Текст книги "Фолкнер"

Автор книги: Борис Грибанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)

В декабре он писал Элси Джонссон: "Работаю над третьим томом, который закончит эту трилогию, и, возможно, тогда мой талант догорит дотла и я смогу сломать свой карандаш и отбросить бумагу и все остальное, потому что я чувствую себя очень усталым".

За последние годы такое пессимистическое настроение овладевало им не раз, когда он принимался за новую работу, но по мере того, как углублялся в новый роман, внутренний огонь вновь разгорался, он испытывал подъем душевных сил и работа увлекала. Так произошло и теперь.

Роману «Особняк» Фолкнер придавал особое значение – во-первых, потому что этот роман должен был завершить трилогию о Сноупсах, над которой он работал в общей сложности 34 года, а во-вторых, потому что он опасался, что это вообще последняя книга, которую он сможет написать. В известной мере Фолкнер оказался прав – «Особняк» можно рассматривать как итог его длинного и сложного творческого пути.

Особенность романа «Особняк» заключается в том, что он явился не просто завершающей книгой трилогии – в этом романе Фолкнер во многом по-новому взглянул на своих героев, на социальные, политические и нравственные проблемы, которые он начал исследовать в этой эпопее. В предисловии к «Особняку» Фолкнер писал, что "автор, как ему кажется, понял человеческую душу и все его метания лучше, чем понимал тридцать четыре года назад; он уверен, что, прожив такое долгое время с героями своей хроники, он и этих героев стал понимать лучше, чем прежде".

Этим, видимо, и объясняется желание Фолкнера сделать третью часть трилогии не только продолжением первых двух частей, а как бы самостоятельным романом. В «Особняке» Фолкнер заново пересказывает многие важные эпизоды, описанные им раньше в «Деревушке» и в «Городе», возвращаясь к первоистокам, вновь исследует побудительные мотивы действий своих героев. Но делается это уже на ином уровне, с высоты приобретенного писателем жизненного и художнического опыта. Таким образом, читатель, который даже не был знаком с первыми двумя романами трилогии, мог узнать об основных, узловых моментах карьеры Флема Сноупса, его карабканья вверх по лестнице жизненного успеха.

Роман «Особняк» начинается на самом пике карьеры Флема Сноупса – он президент банка, владелец старинного особняка, респектабельный член общества. Всего этого он добился благодаря своей бесчеловечности, безграничной жажде наживы, бездумной жестокости. На его совести – хотя невозможно говорить о совести в приложении к Флему – множество преступлений, крупных и мелких, он крал, обманывал, занимался ростовщичеством, и, наконец, на его совести смерть его жены Юлы.

Однако возмездие Флему Сноупсу зреет рядом с ним. Это грядущее возмездие в романе «Особняк» предстает в облике двух людей – его родственника Минка Сноупса и дочери Юлы, считающейся и его дочерью, Линды.

В романе «Особняк», наиболее зрелом из всех романов Фолкнера, социальные предпосылки всей истории выявлены особенно четко. И это относится прежде всего к образам Минка Сноупса и Линды.

Минк убийца, он хладнокровно и обдуманно застрелил богача Джека Хьюстона. Но если в предшествующих вариантах этой истории (в рассказе «Собака» и в романе «Деревушка», где фигурировал этот сюжет) Фолкнера интересовала главным образом цепь событий, фабула, то в «Особняке» он с пристальным вниманием к сложнейшим душевным движениям исследовал причины, психологические мотивы этого убийства. Претерпел значительные изменения и обрел социальную значимость и сам образ Минка Сноупса.

Минк Сноупс один из бесчисленного племени обездоленных, измордованных жизнью фермеров-арендаторов, обреченных на вечную обесчеловечивающую нищету. Сколько бы ни трудился Минк Сноупс, все равно его труд будет делать кого-то богаче, а он и его дети никогда не выберутся из этой трясины бедности.

Гнев Минка направлен не против богача Хьюстона, а против условий жизни, в которые судьба поставила Минка.

Минк способен все вынести и выдержать, но в душе своей он ведет счет с силами, с которыми он вынужден бороться изо дня в день. "Минк просто считал, что Они – Он – Оно,как бы их там ни называть, должны быть воплощением основной естественной справедливости и равенства в человеческой жизни… Не могут же Они – Он – Оно,зовите как угодно, вечно мотать и мытарить человека, и не позволить ему в какой-то день, в какой-то миг самому дать сдачи, по справедливости, по праву".

Минк честно отрабатывает свой долг Хьюстону, но, когда выясняется, что он должен ему сверх того еще доллар, чаша его терпения переполняется, принять это новое оскорбление для него значит унизить свое человеческое достоинство. Таким образом, убийство Хьюстона Минком оказывается не местью за мелкие издевательства, а актом справедливости, актом самоутверждения Минка как личности.

За долгие годы, проведенные Минком в каторжной тюрьме, его ненависть к богатому родственнику Флему Сноупсу, который не только не помог ему, но и спровоцировал попытку побега Минка из тюрьмы, чтобы запрятать его там еще на много лет, постепенно утрачивает личный характер и обретает социальный смысл.

Если для образа Минка Сноупса характерно отсутствие временных связей – Минк сидит в тюрьме, и события внешнего мира проходят мимо него, – то благодаря Линде в замкнутый мирок Джефферсона врываются ветры мировой истории. И это примечательно для творческой эволюции Фолкнера. До сих пор во всех книгах йокнапатофской саги, как и в первых двух романах трилогии о Сноупсах, мир героев Фолкнера был ограничен, изолирован от внешнего мира. В романе же «Особняк» жизнь героев оказывается связанной с важнейшими политическими событиями и веяниями века – в романе находят свое косвенное отражение и гражданская война в Испании, вторая мировая война, политическая ситуация в Соединенных Штатах в период "холодной войны" и маккартизма. И эта связь с внешним миром устанавливается в романе главным образом через Линду.

Линда несет с собой возмездие Флему Сноупсу и угрозу миру наживы, который он олицетворяет. В ее формировании как личности решающую роль сыграл Гэвин Стивенс, идеалист и либерал, безответно влюбленный в ее мать. Стивенс стремился спасти душу Линды "от того, что он называл сноупсизмом, – от этой упорной и злой силы". Это он добился того, что Линда окончила университет в близлежащем Оксфорде, а после смерти матери уехала в Нью-Йорк, где она вышла замуж за скульптора, коммуниста Бартона Коля, сама вступила в коммунистическую партию, через несколько лет уехала с мужем в Испанию сражаться с фашизмом. Так в роман входит тема борьбы с фашизмом и, что еще более примечательно, тема коммунизма.

Примечательно это потому, что Фолкнер, всю жизнь скептически относившийся к политике вообще и к коммунизму в частности, в «Особняке» пишет о коммунистах с уважением и нескрываемой симпатией. Гэвин Стивенс, например, говорит о Линде: "В одном по крайней мере она походила на мать – ей тоже было необходимо, непременно нужно найти в жизни что-то очень крепкое, очень надежное (в данном случае, в ее случае, не просто сильного человека, потому что Коль был достаточно сильный, но все же и он, как выяснилось, состоял из плоти и крови и потому оказался недолговечным), чтобы отдать все, что у нее было… коммунистическая партия, уже доказавшая, что для пуль она неуязвима, а следовательно, бессмертна, заменила ей Бартона и никогда не подведет".

Фолкнер отдал в «Особняке» должное высоким идеалам коммунизма, рассказывая, в частности, о разговорах Линды с двумя коммунистами финнами-эмигрантами: "И беседуют они о надежде, о светлом будущем, о мечте: навеки освободить человека от трагедии его жизни, навсегда избавить его от болезней, от голода и несправедливости, создать человеческие условия существования".

Фолкнер не побоялся в те мрачные годы маккартизма, когда писался роман, вложить в уста молодому Чику Мэллисону саркастическую характеристику противников коммунизма, раскрыв их хищническую, стяжательскую сущность: "Все жители Джефферсона, начиная от разносчиков жареных орехов и кукурузы, ставивших свои лотки на углу по субботам, и хозяев захудалых, дешевых лавчонок и кончая владельцами огромных универмагов, автомобильных гаражей и заправочных станций, все были против тех, кого теперь называли коммунистами… против всех и каждого, кто подвергал хотя бы малейшему сомнению наше природное джефферсоновское право покупать, доставать, выращивать или отыскивать что-нибудь как можно дешевле, пуская при этом в ход любое мошенничество, уговоры, угрозы или насилие, а потом продавать все это как можно дороже, пользуясь нуждой, невежеством или робостью покупателя".

Не обошел молчанием Фолкнер и фашистские тенденции в самих Соединенных Штатах. Когда Гэвин Стивенс и Рэтлиф говорят об угрозе войны со стороны Гитлера и Муссолини, Стивенс с горечью добавляет: "Не говоря уже о тех, кто сидит у нас тут дома, всякие организации с пышными названиями, которые во имя божье объединяются против нечистых в моральном и политическом отношении, против всех, у кого не тот цвет кожи, не та религия, не та раса: ку-клукс-клан, "Серебряные рубашки"… я уж молчу про нашего собственного дражайшего сенатора Кларенса Эглстоуна Сноупса, тут у нас, в Йокнапатофском округе".

Фигура сенатора Кларенса Сноупса, появлявшаяся и ранее в романах йокнапатофской саги, в «Особняке» раскрывается наиболее полно, вбирая в себя все омерзительные черты американской политической кухни. Сенатор Кларенс Сноупс предстает перед читателем как продажный политикан, демагог, развратник, шантажист и просто мелкий жулик. И этот человек метит – и не без оснований – в конгресс США: "Гремел его голос, полный расовой, экономической и религиозной нетерпимости (раньше самым сильным пунктом в его политическом кредо было нападение на богачей, теперь громче всего звучал страх перед организованными рабочими массами)".

Конечно, было бы преувеличением утверждать, что эти политические мотивы являются главными в романе, но их появление здесь весьма характерно для понимания того, как изменилось само отношение Фолкнера к политике.

Главное же в романе – трагедии человеческих жизней, трагедия Минка Сноупса, трагедия Линды. Ведь Линда – образ по-своему трагический. Если история Минка Сноупса – это история всепоглощающей ненависти, то история Линды воплощает идею неумирающей любви. Ее любовь к Бартону Колю, погибшему в Испании, будет гореть в ней, пока живет сама Линда, это ее судьба, ее крест и ее счастье. Для Гэвина Стивенса, идеалиста и мечтателя, Линда становится образом вечной любви и верности. Гэвин говорит себе: "Да, ты слышал про любовь, про утрату, а может быть, и любовь, и утрату, и горе, но никогда не встречал все пять вместе, вернее, четыре, потому что верность и стойкость, про которые я думаю, неотделимы", В другом месте Фолкнер пишет, что Гэвин глядел в глаза Линды и понимал – "откуда, сквозь что она на меня глядела: сквозь неизмеримую глубину потери, сквозь неутолимую тоску, сквозь верность и постоянство".

Три человеческих судьбы – Флема Сноупса, Минка Сноупса и Линды – в конце романа сходятся в одной точке. Линда узнает про Минка и добивается его досрочного освобождения из тюрьмы, хотя прекрасно понимает, что первое, что сделает Минк, оказавшись на свободе, это попытается убить Флема, человека, считающегося ее отцом. И когда это происходит, она хладнокровно помогает убийце скрыться. И Гэвин Стивенс, прокурор округа, страж правосудия и поборник законности, понимает, что Линда, по существу, является соучастницей убийства, но он также осознает, что жизнь сложнее законов, придуманных людьми, и есть справедливость, которая выше закона.

Последние страницы романа пронизаны щемящим чувством сострадания к людям, являющимся жертвами жизненных обстоятельств, болью за страдания и беды, выпадающие на долю людей, за несправедливость и зло, обрушивающиеся на них. Рэтлиф подводит черту под всей этой историей, говоря о людях: "Несчастные сукины дети", а Гэвин Стивенс вторит ему: "Несчастные сукины дети, сколько они причиняют людям горя и тоски, сколько от них видят и тоски и горя!".

Работал над «Особняком» Фолкнер без торопливости, очень тщательно, то и дело возвращаясь к уже написанному и переписывая целые главы. Он писал эту книгу с внутренним убеждением, что это не только завершение трилогии о Сноупсах, но и скорее всего последний роман всей йокнапатофской саги.

Только в январе 1959 года он написал из Оксфорда в издательство "Рэндом хауз": "На этой неделе закончу первый вариант всей рукописи, еще месяц потребуется на чистку, после этого привезу или пришлю. Может быть, пригпдю первую часть, как только она будет готова. Всю законченную рукопись вы получите в марте".

Эти годы он делил свое время между Оксфордом и Щардоттесвиллем, причем все большая доля приходилась на Шарлоттесвилль, Здесь, в семье Джилл, где к тому времени родился второй внук, он чувствовал себя менее одиноким, чем в Оксфорде, тем более что Эстелл все больше привязывалась к Шарлоттесвиллю. Да и сам Фолкнер обрел здесь друзей, главным образом по охоте. А охота в этих местах была превосходная, хотя и носила совсем иной, нежели в Миссисипи, характер – здесь придерживались старинных аристократических традиций, вывезенных в Виргинию переселенцами из Англии, – охотились верхом на лисиц, причем охота была скорее приятным времяпрепровождением, нежели стремлением во что бы то ни стало застрелить животное. Фолкнера приняли в весьма избранный охотничий клуб, и ему это льстило.

Он все чаще подумывал о том, чтобы купить в Виргинии ферму и обосноваться в этих местах. В начале 1958 года он провел еще один семестр в местном университете в качестве писателя при кафедре. В том же году он согласился в течение двух недель выступать в Принстонском университете.

В январе 1959 года, когда Фолкнер заканчивал работу над «Особняком», осуществилась наконец семилетняя мечта актрисы Рут Форд – ей удалось выступить на Бродвее в спектакле "Реквием по монахине". До этого пьеса в переводе и переработке Альбера Камю с успехом шла на европейских сценах, но американские зрители увидели ее только теперь.

Когда рукопись первой части «Особняка» легла на стол редактора Альберта Эрскина, он пришел в ужас от того, что очень многие детали в романе не совпадали с двумя предшествующими книгами, и написал об этом Фолкнеру. Смысл ответа писателя сводился к тому, что он пишет о характерах и факты для него не столь важны, но тем не менее согласился привести то, что возможно, в известное соответствие с «Деревушкой» и «Городом». Он обещал в марте приехать в Нью-Йорк и помочь редактору, однако неожиданное происшествие помешало его поездке. В марте во время охоты в виргинских лесах он упал с лошади и сломал себе ключицу. Таких падений в его жизни было немало, и Фолкнер старался не придавать большого значения перелому, но от поездки в Нью-Йорк пришлось отказаться. Как только ему стало чуть лучше, они с Эстелл на машине с шофером уехали в Оксфорд.

Фолкнер писал бодрые письма друзьям, но боли в плече не только не проходили, но усиливались. Верховую езду врачи ему категорически запретили. Вынужденное безделье в большом и пустынном теперь доме в Оксфорде подтолкнуло его на новые замыслы. В апреле он писал Джоанне: "У меня все еще неприятности с рукой. Видимо, в моем возрасте пора прекращать ломать кости… У меня в голове рождается еще одна книга, которую я хотел бы написать. Теперь, когда я не могу тратить время на лошадей, я могу за нее взяться. Хотя я не перестаю надеяться, что еще смогу ездить верхом".

Он действительно добился своего – уже в мае ранним утром Фолкнер седлал лошадь и выезжал на прогулку. В одно такое утро порывом ветра прямо под копыта лошади бросило клочок бумаги, она испугалась, взвилась на дыбы и сбросила седока. Фолкнер тяжело упал на спину, у него от удара пошла кровь горлом, сильно болела нога.

Тем не менее в первых числах июня он появился в издательстве, чтобы работать со своим редактором над рукописью «Особняка». Ходил он медленно, опираясь на палку.

После недолгого визита в Шарлоттесвилль он вернулся в Оксфорд, где работал над гранками «Особняка». А тем временем в Шарлоттесвилле была наконец оформлена покупка Фолкнером облюбованного им дома, неподалеку от места, где жили Джилл и двое его внуков, с которыми он так любил играть. Осенью Фолкнер совсем перебрался в свой новый дом, хотя он по-прежнему периодически наезжал в Оксфорд.

В ноябре 1959 года вышел в свет "Особняк".

Зимой Фолкнер приехал в Оксфорд, и, как оказалось, очень вовремя – тяжело заболела его мать, Мисс Мод. Фолкнер положил ее в больницу и проводил много времени у ее постели. Каждый раз, когда он входил в палату и видел это иссохшее тело, из которого мало-помалу уходила жизнь, сердце его сжималось от боли.

Мисс Мод знала, что она умирает. Фолкнер старался как мог облегчить ее душевное состояние. Он, никогда не веривший в рай, стал рассказывать ей, как он потом признался своему другу Блотнеру, "красивые сказки о небесах, о том, как там ей будет хорошо".

Мисс Мод спросила его: "А я обязательно должна буду встретить там твоего отца?" Фолкнер несколько растерялся и ответил: "Нет, если ты сама этого не захочешь". – "Вот и хорошо, – с облегчением сказала мать, – я никогда не любила его".

Вскоре Фолкнер сам заболел, у него обнаружился плеврит, и его пришлось отправить в больницу.

Когда Фолкнер вновь приехал в Оксфорд в июне, он узнал, что роман Джоанны принят издательством. Он тут же написал ей: "Отличная новость. Это не только оправдывает нас, но и, возможно, оправдывает то зло и обиды, которые я, может быть, причинил тебе".

В октябре 1960 года Мисс Мод умерла. Фолкнер давно знал, что конец матери близится с каждым днем, и все-таки смерть ее острой болью отозвалась в его сердце.

Теперь связь его с Оксфордом еще более ослабла.

Жизнь Фолкнера в Шарлоттесвилле текла спокойно и безмятежно. Он по-прежнему увлекался верховой ездой, охотой, много времени проводил в обществе своих маленьких внуков, встречался с друзьями, охотно принимал гостей в своем доме.

В июле 1961 года радио сообщило о смерти Эрнеста Хемингуэя. Фолкнер был потрясен, он ни на одну минуту не сомневался, что это не несчастный случай. "Он убил себя", – повторял Фолкнер.

Фолкнеру было уже 64 года, смерть то и дело напоминала о себе, унося людей его поколения. Он всегда склонен был задумываться над проблемами жизни и смерти, а теперь, можно предположить, эти мысли посещали его все чаще. Он с философским спокойствием готов был встретить эту неизбежность.

Годы побелили его голову, но в остальном он по-прежнему держался в форме, как всегда, был подтянут, строен, скромно, но безукоризненно одет. Журналист Эллиот Чейз, с трудом добившийся согласия Фолкнера на интервью летом 1961 года, писал о нем: "Это маленький человек с огромным достоинством. Он излучает спокойную силу. Ощущение спокойствия становится главным, это спокойствие чувствуется в его голосе, в движениях рук, в походке, в притушенном блеске его почти совсем черных глаз". Фолкнеру не хотелось говорить о литературе, и он предпочел рассказывать корреспонденту о верховой езде: "Что-то есть в том, когда вы на лошади перемахиваете через забор, от этого чувствуешь себя хорошо. Может быть, это риск, азарт. Во всяком случае, я ощущаю потребность в этом".

В это лето друг Фолкнера Гровер Вандевендер построил в своем поместье на озере небольшую пристань, которая стала раем для местных ребятишек. Фолкнер любил бывать здесь, он с тихой радостью смотрел, как мальчишки купаются, играют, загорают на теплых досках пристани. Ему была приятна мысль, что и его внуки, когда немножко подрастут, тоже будут здесь купаться, радоваться жизни, научатся любви к природе.

Человеку в пожилом возрасте вообще свойственно возвращаться памятью к своему прошлому, особенно к своему детству. Дружба с внуками, общение с местными ребятишками, наверное, способствовали этому возвращению к былому. И Фолкнер в это лето начал исподволь, не предупреждая, как он обычно это делал раньше, издательство, писать свой последний роман, навеянный воспоминаниями собственного детства.

Роман и начинался откровенно, как воспоминание, словами: "Мой дед сказал…", и подзаголовок ему Фолкнер дал «Воспоминание». Весь роман построен как рассказ Лушьюса Приста III о том, что рассказал ему в 1961 году его дед, Лушьюс Прист II, о приключениях, случившихся с ним в 1905 году, когда деду было одиннадцать лет.

Верный своему обыкновению, Фолкнер с первых же страниц определил место семейства Пристов в социальной структуре джефферсоновского общества, уточнил их родословную – Присты являются потомками Маккаслинов-Эдмондсов, но по женской линии. Если в первых романах йокнапатофской саги Фолкнер во многом отождествлял своего легендарного прадеда с полковником Сарторисом, наградив Сарториса многими чертами и моментами биографии прадеда, то в своем последнем романе, оказавшемся для него не только новым возвращением в Йокнапатофу, но и возвращением в собственное детство, в семействе Пристов он изобразил свою собственную семью, как он ее помнил. Дед Прист, которого в романе все почтительно именуют Хозяином, подобно деду Фолкнера, президент банка. Отец одиннадцатилетнего героя романа, как и одно время отец Фолкнера, владеет конюшней наемных экипажей. Фолкнер даже дал ему имя своего отца – Марри. Да и состав семьи Пристов повторяет семью Фолкнеров – у подростка Лушьюса трое братьев младше его, а возится с ними няня, старая негритянка Калли.

Сюжет этого романа давно зрел в голове Фолкнера. Как, возможно, помнит читатель, за двадцать один год до того, как Фолкнер начал писать «Похитителей», он в письме к Роберту Хаасу изложил в нескольких словах всю историю, упомянув даже о том, что она будет в чем-то похожа на приключения Гекльберри Финна. Действительно, сюжет «Похитителей» построен по тому же принципу, что и знаменитый роман Марка Твена, но только плот, на котором Гекк Финн уплывал вместе с негром Джимом из родного города, заменен автомобилем.

Правда, здесь автомобиль выступает не только как средство передвижения, но и как символ, подобный "указательному знаку, воздвигнутому и предназначенному для того, чтобы возвестить грядущую судьбу: муравьиное снование взад и вперед, неизлечимый зуд наживы, механизированное, моторизированное, неотвратимое будущее Америки".

В этом последнем романе Фолкнер остался верен своей излюбленной теме – истории возмужания мальчика, его приобщения к миру взрослых, к миру сложному и противоречивому, в котором неожиданно и причудливо переплетаются добро и зло, к миру, в котором мальчик должен найти свое место, выработать свою нравственную позицию, как это ни странно звучит в применении к одиннадцатилетнему подростку.

Лушьюс Прист живет нормальной для мальчика его возраста и соответствующей положению его семьи жизнью. Он весь еще в мире детства, где высшим авторитетом является мама, а негритянка няня опекает каждый его шаг, где дедушка президент банка представляется неким высшим существом, почти равным господу богу. Но вот по воле случая возникают непредвиденные обстоятельства – дед с бабушкой и родители мальчика уезжают на неделю на похороны другого дедушки – отца матери. И тут же рядом с Лушыосом оказывается соблазнитель – уже известный по предшествующим романам йокнапатофской саги Бун Хоггенбек. "Бун был стоек, предан, отважен и абсолютно ненадежен; росту в нем было шесть футов четыре дюйма, весу двести сорок фунтов, а разума не больше, чем у ребенка". Бун служил в конюшне мистера Марри, но с тех пор, как дедушка купил автомобиль, сердце Буна было навечно и безраздельно отдано этой движущейся и сверкающей машине. Он отвоевал себе право быть шофером, механиком и хранителем этого предмета своего поклонения.

Бун подбивает Лушьюса, пока нет никого из старших, съездить на машине в Мемфис. С ними увязывается и негр Нэд, один из конюхов мистера Марри. Так начинается это необычное путешествие, полное самых неожиданных приключений.

В Мемфисе они останавливаются в публичном доме мисс Ребы, тоже знакомом читателю по нескольким фолкнеровским романам, и мальчик оказывается свидетелем быта проституток, сутенеров, посетителей публичного дома.

Нэд обменивает автомобиль на краденого скакового коня, потом все они отправляются в другой город, где устраивают скачки с Лушьюсом в качестве жокея.

Весь этот жестокий жизненный опыт лавиной обрушивается на мальчика. Как объясняет уже старый Лушьюс, рассказывая своему внуку об этих приключениях своего детства: "Мы должны быть подготовлены к опыту, знанию, постижению, а не так, чтобы нас ни с того ни с сего хватили по голове дубиной в темноте, как делают разбойники, бандиты. Не забудь, мне было всего одиннадцать. Существуют на свете поступки, обстоятельства, ситуации, которых не должно быть, но они есть, и нам их не избежать, да мы и не захотели бы их избегнуть, даже если бы имели такую возможность, потому что они – тоже часть поступательного Движения, они означают участие в жизни, саму жизнь. Но они должны открываться нам тактично, пристойно. Мне же приходилось узнавать слишком много сразу, слишком быстро и без всякой помощи; мне некуда было поместить эти знания, не было во мне еще подготовлено такого вместилища, гнезда, куда бы принять все это безболезненно, без мучений".

В этом недолгом путешествии Лушьюсу приходится столкнуться с самыми разными людьми – с доброй и трогательной проституткой Корри, которую на самом деле зовут Эверби, и с ее племянником Оутисом, отвратительным, испорченным до мозга костей подростком, в котором все задатки будущего Флема Сноупса или гангстера Пучеглазого, с исполненным внутреннего благородства старым негром дядюшкой Паршемом и его сыном Ликургом, с гнусным расистом полицейским Батчем. Мальчику приходится увидеть изнанку жизни, самые неприглядные ее стороны в том обнаженном и циничном виде, как они бытуют в публичном доме, с насилием, с мерзостью отношения расистов к неграм, но и с добротой, с человеческим достоинством униженных, с их готовностью помогать людям.

"Я почувствовал стыд, что существует такая причина для страха за дядюшку Паршема, которому и впредь придется здесь жить; ненависть (ненавидел не дядюшка Паршем, а я) ко всему этому, ко всем нам за то, что мы такие жалкие, хрупкие жертвы нашей собственной жизни, нашей необходимости жить этой жизнью, – к Эверби за то, что она такая уязвимая, такая беспомощная и притягательная жертва, и к Буну за то, что он уязвим и беспомощен, и позволяет превращать себя в жертву, и к дядюшке Паршему и Ликургу за то, что они живут там, где принуждены жить, и волей-неволей видят, как ведут себя белые люди, – точь-в-точь как, по утверждению этих белых, ведут себя только негры, – ненависть, во всем подобную той, какую я чувствовал к Оутису за его рассказ об Эверби в Арканзасе, и к Эверби за то, что она так беспомощна и так притягательна для измывательств над человеческим достоинством, о которых он мне рассказал, и к себе за то, что слушал его, хотел слушать, хотел все узнать и понять; ненависть за то, что это не только есть, но и не может не быть, всегда будет, пока не прекратится жизнь, пока род человеческий составляет часть жизни".

И несмотря на всю грязь, все скотство людей, с которым сталкивается мальчик во время своего путешествия, роман «Похитители» самый светлый во всем творчестве Фолкнера. Уже не говоря о том, что в этом романе, как в доброй сказке, все кончается хорошо – скачки выиграны, автомобиль возвращен законному владельцу, Лушьюс возвращается к своим родителям, проститутка Корри, она же Эверби, выходит замуж за Буна и рожает мальчика, которого она называет Лушьюсом Пристом Хоггенбеком, – в нем просвечивает умудренность человека и писателя, пришедшего на склоне лет к приятию жизни такой, какая она есть. В этом плане весьма знаменателен последний разговор Лушьюса с его дедом после завершения всех приключений.

"– Как мне это забыть? Скажи – как?

– Тебе этого не забыть, – ответил он. – Ничто никогда не забывается. Ничто не утрачивается. Оно для этого слишком ценно.

– Так что же мне делать?

– Так и жить, – сказал дед.

– Жить с этим? Ты хочешь сказать – всегда? До конца моей жизни? И никогда не избавиться от этого? Никогда? Я не могу. Разве ты не понимаешь – не могу.

– Нет, можешь, – сказал он. – И должен. Настоящий мужчина только так и поступает. Настоящий мужчина может пройти через все. Через что угодно. Он отвечает за свои поступки и несет бремя их последствий".

Трудно избавиться от ощущения, что, когда Фолкнер писал «Похитителей», он не только испытывал радость возвращения к собственному детству, но и думал о своих внуках, хотел оставить им в этом романе нечто вроде духовного завещания.

Во всяком случае, работа над «Похитителями» доставляла ему радость. Рассказывая своему молодому другу в Виргинском университете Джозефу Блотнеру о новых главах, он начал вдруг от души смеяться: "Эта книга, – объяснил он, – становится все смешнее и смешнее".

Заканчивал роман он в Оксфорде. В сентябре 1961 года рукопись была уже на столе у редактора, а сам писатель, завершивший работу над своим последним романом, предвкушал свободную от всех забот осень в Шар-лоттесвилле с охотой на лисиц, со скачкой по полям и лесам за бешено лающими собаками, с вечерами у горящего камина в обществе друзей за рюмкой виски, с прогулками с внуками.

Осень действительно прошла беззаботно и приятно. Но в декабре он почувствовал себя плохо – болела спина. Его положили в больницу, и после усиленного лечения он смог встретить Новый год дома, в кругу родных и друзей.

Вопреки своему возрасту и болезням Фолкнер ни за что не хотел сдаваться и менять образ жизни. Уже в первых числах января он отправился верхом на прогулку, и произошло несчастье – легкий снег запорошил дорогу, конь оступился в ямку, Фолкнер упал и тяжело разбился. К этому присоединилось воспаление легких.

Едва выздоровев, Фолкнер стал строить планы на весну – он согласился вновь сотрудничать в Виргинском университете, возобновил свою лицензию на охоту и рыбную ловлю. В своем новом доме в Шарлоттесвилле он задумал построить библиотеку, стал заказывать для нее книги. С особой любовью он начал собирать специальную библиотеку для внуков – он просил друзей достать для этой библиотеки "Остров сокровищ" Стивенсона, "Похождения бравого солдата Швейка" Гашека, сборник стихотворений Броунинга.

К началу весны они с Эстелл отправились в Оксфорд. Здесь он опять занимался своими лошадьми, стал выезжать на охоту, работал над гранками романа «Похитители». В апреле они вернулись в Виргинию.