Текст книги "Прогнозист"

Автор книги: Борис Яроцкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

– Молодой человек, – обратился он с явно одесским акцентом, – я желаю вам здравствовать.

– Добрый вечер, – сухо поздоровался Фидель Михайлович.

В номере он был не один: с ним был человек, который подсказывал советник по фамилии Вандяк, и два секретаря. Секретари в бумагах ничего не смыслили, но хорошо стреляли и превосходно владели приемами рукопашного боя. Товарищ полковник по настоянию Антонины Леонидовны обеспечил своего подопечного надежными телохранителями – крепкими, плечистыми парнями, ещё недавно проходившими службу в Тульской воздушно-десантной дивизии.

Ребята знали, что они временные. Потом, когда этот очкаристый бородач выиграет аукцион, он подберет телохранителей по своему усмотрению. Сколько их у него будет, продиктует его состояние и степень опасности.

Ребята старались будущему хозяину понравиться: к завтрашнему торгу отутюжили ему костюм, до блеска начистили туфли, устранили шорохи в сотовом телефоне.

Один из них отвечал за кейс, в котором хранилась документация, стальной цепочкой кейс был пристегнут к кисти его левой руки. Ключ от кейса хранился у Фиделя Михайловича.

Вошедший не удостоил секретарей даже взглядом, а вот на советника взглянул – мельком.

Представился:

– Моя фамилия Башин. Я бывший бухгалтер Поморского деревообрабатывающего комбината. Могу быть полезным. – Он бывший главбух, поправил советник. – Имеет судимость.

Башин, глядя на хозяина номера, но не на советника, за словом в карман не полез:

– Господин тоже имеет судимость. Пусть он сознается. Что же касается меня, то я, чтоб моего директора не привлекали, всю вину взял на себя. Это может подтвердить вам господин, а в прошлом товарищ Стариков. Он был моим директором и, надеюсь, выступит на торгах как независимый эксперт.

О Старикове Фидель Михайлович был наслышан от товарища полковника. Это он, срочно разысканный товарищем полковником, нашел в Питере только что освобожденного из "Крестов" Ефима Львовича Башина, и тот за тысячу долларов указал вагон и купе, в котором направлялась тюлевская наличка.

Фидель Михайлович прикинул, что этот человек может пригодиться как на торге, так и после. Комбинат объявлен банкротом, спешно остановлен, уволены рабочие и большинство служащих. Все сделано, чтоб продажа выглядела законной: комбинат переходил в частные руки, притом за наличку. Для области это была финансовая поддержка.

– Меня ваши судимости не интересуют, – примирительно сказал Фидель Михайлович. – Меня интересует предмет купли. – И к Башину: – Вы как финансист сможете на аукционе назвать, в мою пользу, разумеется, объем капиталовложений, чтоб предприятие заработало?

– Смогу. – С текстом вашего выступления, я ознакомлюсь заранее.

– А что я буду иметь?

– Процент от выторгованной суммы.

– Три.

– Полтора. И ни доллара больше. Не сойдемся – возвратитесь к Александру Гордеевичу Тюлеву. Он человек умный, толковому специалисту место найдет. – Я у Тюлева никогда не работал.

В разговор вклинился советник Фиделя Михайловича:

– А кто вас вынул из "Крестов"?

– Ну, он. А что?

– Добро отрабатывают, – опять же Вандяк. – За мной никогда не ржавело, – протяжно произнес Башин, как будто читал молитву, и тщательно выбритым дряблым подбородком показал на Фиделя Михайловича: – Пусть молодой человек относительно меня не имеет сомнения. – Кто за вас поручится? – спросил Фидель Михайлович.

– Господин Стариков.

Алексей Алексеевич Стариков, бывший директор Поморского деревообрабатывающего комбината, уже неделю находился в Архангельске, но никто его ещё не видел – он скрывался. Это не без его участия предприятие было остановлено. Он сделал все, чтобы леспромхозы отказались продавать комбинату заготавливаемый лес. А то, что было заготовлено заранее, со складов вывезено и опять таки не без его участия продано в Финляндию. Областная администрация была поставлена перед свершившимся фактом.

На комбинате признали: виновник всех бед Алексей Алексеевич Стариков, но признали, когда он вместе с главбухом Башиным многомесячную зарплату рабочих вложил на свой счет в коммерческий банк. Накрутил такие проценты, что их оказалось достаточно, чтобы за тысячу километров от комбината – в Обнинске Калужской области – построить себе дачу, купить легковую БМВ и слетать на Канарские острова, где в это время отдыхал первый и последний президент Советского Союза. При встрече с ним Старикову хотелось побеседовать о политике, а тот только и талдычил, какие вкусные вина доставляют на острова. О политике экс-президенту запрещала говорить его супруга, она считала, что в винах он разбирается лучше.

Рабочие комбината узнали, что их директор перебежал в лагерь классового врага. На общем собрании трудового коллектива постановили: найти его и наказать дедовским способом – утопить в выгребной яме.

Вот почему Алексей Алексеевич предпочел скрываться, но тем не менее тайно оказывал услуги тем, кто ему хорошо платил.

В данный момент он оказывал услугу человеку Лозинского. До аукциона скрывался на квартире у старой знакомой – чтоб ненароком не наскочить на кого-нибудь из комбинатовских. Архангельск хоть и город с высотными домами, но выгребная яма найдется если не на Мхах, то в Солобале.

Эксперт он был ненадежный, но спасибо ему, что купил Башина и тот продал Тюлева.

Александр Гордеевич из аукциона выпал. Были, конечно, другие конкуренты, но опасности они не представляли – у них не было таких денег, чтоб приобрести Поморский деревообрабатывающий. За миллион ещё согласятся. Но его фактическая стоимость более десяти миллионов. Это твердо знал Фидель Михайлович.

И Тюлева уже заранее стоило поблагодарить – он вызволил из "Крестов" Башина. Вызволял, естественно, для себя, а получилось, что для Лозинского. Рубан – это его тень, тень Лозинского.

Тень эту видели все, кто имел отношение к завтрашнему аукциону. Не видели только его налички. А ведь особенность торга – деньги сразу же на бочку. Где они? Четыре миллиона "зеленых" в одном кейсе не спрячешь. Но деньги-то здесь, около покупателя: смотри хоть в микроскоп, хоть в телескоп – не обнаружишь, надежно спрятаны.

Деньги были у Антонины Леонидовны. Ее тут никто не знал. А чтоб не выследили раньше времени и не попытались ограбить / в России нет города, в котором нет желающих таким способом обогатиться/, кое-что предпринял товарищ полковник. Благодаря его направляющей руке Антонина Леонидовна вместе с деньгами – как растворилась.

До девяти вечера она так и не дала о себе знать. А через тринадцать часов начинается аукцион. В душу Фиделя Михайловича закралась тревога: а вдруг она не покажется и на аукционе? Вот будет скандал!

Успокаивало: он сам без чьей-либо помощи вытащил козырную карту Ефима Львовича Башина. Он скажет с фактами на руках, что Поморский деревообрабатывающий не стоит тех денег, которые запрашивает региональная власть.

Фидель Михайлович тепло простился с неожиданным экспертом, договорились о гонораре за выступление. Башина размер гонорара вполне устраивал. Об этом он сказал прямо:

– Спасибо, это кусок масла под мою килечку. На булочке, разумеется. А булочку, по старой памяти даст государство.

На эту фразу, особенно на её последние слова, Фидель Михайлович не обратил внимание. Одесситы любят свои речи сдабривать стертыми, но вечно необходимыми словечками, типа "чтоб вы хорошо жили, а мы кушали хлеб с маслом." Неизвестно, чего здесь было больше – доброго пожелания или скрытой иронии.

Фидель Михайлович сидел в раздумье, одолеваемый тревогой:

"Где же Тоня?"

Один из секретарей предложил спуститься в ресторан – поужинать.

– Сходите сами.

– Мы мигом, – обрадовались секретари. – Вам что принести?

Советник остался в номере. Была смутная догадка, что Вандяк его опекает по заданию товарища полковника – даже в туалет шествует вместе с ним. При этом присутствует кто-либо из секретарей – у тех оружие.

Пока секретари отсутствовали – в номере они оставили кейс, – Фидель Михайлович отомкнул его своим ключом, пересмотрел копии бумаг, представленных организатору торга. Это была заявка на участие в аукционе, платежка о внесении задатка, целая кипа документов, подтверждающих полномочия претендента на право приобретения в личную собственность предприятия, нотариально заверенные копии о государственной регистрации фирмы, которую претендент возглавил, а также устав этой фирмы. И естественно, паспорт, подтверждающий личность покупателя.

Фидель Михайлович был полон радужных надежд: не позднее вечера следующего за днем проведения аукциона, он, как победитель торга, и продавец, то есть представитель администрации области, а также организатор торга подпишут протокол о региональном аукционе, который успешно состоялся.

За протоколом последует договор на приобретение предприятия, и он, Фидель Михайлович Рубан, сын коммуниста Михаила Евстафиевича Рубана, заслуженного учителя России, – уже не аналитик фирмы "Лозанд", а владелец фирмы "Хвойная жемчужина"( это красивое название Фидель Михайлович сам придумал ) – полноправный российский капиталист, уже не человек, для которого пишут законы, а господин, который диктует свои, удобные для владельца крупной недвижимости.

К этой мысли его готовил товарищ полковник, эти мысли ему нашептывала Антонина Леонидовна, это ему сказала прямо, без обиняков, Дарьяна Манукяновна.

Из ресторана секретари вернулись вскоре, завтрашнему капиталисту принесли поесть.

Но капиталист – человек подневольный: он собой уже не распоряжается, как долго ему жить, о нем заботятся другие.

Фидель Михайлович протянул было руку к бутерброду, но прежде чем успел откусить и отпить глоток газировки, советник первый откусил и выпил полстакана шипучей. Через полчаса дал поесть завтрашнему капиталисту.

Следуя правилу, принятому в элитных кругах, – не хватать первым, иначе скоро похоронят, Фидель Михайлович невольно улыбнулся: если сильные люди пожелают кого-либо лишить жизни, то никакие предосторожности не помогут.

13

Первое, что сделал Михаил Евстафиевич, вернувшись из больницы, позвонил в Москву, но не сыну – он себя чувствовал виноватым перед сыном: не уследил, выкрали внука, – позвонил теперь уже бывшему замминистра, рассказал о своем горе.

Тот спросил: – Адрес внука знаете? – Внук жил у меня. – Адрес в Америке. – Примерно. – И то хорошо. Диктуйте.

Михаил Евстафиевич продиктовал. По его слабому, с глубокой одышкой голосу московский друг определил: сдал старик. Инфаркт чуть было не свел его в могилу. Спасибо врачам Приосколья – спасли, выходили. На врачей давили бывшие ученики больного, хотя врачи и без того старались. Но главная все-таки помощь была от Аркадия Семеновича Герчика: он из Москвы прислал бригаду. О бригаде бывший замминистра узнал от самого больного. В былые времена Москва не рискнула бы на спасение учителя послать столько врачей с новейшей техникой. А теперь за деньги можно сделать что угодно. Для денежных людей великое дело – рынок. – Михаил Евстафиевич, мой сын будет в этих самых Штатах, – сказал московский друг. – У него командировка на два месяца. Найдет время – встретится с вашей бывшей невесткой. – Пусть спросит, сколько она хочет за возвращение внука, – попросил узнать Михаил Евстафиевич. – Коли она ещё по духу русская, ребенка не продаст ни за какие деньги. А если уже американка – продаст. Только американцы продают своих детей не дешево. – Все равно, пусть узнает, – настаивал Михаил Евстафиевич. – Я продам коллекцию минералов. Вы знаете, какая она у меня. Всю жизнь собирал.

Бывший замминистра передал сыну просьбу приоскольского учителя. Сын охотно согласился помочь, но когда назвал город, где прячут младшего Рубана, поскучнел. – Понимаешь, отец, – сказал он, сожалея. – Этот город у них засекречен. Он, как у нас раньше был Арзамас-16. – Но мы же все подобные объекты рассекретили. Пустили американцев. – То мы...Наши правители рассчитывали, что Соединенные Штаты будут нашим другом. Но они, ты же знаешь, с нами дружить не пожелали. Опять против нас вооружаются...

Сын бывшего замминистра, профессор медицины, сделал возможное и невозможное. Американский коллега, имея мощные связи – через родственников – в ФБР, провез русского профессора в закрытый для иностранцев город, устроил свидание с матерью Олежки. Увидел профессор и самого Олежку, спросил: "Не забыл ещё русский?" Мальчик ответил: "Не забыл". – "А своего отца помнишь? Помнишь, как его звать?" – "Майкл", – ответил мальчик. "А настоящего?"

Мальчик промолчал. Разговор происходил на мокрой от зимнего дождя лужайке. Мать, сославшись на плохую погоду, увела мальчика в дом.

Вернувшись из Штатов, профессор передал содержание разговора отцу.

Отец поинтересовался:

– Сколько же она запросила за сына? – Миллион. Ровно один миллион долларов. – Цену она назначала ? – Нет. Ее муж, этот самый Майкл. Я попытался было торговаться, не слишком ли много просит? Но Майкл заявил, что он начинает новый бизнес и ему требуется такая сумма. – А что она? Она: как муж... – А что мальчика выкупает не отец, который зарабатывает в лучшем случае триста долларов, а дед, у которого пенсия в переводе на ихние всего-то тридцать долларов? – Извини, отец. Перед этой сволочью я не стал унижать Фиделя Михайловича. Разве он не мечтает выкупить сына?

Бывший замминистра покачал седой головой, со скорбью в голосе произнес: – До чего довели Россию... – Сами, отец, виноваты. Не с твоего ли молчаливого одобрения инженеры-троечники взошли на державный Олимп?

Тот возразил: – Не совсем так...Изредка меня приглашали на Политбюро. Докладывать. Уже тогда, при Горбачеве, я чувствовал, что капитуляция готовится на самом верху. Особенно усердствовали нацмены. Русских с помощью русского генсека погнали взашей. Когда-нибудь об этом расскажут обстоятельно, без купюр. Некоторые члены Политбюро уже тогда открыто досадовали, что русских в Советском Союзе слишком много, и, дескать, долг медицинской науки устранить эту демографическую диспропорцию... О, как они на меня давили! Требовали, чтобы министерство как можно больше закупало противозачаточных средств. Платили золотом за презервативы. А распространяли их только в районах компактного проживания русских. Об этом не догадывались даже медики. Была, конечно, реклама. Правда, с теперешней не сравнить. Сейчас просто озверели. Если учесть, кому теперь принадлежит телевидение. – Кому принадлежит, тот детей строгает, как на конвеере, едко заметил сын. – Да, один олигарх, владелец телеканала, настрогал своих, так сказать, законных шестерых. Да на стороне, если почитать забугорную прессу, десятка два, не меньше. Но все одной крови. Расовая чистота соблюдена идеально. – А смысл? – Олигарх рассчитывает, что его дети будут править Россией.

Разговор отца-академика и сына-профессора свернул, как бывало в большинстве случаев, в политическое русло. Отец и сын понимали, что спасти Россию, вернуть её величие возможно лишь совместными усилиями десятков миллионов неравнодушных к судьбе своего Отечества россиян.

Спасение Державы – это спасение каждого россиянина, попавшего в беду, будь то офицера, ставшего бомжем, будь то старика, у которого власть отобрала достойную для существования пенсию, будь то ребенка, которого вывезли из России, чтобы сделать из него американского янычара.

Сегодня у бывшего боевого офицера Михаила Евстафиевича Рубана, жившего на мизерную учительскую пенсию, было горе – выкрали единственного внука, запросили за него нереальный выкуп.

Чеченцы и те милосердней – за полковника Российской армии берут не более двухсот тысяч долларов, ну и плюс двух-трех бандитов из тюрьмы для особо опасных преступников.

Отец и сын с гневом говорили о том, за что простые люди ненавидят великодержавных американцев. – Были б они только алчные, ещё куда ни шло, говорил академик. – Им теперь подавай, как в свое время Гитлеру, весь земной шар. – Это их и погубит, – утверждал сын и тут же уточнял: – Но мне жаль тех американцев, которых ещё не покинул здравый смысл. Их психика пока не нарушена. Но, боюсь, в сегодняшней Америке все идет к тому, что психически больные американцы уничтожат психически здоровых. И тогда человечество вынуждено будет объединиться, может быть, даже с одной единственной целью – рассоединить Соединенные Штаты. – В таком случае, продолжил академик мысль своего сына, – в России нужно будет установить не восстановить! – государственный строй, который не на бумаге, а в действительности объединит людей в ассоциацию патриотов. Помнишь, как писал Иван Пересветов: "Рабы и холопы не могут быть надежными защитниками государства, ибо порабощенный человек сраму не боится, чести себе не добывает". Кто вытравит из нас рабов и холопов? – Отец, ты же прекрасно понимаешь, как это понимаю и я, сейчас, как никогда, России нужна истинно народная партия. А то, что есть – это осколки старой, опозоренной внуками настоящих партийцев. И если уж бороться за Россию, то нужно возвращаться к истоку. А этот исток – индустриальный рабочий. Его не переродить, как не уничтожить материальную основу общества.

Отец и сын, как им казалось, видели путь, по которому пойдет страна. Но это были интеллигенты, отделенные от рабочего класса уже двумя поколениями.

Да, путь России они видели, но были в страшном затруднении от простого и очевидного – как помочь приоскольскому учителю вернуть из Америки внука. Как и у Михаила Евстафиевича, так и у них денег не было.

Бывший замминистра с горечью сообщил, что выручить мальчика практически невозможно. – Сколько же они просят? – допытывался убитый горем старик. – Миллион. Миллион долларов.

На миллион долларов коллекция учителя не тянула.

14

Обычно Януарий Денисович приглашает к себе на дачу Анания Денисовича рано вечером – после отдыха, когда брат способен, как и утром, здраво рассуждать.

В этот раз пригласил почти в полночь – дело срочное, откладывать было нельзя. – Он только что уснул. Врач ввел успокоительное, воспротивилась Дарьяна Манукяновна, не желая будить мужа. – Разбуди, – властно потребовал Януарий Денисович. – Что случилось? – Не по телефону. – Это имеет отношение к аналитику? – Имеет. – Но торги не отменяются? – Ни в коем случае.

Дурное предчувствие Дарьяну Манукяновну не обмануло. На хитрого, повторяла она отцовскую поговорку, есть хитрый с винтом.

Этим хитрым с винтом несомненно был Банкир. Если он узнал, что к пропавшим четырем миллионам имеет отношение товарищ полковник, акция Фиделя Михайловича может не состояться, а сам он исчезнет, как в Питере исчезают деловые люди под прицелом снайперской винтовки – любимой игрушки местных киллеров.

Дарьяна Манукяновна растолкала храпящего со свистом мужа, дала выпить стакан перенасыщенной газировки. Заметила по глазам – проснулся. Объяснила, что к чему, упомянула о своем дурном предчувствии: – Не дай бог, сгорит. Дура. Не каркай, – сонно ответил муж. – Тогда зачем было на него ставить? Ставили на остроту его ума. – Значит, молчи. Своего в беде не бросим. – Но его, в случае чего, растерзают. Дело имеем с бандитами. – А с кем же еще? Бандиты создают средний класс, а средний класс – мутную воду для нас, для больших рыб. – Для Тюлева, – уточнила жена. – И для нас – тоже.

Дарьяна Манукяновна спорить не стала, да и некогда было – младшего брата ждал старший.

Телохранители – бывшие туляки-десантники – помогли одеться. БМВ, как всегда, был в готовности в теплом боксе. Шофер – тоже из десантников запустил двигатель.

Дорога по Рублевскому шоссе была не дальняя. Спустя полчаса Ананий Денисович уже снимал куртку в прихожей братовой дачи – сюда телохранителям вход запрещен.

Братья уселись в плетеные кресла у горячего камина. Ни коньяка. Ни водки. Только гранатовый сок. Януарий Денисович мог себе позволить и напиток покрепче, но брату, по рекомендации врача, не полагалось ни грамма хмельного. После рюмки-второй он уже начинал бредить, заговариваться, сопливо плакать и клятвенно заверять, что он любит президента. Так у него обычно начинался приступ шизофрении.

Старший брат это знал, всячески ограждал его от выпивок. Но на банкетах, когда присутствовал кто-либо из окружения президента, Анания Денисовича специально подпаивали, и он, как ребенок, плакал, признавался в любви к гаранту конституции.

Не было случая, чтоб кто-либо усомнился, что это бред больного. Его речь записывали на диктофон и при случае озвучивали перед президентом.

Когда озвучивали, больше всех – не показывая этого присутствующим потешался Януарий Денисович: "Артист, вылитый батя". Тот, будучи пропагандистом полка, сыпал с трибуны цитатами Хрущева, а потом Брежнева. А дома он взахлеб рассказывал жене, не обращая внимания на сына-школьника: "Эти полковые остолопы ловят каждое мое слово. Ты бы видела их глаза! Ослы и те смотрят осмысленней".

Как-то Януарий Денисович заметил:

– Ты, Аня, только палку не перегни. – Ты о чем? – О любви к президенту. – А ты, разве ты не любишь президента?

Старший брат заключил, что младший действительно болен, и больше не намекал, что тот симулирует шизофрению. Отец тоже свою болезнь не симулировал, иначе не попал бы в психушку. Хотя, как сказать, и тогда, и особенно теперь, туда попадают всякие.

В любое время, при любой власти самая разумная позиция: молчи сойдешь за нормального, никто тебя не тронет – ни правые, ни левые, ни красные, ни белые, если и убьют, то по случайности. Это уже какое-никакое, а утешение.

В эту ночь, при спешном вызове, Януарий Денисович сказал брату нечто такое, что того повергло в шок. – Банкир знает, кто увел коробки. – Не может быть! – воскликнул Ананий Денисович. – Сам говорил, что твоим чекистам Федеральная служба в подметки не годится. – И сейчас говорю. Мои ребята, конечно, при участии ребят товарища полковника, провели операцию как надо. Когда-нибудь потом она войдет в хрестоматию разведки. – И он знает, что это направил ты? – Догадывается. Но до меня у него руки коротки. Я – член правительства. А он – просто вор в законе... В данный момент речь о твоей фирме. Ведь я деньги передал тебе. Где они? – В Архангельске. – Кто сопровождает? – Она. – Твоя секретарша? – Да. – Ваш бородатый очкарик в курсе, откуда эти "зеленые"? – Нет. Он считает, что деньги курдские, собственность Антонины Леонидовны. – Этот Рубан, он что – на ней женился? У него такого желания не было. Иван Иванович оформил им "Свидетельство о браке". – Твой товарищ полковник не может без фальшивок. – А кто теперь может? – огрызнулся Ананий Денисович. Своего контрразведчика он оправдывал: – Служба у него такая: не схитришь, – значит, сглупишь. – А теперь тоже он сглупил. Утечка произошла из его конуры. – Кто продал? – Бывший особист. Он его к себе переманил из какой-то охранной фирмы. – Давно? – В октябре прошлого года. – А кто засек, что тот выдал наш секрет Банкиру? – Кто ж ... Наше родное, официальное... – А ты говоришь, что оно твоим умельцам в подметки не годится. – Мои умельцы тоже из той же конторы. Сначала разобрали что лучшее, а потом, оказывается, и остальное в дело пошло. Таким товаром не разбрасываются. Тебе повезло, что ты выудил товарища полковника. – Без работы остался. – Такие, Аня, без работы не остаются.

У пылающего камина хорошо беседовать, но сегодняшняя беседа была не из приятных. Старший брат больше молчал. Уже перед тем как уехать домой, Ананий Денисович спросил: – Как быть с наличкой? Ведь это смерть для нашего очкарика. – Я распорядился, – сказал Януарий Денисович. – Завтра, то есть уже сегодня утром, Антонина Леонидовна в Северном коммерческом банке получит четыре миллиона. Деньги в пути. – Он взглянул на часы. – Пятнадцать минут назад самолет приземлился в Талагах. – А с теми, с тюлевскими, как? Разбросай по обменным пунктам. Но не в марте, а где-то в мае-июне. И не на Севере, а лучше всего на Украине. Например, во Львове. У Банкира со львовской кодлой ничего общего.

На том и расстались.

А в восемь утра, за два часа до начала аукциона, Ананий Денисович пригласил к себе товарища полковника.

В эту ночь товарищ полковник домой не уезжал – через своих агентов отслеживал обстановку в Архангельске. Упустить Поморский деревообрабатывающий, – значит сделать себе прокол.

Собственно, к покупке все было готово. Деньги находились в надежном месте: потребует организатор аукциона – и требуемая сумма будет выложена. Но уже когда купчая с печатями и подписями окажется на руках у Фиделя Михайловича. Была уверенность, что осечки не будет. При нем находились люди надежные: советник – специалист по деревообрабатывающим комбинатам, и два секретаря, писавшие с грамматическими ошибками, но стрелявшие безошибочно.

В относительной безопасности находилась и Антонина Леонидовна. В этом городе её никто не знал, не знали и её сопровождавших женщин: две из них в прошлом занимали призовые месте в стрельбе из малокалиберного пистолета. При них было их любимое оружие. В гостинице они остановились как родственники, следующие на свадьбу своей племянницы. Из Северодвинска, где якобы должна состояться свадьба, за ними должны были прислать транспорт забрать их, а вместе с ними и подарки молодоженам.

Все складывалось как нельзя лучше... Но фортуна это же фортуна: она может поворачиваться и лицом и задом.

По кислому выражению шефа товарищ полковник заметил: где-то сбой.

Он угадал. – Я весь внимание, шеф.

Ананий Денисович, вопреки правилу, не показал даже на кресло – не пригласил сесть человека, страдающего одышкой. – Внимательным надо было быть раньше, – жестко проговорил Ананий Денисович. Он сидел на краешке массивного стола, на рыжем лице жалкая кислая мина. – Что-то случилось? Вы кого взяли к себе в октябре? – Вы имеете в виду бывшего особиста, майора? – Как его звать? – Андрей Лукьянович Красий. – Русский? – Украинец. – Так вот, этот ваш особист, майор, украинец, сообщил Банкиру, что его деньги – четыре миллиона "зеленых" – находятся у нас. Более того, сегодня этими купюрами Фидель Михайлович будет оплачивать покупку. – И это все Красий передал? – Передал. – Откуда сведения? – Из Федеральной службы. Понятно...

Оба молчали, – Что будем делать? – Ананий Денисович задал вопрос для порядка.

У товарища полковника ответ был готов: – Надеюсь, Януарий Денисович все нужное предпринял? – Я-то предпринял. Но меня интересует этот самый Красий. Откуда он взялся?

Товарищ полковник – коротким взглядом на своего шефа: у него что выпадение памяти? Несмело ответил:

– Он по вашей рекомендации... – А вы зачем? Раньше, когда сватали в КГБ, сколько проверяли? Ну, сколько? – Полгода родственников прощупывали. Потом полгода в неведении. Потом – год-два – в зависимости от важности будущей работы – проверяли на мелочевке. – О! – воскликнул Ананий Денисович. – Тогда было и качество. – И тогда ошибались, – возразил товарищ полковник. – Тыщу раз проверенные дипломаты становились агентами ЦРУ. А один даже в члены Политбюро вылез. – Зато он сейчас человек уважаемый. Ананий Денисович поставил на место своего подчиненного. Подобные высказывания он не прощал.

Товарищ полковник знал подноготную всех действующих министров и знал, кто из них агент влияния. Более того, он знал, кто из них пьяница, кто бабник, а кто балуется наркотиками.

Все эти сведения когда-нибудь да пригодятся: если какой министр заартачится, выскажет несогласие с тем же Януарием Денисовичем, тут к товарищу полковнику обратится Януарий Денисович и тот приоткроет свой гигантский сейф, найдет нужную папку, а в ней нужную пленку, – и вся Россия увидит на экране телека, какой порочный министр. Единственно, чего никогда не огласят, что порочный министр имеет отношение к ЦРУ – чтоб друзья за бугром не осерчали. – Этот ваш Красий на месте? – На месте. – Пригласите. Мы ему дадим поручение сегодня же вылететь в Архангельск. Ему объясним, что фирма Рубану в кредите отказала. Деньги – всю наличку. За исключением предварительных расходов,. Вернуть в наш банк. Как вариант? Подходит? Вполне.

Спустя четверть часа Андрей Лукьянович Красий, сорокалетний здоровяк, стоял перед шефом. И тот его инструктировал, как в сохранности вернуть в Москву "зеленую" валюту. – Все поняли? – Так точно! – по-военному четко ответил бывший особист.

Когда за ним закрылась дверь, Ананий Денисович сказал: – Похороны майора за счет фирмы. Соболезнование жене и детям. Ну, вы знаете как... Как скоро? – Похороны послезавтра. Все остальное – сегодня. – Причина смерти? – Инфаркт. Стресс... и чтоб сотрудники заметили, что задание его сильно взволновало. Сердце не выдержало.

Майор Красий умер через два часа в своем рабочем кабинете.

15

Аукцион протекал вяло. Администрация выставила на продажу несколько предприятий. Самым дорогостоящим был Поморский деревообрабатывающий комбинат. Условия жесткие – деньги на бочку сразу же, притом, наличными.

Первая цена – три миллиона.

Все пять покупателей, внесшие задаток, подняли карточки. – Кто больше?

Организатор торга обвел взглядом зал. Три карточки. – Три двести. Три пятьсот. – Три восемьсот. – Принимаем три восемьсот. Кто больше?

Одна карточка. – Сколько? – Четыре. – Кто больше?

Зал затаил дыхание. Все посмотрели на крупного бородатого человека в очках. И каждый себя спросил: кто он? Откуда у него такие большие деньги? Притом, наличными?

В Москве при себе такая сумма – и то редкость. И охрана была бы не меньше взвода.

При бородатом было трое. Кто они, организаторы торга ведали: один советник – этого знали как бывшего директора комбината, и два секретаря ребята молодые, рослые, широкоплечие, по выправке – телохранители.

Но где же деньги? И каждый подумал (а среди них были и налетчики): а где же деньги? В которой из припаркованных машин? – Итак, четыре...

И вдруг со среднего ряда справа взметнулась рука.

Организатор торга заметил. Руку поднял маленький седой человек. Этот задаток не вносил. – Вы предлагаете больше? – Прошу справку.

По условиям данного торга справка разрешалась. Обычно справки дают специалисты, имеющие отношение к выставляемому на аукцион предприятию. Прошу назвать себя.

Человек с места выкрикнул: – Башин Ефим Львович, бывший бухгалтер Поморского деревообрабатывающего комбината. – Внимание. Слушаем. А лучше подойдите к микрофону.

Ефим Львович подошел. Но, прежде чем раскрыть рот, показал на бородача.

То, что бывший главный бухгалтер Башин будет выступать со справкой, для Фиделя Михайловича неожиданностью не было. Вчера вечером в гостиничном номере было обусловлено. Он скажет, что предприятие этих денег не стоит. Тогда организатор торга обратится к покупателю: "Вы согласны уплатить четыре миллиона?" Он ответит: "Я подумаю". Организатор, чтоб не сорвать торги и продать предприятие именно сегодня, иначе местным бюджетникам зарплату опять придется задерживать, обратится к покупателю: "Ваша цена?" Фидель Михайлович назовет свою цену: "Три восемьсот".