Текст книги "Царь Иоанн Грозный"

Автор книги: Борис Федоров

 
Атаман говорил донским казакам,
По имени Ермак Тимофеевич:
«А и вы гой еси, братцы, атаманы казачие!
Некорыстна у нас шутка зашучена.
И как нам на то будет ответствовать?
В Астрахани – жить нельзя,
На Волге жить – ворами слыть,
На Яик идти – переход велик,
В Казань идти – грозен царь стоит,
Грозный царь-государь Иван Васильевич;
В Москву идти – перехватанным быть,
По разным городам разосланным
И по тёмным тюрьмам рассаженным.
Пойдёмте мы в усолья к Строгановым,
К тому Григорию Григорьевичу».
 

Однако в это время не было уже в живых ни Якова, ни Григория Строгановых. Остался третий брат, Семён Аникиев, с двумя племянниками – Максимом, сыном Якова, и Никитою, сыном Григория, причём, как видно, Никита не жил в большом согласии с дядею Семёном и двоюродным братом Максимом.

Казаки явились к Строгановым в чусовские городки, в числе 540 человек, в конце июня 1579 года и оставались здесь до сентября 1581 года. В это время, по словам летописца, они помогали Строгановым защищать их городки. В июле 1581 года 680 человек вогуличей, под начальством мурзы Бегбелия Агтакова, напали неожиданно на Строгановские владения и начали жечь деревни, забирая в плен людей; но ратные люди из городов с успехом напали на них и взяли в плен самого мурзу Бегбелия. Вслед за тем Строгановы решили отпустить казаков Ермака с товарищами за Уральские горы для достижения той цели, с какою отцы их испросили царскую грамоту в 1574 году.

Ещё задолго до царя Кучума (читаем мы предание, записанное в летописи) разные небесные знамения предвозвещали падение сибирского царства: на воздухе являлся город с христианскими церквами; вода в реке Иртыше казалась кровавою; Тобольский мыс выбрасывал золотые и серебряные искры. При Кучуме эти знамения умножились. Рассказывали, что от Иртыша приходит белый волк, а от Тобола – чёрная гончая собака и грызутся между собою. Белый волк – по объяснению сибирских шаманов (волхвов, кудесников) – означал Кучумову рать, а чёрная собака – русских. «Быть войне! Погибнет царство сибирское от русских!» – так проповедовали шаманы.

Два года с небольшим прожил Ермак с товарищами у Строгановых. Наконец 1 сентября 1581 года Семён, Максим и Никита Строгановы отпустили казаков на сибирского салтана, присоединив к ним ратных людей из своих городков – литовцев, немцев (пленных), татар и русских, всего 300 человек; а всего в отряде Ермака с казаками было 840 человек. Строгановы дали им жалованье, снабдили их съестными запасами, одеждою, оружием, пушечками и пищалями, дали проводников, вожей, знающих сибирский путь, и толмачей, знающих басурманский язык, и, наконец, священника для совершения разных христианских треб. Отстояв напутственный молебен, Ермак двинулся с своим отрядом в поход.

Но в тот самый день, когда Ермак со своею дружиною пошёл на очищение сибирской земли, вогуличи, под предводительством пелымского князя, напали на пермские места, на Чердынь и на Строгановские владения. Строгановы отправили в Москву грамоту с жалобою, что вогуличи пожгли их слободки и деревни, усольские варницы и мельницы, хлеб всякий и сено, крестьян с жёнами и детьми в плен взяли, и просили, чтобы царь велел им дать на помощь ратных людей с ружьями. Между тем чердынский воевода Перепелицын, вероятно, не поладивший со Строгановыми, донёс царю, что в то самое время, как пелымский князь напал на Пермь, Строгановы, вместо того чтобы защищать эту область, отправили своих казаков воевать сибирского салтана. Вследствие этого донесения царь велел отправить к Строгановым грамоту, в которой говорилось, между прочим: «Непременно, по этой нашей грамоте, отошлите в Чердынь всех казаков, как только они к вам с войны возвратятся, у себя их не держите; а если для неприятельского прихода вам в остроге пробыть нельзя, то оставьте у себя немного людей, человек до 100, с каким-нибудь атаманом; остальных же всех вышлите в Чердынь, непременно тотчас. А не вышлете из острогов своих в Пермь волжских казаков, атамана Ермака Тимофеева с товарищами, станете держать их у себя, и пермских мест не будете оберегать, и если такою вашею изменою, что вперёд случится над пермскими местами от вогуличей, пелымцев и от сибирского салтана, то мы за то на вас опалу свою положим большую, атаманов же и казаков, которые слушали вас и вам служили, а нашу землю выдали, велим перевешать».

Воин Оничков, отправленный царём с приказом – взять и отвести в Пермь Ермака с товарищами и не задирать сибирского салтана, не мог исполнить царского приказа: Ермака нельзя было воротить – он был уже далеко.

Поход свой Ермак начал по реке Чусовой (левому притоку Камы). Четыре дня казаки плыли на стругах и челнах вверх по этой реке до устья реки Серебряной. Река Чусовая – река быстрая и каменистая: казаки уставали и принуждены были часто останавливаться на отдых. Раз пристали они к большому камню, имевшему около 25 саженей в вышину, 30 саженей в длину; в камне было отверстие в рост человека. Казаки полезли в это отверстие и нашли большую пещеру, а в ней множество самодельных покоев. Отдохнув тут, казаки поплыли далее. В песне поётся, что они тут и зимовали:

 
И нашли они пещеру каменну
На той на Чусовой реке, на висячем большом каменю,
И зашли они сверх того каменю,
Опущалися в ту пещеру казаки,
Много – не мало двести человек;
А которые осталися люди похужее,
На другой стороне в такую ж пещеру убиралися.
И тут им было хорошо зиму зимовать.
 

Камень этот до сих пор называется Ермаковым камнем.

Когда казаки добрались до верховьев Чусовой реки, то здесь местами стало так мелко, что вода уже не подымала стругов. Ермак снял со своих судов паруса и запрудил ими реку, растянув их поперёк её и устроив таким образом плотину, – вода поднялась, и все струги, один за другим, прошли через мель. Из Чусовой въехали в реку Серебряную или Серебрянку, по которой плыли два дня до сибирской дороги. Здесь высадились и поставили земляной городок, назвав его Ермаковым Кокуем-Городом. С этого места перевезлись волоком через проходы в Уральском хребте в реку Жаровлю, впадающую в Тагил, а отсюда спустились в реку Туру, приток Тобола.

Здесь начиналась сибирская страна, сибирское царство. До сих пор казаки никакой помехи не встречали; редко даже и людей по берегам видели: земля здесь была дикая, почти совсем безлюдная; если и встречались изредка люди, то, поглазев только на казаков, уходили прочь. По реке Туре пошло люднее: здесь народ был уже не кочевой, а оседлый, пахотный. Здесь казаки впервые встретили городок (теперь город Туринск), где властвовал князёк Епанча, подручник Кучума. Тут пришлось уже пустить в дело оружие, потому что с берега стали стрелять из луков по казакам. Они дали залп из ружей. Несколько татар упало; остальные в ужасе ударились в бегство: никогда ещё не видели огнестрельного оружия. Городок Епанчи был разорён казаками.

На реке Тавде казаки схватили несколько татар и в том числе одного из живших при Кучуме, именем Таузака, который рассказал Ермаку подробно о своём салтане и о его приближённых:

«Кучум живёт в городе Сибири, а город этот стоит на реке Иртыше. Сам Кучум теперь слеп, однако всё ещё он сильный царь и всех в страхе держит; под его рукою много князьков, и все ему дань платят. Есть у него и храбрые воины, особливо родственник его Маметкул: это такой богатырь, такого другого не сыщешь во всей нашей земле. Кучума-царя многие не любят за то, что он стал насильно вводить магометову веру. Есть у него войско, и всяких снарядов военных много; а только нет у него таких луков, как ваши. А были бы у него такие луки, он все бы земли покорил. Сибирь-город с бухарцами торгует: приезжают они к нам из своей земли с разными товарами и берут у нас меха. А идти к Сибири вам теперь Тавдою-рекою, а Тавда в Тобол вошла; стало быть, пойдёте вы Тоболом, а из Тобола прямо в Иртыш – тут скоро и Сибирь будет».

Ермак отпустил Таузака к Кучуму, чтобы он своими рассказами о казаках настращал хана. Таузак, по словам летописца, так говорил Кучуму:

«Русские воины сильны: когда стреляют из луков своих, то огонь пышет, дым выходит и гром раздаётся; стрел не видать, а уязвляют ранами и до смерти побивают; ущититься от них никакими ратными сбруями нельзя, – все навылет пробивают».

На ружьё, конечно, всего более и надеялась горсть храбрецов, задумавшая не более не менее, как завоевать целое царство и покорить десятки тысяч людей!

На реке Тоболе татары попытались остановить Ермака, протянув поперёк реки железные цепи. Изворотливый Ермак прибегнул к следующей хитрости: он велел навязать пуков из хвороста, напялил на эти пуки залипшее казацкое платье и расставил их в лодках, а сам высадился на берег с своими казаками и напал на татар с тыла. Видя, что и в лодках казаки, и на берегу казаки, татары ударились бежать, а Ермак, сняв цепи, поплыл дальше.

Казаки плыли вниз по Тоболу, и не раз приходилось им разгонять выстрелами толпы туземцев. Кучум, хотя и был напуган и рассказами беглецов о больших силах врага, и разными зловещими предсказаниями и предзнаменованиями, тем не менее не был намерен сдаваться без боя. Собрал он всё своё войско. Расположившись сам станом на берегу Иртыша, близ устья Тобола (неподалёку от ныцешнего города Тобольска), под горою Чувашьею, он устроил здесь новую засеку на всякий случай, а царевича Маметкула отрядил С большим войском (в 10 000 человек) вперёд, навстречу казакам. Он встретил их на берегу Тобола, при урочище Бабасан. Завязалась кровопролитная битва, продолжавшаяся целых 5 дней. Увидев множество неприятелей, казаки сперва было смешались; но Ермак бросился вперёд и ободрил их. Стали казаки стрелять по татарам и многих из них повалили. Сначала татары испугались выстрелов, но потом оправились и начали биться с казаками. Долго они бились. Досталось и казакам; однако Маметкул не мог одолеть их и побежал, сгубив много своего войска. А казаки поплыли дальше. Недалеко от Иртыша один из вельмож или карачей защищал свой городок: казаки разгромили его, взяли мёд и царское богатство, затем отправились дальше. Неприятели настигли их на Иртыше: татар собралось такое множество, что от стрел их не было проезда. Ермак причалил к берегу, кинулся на татар и побил их крепко; но казаки поплатились за свою победу несколькими убитыми и все до единого были переранены. Положение казаков становилось опасным. Татары, верно, разглядели, что врагов не слишком-то много, и всеми силами налегли на них. Но казаки были уже недалеко от столицы Кучумовой. Скоро должна была решиться участь их похода. Надо было выбить Кучума из его засеки и овладеть столицей.

Наступала ночь. Казаки тихо подвигались против воды по быстрому Иртышу. Ермак стал думать, что ночью не годится плыть, что, наверно, где-нибудь засели татары: столица была близко – стало быть, не пропустят же они их без боя. Да и устали казаки, не мешало бы отдохнуть. Заметив невдалеке городок Атик-Мурзы, Ермак взял его уж почти ночью и засел там с своими казаками.

И вот настала ночь – осенняя, тёмная. Под Чувашьею горою горели огни; копошились татары, готовясь к завтрашнему бою; шум и гул из стана их нёсся по реке. Казакам не спалось; сердце у них щемило от тревоги. Да и было о чём призадуматься: силы у Кучума было гораздо больше – на каждого русского приходилось, пожалуй, по 20 татар. Собрались казаки в круг и стали толковать, как быть: вперёд ли идти или назад вернуться? Одни кричали, что надо уходить домой, что разного добра уж набрано вдоволь, что идти на Кучума – значит лезть на верную смерть; от трудного похода и частого боя у них и 500 человек в живых не осталось, а у Кучума ратных людей многие тысячи. Другие, которые были посмелее, и во главе их сам Ермак, рассуждали иначе.

«Братцы! – говорили они. – Куда нам бежать? Время уже осеннее, в реках лёд смерзается: не побежим, худой славы не примем, укоризны на себя не положим, но будем надеяться на Бога – Он и беспомощным поможет. Вспомним, братцы, обещание, данное нами честным людям (Строгановым)! Назад со стыдом возвратиться нам нельзя. Если Бог нам поможет, то и по смерти память наша не оскудеет в тех странах, и слава наша вечна будет».

Согласились с этим все и порешили – оставаться и биться до смерти.

23-го октября, на рассвете, казаки, усердно помолившись Богу, двинулись на засеку. Пушки и ружья сослужили теперь им свою службу. Татары из своей ограды пускали тучи стрел, но мало вреда причиняли русским. Наконец татары сами проломали свою засеку в трёх местах и ударили на казаков. Начался страшный рукопашный бой. Тут уж ружья не помогали: приходилось рубиться мечами или схватываться прямо руками. Оказалось, что казаки здесь показали себя богатырями: несмотря на то, что враги были в 20 раз многочисленнее, казаки сломили их. Сибиряки бросились назад в засеку, туда же вломились вслед за ними и казаки, а впереди всех Ермак и атаман Кольцо.

 
Не ясен то сокол по небу разлетывает, —
Млад Ермак на добром коне разъезживает
По тыя по силы татарский:
Куда махнёт палицей – туда улица,
Перемахнёт – переулочек.
 

Наконец казаки ранили Маметкула, главного героя татарского и опору Кучума. Татары выволокли раненого царевича из боя и бросились бежать во все стороны. Старый хан, стоявший до того времени на горе и молившийся с своими муллами о даровании победы над русскими, услыхав, что войско его побито и что все покинули его, горько заплакал, оставил засеку, прибежал в свой город Сибирь, забрал здесь, сколько мог, пожитков и бежал дальше.

Утомившиеся от боя казаки не гнались уж за обратившимися в бегство татарами, а пошли в свой городок, поставили сторожей и крепко уснули. Трое суток отдыхали они после своей славной победы, которая и им обошлась недёшево: в одном только последнем сражении пало их 107 человек[73]73
  В синодике тобольской соборной церкви означено именно 107 убитых в этом деле казаков.


[Закрыть]; немало было и раненых.

Похоронив с честью своих убитых товарищей, казаки 26-го октября тронулись к городу Сибири и через три дня были у него. Не велика была столица Кучума; с одной стороны защищённая крутым берегом Иртыша, а с других сторон – тройным валом и рвом. Дома в ней были из дерева и из нежжёного кирпича. Подошли казаки осторожно к городу и прислушиваются: ничего не слыхать, словно все в городе вымерли. Ермак думает: «Наверное, коварные татары устроили засаду и притаились. Нужно наперёд всё высмотреть, чтобы не попасть, по оплошности, в нечаянную беду». Послал он несколько казаков на разведку. Высмотрев всё в городе и вокруг города, посланные казаки возвратились с известием, что нигде нет ни души. Тогда русские вошли в опустелый город, из которого все жители разбежались неведомо куда. Многое множество золота, серебра, мехов и разных других дорогих вещей нашли тут казаки и всё по-братски поделили между собою.

Приуныли было победители в пустом городе. Идти дальше им стало уже невмочь, а между тем запасы у них кончались и наступала лютая зима. Голод и смерть грозили им. Так прожили они три дня. Наконец на четвёртый день пришёл к Ермаку один остяцкий князь с дружиною, принёс много даров и запасов и сказал: «Я был в бою под Чувашьей горою и увидел, что тебя победить нельзя, сказал об этом своему народу, и вот мы пришли к тебе с подарками. Будь нашим заступником!» Казаки обрадовались. Ермак ласково обошёлся с князем и сказал: «Ступайте, живите на прежних местах: никто вас не тронет». За остяками стали приходить с Иртыша и Тобола татары с жёнами и детьми, Ермак приводил всех приходивших к присяге государю, обнадёживал их его милостью, обходился ласково и отпускал без всякой обиды в их юрты. Казакам строго было запрещено обижать покорившихся басурманов.

С первых же недель своей зимовки казаки уверились, что теперь им нечего беспокоиться, что подвиги их надолго упрочили в этих местах тишину и спокойствие: они доверчиво стали выходить из города Сибири на промыслы и мелкими дружинами удалялись от прочих товарищей на порядочное расстояние. Так, однажды (это было 5-го декабря) 20 казаков отправились на Абалацкое озеро ловить рыбу. Они устроили себе там шалаши и, утомившись одно время работой, легли на покой, но стражи не расставили. А Маметкул был недалеко и сторожил их. Воспользовавшись их беспечностью, он подкрался к ним и умертвил всех до единого. Услышав об этом, Ермак пошёл мстить за товарищей, настиг татар при Абалаке и бился с ними до ночи. Ночью они разбежались, и Ермак возвратился в Сибирь.

Весною, по водополью, пришёл к Ермаку один татарин и сказал, что Маметкул стоит на реке Вагае, вёрст за 100 от города Сибири. Ермак тотчас же отрядил часть казаков, которые ночью напали на стан царевича, побили много татар, а самого Маметкул а взяли в плен и привезли к Ермаку в Сибирь. Ермак обрадовался, говорил ласковые речи царевичу, утешал его и стал отпускать ему самый лучший корм, а своим настрого приказал, чтобы никто не смел обижать его. Плен храброго Маметкула был страшным ударом для Кучума, стоявшего тогда на реке Ишиме (приток Иртыша). Но вслед за этою печальною вестью пришла другая дурная весть: скоро дали знать старому хану, что на него идёт князь Сейдяк, сын убитого им прежде князя Бекбулата, чтобы отомстить за смерть отца. Наконец ему изменил его карача (воевода) со своими людьми. Горько заплакал старик Кучум, говоря: «Кого Бог не милует, тому и честь на бесчестье приходит, того и любимые друзья оставляют».

Лето 1582 года Ермак употребил на покорение городков и улусов татарских по рекам Иртышу и Оби; взял остяцкий город Назым и пленил его князя, но зато потерял в этом походе храброго атамана своего Никиту Пана с его дружиною, которого сильно жалел.

Возвратившись из похода в город Сибирь, Ермак увидел, что ему нужна подмога, потому что людей у него осталось мало: пришёл он в сибирскую землю с 840, а теперь оставалось всего 300 человек. С такою малой силою нельзя было держаться в далёком краю против великого множества врагов. И вот Ермак шлёт о себе весть Строгановым: «Кучума-салтана одолел, стольный город его взял и царевича Маметкула пленил». Строгановы поспешили обрадовать этою вестью царя, который за их службу и раденье, пожаловал – Семёна городами: Солью Большою на Волге и Солью Малою, а Максиму и Никите дал право в городках и острожках их производить беспошлинную торговлю как им самим, так и всяким приезжим людям.

Но скоро в Москву явилось посольство от самого Ермака Тимофеевича.

 
«Проявился в Сибири славный крепкий казак.
Славный крепкий казак, по прозванью Ермак.
Уж как этот-то Ермак – он сражался, не робел,
Он сражался – не робел, всей Сибирью завладел.
Завладевши всей Сибирью, он царю послал поклон:
«Ой ты гой еси, надёжа – православный царь!
Не вели меня казнить, да вели речь говорить:
Как и я-то, Ермак сын Тимофеевич,
Как и я-то, воровской донской атаманушка,
Как и я-то гулял по синю морю,
Что по синю морю по Хвалынскому,
Как и я-то разбивал ведь бусы корабли,
Как и те-то корабли все неорлёные;
А теперича, надёжа – православный царь,
Приношу тебе буйную головушку
И с буйной головой царство сибирское!»
 

В большой кремлёвской палате, окружённый всем блеском царского величия, Иоанн Васильевич Грозный сидел на престоле в Мономаховой шапке, в золотой одежде, украшенной образами и дорогими каменьями. По правую руку стоял царевич Феодор, по левую – Борис Годунов. Вокруг престола и дверей размещены были рынды – царские телохранители в белых атласных кафтанах, шитых серебром, с узорными топорами на плечах. Вся палата была наполнена князьями и боярами. Раздался звук труб и звон колоколов. В палату вошли, предшествуемые двумя стольниками, посланные Ермака. Позади них несли дорогие меха, разные старинные утвари и множество необыкновенного, ещё невиданного оружия. Во главе посольства шёл человек лет под 50, среднего роста, крепкого сложения, с быстрыми, проницательными глазами, с чёрной, густою, но короткою бородою, подернутою лёгкою проседью. Это был Иван Кольцо, первый сподвижник Ермака.

«Великий государь, – сказал он, приблизившись к ступеням престола, – казацкий твой атаман, Ермак Тимофеев, вместе со всеми твоими опальными волжскими казаками, осуждёнными твоею царскою милостью на смерть, старались заслужить свои вины и бьют тебе челом – новым царством. Прибавь, великий государь, к завоёванным тобою царствам: казанскому и астраханскому – ещё и это сибирское, доколе Всевышний благоволит стоять миру!»

С этими словами посол Ермаков вместе с товарищами своими опустился на колени и преклонил голову свою до земли.

– Встаньте, добрые слуги мои! – сказал Иоанн. – Кто старое помянет, тому глаз вон и быть той прежней опале не в опалу, а в милость!

Встав с земли, Иван Кольцо подал царю Ермакову грамоту о покорении Сибири. Эта грамота обрадовала царя: он простил казакам все прежние вины их, хвалил Ермака и всех его сподвижников, велел по церквам служить молебны и звонить во все московские колокола. Молва, что не оскудела милость Божия к России, что Бог послал ей новое обширное царство, быстро разносилась в народе: народ толпился в церквах, на площадях, на улицах; везде шли толки про Ермака и его казаков, причём наряду с правдою рассказывалось много и таких чудес, каких на самом деле и не бывало. Ивана Кольцо и бывших с ним казаков царь пожаловал великим своим жалованьем – деньгами, сукнами, камками; оставшимся в Сибири казакам он послал своё полное большое жалованье, а Ермаку – богатую шубу с своего царского плеча, серебряный ковш и два дорогих панциря (доспеха). В своей милостивой грамоте, посланной Ермаку, царь величал его князем сибирским. Для принятия у Ермака завоёванных им сибирских городов отправлены были воеводы – князь Семён Волховской и Иван Глухов – с пятью сотнями стрельцов.

Иван Кольцо возвратился с царскими воеводами и ратными людьми в город Сибирь 1 марта 1583 г. Воеводы объявили Ермаку и казакам государеву милость и отдали им государево жалованье. Атаман и казаки много радовались и веселились, что государь не только простил им прежние вины, но и за новую службу не оставил своею царскою милостью.

Стали они дарить царских воевод, чем кто мог – соболями, лисицами и другим дорогим мехом; а Ермак, на радости, задал большой пир всем ратным людям.

Пленный царевич Маметкул был отправлен в Москву: царь принял его ласково, взял его в свою службу и дал ему вотчины. Служа впоследствии в наших ополчениях, этот царевич писался в разрядах обыкновенно Алтауловичем (разрядные книги 1590 и 1598 гг.); следовательно, отцом его был Алтаул, а не Кучум и не Муртаза.

Князь Семён Волховской привёз с собою в Сибирь мало запасов, полагая, что у казаков заготовлено их вдоволь; а казаки между тем вовсе не ждали, что царские войска придут зимою, и запаслись на зиму только для себя. Поэтому заготовленные запасы скоро вышли. Страшные морозы, вьюги, метели, препятствуя казакам выходить на охоту и рыбную ловлю, мешали в то же время доставке хлеба из соседних юртов, где некоторые жители занимались хлебопашеством. От недостатка свежей пищи открылась болезнь (цинга), обыкновенная для новых пришельцев в холодном, сыром климате. Болезнь и голод произвели большую смертность: стали умирать ежедневно и казаки, и московские ратники; в числе прочих умер и сам воевода Волховской. Правда, наступившая весна способствовала прекращению болезни и голода, но бедствия казаков ещё не кончились этим. Один князёк, или карача, имевший многолюдный улус на Таре, имевший лазутчиков в Искере (Сибири), прислал Ермаку подарки с такою льстивою речью: «Хочу быть верным слугою московского царя, а ты пришли в мой улус своих казаков, чтоб они защитили меня и людей моих от неприятелей моих – ногаев. Казаков я приму с честью и награжу их за службу их». Поверил доверчивый Ермак хитрому татарину и, посоветовавшись со своими казаками, отрядил к нему 40 добрых воинов под командою атамана Ивана Кольца. Эта горсть отважных удальцов могла бы двумя или тремя залпами разогнать тысячи дикарей, но они шли к мнимым друзьям без всякого опасения и сделались жертвою своей доверчивости: карача напал на казаков врасплох со множеством своих татар и перерезал всех до одного[74]74
  В синодике тобольской соборной церкви убиение Ивана Кольца с дружиною означено 17-го апреля.


[Закрыть]. «Слышно же бысть, – говорит летописец, – в граде атаманом и казаком, что Иван Кольцо с дружиною, побиени быша и рыдаху...» Больше всех плакал Ермак о своём верном сподвижнике и его товарищах, как о своих родных детях, считая себя некоторым образом виновником (хотя и невинным) преждевременной смерти их, потому что поверил вероломному караче.

Обрадовавшись этой неудаче Ермака, окрестные народцы, бывшие данниками московского государя, возмутились против русских, убили в разъезде атамана Якова Михайлова и соединились с карачей, собравшим большую силу. Татары подступили к городу Сибири и обложили его со всех сторон: карача намеревался уморить казаков голодом. Казаков и стрельцов было мало, но они отсиживались долго и крепко. Наступил июнь; у осаждённых стали выходить запасы, и Ермак решился в крайности на отчаянное дело. Жалея людей, он до сих пор не делал вылазок; стрелять же из лёгких пушек не было цели, потому что неприятель стоял не под самым городом и не подходил близко к городскому валу. Наконец Ермак решил сделать вылазку и выбрал для этого тёмную ночь. Казаки вышли тайком из города и прокрались сквозь неприятельские обозы к становищу Карачи, на урочище, называемом Саусканом. Татары спали мирно, не подозревая опасности. Казаки кинулись на них и начали их резать. Заметались татары спросонок: слышат стоны и крики, а ничего впотьмах не видят и не понимают. Много было побито татар, и в числе их были убиты два сына Карачи. Когда занялась заря, татары несколько ободрились и кинулись на казаков, однако и казаки не сробели: забравшись в обоз Карачи, они стали оттуда отстреливаться. Бой продолжался до полудня. Наконец татары не выстояли и ударились в бегство. Сам карача бежал за Ишим. Ермак, хотя уже и слабый числом людей, пошёл вдогонку за ним вверх по Иртышу. Он покорил тут много городков. Один князь, по имени Еличай, привёл к Ермаку свою красавицу дочь, невесту сына Кучумова, предлагая ему взять её себе в жёны. Но целомудренный атаман отказался от этого предложения. Близ устья Ишима в кровопролитной схватке с жителями Ермак лишился пяти мужественных казаков, доныне воспеваемых в сибирских песнях, взял ещё городок Ташаткань и, достигнув реки Шиша, где начинаются голые степи, возвратился домой.

Немного уже осталось у Ермака людей из числа тех, которые пришли вместе с ним в Сибирь три года тому назад: все главные сподвижники его погибли в боях. Наконец и для него самого пробил последний, роковой час.

Утвердившись в Сибири, казаки завязали торговые сношения с бухарцами, и бухарские караваны уже два года к урочному времени являлись в город Сибирь на ярмарку, но теперь что-то запоздали. В начале августа Ермак получил известие, что Кучум собирается перехватить на дороге бухарский караван, шедший в Сибирь[75]75
  Всего вероятнее, что сам Кучум послал с ложною вестью о бухарском караване своего татарина к Ермаку, чтобы заманить последнего в засаду.


[Закрыть]. Отобрав сейчас же 50 человек самых отважных и надёжных казаков, Ермак пустился с ними на поиски вверх по Иртышу. Плыли целый день, выходили во многих местах и на берег, но нигде не встретили ни купцов, ни кучумовых людей. Наступала уже ночь, приходилось возвращаться домой. Но за целый день казаки до того истомились, что необходимо было дать им отдых. И вот на возвратном пути казаки причалили к острову при впадении реки Вагая в Иртыш. Привязав лодки, они вышли на остров, разбили шатры и от большой усталости заснули все до одного крепким сном, не поставив даже сторожей. Всегда очень осторожный и бдительный, Ермак на этот раз оплошал, точно злая судьба захотела посмеяться над ним...

Ночь была тёмная, ненастная; лил сильный дождь; крепкий ветер свистел и выл; по реке ходили волны, своим однообразным шумом и плеском ещё более усыпляя казаков. Как убитые спали казаки, забыв и про татар. А татары были близко, с другой стороны реки подстерегая казаков: Кучум целый день не терял следов своего злейшего врага. В самую глухую ночную пору он послал одного татарина искать брод к острову, потому что лодок у татар не было. Этот татарин был за что-то приговорён к смерти, но Кучум обещал помиловать его, если он доберётся до казаков, не переполошив их. Татарин поехал верхом на лошади, нащупал брод, высмотрел казаков и вернулся к Кучуму с вестью, что казаки все крепко спят и сторожей не выставили. Кучум не поверил такому невероятному известию и приказал татарину в другой раз пробраться к казакам и привезти ему какой-нибудь знак, вещественное доказательство справедливости своих слов. Татарин отправился снова, перебрёл реку и осторожно, как кошка, подполз к одному из шатров. Просунув под шатёр руку, он вытащил три пищали и три пороховницы, затем ползком добрался до берега и привёз их к Кучуму. Заиграло тогда сердце Кучумово, как сказано в летописи. Большой толпой, но тихо и осторожно стали татары переправляться к острову. Казаки продолжали крепко спать, ничего не слыша за воем ветра и шумом волн. И вот татары уже перебрались благополучно на остров, подкрались к беспечно спящим казакам, бросились на них разом. Так плачевно погибли казаки. Только два человека спаслись от татарского ножа: один из спасшихся в эту злополучную ночь добрался до города Сибири и принёс товарищам ужасную весть о гибели своих. Другой был сам Ермак. Услыхав стоны и суматоху, он вскочил на ноги, схватил саблю и бросился на татар, успев уложить нескольких из них. Но татары начали сильнее напирать на него. «Ко мне, братцы! Ко мне, товарищи!» – закричал громко атаман. Никто не откликался, никто не являлся на его зов. Увидел Ермак, что дело поправить уже нельзя, кинулся к берегу, порубил на дороге ещё несколько татар и бросился к лодкам, но лодки отнесло бурей на средину реки. Тогда Ермак кинулся в воду и поплыл к лодкам, но тяжёлый доспех, царский подарок, не давал ему плыть, тянул его ко дну, а татары пускали в него стрелы. Ослабел Ермак и утонул. Это было 5-го августа 1584 года[76]76
  В синодике тобольской соборной церкви записано: «Атаману Ермаку с товарищи сороки человеком, вечная память... и которые побиени с ним казаки по Вагаю-реке на переколи; а имена их в синодике написаны».


[Закрыть].

13-го августа тело Ермака приплыло к селению Епанчинские юрты, в 12 вёрстах от Абалака. Татарин Яниш, внук князька Бегиша, ловя рыбу, увидел в реке человечьи ноги, петлёю вытащил утопленника, узнал его по железным латам с медною оправою, с золотым орлом на груди, и созвал всех жителей селения смотреть на тело человека, наводившего страх при жизни. Кучум и самые отдалённые князья Остяцкие, извещённые о драгоценной находке, съехались насладиться местью над ненавистным, хотя уже безвредным врагом: положив тело Ермака на возвышенную площадку, татары пускали в него стрелы; исстреляв же его совершенно, они зарыли его в землю, а доспехи Ермака взяли себе. Верхняя кольчуга Ермакова отдана была жрецам Белогорского идола, нижняя – мурзе Кандаулу, кафтан – князю Сейдяку, а сабля с поясом – мурзе Караче. Стрелецкий сотник, Ульян Моисеев Демезов, узнал в 1650 году все обстоятельства и подробности дела о смерти Ермака от Калмыцкого тайши (начальника племени) Аблая, сильно желавшего иметь броню Ермакову и наконец получившего её от потомков Кандауловых, согласно повелению царя Алексея Михайловича.