Текст книги "Андерсен"
Автор книги: Борис Ерхов
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)
Глава третья,
в которой рассказывается о том, как трудно стать актером
Как и любой другой человек, приехавший в незнакомый город, Андерсен остановился в ближайшей гостинице. Отправившись в город, он почти сразу обнаружил Королевский театр и по-хозяйски обошел его, осматривая со всех сторон. К юноше тотчас подступил уличный торговец билетами, предложил свои услуги и спросил, на каком месте господин предпочел бы сидеть. Ханс Кристиан с благодарностью согласился взять билет, но продавец потребовал за него деньги. Услышав от деревенщины отказ, он зашипел от злости, а Андерсен поспешил прочь.
На следующий день он с утра направился к балерине Шалль и позвонил ей в дверь. К нему вышла горничная с корзинкой на руке. Окинув взглядом переделанный из пальто костюм, грубые сапоги с заправленными в них брюками и нахлобученную на глаза шляпу, она дала Андерсену монетку и поспешила по своим делам. Пришлось ему остановить ее и подробно изложить цель своего визита, после чего его впустили в дом.
Госпожа Шалль была удивлена его появлением и адресованным ей письмом. Никакого господина Иверсена она не знала. Почувствовав, какой неприятной стороной оборачивается для него дело, Андерсен тут же стал горячо убеждать ее, что театр – это цель всей его жизни. Он умеет петь и танцевать и даже помнит наизусть роли. Сейчас он продемонстрирует ей сцену из «Золушки», пусть только она позволит ему снять сапоги.
И Андерсен стал прыгать по комнате в носках, размахивая шляпой, изображавшей бубен. Ошеломленная подобным напором и бесцеремонностью, госпожа Шалль приняла самозваного актера за сумасшедшего и сказала, что ничем не может ему помочь. А Андерсен тут же ударился в слезы, умоляя хозяйку взять его на работу хоть посыльным или каким угодно помощником на любых условиях, только бы она ему помогла. Смутившись, балерина пожалела несуразного юношу и пригласила его иногда приходить к ней обедать; возможно, она замолвит за него слово перед балетмейстером.
Так Андерсен снова оказался на улице. Немного успокоившись, он вспомнил, что Иверсен обещал написать о нем известному в то время поэту, журналисту, педагогу и языковеду Кнуду Люне Рабеку [37]37
Кнуд Люне Рабек(1760–1830) – писатель и драматург просветительского направления, издавал журналы «Минерва» (1785–1808) и «Датский зритель» (1791–1806), покровительствовал начинающим литературным талантам, в частности сопернику Андерсена по его будущей всеевропейской славе Адаму Готлобу Эленшлегеру.
[Закрыть], жившему в своей усадьбе Баккехюсет на окраине города во Фредериксберге. И он тут же к нему отправился. Иверсен действительно писал о нем Рабеку, и тот посоветовал Андерсену обратиться к тогдашнему директору театра камергеру Фредерику Конраду фон Хольстейну. Однако визит к нему следующим утром оказался для Андерсена едва ли не катастрофой. Юноша сказал директору, что пришел наниматься в актеры, а тот, окинув его взглядом, ответил, что для театра он «слишком тощ»!
Андерсен попробовал отшутиться: на жалованье в 100 ригсдалеров он растолстеет быстро. Тогда директор серьезным тоном объяснил ему, что в театр принимают только людей, получивших образование.
И все-таки Андерсен не отступил; он спросил, не возьмут ли его тогда в балетную труппу. Увы, приема в нее не было до мая, но даже если бы его в труппу и приняли, жалованье ему все равно не назначат, пока он не выступит на сцене.
Окончательно расстроившийся юноша купил билет на вечерний спектакль водевиля «Поль и Виргиния», который смотрел со второго ряда галерки. «Расставание любящих до того растрогало меня, – писал Андерсен, – что я заплакал навзрыд, и сидевшие рядом дамы стали, как могли, меня утешать. В самом деле, мы видели на сцене всего только пьесу, и все, что в ней происходит, – всего лишь выдумка» [38]38
Там же. S. 32.
[Закрыть]. Чтобы утешить юношу, одна женщина дала ему бутерброд с колбасой. На вопрос, из-за чего он так расстроился, Ханс Кристиан ответил, что представил себя Полем, а театр – Виргинией, с которой ему придется расстаться. И он тут же рассказал о цели своего приезда в столицу. Женщина еще больше пожалела его и дала еще один бутерброд и печенья. К тому же и пьеса, в отличие от романа Бернардена де Сен-Пьера, закончилась благополучно – ведь это был водевиль.
Затем Андерсен отправился к своей попутчице по почтовой карете госпоже Хермансен, согласившейся приютить его у себя на один день. Она стала уговаривать его вернуться домой. Он упрямился. После оплаты гостиницы и билета в театр у него оставался всего один ригсдалер. Теперь даже шкипер вряд ли возьмет его бесплатным пассажиром до родного острова Фюн. К тому же дома над ним посмеются и ему придется идти учеником к портному, то есть выбрать как раз ту карьеру, которую прочила ему Анна Мария. Лучше уж пойти в ремесленники в Копенгагене. Здесь для него есть хоть какая-то надежда: в столице можно ходить в театр.
Госпожа Хермансен купила газету с объявлениями, и они вместе стали искать подходящее место. В конце концов Андерсен остановился на объявлении столяра, которому требовался ученик, и пошел к нему. Мастер приветливо встретил Андерсена, но потребовал справку о его поведении в Оденсе и метрику. Впрочем, юноша может не ждать, покуда придут документы, и приступить к работе хоть сейчас. Заодно он попробует, подойдет ли ему профессия столяра. В шесть утра следующего дня Андерсен уже был в мастерской; там работали несколько подмастерьев и учеников, и, увы, сквернословили они не менее грубо, чем работники на суконной фабрике. Они тоже стали подшучивать над новичком, и, вспомнив, как «проверили» его работники в Оденсе, попытавшиеся содрать с него штаны, Андерсен твердо решил ни одного дня в мастерской не оставаться. Он пошел к мастеру и со слезами на глазах попрощался с ним, объяснив, что такой жизни не вынесет. Мастер попытался ободрить Андерсена, но тот так разволновался, что поспешил уйти.
Он снова оказался на улице. Без денег и крыши над головой. И тут ему пришла счастливая мысль. Как-то в Оденсе он обнаружил в газете статью об итальянце Джузеппе Сибони [39]39
Джузеппе Сибони(1780–1839) – итальянский оперный тенор и преподаватель пения. Выступал в Милане, Лондоне и Петербурге. Был приглашен датским королем Кристианом VIII возглавить оперную студию в копенгагенском Королевском театре, где проработал до конца своей жизни. В 1825 году основал в Копенгагене датскую королевскую консерваторию. Одной из его учениц была будущая прима Королевского театра Йоханна Луиза Хейберг.
[Закрыть], приглашенном королем Кристианом VIII возглавить в Королевском театре оперную студию. Ханс Кристиан запомнил статью, потому что как раз в то время, летом 1819 года, незадолго до отъезда в Копенгаген он подолгу упражнялся в пении на речке Оденсе, на берег которой выходил садик их дома, куда они совсем недавно переселились. Здесь же был большой камень, с которого Анна Мария полоскала белье. Соседи, среди которых было много господ благородного звания, с удовольствием слушали его пение. Все, кто слушал Андерсена, хвалили его голос.
Недолго думая Андерсен отправился на квартиру к Джузеппе Сибони. Тот в это время принимал гостей, среди которых были датские знаменитости: писатель Йенс Иммануэль Баггесен [40]40
Йенс Иммануэль Баггесен(1764–1826) – поэт и писатель-сентименталист. Его основным произведением, известным каждому образованному датчанину, было сочинение «Лабиринт, или Поездка по Германии, Швейцарии и Франции» (1792–1793), «сентиментальное путешествие» в духе знаменитого романа Лоренса Стерна. Портрет Баггесена оставлен нам H. М. Карамзиным в его «Письмах русского путешественника» (он и Баггесен проделали часть пути в одном экипаже). В разные периоды жизни Баггесен был германофилом, приверженцем идей Ж. Ж. Руссо, пылким сторонником французской революции и почитателем ранних романтических произведений А. Эленшлегера, с которым позже резко разошелся во взглядах и вел полемическую, так называемую «семилетнюю войну», результатом которой была полувынужденная эмиграция во Францию. Писал на немецком и датском языках.
[Закрыть]и композитор Кристоф Эрнст Фридрих Вайсе [41]41
Кристоф Эрнст Фридрих Вайсе(1774–1842) – автор опер, музыкальных спектаклей, кантат и песен; служил в копенгагенских соборах органистом, с 1819 года придворный композитор; ныне известен главным образом как автор датского романса. В юности Вайсе, происходившему из небогатой семьи в Альтоне, приходилось жить у своего копенгагенского учителя, композитора и капельмейстера Й. А. П. Шульца.
[Закрыть]. Дверь Андерсену открыла горничная, которой он не только рассказал о том, что пришел предлагать свои услуги певца, но и поведал историю всей своей жизни. Горничная ушла, и Андерсену пришлось подождать: наверное, горничная пересказывала его речь гостям. Вскоре они высыпали на крыльцо и с любопытством стали его разглядывать. Потом его пригласили в гостиную и попросили спеть. Долго упрашивать паренька не пришлось. Андерсен не только спел, он еще сыграл сцену из пьесы Хольберга и прочитал несколько стихотворений. «Когда я их декламировал, мысль о моем собственном несчастье настолько переполняла меня, что я невольно заплакал, а общество моим слезам дружно зааплодировало. „Предсказываю вам, – сказал Баггесен, – из него что-нибудь получится, но не обольщайтесь, молодой человек, когда в будущем будете срывать овации публики!“ И далее он пустился в рассуждения о чистых от природы молодых людях, которые с возрастом погибают, попав в дурную компанию! Из его речи я понял не все, но следует отдать ему должное, я и в самом деле представлял собою в то время дитя природы, и мои поступки, как рассказывали мне впоследствии очевидцы, заставляли улыбаться своей наивностью» [42]42
Там же. S. 34.
[Закрыть]. Сибони тут же пообещал, что поработает над голосом Андерсена и тот в будущем, возможно, дебютирует на сцене Королевского театра. От счастья Андерсен смеялся и плакал. Когда он уходил из гостеприимного дома, горничная, тоже проникшаяся к нему симпатией, сказала, чтобы он непременно на следующий день явился к профессору Вайсе, на помощь которого мог рассчитывать. И действительно, Вайсе собрал для Андерсена среди друзей целых 70 ригсдалеров, а Сибони открыл ему свой дом: он приказал кормить паренька в комнате горничной, позволил ему присутствовать на репетициях и раз в две недели занимался с ним сам. Чтобы как-то общаться с Сибони, Хансу Кристиану потребовалось знание хотя бы начатков немецкого языка, с просьбой по этому поводу он обратился к уже упоминавшейся госпоже Хермансен (она ведь приехала в Копенгаген, чтобы повидать своего сына-гимназиста), и той удалось найти для него бесплатного преподавателя, давшего ему несколько уроков. Увы, все эти старания оказались напрасными. Примерно через полгода у Андерсена стал ломаться голос, и Сибони честно сообщил ему, что в течение ближайших трех или четырех лет он не сможет рекомендовать его для выступлений на сцене, да и внешность паренька – его крайняя худоба и непропорционально длинные руки и ноги – вряд ли принесет ему на сцене успех. По сути, Сибони отказал ему от дома и посоветовал, не тратя времени понапрасну, вернуться в Оденсе и пойти в ученики к какому-нибудь ремесленнику.
Андерсен был в отчаянии. Он не мог вернуться домой, потому что, поступив на обучение к Сибони, сразу же послал матери восторженное письмо, и та, гордясь успехами сына, обежала с его посланием всех знакомых. Нужно было искать выход, и Хансу Кристиану удалось-таки, как он выразился потом, «найти ступеньку, ведущую к свету». Он вспомнил, что в Копенгагене проживал родной брат полковника Кристиана Хёг-Гульдберга (это он представил Ханса Кристиана будущему королю Кристиану VIII) Фредерик (1771–1852), известный издатель литературных журналов, поэт, педагог, языковед и переводчик. Ханс Кристиан тут же написал ему письмо, а потом явился к нему сам. И сделал он это вовремя. Во-первых, полковник уже сообщил брату о необыкновенном мальчике Андерсене. И, во-вторых, письмо затронуло педагогическую жилку Хёг-Гульдберга: он сразу заметил в нем множество ошибок и, выслушав исповедь Ханса Кристиана о его злоключениях и устремлениях, вызвался давать ему уроки литературного датского языка. Самое же главное – он обещал поговорить о нем с маститым актером-комиком Фердинандом Линдгреном и собрал для него у своих друзей 80 ригсдалеров, что было крайне необходимо, поскольку у Сибони Андерсен столоваться больше не мог.
Полгода назад, только приехав в Копенгаген, Андерсен поселился в доме у некой вдовы госпожи Торгесен, которая за небольшую плату сдала ему каморку без окон, где стояла одна кровать и места хватало лишь для переодевания. В виде особой милости днем жильцу разрешалось проводить время на половине хозяйки. Андерсен по простоте душевной рассказал ей, какую сумму собрал для него Хёг-Гульдберг, и попросил назначить за свое проживание новую плату, которая включала бы питание. Хозяйка, испытывавшая в то время денежные трудности, запросила у Андерсена 20 ригсдалеров в месяц, которые он платить не мог. Собранные для него деньги выдавались ему по 10 ригсдалеров в месяц, и, согласись он на требование хозяйки (к ее квартире он уже привык), ему от этой суммы ничего бы не оставалось. Но хозяйка не уступала. «Вот почему, когда она ушла, я пребывал в полной растерянности. Я сидел на диване напротив портрета ее покойного мужа, слезы текли у меня по щекам, и тут я поступил совсем по-ребячески: я смочил моими слезами портрет, чтобы покойник почувствовал, насколько тяжело мне приходится, и умилостивил сердце своей супруги, с тем чтобы она позволила мне платить только 16 ригсдалеров. Хозяйка между тем, по-видимому, уяснив, что ничего больше из меня она, как видно, выжать не сможет, по возвращении тут же согласилась держать меня у себя на квартире за 16 ригсдалеров. О, как же я благодарил за это Господа и ее покойного мужа!» [43]43
Там же. S. 36.
[Закрыть]
Проживая у госпожи Торгесен, Андерсен не сразу узнал, что ее дом находился в квартале с очень плохой репутацией и что, открывая по ночам дверь солидному господину в потрепанном пальто, который якобы приходил пить чай к своей дочери, жившей в одной из сдаваемых комнат, он впускал в дом важного сановника, тайно посещавшего свою содержанку. В неопубликованных при жизни записках жилец госпожи Торгесен упомянул его фамилию (Мюллер) и скорую встречу с ним в одном литературном салоне, а в обеих напечатанных автобиографиях опустил имя и перенес случайную встречу на многие годы вперед.
Как писал во всех своих воспоминаниях Андерсен, детали жизни, имеющие отношение к скабрезности, он просто не замечал, и нет никаких оснований не доверять ему. В пятнадцатилетием возрасте – да и в дальнейшем – он сохранил известную долю детскости и, как в Оденсе, ходил по полотняным лавкам, притворяясь портным, приценивался к ярким тканям и шелковым лентам, выпрашивая их образцы якобы для более внимательной оценки. На самом деле он шил из лоскутков костюмы для своих кукол – он и в Копенгагене устраивал спектакли кукольного театра, разыгрывая их при свечах в своей каморке.
Новый покровитель Андерсена профессор Хёг-Гульдберг сдержал свое слово и уговорил комического актера Королевского театра Линдгрена дать юноше несколько уроков актерского мастерства. Через некоторое время тот признал, что новичок справлялся с комедийными ролями в пьесах Хольберга не без некоторого таланта. Однако самому Андерсену хотелось выступать в ролях сентиментальных или трагических. Он выучил монолог Корреджо из одноименной трагедии Эленшлегера [44]44
«Корреджо» (1809) – романтическая драма А. Эленшлегера, посвященная судьбе итальянского художника Антонио Аллегри да Корреджо (1489–1534).
[Закрыть]и продекламировал его перед учителем, после чего тот потрепал его по щеке и сказал: «Чувство у вас есть, но актером вы никогда не станете. Бог знает, кем вы станете! Поговорите с Хёг-Гульдбергом, чтобы он устроил вам уроки латыни; для получения высшего образования она обязательна!» [45]45
Там же. S. 38.
[Закрыть]Ханс Кристиан задумался. Ему предлагали высшее образование! О нем он не помышлял; ему был ближе и милее театр; хотя почему бы не выучить и латынь? «Я изучаю латынь» – эти слова звучали для него точно музыка!
Андерсен еще не раз пожалеет, что так легкомысленно отнесся к латыни. Госпожа Хермансен, которую он попросил найти ему бесплатного учителя-латиниста, помочь ему отказалась. Латинский язык, по ее словам, встал бы неимущему Андерсену слишком дорого. Не захотел давать уроки и сам Хёг-Гульдберг, он не обладал навыками преподавания. Хотя бесплатного учителя латыни он все-таки для своего подопечного нашел.
Не отказался Андерсен и от карьеры танцовщика. В мае, как ему и говорил директор театра Хольстейн, он явился в театр для поступления в балетную труппу. Заведовавший ее делами знаменитый в будущем балетмейстер и хореограф Август Бурнонвиль [46]46
Август Бурнонвиль(1805–1879) – знаменитый датский балетмейстер и хореограф, поставил более пятидесяти балетов, с 1830 года в течение сорока лет глава балетной студии датского Королевского театра. Многие его работы сохранились в репертуаре датских театров до сегодняшнего дня. Международная известность пришла к нему только после смерти и Второй мировой войны. Андерсен хорошо знал Бурнонвиля, поставившего по мотивам его романа «Импровизатор» балет «Праздник цветов в Дженцано» (1858) и балет на мотивы его сказок «Картины сказки» (1871).
[Закрыть]находился тогда в отъезде, труппой занимался танцовщик-солист Карл Дален, который пригласил юношу на занятия. Вскоре Ханс Кристиан подружился с ним и его красавицей-женой, тоже балериной, стихи которой посвящали в то время лучшие поэты Дании. Он исправно ходил на занятия и должным образом, по собственному его выражению, «вытягивал у станка ноги», а вечера проводил в семье у Далена, который взял его в балетную школу, хотя в отношении его талантов танцовщика не заблуждался и прямо сказал юноше, что его карьера на этом поприще дальше фигуранта пойти не может. Тем не менее Андерсен занятий балетом не бросил, он считал их еще одним шагом к театральной сцене: ведь теперь ему позволялось во время представлений стоять за кулисами и даже занимать место в заднем ряду ложи, предназначенное для служителей и участников массовок. Однажды вечером в театре давали комическую оперу «Два маленьких савояра» [47]47
«Два маленьких савояра» (1789) – комическая опера французского композитора Н. Далейрака.
[Закрыть]; в одной из сцен, происходивших на рыночной площади, участвовала почти вся труппа, включая статистов, а также осветители и даже рабочие. Услышав об этом, Андерсен присоединился к массовке; одет он был в свой обычный костюм, в котором принимал первое причастие и который еще окончательно не развалился. Юноша знал, что выглядит в нем посмешищем. «И все же в этот момент я испытывал непередаваемое ощущение счастья – я впервые выступал перед огнями рампы, мое сердце стучало – наконец я шагнул вперед. Тут же один из певцов, носивший тогда громкое имя, но ныне совершенно забытый(курсив Андерсена. – Б. E.),взял меня за руку и шутливо поздравил с дебютом. „Разрешите представить вас датскому народу?“ – сказал он и потащил меня к рампе: наверное, чтобы моя фигура вызвала смех; я почувствовал это, слезы выступили у меня на глазах, я вырвался и расстроенный убежал со сцены» [48]48
Там же. S. 39.
[Закрыть]. Вскоре Дален сочинил новый балет «Армида», и Андерсену дали в нем маленькую роль Тролля. В спектакле принимала участие в роли Купидона Йоханна Луиза Петгес (1812–1890), будущая жена первого датского драматурга своего времени Йохана Людвига Хейберга [49]49
Йохан Людвиг Хейберг(1791–1860) – сын писателя Петера Андреаса Хейберга (1758–1841) и известной писательницы Гюллембург (1773–1856). В 1849–1856 годах служил одним из директоров Королевского театра, автор иронических водевилей, которые ставил сам и ввел в моду в Дании, а также романтических драм «Холм эльфов» (1828), «Fata Morgana» (1838) и «Душа после смерти» (1841). Влиятельный критик, издавал литературный журнал «Копенгагенская летучая почта», в котором напечатал первое известное стихотворение и первую повесть Андерсена.
[Закрыть]и прима датского Королевского театра. Она играла роль Купидона. Имена Андерсена и ее впервые одновременно появились на театральной афише. «Это был важный момент в моей жизни; я в первый раз увидел напечатанным свое имя; напечатанное, оно наделяло меня, как казалось мне тогда, ореолом бессмертия, и я, конечно же, не мог на него насмотреться. Даже вечером, ложась в постель, я не погасил свечу, а все глядел на афишу, откладывал ее и снова глядел. О, какое я испытал блаженство!» [50]50
Там же.
[Закрыть]
Между тем Андерсена однажды прослушал королевский хормейстер Петер Каспер Кроссинг, соперничавший в театре с Сибони. Признав его голос удовлетворительным, он взял юношу в школу пения и включил в состав хора. Кроссинг заверял Андерсена, что, научившись петь, он получит возможность чаще появляться на сцене и даже выступать в самостоятельных ролях. Казалось, как писал потом Андерсен, перед ним распахнулись все двери. Он учился в обеих театральных школах, балетной и певческой, и отныне, когда в партере оставались свободные места, ему позволялось их занимать.
Да, но как же латынь? Несколько раз Ханс Кристиан пропустил вечерние уроки латинского. Еще бы, ведь, по его собственным словам, сидеть в партере и смотреть спектакли было гораздо приятнее. Тем более что ему открыто говорили: «Чтобы петь в хоре, латынь не нужна, вы можете стать великим артистом и без нее!»
Гроза не преминула разразиться. Хёг-Гульдберг пожаловался на Андерсена Далену, и тот высказался по этому поводу дома, когда пришел с работы. Ханс Кристиан как раз показывал его жене кукольный спектакль. Позже он писал, что ее забавляла столь редкая в людях его возраста инфантильность [51]51
Пер. А. Чеканского. Цит. по: Андерсен Х. К.Собр. соч.: В 4 т. М., 2005. Т. 4. С. 60.
[Закрыть].
Андерсен тут же помчался к Хёг-Гульдбергу и сказал ему, что, если тот не простит его, он будет самым несчастным человеком на свете.
«Ах вот как, вы еще комедию передо мной ломаете?» – сказал Хёг-Гульдберг в ответ на извинения Андерсена, который всячески перед ним оправдывался. Да, он, Андерсен, совершил ошибку, он не понимал, к чему она может привести, он ведь понятия не имел о том, что такое латинская грамматика, когда обратился с просьбой найти для него учителя.
«Значит, вы будете самым несчастным человеком на свете? – повторил Хёг-Гульдберг. – Это – реплика из комедии. Я ее читал. Больше я для вас ничего делать не буду. У меня еще осталось тридцать ваших ригсдалеров, вы будете получать их по десять в месяц, но между нами все кончено!» [52]52
Пер. Б. Ерхова. Цит. по: Andersen H. C.Levnedbogen. København, 1971. S. 86.
[Закрыть]– и с этими словами он захлопнул за юношей дверь.
Андерсен опять остался без покровителя. Но он уже знал в Копенгагене многих если не богатых, то вполне влиятельных людей. Сразу же после тяжелых переговоров с хозяйкой дома он разыскал в городе девушку, с которой учил катехизис в Оденсе, готовясь принять первое причастие. Это была та самая Лаура Тёндер-Лунд, которая когда-то подарила ему розу. Ее отец, статский советник, погиб при кораблекрушении, мать тоже умерла, и ей пришлось переселиться к родственникам в Копенгаген в дом адмирала Кригера в районе Хольмен, где располагалась база датского военного флота. Андерсен разыскал ее, и девушка, увидев его, расплакалась и подивилась безрассудному шагу, каким представился ей его переезд в Копенгаген. Она отдала Хансу Кристиану все свои карманные деньги и наилучшим образом рекомендовала его своим знакомым, в том числе вдове выдающегося датского государственного деятеля, способствовавшего отмене в Дании крепостного права, госпоже Энгелке Маргрете Кольбьёрнсен. Ее дочь, служившая в королевском дворце фрейлиной кронпринцессы, тоже заинтересовалась Андерсеном, и он помчался во дворец Фредериксберг. Ну а там поглядеть на странного юношу вышла сама кронпринцесса, и Андерсен продемонстрировал перед девушками свои таланты декламатора стихов и певца, за что получил фунтик сладостей, винограда и персиков, а также нелишние десять ригсдалеров.
Госпожа Кольбьёрнсен лето обычно проводила в Баккехюсет, загородной усадьбе с большим ухоженным парком. Владельцы усадьбы, упоминавшийся выше Рабек и его жена Камма, чтобы содержать поместье, вынуждены были сдавать его комнаты, заселявшиеся обычно художественной элитой, так что дом супругов Рабек со временем стал литературным салоном, который посещали самые крупные писатели того времени, получившего название «золотого века» датской культуры [53]53
Период с 1800 по 1850 год, когда жили и творили датский популяризатор немецкого романтизма философ Х. Стеффенс, физик Х. К. Эрстед, религиозный реформатор, писатель и общественный деятель Н. Ф. С. Грундтвиг, писатель Б. С. Ингеман, философ С. Киркегор, живописец К. В. Экерсберг, скульптор Б. Торвальдсен, композиторы С. Е. Ф. Вайсе и Й. П. Э. Хартман, балетмейстер А. Бурнонвиль. К «золотому веку» относят обычно и творчество Андерсена.
[Закрыть]. В Баккехюсет гостили или посещали его Адам Эленшлегер [54]54
Адам Готлоб Эленшлегер(1779–1850) – признанный лидер романтического движения в датской литературе, поэт, прозаик и драматург, автор более двадцати пяти пьес. Он хорошо знал Гете и других немецких писателей Йенской школы. В своих произведениях всех жанров осваивал в духе немецкого романтизма темы и сюжеты древнескандинавской и древнедатской литературы – саг, исторических преданий, эддической поэзии и народных баллад, записанных в XVI–XVII веках. Наиболее значительными считаются его ранние «Стихотворения» (1803), драмы «Ярл Хокон» (1807), «Аладдин, или Волшебная лампа» (1805), «Аксель и Вальборг» (1810), романтические повести и сказки разных периодов, а также воспоминания. Был женат на племяннице K. Л. Рабека. Является автором национального гимна Дании.
[Закрыть], Йенс Баггесен, автор многочисленных романов из истории Дании Бернхард Северин Ингеман [55]55
Бернхард Северин Ингеман(1789–1862) – известен в основном как автор серии популярных романов из истории Дании в духе В. Скотта: «Вальдемар Победитель» (1826), «Детство Эрика Менведа» (1828), «Король Эрик и объявленные вне закона» (1833) и др. С 1822 года становится преподавателем датского языка и литературы в Рыцарской академии в Сорё (впоследствии назначен ее директором). Известен как автор нескольких пьес, а также популярных и в настоящее время гимнов.
[Закрыть], упоминавшийся уже писатель, комедиограф и критик Йохан Людвиг Хейберг, мастер датской прозы Стен Стеенсен Бликер [56]56
Стен Стеенсен Бликер(1782–1848) – сын ютландского пастора, некоторое время преподаватель, затем фермер и приходской священник, увлекавшийся охотой и литературным творчеством. Мастер стиля и психологической новеллы, ценимой ныне на его родине не меньше, чем произведения К. Бликсен и Х. К. Андерсена.
[Закрыть]и другие. Посещая госпожу Кольбьёрнсен, Андерсен получил возможность познакомиться с цветом тогдашней литературы или же хотя бы взглянуть на ее столпов. Позднее он намного ближе познакомится с ними, а с некоторыми завяжет прочную дружбу.
Но пока Андерсен продолжал посещать школу пения, иногда его выпускали на сцену в эпизодических ролях. Однажды он и еще один хорист, облаченные в плотные трико телесного цвета, изображали в спектакле браминов. Когда после спектакля Андерсен разговаривал с кронпринцессой, она сказала, что на сцене он был похож на драного кота, а его партнер – на толстого поросенка. Что же до попыток написать серьезное драматическое сочинение, кронпринцесса посоветовала ему оставить эту затею. В жизни и так много горя. «Пишите лучше о том, что может развеселить публику, как, например, Хольберг» [57]57
Пер. А. Чеканского. Цит. по: Андерсен Х. К.Собр. соч.: В 4 т. М., 2005. Т. 4. С. 68.
[Закрыть].
Но Андерсен пытался писать как раз трагедии. Незадолго до разрыва с Хёг-Гульдбергом он получил от него задание выучить наизусть созданное его учителем стихотворение. Но почему бы для декламации не написать стихотворение самому? Он ведь не раз сочинял их в детстве. Прочитав в журнале «Почтовый голубь» (1819. № 19, 20) анонимный рассказ «Лесная часовня», Андерсен переписал его в стихах, в результате чего у него получилась маленькая стихотворная трагедия. Хёг-Гульдберг его опус одобрил – но только как упражнение по стилистике. Тогда Андерсен прочитал свою пьеску в семье Кольбьёрнсен, и те познакомили его с настоящей ценительницей, госпожой Каммой Рабек, ей в свое время доверяли читать свои первые произведения Эленшлегер и Ингеман. По признанию самого Андерсена, когда он прочитал всего несколько сцен, госпожа Рабек остановила его, воскликнув: «Послушайте, да ведь тут целые места выписаны из Эленшлегера и Ингемана!» – «Конечно, – ответил Андерсен, – ведь они такие красивые!» – и продолжал чтение.
Но на этом молодой драматург не успокоился. Он явился со своей трагедией к самому Эленшлегеру, который добродушно похвалил его стих и на прощание пожал руку. Посетил Андерсен со своей пьесой и Ингемана (с этого, как полагают многие, началось их знакомство), который также отозвался о пьесе доброжелательно и вместе с писателем и священником Николаем Грундтвигом [58]58
Николай Фредерик Северин Грундтвиг(1783–1872) – религиозный реформатор, писатель и философ, переводчик англосаксонского эпоса «Беовульф», исследователь древнескандинавской литературы, с 1861 года епископ, возглавлявший датскую лютеранскую церковь. После 1866 года возглавлял в парламенте левую оппозицию. Основал так называемые «народные университеты», дававшие высшее образование взрослым гражданам, – общественный институт, чрезвычайно распространенный в странах Скандинавии.
[Закрыть]собрал молодому писателю немного денег. Тогда на волне успеха Андерсен послал трагедию одному из членов дирекции Королевского театра, и тот предложил представить ее дирекции с целью постановки на сцене. Увы, патронировавший молодого гения Хёг-Гульдберг запретил ему это делать, возможно, как предположил потом Андерсен, из зависти. Тогда молодой драматург решил написать драму, которой мог бы распоряжаться по своему усмотрению, и, взяв за сюжетную основу датскую народную легенду о разбойниках, а в качестве художественного примера знаменитую трагедию Шиллера «Разбойники», за две недели написал трагедию «Разбойники в Виссенберге». Ему опять пришлось прибегнуть к помощи фрекен Лауры Тёндер-Лунд, и она заказала копию его рукописи у переписчика (ибо разобрать почерк гения было невозможно). Затем Андерсен анонимно послал ее в дирекцию Королевского театра. По собственному его признанию, пьеса кишмя кишела грамматическими ошибками, и через шесть недель (16 июня 1822 года) ее ему вернули, а в приложенном письме сообщили, что ввиду полнейшей безграмотности автора дирекция (от которой, несмотря на анонимность трагедии, не укрылось подлинное ее авторство) просит его впредь подобных произведений не присылать. Из вежливости в письме все же выражалось пожелание друзьям и покровителям юного писателя изыскать для него возможность, которая позволила бы ему путем постижения наук добиться той цели, к которой он столь ревностно стремится.
Положение Андерсена в Копенгагене становилось все хуже.
В мае 1822 года дирекция уволила из Королевского театра всех мало востребованных на сцене актеров. Говоря современным языком, в театре провели «сокращение», под которое попал и Андерсен: его исключили из обеих школ – балетной и пения. В это время театр возглавлял видный финансист и государственный чиновник Йонас Коллин. Хёг-Гульдберг еще год назад дал совет Андерсену познакомиться с ним, что тот и сделал, отослав Коллину 2 апреля 1821 года, в день своего рождения(курсив мой. – Б. E.),письмо в стихах, где в аллегорической форме кратко описал свою биографию и бедственное положение, а также воздал хвалу своим покровителям Хёг-Гульдбергу и Линдгрену и выразил надежду, что и ему, хрупкому цветку в саду искусства, найдется в нем, то есть в Королевском театре, место. Коллин никак на письмо не отреагировал, а когда его автор явился к нему на прием чуть позже, на все просьбы о содействии его театральной карьере довольно сухо ответил, что данные (внешность и голос), способствующие ей, у Андерсена отсутствуют (что соответствовало действительности) и он ничем не может ему помочь. Уволенный примерно через год Андерсен за все свои эпизодические выступления на сцене получил всего 25 ригсдалеров.
Таким образом, поздним летом 1822 года он фактически оказался в том же положении, что и три года назад, когда впервые в Копенгагене появился. Хотя кое-какой опыт он все-таки приобрел и теперь знал, что чего-то добиться в жизни можно только упорством. Андерсен написал еще одну пьесу – «Солнце эльфов». Он надеялся, что, напечатав ее у какого-нибудь издателя, получит хотя бы немного денег.
По своему обыкновению, он прочитал пьесу некоторым знакомым, и те пришли от нее в восторг. Тогда, набравшись храбрости, Андерсен отправился к переводчику Шекспира капитану (впоследствии адмиралу) Петеру Вульфу, поскольку сам в это время читал Шекспира и настолько им увлекся и с ним сжился, что тексты великого английского драматурга стал воспринимать как свои. Он писал в автобиографии: «Я и вправду вбил себе в голову, что равен ему». Андерсен решил, что Вульфу будет приятно увидеться с человеком, похожим на его любимого поэта. В «Сказке моей жизни» Андерсен описывает свое посещение следующим образом:
«Он [Вульф] рассказывал, что я будто бы, как только вошел к нему в кабинет, так сразу и воскликнул: „Вы перевели Шекспира, а я ужасно его люблю и сам написал трагедию – вот послушайте!“ Вульф предложил мне сначала позавтракать с ним, но я отказался, единым духом прочел ему мое сочинение и затем сказал: „Ну, как вы считаете, выйдет из меня что-нибудь? Мне бы этого так хотелось!“ Затем я сунул рукопись в карман и, по словам Вульфа, на его приглашение заходить к нему ответил: „Как только напишу новую трагедию!“ – „Ну, значит, это будет не скоро!“ – сказал тот. „Почему же, – возразил я, – недельки через две, я думаю, будет готово!“ – и с этими словами вышел» [59]59
Пер. О. Рождественского. Там же. Т. 3. С. 51.
[Закрыть].
Эпизод, описанный Андерсеном, исполнен самоиронии, но с неменьшим юмором он описывает и капитана в ситуации, возникшей через некоторое время.
Парадоксально, но первым напечатанным произведением, под которым стояла подпись Андерсена, оказались явно неудачные «Разбойники из Виссенберга». Рецензент «Солнца эльфов», составивший объявление о подписке на издание этой пьесы, напечатал первую сцену из «Разбойников» в журнале «Арфа», и радости Андерсена не было границ. Молодой писатель поспешил разделить ее с Вульфом, явившись к нему домой. Тот попросил у него оттиск, но, когда через некоторое время автор пришел к нему, чтобы забрать свое напечатанное произведение, никак не мог найти его и в конце концов, изобразив на лице недоумение – он совсем не думал, что оттиск так дорог автору, – признался, что «обратил его в прах».
Лучшая судьба выпала «Солнцу эльфов». Андерсен договорился с издателем о напечатании пьесы в составе своего сборника «Юношеские начинания». В него вошли, помимо трагедии, рассказ «Привидение на могиле Пальнатоке» на тему из романа «Эдинбургская темница» Вальтера Скотта и стихотворение «Пролог». Как сообщает крупнейший андерсеновед Хельге Топсё-Йенсен, изначально автор хотел включить в сборник еще одно прозаическое произведение – романтическую повесть «Мертвец: Фюнская сказка», чего, однако, не сделал, и первая сказка, или, скорее, романтическая сказочная повесть Андерсена, вышла в свет только в 1830 году в сборнике «Стихотворения». «Юношеские начинания» печатались Андерсеном под громким псевдонимом Уильям Кристиан Вальтер (Уильям – Уильям Шекспир, Кристиан – Ханс Кристиан Андерсен, Вальтер – Вальтер Скотт). Андерсен попросил у Хёг-Гульдберга разрешение посвятить сборник ему, на что получил от профессора резкую отповедь: «Если вы хотите выразить мне благодарность, то лучшим ее проявлением было бы воздержаться и не упоминать мое имя в работе, которую вы собрались издать». Андерсен попытался найти на нее подписчиков, но потерпел неудачу, и в 1822 году она вышла, но ни одного экземпляра продано не было. История книги на этом не закончилась. В 1827 году тираж ее был выкуплен другим издательством, название на титульном листе заменено на другое (перечисление вошедших в сборник произведений), но и на этот раз, увы, за исключением всего нескольких экземпляров книгу не распродали и она почти полностью пошла в макулатуру. Ныне это издание является изысканнейшей библиографической редкостью.
Пьеса «Солнце эльфов» понравилась некоторым знакомым Ханса Кристиана и в особенности – священнику Фредерику Карлу Гутфельду (с ним Андерсена, по-видимому, познакомила фрекен Тёндер-Лунд). Гутфельд служил в морской Хольменской церкви, неподалеку от которой жила Лаура. Он посоветовал отправить пьесу на рассмотрение дирекции Королевского театра и сам написал к ней сопроводительное письмо.
