целые этажи. Антрагэ согласился «ютиться» в пяти комнатах с собственной столовой и ванной – меньшее просто оскорбило бы его достоинство. Первым делом он велел подготовить ванну, чтобы привести себя в порядок после долгого морского путешествия, в котором был лишён привычного комфорта.

Де Фуа, устроив хозяина в гостинце, едва успел сполоснуть руки и лицо, купить на кухне несколько пирогов, съев их тут же, запив разбавленным водой вином, и помчался выполнять остальные приказания. Раз пообещал, что завтра к вечеру Антрагэ переедет в принадлежащую ему виллу, то так и должно быть, а значит, надо поторапливаться.

Капитан Квайр сошёл на берег в следующей шлюпке после Антрагэ и Берека – в первой места ему уже не хватило. Квайр понимал, что это не более чем мелкая месть капитана «Золотого пеликана», однако отреагировал на неё с обычной своей философской иронией. Он был из тех людей, кого скорее ненавидели, нежели любили, и виной тому его репутация, с этим он давно смирился и даже не думал казаться лучше, нежели другие думали о нём.

В Водачче у Квайра было несколько человек, кому он щедро платил из казны Роджера IV. Уж на кого-кого, а на шпионов у того всегда находились деньги, иногда король платил им из собственных средств. Осведомители Квайра редко менялись от города к городу и от страны к стране – основной штат их составляли слуги, мелкие дворяне, также находящиеся в услужении, только у титулованных аристократов, любовницы и любовники, кому частенько в постели выбалтывали тайны, считая совершенными пустышками, не понимающими сути сказанного. Но были среди них и профессиональные торговцы информацией – люди нового времени, первыми понявшие, что знание само по себе стоит денег, а порой не просто знание, но и время его получения. Именно к такому человеку пришёл капитан Квайр.

Маурицио Раньери, как и почти все его коллеги, предпочитал встречаться с клиентами в людных местах. Здесь, конечно, могут подслушивать, зато шансы на то, что клиент решит по-тихому избавиться от торговца информацией, куда меньше. Легко ударить ножом человека, сидящего за твоим столом в дешёвой портовой таверне, где на это никто внимания не обратит, а вот проделать то же в неплохой ресторации, да ещё и на открытой площадке, где обоих видно всем, проходящим по улице, уже куда сложнее.

Квайр оценил предусмотрительность Раньери, сидящего за столиком на открытой веранде ресторации «Креветки Амано», где подавали в основном рыбные блюда. Оценил он и внушительного охранника, лакомившегося свежими креветками. Наёмный фехтовальщик, как и сам капитан, предпочитал тёмные цвета в одежде, а движения, которыми тот вскрывал креветок и отправлял в рот, были быстрыми и отточенными. Его руки многое сказали капитану Квайру.

Капитан без приглашения уселся за столик и щёлкнул пальцами подавальщице. Та, как и положено в приличной ресторации, подошла не сразу, демонстрируя, что у неё достаточно дел в большой зале, чтобы вот так бежать к клиенту по первому щелчку. Квайр соскучился по нормальной еде, заказал большое блюдо жареных креветок, тарелку хлеба и белого вина помоложе.

– Знал бы ты, сколько времени я провёл на корабле, друг мой, – развёл руками Квайр, когда подавальщица ушла. – Конечно, я питался с офицерами, но всё же стол в море не блещет разнообразием.

– Поэтому я предпочитаю оставаться на берегу, – улыбнулся торговец информацией, длинными пальцами обнимая бокал белого вина, но даже не пытаясь оторвать его ножку от стола.

– У меня иная стезя, да и никогда мне не сиделось на месте. – Квайр, напротив, сделал большой глоток вина, которое без особых церемоний налил себе из бутылки, стоявшей перед Раньери. – Мне слишком скучно наблюдать вокруг себя одно и то же – и неважно, комната ли это, город или же страна. Мне быстро наскучивает окружение.

– Поэтому ты занимаешься таким делом, за которое в тюрьму не угодишь, – усмехнулся торговец информацией, растянув тонкие, почти бескровные губы в ироничной усмешке, – сразу на эшафот.

– Такая уж моя природа, – ответил такой же улыбкой Квайр. – Что интересного ты расскажешь мне, чтобы скрасить трапезу?

Подавальщица как раз принесла блюдо с жареными креветками и хлеб, а спустя ещё полсотни ударов сердца – бутылку вина и ещё один бокал, для Квайра.

– Смотря сколько ты готов заплатить, – философски пожал плечами Раньери, – хорошая застольная беседа ценится очень высоко.

Квайр сделал неловкое движение, взявшись за бутылку, и едва не перевернул её на колени торговцу информацией. Однако вместо вина на штаны к тому упало серебро, аккуратно упакованное в кошелёк. Раньери был достаточно опытным человеком, чтобы по весу определить примерное содержание кошелька. Он спрятал его в карман, и сделал-таки глоток вина. Капитан Квайр ему никогда не нравился, несмотря на то что, в отличие от других клиентов, никогда не пытался надуть торговца информацией, и в его кошельке ни разу не обнаруживалась медь вперемешку с серебром. Было в капитане нечто такое, что заставляло относиться к нему скорее дурно – он представлялся Раньери человеком, который поступает хотя бы относительно честно лишь по необходимости.

– Я собираюсь покинуть Водачче в день первой годовщины подписания Салентинской унии, – сообщил он Квайру и, дождавшись положенного вопроса: «Почему же?» – продолжил: – Сюда приехало слишком много народу – в городе тесно, и в лучших гостиницах уже не протолкнуться от салентинцев. Все хотят посмотреть на представление, которое собирается устроить наш дож для гостей. – Несмотря на то что Водачче официально вошёл в состав Салентины на правах одного из полисов, жители его себя салентинцами явно не считали. – Этим утром к салентинцам добавились ещё и валендийцы. Их, правда, всего семеро, зато все – рыцари Веры, причём во главе с самим приором. Официально – для того, чтобы вручить грамоты о признании Водачче частью Салентины от короля Валендии нашему дожу. Как будто это кому-то здесь нужно. Хотя, возможно, рыцарей и меньше, да и цель их приезда… совсем иная.

Продолжение беседы стоило ещё денег, и Квайр быстро передал их торговцу.

– Говорят, это только слухи, но что может быть вернее слухов, что в доспехах рыцаря Веры в Водачче въехал опальный торговый князь Джованни Вилланова.

Новость эта сама по себе была весьма интересной – Квайр прикидывал, каким образом валендийцы могут попытаться убрать дожа. Ведь тот вряд ли подпустит к себе кого-либо незнакомого. Чезаре ди Ваороне опасался покушений на свою жизнь, и его телохранители не давали никому приближаться к его особе ближе определённого расстояния. Однако, вручая грамоты от короля Валендии, посланец должен будет подойти почти вплотную – Ваороне не рискнёт просить передать их кому-нибудь из секретарей, ведь это оскорбит короля Святых земель, а в его лице и остальных монархов. Дож понимает это, а значит, его телохранители допустят к нему рыцарей Веры. Одним из них будет, конечно же, Вилланова, который и прикончит своего давнего недруга и виновника всех бед, постигших опального торгового князя в последний год. Сами пачкать руки валендийцы не захотели.

– Маловато за тот кошелёк, что я передал, – заявил Квайр, отрываясь от раздумий.

– Вилланова дорогого стоит, – усмехнулся Раньери, однако спорить не стал и продолжил делиться новостями. – Ещё один человек вернулся в Водачче сегодня – барон Антрагэ. Говорят, он снова накуролесил в Эпинале и спешно бежал сюда от королевского гнева. Ещё бы – убивать королевских миньонов каждый год, это всё же перебор.

Квайру пришлось заплатить и за эту информацию, ведь он не мог сказать Раньери, что и сам прибыл на том же корабле. Связывать себя с Антрагэ он категорически не хотел.

– Есть ещё кое-что, но стоит дорого, – добавил Раньери, – слишком уж масштабная новость.

– Ты никогда не умел держать язык за зубами, когда надо, – заметил, впервые заговорив, его спутник, разделываясь с последними креветками на втором блюде, принесённом ему.

– И как давно? – стараясь не выдать, насколько важна для него эта новость, спросил Квайр, кинув всё же торговцу информацией третий кошелёк.

– Третьего дня – эта новость попала в Водачче почти одновременно с рыцарями Веры. Его величество милостью Господа король Коибры Жуан Второй – скончался без особых мучений, по крайней мере, так говорят, в своей постели.

Это меняло абсолютно всё. Главное, время смерти короля Коибры – он скончался как нельзя кстати. Если из Валендии собирались отправлять подкрепления морем, то их вполне могут успеть вернуть. А значит, те, кто засел в особняке Виллановы на острове в ожидании дня годовщины вхождения Водачче в состав Салентины, остались без помощи. Квайр надеялся на это и верил всей душой в то, что власти предержащие в Альдекке окажутся такими умными, какими он их считал. Сейчас они должны немедленно забыть о далёком и не таком уж интересном Водачче, отложив его на потом и сосредоточиться на Коибре, которую можно включить в состав Валендии. Это будет весьма непросто, а значит, Водачче будет забыт прочно и, скорее всего, надолго, а это давало шансы на успех здесь. Вряд ли тех, кто сидит сейчас на острове, хватит для захвата города, даже рыцари Веры, пускай они и отменные рубаки, не сумеют переломить ситуацию. Сюда должны – просто обязаны – идти транспорты с целыми полками солдат, готовых высадиться в гавани Водачче, которую захватят те, кто сидит сейчас на острове Диона. И если эти транспорты вернули в порт, сняли с них солдат и направили на запад, к границе Коибры, то Квайр здесь одержит победу. Он был в этом практически уверен.

– Раз ты мне заплатил за новость, о которой и сам догадался, то я подкину ещё кое-что сверх этого, – сказал Раньери, беря кусок хлеба с тарелки Квайра и с присущей самому капитану потрясающей бесцеремонностью подбирая им подливку от креветок. Торговец информацией отправил хлеб в рот, запил вином и сообщил Квайру: – Здесь много больших шишек из Феррары, и они охотно делятся новостями, правда, те редко касаются дел их Родины, а вот о других странах Святых земель они болтают свободно. Так вот, Луи де Лоррен, брат герцога Фиарийского, покинул пост архиепископа Тильонского и назначен Святым престолом эпинальским коадъютором в связи с тем, что кардинал Адранды не справляется со своими духовными обязанностями, являясь одновременно и первым министром королевства.

Это также говорило о многом – интриги Фиарийского дома набирали обороты, и теперь остановить замысел герцога Рене будет очень сложно. Особенно если (хотя капитан предпочитал думать – когда) Водачче покинет Салентинскую унию и войдёт в состав герцогства вместе с землями торгового князя Альдиче Мондави. На непосредственные планы Квайра это никак не влияло, но заплаченных денег вполне стоило.

Химберт де Фуа оказался на редкость расторопен – собственно, иного от него Антрагэ и не ожидал. К вечеру следующего дня к гостиному подворью, где ему сняли несколько комнат, подъехал экипаж, вполне достойный барона, с нанятыми грумами на запятках. Кучер ловко правил четвёркой коней серой масти, какой обычно были все лошади Антрагэ, сам де Фуа сидел рядом с кучером на запятках и спрыгнул, как только карета остановилась. Он побежал к хозяину гостиницы, расплатился с ним за перегруз хозяйского багажа и тут же умчался в комнаты барона, доложить тому, что всё готово.

Антрагэ остался доволен проделанной работой. Де Фуа успел привести виллу в достаточно приличный вид, чтобы принимать здесь гостей, которые пожалуют в самом скором времени. Он нанял полный штат слуг, при этом Антрагэ был уверен, что все они доносят тому или иному хозяину, а то и нескольким сразу. Но знал барон ещё, и что де Фуа, скорее всего, в курсе, кому доносят слуги, хотя бы в общих чертах. Сам де Фуа докладывал о каждом шаге Антрагэ сюзерену, но тут барону было нечего бояться – он не собирался предавать герцога Фиарийского, хотя и не был согласен с его планами.

– Завтра примерно в эти же часы, – сообщил Антрагэ старшему телохранителю, – к нам в гости прибудет граф де Кревкёр и, скорее всего, торговый князь Альдиче Мондави с супругой. Сам понимаешь, что ударить лицом в грязь я не имею права, и то, что мы тут первый день, не оправдает меня в их глазах.

Де Фуа отлично понимал, что сбитые в кровь ноги станут его самой малой проблемой в том случае, если принять гостей удастся не на лучшем уровне. И тут статус осведомителя герцога Фиарийского не спасёт его от гнева Антрагэ. Де Фуа отлично видел, что под маской холодности и отрешённости Антрагэ прячет гнев. Во второй раз высланный Баал знает куда, да ещё и вынужденный служить ширмой для чужих интриг, – это мало кому понравится. Так что барону нужна лишь цель, чтобы сорвать на ней свой гнев, а получить от него, к примеру, перчатку де Фуа не горел желанием. Он был достаточно умным человеком и знал, что не противник Антрагэ, барон легко сделает с ним что захочет. И хорошо, если просто проткнёт, оставив истекать кровью, может ведь и калекой оставить. А кому он нужен будет искалеченный? Капитала он пока себе особого не нажил, жены и дома – и тех нет, так что останется лишь просить милостыню, притворяясь ветераном одной из многочисленных войн. И никакого толку от дворянства не будет, там таких дворян сидит – плюнуть некуда.

Как только де Фуа умчался выполнять очередное задание, Антрагэ развалился в кресле, не снимая дорожных туфлей, и потребовал себе вина и трубку. Окутываясь клубами сизого дыма сожжённой травы табакко, он думал о том, что же будет дальше. Ведь завтра всё начнётся – уже завтра. Сегодня вечером после ужина он обсудит всё с Кревкёром и вынужденным союзником – Мондави, а завтра утром вместе с ними отправится на молебен, где дож умрёт от руки виистанского еретика, что даст сигнал к началу захвата Водачче. Вроде бы всё понятно и просто, вот только чего не мог взять в толк Антрагэ – зачем в эту игру ввязалась Вииста, пускай и в лице одного лишь неприятного человека, называемого Легион? Он отлично понимал мотивы Страндара – вбить ещё один клин между Адрандой и Салентиной как минимум в случае фиаско, и полный бардак в Адранде, если здесь людям герцога Рене будет сопутствовать удача. Если Фиария, получив Водачче и земли Мондави, к примеру, отколется от Адранды и герцог возобновит свою присягу императору Билефельце на прежних, весьма свободных условиях, для Адранды это будет, конечно, не крахом, но весьма чувствительным ударом. Ведь примеру могучего Рене Льва могут последовать и другие, а трон под Антуаном VIII, как известно, держится лишь благодаря просто нечеловеческим усилиям кардинала Рильера. Так или иначе, но главный враг Страндара в Святых землях ослабнет, что только на руку острову. А вот что получит Вииста, Антрагэ не понимал. Да, клин между двумя соседями государства хаосопоклонников был им на руку. Вот только, даже когда Отец Церкви объявил Поход за Веру против впавшей в ересь Виисты, ни Валендия, погрязшая во внутренних распрях, ни Адранда, ни даже Салентина не проявили никакого религиозного рвения, действия их были разрозненными и ограничились пограничными конфликтами, которые ни к чему не привели. Ни о каком едином порыве, как во время давних Походов за Веру против молодого Халинского халифата, отринувшего Господа ради учения пророка Мегбера, говорить не стоит. В общем, ничего Вииста не выигрывала в этой авантюре с Водачче, и при этом в Виле на борт «Золотого пеликана» поднялся неприятный человек в чёрном, называющий себя Легионом. Антрагэ достаточно хорошо был знаком с иерархией хаосопоклонников, чтобы понимать, кто он такой. Сильнейшие заклинатели демонов, способные вырывать из Долины мук чудовищ невероятной силы и злобы, просто так не отправляются неизвестно куда. Ведь по сути именно на них и держится оборона Виисты – один такой Легион стоит на поле боя десяти пехотных полков.

Антрагэ был раздражён тем, что не видит всей картины, не понимает действий всех, участвующих в авантюре. Тем более тех, кто формально находится на его стороне. Он сидел в кресле, окутанный клубами дыма, и курил, пока солнце не опустилось так низко, что его лучи засветили в окна. Тогда Антрагэ понял, что может попросту не успеть привести себя в нормальный вид к приезду гостей, и кликнул слуг.

Чёрный зал не знал ни единого луча света – в этом месте, никогда не всходило солнце, никогда не светили звёзды, и никто не жёг свечи или лучины. Здесь было место тьмы – первозданной материи, той, что была раньше даже хаоса изначального. Те, кто собирались тут, в зале без окон и дверей, уважали первозданную тьму. Им не нужен был вульгарный свет, чтобы видеть друг друга.

Десятеро, что были на самом деле более чем десятью тысячами, стояли на строго отмеренном расстоянии друг от друга. Так, чтобы никто не смог дотянуться до другого, не рискуя попасть под удар хотя бы ещё двоих. Они не доверяли друг другу – так повелось издавна. Наверное, с тех пор, как они осознали себя в хаосе изначальном.

– Завтра, – произнёс один из них, тот, кто сейчас покачивался на узкой койке в маленькой каюте, прежде занимаемой навигатором «Золотого пеликана», – завтра вещь покинет придел собора, куда я не могу проникнуть. Завтра она станет нашей.

Ещё один шаг на их долгом и тернистом пути будет сделан.

– Берегись, – ответил ему стоявший напротив, на расстоянии двух вытянутых рук, – рыцари Веры в городе. Они тоже хотят получить вещь.

– Будет славная битва, – осклабился первый, и будь в зале хотя бы намёк на проблеск света, все бы увидели его ровные зубы, обнажённые в хищной усмешке. – Их мало, а я – Легион.

– Ты силён, но и они не слабы, – раздался низкий, грудной голос, такой мог бы принадлежать могучему воину, какие тяжёлыми мечами и секирами добывали себе королевства. – Не зазнавайся и помни – ты не сильнейший среди нас.

– Я рискнул там, где вы спасовали. Я пошёл дальше вас. Мы давно знаем, где вещь, знаем, что она надёжно укрыта, так почему не напали на Водачче год назад, когда там началась смута? Неужели нас поразил страх? Малодушие?

Это были сильные слова, такие, что могли обернуться конфликтом, каких бывало немало в прежние времена. Именно они и привели к традиции сохранять дистанцию. Однако в ответ на дерзость обладатель низкого голоса только рассмеялся – давно прошли те годы, когда его можно было задеть словом.

– Шаг за шагом, – напомнил он, – один за другим. Прежде мы слишком торопились, и чем всё закончилось, не буду напоминать. Ты вызвался сделать шаг – взять вещь из Водачче. Сделай это, но не теряй головы. Рыцари Веры и особенно их честолюбивый приор – сильные противники, не недооценивай их. Помни о первом шаге, он важнее всего перед любой схваткой.

Легион открыл глаза, уставившись на доски у себя над головой. Он вышел из тёмного зала, потому что не видел больше смысла в общении с другими. Все они слишком стары и могут болтать годами, а он сказал всё, что хотел. Однако и услышал кое-что важное – напутствие о первом шаге перед битвой не было таким уж пустым сотрясением воздуха. Легион, обладатель невероятной силы, и в самом деле позабыл нечто важное, нечто такое, что очень пригодится ему в битве против рыцарей Веры и их приора. Пускай те и позабыли многое, однако ещё могут быть весьма опасными противниками, в отношении этого Легион ничуть не заблуждался и не недооценивал врагов.

Он смотрел на доски у себя над головой и знал, что солнце спускается за горизонт. Завтра с первыми его лучами он покинет эту каюту и этот корабль и вместе с сотнями других людей направится в центр города. Вот только, в отличие от них, Легион пойдёт туда вовсе не для того, чтобы молиться тому, кто давно уже отвернул свой лик от этого мира. Завтра он пойдёт туда – в собор, – чтобы сделать ещё один шаг на долгом и тернистом пути.

Антрагэ не мог не признать, что де Фуа удалось сотворить маленькое чудо, сумев придать вилле не просто жилой вид, но и такой, что не стыдно принять гостей. Даже таких, как граф де Кревкёр и торговый князь Альдиче Мондави с супругой. Старший телохранитель умудрился даже отыскать в Водачче повара, который отлично готовил адрандские блюда, где преобладало мясо, вместо рыбы и морепродуктов, популярных здесь у всех – и у аристократов, и у простонародья. Нанятые на один вечер опытные слуги живо разносили тарелки, наполняли бокалы, меняли приборы. Они были расторопны и не допустили ни единой ошибки. Антрагэ был уверен, что ужин будет стоить ему едва не тех же денег, что и два дня в отличной гостинице, что нашёл ему де Фуа, однако понимал, что каждый медяк потрачен с толком. Он не имел права ударить в грязь лицом перед такими гостями – и то, что он лишь третьего дня сошёл на берег, никак его не оправдывало.

Однако несмотря на все усилия де Фуа, ужин прошёл в тяжкой атмосфере. Антрагэ и гости произнесли обязательные тосты, сделали комплименты супруге торгового князя и вели застольную беседу ровно то время, что отпущено этикетом.

Прекрасная Анжелика была просто блистательна, но Антрагэ заметил тоску в её взгляде. Он отлично помнил юную и строптивую девицу, только что представленную ко двору в Эпинале. Её появление не смогла затмить даже чудовищная резня в ночь на святого Нафанаила, когда сам Антрагэ вместе с другими вассалами герцога Рене и отцом Анжелики в том числе отбивались от натравленных на них солдат, городских стражников и черни. Анжелика прибыла на следующее утро, и её представили королю во время помолвки герцога с сестрой Антуана VIII. Король тогда сделал юной деве дежурный комплимент, но тот не казался совсем уж глупой лестью, ибо в словах короля было больше правды. Все были очарованы Анжеликой и её остроумием, сделавшем ей вскоре славу при дворе. Конечно, Антрагэ не мог сказать, что Анжелика изменилась фатально – она была столь же юна и прекрасна, всё портила лишь едва заметная взгляду опытного придворного тоска в её взгляде. Вряд ли её брак с торговым князем был счастливым, вот только разве можно так сказать про супружество любого из сильных мира сего.

Наконец Анжелика поднялась и вежливо сообщила, что удаляется в свою комнату, оставляя мужчин говорить о скучных ей вещах вроде политики. Она отлично понимала, что пока сидит за столом, никто не станет говорить о планах на завтрашний день. Да и сказать по чести, планы эти её саму не слишком интересовали – ей вообще не очень ясно было, зачем супруг потащил её в такую даль. Мужчины поднялись и провозгласили тост в честь покидающей их дамы, и слуги проводили Анжелику в подготовленную для неё комнату. Она, конечно, была отдельной от комнаты, куда занесли вещи её супруга, однако имела с нею смежную дверь. Её-то первым делом и велела служанке запереть Анжелика. Она, конечно, была почти уверена, что супруг сегодня к ней не заявится – слишком уж поглотили его дела политические, но всё же хотела быть уверена в том, что внезапного визита не будет.

Как только Анжелика покинула гостиную, где они ужинали, стол тут же очистили от тарелок, оставив лишь вино. Прислуживали теперь телохранители Антрагэ, один из них дежурил за дверью, чтобы ни у кого не возникло идеи подслушать разговор.

– Граф, – напрямик спросил у де Кревкёра Антрагэ, – я хочу точно знать, что произойдёт, если завтра нам будет сопутствовать удача? Я говорю не о Водачче, а о нашей Родине. Наш сюзерен решил возобновить независимость Фиарии от Адранды?

Мондави и де Кревкёр глянули на него, будто он был неразумным ребёнком, ляпнувшим очевидную глупость. Антрагэ очень не любил, когда на него пытались смотреть подобным образом, при иных обстоятельствах перед обоими лежали бы его перчатки. Однако сейчас, глядя в глаза графу и торговому князю, он понял истину, которой сам боялся. Он просто не мог смотреть на вещи под таким углом – ведь одно дело отколоться от королевства, возобновить прежние присяги и привилегии, и совсем другое… Антрагэ и думать о таком не смел. Вот в этом и крылось его отличие от сюзерена – у герцога Рене Фиарийского планы были далеко не столь мелкие.

– Отнюдь, барон, – покачал головой де Кревкёр, – наш сюзерен метит куда выше. Купленные им чинуши из геральдической палаты нашли старинные документы, согласно которым белые ирисы имеют меньше прав на престол, нежели чёрные алерионы. Кроме того, Луи де Лоррен покинул Тильон и принял пост эпинальского коадъютора.

Если бы у Антрагэ и оставались хотя бы малейшие сомнения насчёт планов сюзерена, они пропали бы окончательно.

– Граф Кампо-Бассо ведёт на Эпиналь армию своих наёмников, – добавил де Кревкёр, как будто чтобы окончательно развеять даже тени сомнений, что могли возникнуть у барона.

– Но почему он?

Антрагэ не был склонен доверять кондотьеру, который вряд ли по праву носил графский титул. Он не мог взять в толк, отчего такая важная миссия, как нападение на Эпиналь, поручена именно ему.

– Думаете, он бы лучше справился здесь? – Кревкёр бросил многозначительный взгляд на Мондави, и Антрагэ всё понял без слов.

Кондотьер был ненадёжен, и потому его отправили в самое пекло – после наступления на Эпиналь, у него не будет возможности сменить сторону. А в Водачче сюзерену нужен самый верный из его людей, в ком нет и быть не может сомнений. Кто уж точно не попытается сговориться с торговым князем, чтобы захватить для него Водачче и присоединить город к владениям Мондави в Салентине. В том, что граф Кампо-Бассо вполне способен на такое, Антрагэ был уверен.

– К тому же действия кондотьера могут помочь дистанцироваться в случае его неудачи, – произнёс своим бесцветным голосом Мондави, как будто бы не заметивший обмена взглядами между де Кревкёром и Антрагэ. – Общеизвестно, что на наёмников нельзя положиться, они склонны к авантюризму и часто откровенно пренебрегают своим долгом и прямыми обязанностями.

– Вы считаете, что Рильер может допустить подобное? – выложил свой последний довод Антрагэ. – Красный паук не хуже других видит, что трон шатается под королём, и если его величество падёт, кардинал последует за ним. Назначение де Лоррена на пост эпинальского коадъютора весьма красноречиво говорит об этом.

– Для этого на Эпиналь и идёт Кампо-Бассо со своими полками, нанятыми и обученными за деньги нашего сюзерена. Он ударит копьём в самое сердце, прежде чем его величество или Красный паук успеют собрать силы для обороны.

– И когда же он нанесёт удар?

Вопрос был излишним – Антрагэ отлично знал, что за день наступит через неделю. Он слишком хорошо помнил канун святого Нафанаила и ночь перед ним.

– Пускай все думают, что наш сюзерен склонен к излишним сантиментам, – усмехнулся де Кревкёр, развеивая предположение Антрагэ ещё до того, как барон успел высказать его. – В Водачче и в Эпинале всё начнётся в один день – завтра.