Текст книги "Багровый прилив (СИ)"

Автор книги: Борис Сапожников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

Глава девятнадцатая
Убийство короля как высокое искусство

С памятной ночи на святого Нафанаила, когда Эпиналь словно помешался и на улицах его реками текла кровь, по настоянию ставшего вскоре кардиналом Адранды Рильера в день памяти этого святого поминали всех невинно убиенных. Тем более что и сам Нафанаил, некогда отказавшийся предать Веру, был предан за это мученической смерти слугами продавшегося Баалу царя, правившего где-то на территории современных Вольных княжеств. Так что день вполне располагал к молебну, который по замыслу Рильера должен был примирить недавних врагов.

Опять же по настоянию кардинала в этот день его величество вместе с избранными придворными, конечно же, в сопровождении Рильера и под надёжной охраной недавно созданного полка гвардейских мушкетёров королевского дома, щеголявших чёрными плащами с вышитыми на них белыми ирисами, пешком шёл от дворца до небольшого аббатства святого Нафанаила, чтобы лично помолиться за всех невинно убиенных и сделать щедрое пожертвование. Не отставали в этом вопросе и те придворные, кто сопровождал короля, и золото в тот день текло рекой в казну аббатства.

Этим летом Рильер убедил его величество, что необходимо обставить своё пускай и короткое, но всё же паломничество с максимальной помпой.

– Это должно напомнить всем о судьбе возгордившегося и павшего герцога Фиарийского, – сказал королю кардинал.

– Будут держать головы пониже, – согласился его величество, бывший человеком не только глубоко набожным, но и любившим обставлять с помпой практически всё, что было так или иначе связано с ним. Обычно кардинал останавливал его, не давая тратить слишком много на выезды, охоты и такие вот паломничества. Однако на сей раз Рильер не только поддержал его, но сам предложил, а потому его величество решил воспользоваться представившейся возможностью в полном объёме.

По улицам Эпиналя от королевского дворца к аббатству святого Нафанаила с самого утра вышла процессия, насчитывавшая почти сотню придворных, во главе, конечно, с его величеством и кардиналом. Их окружали королевские мушкетёры в чёрных плащах, украшенных белыми ирисами, державшими на плечах своё оружие, внимательный взгляд бы заметил ещё и горящие фитили, намотанные на приклады.

Внимательных взглядов, следивших в этот утренний час за процессией, было как минимум два. Первый из них принадлежал капитану Артуру Квайру, второй же – его спутнику, имевшему более чем примечательную внешность. Звался он Джаредом и был наёмным убийцей, быть может, лучшим в Святых землях. По крайней мере, Квайру его услуги обошлись очень дорого. Но водилась за Джаредом и ещё одна черта, которая позволила капитану нанять его, – неумеренное честолюбие. Большинство тех убийц, с кем связывался Квайр, узнавая, кто станет их целью, тут же уходили в тень. Убивать королей готовы далеко не все – это неплохо получается у фанатиков, ведь они не думают, как будут жить после покушения, неважно, удачного или нет, и куда хуже – у профессионалов. Последние вовсе не горят желанием умирать над телом убитого монарха или же отправляться на суд, который завершится продолжительной и весьма эффектной казнью. Профессионалы к тому же отлично понимают, что даже выполни они заказ и скройся, денег, которые им посулили или даже выплатили авансом, они никогда не увидят. Ведь из исполнителей они превращаются в опасных свидетелей, ниточку, размотав которую, можно прийти к заказчикам убийства. А такие ниточки заговорщики предпочитают резать без сожаления.

Однако неуёмное честолюбие Джареда не дало ему отказаться, несмотря на явную опасность предложенного Квайром предприятия. Убить короля Адранды, да ещё и так демонстративно, посреди улицы, – это значило войти в историю. Пускай всего лишь безликой тенью, но тенью, совершившей великий поступок.

Внешностью Джаред обладал более чем примечательной, что вообще-то удивительно для наёмного убийцы. Без двух пальцев семи футов ростом, он постоянно сутулился, из-за чего казался ниже. Джаред был обладателем выдающейся мускулатуры, достойной атлетов времён расцвета Энеанской империи. Голову он брил гладко, а вот на лице оставлял щетину, из-за чего и без того угрюмое выражение его казалось ещё мрачнее. Такая гора мускулов просто обязана быть медлительной, однако Джаред об этом не слышал и двигался с грацией кота. Он вообще напоминал лишённого гривы льва – могучего хищника из саванн Чёрного континента, при этом умевшего подкрадываться в жертве так, что та не замечала его до тех пор, пока рот ей не зажимала широкая ладонь убийцы, а взмах кинжала не перечёркивал горло.

– Отсюда стрелять неудобно, – заключил Джаред, – да и не попасть в короля.

– Ты не забыл, что это халинский, – Квайр выразительно покосился на лежавший между ними длинноствольный мушкет с непривычной формы резным прикладом и длинным стволом, украшенным затейливой гравировкой, – у него же в стволе бес сидит, он бьёт на три сотни шагов без промаха.

– Здесь больше трёхсот шагов, – покачал лысой головой Джаред, – и к тому же стрелять придётся сверху вниз. Хочешь – пали, когда король подойдёт поближе, но без меня.

– Решил-таки в последний момент в кусты удрать? – усмехнулся Квайр, однако Джаред ответил ему своим обычным мрачным взглядом из-под тяжёлых, лишённых волос надбровных дуг, и шутить капитану сразу же расхотелось.

Также смотрел на него милостью Господа король Страндара, оценивая, стоит ли выслушать шпиона или же отправить его сразу в подвал Панкхёрста – королевской тюрьмы, знаменитой тем, что оттуда не вышел ни один заключённый.

– Скажи-ка мне, любезный мой капитан, – обратился тогда его величество к Квайру, – а отчего бы мне не велеть четвертовать тебя завтра же на рассвете? План, предложенный тобой, провалился полностью.

– Отчего же, ваше величество, – тут же попытался оправдаться тот, – Водачче не стал валендийским.

– Лишь потому, что мой не сильно любимый брат Карлос решил проглотить Коибру, что можно назвать весьма мудрым решением. Он замахнулся мечом на Водачче, но ударил кинжалом в куда более ближнюю цель. Усилился и другой мой весьма нелюбимый брат Антуан, чья держава приросла не только Водачче, но и целым герцогством. Я же лишь потерял – доверие моих вернейших морских псов, которым пришлось приплачивать из казны, чтобы сохранить их верность. Слышишь, Квайр, я платил им из казны, которую они должны наполнять своими рейдами!

Его величество перевёл дыхание, Квайр молчал, понимая, что каждое слово приближает его к мучительной казни.

– Ты понимаешь, что стоишь здесь, передо мной, а не вопишь от боли в подвале Панкхёрста лишь потому, что я – стар и сентиментален? Твоя авантюра обошлась Страндару слишком дорого, и если бы не моё особое к тебе отношение, Квайр, тебе уже пилили бы руки-ноги. Однако и моей сентиментальности не хватит надолго. Тебе есть что сказать?

Квайр слушал его величество, снова напомнившего капитану, чьи распутные чресла его породили, и видел, как сильно сдал его король и родитель. Он обрюзг ещё сильнее, опухшие ноги не могло скрыть никакое искусство портных, лицо же приобрело какой-то землистый оттенок. И лишь взгляд из-под, как показалось Квайру, ещё сильнее потяжелевших надбровных дуг оставался прежним – отнюдь не стариковски ярким.

– Я не сумел расколоть Адранду, ваше величество, – поклонился Квайр, – значит, я принесу в неё хаос.

– Каким образом?

Квайру показалось, что ему удалось заинтересовать короля, и он как можно скорее продолжил:

– У вашего весьма нелюбимого брата Антуана ведь нет ни сыновей, ни братьев, ни даже супруги, которая могла бы через девять месяцев родить дитя. Если он умрёт, Адранда надолго погрузится в хаос из-за борьбы за трон.

– Я велю заказать две заупокойных мессы, – произнёс его величество, – одну по рабу господнему Антуану, вторую – по рабу господнему Артуру. Какую из них я оплачу, Квайр, зависит только от тебя.

Капитан тогда согнул спину ещё сильнее и покинул малую комнату для аудиенций таким быстрым шагом, каким только позволяли приличия.

– Убивать королей – высокое искусство, Квайр, – вырвал капитана из не самых приятных воспоминаний Джаред, всё ещё глядевший тому в глаза, – и оно не терпит неточностей и фальши. Надо бить наверняка, а даже из халинского мушкета, в стволе которого бес сидит, убить с трёхсот шагов можно, попав или в голову, или в грудь. Благодаря Красному пауку у его величества лучшие врачи в Святых землях, а он сутки постился перед тем, как выйти из дворца, так что пуля в животе или кишках может и не убить его.

– Поменяем позицию, – предложил Квайр, – чтобы стрелять наверняка.

– Чёрные мушкетёры умеют стрелять не хуже нашего, а порох у них на полках насыпан, пари держу. Видишь, фитили дымятся? Они готовы стрелять в ответ и промахиваются не чаще нас с тобой.

Попадать по залп мушкетёров у Квайра не было ни малейшего желания.

– У тебя есть предложение получше?

– Если ты не опасаешься осквернить святое место кровью короля, то – да.

Квайр сразу понял, что имеет в виду его соратник. Парочка достаточно потрёпанных карминовых ряс ордена святого Нафанаила у них была припасена давно. Для того чтобы добыть их, не пришлось даже проливать ничью кровь, брат-кастелян аббатства, несмотря на показную аскезу и отказ от всего земного, был не прочь сунуть в рукав пяток медяков. Он не знал, для чего у него покупают потрёпанные рясы, однако кривая ухмылка на его лице говорила сама за себя – кастелян сделал очевидный вывод. Очередная парочка прощелыг решила попытать удачу на улицах Эпиналя, прикрываясь одеянием ордена святого Нафанаила. Хорошо подавали монахам, давшим обет нестяжательства, ветеранам войн или калекам, и те, кто не боялся ни Господа, ни баалоборцев, облачались в карминовые рясы, чтобы вечером прогулять все собранные за день подаяния. Брату-кастеляну казалось, что он насквозь видит раболепствующего перед ним Квайра – монах криво усмехался, пряча монеты в рукав, и широким жестом разрешил Квайру взять две рясы похуже. Теперь эти одежды пригодятся для куда более страшного преступления, нежели выпрашивание милости именем святого Нафанаила.

Облачившись в рясы, причём ту, что надел Джаред, пришлось сильно расставить, иначе его под ней было никак не скрыть, будущие убийцы короля огородами пробрались на зады аббатства. Обыкновенно в это время за посадками всё же следили, однако сегодня был праздник и монахи собрались в храме, чтобы помолиться вместе с его величеством. Ближе всего к королю будут стоять аббат и высшие клирики ордена, однако и для простых монахов найдётся место. А уж двигаться через толпу, оставаясь при этом незамеченными, и Квайр, и Джаред умели отлично.

Никто не обратил внимания на двух монахов, вошедших в храм с задов аббатства. Все ждали короля, который должен был появиться в самом скором времени. Квайр с Джаредом также принялись ждать, пока не предпринимая никаких попыток пробраться ближе к алтарной части, где будет молиться его величество с кардиналом и аббатом.

Время тянулось очень медленно. Казалось, солнце замерло на небосводе, а королевская процессия шагала по улицам Эпиналя не быстрее сонной улитки. И всё же, как бы ни муторно было это ожидание, Квайр понял, что его величество задерживается. Сначала часы на башне аббатства пробили девять раз, отмечая начало третьего часа, когда поминают неправедный суд над святым Нафанаилом. В этот час его величество, кардинал Рильер и аббат должны были уже преклонить колена вместе со всеми, кто собрался в храме, и начать читать молитву под негромкий аккомпанемент с хоров. Однако его величество задерживался, и это заставляло ожидавшего его аббата нервничать.

– Они должны уже быть здесь, – тихо произнёс Джаред. – Что могло их задержать?

– Думаю, самовлюблённость его величества, – предположил Квайр. – Он наслаждается каждым шагом, каждым вздохом после убийства герцога Фиарийского. Он считает себя победителем и до сих пор носит лавровый венок в своих мыслях.

В ответ Джаред лишь тихо хмыкнул, но спорить не стал. Он, как и Квайр, видел короля, даже с расстояния в три сотни шагов было заметно, как раздувался от гордыни его величество, сколько самолюбования было в каждом его жесте. Он шествовал через свой город и наслаждался каждым шагом.

Когда ожидание затянулось ещё на четверть часа, нервничать начал уже не только аббат, но и почти все, собравшиеся в храме. Такого неуважения по отношению к братьям ордена святого Нафанаила его величество никогда прежде не проявлял. Монахи начали перешёптываться, и вскоре в храме повис негромкий гул голосов, словно в улье деловитых и при этом весьма раздражённых пчёл.

Квайр с Джаредом вступили в несколько коротких диалогов, однако отделывались лишь парой общих недовольных фраз. Аббатство было достаточно большим, чтобы монахи не знали друг друга в лицо, однако рисковать лишний раз не стоило.

Конец всем пересудам в храме положил колокол. Он ударил тяжким набатом, не тревожным, как при осаде, но каким-то тягучим и скорбным. Квайр и Джаред сразу поняли, что убийцами короля им сегодня не бывать. Скорбный набат подхватили колокола по всему Эпиналю – они возвещали городу и миру, что в этот день и час скончался их монарх.

– И кто же нас опередил? – без спешки направившись к выходу из храма, поинтересовался Квайр.

Ответа у Джареда не было, и он предпочёл промолчать.

Кардинал Рильер смотрел на его величество, величаво вышагивающего рядом с ним, и думал, что всё же стоило настоять на карете. Он слишком беспокоился о безопасности короля. Ведь сейчас именно его величество был единственным гарантом мира и порядка в Адранде. А в том, что жизнь короля в опасности, Рильер был уверен. После убийства герцога Фиарийского, буквально всколыхнувшего всю старую знать, особенно на фоне высказываний последнего, что он не собирается брать корону и довольствуется лишь реальной властью, отобрав её у Рильера, произошло слишком много вроде бы не связанных между собой событий, на которые кардинал, которого не зря звали Красным пауком, не мог не обратить внимания. Слишком тихо сидел в Тильоне граф д’Э, не отказываясь прибыть в столицу, но всячески оттягивая этот момент. Граф де Кревкёр умчался воевать во внезапно оставшееся без хозяина герцогство Мондави и теперь сидел там не только со своей армией, но и с ландскнехтами, нанятыми ещё покойным герцогом Альдиче, которым платили теперь из казны. Кревкёр получил маршальский жезл вместо попавшего в немилость из-за просто неуёмной жадности д’Эпернона, за несколько месяцев едва не разорившего Водачче и пустившего по ветру всё, что сделал для города за своё недолгое правление Альдиче Мондави. Теперь у первого соратника покойного герцога Фиарийского и наставника его сына, графа д’Э, имелась внушительная армия, которую вынуждена была содержать казна. Уведи оттуда войска Адранда, бывшие владения торгового князя тут же подомнут под себя либо Салентина, либо Билефельце. Терять лицо и земли король не мог, а потому приходилось содержать армию под началом не самого благонадёжного, зато весьма талантливого маршала, способного сдерживать репрессалии сразу на двух фронтах.

Но не только эти события заставляли кардинала Рильера мрачно хмурить лоб, особенно в такой день. Его величество шагает по улицам, пускай и в окружении верных мушкетёров королевского дома, чьё оружие заряжено, а вокруг прикладов обмотаны горящие фитили. Они готовы выстрелить в любой момент и по любому врагу или тому, кого примут за врага. И всё равно Рильеру казалось, что король беззащитен, словно новорождённый младенец. Конечно, на богомолье церковные догматы велят отправляться пешком, но его величеству в столице и они не указ, а грех бы ему кардинал, являвшийся духовником и исповедником короля, отпустил с лёгкой душой. Вот только его величество желал показать себя всей столице, чего Рильер не дал ему сделать во время возвращения в Эпиналь из Амбуазского замка. Кардинал слишком опасался за жизнь его величества после убийства герцога Фиарийского и убедил короля отменить свой торжественный взъезд в Эпиналь, ограничившись лишь роскошным балом для верных придворных. Состав гостей, конечно же, утверждал кардинал, а охрану особы его величества несла та самая дюжина верных, что покончила с герцогом Фиарийским. И именно с судьбы дворян, входивших в эту самую дюжину, и начались опасения кардинала за жизнь его величества.

Рильера сильно беспокоило, что д’Эпернон не сумел изловить в Водачче барона д’Антрагэ, и тот как в воду канул. Смерть герцога Мондави, погибшего во время одной из своих тайных, однако не являвшихся секретом для кардинала, охот, Рильер никак не связывал с бегством Антрагэ. В отличие от нескольких дуэлей, на которых были убиты те самые дворяне, она заставила его серьёзно задуматься. А после того как неизвестный умудрился за неполных полчаса оскорбить сразу троих из дюжины и сразиться с ними не где-нибудь, а в Турнельском парке, в душе кардинала начали зреть более чем серьёзные опасения. Мало кто превосходил Антрагэ во владении шпагой, а когда человеком движет жажда мести, он способен творить настоящие чудеса.

– Отчего вы так скорбны ликом, ваше высокопреосвященство? – прервал размышления кардинала его величество, явно наслаждавшийся прогулкой на богомолье.

– Мы идём поминать в молитве невинно убиенных, ваше величество, а смерть каждого невинного есть великое горе в глазах Господа.

– Безусловно, ваше высокопреосвященство, безусловно, – кивнул король, однако показная скорбь в его тоне не могла скрыть всей самовлюблённости помазанника господнего.

Глядя на него, кардинал снова невольно допустил греховную мысль – если бы не Луи де Лоррен, рвавшийся к власти едва ли не сильнее своего брата, быть может, корона сейчас украшала бы голову герцога Фиарийского. Однако тильонский архиепископ слишком уж сильно хотел сменить шёлковый фиолетовый пояс-фашью на красный муаровый, а это могло произойти лишь в одном случае. Отправляться на встречу с Господом раньше назначенного срока Рильер не желал, а потому, пускай и скрепя сердце, не стал противиться убийству герцога Фиарийского и его брата. Это решение принимали король и его первый министр, лицу же духовного сана лучше было не думать о нём. И всё же, если бы не амбиции Лоррена, грозившие самому Рильеру, кардинал взял бы на душу куда более тяжкий грех и все его последствия. Решил же в своё время Отец Церкви, что Каролусу Властителю – последнему правителю Энеанской империи – лучше умереть бездетным, что привело к Войне Огня и Праха и падению империи.

Размышления кардинала снова были прерваны. К возглавлявшему процессию богомольцев королю неспешным шагом направлялся монах в карминовой рясе ордена святого Нафанаила. Лицо монаха скрывалось под капюшоном, как и положено в день поминовения этого святого. Монах был невысок ростом, движения его скрывали полы рясы.

– Далеко же монахи выслали проводника на сей раз, – заметил его величество.

Рильер, занятый своими мрачными мыслями, лишь кивнул в ответ. Каждое слово короля, каждый жест его, явно рассчитанный на публику, каждый взгляд, что кидал его величество украдкой, чтобы прикинуть, смотрят ли на него, – всё это вызывало у кардинала глухую злобу и раз за разом возвращало его к греховным мыслям о цареубийстве. Рильер не обратил внимания на слова короля, пока не стало поздно. Как не придали значения слишком далеко от аббатства ждущему процессию проводнику. Ведь никто не смеет ступить на землю, принадлежащую Церкви, а значит, Господу, без посредства клириков. И поэтому для того, чтобы процессия вошла на территорию аббатства, всегда отправляли монаха, который должен формально пригласить туда короля и сопровождающих его, а после проводить их.

– Вы пришли помолиться за всех невинно убиенных? – задал королю ритуальный вопрос тихим голосом монах, миновавший мушкетёров и остановившийся всего в паре шагов от его величества.

– Всё верно, – кивнул король. – Мы и свита преданных мне идём в аббатство святого Нафанаила, чтобы преклонить колена и помолиться за всех, кто был невинно убиен. Ибо смерть каждого невинного есть великое горе в глазах Господа.

Повторённые королём слова привлекли внимание кардинала. Тот повернул голову к ним, как раз когда монах скинул капюшон резким движением.

– Тогда вам стоило помянуть в своей молитве Рене, герцога Фиарийского, прозванного Львом, – произнёс монах, под капюшоном рясы которого скрывалось лицо барона д’Антрагэ, – убитого по вашему приказу.

Кардинал успел только вскинуть руку, когда Антрагэ отточенным движением опытного бойца ударил его величество сначала в живот, а после в грудь. Как показалось в первое мгновение кардиналу, бил Антрагэ кулаком, однако расплывавшиеся по дублету короля тёмные пятна говорили об обратном. В руках у Антрагэ была сталь. Рильер всё же увидел кинжал, который Антрагэ сжимал в левой руке – той, которой наносил удары королю, когда барон скинул рясу и обнажил короткую рапиру. Ножны с нею Антрагэ привязал к ноге, и её невозможно было заметить под рясой.

– Он убил меня, подлый монах! – воскликнул король, не узнавший Антрагэ. – Убейте его!

Крик его величества как будто вывел замерших от неожиданности мушкетёров из оцепенения. Лейтенанты Сен-Малин и Пекорнэ, конечно же, из числа верной дюжины, у которых не было громоздких мушкетов, выхватили шпаги и бросились на Антрагэ. Но тот не принял боя, лишь парировав их выпады, и бросился бежать прочь – к домам и проулкам меж ними, где так легко скрыться от погони. Всё же мушкетёры не сплоховали – они без команды вскинули оружие к плечу и дали почти слитный залп по убегающему убийце короля. Антрагэ покатился по мостовой, и всем видевшим это показалось, что пули достали его, однако спустя мгновение барон вскочил на ноги и припустил ещё быстрее. Опытный боец, он знал, через сколько выстрелят мушкетёры и вовремя бросился наземь, уходя от пуль.

Сен-Малин и Пекорнэ громко командовали своим людям бежать за убийцей, найти его, притащить сюда, однако склонившийся над королём Рильер их уже не слышал. Он приложил ладонь к побледневшим губам его величества и понял, что король умер. А вместе с ним, вполне возможно, умерла и Адранда.

– Бейте в колокола, – велел кардинал, поднимаясь, – объявите городу и миру, что король умер.

И через четверть часа колокольни в Эпинале одна за другой начали бить скорбный набат по невинно убиенному в день поминовения святого Нафанаила Антуану VIII, милостью Господа королю Адранды.

Столица как будто замолчала после того, как стих колокольный звон. И дело было не только в трауре, объявленном королевским советом по всем правилам – со спущенными знамёнами над дворцом и запретом всех увеселений, но в том, что людей придавил страх. Страх от осознания полной неизвестности, которая ждёт их в будущем. Что будет с Адрандой после смерти бездетного короля? Этим вопросом задавались и в кабинетах как-то враз опустевшего королевского дворца, и в жалких лачугах трущоб и пригородов. Ведь ответ на него повлияет на всех. У короля не осталось ни наследников, ни даже супруги, которая могла бы счастливо понести, о чём сообщили бы через несколько дней после кончины его величества. Теперь Адранду ждал хаос борьбы за власть, которая вот-вот разгорится среди многочисленных родственников короля.

Наверное, лишь два человека во всём Эпинале сейчас не задавались вопросом, что будет дальше со страной. Они шагали по улицам в сторону порта. Пока ещё вдвоём, ибо у каждого осталась пара вопросов к другому, на которые нужно было получить однозначный ответ немедленно.

– Деньги не верну, – первым начал Джаред, – даже не думай об этом, Квайр.

– И не думал, – пожал плечами капитан, отлично понимавший, что получить обратно уже выплаченное убийце более чем щедрое вознаграждение не получится. – В конце концов, король ведь умер, значит – дело сделано. Что до обстоятельств смерти, кого они интересуют? Всем важен лишь результат.

– Как-то ты очень уж легко расстался с деньгами.

Джаред нахмурился, что при его внешности выглядело более чем угрожающе.

– Как будто они – мои, – легко солгал Квайр, которому на самом деле пришлось платить своими деньгами убийце – Роджер IV не выделил ему ни медяка из казны на расходы. – Казённые деньги тратить легко и где-то даже приятно.

– Вот почему ты не торговался даже, – кивнул бритой головой Джаред, – а я уж думал, что ты решил избавиться от меня после дела.

Квайр, хотя они с убийцей и шагали по мостовой, словно наяву услышал треск льда под ногами. Очень тонкого льда.

– Для начала я не знаю, куда ты припрятал денежки, – пожал плечами Квайр, стараясь выглядеть всё таким же спокойным. – Вряд ли ты таскаешь их с собой.

– Что верно, то верно, – согласился Джаред, но продолжать не стал, давая капитану возможность говорить дальше.

Однако и Квайр не спешил продолжать опасный разговор, который мог – да проклятье! – он просто должен был закончиться кровопролитьем.

– Я не нравлюсь тебе, Квайр, – скривил губы в очень неприятной усмешке Джаред, – потому что мы слишком похожи друг на друга. Ты готов попробовать прикончить меня кинжалом или пистолетом, которые прячешь под плащом. Я знаю об этом и готов не дать тебя сделать это. Прольётся кровь, потому что оба мы умеем убивать и знаем, как не дать убить себя.

Он говорил спокойно и размеренно, как будто речь шла не о крови, которая должна вот-вот пролиться. И в исходе схватки с могучим Джаредом капитан Квайр не был уверен. Он был сносным бойцом, но не более того – не прикончи он Джареда в первые мгновения, сам станет покойником. А раз убийца готов отразить атаку, то шансы Квайра не слишком велики, хотя в запасе у капитана куда больше, нежели припрятанные под плащом кинжал и пистолет. Ему было чем удивить Джареда, но хватит ли этого, чтобы убить его – в этом Квайр вовсе не был уверен.

– И что дальше? – предпочёл слово делу капитан. – Начнём убивать друг друга?

– Я бы предложил разойтись мирно, – удивил Квайра убийца. – Я получил свои деньги, а ты – смерть короля. Уверен, ты присвоишь чужую заслугу себе, – уж это-то Квайру было делать не впервой, – и оправдаешь все из казённых денег, а может, и оставишь кое-что сверху себе. Все довольны и живы. Я даже дам тебе скидку, если обратишься снова к моим услугам, вдруг всё снова обернётся так…

Джаред не закончил фразу, прищёлкнув пальцами.

Квайр думал несколько шагов, но не нашёл подвоха в словах убийцы. Он остановился – замер рядом с ним и Джаред – и протянул ему руку, скрепляя их договор. Рукопожатие было крепким, хотя отнюдь не дружеским. Расцепив руки, шпион и убийца пошли каждый своей дорогой и вскоре скрылись в лабиринте припортовых улиц Эпиналя.