Текст книги "Тайны финской войны"

Автор книги: Борис Соколов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

Вот как развивались события на этом театре. Действовавшая тут советская 14–я армия по своему составу фактически представляла собой всего лишь усиленный стрелковый корпус: 3 стрелковые дивизии, 2 танковых батальона, авиационная бригада. 25 ноября, когда еще не была закончена переброска морем 52–й стрелковой дивизии, 14–я армия насчитывала 38 822 человека, 217 орудий и 38 танков. Строго говоря, для тех небольших подразделений, что были у финнов в районе Петсамо, такое количество советских войск явно избыточно. Тем более что никакого влияния на исход войны бои на этом сугубо второстепенном направлении оказать не могли, а природные условия (тундра) не позволяли вообще использовать большие силы.

Даже тот факт, что командование Красной Армии весьма опасалось высадки англо – французского десанта на Кольский полуостров, не оправдывает неразумной концентрации войск на Крайнем Севере. Ведь для охраны собственно побережья были выделены лишь основные силы 14–й стрелковой дивизии. Из ее состава только один полк участвовал в боях с финнами.

К исходу 30 ноября войска 14–й армии овладели западной частью полуостровов Рыбачий и Средний и начали продвигаться к Петсамо и Линнахамари. 104–й горнострелковой дивизии 14–й армии была поставлена задача с рубежа реки Титовка овладеть районом Луостари во взаимодействии с 95–м стрелковым полком 14–й дивизии и 58–м стрелковым полком 52–й дивизии, наступавшими с полуострова Рыбачий. В дальнейшем соединения 14–й армии должны были продвигаться на юг, чтобы содействовать наступлению 9–й армии и попытаться взять с него противника в клещи.

Против 104–й дивизии первое время неприятеля вообще не было, и она совместно с пограничниками двигалась на запад, не встречая сопротивления. Основные силы финской армии в районе Петсамо (Печенги) в составе одного усиленного батальона до 2 декабря удерживали два наших полка на перешейке, отделявшем полуостров Средний от материка. К вечеру 2 декабря 58–й и 95–й стрелковые полки заняли Петсамо, после чего началась переброска в этот порт из Мурманска остальных частей 52–й стрелковой дивизии.

3 декабря советские войска взяли Луостари. Финны начали отход, опасаясь окружения. 95–й стрелковый полк возвратился на полуостров Рыбачий, а 58–й, чьи станковые пулеметы и артиллерия еще находились в пути на Петсамо, занял оборону. В этой ситуации командование 104–й горнострелковой дивизии отдало приказ о подготовке налета на позиции противника в ночь на 5 декабря. Распоряжение не было отменено и после того, как пограничники, хорошо владевшие лыжами и знавшие местность, известили штаб дивизии о том, что они не смогут участвовать в операции.

Сначала операция развивалась успешно. Роте 273–го полка удалось захватить 5 автомашин и 3 орудия, но часовой, убитый мгновением позже, успел подать сигнал тревоги. В ночном бою командир потерял управление ротой, которая при контратаке противника отошла, ведя беспорядочный огонь. Финны не только вернули потерянные было орудия, но и добавили к ним трофеи: 4 станковых и 4 ручных пулемета. Потери в личном составе злополучной роты составили почти половину штатной численности: 33 убитых и 32 раненых. Лейтенанта, который так неудачно командовал ротой, отдали под суд и расстреляли.

12 декабря после подхода всех подразделений 52–й стрелковой дивизии наступление возобновилось. Финны начали отходить по шоссе на Рованиеми, минируя его и устраивая завалы. 15 декабря они оставили без боя поселок Сальмиярви. Вечером 16 декабря подразделения 58–го стрелкового полка встретили упорное сопротивление противника, оборонявшегося на 95–м километре шоссе. Финны вели бой до вечера 17 декабря и отошли, увидев, что против них разворачивается весь полк, поддерживаемый ротой танков и дивизионной артиллерией. На следующий день полк занял поселок Питкиярви.

Начальник штаба 104–й дивизии, думается, был одним из немногих советских командиров, кто по – на– стоящему ценил жизнь своих подчиненных. В журнале боевых действий дивизии он оставил запись о бое 17 декабря: «Излишняя смелость командного и политического состава привела к большим жертвам». А по донесениям, за весь период боев с 1 по 18 декабря 1939 года дивизия потеряла всего лишь 7 человек убитыми и 54 ранеными.

19 декабря командование 104–й дивизии получило приказ штаба 14–й армии о переходе к обороне. К этому времени 58–й стрелковый полк, являвшийся головным, находился на 110–м километре дороги, продвинувшись несколько юго – западнее Питкиярви. Потери всех частей и соединений 14–й армии за месяц, с 30 ноября по 30 декабря 1939 года, составили 64 человека убитыми, 111 ранеными, 2 пропавшими без вести и 19 погибшими от разного рода несчастных случаев, в основном от пожаров.

Потом на Крайнем Севере установилось долгое затишье. Несколько небольших боев произошло там лишь в последние две недели войны. 26 и 27 февраля 52–я стрелковая дивизия вела бой с целью вывести из окружения разведывательный отряд штаба 14–й армии. 205–й стрелковый полк атаковал противника на 106–м километре шоссе Петсамо – Рованиеми – причем часть финнов, численностью около роты, вынуждена была уйти на территорию Норвегии. 7 марта этот же полк при поддержке 411–го танкового батальона овладел поселком Наутси, потеряв при этом всего 2 человек убитыми и 6 ранеными. Именно 52–я стрелковая дивизия, выполнявшая сугубо тактическую задачу, глубже всех проникла на территорию Финляндии: с занятием Наутси она достигла 150–го километра Ро– ваниемского шоссе. Ее потери были незначительны: за всю войну в дивизии погибли 63 человека (из них 6 – при пожарах в землянках), 134 были ранены (из них 22 обожжены при пожарах), 6 – контужены и 133 – обморожены. 14–я же армия в целом за период с 30 ноября 1939 года по 13 марта 1940 года потеряла 181 убитого, 2 пропавших без вести, 301 раненого и 101 обмороженного. Однако тут небольшие потери были следствием не какого‑то особого умения командующего армией комкора Валериана Александровича Фролова, а слабым сопротивлением финнов.

Совсем иной была ситуация на линии Маннергейма и в районах к северу от Ладожского озера. Важнейшим в стратегическом отношении участком фронта был Карельский перешеек, с овладением которым открывалась прямая дорога на Хельсинки.

Здесь в начале войны 6 финских пехотных дивизий вместе с приданными им частями усиления насчитывали 133 тысячи человек, 360 орудий и минометов и 25 танков. Они были объединены в армию «Карельский перешеек», которую по имени командовавшего ею до 20 февраля 1940 года генерала называли еще «армией Эстермана».

Наступавшие на линию Маннергейма войска советской 7–й армии имели 400 тысяч бойцов и командиров, 1,5 тысячи орудий и минометов и более 1 тысячи танков. Их поддерживали около 700 самолетов, а также артиллерия и авиация Балтийского флота.

Первоначально 7–й армии противостояли лишь слабые финские части прикрытия численностью около 22 тысяч человек. Они смогли с боями отойти к главной полосе обороны. Гражданское население с оставляемой территории эвакуировалось, а дома и постройки сжигались, чтобы в них не могли разместиться советские войска. Таким образом, финны первыми во Второй мировой войне применили тактику «выжженной земли». При этом им удалось практически полностью эвакуировать свое мирное население – в отличие от советской тактики «выжженной земли» в 1941 году и от немецкой тактики «выжженной земли» в последующие годы, когда дома уничтожались специальными командами «факельщиков», а большинство жителей эвакуировать так и не успевали.

Вечером 2 декабря 1939 года, на третий день боев, преодолев предполье, к линии Маннергейма у устья реки Тайпален – йоки подошла первая из советских дивизий – 49–я стрелковая, входившая в состав 19–го стрелкового корпуса. К 12 декабря финских укреплений достигли и основные силы советской 7–й армии. Наступление проходило трудно.

Первоначально штаб армии планировал высадить в тыл укрепленного района в устье Тайпален – йоки противника десант с боевых и вспомогательных кораблей Ладожской военной флотилии, но как раз 2 декабря

пришел приказ об отмене высадки «ввиду отсутствия транспортных судов». Поэтому возникла необходимость форсировать реку, представлявшую собой серьезную водную преграду. Тайпален – йоки у устья в ширину достигала 180, а в глубину 8 метров. Вода в реке еще не замерзла. Западный скалистый берег был хорошо укреплен противником, а восточный, пологий, занятый нашими полками и батальонами, отлично просматривался финнами с наблюдательных пунктов. Для переправы через Тайпален – йоки 49–я дивизия получила в оперативное подчинение 19–й стрелковый полк 142–й стрелковой дивизии, 116–й артиллерийский полк резерва Главного Командования (РГК) и 2 моторизованных понтонных батальона. Для обеспечения внезапности форсирования реки командир дивизии комбриг П. И. Воробьев отдал приказ использовать дымовую завесу, однако командующий 7–й армией комкор В. Ф. Яковлев почему‑то запретил применение дымов.

Артиллерийская подготовка началась в 8 часов утра 5 декабря и продолжалась 4 часа. Она не дала ожидаемого результата, поскольку командиры полков и батарей не имели сведений о расположении огневых точек и укреплений противника. Стреляли по площадям и в белый свет как в копеечку.

Форсирование реки происходило на трех участках. На первом переправлялись 2 роты 15–го стрелкового полка, на втором 2 батальона 222–го стрелкового полка 49–й дивизии, на третьем – 19–й полк 142–й стрелковой дивизии. На первом участке две роты, высадившись с резиновых лодок, смогли захватить открытый маленький пятачок на западном берегу, но вскоре были прижаты к з; емле ураганным огнем из пулеметов и минометов. Несколько лучше обстояло дело на других участках, но и там положение переправившихся было крайне сложным. Большое количество огневых средств противника во время артиллерийской подготовки не было подавлено. И когда на восточном берегу Тайпален – йоки безо всякого соблюдения мер маскировки сосредоточились автомобили с переправочной техникой 7–го понтонного батальона, финская артиллерия открыла прицельный огонь. В считанные минуты понтоны были уничтожены, и подразделения на западном берегу стали испытывать большие трудности в снабжении боеприпасами. В полосе 19–го стрелкового полка саперам удалось, однако, навести наплавной мост. Благодаря этому с наступлением темноты подразделения получили все необходимое и удержали равнинный пятачок в 2 км по фронту и.3,5 – в глубину. Но дальше перед наступающими поднимались скалы, и продвижение застопорилось.

На следующий день к 11 часам утра 6–й понтонный батальон навел в полосе 19–го полка понтонную переправу, но на остальных участках этого сделать не удалось. Мощность советской артиллерии оказалась недостаточной, чтобы с закрытых позиций подавить финские огневые точки, прикрытые мощными гранитами. Попытки же артиллеристов вывести орудия на прямую наводку приводили только к новым потерям. Не удалось разрушить укрепления противника и огнем нескольких танковых батальонов: 45–мм танковые пушки оказались слишком слабы, чтобы выполнить эту задачу даже с дистанции прямого выстрела. Поэтому в течение 8—11 декабря подразделения 15–го и 222–го стрелковых полков вынуждены были возвратиться на восточный берег. Из 150 участвовавших в атаке советских танков подбито было 35.

Неудача с форсированием Тайпален – йоки привела к замене Яковлева Мерецковым на посту командующего 7–й армией. Захваченный же плацдарм не оправдал возлагавшихся на него надежд, поскольку насквозь простреливался финнами с окружающих его скал. Здесь новые попытки наступления вели только к большим и напрасным потерям: противник легко отражал атаки, подготовка и развитие которых прекрасно просматривались на открытой местности. Незадолго до войны финны специально вырубили здесь весь лес и кустарник на прилегающей к реке территории.

Положение не изменилось и после того, как 9 декабря вместо измотанного непрерывными боями и понесшего значительные потери 19–го полка на плацдарм переправились 469–й и 674–й стрелковые полки 150–й стрелковой дивизии. Ранее эта дивизия находилась в резерве правофланговой группы 7–й армии. 10 декабря после упорного боя 469–й полк овладел деревней Коукканиеми. Победа, однако, стала пирровой. Подразделения понесли такие большие потери, что в ночь на 11 декабря их пришлось вывести во второй эшелон на восточный берег. Их место на позициях занял 756–й стрелковый полк. После недельной передышки атаки возобновились 19 декабря. Подразделения раз за разом шли в лоб на укрепления Тай– паленекого УР, доходили до проволочных заграждений, но залегали под массированным огнем противника и отходили на исходные позиции, оставляя убитых и раненых. Бессмысленные, бесплодные атаки продолжались четверо суток. Лишь вечером 22 декабря пришел приказ прекратить наступление и провести рекогносцировку и разведку, чтобы выявить финские доты.

За стратегически бесполезный плацдарм советское командование расплатилось кровью солдат: только части 49–й дивизии, по явно заниженным данным ее штаба, в боях с 3 по 11 декабря потеряли 573 человека убитыми, 2324 ранеными и более 100 пропавшими без вести.

Пока 19–й стрелковый полк вел упорные бои на тай– паленском плацдарме, остальные части 142–й стрелковой дивизии готовились к броску через озеро Суванто – ярви в самом узком его месте – так называемом Кивиниемском горле. Командование дивизии хотело тщательно подготовить форсирование озера справа от протоки, соединявшей две части Суванто– ярви. Однако недостаток артиллерии (дивизия не была усилена артиллерийскими частями из РГК) и, что еще важнее, времени, необходимого для разведки укреплений противника, не позволил успешно провести операцию. 6 декабря после артиллерийской подготовки части дивизии двинулись на штурм укреплений на левом берегу. Однако у Суванто – ярви повторилось то, что произошло на Тайпален – йоки. Огневые точки финнов не были подавлены и обрушили на атакующих град мин, снарядов и пуль. Из‑за шквального огня, да еще и в ледяной воде, не удалось навести понтонный мост, поэтому в передовых подразделениях вскоре стал ощущаться острый недостаток боеприпасов. Командование дивизии отправило на помощь пехоте танки – ам– фибии Т-37, но часть из них ввиду сильного течения в протоке вынуждена была вернуться обратно. А от тех машин, что добрались до противоположного берега, толку было мало. Недостаточная мощность их моторов не давала танкистам взобраться на ледяную кромку у берега, а слабое вооружение (всего один пулемет) и ненадежная броневая защита не позволяли приблизиться к финским позициям. В ходе неудавшейся танковой атаки три боевых машины перевернулись, похоронив на дне озера их экипажи.

Передовые подразделения, форсировавшие горловину, оказались в труднейшем положении: боеприпасы заканчивались, финны вели уничтожающий пулеметно – минометный огонь, помощи ждать было неоткуда, надвигалась ночь. Поэтому оставшиеся в живых под огнем противника переправились обратно на немногих уцелевших лодках.

8 и 9 декабря по приказу, отданному еще вечером 6 декабря командующим 7–й армией В. Ф. Яковлевым, 142–я дивизия готовилась к повторной попытке форсирования озера. Однако 10 декабря командовавший правофланговой группой войск армии комкор В. Д. Грен– даль отменил эту операцию как абсолютно бессмысленную. Вместо этого полки и батальоны 142–й совершили перегруппировку и заняли весь южный (правый) берег Суванто – ярви. В результате фронт дивизии увеличился до 52 км. Правда, вскоре район у Кивиниеми заняла 4–я стрелковая дивизия, но 142–й взамен добавили новый участок, и 30 декабря ее линия фронта составляла 48 км. Это не позволяло надежно прикрывать берег Суванто – ярви. Здесь в советский тыл свободно проникали финские разведывательные и диверсионные группы. Они внезапно нападали на обозы и колонны, скапливавшиеся в заторах на немногочисленных дорогах. В результате частям 142–й дивизии 14 декабря пришлось проводить настоящую операцию по очистке тыла от диверсантов в районе Уосуккюля.

Не имели успеха попытки наступать и по другую сторону Кивиниемского горла. Вечером 5 декабря пришел приказ о переброске 90–й стрелковой дивизии в район Кивиниеми для проведения операции по форсированию реки Вуоксен – Вирта. К 11 часам 7 декабря стрелковые части дивизии вышли на правый берег реки, но ее артиллерия находилась еще на марше вместе с саперным батальоном. Штаб дивизии не успел провести ни войсковой, ни инженерной разведки берегов. Тем не менее В. Ф. Яковлев отдал приказ о начале форсирования реки, по сути, прямо с марша, безо всякой подготовки. В журнале боевых действий дивизии читаем: «Попытки возражений о возможности переправы в таких условиях успеха не имели, и переправа была начата с подходом головы 5–го понтонного батальона. Командование дивизии имело только возможность произвести рекогносцировку и отдать предварительные распоряжения, сосредоточить части в районе переправы и провести некоторые неотложные мероприятия».

Переправа была начата с приходом первых трех понтонов около половины пятого вечера, в полной темноте, и продолжалась до утра. Часть понтонов с личным составом 173–го стрелкового полка была подхвачена на середине реки сильным течением и отнесена

к разрушенному железнодорожному мосту. Другие были повреждены противником и затонули, поэтому противоположного берега достигли только 4 понтона с бойцами и командирами 3 рот. Попытка поддержать переправу силами роты Т-37 из 339–го танкового батальона также не увенчалась успехом: 5 танков застряли на подводных камнях и препятствиях у восточного берега, один перевернулся, а два оставшихся не смогли выбраться на западный берег. Высадившиеся бойцы рассыпались на несколько групп и под огнем противника залегли. Почти все высадившиеся, за исключением нескольких человек, вернувшихся вплавь, погибли или были захвачены в плен.

Неумение получить и проанализировать достоверные разведывательные данные о системе обороны противника и организовать взаимодействие различных родов войск стали главными причинами провала первого штурма линии Маннергейма. Мерецков вспоминал: «Перед началом действий я еще раз запросил разведку в Москве, но опять получил сведения, которые позднее не подтвердились, так как занизили реальную мощь линии Маннергейма… Красной Армии пришлось буквально упереться в нее, чтобы понять, что она собой представляет».

Начальник инженерных войск Северо – Западного фронта комбриг А. Ф. Хренов, выступая в апреле 1940 года на совещании по итогам советско – финской войны, признавал:

«Мы недооценили инженерную мощь укреплений финского театра, недооценили и в количественном, и в качественном отношении… Недооценили в первоначальном периоде необходимость и роль блокировочных (штурмовых) отрядов (групп), составленных из всех родов войск, и тесного взаимодействия между ними. В начале у нас были попытки железобетонные укрепления захватить или силами только пехоты, или силами саперов, или танками, но из этого ничего не получалось, и только после того, когда опыт этих разрозненных действий был изучен, систематизирован и войскам была дана специальная инструкция, мы быстро получили хорошо натренированные блокировочные (штурмовые) крупные и мелкие отряды и группы, которые успешно действовали по захвату и разрушению всех систем укреплений».

О том же говорил и командующий артиллерией 7–й армии комкор М. А. Парсегов:

«Мы нашего противника не знали, мы его знали вообще. Я, как начальник артиллерии ЛВО (три года там сижу) _у читал данные по разведке УР, где показано, что там есть столько‑то огневых точек, но, в сущности, мы ничего не знали. Там указано, что бетонные сооружения построены примерно против 152–мм снарядов; это неправильно, они построены против 305–мм».

Здесь уважаемый Михаил Артемьевич по неведению допустил явное преувеличение. Большинство финских дотов как раз и были рассчитаны на то, чтобы выдержать попадание 152–мм снарядов, но не более. Лишь немногие новейшие доты могли устоять против огня орудий калибра 203 мм. Укреплений же, которым были не страшны 12–дюймовые снаряды, у финнов вообще не было. Выходит, в оценке мощи линии Маннергейма разведка не так уж и ошиблась. Просто советская артиллерия привыкла стрелять по площадям, редко использовала стрельбу прямой наводкой и плохо вела прицельный огонь. Мерецкову и другим командующим выгодно было списать свои промахи на разведку и рассказывать наркому обороны и самому Сталину сказки о невероятной силе финских позиций. Хренов, например, утверждал, что на Карельском перешейке было 285 дотов и 2026 дзотов, тогда как на самом деле дотов было 236, а дзотов – 607. Очевидно, советские командиры и блиндажи считали дзотами.

Медленно шло продвижение советских войск и в районе к северу от Ладожского озера. Уже 2 декабря нарком обороны выговаривал командованию наступавших здесь 8–й и 9–й армий: «Мы не можем болтаться долго в Финляндии, проходя 4–5 километров в день. Дела надо решать так, чтобы наши войска быстро вели решительное наступление».

Блицкриг, о котором мечтали Сталин, Ворошилов и Мерецков, явно не удался. Большая неразбериха происходила с управлением войсками. Только 9 декабря 1939 года была образована Ставка Главного командования под формальным председательством Ворошилова. Членами Ставки стали Сталин, фактически руководивший ее работой, нарком ВМФ Н. Г. Кузнецов и начальник Генерального штаба РККА Б. М. Шапошников. В тот же день действовавшие против Финляндии войска 7–й, 8–й, 9–й и 14–й армий и Балтийский и Северный флоты были выведены из подчинения штаба Ленинградского военного округа и подчинены непосредственно Ставке. До этого координация действий войск осуществлялась из рук вон плохо, поскольку авторитета командующего ЛВО Мерецкова было явно недостаточно, чтобы заставить командующих армиями и флотами ему безоговорочно подчиняться. Особенно много неприятностей в первые недели боев доставляли мины. Кирилл Афанасьевич отмечал:

«Отступая, финны эвакуировали все мирное население, перебили или угнали домашний скот и опустошили оставляемые места. То тут, то там валялись в селениях и на дорогах брошенные как бы впопыхах велосипеды, чемоданы, патефоны, часы, бумажники, портсигары, радиоприемники. Стоило слегка сдвинуть предмет с места, как раздавался взрыв. Но и там, где, казалось, ничего не было, идти было опасно. Лестницы и пороги домов, колодцы, пни, корни деревьев,

лесные просеки и опушки, обочины дорог буквально были усеяны минами. Армия несла потери. Бойцы боялись идти вперед. Необходимо было срочно найти метод борьбы с минами, иначе могла сорваться операция. Между тем никакими эффективными средствами против них мы не располагали и к преодолению подобных заграждений оказались неподготовленными».

Ту же картину рисует и Воронов:

«Наши войска встретились с большим количеством инженерных «сюрпризов» – на дорогах и в поселках было разбросано много ярких предметов: патефонов, портсигаров и т. д. Достаточно было к ним притронуться, как взрывалась мина. После первых жертв красноармейцы стали осторожнее и даже научились обезвреживать эти «сюрпризы»… Мин было много. Наши войска не подготовились к уничтожению их. Специальной техники для обнаружения мин не было.

В первые дни войны А. А. Жданов принял в Смольном двух ленинградских инженеров, создавших новый миноискатель. Этот прибор быстро определял местонахождение даже очень мелких металлических предметов: маленькие гвозди, спрятанные в разных местах под толстым ковром кабинета, обнаруживались сразу, и в наушниках раздавались резкие звуки. На меня это импровизированное испытание произвело сильное впечатление.

Тотчас была заказана первая серия миноискателей, которые быстро поступили на вооружение. Хотя они были довольно примитивны, но принесли много пользы».

Мерецков рассказывает историю с миноискателем не в столь радужных тонах:

«…Жданов и я пригласили ряд ленинградских инженеров, в том числе возглавляемую профессором Н. М. Изюмовым группу преподавателей из Военной академии связи, и рассказали им о сложившемся положении. Нужны миноискатели. Товарищи подумали, заметили, что сделать их можно, м поинтересовались сроком. Жданов ответил: «Сутки!»

–  То есть как вас понимать? Это же немыслимо! – удивились инженеры.

–  Немыслимо, но нужно. Войска испытывают большие трудности. Сейчас от вашего изобретения зависит успех военных действий.

Взволнованные, хотя и несколько озадаченные, инженеры и преподаватели разошлись по лабораториям. Уже на следующий день первый образец миноискателя был готов. Его испытали, одобрили и пустили в поточное производство. Перед наступающими частями ставили густой цепочкой саперов с миноискателями. Они обшаривали каждый метр местности и, как только раздавалось гудение в наушниках, сигналили, после чего мину взрывали. Эта процедура сильно замедляла продвижение. Зато имелась гарантия безопасности, и войска смело пошли вперед, преодолевая сугробы и снежные заносы при 45–градусном морозе, ледяном, обжигающем ветре и непрерывно борясь с «кукушками» – засевшими в нашем тылу на высоких деревьях финскими снайперами».

По всему видно, что на самом деле разговор Жданова и Мерецкова с инженерами был весьма жестким, и приглашенные в Смольный поняли, что в случае, если не уложатся в срок, беседа в конце концов может продолжиться в Большом Доме на Литейном, в ленинградском НКВД.

Но миноискатели сами по себе не могли обеспечить успеха. Наступление на линию Маннергейма застопорилось. Красная Армия столкнулась с еще одной неприятной неожиданностью. Многие финские пехотинцы оказались вооружены автоматами. Вот что пишет Воронов:

«…Еще в начале тридцатых годов нами был приобретен образец автомата «Суоми» и даже испытан комиссией специалистов по пехотному оружию. Комиссия вынесла решение: это – полицейское оружие, для боевых действий войск не пригодное. Конструирование и производство подобных автоматов сочтено было делом лишним…

Теперь, столкнувшись с широким применением автоматов в финской армии, мы горько сожалели об этих просчетах.

Недооценка автомата объяснялась тем, что наши общевойсковые командиры слепо верили в силу одиночного винтовочного огня и боялись большого расхода боеприпасов. Многие говорили, что красноармейцу нельзя давать автоматическую винтовку, иначе патронов для нее не напасешься. Идеальной считалась винтовка системы Мосина со скользящим затвором для ручного перезаряжания после каждого выстрела. Надеялись на ручные и станковые пулеметы, которые имели хорошие баллистические качества, но излишне большой вес.

Теперь, уже во время боевых действий, началось лихорадочное конструирование и производство советских автоматов. Наш первенец – пистолет – пулемет Г. С. Шпагина (ППШ) с большой любовью был встречен в войсках».

Перед нами пример искаженного режимом сознания. Финны, которые действительно испытывали недостаток боеприпасов, не боялись вооружать свою пехоту автоматами. У нас по сравнению с крошечной Финляндией патронов и снарядов было немерено, а опасались дать красноармейцам автоматы: начнут изводить боезапас… Воронов признавал:

«Финская пехота умело использовала особые условия местности и стойко дралась в обороне. Инженерные сооружения и заграждения прикрывались многослойным огнем.

В районах расположения наших войск появились финские «кукушки»: одиночные стрелки – фанатики, прихватив с собой большой запас патронов, залезали на деревья и открывали внезапную стрельбу. Нередко «кукушки» действовали небольшими группами и своим перекрестным огнем обстреливали лесные дороги».

«Кукушки», о которых рассказывали не только Мерецков и Воронов, но и сотни советских ветеранов войны с Финляндией, – это не более чем легенда. В Финляндии категорически отрицают существование подобных снайперов – смертников. О «кукушках» нет никаких упоминаний ни в архивных документах, ни в воспоминаниях финских участников войны.

«Никто не встречал таких ветеранов, которые вспоминали бы о том, как они лазили по деревьям, – отмечает историк Охто Маннинен. – Финский солдат был… неизменным индивидуалистом. Он, естественно, использовал разнообразие ландшафта, но кажется маловероятным, чтобы солдата могли заставить залезть на дерево, ибо у него всегда должна была быть возможность отступать. Спуск с дерева потребовал бы слишком много времени… Конечно, не исключено, что в определенных случаях финны устанавливали пулеметные точки на дереве, равно как и на чердаке какого‑либо дома. У финских пограничников… были такие наблюдательные пункты на границе с СССР… У русских, вероятно, создалось впечатление, что финны подстерегают их на деревьях повсюду».

Действительно, «кукушка» не более чем особый, мрачный штрих созданного советской пропагандой образа коварного финна. Так, уже 3 декабря 1939 года газета «Правда» писала: «Белофинны все время практикуются воевать бандитскими способами. Они учатся стрелять с деревьев, рассыпаться небольшими группами, подкладывать мины… Живут по – звериному в окопах (а красноармейцы, в отличие от финнов, отрывали одиночные ячейки, что очень затрудняло управление подразделениями. – Б. С.)».

Сосвоей стороны добавлю, что в лесу эхо не позволяет определить, откуда именно был произведен выстрел, и у красноармейцев, бессильных перед неприятельскими снайперами, могло создаться впечатление, что огонь ведется с деревьев. Точно так же во время боев против ваххабитов в горах Дагестана летом и осенью 1999 года среди бойцов федеральных войск распространялись легенды о десятках вражеских снайперов с бесшумными винтовками. Между тем любой глушитель, как это хорошо известно, значительно снижает точность стрельбы и для снайпера только помеха. Столь же бессмысленно для меткого стрелка забираться на высокое дерево. Его успех зависит от быстрой смены позиции, а с дерева‑то спускаться обыкновенно труднее, чем залезать на него.

Обе стороны вели пропаганду в войсках противника. В финских листовках, разбрасываемых над советскими позициями, красноармейцев призывали убивать командиров и комиссаров и сдаваться в плен. «Вам ваш Сталин говорит, что он не хочет и пяди чужой земли, а вас посылает воевать за чужую землю», – писали финны. Красноармейцам читать такое было строго – настрого запрещено. Командование не без основания опасалось, что финская пропаганда была созвучна настроениям многих бойцов и командиров. У финнов, наоборот, знакомиться с советскими листовками не возбранялось. Пассажи, вроде того, что «сотни тысяч рабочих и крестьян с радостным нетерпением ожидают приближения Красной Армии», и призывы «одетым в шинели финским рабочим и крестьянам» «подняться на борьбу против помещиков и капиталистов» только укрепляли решимость финнов бороться до конца.