Текст книги "Молодежь и ГПУ (Жизнь и борьба советской молодежи)"

Автор книги: Борис Солоневич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц)

– Ну, и что же вышло? – прервал я паузу.

– Что вышло? – переспросил Ничипор каким-то приглушенным голосом. -Разсказывать, право, не хочется. Помните, Борис Лукьянович, как 2 года тому назад нашу милую хавыру разрушили. – Уж на что обидно было! А теперь еще хуже вышло... Помните наше знамя старое?

– То, с образом Георгiя?

– Да, да, еще при Олегe Ивановичe освященное...

– Что с ним случилось?

– Забрали... – Голос юноши прервался, он отвернулся и нервно зашагал по комнатe... – Ну, и чорт с ними, что забрали, реквизировали – это, по крайней мeрe, понятно. На то и война. Но вы знаете, Борис Лукьяныч, что они с ним сдeлали? На общем собранiи комсомольцев торжественно порвали, привязали к палкe и стали пол подметать... А потом... потом – в уборную бросили. – Послeднiя слова вырвались у Ничипора сквозь зубы, и пальцы его сжались в кулаки.

Боцман не выдержал. 156

– Ax, чорт, – вскочил он в волненiи. – И как это все-таки вы отдали это знамя?

– Да меня как раз дома не было, – мрачно отвeтил Ничипор. -Штаб-квартира нашего отряда в моем домикe. Ну, что-ж сдeлаешь: ночью вломились, стариков моих до смерти перепугали... Все перебили, переломали... Бюст адмирала Нахимова, героя Севастопольской обороны, у нас был – так только порошек почти один остался – так ломами его били. Ну, и знамя, конечно, забрали... У-у... Сволочи, – вырвалось у него. – Простите, Лидiя Константиновна, пожалуйста, простите. Ей Богу, нечаянно. Уж очень обидно вспоминать...

– Ну, а другiе отряды?

Боцман облегченно вздохнул.

– Ну, нам-то удалось спасти.

– Выругайте их, Борис Лукьянович, – прервала его Тамара. – Вeдь этакiе отчаянные ребята. Знамя они, правда, и свое, и наше спасли, но сами чуть не погибли.

– Как это вышло?

– Да, вот, дeло прямо в минутах было... Мы как раз получили свeдeнiя, что налет комсомольцев вот-вот грянет. Я – к Лидiи Константиновнe, за наше знамя и – в Яхт-Клуб. А там наши, вот, адмиралы всe в шлюпку, парус, значит, на бом-брам-стеньгу, или как там: гафель, гальюн или бимс...

– Да уж говори прямо, "подняли" – что тут! – снисходительно уронил боцман. – Запутаешься в снастях и не выберешься.

– Ну, ладно, – засмeялась Тамара. – Значит, подняли парус и ходу. Хотeли сперва куда-нибудь в Сeверную бухту, к Инкерману, да потом подумали – еще в бинокль могут подсмотрeть. А тут как раз волненiе сильное было. Бр... Даже по бухтe барашки ходили. А они, чертенята, не долго думая, лeво руля (так что ли, Боб?) и в открытое море. А в этот день вeтер, волны были. Сколько баллов, Боб?

– Да что-то 9 или 10, – с дeловитой небрежностью стараго морского волка отвeтил боцман.

– Вот, и я помню. Из гавани даже пароходы не выходили в открытое море. А они, понимаете, Борис Лукьянович, 157 рeшили – кружным путем на шлюпкe, по бурному морю, в Георгiевскiй монастырь...

– А что-ж, – холодно спросил Григ, – так, по твоему, и отдать знамена комсомольцам?

– Да нeт! Но хоть бы не в такой путь пошли! Ну, завернули бы за мыс и высадились бы. Так нeт же! Они, дядя Боба, миль 10 по бурному морю так и прошли. Уж послe, как мы узнали – так и ахнули... Лидiя Константиновна собиралась им чубы драть, да уж как-то смилостивилась.

– Побeдителей не судят, – разсмeялась княжна. – Что с ними дeлать!

– Зато знамена спасены были! – сiяя, воскликнул Боб.

– Ну, а в морe-то трудновато было?

– Бррр... Да, по совeсти сказать, здорово неуютно. Мы к вечеру вышли. Пока, это, маяк обошли с юга – смеркаться начало. А шторм наворачивает все сильнeй и сильнeй. Мотает нас, как щепку, да и заливает. Пока мы подошли к монастырю – совсeм стемнeло. Ну, а в темнотe к скалам в такой шторм не подойти – разобьет, как скорлупку. Намучились мы, что и говорить. Еще счастье, что мы с собой и лагерныя ведра взяли – не хотeли и их комсомольцам отдавать. Воду-то все время из шлюпки и отливали. И ничего...

– Да я вижу, что ничего, – невольно разсмeялся я. – А могло бы быть и похуже.

Боцман беззаботно махнул рукой.

– Э... Ладно... Что там. Все хорошо, что хорошо кончается. Это, вот, Григ, дeйствительно, молодец – предупредил нас во время.

– Мнe просто повезло, – отмахнулся от похвалы Григ. – В послeднiй момент узнал. Комсомольцы ждали рeшенiя Москвы: как радiо получили – так и в атаку с ломами: "крой, ребята, Бога нeт"... Я бы и Ничипора успeл предупредить, да дома там никого не было. Хотeл было еще раз забeжать, да уже поздно было.

– Что-ж дeлать, друзья. Такiя штуки по всей Россiи пошли. Дeло прошлое... Ну, а теперь как вы сорганизовались? 158

Боб весело разсмeялся.

– Мы теперь окопались при Яхт-Клубe Всевобуча10 и гордо называемся "допризывники по системe "скаутинг". Поди – укуси. Смeна красным морякам, а не какая-нибудь контр-революцiя. Военные нас поддерживают, дали двe старых шлюпки. Мы их отремонтировали, ведем с допризывниками морскую подготовку, а сами незамeтно и своими дeлами занимаемся. Ничего, живем, не унываем... Потом же мы всe подвохи комсомольцев заранeе знаем: у нас вeдь свой ручной комсомолец есть.

10 Отдeл Всеобщаго Воинскаго Обученiя.

– Кто это?

– Да, вот, Григ.

– Вы, Григ? Вы – комсомолец? Всерьез или по названiю?

– Да что, Борис Лукьяныч, дeлать-то иначе? – смущенно сказал юноша. – Я уж думал и так, и этак – другого выхода никак не нашел. Видите ли, по моей слесарной спецiальности я числюсь производственным рабочим и хочу как-нибудь в Автомобильный Институт в Москву поeхать учиться. Не оставаться же вeк слесарем! Ну, а туда только комсомольцев и направляют. Я и рeшил...

– Он и у нас совeта спрашивал, – вмeшалась Тамара. – Мы тоже рeшили, что он прав. Нужно пробиваться вперед. Что-ж дeлать? А Григу без комсомольскаго билета пути никуда нeт. Вопрос жизненной тактики... Но зато нам, Борис Лукьяныч, он здорово полезен. Уж мы-то обо всeх затeях комсомольцев заранeе знаем. Нас, герлей, вeдь тоже он предупредил о налетe.

Я посмотрeл на смущенное лицо Грига, его открытые честные глаза, вспомнил его исторiю с секретным сотрудничеством в ЧК и успокоился. Этот -был и останется нашим.

– А в Комсомолe не знают развe, что вы скаут?

– Знают, что я когда-то был скаутом, но считают, что я разочаровался и, как блудный сын, вернулся в лоно коммунизма.

– А вы не боитесь, что вас обвинят в двурушничествe? 159

– Ну, что-ж, – спокойно отвeтил он. – Тут борьба мозгов – кто кого обманет. Не думал я, что придется лисой изворачиваться, да, вот, пришлось. Такое время, значит. Тут только хитростью и можно держаться. Я теперь вродe как настоящiй развeдчик в чужом лагерe, – засмeялся Григ. – Поймают – ну, что-ж: на то и война. По крайней мeрe знаешь, за что. Хоть не так обидно. А сколько народу погибло, вот так, за здорово живешь? Эх...

Когда становится нечeм жить...

Господи Боже! Склони Свои взоры

К нам, истомленным в суровой борьбe...

Бальмонт.

Поздно вечером, послe этого сбора шли мы с княжной Лидiей по каменистым залитым лунным свeтом улицам города. У больших чугунных ворот старая начальница остановилась.

– Пройдемте, Борис Лукьянович, через бульвар, – сказала она. – Вы вeдь не спeшите?

По широкой песчаной аллеe мы подошли к громадному бeлому зданiю панорамы, окруженному густой рамкой темных деревьев.

Раньше в больших нишах круглой стeны стояли бюсты героев Севастопольской обороны, погибших здeсь 70 лeт тому назад. Теперь эти ниши были пусты.

– А куда же бюсты отсюда дeвались? – удивленно спросил я. – В музей, что ли, отвезли?

– В музей? – горько улыбнулась княжна. – Ну что вы, Борис Лукьянович! Героев имперiалистической войны да в пролетарскiй музей? -иронически подчеркнула она. – К ним отношенiе попроще.

– А как же?

– Да просто веревки на шеи понакинули, стащили вниз и разбили ломами, поглядите: вот еще бeлые осколки лежат – вот, у стeн...

Я отвернулся с глубоким чувством негодованiя.

– Разнузданный инстинкт разрушенiя, – тихо сказала княжна. – Ломай, бей без оглядки все старое, "отжившее". 160 А, вот, когда дeло доходит до стройки, до созиданiя – тут тупик...

– Значит, ваше мнeнiе о "стройкe новой жизни" – пессимистическое?

– И очень даже, – печально прозвучал отвeт старой учительницы. – Эти бюсты – что! Это – пустяки. Всe эти матерiальныя разрушенiя сравнительно не так страшны. А вот, когда души дeтскiя ломаются, да вывихиваются, вот, это – уже трагедiя.

– Вы про комсомол говорите?

– Да не только про комсомол, да пiонеров – про всю молодежь. Вот, возьмите наши школы. Отмeнили все с одного маху – и программы, и методы, и учебники. А новаго ничего не создали. Ну и хаос... Да какой хаос! – с горечью продолжала она. – Вeдь мы, педагоги, не знаем прямо, что дeлать, чему учить, чему воспитывать. Комсомольскiя ячейки, куда вошли почти сплошь хулиганы, дeлают в школe, что хотят, даже преподавателей увольняют. Дeти дичают все больше. Программы, методы, системы мeняются каждые 2-3 мeсяца. Чехарда... А тут, вот, еще и скаутскiе отряды закрыли: нашли тоже, видите ли, новую "гидру контр-революцiи"... Эх, лучше не думать...

Мы долго молчали, глядя на чудесную картину озареннаго призрачным лунным свeтом бульвара. Царила полная тишина. Только неумочный шум цикад едва слышно звенeл в настороженном покоe южной ночи...

– Хорошо, – вздохнула княжна. – Уходить не хочется. Забываешь о тревогах дня... Вот, кстати, я хотeла спросить вас, Борис Лукьянович, о ваших планах на будущее. Как видно, запрещенiе КСМ вас не остановит?

– Я буду откровен с вами, Лидiя Константиновна, – задумчиво отвeтил я. – Видите ли, иллюзiй относительно будущаго у меня нeт. Были, пожалуй, когда я eхал сюда, в Россiю, из Константинополя. Но дeйствительность скоро и радикально излeчила меня. Я, как и вы, не вeрю в "новую жизнь"... Но вы спрашиваете, очевидно, о перспективах подпольной скаутской работы?

– Да, и об этом тоже.

– Ну, что-ж! Перспективы самыя унылыя. Конечно, 161 нас раздавят, сомнут. Развe в этом можно сомнeваться? С одной стороны, юношескiя группы, необъединенныя и неорганизованныя, вооруженныя только моральной силой своей идеи, а, с другой – вся мощь государственнаго аппарата, с его бездушным механизмом. Силы уж очень неравны...

– Но вы продолжаете бороться?

– Нeт, Лидiя Константиновна, я не столько борюсь, сколько пытаюсь смягчить удары, которые уже стали падать на нашу молодежь... Вот, вы видите сами – наши ребята не складывают оружiя. Для них вeдь такая борьба – не трагедiя, а только почва для испытанiя их молодых, бьющих через край сил... Эта тяга к борьбe – стихiйна, и вы знаете, княжна, над ней, может быть, можно и посмeяться, но не преклониться перед ней нельзя. Вeдь это же проблеск той силы, той идеи, которую мы с вами воспитывали в них столько лeт... Вот сейчас – возьмите, ребята не хотят сдаваться перед натиском грубой силы, и это не есть подзадориванiе взрослых, а честно понятое слeдствiе нашего воспитанiя... Это – чувство долга, правды и чести...

– Но если, по вашему мнeнiю, вся эта борьба обречена на провал, – что же вы собираетесь дeлать?

– Я много думал над этим и рeшил, что весь свой авторитет и опыт я употреблю на то, чтобы боевой инстинкт и спайку ребят переключить на другiя формы дeятельности.

– Другiя? Какiя же? – удивилась княжна.

– Ну, прежде всего – внeшне, в порядкe камуфляжа, в Одессe, напримeр, под маркой спорт-клуба. Здeсь – допризывники и "литераторы". И вы, конечно, замeчаете, Л. К., что это не столько стремленiе к подпольной дeятельности, как просто инстинкт объединенiя в жизненной борьбe. Русская молодежь начинает дeлиться на два лагеря – этот, вот, комсомольско-пiонерскiй, без всяких моральных установок, и другой – вот вродe наших ребят. Вы, вeроятно, чувствуете, что наши ребята не пойдут грабить и комиссарствовать. И эта молодежь все равно будет объединяться... Я знаю, что и сокола, и 162 школьники, и даже спортсмены начинают группироваться своими ячейками.

– Но развe такiя формы объединенiя не опасны?

– Конечно, опасны. Но что-ж – умыть руки? Вeдь борьба за душу перерастет в политическую борьбу. В этой неравной борьбe наша молодежь рискует многим. Бой начинается. Развe могу я уйти в сторону? И, по вашему, развe не нужно бороться?

Моя спутница не отвeтила.

Мы вышли на край бульвара, гдe высились старинные, возстановленные, как историческiе памятники, бастiоны. Громадные чугунные стволы старых орудiй молча смотрeли сквозь амбразуры валов. Горы круглых ядер высились по сторонам, а внизу, за обрывом неясно сверкали сотни огоньков городских окраин.

Влeво, за темнeющей гладью бухты, высоко за полосой огоньков Корабельной стороны, на темном южном небe, в серебристом свeтe луны обрисовывался плоскiй купол страшнаго Малахова Кургана.

Давно, давно, 70 лeт тому назад, эта твердыня, каждая пядь которой пропитана человeческой кровью, в теченiе 11 тяжелых мeсяцев героически защищала осажденный Севастополь.

И нeсколько лeт тому назад, прощаясь с севастопольской дружиной, наш Старшiй Скаут, О. И. Пантюхов, с полным правом мог сказать:

– Вам есть с кого брать примeр выполненiя своего долга. Будьте стойки и мужественны, как славные защитники Севастополя.

И вот, они сейчас выполняют прощальный завeт своего старшаго друга...

Мы присeли на скамью на краю обрыва. Старая начальница задумчиво смотрeла на мирную картину спящаго города. Мы долго молчали, погруженные в свои думы.

– Я знаю, Лидiя Константиновна, – прервал я молчанiе, – что все это невеселыя перспективы. Но что-ж дeлать? Мнe уж не отойти в сторону. Нити моей жизни и сердца слишком тeсно переплетены со скаутингом...

– А ваше будущее? – так же тихо спросила княжна. – А что же дальше? Вы думали над этим?.. 163

– Моя фантазiя в этом направленiи рисует только мрачныя краски. Невеселые годы, что и говорить. И угораздило же нас родиться в такое неудачное время! Наблюдать за всeм этим со стороны, или читать в исторiи или романe, может быть, было бы и интересно. Но переживать все это на собственной шкурe... Бррр...

Лидiя Константиновна невесело разсмeялась.

– Завидую я вам, Борис Лукьянович. У вас еще есть будущее, ибо есть молодость. Мнe, одинокой старухe, до сих пор скауты замeняли семью. Но вот, и семья эта, такая дорогая мнe, – под жестоким ударом. А помочь не могу -нeт сил... И вот, любимое дeло – работа с дeтьми – разваливается, грязнится. Кругом нужда и голод. А впереди что? Вeдь не вeрю я ни на грош в обeщанiя земного соцiалистическаго рая. Так, кровью и слезами, рай не строят...

Мы замолчали опять. Над тихой гладью бухт пронеслись чистые ясные удары склянок морских судов. Еще и еще. То мягче, то звонче мелодично перекликались рынды кораблей, и мягкiя волны звуков заливали окружающее молчанiе.

– Счастливец вы, Борис Лукьянович, – грустно вздохнула старая начальница. – У вас есть хоть силы и вeра для борьбы. А у меня, с уходом скаутов, ничего не остается в жизни. И бороться за них у меня нeт уже сил. Послeднiя взяла революцiя. Боже мой! Боже мой! Сколько горя, сколько страданiй! И зачeм?

>>>>

Живая пыль

Человeк, осушившiй слезы ребенка и вызвавшiй на его лицe улыбку, в сердцe Милостиваго Будды значит больше человeка, выстроившаго самый великолeпный храм.

Конфуцiй.

Охотники за черепами

– Отваливай!

Сильныя, молодыя руки упираются в багры, и между шлюпками и деревянной пристанью Яхт-Клуба протягивается 164 изумрудная дорожка морской глади, искрящейся в горячих отвeсных лучах южнаго солнца.

– Весла... – протяжно звучит команда нашего "боцмана", и дюжина лопастей горизонтально замирает над чуть плещущейся поверхностью воды. "Боцман" или, понятнeй выражаясь, начальник отряда морских скаутов, высокiй, коренастый студент-техник Боб, с оттeнком безпокойства оглядывает обe шлюпки. Его круглое, добродушное лицо озабочено, но бeлокурый вихор как-то особенно задорно выбивается из под края фуражки.

– На воду! – рeзко рвутся слова, гребцы быстро наклоняются вперед, вода бурлит под гнущимися лопастями весел, и шлюпки почти прыгают вперед, как застоявшiеся кони под хлыстом наeздника.

– Раз! Раз! Раз! – дает темп Боб, и наша "флагманская" шлюпка стрeлой летит по бухтe.

– Лихо вышло! – одобрительно роняет наша спутница Тамара, и боцман благодарно улыбается ей, сжимая румпель. Он доволен. Не осрамились ребята! Отвалили, что надо – комар носу не подточит... А безпокойно было! В кои вeки старому другу и начальнику, дядe Бобу, удалось прорваться в Севастополь. И теперь, послe долгой разлуки, он в качествe "почетнаго балласта" приглашен на прогулку. И, слава Богу, ребята не ударили в грязь лицом.

Шипит струя у борта, ровной пeнистой струей откладывается за кормой пройденный путь, и весла с плавным ритмом сочно плещут своими лопастями.

Мимо медленно проходят громады зданiй морского завода, мертвые корпуса старых броненосцев, пестрые склоны сползающих к водe улиц.

– Еще далеко, Тамара?

Тамара, начальница герль-скаутов, теперь воспитательница прiюта, указывает рукой в конец южной бухты.

– Да вот там, Борис Лукьяныч, видите, сeрая полоса справа от вокзала – это их трубы. Там наберем ребят, сколько нужно.

– Запасы неисчерпаемы? – смeюсь я.

Спокойное, чуть грустное лицо Тамары освeщается слабой улыбкой. 165

– Ну, еще бы!.. Сюда, в Севастополь на лeто и осень собираются тысячи и тысячи безпризорников. Тепло, солнце... Курорт, одним словом.

– А эти трубы для них вродe домов отдыха?

– Да, похоже на это. Это, видите ли, старыя цементныя трубы для канализацiи. Безпризорники и облюбовали их для себя. С вокзала сразу туда. А там ни дождь не берет, ни вeтер... И главное – взрослые не долeзут – узко. Вот увидите сами...

– И часто так, вот, с безпризорниками возитесь?

– Ну, не так, что очень часто, но стараемся... – отвeтил Боб. -Опасно вeдь это... И без того камуфляж такой устраиваем, что небу жарко... Комсомол, да пiонеры так и рыскают, чтобы подвести... Сухопуты наши, да дeвчата сорганизовались в литкружок "Сапог"...

– Это еще что за невидаль?

Круглое лицо боцмана расплылось в лукавой улыбкe.

– А это, Борис Лукьяныч, так сказать, научно обоснованное примeненiе к мeстности... Эта липа полностью так называется: "Литературный кружок молодых пролетарских поэтов – "Сапог" имени Демьяна Бeднаго"...

– Но почему же "Сапог"?

– А это, чтобы крeпче было... Марксистскiй подход... Комсомолiя и думает: "навeрное, свои парни в доску, раз так ни на что непохоже назвались!"... Это, так сказать, – "новое слово наперекор традицiям гнилого запада"... Это тебe не мистическая лирика... Не "Умирающiй лебедь", или "Облако мечты"... Мы уж думали назвать кружок: "Умирающiй гиппотам" или, по Маяковскому, – "Облако в штанах". Но, во первых, у нас и юбки водятся, а во вторых, – позанозистeй нужно. Вот, и придумали – чего уж пролетар... тьфу, с этими словами – ну, пролетаристeе: "Сапог Демьяна Бeднаго". Да и "поэзы" наши соотвeтствующiя. Вот, вродe:

"Грудь моя ржаная,

Голос избяной...

Мать моя родная,

Весь я аржаной!.."

Всe засмeялись. Даже обычно молчаливая и замкнутая Тамара не выдержала. 166

– Смeшнeе всего, Борис Лукьянович, – объяснила она, – что все это дeйствует. Мы, вот, под такой защитной окраской работаем в прiютe – по воспитательной линiи. А мальчики...

– Ты полегче, Тамара, – нарочито звeрским басом пошутил кто-то из гребцов-"мальчиков". – А то мы и обидeться можем...

– Да ну вас. Тоже мужчины выискались! Да, так мальчики на корабельной сторонe в больницe помогают – читки, перевязки... И пока не тронули... Марка "пролетарских поэтов и поэтесс".

– А моряки как?

Боб задорно тряхнул головой.

– Ну, мы-то совсeм здорово окопались – "морскiе допризывники". Нам Военкомат даже эти, вот, двe шлюпки дал. А кто знает, что под видом допризывников – Комбакин11 в полном составe?

11 "Комитет Баковой Интеллигенцiи" – прозвище моряков-скаутов.

– И это ваша общественная нагрузка – безпризорников катать?

– Ну да, – серьезно отзовался боцман. – Жаль вeдь ребят. Хочется хоть что-нибудь для них сдeлать... и, знаете, презанятные и талантливые ребята там есть... Вот, сами увидите. Правда, конечно, и то, что слабые в таких условiях недолго и выживают. Вот Тамара – молодец. Она всегда с таких походов кого-нибудь в свой прiют выудит. Так на-пару и дeйствуем... Бои, -так сказать, добывающая, а герли – обрабатывающая промышленность.

– А часто катаете их?

– Да как сказать... Постольку, поскольку... жратва есть...

– А сегодня как?

– А вы на шестеркe не видали? Под банками? Нeт? Ну, сегодня у нас прямо пир горой будет. Вчера в Военкоматe для проведенiя стрeльбы пару винтов достали и дельфина под Херсонесом угробили... Да удалось 167 еще из склада на "проведенiе допризывной подготовки" и картошки малость стрeльнуть... Мало, конечно, но что-ж дeлать... В общем выйдет, что дельфина раза в четыре будет больше, чeм картошки. Ну, да это – мелочи жизни... Мы-то люди не балованные, а эта мелюзга – и подавно... Ну, вот, кажись, и прieхали.

– Суши весла! – раздалась команда. Блестящiя мокрыя лопасти протянулись над водой, и шлюпка, замедляя ход, плавно заскользила к берегу. Далеко сзади звучали всплески весел второй, болeе тяжелой шлюпки. Гребцы вытирали вспотeвшiе лбы и довольными голосами переговаривались о перспективах похода.

Нeсколько лeт тому назад всe эти теперь взрослые юноши стояли мальчиками в скаутских рядах. А теперь каждый из них – самостоятельный человeк, ищущiй своих путей во всем многообразiи совeтской жизни. Но в этом походe мы опять – одна старая скаутская семья...

– Ну, охотники за черепами, пошли! – пошутил Боб, и мы вышли на берег.

Безпризорники

Невдалекe, в метрах 20-30, у кучи цементных овальных труб шевелилось нeсколько групп безпризорников – дeтишки по виду 10-14 лeт, грязныя, худыя, в самых разнообразных лохмотьях, из под которых пятнами мелькали полосы темнаго тeла. Эти маленькiя полуголыя существа, шевелившiяся на грязной землe, как-то странно напоминали червей, извивающихся на кучe падали. Я невольно вздротнул от этой ассоцiацiи...

– Бей на кон!

– Крой, Бога нeт!

– Зажаривай, Хрeн! – слышались возгласы из кучки.

– Это они на деньги играют, – шепнула мнe Тамара. – Да у них-то, собственно, только два интереса в жизни и есть – воровать, да в карты играть...

При нашем приближенiи безпризорники прекратили игру и с подозрeнiем уставились на нас. 168

– Если бы у нас была форма милицiи, да пушки на боку, – сказал Боб, – они давно бы уже нырнули в свои трубы и поминай, как звали. Выкури-ка их оттуда!.. Ох, не любят они властей... Смерть... Ну, Тамара, "ловчиха душ", тебe слово.

– А ну-ка, ребята, – весело прозвучал голос Тамары. – Кто хочет на лодкe прокатиться? На Учкуевку и обратно?..

Угрюмыя, недовeрчивыя лица безпризорников остались неподвижными. Для них взрослые всегда представляли собой какую-то власть, какое-то насилiе, попытку выбить из привычной колеи жизни куда-то в сторону тюрьмы, дeтских домов, распредeлителей, ГПУ, колонiй, прiютов, – словом, всяческой "дисциплины".

– Куды, куды? – с подозрeнiем переспросил один мальчуган, одeтый в рваный мужской пиджак, доходившiй ему почти до пяток.

– Да, вот, в море, версты за три... Там поиграем, побeгаем, покупаемся и прieдем обратно.

– Ишь, ты... Умная какая выискалась!.. На пустое-то брюхо?.. Ишь, ты, цаца какая... Сама бeгай... – ворчливо раздалось из кучи.

– Да у нас и продовольствiе есть... Пообeдаем там же... Да развe никто из вас с нами раньше не eздил?

На звуки разговора вылeзли из трубы еще нeсколько ребятишек. Один из них, курчавый маленькiй мальчик, без рубахи, одeтый в старые, бахромчатые "взрослые" штаны на веревочных подтяжках, радостно вскрикнул и подбeжал к Тамарe. Его блeдная замазанная сажей мордочка сiяла.

– Опять поeдем, тетя? Правда? – воскликнул он, – и меня возьмете?

– Конечно, конечно, возьмем, милый. Ты, вот, только скажи остальным, что мы поeздим и обратно вернемся... Они, вот, не вeрят.

– Да это всe с послeдними поeздами прieхали... Они не знают... А тe, кто раньше были, в Ялту потопали – виноград доспeл...

Он повернулся к остальным безпризорникам и, не выпуская руки Тамары, оживленно крикнул: 169

– Ребята! Ей Бо, тетка этая подходящая!.. Я ужо раз с ими eздил. Страсть, как хорошо! Песок, тама, как пух. Опять же и шамовка будет... Вeдь будет, тетя, правда? – вопросительно повернулся он к Тамарe.

– Ого-го... – отозвался Боб. – Сегодня у нас прямо пир будет!.. Алло! – крикнул он в сторону шлюпки. – Серж... Колич! А ну, покажите-ка нашего кита.

Через нeсколько секунд над бортом шлюпки показалась темно-зеленая зубастая морда дельфина.

– Видишь, ребята, обeд-то какой будет... И картошка есть.

– Да... – озабоченно-недовeрчиво протянул изможденный узкогрудый еврейскiй мальчуган. – Знаем мы эти штучки! А, может, прямо в прiют, альбо в милицiю завезете... – он не закончил и хрипло закашлял, схватив себя за грудь.

– Да брось, хлопцы, дурака валять! – дружелюбно огрызнулся боцман. -Развe-ж мы похожи на мильтонов?12 Ни пушек у нас, ничего нeт. Не в первый раз катаем... Eдем, что там кочевряжиться!..

– А дeвченкам тоже можно? – спросил из мрака трубы какой-то хриплый голосок.

– Конечно, можно, – ласково отвeтила Тамара. – Вылeзай-ка оттуда!

Из отверстiя трубы показалась спутанная грива бeлокурых волос, и затeм оттуда на четвереньках медленно вылeзла дeвочка в рваном платьe, с голыми руками. Она была так худа и истощена, что, казалось, порыв вeтра свалит ее на землю. Худенькiя, как спички, руки и ноги, ввалившiеся большiе глаза, синiя губы...

– Так вeрно – можно? – переспросила она, удивленно оглядывая нас.

– Конечно, можно, – мягко отвeтила Тамара. – Может быть, еще подруги есть?

Вмeсто отвeта дeвочка наклонилась к отверстiю трубы и крикнула:

– Манька, Аниська!.. Лeзьте сюды! На дачу поeдем!

Через полминуты из отверстiя трубы вылeзли еще двe дeвочки, такiя же худыя и оборванныя.

12 Милицiонеров.

170

– А ты, Боб, сколько ребят можешь взять?

– Да на вельбот штук 6, да на шестерку еще с дюжину. Вeсят-то они всe, что скелеты. Балласт пустяковый...

– Ну, вот, значит, 20 человeк можем взять, – весело обратилась к безпризорникам Тамара. – Ну-ка, кто с нами?

– Я, я первый! – восторженно взвигнул кудрявый мальчуган, все еще не выпуская руки дeвушки. – Возьмете меня?

– Ну, хорошо, хорошо, конечно. А вы, дeвочки, с нами?

– А что-ж? Думаешь, мы спугаемся? Гдe наша не пропадала? Eдем что-ль, дeвчата? – обернулась она к подругам и смeло шагнула вперед.

– А вы, ребята? Неужто сдрейфите перед дeвченками? – подзадоривающе спросил боцман. – А вeдь в дельфинe-то, пожалуй, пуда с три будет. Вот пошамаем-то!..

Против соблазна сытно поeсть не устояли вeчно голодные желудки, и еще мальчиков 5-6 присоединилось к нам. Остальные недовeрчиво, но уже с колебанiем плелись сзади.

Разсаживая "пассажиров", Боб распорядился еще раз провокацiонно продемонстрировать тяжелую тушу дельфина. Сердца дрогнули.

– А ну, ребята... Еще мeста есть! Кто с нами?

Через нeсколько минут мы отчалили с "полным штатом". На банках, под ними, на днe шлюпки – вездe расположились пестрыми пятнами представители "издержек революцiи", того миллiона безпризорников, которые очутились в грязи улицы в результатe непрерывнаго голода и безчисленных разстрeлов.

– Вот они, "цвeты жизни", "счастливые вздохи октября", – шепнула Тамара с какой-то болeзненной усмeшкой. – Как подумаешь о их будущем, так сердце разрывается.

– Да. Что и говорить. Дожили. За Россiю стыдно. Для нас, мужчин, это прямо, как пощечина... Б-р-р-р-р... Ну, а скажите, Тамара, как здeсь прiюты работают? 171

– Да что... Прежде всего не хватает их. Вот, мы подсчитывали, поскольку это, конечно, поддается подсчету: вот, в одном Севастополe с окрестностями к осени этих безпризорников набирается больше тысячи.13 Конечный желeзнодорожный пункт, да и сезон – осень. А Севастополь – вродe распредeлительнаго пункта, они отсюда по всему побережью расползаются... Ну, так в прiютах – их здeсь, в городe три – человeк 100-150 помeщается, не больше. Да и состав мeняется каждый день: ребята бeгут во всe ноги, через всe заборы: ни eды, ни платья не хватает, воспитательной работы нeт. Казенщина. Что-ж будет привязывать ребят к прiюту, когда они в своих стайках лeтом всегда что-нибудь своруют и прокормятся?..

– Ну, а в вашем прiютe-то как?

– У нас все-таки лучше, я там на службe, как воспитательница и со мной наши герли. И игры, и занятiя, и праздники, и прогулки. Конечно, ребятам интереснeе. У нас и побeгов почти нeт. Но я, вот, все боюсь, донесет кто-нибудь, что под видом лит-кружка – скауты, "гидра контр-революцiи", ну, и скандал... Еще хорошо, что только выгонят... А то и отсидeть придется... Посмотрите, посмотрите, а дядя Боб, – прервала она. – И как это им все интересно... Прямо – дикареныши...

Дeйствительно, оживленныя лица безпризорников всюду высовывались из под банок, планшира и с любопытством смотрeли на наших скаутов, на двигающаяся весла, на пробeгающiе мимо живописные берега.

13 По подсчетам жены Ленина. Н. К. Крупской, безпризорников в 1931 г. было около 2 миллiонов человeк.

– Суши весла... Шабаш... Ставь мачту... – послышались слова команды, и через нeсколько минут бeлая ткань паруса надулась свeжим вeтром. Поворот, и шлюпка вынеслась в открытое море.

"Генерал"

– Ну, как ребята? Eдем в Турцiю, а? – шутливо спросил боцман.

– А нам все едино, – откликнулись равнодушные 172 голоса. – Хужей все едино не будет... А гдe подыхать – какая заразница? Помоек там нeт, что-ль, в твоей Турцiи? – и привычное ругательство "закруглило" одну из фраз.

– Ну, это уже не фасон! – серьезно оборвал Боб. – У нас ругаться нельзя.

– Чего это так? Уши, что ль, такiя нeжныя? – насмeшливо спросил вихрастый круглоголовый мальчуган, виртуозно сплевывая за борт.

– Уши не уши, а у нас, брат, такiя уж правила. У нас всегда, как кто выругался, так сейчас кружку воды за рукав...

Безпризорники засмeялись.

– Ишь ты, напугал! Да хоть ведро, нам то что? Замeсто бани...

– Ну, вот и ладно! Париться, значит, и будем. А вы пока, ребята, выберите себe старшаго, "генерала" вашего, чтобы порядок наводил.

– Вeрно, это дeло! Да вот, нехай Каракуль будет, – раздались голоса. – К хрeну твоего Каракуля!.. Сенька нехай!.. Сук в рот, твоему Сенькe!.. Каракуля!..

Партiя Каракуля перекричала. Новый "генерал", крeпкiй курносый паренек, немного постарше, лeт этак 15, одeтый в женскую кофточку и длинныя, доходившiя до груди брюки, довольно усмeхнулся.

– Ладно, черти... Я ужо завинчу вам гайки. Подождите... Кто только руганется, я ему, ангидрит его перекись марганца, такое сдeлаю...

– Го, го, го... – раздался смeх со всeх сторон. – Сам, вот, небось, выругался. Эх, ты, генерал! Кружку, ему, кружку! – донеслись отвсюду веселые голоса.

– Ничего брат, Каракуль, не сдeлаешь, – не удержался от смeха и боцман. – Подавай, братишка, примeр: на то и начальство. Ленич, дай-ка с бака кружку.