Текст книги "Молодежь и ГПУ (Жизнь и борьба советской молодежи)"

Автор книги: Борис Солоневич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)

– Постойте, т. Фомин, да дeти-то, дeти – дегенерируют вeдь? -возмутился я.

– Как, как ты сказал?

– Да, вот, слабeют, болeют, вырождаются – вeдь в докладe вы сами об этом говорили.

– Ну, что-ж! – невозмутимо отвeтил Фомин. – Лeс рубят – щепки летят. Часть, конечное дeло, на свалку пойдет. Но зато хоть немного, да наших ребят все таки выйдет. А нам вeдь это самое важное... Ежели хоть 2-3 из сотни выйдут так, как нам надо – и то ладно будет!

– Ну, а остальные? Пусть погибают? Так, что ли?

Комсомолец с удивленiем посмотрeл на меня.

– Чтой-то ты, Солоневич, такой жалостливый? Кажись, наш брат – моряк, а душа в тебe, как нeжная 250 роза с Ерусалима... Ну, погибнут, ну, и что? На то и революцiя. Иначе нельзя. "Самим дороже стоит", – усмeхнулся он.

– Но вeдь можно было бы использовать и другiя организацiи для общей работы с дeтьми?

– Как же, как же! – с оттeнком злобы отвeтил Фомин. – Мы уже пробовали – вот, скауты тоже были. Слышал, может?

– Слышал немного...

– Ну, вот. Мы нeсколько годов с ними цацкались, да возились – думали, что с них что выйдет... только чорта с два – уперились на своем и никак. Ну, хоть ты тут тресни...

– А что вы хотeли с ними сдeлать?

– Да просто, чтобы они нам как ступенька Комсомолу были. А они – хоть ты им кол на головe теши... Распустили, сукины дeти, свои интеллигенскiя сопли и сюсюкают: любовь к ближним, изволите видeть. Родину выкопали из стараго мусора, да, кажись, и к Боженькe дрожемент тоже имeли... Ну, и стукнули мы их!..

– А чeм они мeшали?

– Чeм? Может, и не мeшали... бояться мы их не боялись. На то ЧК у нас есть – рука у ей крeпкая. Но не в том дeло. Ежели аполитичная организацiя, да еще не на совeтской платформe – хрeн их знает, что они там потом надeлают. А, может, сунут в подходящiй момент нож в спину революцiи? А? Что тогда? Ребята вeдь крeпкiе.

– Ну, так то потом, да и то – "то ли дождик, то ли снeг, то ли будет, то ли нeт"... Всунут или не всунут нож – это еще никому неясно. А теперь-то они чeм мeшают?

Комсомолец с явным презрeнiем посмотрeл на меня.

– Эх, ты, брат! А еще командир флота! Ты Маркса читал?

– Нeт, не читал. А будто бы ты читал?

На секунду Фомин смутился.

– Ну, положим, я тоже не читал! Ну его к чортовой бабушкe! Этакiе томищи накатал. Его "Капиталом" только сваи вбивать... Но не в этом, брат, дeло. Ты, видно, "дiамата" не знаешь! 251

– А причем тут дiамат?

– Как это причем? – важно сказал мой спутник. – Потому – метод оцeнки. Понимаешь: разсматривай все в связи событiй и в примeненiи к данным обстоятельствам. Вот, скажем, скауты: нам теперь нужна злоба, непримиримость, классовая борьба, а они, изволите видeть, розовую водичку из себя испущают: ах, ближненькiе, ах, бeдненькiе, ах, матушка-Расея, ах, Боженька... Понимаешь, браток, в чем тут дeло? Этак и до царя недалеко. А от царя – прямой путь к помeщикам, жандармам, да капиталистам... Нeт, браток! Чорта с два! Мы сперва цацкались. Думали, что выйдет. А потом, смотрим – не поддаются. Ну – хрясь, и ваших нeт... Вот ты говоришь – использовать их силы. Это все равно, как, брат, какого епископа предчека поставить. В такое время, как мы живем, – не до розовой водички. Нам, брат, комсомольцы -чекисты нужны, которые с желeзной волей будут сметать все с пролетарскаго пути. Нам ребята, как гвозди, нужны. Что-б – как сказано, так вбито было.

– А по вашему, развe можно дeтей на ненависти воспитывать? Развe это не коверкает их души?

– Души? – фыркнул комсомолец и неожиданно весело разсмeялся. – Ах, ты, едрена палка! Ей Богу, Солоневич, как посмотрю я на тебя – аж смeх, право, берет. Ну, вот, видал я тебя и на боксe, и в футболe, и в борьбe -там ты подходящiй парень и крови, видать, не боишься. А тут – ну, прямо интеллигент. Ах, ты, сукин сын, голуба моя морская! Да какое нам дeло до дeтских душ, как ты говоришь? Тоже, вот, выдумал – души, брат, в архив исторiи сданы. Да если бы онe и были, так хрeн с ними. Что-то насчет морали ты больно слаб. Помнишь, как Ильич насчет морали проповeдывал?

– Нeт. А как?

– "Морально то, что служит дeлу мiровой революцiи!" – важно и торжественно сказал комсомолец. – Раз нужно для дeла – крой, значит. А души, брат, – это что-то с того свeта. А нам бы хоть на этом удержаться покрeпче. Нам, брат, люди-гвозди нужны, а не нeжныя души. А ежели, чтобы один гвоздь сдeлать, нужно сотню нeжных душ спрессовать – будьте покойнички – 252 мы спрессуем. У нас для этого такой аппарат есть, одно слово -совeтскiй... А ты, вот, слезу точишь насчет дeточек. Эх, ты, – не сердись, брат, – слюнтяй ты, и больше ничего.

Круглое лицо молодого "строителя жизни" было полно увeренности и снисходительности.

На жизненном переломe

Солнечной, сверкающей всeми красками, осенью в образe стройной сeроглазой дeвушки с длинными косами в мою жизнь вошла любовь...

Исторiя жизни этой дeвушки так же тeсно переплетена со скаутингом, как и моя. В тот тяжелый перiод нашей скаутской жизни, когда вся тяжесть всeх отвeтственных вопросов легла на молодыя плечи юных скаут-масторов и скаутов, когда взрослые, сами отягченные и избитые борьбой за кусок хлeба и за жизнь, отошли от нас, плеяда дeвушек-скаутмасторов смeло взяла на себя руководство герль-скаутами.

Со смeлостью и горячностью честной юности они стали в общiй боевой строй на правах подпольных членов нашей общей скаутской семьи. И, Бог знает, удалось ли бы юношам-скаутам так бодро и мужественно вынести всe удары по нашему братству, если бы плечо к плечу с нами не боролись за нашу идею и наши сестры, вливавшiя энтузiазм героической молодости в наши общiе ряды.

И именно в атмосферe этой борьбы крeпло наше братство, наша дружба и уваженiе друг к другу. Не на танцульках, не в кино, театрах и балах, а в опасностях и трудe узнавали мы ближе друг друга, и много, много юношей и дeвушек-скаутов пошли дальше по жизненному пути рука об руку строить с в о ю семью, не отрываясь и от старой, скаутской...

За эти годы мнe много, много раз приходилось встрeчаться, работать и спорить со скаутмастором Ириной, но только осенью 1925 года нам довелось ближе познакомиться друг с другом.

В Москвe, в одном из домов отдыха, в прекрасном сосновом "Серебряном Бору" Ирина работала инструктором 253 физической культуры, одновременно учась в университетe. По ея особой рекомендацiи в этот дом отдыха можно было прieзжать по воскресеньям, получить скромный обeд и провести весь день на берегу Москва-рeки, в могучем сосновом лeсу.

И, возвращаясь из своих частых плаванiй по морям, я с особенной радостью уeзжал из душной Москвы за город – отдохнуть, к Ирe.

Она оказалась прекрасным собесeдником с оригинальным и сильным умом и глубиной сужденiя. Так же, как и я, она глубоко любила скаутинг, и, может быть, под ея влiянiем я болeе вдумчиво присмотрeлся к движенiю герль-скаутов и поставил его в своем сознанiи на одинаковую высоту с работой среди мальчиков. Ирина незамeтно прiучила меня не только цeнить, но и уважать женщину-человeка, как равновеликую величину с мужчиной, в нашем мiрe.

Вeроятно, под ея влiянiем я незамeтно для себя самого превратился из неунывающаго, не особенно задумывающагося над жизненными вопросами, веселаго, боевого богатыренка в сильнаго, увeреннаго в себe, человeка. Встрeча с Ириной как бы рeзко остановила стремительный разбeг моей бурной жизни, заставила меня оглянуться на прошлое и болeе вдумчиво оцeнить и самого себя, и свое отношенiе ко всей многосторонности жизни.

Много часов провели мы в спорах, бесeдах и воспоминанiях в милом Серебряном Бору и, странное дeло никогда, глядя в ея ясные сeрые глаза, я не подумал, что она может быть для меня чeм-то большим, чeм только веселый товарищ, вeрный скаут и преданный друг.

И как-то ни разу мнe, мужчинe в расцвeтe лeт, не пришло в голову отнестись к ней, как к женщинe, пока... И вот с тeх пор я повeрил в безсознательное женское кокетство, присущее женщинe и украшающее ее, будь она трижды скаут...

Однажды я прieхал в Серебряный Бор днем и, не найдя Ирины, надeл купальный костюм и ушел на берег рeки. Наслаждаясь там вкусной теплотой рeчного песка и горячих солнечных лучей, я скоро услышал голос Ирины и, приподнявшись на локтe, увидeл, что она возвращается с прогулки с группой женщин. 254

Я привeтствовал ее, махнув рукой.

– Здравствуй, Боб, – радостно улыбнулась она в отвeт. – Лежи здeсь. Я скоро освобожусь и приду.

Через полчаса Ира подбeжала ко мнe. Она была в том же спортивном костюмe, но ея гимнастическiя туфельки были одeты уже на хорошенькiе бeлые носочки, к о т о р ы х  р а н ь ш е  н е  б ы л о.

С привычной наблюдательностью я сразу замeтил эту перемeну в костюмe и был ошеломлен!

"Боже мой! Да вeдь носочки-то эти надeты спецiально для меня!" мелькнуло у меня в головe, и весь облик ясно-холодной дeвушки-друга сразу расцвeтился яркими красками застeнчивой женственности.

Я увeрен, что она не думала сознательно об этих носочках, но вeчное, как мiр, женское желанiе понравиться "ему", вeчное ewige waibliche прорвалось сквозь стeну товарищества и дружбы и освeтило наши отношенiя другим, ярким и горячим свeтом жизни сердца.

И потом уже, во всe тe немногiе дни нашего "вмeстe", которые скупо дала нам совeтская судьба, воспоминанiя о началe нашей любви всегда были неразрывно связаны с "роковыми бeлыми носочками", о которых мы всегда говорили с чувством веселаго юмора и ласковой задушевности...

Но в тe сiяющiе дни первой любви я не мог не сознавать, какiя опасности грозят мнe, как одному из старших руководителей молодежи. Имeю-ли я моральное право возложить тяжесть этих испытанiй на плечи друга? Вeдь, впереди – не спокойное, мирное житiе, а борьба, почти без шансов на побeду...

Можно-ли соединять свою жизнь с жизнью Иры?

И как-то, в минуту задушевности я сказал ей об этих сомнeнiях.

Она медленно положила свою руку на мою и тихо отвeтила, прямо глядя на меня своими сeрыми глазами:

– Гдe ты, Кай, там и я, Кайя...

И теперь, когда я так чудесно спасся из мрака совeтской страны и вспоминаю Ирину, у меня в ушах всегда звучит эта фраза древних римлян, этот символ любви и спайки.., 255

И острая боль пронизывает мое сердце при мысли о том, что гдe-то далеко, в 12.000 километрах отсюда, в глубинe Сибири, моя Снeгурочка-Лада коротает свои одинокiе дни в суровом совeтском концентрацiонном лагерe.

Водоворот мiровой бури разметал нас в стороны, и Бог знает, когда мнe опять доведется увидeть "роковые бeлые носочки", длинныя русыя косы и ясные глаза своего друга – жены...

И доведется-ли увидeть вообще?..

Обвал...

Постепенно и почти незамeтно поднималась над нашими головами для удара лапа ОГПУ. Не справившись со скаутами давленiем, страхом, угрозами, подкупом, разложенiем, ГПУ рeшило нанести смертельный удар непокорной молодежи.

Мeсяцами и годами собирались свeдeнiя о скаутах и, наконец, весной 1926 года ГПУ рeшило, что всe нити "контр-революцiоннаго сообщества" в его руках. И тогда грянул удар.

Многiе из нас, старших, чувствовали приближенiе этой опасности, но уйти было некуда, да и никто из нас и не хотeл уходить. Бeжать перед опасностями мы не привыкли. Малодушные давно уже отошли в сторону. Но как больно было думать о том, что опять жизнь будет смята на многiе годы, что впереди опять тюрьма и неволя!

А моя личная жизнь складывалась как раз особенно интересно и удачно. Я был счастливым молодоженом, закончил прерванное революцiей высшее образованiе и хотeл вeрить, что впереди – перiод какой-то творческой жизни.

Но судьба рeшила иначе...

Помню один из вечеров послe моего прieзда с юга. В моей маленькой комнатенкe гости – Ирин брат. (Нам с Ириной по квартирным условiям так и не пришлось жить вмeстe). Сердечное веселье и задушевные разговоры были внезапно прерваны открывшейся без стука дверью, и на порогe моей комнатки появилась мрачная 256 фигура молчаливаго чекиста в полной формe с какой-то бумажкой в рукe.

– Ну, Ирочка. Это не иначе, как за мной прieхали!

И я не ошибся.

Пол-ночи тщательно обыскивали мою комнатку и с особенным злорадством взяли дорогiе моему сердцу ордена и значки – свастику, волка, медвeдя и почетнаго серебрянаго волка, высшую награду нашего старшаго скаута О. Пантюхова.

Эх, долго-ли "собраться с вещами" старому скауту?

Сердечный и крeпкiй поцeлуй Иринe и дядe Ванe, и чекистскiй автомобиль помчал меня по пустынным улицам в сeрой мглe просыпающагося утра на Лубянку, в центральное ОГПУ.

Там меня провели мимо молчаливо посторонившагося часового в комендатуру, с противным злобным лязгом хлопнула желeзная дверь, и я опять оказался в зубцах неумолимой машины краснаго террора.

Между моей жизнью и свободой опять тяжело опустилась безжалостная рeшетка тюрьмы... 257

а>

Глава IV

За рeшетками

...Солнце всходит и заходит,

А в тюрьмe моей темно"...

Точки зрeнiя

Представьте себe, дорогой читатель, хотя бы на минутку, что вам и какому-то совeтскому гражданину указали бы на нeкоего джентельмена Х и сказали бы этаким приглушенным шепотком:

– Глядите, вот этот... Здоровый, в очках... Да... Да... Знаете, он был болeе, чeм в 20 тюрьмах... Был обвинен в бандитизмe, государственных преступленiях, шпiонажe и, кромe того, он "измeнник родинe"...

Вeроятно, вы в испугe отступили бы в сторону от такого преступника.

А совeтскiй гражданин отозвался бы спокойно:

– Вот бeдняга! Не везло, значит! – И сочувственно бы покачал головой.

Если вмeсто алгебраической величины Х вы подставите фамилiю автора, а мeсто дeйствiя таких ужасов – Совeтскiй Союз, то разница в воспрiятiях между вами и совeтским жителем станет ясной.

Тюрьма и заключенiе во всем мiрe, кромe СССР, связаны с представленiем о справедливом возмездiи и изоляцiи преступников. Иное дeло в СССР. Там тюрьма давно уже перестала пугать злодeев и защищать мирных жителей. Роли перемeнились. Тюрьмы переполнены людьми, опасными не для населенiя, а для диктаторской власти коммунистов, и стали постоянной угрозой для честных людей. В СССР наказанiе для грабителя и убiйцы несравненно легче, чeм для мирнаго гражданина, осмeлившагося 258 не во время или не в подходящем мeстe возражать, не подчиниться безчеловeчным распоряженiям власти или, упаси Боже, быть заподозрeнным в какой-либо "контр-революцiи".

Тюрьмы в СССР – один из видов политическаго фильтра населенiя. Недаром один из чекистских вождей в пылу спора как-то сказал крылатую фразу:

– Все населенiе СССР дeлится на три категорiи: сидящих в ЧК, сидeвших там раньше и тeх, которые будут сидeть... Других – нeт...

"Тот не гражданин СССР – кто не болeл сыпняком и не сидeл в ЧК", -говорят в Россiи, подчеркивая этим, что тюремная рeшетка – это своеобразный спутник совeтскаго бытiя...

Вообще же, поскольку почти во всeх законах, касающихся "политических преступленiй", имeется универсальная фраза – "карается вплоть до высшей мeры наказанiя", а приговоры выносятся на основанiи субъективнаго пониманiя "революцiонной законности и коммунистическаго правосознанiя" в закрытых засeданiях, без участiя обвиняемаго, – то, естественно, что карательная политика страны совeтов отличается необычной жестокостью...

Я знал, что попал в безжалостные зубцы бездушной машины, и с тяжелым сердцем ждал, что произойдет дальше...

Перед моим мысленным взором разстилались невеселыя перспективы...

Допрос

Безконечныя лeстницы, корридоры. Двери с часовыми, без часовых, желeзныя, рeшетчатыя... Настороженные взгляды проходящих мимо чекистов. Наконец – 4 этаж. Надпись – "Секретный Отдeл". Шедшiй сзади меня с револьвером в рукe чекист открыл передо мною дверь:

– Сюда.

Небольшая комната, выходящая окном на Лубянскую площадь. Большой письменный стол. Мягкiя кресла... 259

Из-за стола поднял голову хмурый утомленный человeк, с внимательными недобрыми глазами. Впалыя щеки. Плохо выбритое, еще молодое лицо. Помятый, видимо, непривычный штатскiй костюм. Это – мой слeдователь, тот самый, который когда-нибудь перед Коллегiей ОГПУ будет "докладывать мое дeло" и предлагать ей свое рeшенiе.

"Секретный отдeл, скажет он, предлагает примeнить к Солоневичу такую-то мeру соцiальной защиты"... Предсeдатель равнодушно спросит: "Возраженiй, товарищи, нeт?"... Эта пустая формальность промелькнет в нeсколько секунд, и моя судьба будет рeшена...

Слeдователь молча, движенiем руки указал мнe на стул и стал задавать обычные предварительные вопросы. Эти, по существу, простые, вопросы, касающiеся большей частью прошлаго, таят в себe громадныя опасности для тeх, кому есть что скрывать в своем прошлом. Если ГПУ подозрeвает, что у человeка, по выраженiю моряков, "за кормой нечисто", и он о своем прошлом дает невeрныя данныя, то оно прибeгает к массe самых тонких психологических ловушек для того, чтобы заставить арестованнаго сбиться и напутать в своих показанiях. И даже, если точныя данныя о прошлом человeка и останутся неясными, наличiя этих противорeчiй вполнe достаточно для того, чтобы опредeлить, по выраженiю слeдователей, "наличiе бeлаго запаха" и отправить человeка в концлагерь с простым обвиненiем – "соцiально-опасный элемент"... Так, на всякiй случай, в порядкe "профилактики"...

Мой предварительный допрос закончился скоро. Мои отвeты были хорошо продуманы и проработаны, и я не путался. Записав эти данныя моей бiографiи, слeдователь коротко сказал – "подождите" и вышел.

Через минуту в комнату вмeстe с ним вошли еще двое чекистов весьма важнаго вида, не без нeкоторой торжественности усeвшiеся за стол. Предстоял, очевидно, серьезный и длительный допрос.

– Ну-с, товарищ Солоневич, – насмeшливо улыбаясь, начал толстый латыш с двумя ромбами в петлицe военнаго мундира, так сказать, "чекистскiй генерал", – 260 Очень, очень прiятно с вами познакомиться. Давненько мы собирались это сдeлать, но не хотeли раньше времени прерывать вашей вы-со-ко-по-лез-ной дeятельности...

Сказав это, он с улыбкой оглянулся на своих товарищей, как бы приглашая их оцeнить его остроумiе.

– Странный способ у вас знакомства – путем ареста и тюрьмы.

– Ну, ну, конечно, способ не совсeм нормальный, – с тою же насмeшливой любезностью согласился латыш. – Но это все пустяки. Это дeло поправимое. Мы глубоко увeрены, что эта "ошибка" – только случайность, и мы с вами договоримся к общему удовольствiю... Будьте добры отвeтить нам на нeсколько вопросов относительно вашей дeятельности. Вы, надeюсь, понимаете, конечно, сами, что нас интересует не ваша оффицiальная работа, а, так сказать... гм... гм... интимная...

– Какая это интимная?

– Вас удивляет это слово? – Лицо латыша расплылось в улыбкe. Розовыя щеки его жирнаго лица почти закрыли узенькiя щелочки глаз. Видимо, процесс допроса и собственное остроумiе доставляли ему громадное удовольствiе.

– Ну, я не настаиваю на этом словe, ну, хотя бы... неоффицiальная дeятельность. Вас это удовлетворит?

– Но я все-таки не понимаю.

Чекист насмeшливо прищурился.

– Жаль, жаль, что вы такой непонятливый. А мы почему-то были убeждены, что соображенiе у вас быстрое... Ну, хорошо, перейдем на дeловую почву. Скажите, пожалуйста, вы были когда-то скаутом?

– ГПУ об этом прекрасно извeстно.

– Значит, вы этого не отрицаете?

– Нeт.

– Т-а-а-а-к... А скажите, т е п е р ь, какое вы теперь имeете отношенiе к скаутам?

– Теперь? Но вeдь теперь организацiи скаутов закрыты.

– И теперь вы скаутской работы не ведете?

– Нeт.

Чекисты переглянулись с насмeшливой улыбкой... Толстый латыш покачал головой. 261

– Должен к крайнему вашему огорченiю сообщить, что наша информацiя не вполнe совпадает с вашими утвержденiями. И мы очень сожалeем, что вы с нами не откровенны.

– Но вeдь это, дeйствительно, так и есть.

– Ну, ну... – Латыш с ромбами положил руку на какую-то папку с бумагами и сказал медленно с ударенiями на каждом словe:

– Всe ваши утвержденiя гроша ломанаго не стоят. Мы прекрасно знаем, что вы попрежнему руководите организацiями молодежи.

Его узкiе глаза были пристально устремлены на меня.

– Я не знаю, откуда у вас такая информацiя, но, во всяком случаe, она ошибочна. Скаут-отряды и "Сокол" распущены нeсколько лeт тому назад, и никто из старых взрослых руководителей, в том числe и я, не считают нужным вовлекать молодежь в подпольную работу. Скаутская организацiя, в частности, аполитична, и никто из старых скаутмасторов не станет рисковать жизнью и свободой дeтей вопреки государственному запрещенiю.

– Так, так, – со змeиной ласковостью проворковал латыш. – Это так прiятно слышать и и м е н н о от вас. Вы себe и представить не можете, как это нас радует. Значит, если мы вас правильно поняли, – вы считаете подпольную скаутскую работу отрицательным явленiем?

– Конечно.

– Но вы не отрицаете, что она есть?

– Отрицаю.

– Ну, это вы бросьте нам, т. Солоневич, арапа заправлять, -раздраженно бросил другой слeдователь, низкiй коренастый и мрачный человeк. Рeзкiе черты его еврейскаго лица постоянно подергивались непроизвольной гримасой. – Мы не наивные младенцы в самом дeлe. Мы прекрасно знаем, что подпольныя скаутскiя организацiи существуют и, будьте спокойны, мы выкорчуем их.

– Да я вовсе и не собираюсь лгать вам. Я твердо знаю, что таких организацiй не существует. Есть группы молодежи, живущiя дружно, как старые друзья, проведшiе много лeт в общих рядах. Но нужна исключительная фантазiя, чтобы счесть эти группы антисовeтской подпольной организацiей. 262

– Но существованiя этих групп, по крайней мeрe, вы не отрицаете?

– Нeт. Но я увeрен, что и ГПУ прекрасно знает об этом. Своей старой дружбы мы, конечно, не скрываем. Но от этих групп до антисовeтской организацiи – дистанцiя огромнаго размeра. И нельзя разсматривать их, как каких-то врагов совeтской власти...

Латыш презрительно улыбнулся, и голос его стал холоден.

– Уж позвольте нам самим, т. Солоневич, судить, кто друзья, кто враги совeтской власти. И позвольте вам замeтить, что в вашем мнeнiи мы отнюдь не нуждаемся, Кто опасен, кто не опасен – дeло наше. Нам нужно, чтобы вы откровенно сознались, что вы продолжаете руководить этими, как вы выразились, группами...

– Я категорически отрицаю это.

В узких злых глазах латыша промелькнуло раздраженiе.

– Этот нелeпый отвeт только ухудшает ваше положенiе. Мы слeдим за вами не один год и прекрасно знаем всю вашу подноготную. И поeздки ваши по СССР знаем, и знаем, как вы ловко использовали свое званiе военнаго моряка и пробирались даже в Кронштадт. И ваши поeздки по югу знаем, и что вы в Тифилисe, послe полученiя званiя чемпiона, дeлали. Знаем, с кeм вы встрeчались и гдe собирались. И как со скаутами и с соколами и офицерами вели политическiя инструктивныя бесeды, и что среди них организовывали. И связь вашу с заграницей и о контактe с Пантюховым – словом о б о  в с е м  з н а е м!

Лицо латыша выражало торжество. Он с довольным видом откинулся на спинку кресла и посмотрeл на меня с улыбкой. "Что, поймали?" казалось, говорила эта улыбка...

Я пожал плечами.

– Или вы, товарищ Солоневич, может быть, будете все это отрицать? -насмeшливо спросил он.

– Нeт, не отрицаю... Каждый человeк всегда встрeчается со своими друзьями. Искать в этих встрeчах чего-либо антисовeтскаго вы, конечно, можете, но это – дeло безнадежное. Ни к какой подпольной антисовeтской работe 263 я отношенiя не имeю. Переписки с заграницей у меня нeт. Eздил я по СССР, инспектируя морскiе флоты, не по своему желанiю.

– Но этих встрeч вы не отрицаете?

– Конечно, нeт. Я, слава Богу, не отшельник, избeгающiй людей. Я видался с массой лиц и групп. Но почему вас интересуют только встрeчи с молодежью?

Еврей с дергающимся лицом опять вскочил:

– Здeсь м ы вас допрашиваем, а не вы нас. Не забывайте, гдe вы находитесь!..

– Постой, постой, Мартон! – остановил его старили чекист. – Не порть своих драгоцeнных нервов... На другое пригодятся... Значит, вы, т. Солоневич, не отрицаете своих встрeч с молодежью?

– Конечно, нeт. Было бы грустно, если бы я за всe эти годы не прiобрeл в средe молодежи друзей и боялся бы встрeтиться с ними из-за боязни перед ГПУ. В этих встрeчах не было ничего враждебнаго совeтской власти, и я не чувствую себя виновным ни в чем.

– Ну, вот и прекрасно. Мы охотно вeрим вам, что в этих встрeчах не было ничего контр-революцiоннаго. Так сообщите же нам, с к e м и г д e вы встрeчались. Это нужно нам, конечно, не для репрессiй, а исключительно для провeрки ваших показанiй.

Перед моим мысленным взором мелькнули десятки и сотни молодых лиц, вeрящих в нашу дружбу и в меня, представителя "старой гвардiи". Неужели я назову их имена, подвергну их опасностям "знакомства" с ГПУ и этим путем облегчу свое положенiе?

– Позвольте мнe уклониться от таких сообщенiй, Это я дeлаю не из конспиративных соображенiй – мнe скрывать нечего – а просто потому, что я люблю своих друзей и не хочу доставлять им непрiятностей.

Я сказал эти слова настолько рeшительно, что тема была сочтена исчерпанной. Среди слeдователей наступило непродолжительное молчанiе. Самый младшiй из них на секунду оторвался от записыванiя в протоколe моих слов и с любопытством взглянул на меня. Лицо латыша нахмурилось, словно он был недоволен моим поведенiем.

– Так, так, – протянул он... – Значит, подпольной 264 работы вы не ведете. Т-а-а-а-к... Ну, что-ж. Мы люди с богатой фантазiей. Вообразим себe на минутку, что это, дeйствительно, так. А, скажите, вот, почему вы не работаете с пiонерами?

Этот вопрос застал меня врасплох.

– С пiонерами? Да я, собственно, ушел с головой в другую работу, да, кромe того, мнe этого и не предлагали...

Латыш мгновенно подхватил мой промах и поспeшно спросил:

– Ах, не предлагали? А если бы предложили, – вы согласились бы?

Нужно было выворачиваться из подставленной себe самому западни.

– Я так загружен, что никак не смог бы взять на себя такую сложную обязанность...

– Ах, у вас времени не хватило бы? Так я вас понял?

– Да, пожалуй...

– Ну, это горюшко – еще не горе. А если бы государственныя организацiи сочли нужным перебросить вас исключительно на работу с пiонерами, – вы согласились бы?

– Н-н-нeт.

– Почему же? Развe вы не одобряете принципов пiонер-движенiя?

– Да я, собственно, плохо знаком с ними...

– Что это вы нам опять пыль в глаза пускаете? – раздраженно буркнул низенькiй чекист. – Бросьте наивняка строить, т. Солоневич. Скажите откровенно, что вы политически противник пiонеров – и дeло с концом...

– Да, я не политик, и эта сторона дeла меня не интересует...

– Так что же вам мeшает работать с пiонерами? Развe пiонеры не тe же совeтскiя дeти? Почему же вы возражаете против переброски вас туда?

Положенiе создалось очень напряженное. Согласиться работать с пiонерами не позволяла совeсть. Готовить под руководством Комсомола будущих коммунистов и чекистов, шпiонов и погонщиков рабов, безпрекословных исполнителей воли Сталина я не мог. Разсказывать 265 ребятам о "генiи красных вождей", о величiи ГПУ, о красотe жертв в пользу мiровой революцiи, оправдывать чудовищное истребленiе людей, воспитывать кровожадность, ненависть и равнодушiе к чужому горю, обливать грязью старую могучую Россiю, лгать самому и прiучать ко лжи дeтей, готовить из них шпiонов в собственной семьe, безбожников и комсомольцев – было для меня непереносимо противно... Но развe в стeнах ГПУ можно было так обосновать свой отказ? А вопрос был поставлен ребром.

– Трудно точно отвeтить на ваш вопрос. Мнe непонятны нeкоторые принципы пiонер-движенiя с точки зрeнiя педагогической... Да, кромe того, нeт смысла бросать одну налаженную работу и бросаться к другой...

– Позвольте, позвольте, т. Солоневич, – прервал меня латыш. -Давайте не уклоняться от темы. Нас чрезвычайно интересует вопрос о ваших гм... гм... идейных расхожденiях с пiонерами. Позвольте спросить, что именно вам педагогически не подходит в пiонерском движенiи?

– Ну, что-ж! Если уж мое мнeнiе так вас интересует, я могу указать вам хотя бы на такой момент, как воспитанiе в дeтях ненависти и злобы к непонятным им "классовым врагам". Мнe это кажется противорeчащим педагогическим установкам так, как я их понимаю. Дeтская душа, по моему мнeнiю, должна воспитываться на созидательных, а не разрушительных инстинктах...

– Но вeдь вы, надeюсь, согласитесь с нами, – снисходительно сказал латыш, – что в перiод напряженной классовой борьбы нам необходимо воспитывать эту, как вы назвали, ненависть в нашей подрастающей смeнe?

– Это дeло политики, а я не политик. Может быть, в отношенiи к взрослым, сознательным людям это и могло бы быть оправдано, но с дeтьми я не хотeл бы вести такой работы. Это мнe не по душe.

– Так, что вы рeшительно отказываетесь работать с пiонерами? – с ноткой угрозы спросил чекист с дергающимся лицом.

– Рeшительно.

Слeдователи пошептались и помолчали. Потом толстый латыш опять недовeрчиво покачал головой: 266

– Та-а-ак... Ну, мы ожидали, что разговор с вами будет содержательнeе и интереснeе. И вдобавок – болeе выгоден для вас. Жаль... Очень жаль... Ну, позвольте еще один вопрос. Вы, кажется, работали со скаутами и соколами на югe Россiи в перiод власти бeлых генералов Деникина и Врангеля. Не сообщите ли вы нам факты, касающiеся участiя этой молодежи в бeлом движенiи?

– Простите, мнe неясен ваш вопрос. О каком участiи в бeлом движенiи вы говорите?

– Ах, и это вам непонятно? – с раздраженной язвительностью спросил латыш. – Придется, видимо, и это вам расжевывать... Удивительно, как это вы непонятливы... Нам нужно знать, кто, напримeр, из скаутов участвовал в бeлых армiях, кто организовывал работу скаутов в лазаретах и санитарных отрядах, кто из руководителей вел антисовeтскую агитацiю. Вы в тe времена были Помощником Старшаго Скаута Россiи и, разумeется, прекрасно знаете все это. И мы требуем от вас, как от совeтскаго гражданина, чтобы вы сообщили нам всe эти свeдeнiя.

Этот вопрос был поставлен еще болeе категорически. ГПУ требовало от меня опредeленных матерiалов...

Мнe не раз еще до ареста приходилось слышать, что ГПУ собирается устроить большой процесс над скаутами, чтобы облить грязью скаутскую идею, кричать на весь мiр, что скауты – "орудiе буржуазiи, генералов и попов", что скауты – непримиримые враги народа и пр. и пр. Уже не раз ГПУ ловко инсценировало такiе процессы, выставляя подкупленных или терроризированных свидeтелей, говоривших под диктовку ГПУ заученныя показанiя. Для такого процесса над скаутингом нужны были люди и документы. И этот процесс мог послужить для ГПУ нeкоторым оправданiем расправы над непокорной молодежью.

Опять в моей памяти вспыхнули яркiя воспоминанiя – годы гражданской войны, расцвeт скаутинга под покровительством "бeлых вождей", наша работа среди больных и раненых, лица скаутов, ушедших в Бeлую Армiю, повинуясь чувству долга перед Родиной...