Текст книги "Багровый прилив (СИ)"

Автор книги: Борис Сапожников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)

Глава третья
По своей земле

Почтовая сеть, как и все институты Валендии, восстанавливалась после гражданской войны. Пока в провинциях шли бои между сторонниками и противниками короля, ни о каких почтовых дилижансах и думать не стоило. Но теперь, когда герцог Бардорба вложил в неё известную часть собственных сбережений, они возобновили движение. Говорили, что могущественный гранд таким образом заполучил все доходы, что можно было извлечь из почты в течение десяти лет, ведь не просто так он отдал на восстановление сети дилижансов и постоялых дворов королевской почты просто астрономическую сумму. Но как бы то ни было, герцогу за это были благодарны многие, потому что нормально действующая почтовая и курьерская сеть была важна не только государству. Возобновившийся обмен корреспонденцией внутри Валендии, а также отправка писем за границу и получение их оттуда благотворно сказались на торговле, и в целом подняли престиж королевства, упавший в годы смуты ниже некуда.

Именно в почтовом дилижансе путешествовали Эшли де Соуза вместе с усачом-солдатом, которого звали Хосе Рамон Пинто-Кастельянос, но длинному имени он предпочитал кличку Кабо.[8]8
  Звание в Валендийской армии, которое мог получить солдат после пяти лет безупречной службы.


[Закрыть] Превратившееся в прозвище звание говорило о немалом уважении, которое питали к нему товарищи по оружию, далеко не каждого они признали бы старшим над собой, несмотря ни на какие звания. В полках, формируемые из уроженцев одной местности, нравы царили весьма патриархальные, что поддерживалось и поощрялось офицерами, потому что все считали, что так больше порядка. На самом деле Эшли знал, что картина далеко не столь проста и пасторальна, как предпочитали считать многие военные чины, однако порой закрывались глаза даже на самые вопиющие случаи, покуда те не становились некой системой. Вот тогда в полк отправлялись рыцари мира, или, хуже того, братья Святого креста, чтобы очистить его от скверны. И если рыцари мира в полном соответствии со своим названием действовали чисто и не оставляли после себя следов, то братья Святого креста, не зря прозванные Кровавыми клинками, уничтожали всех, кого считали причастными к тем или иным порочным событиям. Не раз и не два находящиеся на грани бунта полки сами успокаивались, стоило только зачинщикам узнать, что к ним отправляют братьев Святого креста. Правда, бывали и случаи, когда из-за таких вот визитов полки, наоборот, поднимали восстание – солдат и офицеров часто возмущали действия Кровавых клинков.

Эшли сам выбрал путешествие с этим удивительно памятливым человеком. Хосе Рамон был в некотором роде идеальным спутником для Эшли – почти не разговаривал, всё время в дороге дремал. Конечно же, рисколом видел, что расслабленность Кастельяноса фальшивая, тот всё время держал руки недалеко от оружия. Он чем-то напоминал Эшли кота – вроде и спит себе, но тем не менее всегда готов сорваться с места при первых признаках опасности. Эшли и сам был таким же, разве что фальшивую дремоту не разыгрывал, и если засыпал, то спал по-настоящему, хотя и вполглаза, как тот же кот.

Они стоили друг друга – молчаливые, мрачные, всегда готовые к драке. При всей внешней непохожести всякому, имеющему глаза, становилось понятно – эти двое одного поля ягоды. Остальные пассажиры дилижанса предпочитали сидеть от них подальше, как будто Эшли и Кастельянос были заразными больными. С ними никто не пытался заговорить, да и вообще в их присутствии умирали разговоры. Ни внутри дилижансов, где обычно пассажиры болтают друг с другом от скуки, ни на постоялых дворах. Стоило только этим двоим переступить порог, как разговоры становились тише, а после и вовсе прекращались до тех пор, пока Эшли и Кастельянос не покидали общую залу. Как только оба они выходили, в помещение словно заново вдыхали жизнь – голоса звучали громче, многие требовали ещё вина или пива, иные же принимались активнее лапать служанок. Людям как будто надо было снова почувствовать себя живыми.

Эшли отлично видел это и понимал. Он иногда задумывался, почему так происходит? Что за жуткая аура смерти окружает его? Когда это началось? Хотя на последний вопрос у него как раз был ответ, но о тех событиях он предпочитал не вспоминать. И всё же нет-нет, а они прорывались в тяжких снах, после которых поднимаешься на ноги ничуть не отдохнувшим.

Полёт стрелы, негромкий вскрик, кровь на платье, кровь на руках…

Эшли гнал эти воспоминания. Он хотел забыть об этом. А пуще того забыть о том, что было прежде этих событий, о мирной жизни до войны, о семье – да, в первую очередь о семье. О жене и сыне…

Когда эти воспоминания подступали, Эшли надолго задерживался в общей зале и молча пил, накачивался дешёвым вином. И как-то так получалось, что вместе с ним всегда пил и Кастельянос. Перепить бывшего солдата оказалось делом просто невыполнимым – всякий раз Эшли первым падал лицом на стол и весьма смутно помнил, как собутыльник несёт его наверх, причём без посторонней помощи. Просыпался Эшли всегда в постели, с дикой головной болью, однако воспоминания на какое-то время оставляли его.

– Зачем ты пьёшь со мной, пока я не упаду? – как-то раз всё же спросил Эшли. В тот вечер они с Кастельяносом приговорили три бутылки дешёвого креплёного вина, и в глазах рисколома всё слегка плыло. Судя по мутному взгляду серо-стальных глаз, Кастельянос также был слегка пьян, но по опыту Эшли знал – он может выпить ещё бочку такого вина, и состояние его с виду не сильно изменится.

– Они боятся нас, – ответил бывший солдат, понизив голос, чтобы его мог слышать только собеседник. – Все они, – указывать на притихших постояльцев не было надобности, Эшли и так понимал, о ком идёт речь. – Боятся и ненавидят. Мы нужны им во время войны – в мирное же время они предпочитают не замечать нас.

Тут Эшли не стал спорить – слишком уж хорошо был знаком с обывателями, и не только по роду службы. Он часто менял личины и общался с представителями всех слоёв валендийского общества, мало кто хорошо высказывался о солдатах. Обычно их считали слишком опасными, наглыми и ни к чему не приспособленными. За всеми этими словами скрывался страх – страх перед людьми, владеющими оружием и убивавшими. Ради короля и Родины лишавшими жизни врагов, но ставшими ненужными, когда враги закончились и наступил мир.

– Ты пьёшь, чтобы забыться, – продолжал Кастельянос, – чтобы уснуть без кошмаров. Мне это знакомо. Но ты засыпаешь прямо за столом, а это опасно. Они наберутся смелости, услышав твой храп, и придут. Срежут кошелёк, снимут обувь, вытащат подорожную, украдут шпагу. И вновь испугаются – ведь ты проснёшься. Тогда тебе перережут глотку, чтобы последствий не было. Логика трусов.

– Думаешь, я не почувствую, как кто-то режет у меня кошелёк или снимает обувь? – криво ухмыльнулся Эшли, представив себе эту картину.

– А что будет, когда почувствуешь?

Теперь воображаемая картина стала совсем не смешной, зато очень кровавой. Резня на постоялом дворе королевской почты никак не входила в планы Эшли, и он был благодарен Кастельяносу за сопровождение.

А на следующее утро после памятного разговора на их дилижанс напали разбойники.

Подобное не было редкостью на дорогах Валендии – слишком уж много в стране людей, владеющих оружием и не приспособленных ни к какому ремеслу, кроме войны. Именно из-за таких обыватели боялись Эшли и Кастельяноса, и все разговоры в их присутствии стихали, а люди предпочитали смотреть себе в тарелку или кружку. Все подспудно ждали, что вслед за Эшли и Кастельяносом войдут ещё с десяток таких же молодчиков в тёмной одежде и при шпагах. А после начнётся банальный грабёж, как правило, ещё и с насилием.

Нечто подобное и собирались учинить над почтовым дилижансом разбойники. Они напали на дилижанс на самом длинном перегоне, когда до постоялого двора пришлось ехать ночью. Они выбрали для нападения лучшее время – часы перед рассветом, когда сидевший рядом с кучером охранник, вооружённый отличным мейсенской работы мушкетом с колесцовым замком, потерял бдительность. Он слишком долго бодрствовал, и все силы его уходили на борьбу со сном. Тут даже самый тренированный человек, каким был охранник, не выдержит и начнёт клевать носом. Он не услышал звона тетивы, и умер, прежде чем понял, что случилось. Длинная стрела, выпущенная из мощного арбалета, пробила ему грудь и пришпилила к стенке кареты. Кучер рефлекторно натянул поводья, на что и был расчёт разбойников, и лошади с усталой рыси перешли на шаг, а после и вовсе остановились. Кучер потянулся к оружию охранника, но прежде чем пальцы его сомкнулись на прикладе мушкета, вторая стрела пронзила ему грудь. Он закашлялся и свалился с козел под ноги замершим лошадям. Будь животные посвежее, они бы, быть может, сорвались в неуправляемый галоп, понесли, испуганные запахом крови. Но лошади были слишком вымотаны длинной скачкой, на безумие у них попросту не осталось сил.

Главарь разбойников был хорошим командиром и не один пуд соли съел на воинской службе. Особенно хорошо он знал искусство герильи – малой войны, и теперь весьма удачно применял полученные знания. Одного только он не учёл, что в почтовом дилижансе, который он выбрал своей целью, окажутся рисколом и очень хороший солдат.

Эшли задремал ближе к утру – цель их долгого путешествия через полстраны была близка, и он позволил себе расслабиться. Но тут же проснулся, как только услышал подозрительный стук. Он ехал спиной к движению и не увидел наконечника стрелы, вышедшего из стенки кареты на четверть дюйма. За отлично разглядел, что Кастельянос левой рукой держит спрятанный под плащом пистолет. Никого больше в дилижансе не было, и Эшли возблагодарил за это Господа. Они с Кастельяносом понимали друг друга с полувзгляда, ведь оба – бывалые рубаки, давно обходящиеся без лишних слов на поле боя. А вот обыватели могли спутать все карты и очень сильно помешать им.

Карета остановилась через десяток ударов сердца. За это время Кастельянос пересел ближе к левой двери, а Эшли подвинулся к правой. Им оставалось только ждать, когда внутрь сунутся разбойники. Наконец дверца кареты со стороны Кастельяноса распахнулась – и к ним влез невысокого роста, но весьма крепкого телосложения разбойник с небритым лицом и густыми усами, в которых Кастельянос успел разглядеть остатки трапезы. Бывший солдат очень хорошо рассмотрел лицо разбойника, ведь тот едва ли не в нос ткнулся ему своим покрытым щетиной подбородком. Кастельянос не стал дожидаться сакраментального «Кошелёк или жизнь», он быстрым движением вынул из-под плаща пистолет – и нажал на спусковой крючок. Какое-то мгновение, казалось, ничего не происходило – курок ударил по полке, и всё. Но порох всё же вспыхнул, и ещё мгновение спустя прогремел выстрел. Пуля ударила разбойника в челюсть, разворотила кости лица и вышла из затылка. Бандит несколько долгих ударов сердца, когда, казалось, время остановило свой бег, смотрел на Кастельяноса единственным глазом, а после начал заваливаться прямо на него. Кастельянос толкнул его от себя – и это как будто запустило время, вернув ему нормальную скорость бега.

Эшли рванул к своей двери и выскочил наружу, тут же перекатившись через плечо. Оставалось порадоваться, что несколько последних дней стояла сушь, и одежду придётся очищать лишь от пыли. В стенку кареты за спиной рисколома врезалась пуля – он поднял голову и увидел стрелка с тяжёлой аркебузой, опирающейся на «вилку». Стрелок находился в полусотне шагов от Эшли и уже начал быстро и деловито перезаряжать оружие. Не раздумывая, Эшли бросился к нему, на бегу выхватывая из ножен метательный нож. Он не был таким мастером этого дела, как де Каэро, но отлично понимал, что враг может успеть выстрелить раньше, чем он добежит до него. Три, пять, семь шагов – Эшли бежал, низко пригнув голову, как будто и не думал ни о чём, кроме как сократить дистанцию. Шляпы он лишился, ещё когда выпрыгнул из кареты, и теперь отлично видел врага. Тот успел зарядить аркебузу и теперь сыпал на полку порох. Девять, десять, дюжина шагов – Эшли бежал строго вперёд, сгорбившись, чтобы представлять собой не совсем уж идеальную мишень. Разбойник оставил полку открытой и дул на горящий конец запального шнура. В этот момент Эшли выпрямился и кинул в него метательный нож. Клинок сверкнул серебряной рыбкой и вошёл в тело разбойника. Тот покачнулся, как будто не веря, что такое с ним могло случиться. Он завалился назад, выпустив аркебузу.

С этой стороны враг был только один. Видимо, главарь разбойников посчитал, что его будет достаточно для тех, кто попытается сбежать. Вряд ли бандиты рассчитывали на столь серьёзное сопротивление со стороны пассажиров почтового дилижанса.

Эшли бегом обогнул карету и увидел, что Кастельянос вполне успешно справляется с парой противников. Те были одеты в давно пришедшие в негодность и не слишком аккуратно залатанные колеты. Видимо, прежде служили в армии одного из взбунтовавшихся грандов, а может, просто сняли их с жертв. Оба разбойника неплохо орудовали тяжёлыми шпагами, однако до Кастельяноса им было далеко. Бывший солдат играючи отбивался от обоих, и не прикончил ещё никого лишь потому, что его держал на прицеле бандит с арбалетом. Кастельянос непрерывно двигался, так что между ним и арбалетчиком всегда был один из противников.

Эшли не думал ни единой лишней секунды – в бою это смерти подобно. Рисколом выхватил длинный кинжал и ринулся прямо на одного из противников Кастельяноса. Разбойник вовремя заметил его, но рисколом атаковал его прежде, чем тот успел хоть что-нибудь предпринять. Эшли не стал бить его кинжалом, а просто налетел на него, схватил правой рукой за одежду и потащил перед собой опешившего от такого обращения врага. Арбалетчик отвлёкся и, увидев новую угрозу, навёл оружие на рисколома. Это было его ошибкой и стоило жизни разбойнику, сражавшемуся с Кастельяносом. Краем глаза Эшли заметил, что бывший солдат легко проткнул своего врага, сразу отступив в сторону, чтобы уйти с линии выстрела арбалетчика. Вот только последний всё ещё целился в Эшли. Рисколом же бежал на него, прикрываясь схваченным за грудки разбойником, будто живым щитом. Правда, тот был скорее мёртв, чем жив, потому что Эшли вонзил ему в живот длинный кинжал, и теперь тащил перед собой безвольное, истекающее кровью тело. Арбалетчик этого, конечно, видеть не мог, и продолжал целиться в рисколома, пытаясь попасть в него, а не в своего товарища.

Когда их разделяла едва ли дюжина шагов, арбалетчик вскинул оружие, решив рискнуть, и Эшли отшвырнул свою жертву в сторону, сам же прыгнул в другую. Стрелок растерялся всего на мгновение, но оно стоило ему жизни. Он навёл оружие на вскочившего на ноги рисколома, и в тот же миг из груди его вышел окровавленный клинок. Кастельянос воспользовался тем, что последний разбойник сосредоточился на Эшли и его жертве, и рывком сократил дистанцию. Прикончить глядящего в другую сторону врага ему не составило никакого труда.

Эшли выпрямился и огляделся. Все разбойники были мертвы, кроме одного. Его жертва, которой он проткнул живот кинжалом, стонала и каталась по земле, прижимая руки к ране. Пыль вокруг бандита впитывала кровь, превращаясь в знакомую и Эшли, и Кастельяносу бурую грязь. Рисколом подошёл к умирающему, глянул в его полные муки и мольбы глаза. Взгляд разбойника просил лишь об одном – оборвать его муки. Эшли вынул из ножен рапиру, носком сапога толкнул разбойника, чтобы удобней было бить – и вонзил оружие ему грудь. Сталь прошла меж рёбер, проткнула сердце бандита и вышла из спины. Рисколом выдернул оружие из раны и вытер его об одежду мертвеца.

Почтовый дилижанс прибыл на следующий постоялый двор с опозданием. На его козлах сидели рисколом, вооружённый мушкетом, и Кастельянос, правящий лошадьми. В карете лежали тела кучера и охранника – в отличие от бандитов их не оставили лежать на дороге.

Глава четвёртая
К чужим берегам

Галиаццо Маро, бывалый фехтовальщик родом из Салентины, давно уже покинул родные берега. Он обретался во всех Святых землях, занимаясь лишь тем, что убивал людей за деньги. И чем лучше у него это получалось, тем больше ему платили. Он не гнушался никаких дел, однако ввязаться именно в эту авантюру его попросту вынудили. Слишком уж сложная комбинация, и главное, в ней слишком много политики. Маро отлично понимал, что зарабатывает себе на жизнь – и жизнь довольно неплохую – грязной работой, однако от политики старался держаться как можно дальше. Один раз замажешься в эту грязь и вовек не отмоешься. Последствия могут настигнуть тебя когда угодно. Он отлично помнил наёмника из Вольных княжеств, который подрядился убирать высокопоставленных лиц для круга заговорщиков. Первому они предложили эту работёнку именно Маро, но тот отказался и оказался прав. Ведь он плывёт сейчас в Водачче, а тот наёмник не первый год кормит червей или рыб. Он пропал, и тело его не было найдено – заговорщики хорошо позаботились о сокрытии тайны.

Стоя на палубе торговой каравеллы, он глядел на морские просторы и раздумывал – не расправятся ли со всеми участниками этой авантюры подобным образом. Их, конечно, было довольно много, но всё же… В делах, касающихся политики, возможно всё. Они должны поднести королю Водачче практически на блюде, за что получат свою награду – более чем впечатляющую, но и не такую, которую явно не собираются вручать. Посулили бы им горы злата и каждому губернаторский пост, Маро отказался бы, не задумываясь о последствиях. Однако наниматели оказались умнее, и увильнуть не вышло.

Небольшая армия, нанятая графом Строззи на деньги второго человека, присутствовавшего на встрече, отправилась в Водачче двумя путями. Половина пешком или в охране торговых караванов, идущих к Ниинским горам, где их должен встретить тот самый сарк и провести тайными дорогами, ведомыми лишь его племени, в пограничные земли между владениями Водачче и Виистой. Те места были сильно разорены войной, и власти там не было никакой. Отряд бывалых вояк под руководством опытных командиров должен без труда миновать их. А вот в сам город войти им будет куда сложнее – вряд ли тот же самый отряд без подозрений впустят за стены. Но тут должен был помочь рисколом, у которого имелись свои связи, полученные от графа Строззи, благодаря которым они должны были проникнуть в город.

Той группе, которой руководил Маро, было проще. Всех их приняли охранниками на торговые суда, идущие в Водачче. Контракт у них подписан ровно на один рейс, так что никаких проблем с бумагами не будет. Да и в сам город мало кто попадёт, ведь большая часть до поры останется на острове близ Водачче ждать сигнала. Таков был план, который изложил им второй человек, присутствовавший в комнате.

Маро отлично помнил, как он вышел из света от окна, перестав быть чёрным силуэтом. Салентинец, как и сам Маро, высокого роста, с породистым аристократическим лицом, украшенным бородкой-валендийкой, и нитками седых волос в тщательно причёсанных волосах. Во взгляде его было что-то хищное и порочное, а губы как будто всё время готовы скривиться в презрительной ухмылке. Маро знал этого человека, хотя и понаслышке, конечно, лично он видел столь значительную персону, как торговый князь, впервые.

Он вышел из света окна после того, как усатый солдат задал вопрос о том, что же служило прежде защитой городу-государству, и отчего теперь он этой защиты лишился.

– Деньги, – ответил торговый князь из рода Вилланова, – мои деньги, если быть точным. Торговые связи моей семьи с Халинским халифатом и племенными союзами Чёрного континента. Через Водачче шла легальная торговля рабами, которых доставляли халинские корсары. Только там можно было купить чернокожих слуг или партию рабочих на рудники или фермы. Рабочих, у которых нет души, а потому с ними можно обращаться, как со скотом. И делать это можно было только в Водачче, потому что нигде больше в Святых землях нельзя принимать халинские корабли.

Даже весьма далёкий от политики Маро понял, почему эта защита Водачче пропала в одночасье. Отец Церкви Симон Восьмой, взойдя на Святой престол, первым делом издал буллу о полном запрете на торговлю людьми в Святых землях, и неважно, есть у них душа или нет. Те, кто уже был рабами, так и остались ими – отпускать их на волю никто не собирался, однако эта булла разом перечеркнула все надежды Водачче и впредь сохранить независимость.

– Мы с Чезаре ди Ваороне, нынешним дожем, первыми поняли, чем это грозит, – продолжал рассказ Вилланова, – и решили взять власть в свои руки.

– Но что-то пошло не так, – не сумел удержаться от остроты Маро. – Раз вы здесь, а он примеряет парчовую шапку и красные башмаки.[9]9
  Регалии салентинских дожей, наряду с пурпурной или золотой мантией, украшенной горностаевым воротником.


[Закрыть]

– Островную крепость моей семьи обстреляли вошедшие в гавань салентинские корабли, разнеся её укрепления и перебив почти весь гарнизон. Думаю, Ваороне считает, что я погиб при осаде. Вот только меня вовсе не было на острове, когда к нему подходили корабли.

Маро отлично понимал такой подход и одобрял его – это не было трусостью, сам опытный фехтовальщик, Маро всегда знал, когда стоит отступить и спастись бегством. В этом нет ничего позорного, когда альтернатива бегству смерть или пыточный каземат. Он и здесь-то оказался лишь потому, что не сумел вовремя сбежать из Альдекки. Рыцари мира умеют делать такие предложения, от которых невозможно отказаться.

– Именно на острове Диона, в разрушенной крепости, половина отряда будет скрываться до тех пор, пока не подадут сигнал к атаке, – снова включился в разговор граф Строззи. – И вы, сеньор Маро, возглавите атаку на порт Водачче.

– А сколько придётся торчать в этих развалинах? – спросил Маро. – И чем там питаться?

– Вам оставят достаточно провизии, чтобы прожить на острове неделю, так что с голода не умрёте.

– К тому же вряд ли на острове проводили серьёзный обыск, – дополнил графа Вилланова, – в подвалах крепости вы найдёте достаточно качественной пищи и хорошего вина. Постарайтесь не перепиться только на радостях.

Маро улыбнулся в ответ, но ничего говорить не стал.

– Сигналом к атаке для вашего отряда станет прибытие с берега лодок, на которых вы переправитесь в порт. Ну, а что делать дальше, думаю, вам и так понятно.

Маро снова улыбнулся – уж тут-то граф Строззи был прав, пускать врагу кровь его учить не надо.

Он вспоминал этот разговор, стоя на палубе торговой каравеллы, идущей в Водачче. Смотрел на морскую гладь и прикидывал свои шансы остаться в живых. Особенно если авантюра закончится удачно. От мыслей и воспоминаний его отвлёк крик вахтенного матроса:

– Паруса на горизонте! Три штуки! Идут на сближение!

Маро тут же обернулся к старшему помощнику капитана, стоявшему на шканцах рядом с рулевым. Сейчас именно он был старшим на палубе, пока сам капитан отдыхал в своей каюте.

– Чем это нам грозит? – спросил у него Маро.

Моряк, привыкший относиться презрительно ко всем «сухопутным крысам», глянул на него, однако от комментариев воздержался. Репутацию на борту Галиаццо Маро успел заработать самую что ни на есть свирепую, и офицеры торговой каравеллы относились к командиру охранников, нанятых на один рейс, с должным уважением.

– Пока ничем, – ответил моряк, – но три паруса, идущих на сближение, в этих водах ничего хорошего не сулят.

– Пираты?

– Мы для них неплохая добыча, – согласился старший помощник, – так что вашим людям может выдастся шанс показать себя.

Маро жестом подозвал отиравшегося неподалёку от шканцев наёмника из своего отряда. Тот поднялся по лесенке, привычно кивнул старшему помощнику и остановился рядом с Маро, ожидая приказов.

– Собери людей, пусть все будут готовы подняться сюда и отражать абордаж.

Солдат кивнул и, не промолвив ни слова, покинул шканцы. Маро был уверен, что его приказ будет выполнен. Рыцари мира набрали для этой авантюры бывших солдат, умеющих хорошо делать лишь две вещи – убивать и следовать приказам. Теперь оставалось только ждать дальнейшего развития событий.

В те дни, когда рыцари мира ещё только вербовали десятки бывших солдат, а предводитель рисколомов прикидывал, кого именно отправить в Водачче, в Северном море, неподалёку от неприветливых берегов Виисты, встретились три корабля. Они ходили под флагом Страндара, но ни один из них не входил в состав флота островного королевства. Хотя все три были уж точно не купцами. Боевые корабли принадлежали капитанам Морских псов. Первый был «Золотым пеликаном» Берека, недавно покинувшим гавань Вилля. Второй принадлежал капитану Хельгу Баквиту и назывался «Стремительный», а прежде носил валендийское имя «Принсипе де Астуриас», тщательно закрашенное постоянно обновляемыми буквами. Третий же назывался «Неповиновение» и прежде также был валендийским, хотя имя капитан Рейс оставил прежнее – оно как нельзя лучше подходило пиратскому кораблю.

Три капитана встретились на борту самого большого из кораблей – «Стремительного», и Хельг Баквит радушно принимал их в своей просторной каюте, где прежде обитал один из валендийских грандов, командовавший целой эскадрой. Стол и обстановка остались Баквиту от прежнего хозяина каюты. Кроме самого капитана «Стремительного» в каюте находились близнецы по фамилии Григ, старшие офицеры в его команде. Светловолосые, миловидные молодые люди были из той породы, о ком нельзя точно сказать, мужчина перед тобой или женщина. Однако на все шуточки по этому поводу у них находился весьма убедительный аргумент, как правило стальной. Берек пришёл в сопровождении капитана Квайра и Антрагэ, одевшегося весьма скромно по своим меркам, однако всё равно выглядевшего слишком роскошно среди остальных. Он даже подумал, что стоило принять предложение Квайра и взять его одежду, хотя это претило барону. Легион остался на «Золотом пеликане» – встречи пиратов его ничуть не интересовали. Да и присутствие высокопоставленного и могучего хаосопоклонника могло вызвать ненужные вопросы. Капитан Рейс же явился один – он никогда не брал никого из своих офицеров на борт чужих кораблей.

Антрагэ изучал двух других капитанов, которые должны были обеспечить его сюзерену собственную корону. Баквит был невысокого роста, несмотря на модные сапоги на каблуках, он был немного ниже Антрагэ. Он носил длинный парик с алым бантом, ничуть не стесняясь почти лысой головы. В просторной каюте, несмотря на открытые окна, было жарко, и Баквит то и дело чесал голову, приподнимая парик. Баквит явно был человеком весёлым и открытым, искренне смеялся над шутками Квайра, которыми тот сыпал чуть ли не через слово. Рейс же оказался полной противоположностью Баквита – высокого роста, одетый почти столь же изысканно, как Антрагэ, и, судя по манерам, был человеком образованным. Но одного взгляда в его лицо было достаточно, чтобы понять – это безжалостный убийца, точно такой, какими обычно представляют пиратов. Человек той породы, что жаден больше до крови, нежели до золота, и команду подбирает себе под стать.

Капитаны и Антрагэ вместе с ними расселись за столом, где Баквит на правах хозяина занял место во главе. Он же и открыл их импровизированный военный совет.

– Господа, нас собрал здесь капитан Берек, человек уважаемый среди Морских псов, и поэтому давайте выслушаем его.

– Артур Квайр, – называть Квайра капитаном здесь было бы оскорблением для настоящих капитанов, – передал мне, что вы готовы принять участие в атаке на Водачче. Это будет дерзкое нападение, и оно сулит нам много: все знают, что Водачче – город очень богатый, так что добычу можно взять царскую.

– Если бы это было так просто, Водачче грабили бы по семь раз в неделю, – усмехнулся стоявший за спиной Баквита один из близнецов Григов. – Не мало ли нас для такого налёта?

– Прежде с моря город прикрывала крепость Вилланова, – заявил Квайр, разбиравшийся в обороне Водачче, наверное, лучше всех, кто присутствовал в этой каюте, – но теперь она разрушена. И нам будет противостоять лишь эскадра Салентинского флота.

Баквит от этих слов рассмеялся так, словно это была лучшая шутка Квайра.

– Да ты, как я погляжу, ещё больший шутник, чем я думал! Всего лишь эскадра Салентинского флота – это ж надо было сказать! Всего лишь!

– Их тоже можно бить, – впервые заговорил Рейс, голос у него был под стать внешности – сиплый, невыразительный, как будто тот не испытывал вовсе никаких эмоций.

– Бить можно всех, вопрос в числе и потерях, – произнёс в ответ Баквит. – Мои ребята брали на абордаж корабли-монастыри святош[10]10
  Уничижительное прозвище салентинцев.


[Закрыть] и валендийцев, но всякий раз это обходилось нам слишком дорого. С кем мы потом пойдём на город? А даже если и выгорит дело, то мёртвым деньги не нужны. Золотой рейд все ведь помнят, верно, господа?

Да, рейд за валендийским золотом из колоний на дальнем юге Чёрного континента можно было назвать удачным. Но только для тех, кто вышел живым из страшного боя с валендийскими морскими пехотинцами, дравшимися до конца. В командах эскадры, вышедшей в рейд, оставалось едва ли по трети от общего числа, среди которой было много раненых, а до родных берегов дошло и того меньше. Если на корабле не хватает рук, то первый же серьёзный шквал может обернуться настоящей катастрофой.

– Осторожность – оправдание трусости, – выдал старинную максиму, времён ещё Энеанской империи, Рейс.

Братья Григи тут же взялись за кортики, которыми так удобно орудовать в каюте, в отличие от длинной шпаги Рейса, но Баквит остановил их взмахом руки. Он снова непринуждённо рассмеялся, как будто его только что не назвали трусом.

– Старой мудрости место на пыльных полках, – заявил он, – её время прошло. Но я знаю Артура Квайра не понаслышке, у него, наверное, уже есть план, как справиться с этой эскадрой без лишних потерь. И лучше бы ему сейчас озвучить его, потому как если плана нет, то я – не в деле, и называйте меня как хотите. Мне плевать.

– Конечно, план есть, капитан Баквит, – расплылся в улыбке Квайр, отдавая должное острому уму морского пса. – Можно поставить орудия с нижних палуб ваших кораблей на разрушенных укреплениях крепости Вилланова и открыть огонь оттуда. Враг точно не будет ожидать залпов из развалин, а при удаче и хорошем маневрировании салентинцев можно поставить в два огня.

Антрагэ был весьма далёк от моря и мало понимал в беседе – он успел трижды пожалеть, что вообще отравился на борт «Стремительного». Но это была хоть какая-то возможность развеять скуку. А вот Берек задумался над словами Квайра всерьёз, как и Баквит, и Рейс. В них было рациональное зерно, за которое стоило ухватиться.

– А кроме того, – продолжил Квайр, выдержав паузу и дав капитанам подумать над его словами, – нам надо будет заглянуть в Аземейнш, где я переведаюсь кое с кем, и это, возможно, позволит нам существенно повысить наши шансы в Водачче.