Текст книги "Не проходите мимо. Роман-фельетон"

Автор книги: Борис Привалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

Фельетон двадцатый. Кто смеется последним…

Исполняющий обязанности предгорсовета учинял очередной разнос строителям клуба. Мощный голос Закусил-Удилова покрывал грохотанье камнедробилки:

– Целый год я вас работать учу, а клуб где? Исполком слушал-постановил, тут по плану уже кино должны крутить, платные танцы устраивать. А что мы имеем на сегодняшний день?

И своим и. о. председательским оком Игорь Олегович окинул панораму строительства, напоминавшую популярные развалины древнеримских культурно-просветительных учреждений.

Среди груд каменных осколков высилась мраморная дама, схватившаяся за голову. По замыслу знаменитого архитектора Массандрова эта кариатида должна была поддерживать балки над входом. Но за полтора года, кроме роскошной мраморной женщины, ничего не соорудили, ибо на остальное здание ассигнованных средств не хватило.

– Что мы имеем на сегодняшний день? – задумчиво повторил прораб. – Кирпича не имеем, цемента не имеем, транспорта не имеем, рабочих тоже нет: кому охота сложа руки сидеть? Вот и остались я да сторожа, как лица материально ответственные. Дробим камень для горасфальта – не ржаветь же агрегату без дела?

– Вот я тебя с работы сниму, строительная твоя душа, – закричал Закусил-Удилов нехорошим голосом, – будет у тебя время подумать, что ты мне наговорил! Я тут вас, бездельников, в щебенку раздроблю! Это мое мнение, и я его вполне разделяю!

И неизвестно, какие кары пообещал бы прорабу исполняющий обязанности, как вдруг на крыльце проходной будки появилась женщина в соломенной нимбообразной шляпке и очках-светофильтрах.

– Игорь! – крикнула она и сделала энергичный жест ладонью. – Боже, как ты шумишь! Пойди сюда. Есть новости.

– Закусилиха собственнолично, – пробормотал прораб. – Событие!

На улице, возле машины, между супругами произошел какой-то важный разговор. Помидорные щеки Игоря Олеговича дважды зеленели и дважды снова наливались томатным соком.

– Это очень-очень важно, – сказал Закусил-Удилов озабоченно. – Я это учту, немедленно учту. Хорошо, что ты меня предупредила. А когда это может произойти?

– Сегодня! Но ты уже в курсе дела. Тебе не страшно, – сказала Виктория Айсидоровна, влезая в машину. – Игорь, тебе нужен моцион! И вообще, сидя в автомобиле, трудно общаться с массами. Хватит мне ждать твоей славы! Ты должен действовать. Это последнее мое предупреждение!

Авто умчалось. Игорь Олегович вернулся к мраморной даме и сказал прорабу с неожиданной нежностью:

– Так ты кирпича просил? Цементу, значит?

Прораб ошеломленно прислонился к агрегату. Такого ласкового выражения на лице Закусил-Удилова он не примечал ни в один строительный сезон. Чем могла быть вызвана столь резкая перемена в поведении Удилова?

Игорь Олегович великодушно похлопал по плечу растерявшегося прораба и покинул объект.

Завидя начальство, дворники суетливо загоняли гусей в подворотни и начинали бойко размахивать метлами. Руководители бани № 1, к которой приближался Закусил-Удилов, запаниковали. Хотели уже освобождать парилку, так как Закусил-Удилову обычно было благоугодно париться в одиночку. Но он равнодушно проследовал мимо и направил свои стопы к парикмахерской № 3.

Там к приходу Игоря Олеговича уже все было готово: один из постоянных клиентов забежал предупредить мастеров гребешка и лезвия о надвигающейся опасности.

– Иду я мимо клубной стройки, – запыхавшись, сообщил он, – и слышу крик. Как старый коммунхозовец, я сразу определил: у Закусил-Удилова короткое замыкание! Так что, будьте готовы ко всему.

И ветеран коммунального хозяйства, не соблюдая правил уличного движения, помчался предупреждать других.

Тотчас были приняты все меры: в директорский кабинет трое мастеров при помощи гардеробщика внесли зеркало-трюмо, рядом с ним установили два вентилятора, лучшего мужского мастера Мусю Васильевну срочно отозвали из соседнего буфета, где она использовала свое право на обеденный перерыв.

Все знали, что Игорь Олегович в общем зале бриться не любит и свои алые ланиты доверяет только Мусе Васильевне. Чтобы во время парикмахерских процедур он не покрывался обильной испариной, обеспечивалась непрерывная циркуляция воздуха.

Заскрипели половицы, и в парикмахерской сразу стало теснее: широкие закусил-удиловские плечи целиком загородили весь дверной проем. Игорь Олегович молча поклонился трем небритым мужчинам и одному лохматому мальчику.

– Простите, кто здесь крайний? – спросил он мягким голосом.

– Наверное, его сняли, – пробормотал изумленный бригадир. – Что с ним произошло? Не узнаю…

– А может, это наши письма и жалобы подействовали? – шепнула бригадиру дамского зала изумленная Муся.

Тем временем клиент, коротая время, тихо шагал по комнате ожидания, читая прейскурант, стенгазеты, плакаты и объявления:

«…Оформление бровей пинцетом – 4 р.

Оформление и поднятие ресниц – 3 р.

Радиоактивный массаж – 8 р…»

– Радиоактивный, реактивный, радиолокационный… это актуально, – пробормотал Закусил-Удилов и перешел к изучению стенной газеты.

«Мастер мужского зала П. Дамочкин бреет уже в счет 1956 года!» – объявляла статья.

– Передовик! – быстро оценил достижение П. Дамочкина и. о. предгорсовета. – До чего добрился!

Потом Игорь Олегович долго знакомился с заметками сатирического отдела, озаглавленного «Волосы дыбом».

Далее Закусил-Удилов долго изучал красочное объявление работы анонимного художника:

«ТРЕБУЙТЕ ИНДИВИДУАЛЬНОЙ КИСТОЧКИ ДЛЯ БРИТЬЯ ВО ИЗБЕЖАНИЕ ГИГИЕНЫ».

Брила его все-таки Муся Васильевна. Но уже как обыкновенного смертного, в порядке живой очереди. Игорь Олегович вел себя так тихо, что у Муси это вызвало дрожь в руках, и впервые за последние пять лет она совершила порез щеки. Муся даже зажмурилась от ужаса, предугадывая катастрофические последствия. Но… ничего не произошло.

– Товарищ Муся, – тепло проговорил Закусил-Удилов, когда ему прижгли порез, – не в службу, а в эту самую… как ее?.. Ну, в общем выгляните на улицу: нет ли там чего-нибудь необычайного?

Муся Васильевна вернулась и доложила, что все спокойно. Игорь Олегович проворчал что-то про себя, а затем, освежив томатные щеки одеколоном и рассчитавшись, поклонился онемевшим мастерам:

– Счастливо стричь и брить! Обеспечить население парикмахерскими услугами – наша главная задача…

….Появление исполняющего обязанности предгорсовета на метеорологической станции было неожиданным даже для местных прогнозистов. Всего лишь два дня назад Закусил-Удилов подобно девятибалльному шторму обрушился на метеостанцию и разметал в пух и прах всю службу погоды.

На этот раз Игорь Олегович был нежен и ласков, как майский ветерок. Он подарил девушкам-лаборанткам букет ромашек. Попросил старичка-метеоролога, которого все звали «завоблаками», напрогнозить на ближайшие три дня переменную облачность без осадков и при этом пояснил:

– Мне эти три дня, учтите, остро нужны…

Завоблаками, часто хворающий старичок с лирическим складом души, впервые увидел грозного Закусил-Удилова и был им совершенно очарован:

– Какой симпатичный деятель! И как могут оклеветать человека! И самодур он, дескать, и демагог. А он просто подозрителен, озирается постоянно, высматривает кого-то…

До обеда Игорь Олегович, несмотря на отсутствие машины, побывал во многих местах. В яслях при кондитерской фабрике он кричал «агу» младенцам, источавшим ванильный аромат.

В часовой артели «Современник» любопытствовал, во сколько раз минутная стрелка движется быстрее часовой и есть ли в питьевых баках остуженный кипяток.

Возвращаясь в горсовет, Закусил-Удилов почему-то почувствовал себя несколько неуютно. Кудеяровцы, которых он встречал по дороге, как-то странно-насмешливо поглядывали на него, перемигиваясь друг с другом.

– Ничего, – говорил сам себе Игорь Олегович. – Хорошо смеется тот, кто смеется последним! Будешь ты, Игорь, председателем горисполкома! Как удачно получилось, что меня Вика предупредила.

Усевшись в тугое кожаное кресло у себя в кабинете, исполняющий обязанности обрел душевный покой и тотчас повелел вызвать Сваргунихина.

– Ну, какие там последние известия? – спросил Закусил-Удилов. – Что обо мне говорят?

– Да, как обычно, – колеблющимся голосом ответил Сваргунихин, – разное говорят, ассорти, так сказать.

– Свеженькое узнай, сегодняшнее. Понял? Иди. Да побыстрее!

Сваргунихин так неслышно вошел в приемную, что секретарша и ее подруга из бухгалтерии продолжали разговаривать и смеяться, не замечая его.

– Слушай дальше. Нашего временно председательствующего должны были сегодня снимать операторы кинохроники. Прямо за делом – где он бывает, что делает. Чтоб, значит, жизненно было. Как он это утром нынче узнал, так его словно подменили. Везде был, со всеми говорил. Вежливый, тихий, ласковый…

– Искусство перевоплощения, – проговорила работница бухгалтерии. – Нам бы его в наш драмкружок на роль…

Заметив Сваргунихина, работница бухгалтерии схватила секретаршу за руку.

– А-а, – махнула рукой секретарша, – он не слышит.

Сваргунихин бесшумными шагами прошел через приемную и закрыл за собой дверь.

«Большая неприятность, – подумал он. – Когда все смеются над одним, то одному плохо».

Из-за двери финотдела донесся взрыв хохота, и Сваргунихин, как булавка к магниту, прилип к замочной скважине своим большим, как капустный лист, ухом.

– Но вы послушайте самое забавное. Ходит он этак по городу, сам на себя не похож, разговаривает не своим голосом и озирается по сторонам: когда же, мол, меня снимать будут на всесоюзный экран? Поскорей бы! Уж больно надоело полдня исполнять обязанности хорошего человека. А операторы-то, говорят, утром из Кудеярова уехали! Отбыли в неизвестном направлении и горсовету не доложились. Ничего не поделаешь – не подчинены!

Сваргунихин почувствовал слабость в ногах и пошел в свою комнату. Столы были пусты – очевидно, все собрались в финотделе.

«Теперь председателем ему не быть… Он рассчитывал, что его для кино снимут, а его с работы… – думал Сваргунихин. – Уж больно он за последние дни выказал себя. Что же мне теперь делать-то?»

Он подошел к окну. Наискосок от исполкома, возле фотоателье, толпились смеющиеся прохожие: фотографы изымали из витрин крупногабаритный портрет и. о. председателя горисполкома.

«Дипломаты, – подумал завистливо Сваргунихин. – Снимают на всякий случай… А мне как быть? Впрочем, кажется, имеется одно запасное местечко…»

Сваргунихин торопливо снял трубку телефона и набрал номер. Оглянувшись на дверь, он вполголоса опросил:

– Дача Бомаршова! Три пятнадцать, два звонка. Управляющего. Петя? Это я. Сваргун. Твоему хозяину еще нужен агент по снабжению? Или, как там по-вашему, по-литературному, закупщик, что ли? Имей меня в виду. Да, обстоятельства изменились. Между нами… – Сваргунихин еще раз оглянулся и, почти засунув трубку в рот, прошипел: – Закусил на низ пойдет в ближайшие дни. Ясно? Петя! Помни обо мне.

Едва Сваргунихин успел положить трубку на место, как в дверь заглянула секретарша.

– Зовут, – прокричала она о ухо Сваргунихину. – Предупреждаю, короткое замыкание! Рычит! Грозится все кино уничтожить!

Сваргунихин заметался. Итти к начальству? А может, Закусил теперь уже не будет начальством?

И, то сгибаясь, то разгибаясь, Сваргунихин побрел навстречу неизвестности.

Игорь Олегович выкатил на него свои телячьи глаза:

– Какого чорта раньше про отъезд операторов не сказал?

– Кого? – зашевелил ушами Сваргунихин.

– Да ты что прикидываешься? Ты в моих словах каждую букву слышать обязан. Раз я сказал – значит, все. Где операторы?

– Куда? – невозмутимо продолжал Сваргунихин.

Закусил-Удилов на секунду растерялся, застыл в нерешительности, но потом схватил тяжелую пепельницу:

– Пошел ты…

Сваргунихин растворился в дверных портьерах.

– Нет верных людей, – вздохнул и. о. – Опереться не на кого.

С улицы донесся чей-то заливистый смех. Закусил-Удилов подошел к окну. Внизу, в палисаднике, группа исполкомовцев о чем-то оживленно беседовала.

Грузно топоча, Закусил-Удилов выбежал из кабинета.

Появление и. о. начальства не смутило сотрудников. Они продолжали веселое собеседование. Игорь Олегович даже несколько оторопел, но быстро пришел в себя:

– Демобилизуете коллектив? Что за вечеринки среди рабочего дня?!

– Кстати, среди рабочего дня, – спокойно пояснил Иркутьев из жилотдела, – имеется обеденный перерыв.

Закусил-Удилов пересчитал сотрудников и зловеще произнес:

– Гуляйте, гуляйте… пока… Но что-то давно у нас не было сокращения штатов… Пора, пора покончить с раздутым управленческим аппаратом!

Но в этот момент Игорь Олегович не увидел на привычном месте своего портрета в витрине фотоателье.

– Интриги! – пробормотал и. о. – Доберусь я и до этих операторов. Я им покажу, как дискредитировать ответственное лицо!

И, не обращая внимания на дружный хохот подчиненных, Игорь Олегович ринулся на противоположную сторону улицы.

Фотографы, завидев надвигающуюся грозу, быстро юркнули в помещение, подперли дверь штативом и вывесили табличку: «Ателье закрыто на фотоучет». Но второпях артельщики забыли снаружи одного из своих. Брошенный на произвол судьбы мастер в панике метался перед витриной, пока тяжелый взгляд и. о. председателя не приковал его к месту.

– Ну? – вопросил Закусил-Удилов.

– Мы так, мы ничего, – забормотал фотодеятель. – Портретик ваш нуждается в дополнительной ретуши… Мы его и того…

– Зайдите ко мне завтра с патентом, – сказал и. о. – Разберемся, по какому праву вы занимаете это помещение.

Как на грех, из-за угла, степенно шагая, появился представительный гусак с оранжевым клювом. Это нарушение директив переполнило чашу закусил-удиловского терпения. Произошло «короткое замыкание». Игорь Олегович распек подвернувшегося под руку милиционера, сделал выговор трем случайным прохожим, пригрозил всем дворникам улицы увольнением без выходного пособия. При этом несколько раз были помянуты нехорошими словами и гусак-нарушитель, и заезжие операторы, и даже Иркутьев из жилотдела.

Неизвестно, до чего договорился бы исполняющий обязанности, если бы его не смутило поведение сотрудников и прохожих. Чем больше распалялся Игорь Олегович, тем громче становился смех окружающих. И кроме того, Закусил-Удилова вое время раздражал какой-то непонятный стрекочущий звук.

Наконец, не выдержав, и. о. вскричал:

– Кто трещит? Кто смеет мешать руководящим указаниям?!.

И, властно выгнувшись, он оглядел улицу.

– Минуточку, вот так, не шевелитесь, – раздался в ответ деловитый голос. И опять послышался таинственный треск.

В тени сиреневого куста, на краю исполкомовского палисадника, стоял молодой брюнет с киноаппаратом в руках…

Фельетон двадцать первый. Авто-мотобиография

– Уважаемый механик, можно вас на секундочку?

– Владимир Прохорович, уделите минуточку!

– Товарищ Калинкин, вы обещали сейчас подойти!

– Володя, будьте ласковы!..

– Браток! Сделай доброе дело!..

И главному механику станции автообслуживания Владимиру Калинкину, аккуратному молодому человеку с черными бачками, приходилось ежесекундно проявлять ласку, любезность и доброту. Его синий щегольской комбинезон мелькал то у бензозаправочной колонки, то возле склада запчастей, то на площадке для мойки машин.

Через калинкинские руки за день проходили сотни различных механизмов.

– Товарищ главный, – вкрадчиво обратился к Владимиру Прохоровичу какой-то испуганный автопутник в майке и крагах. – Видите ли, я только начинаю учиться водить автомобиль… И машина-то не моя, а одного приятеля…

Серенький «Москвич» печально глядел на дорогу одной фарой и несколько припадал на переднее правое колесо.

– В следующий раз берите машину не у друзей, а у врагов. И вообще не расстраивайтесь, с каждым бывает. Не могли разъехаться со столбом? Так? Вы налево – и он налево, вы направо – и он направо?

– Да! – радостно согласился путник в майке. – Значит, это типично? Вы меня вдохновляете!

– Буксиром обеспечу, – утешил потерпевшего Владимир Прохорович, – больше ничем помочь не могу!

Напевая «Выхожу один я на дорогу», Калинкин направился было к станции, но его остановили.

Возле механика стоял мужчина в ермолке. Он радостно жестикулировал, несколько раз раскрыл рот, но никаких звуков почему-то не производил.

– Что за пантомима? – удивился Калинкин.

– А у него сирена испортилась! – крикнул бензозаправщик. – Он двести километров гудел сам.

– Вы, товарищ, шагайте в медпункт, а я тем временем вашей сирене голос поставлю, – и Владимир Прохорович направился к онемевшей машине. Через минуту автомобиль уже обрадованно сигналил, поторапливая владельца.

– Рубль семьдесят в кассу! – сказал Калинкин вернувшемуся из медпункта шептуну. – Что сказала медицина?

– Прописали дышать паром, – прошипел пациент. – А где я его в дороге возьму?

– Отвинтите пробку радиатора и дышите сколько угодно!

С террасы, где на плетеных оттоманках отдыхали пассажиры, послышался восторженный дамский вопль.

Владимир Прохорович оглянулся. У бензоколонки остановился зеленый лимузин. Из него изящно выпрыгнул высокий мужчина в белом теннисном костюме. Несмотря на жару, его горло было старательно замотано шарфом: народный тенор Красовский берег голос.

Калинкин подошел к артисту, и друзья долго трясли друг другу руки. Владимир Прохорович с превосходством посмотрел на террасу. Старое знакомство со знаменитым тенором давало ему право на такой взгляд.

Красовский давно уже обзавелся личной машиной. А владельцы автомобилей всегда искали дружбы Калинкина. Если на других станциях даже мелкая поломка грозила крупной потерей времени, то у Владимира Прохоровича больше четверти часа никогда никто не задерживался. Опытные туристы предпочитали «дать крюк» в десяток километров, но починяться на «калинкинском перекрестке». В числе знакомых Владимира насчитывалось три академика, пять заслуженных артистов и один народный, восемь композиторов, два художника и девяносто семь писателей, из коих восемьдесят были драматургами. Вероятно, поэтому пешеходам, мечтающим о собственных машинах, Калинкин резонно советовал:

– Пишите драмы, пьесы сочиняйте!

– Опять на рыбалку, Семен Иванович? – любезно спросил Калинкин тенора. – Учтите, на Моржовом пруду вот уже две недели рыбы забастовку устроили – отказываются клевать. Знаменитый капитан китобойной флотилии Маломедведицын – серый «Москвич» № 14–51, зажигание пошаливает – за десять дней ни одного карася там не загарпунил! – А вы сверните в Горелово. Там такие места! Рыбий курорт! Уж кому знать, как не мне, – я там родился.

Вскоре тенор умчался к тихим гореловским заводям. Калинкин снова заметался среди машин.

– Уважаемый механик, окажите любезность!

– Дорогой, можно вас на секундочку?

– Товарищ главный! Вы обещали мне буксир. Если бы машина была моя, я бы подождал, но это автомобиль одного моего друга… – Новичок-водитель в крагах молитвенно сложил руки.

Калинкин усмехнулся.

– Вам куда нужно? Судя по номеру, вы из Крупчанска. А в ту сторону грузовиков еще не было. Да, наверно, в ваши ближайшие планы не входит встреча с другом? Он, может, человек вспыльчивый, нервный, и вам безопаснее ехать в другую сторону?

– Да, нервный… Лучше бы, конечно, в другую… и подальше, – уныло сказал горе-шофер.

– Вот идет самосвал, я вас к нему прицеплю. Впрочем, нет. Эти машины следуют в Электрострой. Они до Крупчанска не доходят.

К станции быстро приближалась машина, занимавшая по ширине больше половины шоссе. Странно было даже, как этому гиганту удавалось разминуться со встречным транспортом. На радиаторе грузовика блестела фигурка зубра… Из-за поворота показался второй автовеликан, за ним – третий.

– Товарищи, терпение, – предупредил Калинкин владельцев индивидуальных автомобилей. – Самосвалы я обслуживаю вне очереди. Будьте сознательны. Они едут на стройку.

Но, видимо, грузовики были в полном порядке и ни в ремонте, ни в заправке не нуждались. Слегка сбавив ход, они продефилировали мимо станции. Неожиданно последний из самосвалов свернул к кювету. Калинкин бросился к нему.

– В чем дело, браток?

– Да ни в чем, – улыбаясь, высунулся из окошка водитель. – Несу общественную нагрузку: от имени нашей бригады должен вынести благодарность некоему Калинкину… Он вчера нам здорово пособил: задержись мы на станции минут на тридцать – весь график бы полетел вверх тормашками…

– Как бы он сейчас не полетел из-за твоей задержки! – похлопав мотор по теплому боку, сказал Калинкин. – Спасибо на добром слове – езжай, не отставай от масс!

Самосвал приветственно просигналил и помчался догонять колонну. А Владимир, автоматически вытирая руки ветошью, смотрел ему вслед, пока не послышался вопль сирены: к автостанции лихо подкатило маршрутное такси «Красногорск – Кудеяров – Ялта». Из машины выпрыгнул блондин в огромных роговых очках и спортивной куртке. Он открыл заднюю дверцу и помог выйти сначала пожилой женщине в белом полотняном костюме, а затем стройной девушке со спортивным значком на лацкане костюма. Последним из машины вышел брюнет с трубкой в зубах. В руке он держал шляпу из рисовой соломки. Брюнет о чем-то пошептался со своим спутником, достал из кармана деньги, несколько раз пересчитал их, вздохнул и отдал водителю.

– Мама! Надя! – вскричал Владимир Калинкин детским голосом, но, уловив любознательные взгляды автообслуживаемых, с достоинством пошел навстречу Пелагее Терентьевне и девушке. – Прибыли согласно расписанию, – отметил главный механик меж двух поцелуев. – А о вас, товарищи операторы, мне звонили. Предупреждали о приезде!

Операторы и Владимир были представлены друг другу.

– Я вижу, вы уже переоделись для съемки, – весело сказал Юрий.

– Это вы про мой костюм? – польщенно молвил Владимир. – Имейте в виду: только плохие автомеханики щеголяют в замасленных спецовках. А я считаю себя хорошим. У меня богатая авто-мотобиография. Восемнадцать грамот, персональное «спасибо» министра, именной фотоаппарат.

– Ладно, ладно, – успокаивающе сказала Пелагея Терентьевна. – Все они о тебе знают: и что ты заслуженный механик и что ты похвастаться любишь. Теперь я, Вова, пойду в трою комнату, отдохну. Надежда, проводи меня!

Перекресток, где кудеяровская дорога впадает в новое шоссе, знаменит своим былинным дубом. Если верить клятвам директора местного краеведческого музея, это древнее древо (которое почему-то числится в списке памятников архитектуры) насчитывает от роду триста лет и тридцать три года.

В ветвях этого дуба слышен шопот веков. Если бы дерево могло рассказать о прожитых им годах!

Дуб начал здесь расти еще в древние рытвинно-ухабные времена, задолго до асфальтового периода. Двуколки исправников, губернаторские кареты, фуры переселенцев, рыдваны и дрожки – чего только не засасывала исконно-посконная дорожная грязь!

Сгинули губернаторы, исчезла вместе с ними вековая грязь. Лежит теперь от горизонта до горизонта новая дорога, отполированная миллионами автомобильных колес, умытая освежающими струями автополивальщиков.

Если раньше дорога шла от одного заштатного городишка к другому, то нынче, протянувшись, как стрела, она соединяет большие города с большими стройками. И мчатся по ней тяжело груженные машины – туда, где возникают новые каналы и гидростанции, где разливаются невиданные доселе моря.

И радуется старый дуб. И приветливо машет путникам своими мощными ветвями.

Операторам, расположившимся в тени исторического Дерева, весь перекресток был виден как на ладони.

Дуб стоял метрах в ста от автостанции, у поворота дороги. От шоссе его отгораживала кустарниковая изгородь. Здесь любили отдыхать автопутники. И поэтому от бензоколонки к историческому дереву была протоптана незарастающая тропа.

Сыто урча, от бензоколонки отваливали машины. Укрывшись от солнечных лучей под пятнистыми зонтами буфета, автотуристы заправлялись кефиром и сосисками. Официантка с вышитым на кофточке атомобильчиком курсировала между столиками и буфетной стойкой, похожей на кузов лимузина.

Среди разнокалиберных «ГАЗов», «МАЗов», «ЯЗов», «Побед», «Москвичей», «ЗИСов» и «ЗИМов», игриво насвистывая любимый романс, мелькал главный механик.

– Как мы его будем снимать? – озабоченно спросил Мартын.

– Как обычно, – отозвался Юрий, – сценарий Бомаршова, коррективы наши. Учти, Март! В твоем распоряжении не больше часа. Ты должен уже сегодня быть в Горелове.

– А, пожалуй, – пробормотал Мартын, – это все же хорошая у тебя завелась мысль – разъехаться. Экономия времени. Пока ты будешь снимать Николая Калинкина на Кожкомбинате и попутно вести следствие по делу Поросенка да Чайника, я займусь деревней… А приедешь ко мне – и мы закончим последние кадры: золотая свадьба, сияющие старики, съезд детей, семья в сборе.

– Есть практические предложения, товарищ Благуша, – сказал Юрий. – Давай делить пленку и подотчетные суммы.

– Подотчетные уже давно исчерпались, – вздохнул Мартын, – остались одни подзаложные, ломбардные. А вот что делать с пленкой? Ее явно не хватит.

– Надо экономить, авось дотянем.

…Пестрый фургончик с надписью «Фрукты», слабо пискнув тормозами, замер перед Калинкиным.

– Браток, – просительно крикнул шофер, – что-то мотор барахлит, а в чем дело – не разберусь. Помоги!

Владимир Прохорович вместе с водителем фруктовой машины полез в автомобильные внутренности.

– Гарный кадр! – встрепенулся Мартын и расчехлил аппарат. Очки Благуши вдохновенно сверкали.

– Пли! – скомандовал Юрий. – Но не увлекайся, экономь пленку.

Операторы бросились к тому месту, где стояла фруктовая машина.

Из фургончика, кряхтя и отдуваясь, выкатился шарообразный гражданин. На круглом туловище сидела глянцевитая, как биллиардный шар, голова.

Кого не встретить на большой дороге! – развел руками Юрий. – Вот гражданин Поплавок собственной персоной!

– Вы будьте, более или менее, настороже, – наказывал Поплавок кому-то в машине. – С незнакомыми в разговоры не вступайте и никого не берите в попутчики. Я позвоню по телефону и сейчас же вернусь.

Из кузова донеслось заверение:

– Я уловил вашу мысль… Бдительность на данном этапе для меня самое дорогое!

Услышав знакомые интонации, Юрий быстро подошел к фургону и заглянул внутрь. На узком сиденье, суча ногами, сидел человек с маленькой, похожей на гриф контрабаса головкой.

– Уже на новом месте? – спросил Юрий. – Не бойтесь со мной разговаривать, Умудренский. Мы с вами встречались на суше и на воде! Так вот где вы вынырнули!

– Промкооперация… хи-хи… для меня самое дорогое, – ерзая на сиденье, хихикнул Умудренский. Он держал в каждой руке по пучку удилищ и весь был опутан какими-то сетями. – С начальством мы сошлись страстями. Ездим вот… хи… хи… вместе на рыбную ловлю…

И Умудренский снова отчаянно заерзал.

– Что с вами? – удивился Юрий. – Что вы елозите?

– У меня во внутреннем кармане пакет с наживкой, – криво улыбнулся Умудренский, – он порвался, и кузнечики распрыгались. Я весь… хи-хи… в кузнечиках.

– Умудренский, с кем вы откровенничаете? – послышался обеспокоенный голос Поплавка. – A-а, товарищ Можаев! С вами, более или менее, можно… Вы из центра… Понимаете, я хотел позвонить в Красногорск, на работу. И не мог! Это, более или менее, безобразие! Даже скорее более, чем менее!

– А разве телефон не работает? – опросил Владимир Калинкин, опуская капот машины.

– Работать-то работает. Но все-таки вам, молодой человек, как должностному лицу, я должен поставить на вид, – начал Поплавок.

– А вы кто такой, что имеете право ставить мне на вид? – поразился Калинкин.

– Поплавок Иннокентий Петрович, русский, девятьсот одиннадцатый, да, нет, не состоял, не имею, служащий, начальник отдела кадров Облпромкожсоюза, – отдуваясь, пробормотал толстяк. – Телефон-то расположен в общем зале – это, более или менее, вопиющее безобразие. Переговорный аппарат должен быть изолирован от посторонних. Нужна будка! Я не могу говорить о служебных делах, когда меня все слышат. Может, я хочу сообщить государственную тайну?

– Тайны надо хранить, а не разбалтывать их по телефону, – наставительно сказал Калинкин. – А жалобу прошу изложить в письменной форме. Я вам сейчас принесу книгу…

– Работник моего масштаба не может оставлять свою подпись в какой-то книге! Это, более или менее, непредусмотрительно.

И, заняв место рядом с ерзающим Умудренским, Поплавок захлопнул дверцы фургона. Машина укатила.

– Товарищ Можаев, – произнес Владимир, – мама мне сказала, что вы едете на Кожкомбинат к Николаю. А вы знаете, что в том районе уже работает довольно мощная киногруппа?

– Какая? – изумился Юрий. – Кто?

– Самого Протарзанова… (голубой «ЗИМ» № 42–87, я ему два раза менял покрышку). Виктор Викторович со своими ассистентами здесь уже с неделю.

– Юрий! – обрадованно вскричал Мартын. – Будет пленка! Мы узнаем новости со студии!

– А сейчас я вас познакомлю с интересным человеком, – всматриваясь в даль, произнес Калинкин. – Капитан китобойной флотилии Маломедведицын. Больше всего любит ловить карасей, если не считать, конечно, китов.

Капитан лихо осадил свою малолитражку у бензоколонки.

– Худо, – вздохнул Маломедведицын, – на Бабьем броде тоже не клюет. Что делать, товарищи?

– Рекомендую самое рыбное местечко области – село Горелово, – сказал Калинкин. – На каждый кубометр воды– дюжина сомов, а рыбью мелочь можно сосчитать только с помощью арифмометра!

– Вот ведь хороший парень, – сказал Маломедведицын добродушно. – Механик лучший по всей дороге. Если что с машиной – прямо к нему. Кудесник! Но любит преувеличивать! Впрочем, у каждого свое. Я вот, к примеру, с младенчества занимаюсь фотографией! Ты мой друг и обязан страдать наряду с родственниками и родными! Товарищи операторы! Будьте консультантами! Как вы считаете: если у дуба я его запечатлею? На фоне зеленых насаждений? Впрочем, минуточку.

И, ухватив Надю с Володей под руки, Маломедведицын потащил их к историческому дереву.

Когда Мартын и Юрий проконсультировали уже третий вариант семейной фотографии, по ту сторону кустов, на шоссе раздался скрежет тормозов. Затем послышался томный тенорок:

– Дидочка, подожди меня минуточку, я только съезжу заправлю машину. У нас осталось всего сто граммов бензина. А вот за поворотом бензоколонка… Ты пока погуляй вокруг дуба. Это тот самый дуб, который посадил пират Кудеяр в честь смерти своей невесты шемаханской боярыни Февронии. Ах, Диди, в древние времена умели любить! Феврония ждала Кудеяра пятьдесят лет, а ты боишься остаться без меня на минутку…

В просветах между ветвями был хорошо виден туфлеобразный белый фаэтон.

– Я слышу речь не мальчика, но еще и не мужа, – шопотом сказал Юрий. – Мне кажется, младший Бомаршов более тяготеет к острым драматургическим конфликтам, чем старший.

– А может, это не Альберт? – засомневался Калинкин. – Машина-то его… Но внешность… Где львиная грива? Где крысиные усики?