Текст книги "Прогнозист"

Автор книги: Борис Яроцкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

О видах на Фиделя Михайловича знал и Аркадий Семенович: он догадывался, что замыслила Дарьяна Манукяновна. Пока его молодой друг со своими прямыми обязанностями справляется блестяще. По отдельным фирмам, когда товарищ полковник предоставлял ему агентурные данные, он цифровыми выкладками показывал, какая фирма, точнее, какой предприниматель, где и как будет приращивать свой капитал, а какой в ближайшей перспективе разорится. Аналитик верно улавливал тенденцию, а она, как известно, и есть стержень всякого прогноза.

И еще. Его таблица перетекания теневых капиталов. Это явилось своего рода "ноу-хау". Но об этой таблице нигде, кроме как в общении с шефом и товарищем полковником, – нельзя было даже заикаться.

Товарищ полковник строго-настрого предупредил аналитика о своем изобретении каменно молчать, как молчит разведчик, что он пользуется шифром противника. Где-либо одно лишнее слово – и борода вместе с головой исчезнет в пламени топки. Он не стращал – просто предупредил.

Не без помощи товарища полковника Антонина Леонидовна оценила прозорливость аналитика и сейчас она готовила уже своего любовника к необычной для него миссии – к миссии владельца крупной недвижимости.

4

Под Москвой на даче Александра Гордеевича Тюлева произошла небольшая разборка. Большая – обычно с выстрелами и трупами. До выстрелов дело не дошло.

Предотвратила их Ядвига Станиславовна Кинская, гостившая в это время у своего друга.

А было так.

Тихим морозным вечером 23 февраля к даче Тюлева подкатили три "Мерседеса". Из каждого вышли по одному, все трое – средних лет парни, плечистые, упитанные, квадратнолицые. Одеты по-разному, но как будто из одного инкубатора.

Остальные пассажиры – а их там было по два в каждой машине – остались в салонах за тонироваными стеклами.

Этих, оставшихся в "Мерседесах", охрана дачи сразу же взяла на прицел.

Трое по расчищенной от снега дорожке подошли к калитке. Кто-то из них нажал кнопу домофона.

– Мы к Банкиру. – Назовите себя, – ответил домофон.

Трое себя назвали. Щелкнул замок – дверь открылась. Время уже было позднее – десятый час вечера, диктор заканчивал читать новости. На телеэкране мелькали кадры чеченского разбоя, когда все трое пожаловали в зал.

Здесь их встретил сам хозяин. По обстановке чувствовалось, что он не один. В камине полыхали черные брикеты прессованного топлива, купленного во Франции.

В зале – ничего лишнего. Перед камином продолговатый столик и четыре глубоких кожаных кресла, будто специально приготовленные к приходу неожиданных гостей.

Этих неожиданных, нежелательных гостей Александр Гордеевич ждал уже две недели. Ждал и побаивался. Всех троих он прекрасно знал по зонам. Все трое, как и он, – воры в законе, и то же, как и он, члены регионального политбюро – высшей воровской инстанции. Они олицетворяли собой все ветви воровской власти: только политбюро имеет право возвышать и низвергать вплоть до отсечения головы. Оно же, политбюро, вырабатывает политику криминального мира, рекомендует к избранию своих людей во все уровни государственной власти, включая Госдуму.

А главное, что дает могущество, у политбюро свой, региональный общак общая касса, которую пополняют все, кто ворует и грабит. Но только члены политбюро решают, на какие нужды, в какой коммерческий банк переводится наличность, естественно, под соответствующий процент годовых. А проценты это миллионы и миллионы рублей, гривней, "зайчиков", литов – всего, что наплодили эсэнгешные умельцы, а за бугром – это доллары, марки, франки, фунты.

Ценность общака в том, что ему не препятствие государственные границы – возня только с обменом. Тут казначеи строго придерживаются курса.

Александр Гордеевич – Банкир, – будучи главным казначеем общака и став благодаря Валентину Владиленовичу / да будет ему земля пухом!/ предпринимателем, без согласия политбюро рискнул запустить руку в общак. Первый раз ему это простили.

Сейчас намеревался это сделать вторично. Тогда, в первый раз, он изъял из коммерческого банка миллион долларов общаковских денег, члены политбюро сделали вид, что сумма незначительная, а Северный бумкомбинат был на грани остановки – подвели потребители, за реализованный лес своевременно не перечислили деньги, задержали зарплату рабочим, и профсоюз пригрозил забастовкой.

Это для государства остановка одного предприятия – комариный укус, а для частника – потеря прибыли, а то и крах. Никто так не опасен для работодателя, как сами рабочие. Они – первый и главный враг большого бизнеса.

Тюлев благодаря своему бумкомбинату стоял в ранге крупного лесопромышленника. Враги у него были всякие и он их убирал с дороги руками надежных наемников. Кто попадался – он их выручал, и потому киллеры легко шли с ним на сделку.

А рабочего не уберешь, он – масса. А массу, если работодатель хочет процветать, можно только задобрить.

Миллионом он задобрил – спас предприятие от краха, но лично себя поставил под удар.

Вчетвером они уселись в кресла. Стали держать совет. Первым заговорил самый старший среди них – сорокалетний блондин по прозвищу Мамай:

– Мы тебе, Банкир, доверили свои деньги.

– Допустим, – неопределенно согласился Тюлев. – А ты их куда?

– На дело.

– На чье?

– На наше.

– На твое.

– На наше общее, – уточнил Тюлев, прищуренными глазами зорко следя за каждым. Он знал, под пиджаками у них стволы.

Свои, в случае чего, успеют лишь выскочить из укрытия – а таких было двое, но при всех вариантах первая пуля достанется хозяину дачи.

Так что инициатива со стрельбой не должна принадлежать ни хозяину дачи, ни гостям – в любом случае это будет самоубийство.

А жить хотелось всем, притом, с максимальной роскошью.

Александр Гордеевич слушал претензии, но атмосферу не накалял.

– Ты снял со счета четыре миллиона, – напомнил младший среди гостей, по говору – кавказец, по виду – абхазец.

"Кто же меня заложил? – терялся в догадке Александр Гордеевич. – Он понимал, если деньги возвращать, уплывет Поморский деревообрабатывающий комбинат. Аукцион уже в середине марта. За двадцать дней четыре с половиной миллиона долларов не раздобыть даже под грабительский процент.

Очистить по старой привычке присмотренный банк, но большая наличность скапливаются разве что в столичных банках. Традиционное ограбление отпадало. Да и реноме у Тюлева уже не то – был налетчик, теперь он честный российский предприниматель.

"Кто же?.."

Ответа не находил, заложить мог только свой, из ближайшего окружения.

А в Архангельске все уже на мази. Кому нужно было на лапу – дали. Расходы немалые.

Если принудят вернуть взятое в банк, то взятку никак не вернуть. У взяточника, как у попа, – не бывает сдачи.

– Четыре миллиона плывут в Швейцарию, – сказал Тюлев. – Они уже в пути. Вклад в банке вам знаком.

– На чье имя?

– На мое.

– А нас ты спросил?

– Вас ещё надо было найти. А время поджимало.

– Но почему на твое? – угрюмо спросил третий, угрожающе глядя из-под шляпы, /никто из них не раздевался./ Этот, третий, был самый опасный. Тюлев помнил, что кличка у него Ярочка. Но этот Ярочка участвовал в нескольких разборках, оставил после себя восемь трупов.

Тюлеву не хотелось быть девятым, и он дипломатично изрек:

– Вы мне доверили, и я сделаю все, чтоб наши деньги работали.

– На тебя? – буркнул Ярочка.

– И на меня.

– Банкир, криво шутишь, – все так же угрожающе напомнил Ярочка. Гляди, секир башка...

– Мы ужо пужатые, – по-тюремному выговорил Тюлев. – Я на политбюро за каждый истраченный доллар...

– На что? – опять перебил его Ярочка.

– На дело.

– Темнишь, Банкир. Вякай сюда: что замыслил?

Сказать прямо, что он покупает крупное промышленное предприятие, такое сказать он не мог даже под пыткой.

А члены политбюро требовали ясности, а будет хитрить, изворачиваться, они втроем, по кодексу, обладали правом ликвидировать четвертого. Потому и нагрянули получить вразумительный ответ: деньги общие – значит, и навар общий. А скольким надо помочь, которые в зоне? А тем, которые вышли на волю? Особенно только что. Потом, когда улыбнется им удача, валюта от них опять потечет ручейком, наполня общак, как малые и большие реки наполняют озеро. И так будет до тех пор, пока не исчезнут очень богатые и очень бедные.

Босам из политбюро дружить с богатыми, – плавать в одном аквариуме с крупными рыбами. Крупной рыбе без мелкой – не выжить.Чтоб жировала рыба крупная, мелкой нужно так много! Вот килька – рыбка маленькая, а её грузят бочками. Чем беднее страна, тем крепче общак. Это – закон. А закону, как известно, подчиняются и воры и те, кто над ворами.

Александр Гордеевич Тюлев закон не посмеет нарушить. Не нарушат и те, кто в этот праздничный поздний вечер нанес ему рабочий визит.

– Вы настаиваете, чтоб я деньги вернул из Швейцарии?

– Да! – крикнул взбешенный Ярочка. Его рука уже чуть было не нырнула в карман меховой куртки.

И в этот момент на пороге холла вся сверкающая в золотистом платье – в тон цветущего подсолнуха – возникла, именно возникла, с фужерами на подносе Ядвига Станиславовна.

– Что не поделили, мальчики?

– Ядя! – у Ярочки от удивления отвалилась челюсть. – Ты... работник мэрии... и у этого...

– Не у этого, Ярочка, а у самого Александра Гордеевича Тюлева.

Она изящно поставила на столик поднос. Заметив недоуменные взгляды, спросила:

– Который фужер мне прикажете?

– Верим, не отравленные.

Она взяла фужер из рук Ярочки.

– За позднюю встречу.

Выпили. Закуски не было. Да и кто после вина закусывает?

– Вы жаждете из худосочных рук демократов забрать власть, – произнесла она доверительным тоном, как будто вступительной речью предваряла демонстрацию мод наступающего сезона. – А знаете ли вы, во что это вам обойдется? Вот ты, к примеру, Ярочка, знаешь?

– Ладно, не зырь на меня, – огрызнулся он.

– И вы придете к власти, – продолжала она наставительно. – Придете, когда ваши в Думе будут в большинстве, а потом – в губерниях, а потом – в правительстве. Я уже не говорю об окружении президента. Это обойдется вам в миллиарды и миллиарды долларов. А миллиарды у вас появятся, когда вы, самые авторитетные в зоне, станете самыми авторитетными в бизнесе.

– А что твой Банкир – уже самый авторитетный в бизнесе? Уже преуспел? – подал голос Мамай.

– Преуспеет. Но сначала ему надо помочь, – говорила она, как бы подчеркивая особенности моды нового сезона.

– Чем? – опять выкрикнул Ярочка.

Остальные двое молчали, слушали не шлюху из какой-то малины, а женщину из мэрии, с которой сам мэр улыбчиво ручкается.

– Общаком, – сказала она мягко. – Деньги не лежат, а крутятся. В этом их главное достоинство. А он, – показала на Тюлева, – в отличие от вас, заставляет их крутиться. Не разматываются, а наматываются... На сколько вырос ваш общак, ну хотя бы за прошлый год?

Она, конечно, и сама не знала, но желала знать, потому что этого желали другие, те, кто её сюда послал.

Как всякая талантливая аферистка, она блистала не только внешностью. Она уловила момент, когда об этом нужно было спросить Банкира.

– Саша, назови им сумму.

– Двести сорок миллионов, – назвал он.

– Вы слышали?

Гости оживленно зашевелились. Мамай опять разомкнул уста:

– А что – она права. – Это для всех и Тюлеву: – Банкир, мы тебе позволим пробраться на верхотуру. Допустим, позволим. Но ты же нас тогда к ногтю?

Ярочка с наигранным восторгом:

– Ну, Мамай! Ты – как президент. Тот ещё у власти, а уже клянчит гарантии.

– Я не клянчу. – Мамай посуровел. – Я хочу, чтобы все без тумана... Хочу ясности.

– Вот она... – Порожним фужером Ярочка показал на Кинскую. – Она показала, как идти во власть.

Гости уже шумели. Сам хозяин сдержанно молчал. Он был в восторге от Ядвиги: как артистично она вошла в роль строгой и неотразимой хозяйки. Она, оказывается, умела повелевать. Так, пожалуй, и он бы не сумел.

– А теперь, – скомандовала она, – марш по своим "Мерседесам". Вы нам испортили такой праздник!..

– Какой-такой? – уже с порога оглянулся Ярочка, натянув до бровей черную фетровую шляпу. – День Советской Армии.

Кто-то, кажется, Мамай, хмыкнул: – Я в этой армии из губы не вылазил.

Незваные гости покинули дом. Было слышно, как машины с ревом разворачивались в рыхлом снегу. Красные огни исчезли в направлении Москвы.

– Все! Спектакль закончен, – произнесла Ядвига Станиславовна и сердито посмотрела на Тюлева: – Ты, оказывается, скрытничаешь. Водишь дружбу с мокрушниками.

– А ты? – огрызнулся он.

– Я этого Ярочку выручала из "Матросской тишины".

– За взятку?

– За взятку, – призналась. – А кто из нас, чиновников, не берет?

– А если бы попалась?

– В мэрии не попадаются.

– Ну да?

– Да, да. А ты со своими четырьмя миллионами попадешься. Зачем было трекать этим тупорылым: "Отправил в Швейцарию"? В какую Швейцарию? Пол-Питера знает, что твои деньги улетели в Архангельск.

– Нет, Ядя, я их поездом... И то уедут не сейчас и не со мной, а с бывшим главбухом комбината. Днями он выходит из "Крестов". Я ему скостил срок. Как говорят, за примерное поведение.

Для Ядвиги Станиславовны это была новость. Но могла быть и уловка – на проверку её, очередной любовницы Тюлева. И тем не менее...

– Саша, это меня вовсе не интересует. Главное, что ты живешь и здравствуешь, набираешь в России вес...

Александр Гордеевич заключил свою любовницу в крепкие объятия.

– Сегодня ты меня так здорово выручила...

– Не я, Саша, – ответила, освободившись от мужских тисков. – Мое положение. Как модельера меня мало кто знает. А вот как чиновника...

– Представь себе, я не знал, что ты в мэрии. И чем же занимаешься?

– Шью... А теперь – бай-бай. Мне утром ровно в восемь быть на службе.

– Я отвезу.

– Не надо. Я сама...

Ровно в восемь утра на квартире Антонины Леонидовны Малахут она докладывала товарищу полковнику...

5

Братья – Януарий и Ананий – жили почти по соседству – на Рублевском шоссе, а встречались редко, обычно только по делу. Избегали телефонных разговоров, зная, что все прослушивается, и каждое слово олигарха / имеется в виду Януария Денисовича/ фиксируется на магнитофонной ленте.

Олигарх – всесильный как бог: он может намекнуть президенту, что генерал, отвечающий за правительственную связь, не справляется со своими обязанностями – и через час этого генерала на этой должности уже не будет.

Людей ломать они умели, а вот систему за все десять лет, будучи у руля государственной машины, сломать не смогли: как тогда записывали, так и теперь записывают, с той лишь разницей, что тогда записывали членов Политбюро, теперь – олигархов. И кто записывает! Какой-нибудь облысевший не имеющий власти голубопогонный капитанишка. Эти люди-невидимки, прослушивая телефонные разговоры суперэлиты, знали об этой элите все, даже то, кто из них страдает половым бессилием и кто из их многочисленной челяди обслуживает их жен.

Власть поменяется, и все будет, конечно, обнародовано. Как сейчас знают все о вождях двадцатых, тридцатых, сороковых, пятидесятых до восьмидесятых годов. Со временем благодаря этим невидимкам трезвые люди узнают и ужаснутся: как это так, при Сталине в тюрьмах было меньше, а сейчас больше? Значит, кто-то кому-то сильнее мешает. А кому?

Знают олигархи. Силовыми структурами они оберегают свои капиталы, пакостят – опять-таки силовыми структурами – своим конкурентам.

Напакостить своему другу Тюлеву наметил и Ананий Денисович Лозинский. Зла на Александра Гордеевича он не держал. Был простой экономический интерес: если не перехватить четыре миллиона "зеленых" наличными, Поморский деревообрабатывающий уплывет к нему – там уже все договорено.

А торги – через две недели. Напакостить на законном основании может только Федеральная служба. Служба, так сказать, правительственная. И кто-то из членов правительства должен распорядиться.

Власть у Януария Денисовича. Он всегда выручал и ещё раз выручит. В этом Ананий Денисович не сомневался.

– Надо встретиться, – только и сказал по телефону.

– Приезжай, – отозвался брат.

Братья встретились на даче олигарха. С прошлого раза – со дня рождения – здесь ничего не изменилось. Поменялась только охрана – мерзавцами оказались связисты во главе с бывшим начальником главной охраны. Тот стал народным депутатом да ещё и книгу запузырил о своем благодетеле.

Олигарха он почти не зацепил, но где-то в интервью пообещал зацепить, раскрыть лопоухим секрет накопления миллиардов. До новой книги он может не дотянуть, лишь бы попал на больничную койку.

– Что там у тебя? – спросил Януарий. – Опять, небось, Тюль?

– Представь себе, он. Везет на аукцион четыре миллиона наличными.

– Откуда у него столько?

– Общаковские.

– Богато живут, ворюги.

– А если Тюль заполучит Поморский деревообрабатывающий, будет ещё богаче. Меня переплюнет.

– Кто везет? На чем?

– Хвалился, что поездом. Такая у меня информация. Но может и схитрить. А вот кто? Не назвал фамилию, но случайно проговорился, что это бывший главбух комбината, то ли Поморского, то ли Северного.

– И где же этот главбух?

– Сейчас он в "Крестах". Но уже "за примерное поведение..." скоро будет на свободе

– Это мы проверим. Есть ли у них такой постоялец?

Януарий Денисович поднял трубку. Через минуту с постели подняли начальника образцово-показательной тюрьмы, а тот поднял по тревоге начальника отдела переменного состава.

В пять минут выдали информацию.

– Да, – старший брат повторил сообщение начальника тюрьмы, – таковой имеется. Ефим Львович Башин. Днями освобождается. Попридержать?

– Нельзя. Тюль может найти другого, не менее ловкого.

– Так что от меня требуется?

– Последить бы за ним. А в Архангельске задержать под благовидным предлогом, чтоб деньги не попали по назначению. Обратись в Федеральную службу.

– Зачем? У нас для этого есть специальная служба. Она и наличность конфискует.

– Вот этого делать не следует, – предостерег младший брат.

Он опасался, что так может провалиться его агент. А это будет не просто прокол, а война между Лозинским и Тюлевым – перспективными российскими предпринимателями, уже имеющих в Думе своих депутатов.

– Его бы попридержать, а после аукциона выпустить с его же четырьмя миллионами.

– И что это тебе даст?

– Поморский деревообрабатывающий.

– Кого назначишь владельцем? Дарьяну?

– Ни в коем случае. Есть у меня на примете один человечек. Формально будет он.

– Он согласен подставить голову? У Тюлева киллеры – первый сорт.

– Добровольно умирать никто не соглашается. Но если этого человечка попросит обаятельная женщина...

– Кто она?

– Мой секретарь.

– Но они должны срочно расписаться, ведь она будет наследницей.

– Женим.

– Смотри, Аня, – назвал брата, как называл ещё в детстве в гарнизоне, где пропагандистом полка служил их отец майор Пузырев-Суркис. Мать Анания, няня Нюся Лозинская, работала в полку уборщицей. Она и нагуляла сынка от этого майора. – Смотри, Аня, не промахнись. Сколько им отстегиваешь?

– Пять "зеленых".

– Но Поморский, насколько мне известно, будет продан за четыре с половиной. Откуда у Тюлева ещё полмиллиона?

– Они уже там.

Младший брат не скрывал, что его люди "объект" изучили досконально. Но впереди было самое важное – выиграть торг. А здесь уже вся надежда на государственную власть.

А власть – это брат Януарий. Для этого он в августе 91-го и стоял на танке, чтоб потом всегда определять, кому давать дорогу в большой бизнес, а кого и пинком из бизнеса.

Деньги – это власть, а власть – это деньги. Старший брат, побывав на броне танка, с которой устами бывшего кандидата в члены Политбюро были преданы анафеме почти все члены этого самого Политбюро, сумел обеспечить карьеру не только себе, но и своему младшему брату.

Младший тоже был бы государственный служащий высокого ранга, но подвела его нездоровая наследственность: оказывается, от одного отца могут быть здоровые и нездоровые дети.

Пока же младший довольствовался положением крупного предпринимателя. А предприниматель, как показывает опыт, может быть наделен любыми болезнями это его сугубо личное приобретение, и никто его не упрекнет, дескать, почему он, шизик, делает хорошие деньги, а нормальный гражданин еле сводит концы с концами?

А не сводит этот гражданин, потому что он всего лишь нормальный! А нормальные лишь способны плодиться и размножаться, но не преуспевать. Неважно в чем. Так утверждают политологи.

Старший брат пообещал подключить свою силовую структуру. Эти четыре миллиона, даже если не поедут поездом, должны будут задержаться в дороге.Тем временем состоится торг.

6

Фидель Михайлович по привычке добросовестно исполнял свои обязанности – считал чужие капиталы, прогнозировал чужие устремления, и в часы просветления шефа все это докладывал ему товарищ полковник.

Что же касалось судьбы самого аналитика, то она решалась тем же шефом – Ананием Денисовичем при направляющей руке товарища полковника.

О том, что сейчас эта рука была в облике Антонины Леонидовны Малахут, Фидель Михайлович, все предусматривающий аналитик, даже не догадывался.

Женщина, известная в элитных кругах как неприступная мадонна, вдруг влюбилась в человека, которому было не до любви. Того все эти дни одолевали горькие мысли: как вернуть из Америки сына, чтоб он не стал янычаром, не стал военным летчиком / Олежка уже в семь лет бредил авиацией/, тогда его не пошлют забрасывать "тамагавками" Россию, как теперь вот уже столько лет подряд американцы забрасывают Ирак, не желающий стать на колени.

На заверении вернуть домой сына Антонина Леонидовна строила свои отношения с Фиделем Михайловичем. И он верил, что именно эта женщина ему поможет.

А пока он – как бы взаимно – готов помочь ей, а значит, их общему шефу.

Товарищ полковник хитро темнил. Многое не договаривала Антонина Леонидовна. Однажды – это было ночью, над Москвой бушевала уже февральская вьюга – она мягко предложила:

– Может, поженимся?

– Так сразу?

– А мы тихонько, чтоб никто не знал, посетим загс. Я с радостью возьму твою фамилию.

– Я не смогу не поставить в известность своего батю. И он первый меня не поймет. У него, скажет, выкрали сына, а он женитьбу затеял... Нет, милая, все, что угодно, только не это. Да и зачем? – А если тебе предложат начать свой бизнес? По-крупному, конечно.

Фидель Михайлович снисходительно улыбнулся в бороду:

– Чтоб начать свой бизнес, да к тому же по-крупному, надо где-то украсть приличный стартовый капитал.

– Он у меня есть, – сказала Антонина Леонидовна, как будто шла речь о канцелярских скрепках.

– Тогда тебе и карты в руки.

– А не лучше ли нам? Муж и жена – одна сатана. Пословица правильная. Сами русские придумали.

– Но это, милая, для болота. Где черти водятся.

– Разве нынешняя Россия не болото?

– Может, и болото. Но – каждому свое. Чтоб заниматься бизнесом, да ещё с размахом, нужен талант. А у меня его нет. Так что мне больше подходит роль обыкновенного клерка.

Атонина Леонидовна, обнаженная, простоволосая, приподнявшись, пристально взглянула в серые глаза своего любовника. Ей они напоминали речку с песчаным дном, в котором четко просматривается всякая, даже самая мелкая рыбешка, – в этих глазах, когда они не спрятаны за стеклами очков, все понятно, и никаких тайн.

Как рыбак знает свою речку, так она – в чем уже была уверена – знала Фиделя Михайловича: да, у него от неё никаких тайн.

Многое уже было обговорено, за исключением самого важного и самого главного, но прежде чем к этому самому важному и самому главному приступить, предстояло, как любят говорить в парламенте, решить процедурный вопрос – жениться, иначе дальнейшая игра теряла смысл.

– В бизнесе сподручнее действовать супружеской парой. Не так ли?

– Не знаю, не пробовал, – простодушно отвечал Фидель Михайлович. – Мне кажется, не имеет значения, работаешь ли супружеской парой или эмиратским гаремом, или шведской семьей. Если внутренне, подсознательно себе не внушить, что ты бизнесмен, что бизнес – твоя судьба, то нечего и огород городить.

– Так внуши, – сказала она ласково.

– Не получится.

– Почему?

– Внушить себе, что я бизнесмен, значит, признать себя обреченным.

– Как это? Что за чушь?

– Чушь только на первый взгляд, – говорил он, как о чем-то отвлеченном. – Бизнесмен – это человек, у которого всегда за плечами стоит старуха с косой. Она-то ему и нашептывает: жди пулю в голову.

– А почему именно в голову?

– А потому что голова додумалась избрать стезю бизнесмена.

– Но убивают и политиков!

– И политиками становятся не от большого ума.

– Тогда кто же в этом мире идеальный? Ну, обладает самым большим умом?

– Кто? – Фидель Михайлович, заложив руки за голову, усмехнулся в бороду. – Раньше это были отшельники. И то далеко не все, а обладающие филосовским складом ума. Теперь мы все жильцы коммунальной квартиры. А в коммунальной сначала договариваются о согласии, согласие закрепляется весельем, а веселье, как правило, заканчивается поножовщиной. Да иначе и не может быть – ведь мы же люди!

– Фидель, я не узнаю тебя. Ты это или не ты?

– Я говорю, что есть.

– Ты говоришь страшные вещи. – Антонина Леонидовна уже не лежала, а сидела , и то, что он говорил, выслушивала сидя.

А он лежал, подложив руки под голову. Глаза его были холодные, пепельно-серые, как декабрьское небо, и в голосе – печаль.

– Страшнее жизни ничего не бывает, – напомнил очевидное: – Наша нынешняя жизнь – тому подтверждение.

Она его уже не слушала. Она думала, как будет объясняться с товарищем полковником. Из рассуждений Фиделя Михайловича вытекало: о женитьбе не может быть и речи, имея в виду ближайшую перспективу. Даже её очевидный намек, что у неё есть приличный стартовый капитал, не вызвал у него интереса.

Да любой другой мужчина на его месте!..

Другой, но не он.

Постель обычно сближает. И когда женщина в постели объявляет свое желание, да к тому же подкрепляет авансом в виде солидного стартового капитала, он должен, он обязан её желание исполнить.

Фидель Михайлович к этой категории мужчин, видимо, не относился. Но как мужчина от совместного ложа не отказывался, значит, рассуждала она, не все ещё потеряно.

Разговор с товарищем полковником был нелегкий.

Он прослушал запись их ночной беседы. Она тоже слушала эту запись, наблюдала за выражением лица этого старого волка разведки.

Перед ней сидел не человек, а мумия. Шеи у него не было, голова вырастала прямо из туловища, и, может быть, поэтому мимика лица выглядела до предела скупой, лишь только вялые губы слегка дрогнули, когда он заговорил, как бы спрашивая:

– На тебе не желает жениться?

– Ну да, вы же слышите.

– А сумму стартового назвала?

– Ни вы, ни шеф об этом ни звука.

– В следующий раз – назови.

– А как шеф? У меня в банке не так уж и много.

– Что в банке – твое. Тебе выдадим наличными.

– Сколько?

– Пять миллионов.

– И эту сумму ему назвать?

– Да. Посмотрим, как он отреагирует.

– А если и предъявить?

– Он поверит. Скажешь, деньги уже в Архангельске. Пора его поставить в известность, что мы из него будем делать предпринимателя.

– У него нет желания.

– В этом он тебе признался?

– Высказался... Примерно так. Вы же слышали.

– Еще ни один человек не сказал о себе полной правды.

– Но Фидель Михайлович не лукавит.

– Не лукавят только перед богом. А ты у него пока ещё не бог.

– К сожалению...

– Но он в тебя поверит, – назидательно продолжал товарищ полковник. Поверит, если внушишь ему, что сына можно будет выкупить. Разумеется, за большие деньги. Я об этом ему уже втолковывал. А большие деньги он сможет заработать. Если воспользуется твоим так называемым стартовым капиталом. Ты ему это втолковывала?

– Пыталась.

– Значит, плохо пыталась. Пока мужчина в теплой постели слушает горячую женщину, он внемлет. Мужчина в женской постели – это воск в руках женщины – лепи из него кого хочешь... Да мне ли тебя учить?

Товарищ полковник коротко взглянул из-под белых бровей, как бы давая понять, что в способностях Антонины Леонидовны он не сомневается, но время – время торопит.

Она тоже понимала, что времени на обработку "объекта" уже не осталось. Этого человека водкой не напоишь, наркотиками не напичкаешь – силком в загс не поведешь.

– Боюсь, с женитьбой у нас ничего не получится, – робко повторила Антонина Леонидовна.

– Все получится, – твердо заверил товарищ полковник и раскрыл свою заветную кожаную папку.

В папке был желанный для Антонины Леонидовны документ: "Свидетельство о браке".

Женщина читала и глазам своим не верила. Оказывается, она ещё в ноябре прошлого года сочеталась законным браком с гражданином России Рубаном Фиделем Михайловичем, при этом сохранила свою прежнюю фамилию.

– При случае – предъявишь.

– А если Фидель Михайлович возмутится? Попытается в суде оспорить...

– Что именно?

– Ну хотя бы свою подпись в книге регистрации?

– Подпись – натуральная, – сказал товарищ полковник. – Законная. У нас все законно. Потребует свидетелей – есть и свидетели. А тебе нужно будет посетить дворец бракосочетания, чтоб могла своему супругу внушить, как происходила регистрация. Словом, чтобы получилось, как в той песенке наоборот: "Все, что было со мной, не помню..." Надеюсь, до суда дело не дойдет. Вы же оба заинтересованы выручить ребенка.

С новыми инструкциями как владелица пяти миллионов долларов Антонина Леонидовна продолжила любовную игру.

Теперь её заботило, чтобы Фидель Михайлович не отказался от денег.

7

Когда после очередного припадка – признания в любви к президенту, Ананий Денисович уснул, наплакавшись и приняв успокоительные, Дарьяна Манукяновна решила откровенно поговорить с психиатром.

Суть в том, что Ананий Денисович все чаще и чаще, пуская слезы и слюни, признавался в любви к главе верховной власти, все меньше и меньше занимался делами фирмы "Лозанд".

Но – парадокс! Любой другой предприниматель на его месте уже давно разорился бы, а на его счета в швейцарском банке текли доллары – валютные ручейки не иссякали. Общая сумма приближалась к миллиарду.

Психически больной человек выходил в олигархи, специалисты разводили руками: такое, дескать, возможно только в России.

Да, Россия особая страна: не европейская и не азиатская – российская. Умом её не понять даже самим русским. Зато русские умеют верить. Во что? Да во что угодно.

После длительного перерыва опять возводятся до божества люди, тронутые умом, так сказать, ума лишенные. Это уже традиция или дань моде, но, по-видимому, и то и другое. Цари династии Романовых не отличались здоровым рассудком. Поэтому умное окружение думало за своего царя.

Был бы царь-идиот, а умное окружение для него подберется. Притом, умные не обязательно честные.

Подбирается окружение и для людей скоробогатеющих, тоже умное и не обязательно честное. Причина глобальная: России нельзя иметь умного руководителя – иначе она, как из упряжки дикая лошадь, вырвется и помчится бог знает куда, увлекая за собой все страны и народы.