Текст книги "Фолкнер"

Автор книги: Борис Грибанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)

15. «Проклятье его отцов»

Январь 1940 года в штате Миссисипи выдался небывало суровым, ртутные столбики на улицах опустились до нуля, лежал глубокий снег. Новая отопительная система в Роуан-Ок действовала исправно, а в рабочем кабинете хозяина к тому же еще весело потрескивали дрова в камине. Фолкнер увлеченно работал над гранками «Деревушки». В доме царили мир и покой.

И вдруг нагрянула беда. Умерла Мамми Калли, няня, вырастившая Фолкнера и его братьев, помогавшая потом растить его дочку Джилл. В том году ей должно было исполниться сто лет. Для Фолкнера она была воплощением самых лучших, самых ценных человеческих качеств – бесконечной доброты, самоотверженной любви, бескорыстной преданности. На ее похоронах Фолкнер произнес одну из самых, наверное, проникновенных речей в своей жизни. А когда выйдет в свет его новая книга, он посвятит ее "Мамми, Каролине Барр, Миссисипи (1840–1940), которая была рождена в рабстве и которая подарила моей семье верность, не знавшую границ и не рассчитанную на возмещение, а моему детству безмерную привязанность и любовь".

Раздумья над жизнью Мамми Калли и над судьбой ее народа натолкнули Фолкнера на мысль написать цикл рассказов, в которых проследить историю взаимоотношений негров и белых на примере семьи потомков плантатора, одного из основателей Йокнапатофы, Карозерса Маккаслина. Опираясь на опыт с «Непобежденными», он задумал после публикации рассказов в журналах объединить их в цельную книгу.

Идея захватила Фолкнера. Уже во второй половине февраля он послал своему литературному агенту в Нью-Йорк Гарольду Оберу рассказ под названием "Не все то золото", а еще через неделю рассказ "Огонь и очаг".

Четкого плана всей книги или хотя бы единого сюжета, строящегося вокруг одного героя, как это имело место в «Непобежденных», у него не было. Поэтому работа над циклом рассказов и потом над всей книгой шла довольно мучительно, Фолкнер по многу раз переписывал уже, казалось бы, готовые рассказы, в некоторых случаях объединял их.

Пока что в марте 1940 года вышел в свет роман «Деревушка». Немедленно вслед за выходом книги в крупнейших газетах и журналах Америки появились рецензии на нее – роман стал событием в культурной жизни Соединенных Штатов. Ральф Томпсон писал в "Нью-Йорк тайме": «Деревушка» представляет собой лучшее, что написал мистер Фолкнер… Я не вижу в художественной литературе за весь год ничего, что может сравниться с этим романом". Спустя неделю Малькольм Каули заявил в "Нью рипаблик", что «Деревушка» – лучшее произведение Фолкнера после "Святилища".

Однако положительными рецензиями нельзя было расплачиваться с кредиторами, их не принимали при уплате налогов, а материальное положение писателя оказалось из рук вон плохим. В апреле он вынужден был написать Роберту Хаасу, что не сможет приехать в Нью-Йорк, как это было запланировано, по той простой причине, что у него нет денег на билет, не говоря уже о том, что ему нечего оставить семье.

В следующем письме Хаасу Фолкнер писал, что, работая над «Деревушкой», он думал после завершения романа написать и опубликовать несколько рассказов, которые помогли бы ему продержаться полгода, пока он будет писать следующий роман. К середине марта, сообщал он Хаасу, у него оказалось написанными шесть рассказов, а продать удалось только один. Он писал, что ему нужна сейчас тысяча долларов, чтобы уплатить текущие долги, и обещание издательства авансировать его будущий роман, выплачивая ему 400 или хотя бы 300 долларов в месяц.

Хаас ответил Фолкнеру подробным письмом, в котором анализировал его финансовое положение. К концу апреля издательство "Рэндом хауз" продало 6780 экземпляров «Деревушки», что составило авторский гонорар 2500 долларов. Однако за вычетом полученных им авансов у него на счету осталось всего 125 долларов. "Судя по "Деревушке", – писал Хаас, – похоже, Билл, что ты можешь зарабатывать на романе немногим более 3000 долларов, если рассматривать «Деревушку» как достигнутый уровень Фолкнера".

Хаас предлагал ему новый контракт на следующие три книги: издательство выплатит ему сейчас тысячу долларов и еще две тысячи в течение следующего года. Следующие два года они готовы высылать ему регулярно 250 долларов в месяц. Принимая предложение Хааса, Фолкнер ответил, что, как только он станет получать обещанную стипендию, он начнет новый роман.

"Я думаю, что это хороший замысел… Это нечто похожее на историю Гека Финна – обычный мальчик лет двенадцати-тринадцати; большой, добрый, отважный, честный и совершенно безответственный белый с умом ребенка; старый негр слуга семьи, своевольный, ворчливый, абсолютно бессовестный и впавший в детство, и проститутка уже не первой молодости, обладающая незаурядным характером, благородством и здравым смыслом, и украденная скаковая лошадь, которую никто из них в действительности не собирался красть".

Финансовые затруднения и неурядицы портили настроение, мешали работать. Но еще больше на него влияли внешнеполитические события. Фолкнер чрезвычайно болезненно переживал газетные сообщения о войне в Европе – капитуляцию Бельгии, Дюнкерк, разгром гитлеровскими войсками французской армии. В эти дни в начале июня он писал Хаасу: "Что за проклятое время! На днях я вытащил свою военную форму. Я могу застегнуть ее, хотя прошло с тех пор двадцать два года, крылья выглядят так же воинственно, как когда-то. Когда снял эту форму в 19-м году, я поклялся, что никогда, ни при каких обстоятельствах, ни ради кого бы то ни было я не надену ее опять. А сейчас не знаю. Конечно, я принесу не много пользы, вряд ли выдержу более двух минут в бою. Но так легче думать, потому что то, что будет после этой войны, не стоит того, чтобы жить". Мысль о победе фашизма была для него непереносима.

Ни в американскую, ни в английскую авиацию Фолкнера, естественно, не взяли по возрасту. Тогда он стал искать себе применение в родном городе. Он предложил свои услуги университету и начал преподавать студентам штурманское дело. При этом он сам стал чаще летать, тренируя себя на случай всяких неожиданностей.

Его раздумья о войне и о будущем страны нашли свое отражение в рассказе "Осень в дельте", который должен был войти в задуманный им цикл о семействе Маккаслинов. Действие рассказа происходило в 1940 году, и отправляющиеся на охоту мужчины по дороге говорят о войне. Один из охотников спрашивает: "А если Гитлер добьется своего? Или какой-нибудь Йокагама, Пелли, Смит или Джонс – шут их знает, как они у нас будут зваться!" И старик Айк Маккаслин в ответ высказывает убеждение, которое, видимо, разделял и Фолкнер: "Я что-то не помню, чтобы в нашей стране не хватило защитников, когда в них возникала нужда… Страна у нас побольше и посильнее будет, чем любой ее враг и даже свора врагов внутри или снаружи. И уж как-нибудь сладит с этим дерьмовым австрийским маляром, как бы он там себя ни величал".

Весной 1941 года он опять писал Роберту Хаасу: "У меня задумана книга, и, если уж я вышел в тираж и слишком стар, чтобы сражаться на войне, я ее напишу". Он все еще надеялся, что ему удастся принять участие в военных действиях. "Если бы у меня были деньги, чтобы обеспечить мою семью, я бы попытался уехать в Англию и воспользоваться своим старым военным званием. Может быть, я еще сумею это сделать. Если же нет (если я достану деньги), я попытаюсь вступить в американские военно-воздушные силы. Я могу быть штурманом или учить штурманов, даже если не смогу сам летать из-за моего возраста".

В мае Фолкнер вновь всерьез задумался над книгой, которая давно маячила в его голове. "В прошлом году, – писал он Хаасу, – я упоминал о книге рассказов, основная тема которой – отношения между белыми и черными здесь у нас". Книгу он решил назвать "Сойди, Моисей".

Часть рассказов была им уже написана и некоторые из них опубликованы. Однако и эти рассказы потребовали серьезной переработки, а кое-что нужно было еще написать.

Центральной фигурой книги стал Айк Маккаслин, внук Люшьюса Квинтуса Карозерса Маккаслина, одного из первых белых поселенцев, обосновавшихся в здешних местах, создателя плантации и богатства семейства. Айк Маккаслин фигурирует не во всех рассказах книги "Сойди, Моисей", но именно история его духовного возмужания, его нравственной борьбы с наследием прошлого, с "проклятьем его отцов" – кодексом расовых отношений, господствующим на Юге, – составляет главный стержень книга.

Действие первого рассказа происходит в далекие времена рабства, еще до Гражданской войны; все это случилось задолго до рождения Айка, и он рассказывает о случившемся со слов своего двоюродного брата Каса Эдмондса, который много старше его и которому в момент описываемых событий было девять лет. А главными действующими лицами рассказа являются отец Айка Бэк и его брат-близнец Бадди, сыновья старого Маккаспина, основателя династии.

Эти братья-близнецы уже в те времена смутно ощущают безнравственность рабства, они переселяют своих рабов в большой дом, выстроенный их отцом, а сами живут в простой хижине. Но они продолжают придерживаться внешних правил поведения, диктуемых кодексом расовых отношений, – каждый вечер они запирают парадную дверь особняка, прекрасно зная, что задняя дверь остается открытой и любой негр может через нее отлучиться на ночь куда ему заблагорассудится. Это принятый ритуал.

Такой же ритуал вступает в силу каждый раз, когда Томми Тарл, их сводный брат, родившийся от отцовской рабыни, бежит на соседнюю плантацию, где живет девушка-негритянка Юнис, в которую он влюблен. В этих случаях Бэк повязывает галстук и отправляется в погоню за Томми Тарлом. Для самого Бэка эта погоня небезопасна – сестра Хьюберта Бьючема, хозяина Юнис, Софонсиба давно уже мечтает женить Бэка Маккаслина на себе. А в отношении влюбленной пары рабов хозяева никак не могут договориться, кто из них должен купить или продать свою собственность, чтобы влюбленные объединились.

Вот последняя такая погоня за Томми Тарлом и описана в этом рассказе. Подвыпивший Бэк Маккаслин остается ночевать в доме Бьючемов и по ошибке попадает в комнату, где спит мисс Софонсиба, – теперь он, как джентльмен, должен на ней жениться. Но в эту ситуацию вмешивается его брат Бадди, едет к Бьючемам, и судьба обеих пар решается за игрой в покер – Бадди выигрывает свободу своего брата, а заодно и Юнис.

Второй рассказ книги, "Огонь и очаг", отделен от первого по времени многими десятилетиями, действие его происходит примерно в 30-е годы нашего века. Главный герой здесь старый негр Лукас Бьючем – сын Томми Тарла и Юнис, внук по мужской линии основателя династии Маккаслина. Это новый персонаж для Фолкнера и весьма примечательный. Лукас Бьючем совсем непохож на ворчливого, но преданного слугу Саймона из романа «Сарторис», в нем нет ничего от традиционного подобострастного негра, как их принято было изображать в «южных» романах. Лукас Бьючем сильный, упрямый человек с развитым чувством собственного достоинства, упорно отстаивающий свою внутреннюю независимость от белых и, в частности, от Карозерса Эдмондса, унаследовавшего по женской линии земли Маккаслинов, которому Лукас Бьючем приходится, по существу, дальним родственником.

Уже на первых страницах рассказа "Огонь и очаг" о Лукасе Бьючеме сказано: "Это было его собственное поле, хотя он не был его владельцем, никогда не хотел им обладать и не нуждался в этом. Он обрабатывал это поле уже сорок пять лет, еще до того, как родился Карозерс Эдмондс, пахал, сеял и обрабатывал тогда, когда хотел, и так, как считал нужным… а Эдмондс приезжал раза три в неделю на своей кобыле посмотреть на поле и, быть может, раз в сезон останавливался, чтобы дать ему совет, который он полностью игнорировал – игнорировал не только совет, но даже голос, который произносил его".

Лукаса Бьючема связывает с белыми потомками Карозерса Маккаслина не только то, что он внук основателя династии, но и сложнейшие переплетения человеческих судеб и отношений, типичных для бывшего рабовладельческого Юга. Когда Лукас женился на Молли и она родила ему сына, женился и Зак Эдмондс, отец нынешнего владельца земли Карозерса, но его жена умерла при родах, и Зак Эдмондс взял жену Лукаса с ребенком в свой дом, чтобы она была кормилицей его сына. Полгода терпел Лукас это, поддерживая по ночам огонь в очаге в своей одинокой хижине. Потом его терпение лопнуло, и он потребовал у белого, чтобы тот вернул ему жену, подозревая, что Зак спит с Молли.

В ту ночь, когда Лукас приходит в дом к Заку Эдмондсу, чтобы забрать оттуда свою жену, он говорит ему: "Я негр. Но я и человек. Я больше, чем просто человек". Лукас настолько ощущает себя равным своему белому родственнику, что, обуреваемый ревностью и чувством унижения, собирается убить Зака, то есть совершить самое тяжкое с точки зрения расового кодекса преступление.

Однако дело до убийства не доходит. Жена Лукаса Молли возвращается к своему мужу, но теперь у нее фактически двое сыновей – черный и белый, потому что маленькому Роту Эдмондсу она заменила мать. В образ Молли Фолкнер вложил всю любовь и благодарность к своей няне Мамми Калли. Он наделил Молли внешностью Калли, ее бесконечной добротой, самоотверженностью, человеческим достоинством.

Мальчики, как это бывало сплошь и рядом на Юге, растут как братья. Они вместе спят, вместе едят, вместе играют. Но это не может длиться долго – кодекс расовых отношений неизбежно вступает в силу, и белый мальчик Рот Эдмондс испытывает на себе его гнетущую силу. "Потом однажды давнее проклятье, лежавшее на его предках, древняя надменная гордость, основанная не на ценности человеческой личности, а на географической случайности, возникшая не от доблести и чести, а от зла и стыда, обрушилась на него". Семилетний Рот, сам толком не понимая, что им движет, отказывается дальше спать в одной постели со своим молочным братом, с товарищем детских игр, с черным сыном Лукаса Бьючема Генри. В его детское сознание помимо него входит унаследованное им представление о негре как о существе низшего порядка. "Так он вступил в права наследства. Он вкусил его горький плод". Так начинается разрушение личности – мальчик начинает ощущать себя сначала белым, а потом уже человеком, – происходит сдвиг естественных нравственных понятий.

Рядом с главной темой – историей расовых отношений и влияния этих отношений на души людей – в рассказе "Огонь и очаг" начинает просвечивать и другая тема, которая в полную силу зазвучит в последующих рассказах книги "Сойди, Моисей", – тема связи с землей, с природой, с вековечными устоями человеческой жизни, символизирующимися в образе очага в хижине Лукаса, где никогда не гаснет огонь. В отличие от белого Рота Эдмондса, который сам не производит никаких материальных ценностей, имея дело с банковскими счетами, Лукас Бьючем – человек, прочно связанный с землей, которую он вот уже почти полвека возделывает – "он любил свое поле и любил трудиться на нем", – и это придает личности Лукаса какую-то человеческую прочность, основательность. Примечательно, что, когда Лукас на старости лет увлекается идеей найти сокровища, якобы зарытые где-то здесь индейцами в давние времена, и забрасывает свое поле, его старенькая жена Молли, уверенная, что это погубит его как человека, решается на крайнее средство – после тридцати лет совместной жизни она заявляет, что, если он не бросит заниматься кладоискательством, она разведется с ним. И эта угроза оказывается решающей – Лукас дает зарок навсегда бросить поиски сокровищ.

Тема расовых отношений, тяжкая проблема для белого южанина – признавать ли негра равным себе существом, особенно пронзительно прозвучала в третьем рассказе книги. Белый шериф становится свидетелем безграничного отчаяния, овладевшего негром после смерти горячо любимой жены, отчаяния самоубийственного, толкающего человека на безрассудные поступки и в конце концов даже на убийство белого. Этот взрыв человеческого горя, эта сила эмоций приводят белого шерифа в смущение, принять все это – значит признать негра равным себе существом, а это неминуемо разрушает кодекс расовых отношений, ту основу, на которой зиждится убеждение белых расистов в своем превосходстве. И шериф, рассказывая жене о происшедшем, ищет защиты своего рушащегося мира в старой формуле. "Эти проклятые ниггеры, – говорит он. – Клянусь богом, это еще удивительно, что у нас так немного неприятностей с ними. А почему? Да потому, что они не люди. Они выглядят как люди, и они ходят на двух ногах, как люди, и они могут разговаривать, и ты можешь понять их, и ты думаешь, что они понимают тебя, во всяком случае иногда. Но когда дело доходит до нормальных человеческих чувств, они могут походить на стадо диких буйволов".

Так обнажается трагическое несоответствие между естественным человеческим восприятием другого человека и расовыми предрассудками.

Но вот читатель переворачивал следующую страницу книги и попадал в иной мир, в мир диких, девственных лесов, и рассказ шел "о людях… не о белой, черной или красной коже, а о людях, охотниках с их мужеством и терпением, с волей выстоять и умением выжить, о собаках, медведях, оленях, призванных лесом, четко расставленных им и в нем по местам для извечного и упорного состязанья, чьи извечные, нерушимые правила не милуют и не жалеют, – вызванных лесом на лучшее из игрищ, на жизнь, не сравнимую ни с какой другой".

Всю свою любовь к охоте, к этому неповторимому общению с природой, незабываемые воспоминания юности Фолкнер вложил в эти два рассказа в книге "Сойди, Моисей" – «Старики» и «Медведь». Это два подлинных шедевра по проникновенному изображению леса, ритуала охоты, состояния человеческого духа в общении с природой.

Сюжет обоих рассказов, которые объединены одними и теми же героями, одним и тем же местом действия и, по существу, выглядят единым целым, весьма несложен. Это рассказы об охоте. Но за охотничьими приключениями стоит многое другое – глубокие сокровенные раздумья писателя о нравственном идеале, о подлинной ценности человека, о его ответственности перед собственной совестью.

Время действия обоих рассказов по сравнению с предшествующими им вторым и третьим рассказами книги опять в прошлом – оно относится к началу нашего века, когда леса в Большой Низине, как называли дельту Миссисипи, еще были дикими и в них водились олени, медведи и куда мальчиком и юношей ездил Фолкнер каждую осень в охотничий лагерь вместе со старыми, испытанными охотниками, чтобы учиться у них великому умению познания природы, любви к ней.

Вот этот великий искус, этот путь возмужания проходит и юный герой Фолкнера в рассказах «Старики» и «Медведь». На этот раз героем выступает Айк Маккаслин, внук основателя династии Карозерса Маккаслина, родившийся, когда его отцу было уже под семьдесят, которому двоюродный брат Кас Эдмондс заменил отца.

Из года в год осенью, в ноябре, мальчик видел, как грузили фургон, готовили свору собак и охотники уезжали в Большой Каньон – оленьи и медвежьи дремучие места. И мальчик каждый раз отсчитывал, сколько лет ему еще осталось ждать того дня, когда его возьмут в леса. И вот наконец этот день настал, "он увидел лес сквозь вялый, ледяной ноябрьский дождик; впоследствии лес так и вспоминался всегда ноябрьским, рисовался сквозь тусклую морось поры умиранья высокой бескрайней стеной сомкнутых деревьев… послушником вступал он в настоящий лес, принявший его и тотчас сомкнувшийся снова".

Граница леса становится границей между цивилизацией и девственной природой, где человек, оказываясь в условиях естественного существования, сбрасывает с себя все искусственное, накладываемое на него обществом, и раскрываются жизненные силы, таящиеся внутри человека. Здесь царят другие законы, совсем не те, которые навязывает общество, – здесь ценность человека определяется не его богатством или положением в обществе, не цветом кожи, а истинными достоинствами – храбростью, умением, стойкостью. И в этой компании охотников главным человеком оказывается не генерал Компсон и не двоюродный брат мальчика, владеющий плантацией, а Сэм Фазерс, в жилах которого течет негритянская кровь. "И хотя Сэм и жил среди негров, в негритянской лачуге, отдельно от белых, и одевался как негры, и говорил как негры, и даже похаживал в негритянскую церковь – все равно он оставался индейцем чикесо, сыном вождя племени чикесо".

Сэм Фазерс воплощает собой расовое смешение, столь характерное для американского Юга, в нем течет кровь трех рас – отец его был вождем индейцев чикесо, который жил с квартеронкой, в жилах которой было три четверти крови белых и одна четверть негритянской, и она родила ему сына, а потом вождь продал и ее и сына Карозерсу Маккаслину. Сэм Фазерс "взрослел, узнавал жизнь и однажды понял – внезапно, с яростью, что он был предан: воины и вожди, предки, праотцы его были преданы. Не отцом, он верил, что был предан раньше, чем продан: матерью, наградившей его кровью черных, – не кровью, не расой черных был предан, не матерью, а путаницей, безысходной путаницей: тем, что мать (а значит, все-таки предала) передала ему по наследству кровь рабов, смешанную, слившуюся с кровью поработителей, он стал сам полем своей битвы, полем своей победы и памятником своего поражения".

Из-за этой толики негритянской крови Сэм Фазерс должен жить среди негров на плантации Эдмондсов и подчиняться расовому кодексу, определяющему поведение негра. Но охотник, лесовик Сэм Фазерс исполнен чувства собственного достоинства. "Именно Сэм, на взгляд мальчика, Сэм Фазерс, негр, держал себя с достоинством, встречаясь не только с де Спейном и Маккаслином, но с любым – пусть и незнакомым – белым, без той приниженной готовности покориться (застывшая улыбка и – "слушаюсь, сэр"), которая как неприступная и мертвая стена разделяла черных и белых людей, а с Маккаслином он разговаривал не только как равный, но как старший, умудренный опытом – с младшим".

Когда умер последний чистокровный индеец чикесо Джобекер, Сэм Фазерс уходит жить в леса. Как объясняет Айку его двоюродный брат Кас Эдмондс, Сэм похож на старого льва или медведя, выросшего в клетке. "Он не знает ничего, кроме клетки, здесь он и родился, и провел всю жизнь, и вдруг он почувствовал, почуял что-то: так, дуновение, легкий ветерок пролетел над лесом и заглянул к нему в клетку, но на миг зашумели, зашептали заросли, зашуршали, надвинулись раскаленные пески… Даже не почувствовал (он ничего этого не знает и, наверно, не узнает, если и увидит), а только дрожь, – пробрезжило и ушло; но не совсем, не бесследно: осталась клетка. Улепетнул ветерок, замолкли заросли, умерло горячее дыхание песков, и в ноздри ему бьет запах железа, которого он просто не замечал раньше. И в глазах у него затаивается горечь неволи".

Вот этот Сэм Фазерс и становится наставником Айка Маккаслина в великом искусстве охоты – "он обучал мальчика понимать лес, чувствовать, когда надо и когда не надо убивать, учил стрелять и разделывать добычу". А когда мальчик убивает своего первого оленя, наставник мажет ему лицо оленьей кровью: "Свершилось. Он пролил кровь, и Сэм Фазерс совершил обряд посвящения, и мальчик превратился в охотника, в мужчину".

Процесс мужания мальчика, постижения им природы и ее естественных законов, которые одновременно и законы нравственные, продолжается в рассказе «Медведь». Охота за старым, уже легендарным медведем становится для мальчика школой мужества, сострадания, любви. Сам Фолкнер впоследствии говорил об этом рассказе: "Это вещь символическая. Это история не только мальчика, но каждого человеческого существа, которое вырастает, чтобы соревноваться с землей, с миром. Медведь представляет собой не зло, а процесс устаревания… Мальчик узнает от этого медведя не о медведях – он узнает о мире, о человеке. О мужестве, о жалости, об ответственности".

Художественное подтверждение этой символике легко найти в тексте рассказа. Мальчика впервые привозят в охотничий лагерь. "Еще пи разу не был мальчик в той не тронутой топором глухомани, где оставляла двупалый след медвежья лапа, а медведь уже маячил, нависал над ним во снах, косматый, громадный, багряноглазый, не злобный – просто непомерный: слишком велик был он для собак, которыми его пытались травить, для лошадей, на которых его догоняли, для охотников и посылаемых ими пуль, слишком велик для самой местности, его в себе заключавшей".

Старый медведь действительно становится в рассказе символом девственной природы, уже обреченной под натиском цивилизации, хищного стремления людей обогатиться за счет природы, готовых уничтожить природу ради наживы. "Мальчику словно виделось уже то, что ни чувством, ни разумом он еще не мог постигнуть: обреченная на гибель глушь – с краев обгрызают ее, непрестанно обкрамсывают плугами и топорами люди, страшащиеся ее потому, что она глушь, дичь, – людишки бесчисленные и безымянные даже друг для друга, в лесном краю, где заслужил себе имя старый медведь, не простым смертным зверем рыщущий по лесу, а неодолимым, неукротимым анахронизмом из былых и мертвых времен, символом, сгустком, апофеозом старой дикой жизни, вокруг которой кишат, в бешеном отвращении и страхе машут топориками люди – пигмеи у подошв дремлющего слона; неукротимым и как перст одиноким виделся старый медведь, вдовцом бездетным и неподвластным смерти, старцем Приамом, потерявшим царицу и пережившим всех своих сыновей".

Ни в одном произведении Фолкнера не ощущается так остро горечь писателя по поводу гибели природы под напором современной механизированной цивилизации, как в рассказе «Медведь». В начале рассказа лес представляется мальчику могучим и вечным, ему кажется, что лес не может никому принадлежать, его нельзя купить, а на последних страницах рассказа Айк Маккаслин, уже взрослый человек, с грустью видит, как лесопромышленные компании вырубают заветные лесные чащи, где он когда-то охотился, где он возмужал в общении с природой. "Теперь поезд словно нес в обреченную на топор глушь знамение конца".

Эта грусть Фолкнера по уничтожаемой девственной природе способствовала созданию некоторыми американскими критиками легенды о нем как о писателе, зовущем к возврату от цивилизации к природе. Фолкнер впоследствии возражал против этого: "Я не поддерживаю идею возврата. Как только прогресс остановится, он умрет. Он должен развиваться, и мы должны нести с собой весь мусор наших ошибок, наших заблуждений. Мы должны исцелять их, но мы не должны возвращаться к идиллическим условиям, в отношении которых нам мерещится, что мы были тогда счастливы, что мы были свободны от тревог и греха. Мы должны нести эти тревоги и грехи с собой, и по мере нашего движения вперед мы должны излечивать эти тревоги и грехи. Мы не можем вернуться к условиям, при которых не было бы войн, не было бы бомбы. Мы должны принять эту бомбу и что-то с ней сделать, уничтожить эту бомбу, исключить войну, но не возвращаться к тому положению, которое существовало до ее открытия, потому что, если время является частью движения, тогда мы рано или поздно опять придем к бомбе и опять пройдем через все это".

Как видит читатель, здесь речь идет не только об уничтожении современной цивилизацией девственной природы. В этих словах выражено отношение Фолкнера к важнейшим философским и социальным проблемам века, проблемам, которые не могут не волновать каждого думающего писателя, ощущающего и свою личную ответственность за судьбу человечества.

Однако надо вернуться к рассказу «Медведь». В нем очень точно определена граница, пропасть между современным обществом и природой. Фолкнер утверждает, что человек, рожденный и выросший в обществе, раздвоен. Глубоко внутри каждого, по убеждению Фолкнера, живет естественный человек. Общество оказывается врагом человека, оно деформирует его, искажает естественные эмоции, заставляет подчиняться искусственному кодексу поведения. И только в общении с природой человек сбрасывает с себя все наносное, искусственное, возвращается к своей первооснове.

Эта мысль Фолкнера просвечивает в словах старого генерала Компсона, когда мальчик Айк хочет остаться с умирающим Сэмом Фазерсом в лесу, ибо так ему подсказывает нравственный долг, а его двоюродный брат Кае Эдмондс требует, чтобы мальчик возвращался в Джефферсон и не пропускал занятий в школе. "А ты помолчи, Кае, – говорит генерал. – Увяз одной ногой на ферме, другой – в банке, а в коренном, в древнем деле ты перед ним младенец; вы, растакие Сарторисы и Эдмондсы, напридумывали ферм и банков, чтобы только заслониться от того, знание о чем дано этому мальчугану от рождения, – и страх, понятно, врожден, но не трусость, и он за десять миль по компасу пошел смотреть медведя, к которому никто из нас не мог подобраться на верный выстрел, и увидел, и обратно десять миль прошел в темноте; это-то, быть может, посущественнее ферм и банков…"

Становление личности Айка Маккаслина завершается в тот день, когда он в шестнадцать лет в конторе плантации впервые начинает рыться в старых бухгалтерских книгах отца и дяди, где рядом с записями о покупке сельскохозяйственного инвентаря фиксировались смерти и рождения, покупка и продажа рабов. Среди этих корявых и полуграмотных записей он обнаруживает следы страшных преступлений своего деда, основателя плантации и богатства их семьи, Карозерса Маккаслина, преступлений, в основе которых лежало отрицание за неграми их человеческой сущности, отношение к ним как к вещам. Айк выясняет, что рабыня Юнис, купленная дедом в Новом Орлеане, родила от него дочь, названную Томасиной, а через двадцать с небольшим лет утопилась. Это так необычно, что даже отец Айка или его брат-близнец – просвещенные люди, еще до Гражданской войны освободившие своих рабов, – были удивлены – кто-то из них написал: "Какого черта, разве кто-нибудь когда-нибудь слышал, чтобы ниггер утопился".

Однако Айк находит причину столь необычного поступка рабыни Юнис – Карозерс Маккаслин сделал свою дочь от Юнис Томасину тоже своей наложницей, и она должна была от него родить. Такого надругательства над личностью не выдержала даже рабыня и утопилась.

Чувство вины и ответственности за преступления прошлого и зародившаяся и окрепшая в лесах убежденность в том, что земля не может, не должна быть чьей-то собственностью, приводят к тому, что, когда Айку Маккаслину исполняется двадцать один год и приходит пора ему вступать в права владения плантацией, он отказывается от наследства. Он предпочитает прожить свою жизнь в бедности, но в соответствии с теми нравственными нормами, которые он в себе воспитал.