Текст книги "Смерть и жизнь рядом"

Автор книги: Борис Тартаковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

ИСПЫТАНИЕ ОГНЕМ

Хорошее местечко выбрали Волостнов и Агладзе, хотя и высоковато – 1 210 метров над уровнем моря. Да, высоковато. И эта чертова высота не всем по нутру. Например, тем, кто родился и прожил всю жизнь в степи. А друзьям словакам хоть бы что: родина! «Эх, родная сторона, степь донецкая! – думает Нестор. – Когда-то я вдохну всей грудью твоего воздуха! Знаю, помню, что он не так прозрачен и чист, как здесь, в этих горах, и все же тоскую по тебе, родная сторонушка, все же нет для меня милей донецкого края с запахом угля и металла, с низким, облачным небом осенью, с морозной метелью в феврале, с обжигающим солнцем в июле…»

На рассвете каждого дня Нестор с неутомимыми ходоками Алоизом и Михалом Свидоником уходит на разведку и пропадает в горах до ночи.

Здешние места напоминают Нестору предвоенную поездку на Кавказ, когда он с рюкзаком туриста за плечами прошел по древней военной дороге от Владикавказа до самого Тбилиси. Так же, как и в те невозвратимые дни, он прислушивается к говору шумливых речек, сердито и ловко пробирающихся среди каменных нагромождений и меж отвесных скал. Спускаясь по крутым горным тропинкам, юноша через каждые двести-триста метров как будто попадает в другой мир. Нестор продирается через заросли орешника, вспугивая певчих птиц, и выходит на солнечные поляны, где пасутся овечьи отары под наблюдением пастухов с длинными посохами в руках. А еще ниже начинаются небольшие плантации табака или огороды, виноградники и поля, с которых давно убраны пшеница и кукуруза.

Разведчики наносят обстановку на карты. Это очень важно. Вокруг много немецких гарнизонов. Один из них, довольно крупный, стоит километрах в двенадцати от базы, на реке Нитре. Противник прочно обосновался и на севере, в районе, богатом угольными шахтами. Весьма интересуют партизан железные и шоссейные дороги. Они проходят на запад от базы, и по ним немцы отправляют на фронт материалы, военное снаряжение и солдат.

В одну из ноябрьских ночей на горную тропу в сторону шахтерского городка выходят шесть человек. Идут они будто налегке. Двое парней в простой домотканой одежде перекинули по-крестьянски через плечо немудреные посошки с привешенными к ним узелками.

– По донесениям разведки, – напутствовал Зорич боевую шестерку, – шахты ежедневно отгружают в Германию до шестидесяти вагонов угля. Надо взорвать электростанцию, которая дает шахтам ток. – И командир отряда ознакомил партизан с планом предстоящей операции.

– Вам ясно задание?

– Ясно, товарищ майор, – ответил за всех капитан Агладзе, возглавлявший группу. – Будет исполнено.

Задолго до рассвета партизаны приближаются к городку и шахтам.

Идущий впереди Михал Свидоник говорит своим попутчикам – Нестору и Сукасьяну:

– Верите ли, друзья, мое сердце колотится так, будто я возвращаюсь к матери.

Нестор сочувственно вздыхает:

– Мила та сторона, где пупок резан. Что верно, то верно.

Михал Свидоник по тону ответа понимает, что русский друг сочувствует ему.

– Вот уж не думал, – продолжает Свидоник, – что буду взрывать шахты, на которых работали и дед и прадед. Род наш шахтерский…

– А шахты, видно, захватил Геринг? – спрашивает Сукасьян.

– Немцы давно прибрали к своим рукам и шахты, и рудники, и заводы, – поясняет Свидоник. – Край наш богатый, и «лесные кузнецы» известны были еще триста лет назад. Они варили железо на древесном угле. И испокон века зарились на наши богатства то немцы, то австрийцы, то мадьяры… Одни захватывали леса, другие – виноградники, третьи – уголь и серебро. Да, у нас, брат, и серебро водится и золото… – с гордостью говорит Свидоник.

Город еще не виден. Нестор представляет его себе по картине, открывшейся ему, когда давеча спускались с горы во время разведки, Свидоник – по воспоминаниям. Город невелик, чистенький, в центре – ратуша и костел, ближе к окраине – шахты.

Особой охоты заходить в город у капитана Агладзе нет – пропуском не всегда прикроешься, даже если он с тремя печатями.

Вокруг ни души. В свете ущербной луны видны пустырь и метрах в трехстах ограда, над которой возвышается копер. Но партизан интересуют не шахты, а электростанция, снабжающая их током. Электростанция находится дальше, и надо торопиться, чтобы достигнуть ее и сделать свое дело до рассвета.

К караульному посту у входа подбирается только Алоиз. Он выглядит добродушным крестьянским парнем, с котомкой за плечами, внешне несколько медлительным и неуверенным в себе. Он долго скребется в дверь караулки, пока не раздается недовольный и сонный голос:

– Вацлав! Кого это черт принес так рано?

«Э, паршивое дело, – думает Алоиз, – их двое, оказывается!»

Вацлав что-то мычит в ответ: он не хочет просыпаться. «Значит, надо покончить с одним, потом с другим», – решает Алоиз и крепко сжимает килограммовую гирю. Нестор Степовой стоит сбоку, прижимаясь к каменной ограде.

Слышатся шаги, затем звякает щеколда, и на пороге показывается караульный – невысокого роста, коренастый, в черной форме гардиста. Увидев крестьянского парня, он сердито рявкнул:

– Чего тебе нужно, болван?

– Вот что надо, черная гвардия, – отвечает Алоиз и, опередив стражника, с огромной силой бьет его по голове. Караульный оседает тяжелым кулем, даже не вскрикнув. Его подхватывает Нестор, выскочивший из-за спины Алоиза, а богатырь лесоруб бросается в темноту боковой каморки на голос второго караульного.

– О-о!.. – вскоре слышится удивленный возглас, тотчас же заглушенный. Из каморки доносятся хрип, возня и грохот опрокинутого стула или стола.

– Ах ты, черная сволочь! – негромко восклицает Алоиз и жалуется в темноту: – Он кусается…

Но когда в каморку врываются Агладзе и Штефан Такач, рот толстяка Вацлава забит кляпом, а руки скручены за спиной.

– На здравье, пан гардист! – вежливо желает Штефан.

– Пан велитель, дайте, я стукну еще раз,– предлагает Алоиз, – этого свинячего гардиста.

– Можно и стукнуть, – соглашается Агладзе.

Вануш Сукасьян с присущей ему аккуратностью связывает первого стражника. Ванушу помогает Нестор.

– Закройте двери! – командует Агладзе. – Теперь порядок. – Капитан осматривается в поисках выхода во двор. – Ковач и Свидоник остаются здесь, никого не выпускают, ждут нас… Такач, Степовой и Сукасьян – за мной! – И они выходят во двор, слабо освещенный мерцающим фонарем, затем проникают в машинное отделение.

Здесь яркий свет, его отражает чисто вымытый пол из желтоватых плит. В центре зала возвышается машина, подмигивает с мраморного щита глазок. В углу, за небольшим столом, читает газету седоусый человек в синем комбинезоне. Двое других работают у небольшого станка.

– Добрый день! – говорит Агладзе и поднимает автомат, взятый в караулке.

Читающий газету откладывает ее, а те двое, у станка, оборачиваются на окрик и мгновенно застывают при виде воинственного человека, на смуглом лице которого особенно выделяются горящие отвагой глаза.

– Чо вам треба? – спрашивает сидящий за столом.

Такач отвечает по-словацки:

– Не шевелиться и не болтать. Мы партизаны. И вся станция в наших руках. Вы окружены.

Тот, что у стола, откашливается. Он все же волнуется, хотя внешне спокоен.

– Мы тоже словаки и знаем, что вы не враги. Но у нас есть дети и жены…

– Он прав, – поддерживает Нестор и достает из крестьянской котомки толовые шашки и бикфордов шнур.

Агладзе согласно кивает.

– Свяжи их, Штефан, и заткни рты, как сделали с теми… Пусть думают немцы, что они сопротивлялись. Вануш и Степовой, займитесь своим делом. Быстро! Времени у нас не много…

– Стоит ли выключать машину? – сомневается Нестор.

– Нет, не стоит. Зачем преждевременно давать знать о себе? – отвечает Вануш.

Нестор и Вануш спокойно обходят вокруг черной махины, выбирая место для закладки тола. Молодые партизаны не очень торопятся, будто Нестор находится в забое родной донецкой шахты, а Вануш прокладывает дорогу в горах своей Армении.

Наконец удобное место найдено.

– Под самые печенки, – отмечает Нестор.

Вануш укладывает тол с той неторопливой обстоятельностью, на какую способны в такие минуты только взрывники.

Это продолжается бесконечно долго для Агладзе и Штефана, следящих за выходными дверьми и окнами, но быстро для связанных электриков. Только теперь они начинают бояться, что вместе с машиной могут и сами взлететь на воздух.

Когда Нестор разгибает спину и вытирает ладонью пот со лба, один из связанных словаков начинает стучать ногами. Такач удивляется:

– Чо пан хце?

– Пан боится загнуться, – догадывается Агладзе. – Скажи, Штефан, что взрыв не повредит им, если они будут лежать смирно. Нас интересует только вот эта мадам, – и он кивает на черную махину. – Она сегодня поперхнется, – и капитан негромко и удовлетворенно смеется.

Штефан переводит, и словак успокаивается, но глаза его испуганно смотрят то на смуглые руки Вануша, тянущие бикфордов шнур, то на ноги Такача, стоящего рядом.

– Сматывайтесь! – приказывает Нестор. – Я поджигаю.

– Довиденья! – говорит Штефан, обращаясь к электрику.

– Ни пуха ни пера, – желает Агладзе.

Нестор чиркает зажигалкой и подносит огонек к шнуру. Он смотрит, как зажигается шнур, и поворачивает к дверям. «Через минуту бабахнет», – думает он. И в то же мгновение слышит выстрел. «Из пистолета»,– догадывается Нестор. Где-то раздается крик, кто-то пронзительно свистит. «Ах, черт! – волнуется Нестор. – Так можно и влипнуть, хотя Агладзе перерезал телефонный провод, идущий в город». Нестор бежит к выходу, к караулке, но прислушивается к тому, что делается сзади, в машинном цехе. Долгое же время – минута, целая вечность! В караулке кто-то схватывает его за плечо. «Наконец-то! – Это Агладзе. – Я уж не знал, что думать…» Сзади, во дворе, слышны крики. И вдруг глухой грохот взрыва рассыпается звоном выбитых стекол. Сразу наступает тишина.

– Сработало! – удовлетворенно отмечает Нестор – и к Агладзе: – Что тут случилось, товарищ капитан? Где остальные?

– Потом, потом… – торопится Агладзе и бежит к выходу, а Нестор – за ним.

В караулке полно ядовитого дыма, и Нестор чуть не падает, поскользнувшись. На полу, поперек узкого прохода, в луже крови лежит человек в черной одежде гардиста. Нестор выскакивает на безлюдный пустырь и бежит в тени каменной ограды.

Проклятая луна светит теперь вовсю. «Хоть бы какая-нибудь паршивая тучка наползла», – сердится Нестор. Он бежит и думает: «Все, равно дело сделано, что бы с нами ни случилась. Черта с два вы получите сегодня уголь… Очень? обидно сейчас влипнуть». Но, может быть, они все-таки уйдут. Словаки-электрики их не выдадут, а тот, в черном, тоже не выдаст. Он, должно быть, уже никого не выдаст, если «благословил» его Алоиз. Хороший парень Алоиз – сердечный, большой души человек, а на вид как будто груб и неотесан. И Такач хороший парень и Свидоник. Легко понять его боль по поводу того, что приходится взрывать шахты. Не простая это вещь – душа человечья, и не простое это дело – взрывать то, что возведено твоими руками и на твоей земле. Хотя, впрочем, какая же это к черту его земля? И шахта не его. Но, может быть, после войны будут его и шахта и земля. Так сказал Свидоник. И он, конечно, прав. Сегодня хозяйничают немцы и священник Тисо, а что будет после войны? После войны! Ах, как хочется увидеть конец войны! Может быть, Свидоник и прав, кто знает. Может быть, Свидоник станет после войны директором угольного района и будет восстанавливать то, что сейчас подрывает? Жестокая штука война. Но немцы все равно не получат сегодня уголька…

Тяжело дыша, Нестор бросается в кусты. Спасительные кусты. И голоса людей, и свистки, и выстрелы как бы отдаляются, уходят стороной. Но отчетливо слышен шум мотора. Вот будет дело, если фрицы увяжутся за ними на мотоциклах. Впрочем, по такой дороге они далеко не уедут. Нестор оглядывается. Луна все же плохой фонарь – далеко не видать. И капитан Агладзе куда-то запропастился и Такач. Куда они девались? Там на пустыре, откуда они бежали, двигаются огоньки. Не очень много, и, видно, не слишком там торопятся. Нестор разбирается в таких делах, был уже в переделках и понимает немцев. Им, видно, не очень хочется соваться в горы, даже если проклятые партизаны взорвут все шахты! В конце концов своя рубашка ближе к телу, рассуждает простой немец, с некоторых пор потерявший веру и в «чудодейственную» силу «эластичной обороны» и в шаманские заклинания фюрера. Гитлеру капут – вот как рассуждают сейчас рядовые немцы. Рядовые, но не эсэсовцы. А в горах, говорит майор, действуют именно эти фашистские головорезы, и они могут сунуться ночью – вот в чем беда. Опять слышен мотор. Честное слово, мотоцикл!

Нестор проводит рукой под рубахой: пистолет на месте. И гранаты на месте. Двух гранат, конечно, мало, однако можно быть уверенным, что скучать не придется, если уж выпадет судьба свернуть к черту в зубы, а не на партизанскую базу. Сопровождать его будет веселая компания – за это уж он ручается. А уголька им сегодня все равно не видать. И не только сегодня…

– Нестор!

Вот тебе и раз: похоже, что зовет Сукасьян. Да, это он.

– Чего тебе, Вануш?

– Устал маленько нести… Михал ранен…

– Где Михал?

У самой реки, ногами к ней, лежит плашмя Михал Свидоник. На восковом заострившемся лице угольные отметины кажутся сыпью черной оспы, а глаза закатились. Свидоник без сознания.

– И ты его тащил от станции? – не верит Нестор.

– Тащил.

«Так вот какой он, этот Вануш с Арарата…» – думает Нестор.

– Что у него, Вануш?

– В караулку приперся какой-то гардист. Видно, он почувствовал неладное и стал ломиться в дверь. А Михал по дурости открыл, и тот прямо в грудь…

– Паршивое дело, Вануш.

– Паршивое.

– Ну что ж, Вануш, не бросать же товарища.

– Ясное дело.

И в эту минуту оба слышат собачий лай. Новая напасть. Сукасьян прекрасно сознает опасность.

Это было два года назад. Нет, пожалуй, меньше. И под утро было так же холодно и сыро. Вануш бежал тогда из лагеря военнопленных. Не забыть ему, сколько бы он ни прожил, этого лая овчарок… И сейчас, хотя уже прошло два года, мужественное сердце юноши холодеет. И у мужественных людей, оказывается, холодеют сердца, когда смерть наступает на пятки. Но даже в эти минуты человек продолжает бороться. Да, продолжает бороться, если у него сердце мужчины. Даже перед лицом смерти он не теряет надежды.

– Это собаки, Нестор, – говорит Вануш, – ты слышишь?

– Слышу, – отвечает Нестор и подставляет спину. – Ну-ка, подсоби… А ты уж потом… Отдохни маленько. Не так, балда, поперек… – И он входит в реку. – Ну и тяжелый!.. – кряхтит Нестор. – А на вид кажется легче. Ты поддерживаешь, Вануш?

Вода невысока, однако выше голенищ, и дьявольски холодная. А потом становится еще глубже – выше пояса, и это уже хуже. Свидоник тихо стонет. Плохо то, что ноги расползаются на скользких камнях речного дна. И надо преодолевать течение. Нестор задыхается, его бросает из стороны в сторону, кажется, он не дойдет до берега.

А погоня слышится все явственней. «Ну что ж, может быть, и не уйдем, – думает Нестор, слизывая языком соленый пот. – Может быть, и не уйдем. Однако уголька им не видать – вот в чем дело. Важно только дойти до берега. Надо только дойти до берега, – мысленно твердит Нестор. – Во что бы то ни стало дойти до берега… Только где взять силы?» И в эту минуту Нестор слышит голос Агладзе. Так вот он где, наш боевой капитан!

Агладзе бежит навстречу и еще на берегу распоряжается:

– Куда свернули! Там яма! Направо, направо сворачивай… – Он подбегает, поднимая фонтан обжигающих брызг. – Вануш, бери за ноги. А ты, Нестор, поперек… Так. А я за голову… Ну-ка, припустили!

На берегу тьма камней. Среди них немало крупных. Валуны, что ли? Прекрасное укрытие и для стрелка и для раненого партизана. За одним валуном устроился богатырь Алоиз. В его руках автомат – тот, что захватил Агладзе, а рядом на камне лежит второй автомат, должно быть тоже из караулки.

– Нестор, здравствуй! – кричит Алоиз. – Так вот ты где! От тебя валит пар, как от партизанского котла…

Как всегда, Алоиз в прекрасном настроении, его широкое крестьянское лицо расплывается в улыбке.

– Потаскал бы ты с мое этого долговязого, и от тебя повалил бы парок, – отвечает Нестор. – Давай поменяемся местами, – и он взвешивает на ладони автомат гардиста. – А ты подсоби Штефану и Сукасьяну.

Агладзе и Такач осматривают Свидоника и недовольно ворчат.

– Нужно же было ему открывать караульную! – ругается Агладзе.

– Смотрите, товарищ капитан, – говорит Вануш, – немцы уже на берегу.

Добродушное лицо Алоиза не отражает волнения. Он считает:

– Раз, два, три…

– Воды-ы… – просит Свидоник.

– Тринадцать, – говорит Алоиз.

Штефан подносит к запекшимся губам Свидоника свою флягу, а лесоруб быстро сбрасывает крестьянскую свитку. С помощью Алоиза и Сукасьяна капитан Агладзе укладывает раненого на свитку лесоруба, как на носилки. К носильщикам присоединяется Штефан, и партизаны начинают взбираться по крутой тропинке, а Нестор остается за камнем прикрывать отряд.

– Ну и тяжелый, черт!.. – отмечает Штефан.

– Почему убитые или раненые тяжелей живых и здоровых? – удивляется Вануш. – Вы не знаете, товарищ капитан?

Но Агладзе сосредоточенно думает о чем-то своем и не слышит вопроса. Он озабочен мыслью, сможет ли Нестор задержать погоню, пока они вынесут Свидоника в безопасное место, и прикидывает, где лучше устроить вторую засаду на случай, если немцы увяжутся за ними.

– Вот что, хлопцы, – неожиданно решает капитан Агладзе. – Вы как-нибудь справитесь и без меня, а я немного подсоблю Нестору. Смотрите, прекрасная позиция, – и он указывает на скалистый выступ с круглым оконцем в каменной плите, будто устроенным природой специально ради такого случая. – Прекрасная амбразура, – усмехается Агладзе.

В следующую минуту он приказывает:

– Старшина Сукасьян остается за меня, и топайте без остановки прямехонько на базу… Ясно?

– Ясно, товарищ капитан! – бодро отвечает Вануш.

– И доложите майору, если я вас не нагоню, что все в полном ажуре. Электростанция взорвана. Двигайте!

Агладзе делает скачок в сторону и скрывается за каменным выступом.

* * *

Теперь впереди идет Алоиз, а Штефан Такач и Вануш Сукасьян сзади соизмеряют свои шаги с шагом лесоруба.

Проходит с полчаса или немного меньше, когда в горах прокатывается эхо от автоматной очереди. С интервалами в одну-две минуты раздаются еще две очереди, потом все смолкает.

– Нестор стреляет, – говорит Вануш, и в голосе его звучит тревога.

– Ты думаешь, Нестор не уйдет? – спрашивает Штефан.

– Он бы ушел – ноги у него быстрые. Говорит, будто ставил до войны рекорды в своем шахтерском поселке… Но он знает, что мы с Свидоником не уйдем, если он не задержит немцев, и, честно говоря, я боюсь за него, Штефан, – признается Вануш.

– Только бы наш лейтенант не попал в руки гардистов, – говорит Штефан.

Опять слышатся автоматные очереди, но теперь как будто ближе.

– Капитан заговорил, – усмехается Алоиз.

Горы потрясает взрыв.

– Ого! – восклицает Штефан. – Уже гранаты…

– И как будто наши, – соглашается Вануш. – А гранаты, кстати, только у Нестора. Жив курилка!

В горах долго гремит и перекатывается эхо – боевой привет Степового.

Вануш представляет себя на месте друга, видит реку и фрицев, бредущих по воде. Вануш видит себя на месте Нестора, выпускающего автоматную очередь. Он стреляет, пока в диске есть патроны. Если враги все же выйдут на берег, придется пустить в ход гранаты. Можно, конечно, уйти сейчас, когда они еще в реке. Тогда не придется пускать в ход гранаты, и он останется в живых. Но фрицы в таком случае успеют настигнуть тех, несущих раненого, и товарищи погибнут. Нет, он не уйдет и встретит своих преследователей, как подобает солдату. И вот они уже совсем близко и готовы торжествовать победу.

Тогда он поднимается из-за камня, бесстрашный перед дулами их автоматов, и еще до того, как падает, простреленный десятком пуль, бросает гранаты одну за другой…

Так представляет себе Вануш героическую гибель друга.

Партизаны возвращаются на базу, когда уж совсем рассветает. Капитан Агладзе так и не нагнал их. Может быть, он погиб вместе с Нестором?

Отдав Свидоника в заботливые руки доктора Сухаренко, Вануш Сукасьян отправляется к командиру отряда.

– Товарищ майор, – докладывает старшина, – задание выполнено. Станция взорвана.

– А где капитан Агладзе? – настораживается Зорич.

– Тяжело ранен боец Свидоник и не возвратились капитан Агладзе и лейтенант Степовой. Они прикрывали нас…

Обращаясь к начальнику штаба, майор приказывает:

– Товарищ Волостнов, немедленно снарядите группу на розыски Агладзе и Степового…