Текст книги "Смерть и жизнь рядом"

Автор книги: Борис Тартаковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

ЧЕРНЫЙ ДЕНЬ ПАНА КАШПАРА

А у реки между тем события так развивались.

В погоне участвовали гардисты: их легко было узнать по черной форме. Нестор подпустил их почти до берега, они шлепали еще по колено в воде, когда он угостил их двумя длинными очередями. Черные фигуры валились в воду. Но самые смелые опять кинулись к берегу. Другие, подхватив убитых или раненых, повернули назад. Нестор дал еще две очереди. Опять многие упали в воду, однако гардисты все же выскочили из воды и залегли на берегу. Нестор сменил диск – последний. В запасе оставались только две гранаты. «Нужно экономить», – подумал Нестор, думая о своих боевых запасах. А гардисты, видимо, решили, что партизан израсходовал все патроны, и снова бросились вперед. Сжав зубы, Нестор подпустил их совсем близко, он уже слышал хриплое дыхание бегущих и собирался метнуть одну из гранат, когда откуда-то сверху и сбоку от него воздух прорезала длинная автоматная очередь. «Значит, Агладзе не ушел…» – обожгла сознание догадка, и он метнул гранату. «Ну, теперь вы сунетесь не так скоро», – подумал Нестор.

Трое были убиты, остальные бросились к реке. «Видно, не обстреляны, – понял Нестор. – Тем лучше…» – и для острастки дал еще несколько коротких очередей. «Теперь, брат, и тебе пора тикать», – сказал себе Нестор. Но тут он остановился. Жаль было оставлять оружие. Отряд нуждался в винтовках, а тут автоматы валяются рядом – только протяни руку.

Укрываясь за камнями, Нестор стал отползать лишь тогда, когда прихватил с собой автоматы двух убитых гардистов. Они лежали ближе всех.

– Настырный же ты! – приветствовал Агладзе лейтенанта, когда Нестор достиг каменной плиты с амбразурой.

Нестор засмеялся:

– А я знал, что это вы…

Они достигли базы лишь к ночи. Агладзе пошел докладывать командиру отряда, а Нестор отправился в свою землянку и сразу же завалился спать.

Нестор проспал день и ночь, а потом опять ушел на операцию. И в этом сказался не только характер разведчика, но и отношение к нему командира отряда. Зорич, должно быть, неплохо знал своих людей, если в список участников новой боевой операция включил Степового. И не ошибся: молодой шахтер принял это как награду.

Операцию разработал майор совместно со всеми командирами.

– Можно воевать, – говорил Александр Пантелеймонович, – сидя на кукурузных сухарях и на фасолевой полевке – крестьянском супе. Но нельзя воевать босиком. Снег, дождь и тропы, утыканные острыми камнями, не для босых солдат.

Сапоги или ботинки можно было бы купить в окрестных селениях, как покупали у крестьян быков для партизанского котла, или хлеб, или овощи. Но жители дедин сами ходили в лаптях из коры. Сапоги и ботинки пан Альфред Кашпар – хозяин обувных мастерских и магазина «Кашпар и сын» – продавал германскому интендантству. Войска Гитлера здорово обносились, пока дошли от Волги до Карпат, и мастерские Кашпара трудились в три смены, чтобы удовлетворить потребности заказчика.

Вначале отправилась разведка. Дня через два Данила Грунтовой и его хлопцы возвратились с докладом, что немцев в городе нет, а жители, особенно рабочие Кашпара, настроены патриотически.

– Но немцы могут появиться в любую минуту, – был уверен Данила.

Зорич тоже не сомневался в этом.

– Значит, мы должны их опередить! – с обычным для него спокойствием резюмировал начштаба Волостнов.

Это было бесспорным. Разногласия возникли, когда пошел разговор о времени проведения операции. Франтишек Пражма предлагал выступить к вечеру, с тем чтобы возвратиться ночью. Но Зорич, всегда такой осторожный, был за дневную операцию, и его поддержал даже Волостнов, обычно более сдержанный.

– В городе нет немцев, а гардисты не так уж нам страшны – их немного, и наш приход можно превратить в политическую демонстрацию сил патриотов, что очень важно, – говорил Александр Пантелеймонович.

– Ну что ж, против этого нельзя возразить, – согласился Пражма. – Пускай узнают жители, что патриоты сильны, что дух народа не сломлен, что мы, словаки, имеем верных союзников.

– Представляю себе выражение лица пана Кашпара! – засмеялся Такач.

– Но во всем нужна осторожность, – предупредил Зорич. – Сделаем все же попытку мирным путем договориться с Кашпаром. Может быть, он все же продаст нам обувь.

– А если Кашпар не согласится? – усомнился Франтишек Пражма.

– Тогда мы силой возьмем!

Так и решили. А роль посредника возложили на Такача. Он ведь адвокат и не раз мирил враждующие стороны. Штефан был и соответственно экипирован: партизанский китель был сменен на черный костюм и модное пальто, а солдатская шапка – на мягкую фетровую шляпу.

Грунтовой с хлопцами вторично отправился в разведку, и боевая группа выступила лишь после донесения Данилы, что все спокойно.

Их было двенадцать в боевой группе, и они распределили роли в предстоявшем спектакле задолго до того, как показался город с его костелом и часовенкой у въезда, с его тремя улочками и магазинчиками на них, с его лечебным источником и знаменитым парком, в эту пору нагим, как распятый Христос в нише городской ратуши.

Больше всех волновались старший лейтенант Волостнов, Штефан Такач и Грунтовой. Чигиринский токарь мечтал о лошадях, как может мечтать о них только командир конного взвода разведчиков, не имеющий ни одного одра. Штефан Такач хотел показать себя в роли посредника, а Волостнов отвечал за успех операции как старший.

Был ноябрь, но в горах звенели ручьи. Казалось, вдруг наступила весна. Местные жители уже привыкли к таким шуткам природы.

Шли вразброд, но каждый партизан знал свое место на случай встречи с неприятелем.

Картина была весьма живописной. Горы, синее небо с расплывшимися белыми облаками, серые пролысины обнаженных вершин. Отары овец бродили на склонах под охраной кудлатых собак. Изредка попадались кошары из тонких жердей, куда загоняются овцы на ночь. Недалеко от них стояли пастушьи домики, где путник мог освежиться овечьим молоком и попробовать жирной брынзы.

Нестор шел третьим, после Волостнова и Такача, шел, расправив плечи и вдыхая полной грудью воздух гор. И Нестор почему-то вспомнил такой же осенний день не в горах, а в донецкой степи. Он сказал об этом Волостнову. Начштаба повернулся к Нестору и ответил:

– Нестор, а я родился в Подмосковье. Ты бывал в тех местах, видел дымящиеся на рассвете лужайки и молодые березы на зорьке и при луне? Приходилось ли тебе вдыхать пьянящий запах трав сенокосной поры? Ничего нет прекраснее, поверь мне. Но, должен признаться, воздух словацких гор почему-то и у меня вызывает воспоминания о родной стороне, о подмосковных лужайках, и я не завидую пану Кашпару… Ты понимаешь меня, Дончак?

Дончаком Нестора называл командир отряда, и это прозвище закрепилось за Стеновым.

– Я понимаю, – кивнул Нестор.

И дальше они молчали, пока не подошли к городку, раскинувшемуся, как и многие другие городки и села Словакии, в живописной котловине. Но партизаны не сразу вошли в город: Волостнов хорошо помнил строгое наставление командира отряда: «Берегись бед, пока их нет». И сейчас партизаны не вошли в город, а залегли на виду его в кустах, почти у самой дороги.

Проехал велосипедист с привешенным к голубой раме мешком почтальона. За ним, гремя колесами, протарахтела повозка. На передке сидел парень. Намотав на одну руку вожжи, другой он обнимал девушку, сидевшую рядом. Повозку обогнал грузовик с бочками. А вдоль дороги, на телефонных проводах, сидели птицы. Волостнов проронил:

– А ведь не мешало бы вырезать несколько метров этого самого провода. Как ты думаешь, Нестор?

– Да, прямая связь Кашпара с немецким гарнизоном в Гандлове нам сейчас не нужна, – согласился Нестор и потянулся к сумке, чтобы достать инструмент.

На дороге появился партизанский разведчик Мариан Хложник. Он был вертким, как вьюн, и говорливым, как горный ручей. Мариан что-то насвистывал, и уже по одному этому свисту жизнерадостной птахи стало ясно, что в городе все спокойно. Старший лейтенант тихо окликнул разведчика. Мариан вошел в кусты и прилег рядом с Волостновым.

– В городе – полный ажур, и наш лейтенант считает, что можно подводить баланс, – докладывал Мариан, пользуясь терминами своей старой специальности. В мирное время Мариан был счетоводом.

– Твоему лейтенанту, – ответил начштаба, – в пору ловить блох: уж больно прыткий…

Недалеко от обувных мастерских партизан встретили разведчики Грунтового. Данила молодцевато сидел на гнедом жеребце, которого он раздобыл бог весть где, а Студент, то и дело поправляя свои очки в золотой оправе, стоял на передке узкой и длинной словацкой повозки, в которую разведчики сносили охапки сена.

Волостнов приказал:

– Все остаются у ворот мастерских для охраны порядка. А ты, Алоиз, поставь пулемет так, чтобы пан Кашпар мог заглянуть в его дуло вон из того окна, – и Волостнов указал на высокое окно с полуспущенной шторой. – Мы же с вами, судруг Такач, пройдем к хозяину. Может быть, он продаст ботинки без хлопот, а?

Они пересекли двор, поднялись на крыльцо и вошли в кабинет хозяина. Кашпар сидел за столом и не поднялся при виде гостей, а только угрюмо взглянул на них. Такач, попросив разрешения и не дожидаясь ответа, уселся в кресло и стал излагать суть дела.

– Что вы скажете, пан Кашпар, если наши клиенты наличными оплатят триста пар обуви? – спросил Штефан.

Волостнов стоял за креслом Штефана и с интересом разглядывал сухощавое, с длинным носом лицо фабриканта. Должно быть, страдал сердцем или почками – под глазами были синеватые мешки.

Пан Кашпар угрюмо пододвинул коробку с сигаретами, но его бледное лицо с мешками под глазами выражало настороженность и скрытую неприязнь.

– Можно полюбопытствовать, пан, э-э… кого вы представляете? – обувщик раздвинул в улыбке губы. – Видите ли, наша фирма работает только на войну…

– Только на войну, – подтвердил Штефан и закурил душистую сигарету. – Довоенная? – подмигнул с видом знатока. И, ухватив деликатно двумя пальцами партизанский мандат, на котором стояла подпись полковника Асмолова, Такач осторожно вынул его из портфеля и протянул Кашпару. – Прошу, пан, ознакомиться.

Пан Кашпар взял бумагу, надел роговые очки и стал разглядывать печать Главного штаба партизан – звезду, серп и молот в красном круге. Кашпар еще больше побледнел, а рука с тяжелым перстнем на мизинце слегка дрогнула. Он долго молчал, как бы взвешивая все «за» и «против». Вздохнул.

– Мне больно, пан, э-э… но вы меня поймете, надеюсь, – и приложил руку с перстнем к зеленому жилету в тонкую белую полоску. – Я вижу, что имею дело с интеллигентным человеком.

Штефан Такач был адвокат, и он не сразу поднялся. Он вложил свой мандат в портфель и щелкнул замком.

– Я надеюсь, – сказал Штефан, – что этот разговор останется между нами? – У него шевельнулись черные усики. – Я говорил с вами как коммерсант с коммерсантом…

Пан Кашпар молча наклонил голову.

Штефан поднялся, как будто собираясь уходить, а Кашпар схватил телефонную трубку и стал яростно стучать по рычажку.

– Пан Кашпар, – сердечно сказал Волостнов,– вы напрасно беспокоитесь. Даже если вы будете стучать до пришествия Христа, вас не соединят с гандловским комендантом.

– Это просто невозможно, – подтвердил Штефан. Такач. – Если я не ошибаюсь, то телефонная линия на Гандлов сильно повреждена, – и Штефан вежливо приподнял шляпу.

В ту же минуту фабрикант вскочил с места и выхватил из кармана пистолет. Но он не успел выстрелить в Волостнова. Такач ударил Кашпара под локоть.

– О-о! – вскрикнул фабрикант, вдруг оказавшись на коленях с вывернутыми назад руками.

– Я не знал, судруг Такач, что адвокаты в Словакии изучают приемы джиу-джитсу, – восхищенно говорил Волостнов. – Я у вас в долгу, Штефан.

– А я не знал, что фабрикант обуви такой отпетый гардист, – ответил Такач. – Вы могли поплатиться жизнью.

– Все хорошо, что хорошо, кончается, – с улыбкой сказал начштаба. – А мы ведь, пан Кашпар, хотели выдать вам расписку в получении обуви…

Нестор помог Штефану связать упрямого фабриканта и усадить в кресло, повернув лицом к окну. Только тогда Кашпар увидел партизан, Грунтового верхом на жеребце, пулемет Алоиза Ковача. Он на глазах обмяк и посерел.

– Я слушаю вас, пан, э-э…

– Увы, пан Кашпар, вы не проявили выдержки, приличествующей коммерсанту.

Такач перевел:

– Пан велитель говорит, что вы можете понести большой, убыток.

– Не сомневаюсь, – угрюмо засопел пан Кашпар.

– Этот гардист неисправим, – вздохнул Волостнов, – но он слишком много знает, как поставщик немецкой армии, и наш майор, наверное, захочет поговорить с ним по душам. Как вы находите, Штефан?

Такач вывел гардиста на крыльцо и передал Грунтовому. Рабочие с интересом следили за всем происходившим из окон мастерских и конторы. Все больше людей собиралось вокруг партизан у ворот и во дворе, где партизаны грузили обувь в два длинных словацких воза.

Грунтовой на своем гнедом жеребце, а за ним Студент на одном возу и богатырь Алоиз – на другом торжественно выехали со двора. Их провожали рабочие-обувщики.

Пан Кашпар угрюмо смотрел на рабочих, и судорога запоздалого гнева исказила его лицо. «Нет, никому нельзя доверять!» – вздохнул пан Кашпар и задумался над своей собственной судьбой, над тем, как должен теперь держаться.

Солнце уходило за горы, заметно сгущались сумерки, и краски окружающей природы поблекли. На обочине дороги черные птицы, похожие на разжиревших монахов, устроили вечернюю перекличку. Ничто не предвещало драматического окончания экспедиции.

У крайнего дома при выезде из города произошла неожиданная задержка. К Волостнову подошел словак и стал настойчиво приглашать в дом: его хозяйка очень хочет угостить русского партизана. «Мы очень просим…» – и словак приложил руку к сердцу.

Дом, в который приглашали Волостнова, немного скособочило от долголетия, но оконные наличники и карниз были украшены свежим орнаментом. И эти белые квадратики, эти круги и треугольники делали дом похожим на престарелую кокетку, все еще украшающую себя побрякушками.

– Что делать? – взглянул начштаба на Нестора. – Отказать, пожалуй, неудобно.

– Да и привлечь хорошего человека на нашу сторону не вредно, – сказал Нестор.

– К тому же и время у нас есть. Э, зайдем! – и Волостнов объявил короткий привал.

Парни весело загудели, мигом сбросили мешки и полезли за консервами и кукурузными хлебцами – с утра ведь ничего не ели.

На пороге дома показалась хозяйка – невысокого роста, с миловидным лицом. Она пригласила с поклоном:

– Просим зайдите, дорогие гости!..

Волостнов кликнул Мариана Хложника.

– Пошли, будешь переводчиком.

Нестор вошел вслед за ним, а за Нестором еще какой-то молодой словак, видно приятель хозяев.

– Просим до стола, – предложил хозяин.

Комната одновременно служила и кухней. На столе, против печи, у которой возилась хозяйка с раскрасневшимся от жара лицом, уже стояла бутылка вина и миска с капустой в уксусе. На плоской тарелке нарезан ломтями зельц, видимо собственного приготовления. Вскоре появился и незаменимый гуляш с кнедликами. Они таяли во рту.

– Даже украинские вареники в сметане не лучше, – похвалил Нестор.

И хозяйка еще более зарделась, прикрывая рукавом пунцовый рот.

Волостнова беспокоило долгое отсутствие Такача, возвратившегося на фабрику, когда отряд двинулся в обратный путь. Штефан отправился за учетной книгой пана Кашпара, по которой можно было установить, какие немецкие части снабжал фабрикант и где расположены войска. Волостнов то и дело посматривал на дверь, ожидая Такача.

Молодой веснушчатый парень, приятель хозяина, говорил о своем желании пойти в партизаны.

– Все равно сбегу, – сказал он, – а к немцам служить не пойду.

– И правильно, хлопец, поступишь, – одобрил Волостнов. Он поинтересовался его именем.

– Любомир Павлинда.

– Красивое имя! И другие хлопцы хотят в партизаны?

– Не только взрослые, но даже дети, – вступил в беседу хозяин и стал рассказывать о своих ребятах. О, у него хорошие ребята, грех жаловаться. Парень заканчивает школу, а младшая, Анежка, в третьем классе. Девка способней брата и такая патриотка – спаси Христос. Когда пришли немецкие солдаты, Анежка закрыла изнутри двери и не хотела никого впускать. Чуть беду не накликала.

– Где же она сейчас, ваша Анежка? – поинтересовался Волостнов.

Хозяин усмехнулся и понизил голос:

– Пошла на разведку.

– Это в какую же разведку?

– Кто-то сказал, будто к нам собирается немецкая команда, так чтоб не застали вас врасплох. Да вот и она! – оживился хозяин, увидев свою девчонку в окне. – Анежка! – окликнул он. – Анежка!

Девчурка лет одиннадцати или двенадцати, с длинными и худыми, как у цапли, ногами, вскочила с разбегу в дом и крикнула с порога, округлив в страхе черные глаза:

– Немцы пришли!

Все вскочили.

– Не паниковать! – остановил Волостнов властным движением руки. – Где немцы, Анежка? – спросил он.

– Там! – указала девочка на приоткрытые двери. – Пошли по домам «шнапс» искать…

Лицо девочки выражало презрение.

– Но вы не беспокойтесь, пан партизан, никто, ни одна душа не сказала им о вас… – И вдруг предложила: – Хотите, я вас поведу, пан партизан? Вы их всех возьмете в плен.

Кто это сказал: «В детях видна душа народа, как в зеркале»? Волостнов засмеялся.

– Боевая у вас Анежка!

– Сорвиголова! – сердито ответил хозяин, но видно было, что он гордится девчонкой.

Хозяйка, однако, была взволнована: она беспокоилась за мужа и детей.

– Да вы не волнуйтесь, сейчас уйдем, – понял ее Волостнов и сразу же повернулся к Нестору. – Что ты думаешь, лейтенант? – и провел рукой по гранате, висевшей на поясе.

Нестор усмехнулся, вспомнив поговорки Зорича об осторожности. Видно, не всегда о них помнит начштаба.

За окном слышны были голоса и смех ничего не подозревавших партизан.

– Анежка! – сказал Нестор. – Ты не знаешь, много пришло немцев?

Девчонка, с напряженным вниманием смотревшая то на одного, то на другого, стараясь понять, что они хотят, закричала, отвечая Мариану Хложнику, служившему переводчиком:

– Их много, пан партизан, но все старенькие…– Она засмеялась. – Совсем дохлые немцы.

– Пошли, поговорим с хлопцами, – решил Волостнов и вышел из дома, а за ним Нестор, Хложник и молодой словак.

Хозяева остались в доме, и Нестор расслышал, как мать прикрикнула на девчонку:

– Анежка… стой, я тебе говорю!..

Волостнова окружили партизаны.

– Хлопцы, – сказал начштаба, – пришли немцы. Говорят, они еще не знают, что мы здесь… – Волостнов посмотрел на небо. – А на дворе, как мы видим, вечер…

Хлопцы схватились за оружие.

– Так что мы будем делать? – спросил Студент.

– Я так думаю, – сказал Грунтовой, сидя на своем жеребце, – что надо бы пощупать, – и на его цыганском лице сверкнула беззаботная, белозубая улыбка. – Сколько их, товарищ старший лейтенант?

– Сколько бы их ни было, – сразу посуровел начштаба, – а твое дело, комвзвода, в полном порядке доставить на базу Кашпара. Под твою ответственность, – подчеркнул Волостнов и сдвинул брови.

– Есть, товарищ старший лейтенант, – козырнул Грунтовой.

– И все остальные, кроме Степового, Хложника и Ковача, быстрым аллюром – на базу. Командование передаю лейтенанту Грунтовому. В драку не ввязываться и нас не дожидаться, – и, подойдя к Грунтовому, склонившемуся к нему с седла, Волостнов зашептал: – Я остаюсь прощупать немца. Кроме того, в мастерских застрял Такач – я его послал за учетными книгами. Может быть, хлопец попал в беду. Ясно?

– Ясно, товарищ начштаба.

– Двигай!

И в полном молчании, тревожном и напряженном, партизаны один за другим двинулись в горы, уже затянутые вечерней мглой.

– Пан партизан… а пан партизан… показать, где эти немцы? – подбежала к Волостнову девчонка.

– Ах ты, стрекоза! – воскликнул старший лейтенант, и Нестор не узнал его голоса, столько было в нем нежности и тихой грусти. – Нет, Анежка; отец ведь сказал тебе оставаться дома.

Оказывается, он все слышал.

– Я покажу, – выступил вперед молодой обувщик Любомир Павлинда, желавший уйти к партизанам. – Анежка рассказала мне, в каких домах они остановились.

– Ну что ж… – согласился Волостнов, и партизаны стали пробираться вслед за парнем в тени каменных дворцовых оград.

У дома, на вид нового и богатого, Павлинда остановился: «Здесь». Волостнов, а за ним Нестор подошли к окну и осторожно заглянули. В небольшой комнате вокруг стола сидели пять немцев. Это были пожилые солдаты – те, которых насмешливо называли «тоталами».

Нестор зашептал:

– Полоснем из пулемета?

– Полоснуть не мудрено. «Языка» бы захватить – вот как нужен! – и Волостнов провел ребром ладони по горлу.

Партизаны отошли от окна и стали совещаться, как лучше и безопасней провести операцию.

– Если нет среди них какого-нибудь наци, взять их будет нетрудно, – тихо говорил начштаба. – Тут нужен неожиданный удар. Надо внезапно появиться. Но дело, предупреждаю, рисковое. – Старший лейтенант повернулся к Павлинде. – Ты знаешь, как пройти в горницу? Можешь рассказать?

Павлинда стал объяснять: наружная дверь ведет в сени, из сеней – в кухню, из кухни – в темный коридор, а из него – в эту комнату.

– А как пройти в горницу, минуя кухню?

Парень задумался. Нет, иначе нельзя.

– Вот в чем закавыка, – сказал Волостнов. – Вдруг в кухне люди? Хозяйка например.

– Что он говорит? – взволнованно допытывался Павлинда у Мариана Хложника.

– Пан говорит, что в кухне может оказаться хозяйка.

– Я посмотрю! – быстро сказал Павлинда. – Я знаю хозяйку, – и пошел к дверям.

Он открыл, и партизанам показалось, что скрип этих проклятых дверей может разбудить мертвого. Парень исчез за дверью. Через минуту он появился и показал руками, что никого нет, можно идти. Волостнов принял решение мгновенно:

– Пошли!

И партизаны друг за другом, как ночные духи, вошли в темные сени. Кроме Ковача. Алоиз остался с пулеметом за окном и приготовился к бою: он должен был дать очередь через окно, если в этом будет крайняя нужда.

Все было так, как сказал Павлинда. Из сеней они попали в кухню, а из нее прошли в темный коридор. Сюда проникал узкой полоской свет из горницы. Волостнов оглянулся, кивнул головой и рывком открыл двери, подняв автомат.

– Хенде хох! – раздался его громовой голос.

И в то же мгновение вскочили в комнату Нестор и Хложник. У них в руках были автоматы.

– Майн гот! – приглушенно воскликнул один, сидевший против дверей, тощенький и уже немолодой немецкий солдат. – Майн гот! – повторил он, и все подняли руки.

Волостнов подумал: «Порядок!» – и уже хотел подойти к первому, чтобы связать руки бечевкой, приготовленной на этот случай, когда Павлинда испуганно закричал:

– Там еще!.. – и ткнул рукой в открытую дверь соседней комнаты. Больше он ничего не успел сказать или сказал, но голос парня заглушила пулеметная очередь. Стрелял, как позже выяснилось, Ковач. Он увидел шестого немца, готовившегося стрелять по партизанам из соседней комнаты. Немец выстрелил в то мгновение, когда и Ковач пустил в него пулеметную очередь. Тут кто-то опрокинул стол, и Алоиз сквозь выбитое окно закричал об опасности, угрожающей снаружи. Перестрелка всполошила весь городок. Надо было отходить, и чем скорее, тем лучше, чтобы не ввязаться в драку. Но Волостнов с помощью Нестора все же захватил «языка», оглушив немца ударом приклада по голове.

Они отходили той же дорогой, по которой вел их Павлинда, но позади домов. Богатырь Алоиз взвалил оглушенного немца на свою широкую спину, а пулемет взял Нестор. Издали доносились крики, и трассирующие пули перепуганных немцев уносились в небо, как праздничный фейерверк. Однако преследования не было и не могло быть – ведь они имели дело с тотальными солдатами. Когда же крики затихли в отдалении, Нестор присел в тени каменной стены и сказал:

– А я, товарищ начштаба, кажется, ранен.

Алоиз опустил на землю немца и связал ему руки, а Волостнов помог Нестору снять тужурку, затем рубаху. Она была вся в крови. Пуля попала в руку, но не задела кости и связок – Нестор шевелил пальцами.

– Э, пустяки! – сразу успокоился он. – А крови набежало много.

Старший лейтенант достал из сумки индивидуальный пакет и сделал перевязку. Нестор поднялся.

– Я готов.

Тут очнулся немец и стал дико озираться.

– Где я? – спросил он по-немецки.

Павлинда объяснил.

– Теперь он пойдет на своих двоих, – облегченно засмеялся Алоиз.

Павлинда, обращаясь к Мариану Хложнику, сказал:

– Велитель возьмет меня в партизаны?

– А ты упорный! Ну что ж, пошли, – согласился Волостнов. – Ты показал себя молодцом.