Текст книги "Багровый прилив (СИ)"

Автор книги: Борис Сапожников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

Глава седьмая
Тяжёлые фигуры

Граф Филипп де Кревкёр недолюбливал своего дальнего родича по женской линии. Он никогда не звал торгового князя Альдиче Мондави кузэном, ограничиваясь формальным обращением. И всякий раз, когда Мондави, видимо, знавший об этой неприязни называл его «кузэн», де Кревкёру стоило известных усилий не кривиться. Однако сегодня он вынужден был довольно много времени провести вместе с торговым князем и командиром его наёмников – они составляли штаб небольшой, но очень хорошо подготовленной, обученной и вооружённой армии. Той армии, которая должна была принести Водачче торговому князю Мондави, а его расширившиеся владения – сюзерену графа де Кревкёра, герцогу Фиарийскому. Что будет дальше, де Кревкёр предпочитал не задумываться – о некоторых вещах лучше не знать.

– Завтра я отправляюсь в Водачче, чтобы провести переговоры с его дожем, – сообщил Мондави. – Там я повторно встречусь с Антрагэ, чтобы подтвердить наши договорённости и поставить его в известность о вашем прибытии. И о готовности моей наёмной армии, конечно.

Де Кревкёр до сих пор не очень понимал, для чего вообще надо было вовлекать в эту авантюру опального Антрагэ. Разве что сюзерен проявил милосердие и убрал Антрагэ из ставшего для него слишком опасного Эпиналя. Во второй раз король ему смерти своего миньона не простит.

– Если нам не откроют ворота, то о городе мы можем только мечтать, – заявил Якоб Лангемантель, командовавший ландскнехтами на службе торгового князя. – У меня нет ни пушек, ни достаточного количества солдат, даже с вашими рейтарами, граф, чтобы взять его.

– Вам не надо его штурмовать, – отмахнулся Мондави, говорил он размерено и тихо, не отрывая взгляда от карты Водачче и его ближайших окрестностей. В этот момент он был похож на законоучителя, втолковывающего прописные истины из Книги всех книг нерадивому недорослю. – Когда вы подойдёте к стенам, внутри всё уже закончится тем или иным образом. Вашей задачей будет наведение порядка в городе и уничтожение последних очагов возможного сопротивления. Граф де Кревкёр же любезно согласился сопровождать меня и мою супругу, его двоюродную племянницу, во время визита в Водачче.

Де Кревкёр, несмотря на всю неприязнь к Мондави, не желал отпускать с ним свою родственницу, к которой бездетный граф питал весьма тёплые чувства, в город, что станет весьма и весьма опасным почти сразу после их прибытия. Кревкёр отлично понимал резоны Мондави – человек, прибывший с супругой, сразу демонстрирует мирные намерения, от него ждут угрозы в меньшей степени. Вот только для торгового князя это расчётливый ход – он готов был рискнуть собой и супругой в Водачче ради того, чтобы получить себе этот город. И де Кревкёр сопровождал его лично, а вся охрана Мондави теперь состояла из чёрных рейтар – личного полка графа. Торговому князю это не понравилось, однако спорить с представителем будущего сюзерена, за которым к тому же стояли три полка преданных лично ему рейтар, он не стал.

– Проще пареной репы, – хмыкнул Лангемантель, любивший прихвастнуть своим простонародным происхождением, особенно в компании высокородных особ. – Да только есть ещё одна проблема. Этим утром подтвердились сведения, полученные от разведчиков. Те всадники, которых видели третьего дня, действительно – Чёрные полоски.

Де Кревкёр знал об этом – ведь разведчики, уже дважды замечавшие подозрительных всадников неподалёку от военного лагеря Мондави, были его собственными рейтарами. Они первым делом докладывали обо всём ему, и уже после граф решал, что стоит знать Мондави и Лангемантелю, а о чём пока лучше умолчать.

Чёрные полоски или Банда Нере, как их чаще называли на салентинский манер, ведь именно там они прославили себя. Первая наёмная рота, а после бригада, полностью состоящая из одних только всадников – сначала вооружённых аркебузами, а потом современными облегчёнными мушкетами и пистолетами. Де Кревкёр во многом ориентировался на их командира Джованни делла Банда Нере и втайне лелеял мечту однажды сойтись с ним на поле боя, чтобы решить, кто лучший всадник и стратег кавалерийской войны. И сейчас ему вполне могла представиться такая возможность.

– На кого они могут работать? – спросил Мондави, ни к кому конкретно не обращаясь. – Или мне стоит ждать, что тут Сконья завтра появится со своими солдатами? А может, и сам Вестини?

– Ничего исключать нельзя, – покачал головой Лангемантель, – но я думаю, Чёрные полоски наняты салентинцами. В Водачче прибывают титулованные особы и клирики высокого ранга из Феррары, а у них достаточно врагов, которые могут устроить засаду по пути в город.

– Наш лагерь они не видели и с моими рейтарами не встретились, так что опасности пока нет. Но если они расширят зону поисков, придётся думать о новом месте.

– Мне есть куда отойти, – заверил его Лангемантель, – даже несколько запасных мест для лагеря имеется. А ваши рейтары, граф, и вправду справляются отлично. Уверен, они сумеют вовремя предупредить нас об опасности.

– Тем лучше, – кивнул Мондави. – Завтра мы покидаем лагерь, чтобы встретить тех самых титулованных особ и клириков высокого ранга и вместе с ними войти в Водачче.

Торговый князь всё продумал заранее – он якобы ехал из своего поместья на первую годовщину присоединения Водачче к Салентинской унии. Ничего удивительного и подозрительного – его земли расположены близко к владениям Водачче, и для встречи и переговоров с дожем имеется вполне благовидный предлог.

Рамиро да Коста – приор ордена рыцарей Веры обладал невероятно аристократической внешностью. Никто не знал, отчего он избрал для себя такую стезю – рыцаря-монаха, отрекшегося от всего мирского в пользу Веры и Господа. Он коротко стриг свои светлые волосы, доставшиеся в наследство от череды предков-аристократов, чей род уходил в века, восходя к прежнему рыцарству Ниинского полуострова. Тех самых светловолосых воинов Каролуса Властителя, что были почти полностью истреблены вторгшимися с севера Чёрного континента амагизами после того, как Энеанская империя рухнула после Войны Огня и Праха, и графы Валендийской марки с королями Астурии остались одни против них. Он носил старомодные доспехи, как и все сопровождавшие его рыцари, кирасу каждого украшал искусно вычеканенный символ Господа. Правда, от тяжёлых мечей и длинных пик рыцари Веры отказались в пользу современных шпаг и пистолетов с колесцовыми замками. Да и доспехи они нацепили лишь для того, чтобы произвести впечатление на стражников в воротах Водачче. Рамиро совсем не нужно было, чтобы их тщательно проверяли – ведь один из облачённых в кирасу воинов не имел никакого отношения к ордену.

Официально Рамиро ехал в Водачче с миссией от короля и кардинала Валендии. Он должен был вручить дожу грамоту, скреплённую большой печатью, в которой его величество милостью Господа король Валендии Карлос IV признавал Водачче частью Салентинской унии. Не то чтобы это было так уж нужно дожу и самой Салентине, однако отказать рыцарям Веры никто не посмел – оскорблять один из последних орденов воинствующих монахов, прославивших себя в многочисленных войнах Реконкисты, было бы слишком опрометчиво. Для всех в Святых землях внутрицерковные дрязги должны оставаться тайной – Церковь Господа обязана быть монолитом, и то, что валендийский кардинал фактически не подчиняется Святому престолу, а Роджер IV издал эдикт о том, что кандидатуру на роль страндарского кардинала утверждают король и парламент, никогда не станет достоянием широкой общественности. Авторитет Церкви и без того был расшатан в недавние годы после провальных Походов за Веру против виистанских еретиков, и лишь благодаря усилиям Симона VIII начал хотя бы немного восстанавливаться.

Удивительно, как меняет человека униформа – достаточно надеть кирасу с символом Веры, чтобы тебя переставали узнавать те, кто, не прошло и года, как сгибали перед тобой спину. Никто не узнал торгового князя Джованни Вилланову, когда тот въехал в Водачче вместе с отрядом рыцарей Веры, возглавляемым Рамиро да Костой.

Графу Строззи стоило больших усилий уговорить приора рыцарей Веры взять Вилланову с собой. Конечно, способ маскировки был просто идеальный – никто не заподозрит, что беглый торговый князь вернётся в Водачче в образе воинствующего монаха. Вот только устав ордена рыцарей Веры очень строг, и в нём есть прямой запрет использования их одеяния, доспехов и символов людьми, не состоящими в ордене. Строззи удалось убедить несгибаемого приора, сославшись на оговорки времён Походов за Веру, когда после поражений от последователей пророка Мегбера рыцари были вынуждены бежать из Рассветных земель, которые навсегда отошли к Халинскому халифату. Оговорки эти смягчали строгий запрет в том случае, если некой весьма важной особе грозит смертельная опасность. Вилланова был особой, как ни крути, более чем важной, и опасность ему в Водачче грозила воистину смертельная. За его голову нынешний дож назначил весьма внушительную награду – торговый князь обвинялся в торговых махинациях, контрабанде и измене Вере в Господа. Обычная, впрочем, триада для Салентины, ведь за первые два преступления состоятельный человек мог отделаться внушительным штрафом, а вот третье сулило ему лишь одно – смерть.

Переодетый лишь в часе верховой езды от стен Водачче в доспехи рыцаря Веры Вилланова въехал в город. Самым большим испытанием для него было держать на лице всю дорогу такую постную мину, как у остальных рыцарей, и лишь когда они проезжали под аркой ворот, и никто не видел его, торговый князь позволил себе на мгновение скривить губы в привычной ухмылке. Всё складывалось как нельзя лучше.

Мануэль де Муньос герцог Бардорба в юности был настоящим атлетом и грозой придворных красавиц. Однако возраст, привычка никак не ограничивать себя в еде, вине, и, конечно же, женщинах наложили на него свой отпечаток. Он никогда не видел короля Страндара, но, как и многие мужчины определённого склада характера, прошёл тот же путь, что и Роджер IV. Теперь Бардорба обрюзг, лицо его с тяжёлыми брылами не вызывало восторга у дам, а из-за лысины, лишившей волос всю макушку, герцог стал похож на монаха. Из-за кустистых бровей и тяжёлых надбровных дуг казалось, будто Бардорба всё время дремлет, как старый дед, проводящий больше времени во сне, нежели наяву.

Однако Алессандро де Сантос граф Строззи слишком хорошо знал этого человека, чтобы поддаться на его отлично продуманные и разыгранные уловки. Ум герцога Бардорбы был остёр, и он мог дать фору многим политикам куда моложе него. Строззи недолюбливал герцога, хотя и признавал его роль в прекращении гражданской войны между королём и аристократией, терзавший Валендию долгие годы. Вот только способ, которым Бардорба заставил лидеров оппозиции и короля сесть за стол переговоров, был не слишком привлекателен. Бардорба пригрозил всем вторжением виистанцев, которые легко могли миновать перевалы и ударить по восточным провинциям Валендии, расквитавшись за все поражения и обиды, нанесённые во время не такой уж давней войны. Строззи понимал такое давление на обе стороны, но не мог принять его.

Нынешнего решения герцога он даже не понимал. Главу рисколомов не посмели задержать в приёмной герцога, сославшись на важные дела. Если быть честным, в тот момент граф Строззи готов был ворваться в кабинет, даже если Бардорба там находился вместе с королём и кардиналом. Он должен узнать, почему проклятый герцог отдал свой проклятый приказ, и он узнает, чего бы это ни стоило.

Герцог был в кабинете один, он стоял у окна и смотрел на расцветающую под ранним летним солнцем Альдекку. Погода в столице Валендии стояла прекрасная, и жители от мала до велика наслаждались ею, пока приятное тепло не превратилось в обжигающую жару, из-за которой мало кто будет выбираться из дому днём.

– Лучшее время для начала войны, граф, верно?

Герцог отвернулся от окна и подошёл к столу, тяжело опустившись в приставленное к нему кресло. Строззи в несколько широких шагов пересёк кабинет и упёрся руками в столешницу, обитую синим сукном, украшенным вышитыми золотом звёздами.

– Самое лучшее, герцог, и поэтому я полон недоумения. Вы запретили транспортам выходить из гавани Брессионе, и более того, велели вернуть полки, готовые взойти на борт, в казармы. Мои люди докладывают, что Медина-Сидония готов был разорвать ваш приказ в клочья. Он кричал, что вы ему не указ, что он, как и вы, гранд королевства первого класса, и поносил вас по-всякому.

Последние слова Строззи произнёс не без некоего внутреннего удовольствия. Ему доставляло радость цеплять Бардорбу в надежде вызвать у вечно напоказ сонного герцога хотя бы тень эмоции. Пускай даже и раздражения.

– Мне докладывали об этом, – кивнул тяжёлой головой Бардорба, у которого, конечно, были свои шпионы, мало уступающие рыцарям мира. – Я велел даже изготовить подробный список всех поношений в мой адрес, высказанных герцогом Медина-Сидония. Надо сказать, он весьма изобретателен по части ругательств – парочка заставила меня улыбнуться.

– Рад, что это доставило вам удовольствие, герцог, но может быть, вы потрудитесь объяснить мне причины этих приказов? Вы же знаете, не можете не знать, какую операцию срываете. В неё вложены более чем серьёзные силы и средства.

– И они себя оправдают до некоторой степени. Вы так увлеклись своей затеей в Водачче, что совсем перестали смотреть по сторонам, граф, и пропустили одну очень важную новость. Третьего дня его величество Жуан Второй Совершенный покинул юдоль скорби и отправился к Господу. Хотя вряд ли кто-либо из властей предержащих может на самом деле попасть к нему – наше место в Долине мук, исповедуйся мы даже по семь раз на неделе, как Антуан Восьмой.

Это меняло всё – абсолютно всё. И было весьма неприятной новостью для графа Строззи – ведь она означала, что либо он, на самом деле, слишком сосредоточился на Водачче, либо шпионы герцога при дворе покойного Жуана Второго превзошли его рыцарей мира. И то и другое значило одно – он теряет хватку, а это всегда прескверная новость для человека его профессии.

Выходит, Водачче отставляется на задний план, и теперь главной целью становится Коибра. Строззи готов был душу прозакладывать за то, что в самом скором времени генерал Медина-Сидония перестанет проклинать герцога Бардорбу, запретившего кораблям плыть в Водачче и снявшего с них солдат. Ведь эти полки, наверное, уже готовятся шагать по пыльным летним дорогам на запад – к границе с Коиброй. Королевством, оставшимся без короля, и, что самое страшное для государства, без прямого либо объявленного почившим монархом наследника. Внутренние свары, грызня аристократических родов, и, конечно же, приглашение короля из-за границы, которым вполне может стать, к примеру, Карлос IV, милостью Господа король Валендии. Вот на чём теперь стоит сосредоточиться в первую очередь, оставив Водачче в далёких планах.

– А как быть с теми, кто уже отправился в Водачче? – спросил Строззи, хотя на самом деле ответ был ему известен. Вот только услышать его он хотел от Бардорбы.

– Они сыграют свою роль до конца, – кивнул в ответ своей тяжёлой головой герцог. – Государству не нужно столько профессиональных солдат, совершенно не подготовленных к мирной жизни. Вряд ли в скором времени грянет большая война, а для того, чтобы разобраться со всеми недовольными в Коибре, хватит и регулярной армии. Эти люди не знают ничего, кроме как владеть оружием, они опасны для государства, а значит, от них нужно избавиться. Фиаско в Водачче – это наилучший выход.

– Вы называете их опасными, но разве не государство сделало их такими? – зло спросил Строззи. – Они дрались за Родину в Адранде и Виисте, осаждали неприступные замки, гибли сотнями под ядрами и пулями, их убивали монстры, призванные еретиками. Но что они получили от Родины за свою кровь? Жалование им задерживали и выплатили далеко не всем, а уж о пенсии, положенной солдатам короля, и вовсе говорить не стоит.

– Увы, это так. Вы тратите огромные суммы из казны на свои операции, но явно не знаете, что если бы король расплатился со своими солдатами – и я говорю только о долге по жалованию – казна бы опустела. – Бардорба сделал короткую паузу и добавил: – Дважды. У нас было слишком много солдат, а сейчас слишком мало денег.

– И вы решили избавиться от них.

– Вы такой же государственный деятель, как и я, граф. Вы должны понимать, что человеческая жизнь в делах королевства ничего не стоит. В том числе моя или ваша. Число бывших солдат, болтающихся без дела, надо существенно сократить. Они и без того сослужили дурную службу во время недавних волнений.

– Конечно, ведь у взбунтовавшихся аристократов были деньги, а у короля – нет.

– По этой причине – тоже. Теперь же давайте закончим разговор и перейдём к более насущным делам, а именно к Коибре. Без помощи рыцарей мира нам там не справиться.

Граф Строззи, как назло, вспомнил об Эшли де Соузе, который сейчас, наверное, уже подходит к стенам Водачче вместе с теми из бывших солдат, кто отправился туда пешком. Ему было жаль преданного и очень умелого рисколома, вот только прошлое отказывалось отпускать Эшли, из-за чего тот иногда терял контроль над собой. Это было серьёзным недостатком для рисколома, так что, выходит, серьёзной потерей его гибель не станет. Бесчеловечная мысль, однако герцог преподал Строззи жёсткий урок, и как бы ни хорохорился граф, вспоминая о тяготах жизни отставных королевских солдат, он этот урок усвоил. Точнее, усвоил-то он его давным-давно, сейчас Бардорба ему просто напомнил кое-какие истины, о которых не стоило забывать.

– А как же Рамиро да Коста? – вспомнил об ещё одном участнике будущих событий в Водачче Строззи.

– Несгибаемый приор рыцарей Веры, – будто бы самому себе произнёс герцог. – От этого человека так просто не избавиться. Но хорошо, что сейчас он будет далеко от Коибры. Без него я сумею убедить кардинала держать рыцарей Веры подальше оттуда. Они склонны слишком уж рьяно наводить порядок, а вот как угроза для сомневающихся аристократов Коибры подойдут идеально.

– И всё же вы ничего не знаете о том, почему в Водачче отправился сам приор, ведь для такой миссии хватило бы просто лейтенанта.

– Это тайна и для меня, – развёл руками герцог Бардорба, и на лице его отразилось искреннее сожаление. – Мне ведомо лишь, что перед отъездом у Рамиро состоялась долгая беседа с кардиналом. Быть может, благодаря ей вам и удалось уговорить приора взять в отряд одну весьма сомнительную, но нужную в Водачче особу.

Строззи подумал, что и опальный торговый князь Вилланова в некотором роде является человеком, от которого лучше избавиться. И вернуть его в Водачче было самым разумным выходом.

Кардинал Серхио Филиппе де Рио-Оливарес никогда не претендовал на лавры Красного паука Рильера, совмещавшего мирской пост первого министра Адранды с духовным. Политикой, по мнению Рио-Оливареса, должны заниматься люди вроде герцога Бардорбы – у них это хорошо получается. Сам же кардинал сосредоточился исключительно на духовном наставничестве его величества и грандов королевства, не давая угаснуть их религиозному пылу. Он вёл активную переписку с Феррарой и личную – с Отцом Церкви. Симон VIII не раз просил кардинала повлиять на политику короля в отношениях с Родиной Отца Церкви – Коиброй. Однако всякий раз Рио-Оливарес отговаривался тем, что влияния на короля в этих вопросах не имеет никакого. Конечно же, кардинал лгал Отцу Церкви, и тот, конечно же, не верил ни единому слову, но переписка продолжалась. Она доставляла некое удовольствие обоим, ведь в прошлом оба они претендовали на Святой престол, но Хитрый коибриец, как звали тогда нынешнего Отца Церкви, сумел опередить Рио-Оливареса.

Однако главной страстью Рио-Оливареса, как и Симона VIII, были тайные знания. Те самые, за которые даже гранду Валендии или иному аристократу со сравнимым положением в Святых землях грозил бы костёр. Да и многим высокопоставленным клирикам – тоже, хотя их обычно не сжигали, предпочитая решать столь деликатные проблемы, как скатившийся в ересь епископ, келейно, путём отравления, например.

Именно эта страсть заставила кардинала, узнавшего о сложностях, возникших у графа Строззи относительно включения в отряд рыцарей Веры одной более чем сомнительной особы, вызвать к себе на аудиенцию несгибаемого приора – Рамиро да Косту.

Как всегда безукоризненно одетый в тёмный костюм с вышитым на груди красной нитью символом Веры, Рамиро казался неким идеализированным современным рыцарем. Рапира и кинжал на поясе, сапоги начищены до зеркального блеска, коротко остриженные волосы правильно уложены, как будто он пользуется услугами куафёра, хотя кардинал знал, что это не так, щёки гладко выбриты, а дозволенные уставом усы и бородка в полном порядке, хотя и к услугам цирюльника приор также никогда не прибегал. Он следил за своей внешностью сам, как и предписывал устав ордена рыцарей Веры.

Сделав три шага, Рамиро быстрым движением воина опустился на колено и поцеловал подставленный перстень кардинала. Рио-Оливарес благословил приора и первым заговорил, не дожидаясь обычных приветствий.

– Я призвал тебя к себе, – сразу расставил приоритеты в разговоре кардинал, давая понять, что в его скромно и даже аскетично обставленном кабинете сейчас присутствуют два человека, стоящих на разных ступеньках церковной иерархии, – чтобы напутствовать и благословить на важное дело, кое ты собираешься сотворить в Водачче.

– Вручение пустых грамот и прикрытие жалкого труса, бежавшего от врагов, – не то дело, на какое стоит тратить время и ваше благословение. Туда отправится лейтенант – этого будет довольно.

– Отложи свои более важные дела, приор, и внемли мне. Рыцари Веры отправятся в Водачче не только для того, чтобы вручить грамоты, они точно будут присутствовать на праздничном молебне в честь первой годовщины вхождения города в состав Салентинской унии.

– Том самом, на котором её дожу вонзит нож в спину Вилланова. Мне ведомо это, но всё ещё неясно, почему моё присутствие там может быть важно?

Для того чтобы ответить на его вопрос, кардинал взял со стола лежавший на нём внушительный фолиант и открыл на заранее заложенной странице.

– На этой гравюре изображена знаменитая реликвия Водачче, – передав фолиант Рамиро, пояснил он. – Конечно, ни один художник, даже самый одарённый, не смог бы передать всю изменчивость природы этой реликвии, оставшейся со времён расцвета Энеанской империи. В день торжественного молебна её обязательно вынесут из реликвария, а по завершении его дож Водачче передаст её в дар Святому престолу.

– А в неразберихе, что наступит после того, как Вилланова убьёт дожа, я должен завладеть для вас этой реликвией.

Рамиро да Коста всегда всё схватывал на лету. Он бережно закрыл фолиант, на страницах которого была изображена реликвия, и положил книгу на стол.