Текст книги "Прогнозист"

Автор книги: Борис Яроцкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Алик отставил бутылку: в ней уже не осталось полновесных буль. Погоди! Сузиком его называл хозяин.

Теперь у Фиделя Михайловича не было сомнения, что речь шла именно о загадочно исчезнувшем студенте. "Как обрадуется Дарьяна Манукяновна!" подумал он, не предполагая, что матери Сузика давно известно, куда запрятали её сына. И Аркадий Семенович помалкивал, не одобряя и не осуждая похитителей. По долгу службы он врачевал сына Лозинского, не однажды выводил его из наркотической зависимости. Видимо, считал, что исчезновение Сузика потеря невелика.

Фиделю Михайловичу так хотелось как можно быстрее обрадовать Дарьяну Манукяновну, а пассажирский поезд останавливался чуть ли не у каждого телеграфного столба. Из его уст Лозинские узнают, где надо искать их непутевого сына.

Наконец поезд словно вырвался на простор – перед самой Москвой уже нигде не делал остановок, грохотал по ещё зимнему Подмосковью. В одиннадцать утра со значительным опозданием подкатил к перрону Ярославского вокзала.

26

У Аркадия Семеновича получалось далеко не все, как он сам себе намечал. Непредсказуемые события вносили изменения в его планы. Одним из главных, по крайней мере на ближайшую перспективу, был план, связанный непосредственно с карьерой аналитика.

Еще недавно все складывалось наилучшим образом. Как психиатр, себе в заслугу он ставил то, что убедил Фиделя Михайловича приобрести на свое имя крупную недвижимость – все-таки, как он считал, соблазнил врага частной собственности стать собственником, более того, предпринимателем.

А там... когда первый миллион не российских обесцененных, а крепких, валютных "баксов" ляжет в банк на его имя, романтика из головы аналитика улетучится, как хмель из гуляки, попавшего в прорубь. Гуляка в такой ситуации – кто есть поблизости или нет – будет звать на помощь.

Аналитику, в чем профессор не сомневался, будь тот с миллионом, протянут руку помощи, прежде всего, ближайшие друзья – легче всего упустить миллион, когда он самый первый. Ближе всех около него окажется Антонина Леонидовна. По всей вероятности, это будет её миллион, деликатно отстегнутый от Анания Денисовича, притом отстегнутый не кем-нибудь, а самой Дарьяной Манукяновной. Как женщина, что не ускользнуло от внимания Аркадия Семеновича, она уже положила глаз на нерешительного в интимных делах работника её супруга. Эта тучная стареющая дама с необъятной талией и пудовой грудью уже не первый месяц исподволь расспрашивает подробности биографии статного очкарика.

Как хитрая проницательная женщина, Дарьяна Манукяновна сопоставляла и сравнивала то, что говорил ей профессор, с тем, что нашептывал об этом аналитике товарищ полковник.

Факты биографии совпадали. Но её смущало одно: аналитик, по её разумению, выходец из неблагополучной среды: отец был и стался не просто членом партии (как, например, брат мужа – Януарий Денисович), а убежденным коммунистом. Такая наследственность могла уже отразиться на генетическом уровне – наследнику коммуниста миллионы будут в тягость, так что в перспективе он постарается их употребить, как в свое время употребил известный в России фабрикант Николай Бауман.

Товарищ полковник умеет нашептывать всякие гадости. Впрочем, на то он и контрразведчик, чтобы всех подозревать в неблагонадежности.

Однажды у Дарьяны Манукяновны вырвалось: – Ах, Аркадий Семенович! Ну что за человек этот Иван Иванович? Он все ещё сомневается в порядочности нашего аналитика.

Доктор тут же успокоил влюбленную женщину:

– Я за него поручился? Поручился. А в людях я, Дарьяна Манукяновна, не ошибаюсь.

Она с готовностью кивнула: кому верить, как не психиатру? Сегодня в России люди этой профессии так же необходимы, как президенту его команда: что они скажут – то и верно: основу любой президентской команды составляют психиатры, они только называются по-разному. Им доподлинно известно, что их пациенты определяют курс державы. Так почему же предпринимателю не прислушиваться к мнению своего семейного врача? Да, семейные врачи, особенно психиатры, в людях редко ошибаются.

Вот и Аркадий Семенович не ошибся в диагнозе болезни её супруга: паталогическая влюбленность. Тот не устает утверждать, что он обожает всю президетскую команду как самую просвещенную и любит президента до рыдальческого плача. Это была сущая правда. Но тут не было проблем: президент правит, а преуспевающий предприниматель любит его и в определенные периоды проявляет свою любовь в форме рыдания.

С Фиделем Михайлович дело сложнее. Диагноз не поставишь, куда он исчез. Где он оступился? Попал ли в прорубь или в выгребную яму вытаскивать ему, Аркадию Семеновичу. Он уже догадывался, что аналитика схватили люди Тюлева. Они будут его удерживать до тех пор, пока Лозинский не вернет своему другу-конкуренту четыре миллиона.

Ананий Денисович, конечно же, не вернет. Не для того грабитель грабит, чтоб за здорово живешь возвращать награбленное.

Дарьяна Манукяновна, знающая все и вся, призналась психиатру, что здесь слопоушничал товарищ полковник, но истинного происхождения денег Фидель Михайлович не ведает. Антонина Леонидовна обезопасила его: если его схватят – а такая возможность не исключалась, – и станут из него выдавливать сведения, он может и не выдержать. Чем меньше человек знает, тем безопасней у него жизнь. Такого если и убьют, то случайно. А от случайностей никто не застрахован.

У Аркадия Семеновича болела душа за Фиделя Михайловича. Он мог его спасти, только посетив самого Тюлева. Был резон послать ещё раз в Архангельск или в Питер Антонину Леонидовну, словом, туда, где можно было застать Александра Гордеевича, но после того, как она – руками своих подруг – расстреляла, по всей вероятности, его гвардейцев, – посылать её на переговоры было опасно.

Аркадий Семенович решился: – Я поеду к Тюлеву. Попытаюсь отыскать следы нашего аналитика. – Бог с вами! – отмахнулась Дарьяна Манукяновна. Вам что – жить надоело? Есть пока ещё власть официальная. – Вы имеете в виду Януария Денисовича? – Его, конечно. – А он согласится послать кого-либо из своих силовиков? – Несомненно. Ведь Фидель Михайлович – это его будущий кадр. А кадры подбираются заранее.

Слушая мудрую женщину, Аркадий Семенович про себя умилялся: она словно читала его мысли. Это он, а не Януарий Денисович, готовил его заранее. Готовил на место человека, которого ненавидел, как можно ненавидеть распоясавшегося подонка. А ненавидел он его за то, что тот искалечил жизнь его дочери. Если бы не этот подонок, не его похоть и вседозволенность, Клара уже училась бы в университете, в будущем из неё получился бы толковый экономист и, кто знает, они с Фиделем Михайловичем были бы идеальной парой...

"Это уже утопия", – остановил себя профессор.

– И все-таки я поеду, – твердо заявил он Дарьяне Манукяновне.

В душе она страстно желала во что бы то ни стало разыскать и выручить Фиделя Михайловича, но не посылать туда своих людей. Будет лучше, если это сделают люди Януария Денисовича, у него необъятная власть. Неужели не сможет он уломать бандита? Конечно, бандит бандиту рознь. Очень денежного, пожалуй, и не уломает. – Вы посоветуйтесь с Иваном Ивановичем. Обязательно... – А еще... – продолжала Дарьяна Манукяновна. – Если бандиты потребуют выкуп, надо будет согласиться. Но сделку обставьте так, что это якобы аналитик расплачивается своими кровными. Деньги якобы у него есть даже на очень крупные покупки. Поморский бумкомбинат пока ещё не упущен. Но Тюлев теперь наверняка постарается выложить за него свои "зеленые". Скоро ему будет не до Поморского, – намекнула Дарьяна Манукяновна. – Для восстановления Северного он ещё не один миллион выложит.

Аркадий Семенович уточнять не стал: при чем тут восстановление? Но у Дарьяны Манукяновны зряшних слов не бывает.

Последние данные, которыми располагал товарищ полковник, свидетельствовали, что Тюлев застрял в Архангельске и то не в самом городе, а в лесу на арендованном под вырубку участке.

Своим домашним Аркадий Семенович не сказал, куда он срочно улетает. Сказал лишь: в командировку. Но у Клары чутье, как у ясновидицы. – Папочка, он жив. Ты ему передавай привет и скажи, что мы его любим. – Фантазерка ты... – Ладно уж... По глазам вижу, ты к нему летишь.

27

В то утро, когда Алик в станционном буфете продавал свой автомат какому-то бывшему зэку, а зэк, в свою очередь, передавал оружие жене-алкоголичке и та его прятала в просторную хозяйскую сумку, – в то утро профессор Герчик летел рейсовым ТУ – 134. Прилетел он в Архангельск, в Талаги. И пока Алик травил покупателю, что он офицер ФСБ, из мест заключения конвоирует в Москву знаменитого штангиста, да вот деньги кончились, приходится продавать автомат, а покупатель убеждался, что продавец оружия не врет (да, такого бородатого Власова показывали по телевизору, когда тот избирался в Думу), Аркадий Семенович Герчик, взяв с конвейера свой кейс, вышел на площадь. На такси он добирался до центра.

Город был залит ослепительным солнцем. На высокие белые дома, на полноводную реку глядело бирюзовое небо, но с севера, с моря, тянуло леденящим холодом. Аркадий Семенович в благодарностью подумал о дочери. Дочь настояла, чтобы он вместо легкой кожаной куртки, в которой проходил почти всю зиму, одел дубленку, а кепку-лужковку сменил на теплую удобную заячью шапку. Отказался надень меховые сапоги, посчитал, что брать их ни к чему – в ботинках было удобней, но скоро пожалел: уже в самолете мерзли ноги.

У него было два адреса, по которым он мог разыскать лесопромышленника Тюлева, если тот ещё в Архангельске. Позвонил по первому. Ответил старик, по говору – коренной одессит, еврей. В том, что евреи обслуживают русского миллионера, к тому же усердного патриота, ничего удивительного не было: так оно и должно быть – у кого деньги, тому и служат. Деньги – это магнит, к которому притягиваются люди бойкие любой национальности. А в отсутствии бойкости евреев не упрекнешь.

Квартира, в которую пригласили Аркадия Семеновича, была однокомнатной, из мебели – стол да кушетка, и жилец, как потом оказалось, квартирант, был одинокий вдовец. Назвался он скромно: – Ефим Львович Башин.

Гость тоже представил себя предельно скупо: – Герчик.

Ефим Львович восторженно воскликнул: – Так это вы и есть знаменитый психиатр? Это вы лечили президента? – Консультировал, – уточнил Аркадий Семенович. – Не все ли равно? – Ефим Львович улыбался всеми морщинами своего старческого лица. Он тут же принялся о себе рассказывать, как он добросовестно работал бухгалтером, как по вине директора – нехорошего человека – его на три года поместили в "Кресты" и как потом из "Крестов" его вытащил очень хороший человек.

Он только ни словом не обмолвился, как несколько дней назад на скандально прерванном аукционе он утопил московского покупателя. Подробности этого паскудства гостю были известны. Товарищ полковник его обстоятельно проинформировал, не забыв предупредить, что "мерзавец Башин" покончит с собой – он повесится, но не на южном берегу Белого моря, а на северном Черного.

Аркадий Семенович слушал болтовню довольного собой Башина, твердо зная, что скоро этот мерзавец будет лежать в гробу. К главному виновнику неудачи Фиделя Михайловича он не испытывал никакой жалости.

Теперь с помощью этого коварного одессита предстояло найти попавшего в беду неудачника. – Уважаемый Ефим Львович, – ласково заговорил Аркадий

Семенович. – Мне дали этот адрес, чтобы вы меня связали с вашим хозяином Александром Гордеевичем.

Башин долго молчал, всей пятерней маленьких желтых пальцев почесывал за ухом. Сказал вкрадчиво, как бы давая понять, что любая информация , как и всякая услуга в условиях рынка, стоит денег. – И рад бы в рай... Морщинистым лбом он показал на потолок. – Понимаете, уважаемый доктор, меня предупредили... Это такой человек... – Знаю, – гость перебил одессита. – Я прилетел сюда не по пустяковому поводу. – Да, конечно, – согласился Башин. – Коль вы лечили самого президента...Но мой благодетель, к великому счастью, в помощи психиатра пока не нуждается. Что же касается меня, завтра ехать в Одессу, а билет по известной причине взять не могу. Вот сижу, размышляю, к кому обратиться. Надо бы дать телеграмму. Племяннику. Может, он выручит. Но нынешняя молодежь это же молодежь.

Аркадий Семенович молча достал бумажник, отсчитал две сотенные, положил на кушетку. Ефим Львович словно не заметил. – Да, молодежь, продолжал он раздумчиво. – эта молодежь... Развратили мы... А хозяин ... хозяин мой улетел на Северный бумкомбинат. Кто-то там что-то взорвал. Ну и произошло возгорание. Вы разве не слышали?

Новость не обрадовала гостя. Если там происшествие серьезное, Александру Гордеевичу будет не до профессора. И тем не менее не возвращаться же, ничего не выяснив о судьбе Фиделя Михайловича. – Это точно? – Что улетел на Северный? Как и то, что я вижу перед собой два портрета одного президента. – Он глазами показал на кушетку, где лежали доллары. – Не вижу только третьего...

"Однако же вымогатель", – подумал Аркадий Семенович и к двум сотенным добавил третью.

Лицо Ефима Львовича помолодело, как сказал бы он сам, ровно на сто долларов. – Вы его можете догнать, – подсказал старик, осчастливленный тремя "зелеными". – Сегодня из Талаг намечается чартерный рейс. В Питер. А оттуда до Северного – рукой подать.

Так Аркадий Семенович и поступил. В Питере он Тюлева не догнал. Встретились они уже в управлении бумкомбината.

– А, профессор! – воскликнул Александр Гордеевич, как будто и не было никакого ЧП. Пожар как пожар – горел цех. – Каким ветром? Слыхал... Слыхал... В Архангельске вы меня искали? Что-то пожарное? – Как и у вас. У нас хлеб да квас, – наигранно бодро отшутился лесопромышленник. Взорвали, подлюки. Лучший цех страны!

Александр Гордеевич вернулся к окну. Рукой поманил профессора.

– Полюбуйтесь. Потом расскажете моему лучшему другу, а вашему шефу. Печальный будет рассказ... – Почему? Наоборот... В правительстве уже отреагировали. Я ещё только подлетал, а телевизионщики уже снимали натуру. Как же! Сенсация! Огонь уничтожил предпринимателя Тюлева. А кто сотворил? Вы можете мне ответить, профессор? – Могу. Небрежность или же завистники. Не то говорите, профессор. Завистники – это народ, у которого ни гроша в кармане. Он быстрей пропьет, чем купит взрывчатку. А чтоб охраняемый цех улетел в небо, тут потребовалась не одна тысяча баксов. У кого они – вам известно... Ну, ничего. Где наша не пропадала.

Много на своем веку Аркадий Семенович встречал людей, ударенных бедой. Многих беда посылала в нокаут и многие потом оказывались в психушке или же кончали с собой. Но большинство – после угона машины или разграбленной квартиры – быстро приходили в себя и все начинали сначала – зарабатывали, воровали – до следующего удара судьбы. А действительность тем и колоритна, что бьет, не спрашивая кого и зачем.

Встречал Аркадий Семенович и таких, кто терял миллионы, взятые в долг. Безвольные – выбрасывались из окна, волевые – сжимали челюсти до зубовного скрежета, напрягали силы, чтобы подняться и вновь окунуться в пучину бизнеса. Но никто в подобных обстоятельствах не разыгрывал из себя этакого мальчишку, построившего на пляже домик из песка, а потом, наигравшись, дал спокойно растоптать свое строение.

Впервые Аркадий Семенович видел человека, которому пожар нанес убыток на миллионы долларов, а он смотрел на этот пожар, как будто любовался жутким зрелищем. Так, наверное, император Нерон обозревал полыхающий Рим. Но радость Нерона была объяснима: император входил в историю.

А Тюлев, Александр Гордеевич Тюлев, что ему за радость с олимпийским спокойствием и трезвой рассудительностью взирать на печальное происшествие в своем собственном царстве? Да, это было его царство. Здесь он бог, судья и главный законодатель – комбинат на правах частной собственности принадлежал ему и только ему.

Потом Аркадий Семенович узнает, в чем заключалось горделивое спокойствие лесопромышленника. Агент товарища полковника сообщит: подобного пожара Александр Гордеевич ждал как манны небесной. Нанесенный пожаром убыток по распоряжению северо-западного политбюро ему возместили из общака, притом в такой сумме, которую он запросил. Этих денег оказалось достаточно, чтоб перекрыть пропажу из поезда.

Пожар был потушен. Но люди не расходились. – Надеюсь, обошлось без жертв? – Почти, – ответил владелец и уточнил: – Сгорело восемь. Двое в реанимации.

Видя, что профессор слушает вполуха, наблюдает, как пожарные, укротив пламя, отводят машины, скатывают шланги, как лужи на легком морозце уже покрываются ледком, – Александр Гордеевич тихо произнес: – Это правильно, что вы приехали... Как узнали? – О чем? – Ну, что в реанимации сын вашего шефа. – Сузик? – Сердца Аркадия Семеновича дрогнуло. Мелькнула мысль: "Ведь он же в лесотехнической школе?" – Профессор, не делайте удивленные глаза. На своем квадратном лице Тюлев изобразил ухмылку. – Вам-то не знать, кто его загнал в ЛТШ? Не вы ли? Намерение у вас, конечно, благое – вытащить парня из болота, подальше от водки. – Может быть, – согласился Аркадий Семенович. – Но как он здесь очутился? – Это вы его спросите...У вас он был никто, а я его сделал мастером. Он же прирожденный производственник. – Он просто талантлив. А в чем? Не исключено, что и в производственной деятельности...И все же вы меня удивили. – Вы хотите, профессор, сказать, что для вас это неожиданность? – И какая! – Тогда с какой целью вы здесь? Чтоб на мою морду взглянуть, как на ней отражается пламя пожара? Не так ли?

Тюлев явно издевался. Он что-то заподозрил, но сделал вид, что очень рад своевременному приезду психиатра: друг на всякий случай прислал своего врача – после такого ЧП и у крепкого предпринимателя может крыша поехать. Но такой друг – это же первый недруг, и поэтому Александр Гордеевич уже говорил как думал: – Профессор, я вас очень уважаю. Не исключено, случится так, что вы согласитесь стать моим врачом. Не всегда же Суркисам быть на гребне волны. А почему бы не взлететь на гребень парню из рабочего класса, коренному пролетарию? А? – У вас все впереди.

Других слов он и не ожидал. Психиатр читал его мысли, а они – такие мысли – всегда на поверхности. – Ну, допустим, не все. Но многое, поскромничал Александр Гордеевич и повторил вопрос: – И все же, профессор, что вас привело на Северный?

Вот теперь настал момент спросить и получить самый достоверный ответ. – На Северном я случайно, – сказал Аркадий Семенович. – Потому что вы здесь. А привела меня необходимость – выяснить судьбу нашего аналитика. Что с ним? – Александр Гордеевич, вам-то зачем удивляться? Вы напрасно подозреваете, что на торгах были ваши деньги. Вам же предоставили возможность лично убедиться... – Было такое. – Тогда почему не отпустили Фиделя Михайловича? – Ах, вот вы о чем! В таком случае о нем должна беспокоиться его жена. – Жена женой, а шефство над аналитиком мое. С первого дня его работы в "Лозанде". Это сын моего учителя. Благодаря его отцу я стал тем, кем хотел быть... Впрочем, вам этого не понять. – Ну почему же, профессор? – возразил Александр Гордеевич. – Вы считаете, что я шантрапа необразованная. Кстати, у меня тоже есть дипломы – кандидата и доктора наук. Я их повесил у себя в офисе как портреты.

Александр Гордеевич принялся рассказывать о том, как побывал у него в гостях известный предприниматель и он же более известный как либеральный демократ ( по характеристике Александра Гордеевича: скандальный раввин). Так этот либеральный демократ признался: когда он купит степень доктора философских наук, он тоже диплом заключит в рамочку и в кабинете на самом видном месте – за своей спиной – повесит.

– И что это ему – ума прибавит?

Тюлев чуть ли не захохотал: – Имидж! Приятно сознавать, что ты тоже хрен. Но не собачий, а собачачий. Между прочим, дипломы я купил. Хотел сразу и профессорский, но профессорский, оказывается, вовсе не диплом, а всего лишь аттестат. Аттестат у меня есть. За среднюю школу. Вечернюю.

Своей болтовней Тюлев уводил профессора в сторону, явно не желая признаваться, куда запрятал аналитика. И – жив ли он? Товарищу полковнику агент докладывал: в день аукциона, по крайней мере, вечером того дня, о нем было известно, что группа захвата его вывезла в лес. А леса в России – на тысячи километров, и где, в каком лесном поселке его прячут, знают только осведомленные. Самым осведомленным был сам хозяин леса .

Спросить прямо: в каком леспромхозе? Но тогда этот бандит вычислит, откуда Лозинскому поступают сведения – товарищ полковник потеряет своего агента. А своих подставлять – подлейшее дело. Эту истину Аркадий Семенович усвоил ещё в детстве, когда его отца подставил родной дядя: тому нужно было обеспечить себе выезд за границу – в командировку. Из командировки дядя не вернулся – остался в Израиле. – Он в Архангельске? – Если вы имеете в виду аналитика, – уточнил Тюлев, – и если он муж вашей обаятельной террористки, то я к нему не имею никакого отношения. – А кто же тогда его схватил? Не ваши ли гвардейцы? – Отнюдь, – отрекся Тюлев. – Я слыхал, что аналитика фирмы

"Лозанд" будто бы взяли как заложника. В обмен на его голову могут потребовать головы террористок. Местные налетчики пытались у вашей матроны отобрать наличку. – Пытались, значит, не отобрали?

Об этом Аркадий Семенович мог бы и не спрашивать. Антонина Леонидовна уже отчиталась за командировку. И товарищ полковник, отправляя профессора в опасное турне, предостерег: четыре трупа Тюлев не простит, если, конечно, это были его люди.

На уточняющий вопрос профессора реакции не последовало. Ну, пытались отобрать – не отобрали. Не получилось. Налетчиков не подпустили к деньгам не амбалы из "Альфы", а пожилые женщины, с виду уставшие от поездок челночницы. Тюлев об этом говорил спокойно, четко давая понять, что чужая неудача его не колышет. – Я знаю, Александр Гордеевич, у вас на Севере, на вашем Севере,

– подчеркнул профессор, – прекрасные связи. Пусть ваши гвардейцы установят место нахождения аналитика. Я в долгу не останусь. На веку, вы понимаете, как долгой ниве...

Тюлев высказался неопределенно: – Обещаю искать, но не обещаю, что найду. – И на том спасибо, – поблагодарил Аркадий Семенович и попросил провести его к Сузику.

Александр Гордеевич уточнил: – Я приказал доставить Сузика в Питер. Но коль вы здесь, можете забрать его в Москву. Смотрите сами.

Он вызвал телохранителя, кратко проинструктировал:

– Это профессор. Из Москвы, – показал на Герчика. – Он забирает Сузика.

Потом из внутреннего кармана достал сотовый. Отдал распоряжение на подготовку вертолета к вылету.

28

Выйдя на привокзальную площадь, Фидель Михайлович смущенно осмотрелся, чтоб ненароком не встретить знакомых: кто увидит его в этом непривычном для него одеянии, остолбенеет: зэк да и только. Мешала близорукость, но, слава богу, каким-то чудом удалось сберечь очки, хотя по очкам-то да бороде как раз и узнали бы.

Веселое, уже совсем весеннее солнце, било в глаза – городское солнце, подкрашенное смогом, солнце особое, московское. К нему только надо присмотреться. Москвичи обычно не присматриваются – они вечно, как муравьи, спешат.

Сейчас, против обыкновения, Фидель Михайлович не спешил. У него было несколько минут, чтоб, глядя на необозримый город, ощутить себя свободным и... в полной безопасности. Но безопасной свободы, как известно, не бывает.

Откуда-то сбоку, от метро, подлетел Алик. – Паря, бежим! Сторговался.

Чтоб не топтаться в очереди на такси, Алик нашел непатентованного частника, с ним и договорился за пару целковых.

Еще при побеге, выбираясь из тайги, Фидель Михайлович признался Алику, что у него в Москве, во Внуково, есть квартира. И Алик тогда чуть ли не на весь лес закричал: – Но ты же миллионер! А обитаешь в каком-то Внуково. И на кой хрен я тебя вытаскиваю из говна? Мне так хочется пожить в шикарном доме в центре города. И чтоб под моими окнами каждое утро проезжал президент. – Зачем это тебе? – спрашивал Фидель Михайлович. – Мечта моей жизни – хотя бы разочек плюнуть на высокого начальника. – Тебя так плюнут со всех стволов сразу... – было обещание. – А пока топай...

И вот теперь мечта его могла сбыться – они притопали в Москву. Но от проданного Калашникова осталась одна мелочишка – чтоб на такси добраться хотя бы до Арбата.

Фидель Михайлович меньше всего думал, что в зэковском одеянии его могут не подпустить не то что к офису фирмы, но даже к подъезду "высотки". Алик вовсе ни о чем не думал – теперь это была забота "миллионера".

Так и произошло. Их остановили уже в подъезде дома. Дюжий охранник с короткоствольной двадцатикалиберной "тулкой" взглянул на пришельцев, как смотрит ревизор на безбилетных пассажиров. – Вы не ошиблись, голуби? "Макдональдс" на Малой Бронной.

Но тут из-под руки Алик: – Ты че, паря? Не узнаешь? Мы со спецзадания.

Из дежурки вышел начальник охраны, мирный на вид мужичонка, с белой бляхой на черной униформе, по выправке – из отставников. – Это кто со спецзадания?

Алика он не удосужил даже взглядом, а вот аналитика узнал. – Никак вы, Фидель Михайлович? – Не удивляйтесь, Андрей Алексеевич. Мы действительно со спецзадания. – А говорили... А этот с вами? – Начальник охраны показал на Алика. – Со мной.

Что было в офисе!.. Дом закачался. Антонина Леонидовна увидела живого бородатого очкарика – уронила чашку (она пила кофе). Подлетела к Фиделю Михайловичу, схватила его, как рыбак хватает огромную живую рыбину, чтоб та случайно не вырвалась, не полетела за борт. Он почувствовал её железные объятья и крепкий в обветренные губы поцелуй. От внезапной радости её черные глаза антрацитово блестели, по смуглой щеке покатилась слеза. Не предполагал он, что эта крупная волевая женщина не в силах скрывать свои чувства.

Антонина Леонидовна не сразу выпустила его из своих объятий, а когда выпустила, рывком распахнула дверь в кабинет шефа. – Ананий Денисович! Ананий Денисович! Полюбуйтесь! Вот он! Собственной персоной!

Ананий Денисович поднял голову, энергично вышел из-за стола, быстрым шагом направился к человеку в сером замызганном ватнике и в каких-то черт знает где найденных ботинках. Но фигура, борода, очки свидетельствовали, что это и есть неизвестно было куда сгинувший аналитик. Его аналитик! Тоня! Коньяк и рюмки. Живо!

Ананий Денисович тоже был несказанно обрадован: когда его человек возвращается с того света, притом, целым и невредимым – это уже событие.

Алик хотел было вслед за парей шагнуть в кабинет, но телохранитель шефа – Дима, по прозвищу Башня, – всегда у двери, схватил Алика за плечо, повелительно посадил рядом с собой, ощупал его одежду, рюкзак, тихо, не глядя по сторонам, утробно произнес: – Пригласят – пойдешь.

Но Алика не пригласили ни сейчас, ни потом. Он сидел, скучал, глотая слюни, за высокой дубовой дверью пили и закусывали, а у него в рюкзаке ни корочки, ни буля – все, что было в бутылке, высосал перед Москвой и бутылку выбросил, целя в километровый столб. Он слышал, как маленький человек с огненно-рыжими волосами и острым птичьим носиком на худощавом лице, крикнул: "Тоня! Коньяк и рюмки!"

Алик сидел в кресле рядом с неразговорчивым телохранителем, злобная зависть накаляла кровь: "Миллионеры... Не успели поздороваться – сразу за коньяки... Ничего, и я в Америке напьюсь от пуза".

Поглядывая на молчаливого и строгого цербера, он уже не сомневался, что паря, которого он вывел из леса, кишащего рабами, действительно миллионер. Теперь он был спокоен: паспорт почти у него в кармане.

Вскоре через приемную в кабинет проследовал старик – мясистая голова без шеи, туловище в два обхвата, ноги толстые, короткие – не человек, а хряк, не хватает только на пунцовых щеках рыжей щетины.

Охранник не остановил. Значит, этот старик свой.

А в кабинете после первой рюмки за благополучное возвращение, выслушивали аналитика. Товарищ полковник, опоздавший на первую рюмку, ни о чем Фиделя Михайловича не расспрашивал – у них разговор будет длинный и обстоятельный, но не у шефа, а в кабинете-сейфе.

Вопросы задавал Ананий Денисович. Судя по ним, шеф знал если не все, связанное с покупкой Поморского комбината, то главное. Деталей он не касался. Он только напомнил: – Аркадий Семенович отправился вас выручать, а вы сами себя выручили. – Не совсем так, – мягко возразил Фидель Михайлович. – Мой спаситель в приемной. – Прекрасно. Мы его отблагодарим, – сказал Ананий Денисович. – Тоня займется. Он кто? – Инженер-технолог. Специалист по взрывчаткам. Когда-то работал в "Почтовом ящике". Но однажды напился и проиграл себя в карты. Его купил Александр Гордеевич. Он у него был инструктором. Но, видимо, работой тяготился. Готовился к побегу, а тут я...

Этих слов оказалось достаточно, чтобы Ананий Денисович изменил свое решение: – Вашим спасителем займется Иван Иванович.

Товарищ полковник сделал в своей папке пометку. Да, шеф, конечно, прав – такого специалиста отпускать нельзя. Специалисты по взрывчаткам на дороге не валяются. Так посчитал и Фидель Михайлович. Он тешил себя тем, что благодаря ему фирма заполучит инженера-технолога, дефицитного по ныненшим временам умельца.

Ананий Денисович взглянул на часы – он, как всегда, торопился. Обращаясь к Фиделю Михайловичу, сказал как приказал: – Вечером я жду вас в гости.

Перехватив умоляющий взгляд своей секретарши, улыбнулся, что случается с ним довольно редко, великодушно разрешил ей сегодня уже не появляться в офисе: – Забирайте нашего именинника. А вас, – повернулся к товарищу полковнику, – прошу остаться.

Когда Фидель Михайлович вышел в приемную, Алика уже не было. Не было и телохранителя – Димы-Башни. Участливо подумал: "Наверное, в буфете".

29

Из окна квартиры на Котельнической набережной Кремль – как на ладони. Фидель Михайлович смотрел на краснокирпичную громадину, словно видел её впервые. Он испытывал легкий озноб от сознания, что отсюда, из этой краснокирпичной громадины, исходит необычное свечение. Кто попадает в его лучи, тот стремительно взмывает к государственной верхотуре, занимая лучшие кремлевские кабинеты, но на верхотуре, как правило, долго не держится низвергается в бездну.

Не иначе как в стенах этой громадины замуровано проклятье. Оно и низвергает владыку, порой не оставляя от него даже пепла.

А вот новых, скороспелых правителей, на местах, где нет высоких краснокирпичных стен, проклинают рабы. У каждого правителя они свои. Есть они и у вора в законе Александра Гордеевича Тюлева. Они его тихо проклинают, но одними проклятьями в бездну не свалят – не те это рабы, Эти, потерявшие работу на Украине и в Молдавии и заарканенные тюлевскими гвардейцами, покорно валят лес, оголяют северные просторы. Бездумные вырубки уже можно разглядеть из кремлевских кабинетов.