Текст книги "Тайны финской войны"

Автор книги: Борис Соколов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

«Оборона организовывалась стихийно. Части и подразделения, прибывшие в Леметти, строили оборону там, где останавливались, для охраны себя. Это привело к тому, что район обороны был растянут вдоль дороги на 2 км, а в ширину имел лишь 400–800 м, что ставило гарнизон Леметти – южное в исключительно тяжелое положение, так как противник простреливал их огнем из всех видов оружия… Допущенная ошибка в организации обороны обусловила то, что высота «А», представлявшая большую тактическую ценность, не была занята, а командная высота над районом Леметти – южное «Б» занималась недостаточными силами (60 человек с одним пулеметом) и поэтому при первой же атаке противника была оставлена. Противник, заняв высоты, получил полную возможность в упор расстреливать людей, боевые и транспортные машины, наблюдать за поведением и действиями гарнизона… Большинство танков 34–й легкой танковой бригады и 201–го химического танкового батальона (вооруженного огнеметными танками. – Ъ. С.) не были расставлены как огневые точки для усиления обороны, часть из них так и осталась в походной колонне непосредственно на дороге… Количество огнеприпасов точно установить не представляется возможным, но нужно сказать, что их было достаточно, к моменту выхода из окружения… оставалось до 12 тысяч снарядов и 40–45 тысяч патронов. К 5 января танки имели до двух заправок горючего. Это позволяло поставить их на более удобные позиции для обороны, чего сделано не было…»

168–я стрелковая дивизия была заблокирована противником несколько раньше, чем 18–я, но, несмотря на значительные потери в предыдущих боях и выделение трех батальонов на помощь 18–й дивизии (из их бойцов уцелели лишь немногие), сумела удержать свой район обороны, сохранив за собой несколько важных высот, господствовавших над расположением дивизии. Вместо перерезанных коммуникаций по льду Ладожского озера была проложена дорога (предвестник знаменитой Дороги жизни в блокадный Ленинград), которую финны, несмотря на постоянные обстрелы и попытки нападения на обозы, так и не сумели перерезать. Она позволила дивизии выдержать почти двухмесячную осаду. Финны во второй декаде января попытались, правда, расчленить ее оборону, но после нескольких неудачных атак ограничились тем, что беспокоили окруженный гарнизон короткими артиллерийскими налетами.

Уже 8 января финны разбросали с самолетов листовки следующего содержания:

«Бойцы 18–й и 168–й дивизий! Вам известно, что вы окружены и все ваши связи с Родиной порваны. Почему вы продолжаете эту ненадежную (имелось в виду: безнадежную. —Б. С.) борьбу против нашего перевеса, мороза и голода. Обоз 8–й армии, которого вы ожидаете, финны истребили около Сальми. Предлагаем вам немедленно сдаться».

Другая листовка была составлена столь же определенно:

«Не вы виноваты в нападении в Финляндию, это затеяли ваши командиры и комиссары, поджигатели войны. Мы это знаем и не хотим проливать вашу кровь. Советуем вам следующее:

СДАЙТЕСЬ!

Для этого вы должны выбрать из своей среды переговорщиков, которые должны явиться завтра утром в 9 часов в следующие места:

1.  У полотна железной дороги в Кителя.

2.  На перекрестке у Руокоярви.

3.  У Рухтинамяки.

4.  В деревне Лаваярви.

5.  На мосту, 5 километров на юг от Уксу. Переговорщики должны быть безоружными и иметь

кол с белым платком. Так уже сделали тысячи ваших товарищей на севере – будьте рассудительными и следуйте их примеру.

Командир и солдаты 4–й финской армии».

Аналогичные обращения к бойцам и командирам Красной Армии в те дни передавались на русском языке и финским радио. 6 января оно сообщало:

«Солдаты Красной Армии! Ваши семьи и ваши близкие ждут, что вы их освободите от угнетения, в котором они жиеут и которое начинают сознавать все больше и больше. Вернитесь к своим очагам, сбросьте иго террора и несправедливости, навязанные вам вашим правительством. Сегодня вы можете уже себе отдать отчет в том, что вашими руками выполнили только ничтожную часть данных им обещаний. Чего стоит коммунизм, если он не основан на справедливости?..»

В радиопередаче содержался и такой пассаж в адрес советских руководителей:

«Не понимаете ли вы, господа народные комиссары, вы, люди совершенно равнодушные к страданиям ваших товарищей, плохо одетых, голодных, которых вы посылаете умирать в Финляндию, что их глаза открываются в момент смерти? Не понимаете ли вы, что народ, который вы угнетаете и которому не хватает хлеба, все более отдает себе отчет в ваших методах и в вашей звериной жестокости, вызывающей негодование всего мира? Будьте уверены, что русский народ не бесконечно будет переносить ваши насилия и ваше вероломство».

А через два дня, 8 января, финское радио обращалось уже к рабочим:

«Знайте, русские рабочие, что в трудовых массах всего мира сейчас существует лозунг: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь против СССР». Действуйте, спешите, время не ждет. Ваше начальство связано по рукам и ногам войной – агитируйте за мир. Не дайте свершиться новым преступлениям. Бессовестные люди, захватившие власть над вами, намерены накинуться на ни в чем не повинный финский народ: если вы это допустите, грех падет на вас… Что стало с принципами братства народов, о котором вам прожужжали уши ваши подлые вожди? Во имя этих принципов женщины, дети и старики гибнут от советских бомб. Да здравствует мир! Да здравствует свободная Россия!»

В отличие от листовок, содержащих немало грамматических и стилистических ошибок, тексты радиообращений обладали даже литературными достоинствами. Взять хотя бы эту сильную фразу, от которой и Достоевский бы не отказался: «Чего стоит коммунизм, если он не основан на справедливости?..» Финские пропагандисты и поставлявшие им материал эмигранты наивно верили в то, что для русского народа глав – ное – справедливость и равенство, а не свобода. Раз большевистская верхушка оторвалась от масс, не зная нужды в своем пайковом изобилии, в то время как рабочие и крестьяне прозябают в нищете (по финским, по крайней мере, меркам), то народ рано или поздно должен восстать и сбросить большевиков. Совсем не учитывалось, что в СССР нет ни свободы слова, ни оппозиции, что существует контроль над настроениями граждан и на фронте, и в тылу, что внутри страны пропаганда сделала свое темное дело. В сознании масс был создан образ «кровожадных буржуев», готовых в любой момент обрушиться на «государство рабочих и крестьян». Расцвел культ «мудрого и любимого вождя товарища Сталина» и преданной ему партии. У народа создалась уверенность, что Сталин все видит и знает, а оторвались от масс и погрязли в «мещанстве» и измене делу социализма лишь отдельные руководители, которых вывели в 1937–1938–м на чистую воду. Да, конечно, были опять допущены перегибы, но Сталин и партия быстро разобрались и поправили ошибку. Вместо зарвавшегося «стального наркома» Ежова пришел «дорогой товарищ» Берия, «лучший друг пионеров». О нем и песню сложили: «Сегодня праздник у ребят, ликует пионерия, сегодня в гости к ним пришел Лаврентий Палыч Берия!» Теперь‑то уж наверняка никого безвинно сажать и стрелять не будут.

Война с Финляндией не пользовалась популярностью среди красноармейцев и части командиров, а первые неудачи еще больше понизили их боевой дух. Однако тех, кто готов был повернуть оружие против «комиссаров», набиралось единицы. В основном Красная Армия страдала от таких видов нарушения воинского долга, как дезертирство, самовольный уход с поля боя, паника и оставление врагу вооружения и боевой техники, которые часто и в сложной обстановке вполне можно было эвакуировать.

Ко всему, финскую радиопропаганду могли слышать немногие: радисты на фронте и владельцы коротковолновых радиоприемников в городах. Возможно, именно опыт «зимней войны» побудил власти сразу после начала Великой Отечественной войны изъять у советского населения все радиоприемники. Тут причиной не только острая нехватка средств связи в войсках, но и боязнь воздействия на народ неприятельской пропаганды.

Финские же листовки, в изобилии разбрасывавшиеся над советскими позициями, расписывали сытную жизнь в плену, где красноармейцам обещали выдать теплые вещи, сапоги и горячую пищу. Сулили премии за сданное финской армии оружие. Револьвер оценивался в 100 рублей, винтовка – в 150, пулемет – в 1500, а танк – в 10 000. Но дороже всего финны обещали за самолет – 10 000 долларов. Пилоту гарантировали возможность остаться в Финляндии или выехать в любую другую страну. Все эти моральные и материальные стимулы принесли ничтожные результаты. Трофеи в ходе войны финская армия захватила, конечно, весьма солидные: 25 248 винтовок, 54 пистолета – пулемета, 1574 ручных и 954 станковых пулемета, 125 противотанковых и 160 полевых орудий, а также 94 миномета. Очевидно, большинство трофеев было взято с убитых или из того, что было брошено красноармейцами при поспешном отступлении с поля боя. В плен попало только около 6 тысяч бойцов и командиров – из них человек 700 раненых и обмороженных, остальные же, как правило, сдавались не добровольно, а оказавшись в безнадежном, гибельном положении в районах к северу от Ладожского озера.

Иное могло бы быть с самолетами: ведь сумма премии была очень велика. Всего финнам досталось 25 советских самолетов. Несколько из них не имели повреждений и были позднее использованы ВВС Финляндии. Это обстоятельство как будто наводит на мысль, что их переправили через линию фронта пилоты – пе – ребежчики (при посадке на финских аэродромах они должны были выбросить зеленый флаг). Мне, однако, пока не попадалось сведений о том, чтобы какой‑то советский летчик или танкист добровольно сдался финнам вместе со своей боевой машиной.

Но вернемся к боям в районе Леметти. Разведывательный отдел штаба 4–го армейского корпуса финнов 10 января оценивал обстановку здесь следующим образом: советские войска любыми средствами пытаются удержаться в этом важном районе, хотя моральное состояние большей части войск в значительной степени пошатнулось, ведь обе дивизии и танковая бригада понесли значительные потери. В 168–й дивизии, несмотря на примерно тысячу человек пополнения, укомплектованность стрелковых полков не превышает половины нормы.

Знали финны и об отправке на помощь 18–й дивизии трех батальонов из 402–го и 462–го стрелковых полков. По их сведениям, два батальона 462–го полка были влиты в 208–й стрелковый полк 18–й дивизии – его численность возросла до 500 человек, а 316–й стрелковый полк с начала войны вообще не получал пополнений. Не вполне верно финны рассчитали только силы 34–й танковой бригады в Леметти: по их данным, в ней было всего. около 500 человек и лишь 15–20 исправных танков.

Финское командование знало и о подходе к Уома подразделений 620–го стрелкового полка, который имел неплохое снаряжение, в том числе и лыжи, и вооружение. Однако подготовка командного состава этого полка справедливо оценивалось финнами как невысокая.

18–я стрелковая дивизия, хотя и была кадровой, оказалась очень плохо подготовлена к боям. Незадолго до начала войны ее посетил начальник артиллерии Красной Армии Н. Н. Воронов. Николай Николаевич вспоминал:

«Я подолгу беседовал с командирами о значении артиллерии в современной войне, об уроках боев в Испании и на Халхин – Голе, призывал изучать своего вероятного противника, объективно оценивать его силы, не зазнаваться, не скатываться к «шапкозакидательству», избегать условностей в боевой подготовке… Поме беседы ко мне подошли несколько командиров и политработников. Они были не согласны с оценкой сил вероятных наших противников: «Это неверные установки, запугивающие личный состав, – заявили они. – Они идут вразрез с указаниями высших инстанций». «Я вам высказал не только свои взгляды. Это – требования жизни. Наконец, это требование наркома, который прислал меня сюда».

И все же мои слова, видимо, подействовали мало. Трагической была для этой дивизии недооценка сил противостоящего противника. Когда начались бои, она попала в окружение в лесах Карелии и понесла большие потери».

12 января 1940 года командиры некоторых частей 18–й стрелковой дивизии отдали приказ о наведении порядка в тылах и передвижении бойцов и командиров на передовой линии и во втором эшелоне. Приказ запоздал: фронт был уже со всех сторон.

16—19 января противник предпринял новое наступление, в котором участвовали 38–й пехотный полк в полном составе, по два батальона 37–го и 39–го полков, а также 2–й батальон 35–го полка, 22–й специальный и 4–й егерский батальоны. Именно в это время три батальона (1–й и 3–й 36–го пехотного полка и 1–й 34–го полка) образовывали внешнее кольцо окружения. Еще пять батальонов (по одному из 36, 37 и 39–го полков и 8–й и 18–й специальные) были введены в бой в ходе операции. Финнам удалось выйти на подступы к Питкяранта – главному пункту снабжения и сосредоточения советских войск. Однако попытка штурма города была пресечена подошедшими частями совете – кой 11–й стрелковой дивизии (219–й стрелковый полк) и 60–й дивизии (194–й стрелковый полк). Тем не менее оказать помощь окруженным войскам стало еще труднее. Финны овладели рядом островов, которые командование 8–й армии выпустило из‑под контроля. Оставив небольшие гарнизоны на островах Петя – саари, Зуб, Максиман – саари и Лункулан – саари, противник стал угрожать левому флангу 8–й армии и обстреливать ледовую дорогу, по которой шло снабжение 168–й дивизии.

Командиры 18–й стрелковой дивизии и 34–й легко– танковой бригады слали одна за другой в вышестоящие штабы отчаянные радиограммы. 26 января Кондратьев взывал к начальнику штаба 56–го корпуса: «Сбрасывайте же нам соль, сухари, концентраты. Мы же голодаем». А 28 января с горечью отмечал: «Сброшенная соль рассеялась при падении. Пакуйте ее лучше в ящики. Дайте сегодня же соли, соли, соли». И в тот же день: «Держались на лошадях. Теперь их нет – поели. Самолеты сбрасывают мало и нерегулярно. 76–й танковый батальон имеет 20–30 раненых и больных, продуктов нет, истощены. Бросили соль, но она рассыпалась. Народ истощен. Надо бросать соль. Примите меры».

30 января штабы 34–й бригады и 18–й дивизии обратились непосредственно к летчикам, сбрасывавшим грузы окруженным:

«Красные сталинские соколы, хотя мы более месяца находимся в окружении, но не теряем уверенности в нашу победу. Да и могут ли большевики, окрыленные заботой Сталина, об этом подумать? Мы – стрелки, артиллеристы, танкисты – шлем вам, гордым соколам нашей страны, боевой привет. Появление ваше в воздухе увеличивает наши силы, мы видим вас и слышим, как уверенно на голову врага рушатся ворошиловские килограммы. Мы чувствуем помощь, заботу, видим смелость и отвагу и впредь надеемся на них.

Не забывайте: для нас продукты имеют большое значение. Ждем на выручку, братски вас обнимаем».

Однако выручить несчастных так и не смогли. 31 января Кондратьев радировал: «Сброшенные продукты на Леметги – северное все упали к противнику. Спасите людей 76–го танкового батальона».

Спасти не удалось. 3 февраля окруженные, прощаясь, сообщили: «76–му танковому батальону больше не бросайте. Его район обороны занят противником».

В переговорах с подчиненными командование сохраняло бодрый тон. 82–му танковому батальону Кондратьев 2 февраля в связи с трагическим событием – гибелью их командира послал казенно – оптимистическую радиограмму: «Тронуты потерей командира, глубоко переживаем вместе с вами. Призываем весь коллектив еще теснее сплотиться на выполнение боевой задачи. Близок час конца белофиннов. Вперед, к новым победам». Дожить до этих побед не удалось ни отправителям, ни адресатам послания.

Окружение 18–й и 168–й дивизий вместе с 34–й легкотанковой бригадой произошло вследствие совершенно неумелого управления войсками штабов 56–го стрелкового корпуса и 8–й армии, плохого ведения разведки и никуда не годной лыжной подготовки, лишавшей наши части способности маневрировать вне дорог. Посланный в распоряжение штаба 8–й армии полковник Н. П. Раевский, назначенный вскоре начальником штаба 164–й стрелковой дивизии, в донесении К. Е. Ворошилову писал: «Удивительно, что наши войска несут огромные потери… из‑за того, что не умеют ходить на лыжах, несмотря на массу ранее отданных приказов о лыжной подготовке…» Он предложил призвать на военную службу мастеров лыжного спорта для создания, как у финнов, специальных диверсионно – разведывательных отрядов.

И такие отряды были созданы. Командиром одного из них стал кадровый разведчик, начальник специаль – ного отделения Разведуправления Красной Армии полковник Х. – У. Д. Мамсуров. В 1957 году Хаджен – Умар Джионович, уже будучи генералом и первым заместителем начальника Главного разведывательного управления, сыграл главную роль в смещении тогдашнего министра обороны маршала Г. К. Жукова. Георгий Константинович поручил Мамсурову возглавить разведывательно – диверсионную школу, о существовании которой не знало ЦК. Генерал счел необходимым доложить обо всем Хрущеву – Жукова обвинили в «склонности к бонапартизму» (другими словами, в планах свершить государственный переворот) и отправили в отставку. Но до этого было еще далеко. А пока полковник Мамсуров на совещании в ЦК в апреле 1940 года рассказывал о действиях своего особого лыжного отряда в финском тылу на участке 9–й армии:

«Я имел человек 10 лейтенантов из Тамбовского училища. Должен сказать, что эти люди не были командирами. Они даже бойцами не могли быть. Первые действия показали, что командиром взвода, группы мог быть не лейтенант, а красноармеец – боец, который уже имеет двухнедельный опыт. Хотя они (командиры из Тамбова. —Б. С.,) были очень вымуштрованы, добровольцам – ленинградским физкультурникам далеко было до них, но в боевой обстановке они даже не знали хорошо компаса, не знали карты. В бою они боялись, а в тылу были хорошими командирами…

Я выехал с отрядом (его численность была около 300 человек. – Б. С.^ в 9–ю армию, взял ленинградцев– добровольцев и студентов института физкультуры. Я получил задачу выйти на помощь 54–й дивизии (как и левофланговая группа 8–й армии, оказавшейся в окружении. – Б. С./ Вышли ночью на машинах, а потом прошли на лыжах за сутки 68 км и дошли до места действия в тылу противника. Погода была очень холодная. Я решил, что идти прямо на противника всем отрядом – это значит, что со мной может случиться неприятная история. Я должен был выяснить, что передо мной есть, что есть у противника, тем более что в этом районе о противнике нам ничего не было известно. И вот начал прочесывать, начиная от линии границы, или фронта. Группы отряда работали на удалении вначале до 40 км, затем до 80 км и догнали до 120 км. На удалении до 120 км в глубину действовали группы и разведывали полосу примерно шириной в 150 км, если брать веерообразно…

Несмотря на очень сильные морозы и на то, что отряд почти все время жил в лесу на снегу… были только три случая. обмораживания 1–й и 2–й степени… Когда группа наткнулась на противника в районе Кухмониеми, тут произошло нечто интересное. Группы действовали непосредственно в тылу 25–го пехотного полка противника, 65–го, 27–го пехотного полков, 9–го артиллерийского полка. В тыл противника вышли наши люди несколькими группами: Одна группа была на расстоянии 2–3 км от Кухмониеми, налетела на деревню, уничтожила пункт радиосвязи, несколько солдат и офицеров, а также две подводы с ручными взрывателями от мин и ушла. Другая группа действовала в 12 км восточнее, засела на дороге, захватила одну машину, вторую, третью, перебила около 20 человек – в основном средний и младший комсостав (последняя деталь несколько странна: неужели в финской армии было так много легковых автомашин, что в них запросто разъезжали сержанты? – Ъ. С.), захватила их оружие, документы, подожгла машины, уничтожила линию связи и ушла…

У нас был радиоприемник – колхозник… мы слышали финские передачи о действиях нашего отряда на русском языке (с чего бы это вдруг финнам сообщать об успешных действиях неприятельских диверсантов, да еще по – русски? Выходит, затем, чтобы поднять моральный дух окруженных советских дивизий. Очень напоминает фантастические «радиоперехваты» переговоров чеченцев на русском языке, якобы полученные ФСБ и МВД во время чеченской войны. —Б. С.Л Они говорили, что целые батальоны парашютных десантов сбрасываются русскими, видимо, думали, на такое удаление наши люди пройти не могут. Они кричали о новых видах военных действий и т. п. Видимо, мы им порядком были неприятны.

Затем 18 февраля прилетел начальник разведывательного отдела армии и отдает приказание, что к 23–й годовщине Красной Армии надо преподнести большой подарок. Я говорю, что, может быть, лучше этот подарок преподнести после празднования, меньше будет у финнов бдительности (видимо, Хаджен – Умар Джионович всерьез полагал, будто финны будут ждать этого подонка к годовщине РККА. —Б. С./ Он со мной не согласился: нет, говорит, приказываю.

Послали группу в 50 человек восточнее Кухмониеми на помощь 54–й дивизии. Эта группа в 50 человек погибла, причем должен сказать, что эта группа была целиком из красноармейцев, остальная часть нашего отряда состояла из ленинградских добровольцев. Пленные, которые были потом захвачены нами, говорят, как часть из них участвовала в уничтожении этих людей, что наши люди три дня вели бой, будучи совсем окружены, ни один из наших не сдался в плен, три человека, оставшихся в живых, в последний момент сами взорвали себя гранатами.

Одновременно другая часть отряда пошла западнее Кухмониеми, разделившись на отдельные группы… чтобы перерезать шоссейную дорогу Каяани – Кухмониеми. Одна из групп напала на штаб 9–й пехотной дивизии противника… Группа в количестве 24 человек очутилась в расположении войск противника, куда она вошла ночью. Находясь в расположении войск противника, группа сама обнаружила это только на рассвете… увидев, что кругом замаскированные бараки, полные солдат противника, и обнаружив тут же недалеко наличие крупного штаба, сама зарылась в снег и

стала ждать ночи, чтобы напасть на штаб. Однако группа была случайно обнаружена в 16.00 из‑за нечаянного выстрела, один из товарищей очищал автомат от снега.

Тут начался бой 24 человек против полка пехоты и затем командного состава штаба и авиации, которая была расположена там. Группа вела бой с 16.00 до 2 часов ночи. Наших было убито 14 человек, ушло 8 (неясно, куда делись еще двое, возможно, попали в плен. – Ъ. С.), они отошли с боем и соединились с другими группами…

Был убит секретарь комсомольской организации и другие. Люди, которые участвовали в этом бою, вели бой из маузеров и автоматов и были одеты в финскую форму, как и весь отряд. Каждый из них уничтожил не менее 8—10 белофиннов, главным образом офицеров, которые лезли напролом (с чего вдруг штабные офицеры полезут напролом – из окружения, что ли, прорывались? Или Мамсуров был под впечатлением атаки офицерских батальонов из фильма «Чапаев»? – Ъ. С.), около 100 трупов противника осталось там (непонятно, когда 8 уцелевших успели эти трупы посчитать, да и неувязка получается: если каждый боец уничтожил 8—10 врагов, то трупов должно было быть как минимум две сотни. – Ъ. С.). Мало того, когда оставшаяся часть группы вышла на лед озера к островам, куда им нужно было отходить, то группа летчиков противника перерезала им дорогу. Есть основания думать, что нашей группой был убит крупный финский начальник, поскольку у него была хорошая одежда, красивая сумка, золотые часы (в сознании командира Красной Армии, где даже офицеры часто носили поношенное обмундирование, хорошая одежда была исключительной прерогативой очень большого начальства или, в крайнем случае, летчиков, которых Сталин баловал. —Б. С./ Почти вся эта группа противника нами была перебита. Насколько финны были в этот момент охвачены паникой, говорит тот факт, что они начали вести артиллерийский огонь неизвестно по кому, во все стороны.

Есть и другой случай, правда, этот товарищ убит. Он представлен к званию Героя Советского Союза, это ленинградский лыжник, замечательный гражданин нашего Советского Союза Мягков. Вместе с группой лыжников в 13 человек для того, чтобы выяснить наличие войск в районе Кухмониеми, в течение 23 часов он совершил 90–километровый марш. Это – на лыжах, когда человек утопает выше колена в снегу. Правда, у него была хорошая лыжная подготовка, и людей в его группе мы подобрали хороших. Западнее Кухмониеми он влетел в расположение финской зенитной батареи, убил офицера и других финнов, наделал панику, узнал, что там есть зенитная батарея и пехотные части, несколько рот, через них проскочил и вернулся с группой. Правда, его с группой окружили в одной деревушке силами до роты противника с пулеметами, но он с группой стойко дрался, нанес большие потери противнику и вышел из окружения – пробился гранатами, правда, он потерял при этом одного из лучших бойцов отряда. Тов. Мягков проделал целый ряд замечательных операций, жаль, что к концу событий он погиб.

Нам учить надо было людей. Мы работали всего месяц с лишним. Я считаю, что если бы у меня были там подготовленные в мирное время люди, то довольно много вреда бы нанес финнам, но был заключен мир. Перед этим 10 марта я получил приказ от командующего вылететь к тов. Батову, шведы там появились (в конце войны к северу от Ладоги действовала бригада шведских добровольцев. – Б. С.), только хотел приступить к работе, но уже был заключен мир».

Деятельность отряда Мамсурова, возможно, была одним из редких примеров успеха Красной Армии в финской войне, хотя финские потери в донесениях, как водится, были несколько преувеличены, а сами разведчики в рассказе их командира обретали черты

былинных богатырей. Заметим, что действовали люди Мамсурова в финской военной форме. Значит, по обычаям войны их считали лазутчиками и в плен могли не брать. Поэтому, возможно, окруженная группа лыжников дралась до последнего, а оставшиеся в живых подорвали себя гранатами. Кстати, финские диверсионно – разведывательные группы тоже активно – действо– вали в советском тылу, но я нигде не нашел данных о том, что они переодевались в красноармейскую форму. Может, потому, что она была менее удобна для ходьбы на лыжах?

Надо также учесть, что бойцы мамсуровского отряда – это в основном ленинградские добровольцы, причем многие – студенты института физкультуры. У них у всех и образовательный уровень был повыше, чем у подавляющего большинства красноармейцев, и на лыжах они умели ходить относительно неплохо. Группа же, состоявшая из обычных бойцов, сразу же погибла. Хаджен – Умар Джионович все же имел несколько недель на подготовку отряда, да и сам был опытным диверсантом: отличился еще в ходе войны в Испании.

Но особых отрядов, подобных отряду Мамсурова, в Красной Армии было раз – два и обчелся. А выходило, что только они могли более или менее на равных сражаться с обычными финскими частями, хотя и несли при этом большие потери. Эти потери и сам Мамсу– ров, как мы убедились, не отрицал.

Остальные тактические предложения полковника Раевского в письме Ворошилову, в отличие от идеи специальных лыжных отрядов, были прямо фантастическими. В частности, он хотел прочесать все леса, для чего сосредоточить на перешейке максимально возможное количество войск НКВД и даже милиции. Чтобы затруднить действия диверсионных групп противника, бравый полковник требовал прислать на финский фронт все саперные и дорожные части из внутренних округов и всю лесорубную технику для вырубки леса и прокладки дорог. «Надо перейти к тактике сплошного прочесывания, для чего нужно много войск. Но разве их у нас мало?» – патетически вопрошал Раевский. А как такую массу войск и техники разместить на узком Карельском перешейке и что с нею сделают финская артиллерия, снега и морозы – об этом полковник, очевидно, не задумывался. У Ворошилова хватило ума отвергнуть этот прожект.

Но вернемся на поле боя у Леметги. Главную ставку здесь финны делали на голод и жестокий мороз, истощавший силы окруженных. Уже 25 января из советских гарнизонов стали поступать сведения о катастрофическом сокращении продовольственных Запасов. Дальше – хуже. 29 января из штаба 18–й стрелковой дивизии радировали: «Продовольствия не сбросили, почему – непонятно. Голодные, положение тяжелое». В тот же день из гарнизона у развилки дорог пришло другое сообщение: «Окружены 16 суток, раненых 500 человек. Боеприпасов, продовольствия нет. Доедаем последнюю лошадь».

2 февраля финнам удалось уничтожить гарнизон Леметти – северное. В бою погибло и было взято в плен более 700 человек. Лишь 20 бойцам и командирам удалось пробраться в Леметги – южное, чтобы продолжить борьбу в таких же тяжелых условиях.

По данным финских источников, трофеями частей 4–го армейского корпуса стали 32 танка (большей частью неисправных), 7 орудий и минометов, большое количество стрелкового вооружения и 30 грузовых машин.

5 февраля от гарнизона «Развилка дорог» поступила еще одна отчаянная радиограмма: «Положение тяжелое, лошадей съели, сброса не было. Больных 600 человек. Голод. Цинга. Смерть». Самолеты сбросили окруженным продукты питания, но они в значительной мере попали в руки финнов. 8 февраля из «Развилки дорог» сообщили: «Продовольствие сбросили восточнее, часть подобрали». После этого в течение нескольких дней радиограммы были поспокойнее: окружен – ные слышали звуки приближавшейся к ним артиллерийской канонады.

9 февраля войска 8–го стрелкового корпуса, вошедшего в состав южной группы 8–й армии, начали наступление с целью освободить из окружения 18–ю и 168–ю дивизии. Однако продвинувшись на расстояние от нескольких сот метров до полутора километров, части корпуса остановились и стали закрепляться на завоеванных большой кровью позициях. После этого блокада окруженных усилилась, положение наших подразделений вновь ухудшилось. 13 февраля штаб гарнизона «Развилка дорог» с отчаянием просил: «Умираем с голода, усильте сброс продовольствия, не дайте умереть позорной смертью». 22 февраля оттуда же: «Положение тяжелое, несем потери, срочно помогите, держаться нет сил».

12 февраля 1940 года из соединений левого фланга значительно усилившейся 8–й армии была сформирована 15–я армия, командующим которой был назначен командарм 2–го ранга М. П. Ковалев, командовавший Белорусским фронтом во время «освободительного» похода в Польшу в сентябре 1939 года.

Вскоре после своего назначения Михаил Прокофь– евич решил провести наступательную операцию. Вступил он в должность 12 февраля, а уже 15–го числа было предпринято наступление на острова Максиман– саари и Петя – саари. С этих островов финны обстреливали ледовую «дорогу жизни», по которой шло снабжение для окруженной противником 168–й стрелковой дивизии. Но наступление не успели как следует подготовить, и пользы окруженным оно, к несчастью, не принесло.