Текст книги "Андерсен"
Автор книги: Борис Ерхов
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)
«В число познавательных чтений, которые проводятся в Рабочем союзе, сочли необходимым включить лекцию, посвященную искусству поэзии, искусству, благодаря которому мы воспринимаем и познаем Красоту, Доброту и Истину.
В английском Королевском военно-морском флоте через все снасти, большие и малые, пропущена красная нить, показывающая, что канаты эти принадлежат короне. Жизнь всех людей на свете также пронизана такой нитью – невидимая, она указывает, что все мы принадлежим Господу [221]221
Считается, что образ «красной нити» впервые использовал И. В. Гете в повести «Избирательное сродство» (1809).
[Закрыть].Находить эту нить в малом и большом, в собственной жизни и во всем, что существует помимо нас, – вот чем призвано помочь нам искусство поэзии, воплощенное в самых различных формах» [222]222
Пер. Б. Ерхова. Цит. по: Андерсен Х. К.Собр. соч.: В 4 т. М., 2005. Т. 3. С. 549, 550.
[Закрыть].
Андерсен прочитал еще одну лекцию рабочим в январе 1860 года. Как писал он в связи со своей первой лекцией: «В Копенгагене наступили неспокойные и тревожные времена». Социальное напряжение в среде работного люда разрешилось в конце концов жестоким разгоном митинга на пустыре Нёрре Феллед 5 мая 1872 года, хотя поводом для него послужила, казалось бы, мирная цель сбора средств в помощь бастующим строителям. Руководство отделения Интернационала, насчитывавшего к тому времени в Дании восемь тысяч членов, было арестовано.
Сказка «Калека», вышедшая 23 ноября 1872 года в сборнике «Новые сказки и истории», отнюдь не была написана как отклик на этот конкретный митинг, скорее, она отражает общую реакцию писателя на атмосферу того времени и призывает к смирению и умиротворению. И она не стала заключительной в его пятитомном собрании сказок и историй. Андерсен написал еще одну, касающуюся его лично: «Тетушка Зубная боль» (1872).
В своей переписке Андерсен не раз жалуется на мучившие его зубы. В конце концов он обзавелся вставными, но боли не утихали, хотя теперь болели уже десны и челюсть.
В последней сказке своего прижизненного собрания автор прибегает к обычному в то время литературному приему: он цитирует записки недавно умершего студента, найденные в бумагах, которые использует лавочник для заворачивания товаров.
Героем этих записок являются, по-видимому, как раз зубы. На них постоянно жалуется покойный автор, ими (белоснежными, но, увы, вставными) щеголяет престарелая тетушка студента, от них у бывшего неудачливого ее ухажера пивовара Расмуссена остались во рту лишь несколько почерневших пеньков. В свое время тетушка закармливала мальчика сладким. Она всячески хвалит его поэтический талант и прочит ему великое будущее. И сама она в прошлом тоже очень мучилась от болевших у нее зубов, за что пивовар Расмуссен и дал ей прозвище «тетушка Зубная боль».
Как-то тетушка и студент возвращались домой из театра. В пути их застал снежный буран, и так как тетушка жила на окраине города, то ей пришлось остановиться на ночь у своего племянника: хозяйка постелила ей в гостиной рядом с дверью его каморки.
В ту же ночь студенту то ли приснился, то ли привиделся в его комнате призрак, «некое создание женского пола». Как раз в этот момент у него разболелись зубы. Создание стало допытываться у студента: не поэт ли он? Если поэт, то она научит его всем размерам страдания. Далее следует мастерское описание зубной боли:
«В челюсть мне будто вонзили раскаленное шило, и я скорчился от боли.
– Великолепные зубки! – сказала она. – Можно играть на них как на органе! Прямо-таки концерт для губной гармоники, да какой грандиозный, с литаврами и трубами, с флейтой пикколо, а тромбон пусть гудит себе в зубе мудрости! Великому поэту – великая музыка!
И она заиграла! Вид у нее был ужасный, даже если я видел одну лишь ее руку, призрачно-серую, ледяную, с длинными, тощими, как шило, пальцами. Каждый из них был орудием пытки: большой и указательный служили клещами и винтом, средний палец заканчивался острым шилом, безымянный был сверлом, а мизинец – шприцем с комариным ядом.
– Я научу тебя стихотворным размерам! – продолжала она. – Большому поэту – большая боль, а маленькому поэту – маленькая!
– О, пусть я буду маленьким! – взмолился я. – Пусть я вообще не буду поэтом! Да я и не поэт, у меня просто случаются приступы сочинительства, похожие на зубную боль! Уйди же! Уйди!» [223]223
Пер. Т. Чесноковой. Там же. Т. 1. С. 632.
[Закрыть]
Подобный этому приступ зубной боли Андерсен описывает еще в одном своем произведении – «Сказке моей жизни»: он прихватил его, казалось бы, в самый неподходящий момент – вечером 6 ноября 1867 года во время факельного шествия в Оденсе, которое было устроено в честь присуждения поэту звания почетного гражданина родного города:
«Я подошел к открытому окну: яркий свет факелов заливал площадь, она была переполнена. Люди запели песню, душа моя воспарила, но телесно я ужасно страдал и, таким образом, не мог насладиться этим высочайшим моментом счастья всей моей жизни. Зубы болели невыносимо, холодный воздух, врывавшийся через окно, заставлял боль пульсировать с ужасающей силой, и вместо того, чтобы насладиться блаженством этих минут, которые никогда больше в моей жизни не повторятся, я смотрел в напечатанный текст песни и считал, сколько еще строк осталось пропеть и скоро ли я избавлюсь от пытки, которой подвергал меня сквозняк, обострявший зубную боль. В тот момент, когда боль усилилась до предела, песня закончилась, брошенные в костер факелы еще раз ярко вспыхнули и погасли – и вместе с ними исчезла зубная боль. Ах, как же я был благодарен этому мгновению!» [224]224
Пер. Б. Ерхова. Там же. С. 698.
[Закрыть]
Что хотел сказать этим Андерсен и в первом, и во втором случае, каждый из которых был для него по-своему итоговым? Что поэзия мучила его, как зубная боль? Вряд ли. Он писал стихи легко и с удовольствием. Или что она приобрела над ним власть, повлиять на которую он не мог? И была неизбежна и владела им, как зубная боль? Наверное.
Глава одиннадцатая
о пьесах Андерсена
В своих сказках и историях Андерсен писал обо всем на свете, в том числе и о театре. Размышлениям о нем посвящена сказка «Кукольник» (1850), вошедшая в девятую главу его книги «В Швеции» – сборника эссе о путешествии писателя в эту страну в июне – июле 1849 года.
На борту парохода, идущего через пролив, автор повествования знакомится с человеком, лицо которого показалось ему очень довольным, если не совершенно счастливым. На вопрос, что тому причиной, незнакомец, оказавшийся датчанином и директором кукольного театра, чистосердечно признался, что прошел «чистку». И рассказал автору удивительную историю, приключившуюся с ним в Слагельсе, где Андерсен в свое время учился в гимназии. Кукольный спектакль его нового знакомого проходил на почтовом дворе при большом стечении детей и молодежи, среди которых выделялся человек в черном, который кстати смеялся и кстати аплодировал – идеальный зритель! При ближайшем знакомстве им оказался кандидат наук из политехнического учебного заведения в Копенгагене, присланный в провинцию, чтобы просвещать ее жителей. После представления он показал директору некоторые свои опыты, из которых тот вывел для себя, что «во времена Моисея и пророков такой ученый кандидат непременно прослыл бы мудрецом, а в Средние века его бы сожгли» [225]225
Пер. Н. Федоровой. Там же. Т. 2. С. 174.
[Закрыть]. На следующий день директор и кандидат опять встретились за бутылочкой и заговорили о науке. Правда, говорил больше директор, а кандидат отвечал на его вопросы, хотя на некоторые из них и он ответить не мог. Почему кусок железа, пройдя через спираль, намагничивается? (Андерсен не зря много беседовал с Эрстедом.) «То же самое происходит с людьми. Господь, наверное, бросает их в спираль времени, и на них снисходит гений, глядишь, и перед нами Наполеон, Лютер или еще кто вроде того» [226]226
Пер. Н. Федоровой. Там же. Т. 2. С. 174.
[Закрыть].
За разговором директор поведал кандидату о своей мечте. Он хотел бы руководить не куклами, а настоящими живыми артистами. Кандидат засомневался: вряд ли это принесет его собеседнику успех. Но попробовать стоит. И он сыграл роль античного бога: сложил куклы в сундук, повесил его директору на спину и попросил того прыгнуть сквозь спираль. Комнату осветила вспышка, и директор мгновенно превратился в руководителя труппы настоящих актеров, после чего они стали предъявлять ему всевозможные претензии, большей частью совершенно вздорные. Танцовщица объявила, что, если она не будет во время спектакля стоять на одной ноге, провал представлению обеспечен. Кукла, игравшая императрицу, желала править не только на сцене, но и за кулисами. Фигурант, исполнявший проходные роли, стал претендовать на главную. А главный герой потребовал, чтобы вся его речь состояла только из заключительных реплик. Когда директор, разгневавшись, заявил куклам, что они всего лишь марионетки, они набросились на него и поколотили.
Кукольник не скоро очнулся: он лежал на полу, куклы были рассыпаны. И тогда он заявил им: «Никогда больше не пожелаю, чтобы вы обрели плоть и кровь!» После этого он снова стал счастливым человеком. И с успехом ездил со своими спектаклями по Дании, а теперь вот будет ездить еще и по Швеции!
В сказке-притче Андерсен, по-видимому, пытается объяснить себе и читателю, почему он предпочел театру писательство. В театре слишком многое зависит от обстоятельств: капризов актеров, директоров, режиссеров и влиятельных лиц. В то время как в литературе он получает способность творить свою волю, и исполнители ее не смеют ему перечить.
Но все-таки Андерсен всем сердцем любил театр. И посвятил ему историю «Тетушка» (1866) – о старой деве и завзятой театралке, знавшей каждую пьесу, кулису и всех актеров. По-настоящему тетушка жила лишь девять месяцев театрального сезона, а стоимость аренды жилья и его расположение в городе оценивала по расстоянию до театра (как, впрочем, и сам Андерсен, всю жизнь проживавший на съемных квартирах). Тетушка дружила с господином Сивертсеном, машинистом сцены, сообщавшим ей театральные сплетни. Однажды она провела на вечерний спектакль своего приятеля, поверенного Хамма, на верхний ярус. А он возьми и засни. И проспал там до утра. А потом рассказал тетушке, что увидел ночью. Давали вовсе не «Соломонов суд» [227]227
«Соломонов суд» (1802) – пьеса французского драматурга Л. Ш. Кенье.
[Закрыть], а «Страшный суд на театре». У дверей стояли капельдинеры, и все зрители вместо билета предъявляли им расчетную книжку своей души, и только тогда их впускали в зрительный зал – в наморднике или без оного. Однажды в театре случился пожар, но тетушка вела себя мужественно, и ее спасли. После ее смерти осталось 500 ригсдалеров, она завещала их одной достойной старой деве, оговорив условие, чтобы та посещала спектакли каждую субботу, сидела в ложе третьего яруса на левой стороне и всякий раз вспоминала о ней. «Ведь театр был для тетушки религией» [228]228
Там же. С. 412.
[Закрыть].
Возможно, даже большее значение имел он и для Андерсена. Напомним, что первое здание, к которому он направился, впервые оказавшись в датской столице, был Королевский театр, и в первый раз его имя появилось в напечатанном виде на театральной афише балета «Армида», в котором он появился в апреле 1821 года в эпизодической роли Тролля. Выше уже рассказывалось о первом театрально-драматургическом успехе Андерсена – водевиле «Любовь на башне церкви Святого Николая, или Что скажет партер» и его постановке в Королевском театре в апреле 1829 года.
Как пишет Андерсен в автобиографии «Моя жизнь как сказка без вымысла», более десяти лет с конца 1828-го по 1839 год он жил только тем, что приносили ему его сочинения. Он берется, и не без удовольствия, почти за любую работу – лишь бы она была связана с театром. В октябре 1831 года Королевский театр ставит водевиль «Корабль», под этим названием Андерсен перевел и переработал для сцены пьесу Эжена Скриба «Карантин»; в октябре следующего года на сцене того же театра идет опера Йохана Петера Эмилиуса Хартмана «Ворон» с подготовленным Андерсеном либретто по трагикомической сказке Карло Гоцци. Тогда же в мае выходит из печати либретто «Ламмермурской невесты» по роману Вальтера Скотта, заказанное композитором Иваром Фредериком Бредалем. Спектакли этой оперы имели некоторый успех, после чего один из покровителей юного Андерсена композитор Вайсе попросил его написать либретто для оперы по роману Вальтера Скотта «Кенилворт». Андерсен не мог ему отказать – ведь именно Вайсе собрал для него в свое время столь необходимые для провинциального паренька деньги, когда он с мечтами о театральной карьере явился в столицу.
В этой работе не обошлось без курьеза. Уезжая в путешествие, Андерсен разрешил Вайсе вносить в текст необходимые изменения, и тот ничтоже сумняшеся изменил в либретто концовку: согласно ей, героиня романа Эми Робсар [229]229
Эми Робсар или Эми Дадли– жена Роберта Дадли, графа Лестера, фаворита Елизаветы I. В отсутствие мужа, гостившего в Виндзорском замке у королевы, она оступилась на лестнице и сломала шею, что породило в придворных кругах множество слухов и кривотолков.
[Закрыть]благополучно соединяется с графом Лестером. Андерсен вспоминал об этом эпизоде в «Сказке моей жизни»: «У Вайсе, этого замечательного человека, была одна особенность: он никогда не дочитывал книги, если подозревал, что конец ее печален. „Зачем же делать людей несчастными, если можно устроить их счастье одним росчерком пера?“ – говорил он. „Да ведь это противоречит истории! – возражал я. – И, кроме всего прочего, как же мы поступим тогда с Елизаветой?“ – „А она может сказать: Великая Англия, я твоя“, – ответил он» [230]230
Пер. О. Рождественского. Там же. Т. 3. С. 94.
[Закрыть]. Опера под названием «Праздник в Кенилворте» была поставлена в Королевском театре в январе 1836 года и принята сдержанно (она шла в театре при жизни Андерсена всего семь раз). Естественно, за промахи и недостатки в ней досталось не Вайсе, а Андерсену. К марту 1833 года он также подготовил переложение на датский язык популярной пьесы Жана Франсуа Байара «Королева шестнадцати лет» (об английской «девятидневной королеве» Джейн Грей, правившей с 10 по 19 июля 1553 года). Спектакль был поставлен в Королевском драматическом театре и прошел на сцене 44 раза – большой успех для того времени. Андерсен написал также на основе датской народной баллады «Рыцарь Сверкер» либретто одноактной оперы «Маленькая Кирстен», музыку для нее сочинил Хартман. Спектакль давали 65 раз еще при жизни Андерсена, идет он на сцене и поныне.
Кроме того, Андерсен создавал и свои собственные драматургические произведения: водевили «Испанцы в Оденсе» и «Двадцать пять лет спустя» (изданы и поставлены только в январе 1836 года в рамках общего спектакля «Расставания и встречи») и уже упоминавшуюся драматическую поэму «Агнете и Водяной» в двух частях (1833), постановка которой в Королевском театре в 1843 году с треском провалилась, подтвердив тем самым сложившееся о ней всеобщее мнение как о неудачной.
Драматургическую деятельность Андерсена в 1830-е годы нельзя назвать иначе как лихорадочной. И, соответственно, излишне поспешной, с чем Андерсен косвенно соглашается, объясняя быстрый темп работы над пьесами сугубо денежными причинами. В «Сказке моей жизни» он без обиняков признается: «Писать для сцены является для каждого писателя наиболее выгодным во всех отношениях полем деятельности. Вот почему я, находясь в крайности, брался за либретто, из-за которых меня так бранили, а также за водевили». Там же, в воспоминаниях, еще более приземленно Андерсен писал: «Драматические вещи лучше всего оплачиваются, а ведь без денег не проживешь» [231]231
Там же. С. 200.
[Закрыть].
Наибольший успех у современников снискала ему пятиактная драма в стихах «Мулат», написанная по мотивам рассказа «Обломки» Фанни Рейбо (1802–1871), популярной в XIX веке французской писательницы. Андерсен обнаружил эту новеллу в мартовском номере журнала «Ревю де Пари» за 1838 год. Он восторженно писал Хенриетте Ханк 4 ноября: «Эта вещь совершенно не театральная, в ней лишь чистые человеческие чувства; моя „простая кровь“ и „благородное я“, отлитые в гибкий стих, решат, буду ли я работать для сцены дальше или же продолжу писать романы».
Действие пьесы происходит во французской Вест-Индии. Ее главному герою мулату Горацио, получившему образование в Париже, приходится выбирать между женой жестокого плантатора Элеонорой, чувственно влюбленной в него, и ее воспитанницей Сесилией, которая выходит за него замуж, тем самым спасая от смертной казни, на которую он обрек себя тем, что дал у себя убежище нескольким беглым рабам и осмелился, защищаясь, оказать сопротивление белому человеку. Андерсену хорошо удалось передать экзотическую (и отчасти эротическую) атмосферу действия и противоречивость социальной роли героя, находящегося в пограничной (знакомой писателю) ситуации между миром «примитивных» черных и обществом «цивилизованных» белых людей. Немалую долю в успех постановки вложила госпожа Хейберг, блестяще исполнившая роль Сесилии (хотя драма, как она признавалась, ей не нравилась).
Пьеса не сразу была принята к постановке. Против нее в приемной короля публично высказался один из высших сановников государства, только что прибывший из датской Вест-Индии. Пьеса, по его мнению, могла пагубно сказаться на настроениях тамошних жителей. Но никто и не собирается показывать им спектакль, возражали ему, спектакль состоится в Копенгагене. К тому же Андерсен предусмотрительно не переносил действия рассказа в датскую колонию, оно происходит во французских владениях на Мартинике, как в оригинале у автора рассказа. Против пьесы выступил также один из трех директоров Королевского театра Кристиан Мольбек, назвавший в своем отзыве главного героя «сентиментальным краснобаем». Однако мнение двух других директоров театра его возражение перевесило, и за пьесу, как сообщает Андерсен в «Сказке моей жизни», вступилось одно неназванное им «высокопоставленное лицо», которое посчитало «невольнический рынок» во втором акте пьесы весьма «эффектной, новенькой и неизбитой» сценой. Понравилась пьеса и наследному принцу Кристиану и его жене, которым Андерсен лично прочитал ее за два дня до назначенной на 3 декабря 1839 года премьеры. Андерсен написал к книжному изданию драмы следующее посвящение:
Поскольку драма в книжной форме вышла только 5 февраля 1840 года, следует считать, что посвящение адресовано новому датскому королю Кристиану VIII. Ибо произошло непредвиденное. В день премьеры умер король Фредерик VI, в стране был объявлен двухмесячный траур, и премьера спектакля состоялась только 3 февраля 1840 года. Спектакль имел шумный успех и был сыгран при жизни Андерсена не менее двадцати раз, а заработанные на нем деньги позволили автору совершить самое длительное в его жизни путешествие, конечным пунктом которого стал Константинополь, где не бывал еще ни один крупный датский писатель. Кроме того, пьесу быстро перевели, и она была с большим успехом поставлена на сцене стокгольмского Королевского театра в Швеции, где за неделю до премьеры, состоявшейся 22 марта 1841 года, Андерсен находился, как уже говорилось, в гостях у барона Врангеля. Годом раньше в Сконе шведские студенты из Лундского университета устроили Андерсену восторженную встречу. Писателя принимали в Швеции так хорошо, что он заподозрил своих датских коллег в зависти. Так, например, однажды Хейберг иронически попросил Ханса Кристиана сопровождать его, когда он в следующий раз поедет в Швецию. Андерсен тут же нашелся и предложил авторитетному драматургу взять с собой свою красавицу-жену, тогда он добьется желанного много легче.
Примерно через два года, во время своей весенней поездки за границу, Андерсен посетил в Париже французского писателя и журналиста Ксавье Мармье (1808–1892), в будущем члена Французской академии, знакомство с которым, состоявшееся летом 1836 года в Копенгагене, заслуживает особого упоминания. Судьба молодого писателя заинтересовала тогда журналиста, завзятого путешественника [233]233
В 1842 году Мармье посетил Россию, где деятельно общался со многими писателями и литераторами, включая Н. В. Гоголя. Впечатления его вошли в книгу «Записки о России, Финляндии и Польше» (1851) и были сразу же запрещены имперской цензурой.
[Закрыть]и человека энциклопедических знаний, только что приступившего к освоению новейшей скандинавской литературы и интересовавшегося скандинавскими древностями. С самого начала Мармье обратился в Копенгагене к Эленшлегеру, а тот познакомил его с Андерсеном. Молодые тогда еще люди понравились друг другу, и на основе интервью с Андерсеном Мармье напечатал в самом известном французском журнале «Ревю де Пари» статью о нем «Жизнь поэта» (1837), впоследствии вошедшую в его монографию «История литературы в Дании и Швеции» (1839). Статья Мармье буквально через месяц была перепечатана в Германии, а затем и в других европейских странах, в том числе в 1838 году в пересказе и в России в журнале «Библиотека для чтения», что явилось первым известием об Андерсене, появившимся в русской печати. Андерсен был прекрасно осведомлен о творческих планах Мармье (возможно, он даже предоставил ему свои автобиографические записки) и в письме от 1 декабря 1837 года пересказал его статью Хенриетте Ханк:
«Мармье говорит сначала о борьбе гения вообще, называет нескольких родственных мне по духу поэтов, описывает нашу первую встречу, мою наружность, мою каморку и затем заставляет меня рассказывать ему свою юность! Отсюда он переходит к моим произведениям и ставит выше всего стихотворения и роман „О. Т.“. Оканчивается статья стихотворным переводом моего стихотворения „Умирающее дитя“. Итак, мое имя пошло теперь гулять по свету лет на сто!»
На одном из званых вечеров в доме Мармье Андерсен познакомился с автором новеллы «Обломки» Фанни Рейбо, рассказал ей о постановке «Мулата» и о том, что пьеса имела успех. Рейбо приглашала его на свои вечера, была чрезвычайно любезна и, как отметил Андерсен в дневнике 25 марта 1843 года, даже похвалила его французский язык, на котором, как известно по многочисленным свидетельствам знакомых поэта, он говорил неважно.
Тем не менее в бочке меда оказалась и ложка дегтя. Отчасти виноват в этом был сам писатель. Впоследствии он наивно объяснял в «Сказке моей жизни», что все страницы книжного издания «Мулата» оказались заняты текстом пьесы и упоминание о первоисточнике было просто некуда поместить. Однако подзаголовок книги ясно гласит, что перед читателем «Романтическая драма собственного сочинения в 5 актах». Поскольку спектакль продолжал собирать полный зал, в дележе пирога решили принять участие и издатели, и рассказ Фанни Рейбо под ее же именем был переведен на датский язык и напечатан в одном из копенгагенских журналов, о чем конечно же сообщили Андерсену. Писатель не замедлил усмотреть в публикации еще один личный выпад против него – ведь в прессе не раз уже высказывалось мнение, что он способен лишь переделывать чужие произведения. Чтобы опровергнуть эти наветы, он написал трагедию «Мавританка» и в августе того же года передал ее рукопись дирекции Королевского театра, где она была немедленно принята к постановке, премьера была запланирована на 18 декабря того же года. За день до передачи рукописи в дирекцию Андерсен поговорил о пьесе с Хейбергом, которому драма решительно не понравилась. Его жена также играть предложенную ей роль мавританки Рафаэлы отказалась, она сочла ее характер слишком «мужеподобным». В «Моей жизни как сказке без вымысла» Андерсен подробно рассказывает, что он долго упрашивал госпожу Хейберг:
«Я ведь знал, что как бы хорошо ни была эта роль написана, если фру Хейберг не будет ее играть, публика в театр не пойдет. Я сказал ей это и стал просить ее, сказал, каким ценным стал бы для меня духовный опыт, почерпнутый из нового путешествия, которое не состоится, если постановка пьесы провалится или даст небольшие сборы. Я считал бы ее выход в этом спектакле в главной роли, которая ей не нравилась, как оказанное с ее стороны величайшее благодеяние, и обещал, что никогда не забуду оказанную таким образом услугу и буду благодарен ей всю оставшуюся жизнь» [234]234
Пер. Б. Ерхова. Цит. по: Andersen H. C.Mit eget eventyr uden digtning. København, 1975. S. 101, 102.
[Закрыть].
Тем не менее Хейберг осталась в своем отказе тверда. В результате роль передали другой актрисе, а Андерсен испортил отношения с Хейбергами, открыто и крайне неосторожно выражая неудовольствие супругами в свете. Он стал подозревать, как ему казалось, организованное в обществе противодействие спектаклю и едва не впал в депрессию, от которой его спасло принятое по совету ближайших друзей решение как можно скорее отправиться в путешествие за границу. Возвращаться домой из конечного его пункта, Константинополя, Андерсен решил не морским путем, а вверх по Дунаю до Вены, через охваченные народными волнениями земли. Ханс Кристиан вполне понимал рискованность такого маршрута, но любопытство все же опасения пересилило.
Письмо Эдварда Коллина от 1 января 1841 года с известием о состоявшейся премьере «Мавританки» застало Андерсена в Риме: спектакль не стал провальным, чего автор пьесы к тому времени уже стал опасаться, но принят был сдержанно и прошел всего три раза, принеся автору около 300 ригсдалеров (от постановки «Мулата» Андерсен выручил примерно тысячу). Как сообщал Эдвард, никто из рецензентов спектакль особенно не ругал, внимание всех было приковано к новой книге Хейберга.
Отправитель письма не стал портить настроение другу, что непременно случилось бы, напиши он о ней подробнее. Книга состояла в основном из стихотворной «апокалиптической комедии» «Душа после смерти» (1841), в которой нашлось место и для выпада против Андерсена. В одной из ее сцен привратник Ада Мефистофель предупреждает неприкаянную Душу, не пропущенную уже ни в христианский рай, ни в языческий элизиум, что ее ожидает в аду, то есть в обывательском Копенгагене: там идут сейчас в театре «Мулат» и «Мавританка». По возвращении в Данию, ознакомившись с книгой Хейберга, Андерсен понял, что слухи о его полном уничтожении хейберговской сатирой сильно преувеличены, и дал ее автору достойный ответ. В «Базаре поэта» (1841), книге о недавнем путешествии на Восток, выгодно отличающейся от других его путевых эссе своей живописностью, Андерсен описывает, как во время карантина, который задержал его в Оршове (город в Румынии на берегу Дуная), автору записок привиделся сон: он, как и Хейберг, тоже оказался в аду, где и в самом деле в театре шли две его пьесы. Там же, в аду, среди грешников прошел слух, что сверх «Мулата» и «Мавританки» в тот же вечер будут давать еще пьесу Хейберга «Фата Моргана», против чего несчастные активно запротестовали: «Нельзя слишком разогревать даже ад, нужно знать меру!»
Андерсен отлично понимал, сколь многим был обязан Хейбергу – ведь тот в свое время, начав его печатать и продвигать, фактически вывел молодого писателя на более высокий уровень литературного общения с современниками. Тем не менее после размолвки, вызванной разногласиями по поводу «Мавританки», отношения между писателями поддерживались главным образом светски-дипломатические. Это не помешало Хейбергу, наделенному тонким литературным вкусом, по достоинству оценить романтическую драму «Грезы короля», предложенную Андерсеном Королевскому театру анонимно, – Хейберг не сразу распознал ее автора.
Андерсен уже обращался в своем творчестве к фигуре датского короля Кристиана И, одной из самых колоритных во всей датской истории, и к «графской распре» в борьбе за власть во время семнадцатилетнего заточения Кристиана в замке Сеннерборг (после чего король еще десять лет просидел в замке Калуннборг, где, правда, подвергался меньшим ограничениям свободы). Как уже упоминалось, после первых литературных успехов Андерсен в 1830 году предпринял небольшое путешествие по Ютландии, чтобы познакомиться с местами, где должно было развернуться действие его исторического романа «Карлик короля Кристиана II». Однако тогда из его планов ничего не вышло.
Одноактная драма «Грезы короля» состоит из четырех картин. Первая, «рамочная», обрисовывает обстановку темницы в замке, где заключен король: даже дверь в нее замурована, и в узилище ведет люк в потолке; здесь король живет лишь в обществе старого верного солдата, который прислуживает ему. Во второй картине воссоздаются воспоминания спящего короля: это сцена знакомства его, тогда еще наследного принца, с дочерью голландской трактирщицы Дивеке, во время которой он принимает решение навсегда (в любви, но не в супружестве, которое должно быть политическим) соединить свою судьбу с ней. В третьей картине описывается сцена отравления Дивеке монахом, выполняющим волю оппозиционного дворянства и духовенства (датская церковь была лишена Кристианом II привилегии апеллировать по любому вопросу к римскому папе), а в четвертой перед нами снова королевская темница: заключенного в ней короля посещает неизвестный рыцарь, на самом деле его двоюродный брат, победивший в междоусобной борьбе за власть, Кристиан III. Он великодушно переводит престарелого заключенного в замок Калуннборг, где обещает ему большую свободу передвижений (вплоть до занятий рыбалкой и охотой) и сносные условия жизни.
Самое поразительное в пьесе, что, несмотря на сравнительно небольшой объем, она вполне достоверно рисует образ короля таким, каким видит его в общих чертах датская историографическая традиция. Король Кристиан II (1481–1559, правил Данией и Норвегией с 1513 года, Швецией – с 1420 по 1423 год) мальчиком действительно воспитывался в доме копенгагенского бюргера Ханса Переплетчика, он и в самом деле стремился, опираясь на состоятельных горожан и крестьян, держать в узде своевольное дворянство, высшую знать и церковь. Его устремления были направлены на восстановление единства трех скандинавских государств в форме личной королевской унии, установленной в свое время великой королевой Маргрете (1353–1412). При этом он строил долгосрочные планы ослабления Ганзейского союза и развития торговли и хозяйства Дании, Норвегии и Швеции. Король охотно перенимал новшества, заведенные в соседней Голландии, и выступал против законов, позволявших торговлю людьми. Неудивительно, что и в своей стране, и в Норвегии, и в фактически завоеванной им Швеции Кристиана II встречало яростное сопротивление дворянства, которое он подавлял с беспощадной жестокостью, не выбирая средств. Так, на четвертый день праздника его шведской коронации он закрыл все двери Стокгольмского королевского замка, арестовал шведских гостей и незаконно осудил и казнил более восьмидесяти из них (по другим источникам – более ста) в один день, прославившись своей «стокгольмской кровавой баней», как прозвали эту расправу, на всю Европу. В свою очередь, его дядя Фредерик I, избранный датской знатью королем, схватил Кристиана II во время переговоров, на которые тот пошел после того, как исчерпал свои финансовые и военные ресурсы, и вероломно заключил в тюрьму, из которой узника освободила лишь смерть.
Увлеченный драматичностью описываемых в пьесе событий, а также ее новаторской формой (она во многом предвосхищала приемы символистской и экспрессионистской драматургии конца XIX – начала XX века), Хейберг сам поставил «Грезы короля» в Королевском театре (премьера состоялась 14 февраля 1844 года, и спектакль прошел в театре при жизни Андерсена 14 раз) и сам же весьма положительно отрецензировал ее в своем журнале (что в то время практиковалось). Тем не менее, несмотря на успех пьесы, Андерсен долго не раскрывал ее авторства.
