Текст книги "Корабль странников (сборник)"

Автор книги: Боб Шоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 37 страниц)

Хэссон почувствовал, как губы его сложились в бледное подобие улыбки. Он отсоединил свой аккумулятор и присоединил к аппарату Тео.

– Я совершенно забыл, – сказал Тео. – Когда я услышал про папу… Что мы будем делать?

– Мы выбираемся отсюда, как и планировали, – ответил ему Хэссон. – Ты полетишь первым, а я за тобой, когда найду другой аккумулятор.

Тео повернул свое слепое, но все понимающее лицо к пылающему внутри отеля аду:

– Как же вы?…

– Не спорь! – приказал Хэссон, заканчивая подключение и оживляя горошинку света на поясе Тео.

– Мы могли бы попробовать вместе, – предложил Тео. – Я слышал, что люди летают на закорках друг у друга.

– Ребятишки! – Хэссон толкнул его к отверстию. – Не взрослые, Тео. Вместе мы далеко превзойдем базовый вес. Любой, кто увлечен полетами как ты, должен был слышать о БВ и коллапсе поля.

– Но!

– Вылезай! Я установил тебе чуть меньше мощности, чем надо для поддержания высоты. Когда выберешься, просто дрейфуй и опускайся. Ну же… Давай!

Изо всех сил Хэссон толкнул парнишку в прохладное черное убежище ночного неба. Тео, чувствуя, что падает, добавил еще толчок ногами и превратил падение в нырок, вынесший его далеко за пределы интерференции, к драгоценным переливам городских огней. Он медленно поплыл в мягком воздушном море.

Хэссон проводил его взглядом и вдруг почувствовал, что плита у него под ногами начала трястись и шевелиться, словно живая. Он сошел с нее и теперь уже спокойно направился к лестнице, испытывая скорее, любопытство, чем страх за свою жизнь. И в этот момент плита взорвалась, разлетевшись на множество пылающих осколков. Некоторые из них посыпались на нижний этаж, другие полетели вверх в ревущей струе пламени, от которого на площадке стало светло, как днем. У Хэссона выступили слезы на глазах. Он бегом бросился к лестнице и рванулся вверх, каждую секунду ожидая, что под ногами окажется пустота. Новые угрожающие раскаты и усиление свечения подсказали ему, что конструкции отеля начинают уступать растущему натиску огня.

Хэссон попытался бежать еще быстрее, заставляя свои ноги с каждым шагом перешагивать как можно больше ступенек, дыхание его превратилось в раздирающие горло хрипы. Хэссон вдруг испытал новый страх, а вдруг он пробежал тот уровень, на котором лежало тело Латца. Или… Вдруг Латцу удалось пережить казавшуюся смертельной рану, хотя бы ненадолго, и его больше нет на площадке? С испугом посмотрев вверх, Хэссон заметил, что еще только приближается к тому месту, где кончаются перила, значит все, в порядке! Он птицей пронесся еще один огромный пролет и испытал мгновение глубочайшего облегчения при виде неподвижного тела Латца. Труп лежал на том же месте, где Хэссон оставил его в последний раз.

Подойдя к мертвецу, Хэссон опустился на колени и ощупал его, ожидая почувствовать прямоугольник аккумулятора Тео либо в карманах Латца, либо поблизости на полу. Он не смог его найти. Тогда Хэссон стал искать рядом на площадке, но вскоре понял, что в неровном и неярком свете любой кусок мусора или строительного материала будет казаться ему аккумулятором.

Внизу взорвалась еще одна бомба. За взрывом последовали уже хорошо знакомые Хэссону столбы пламени и облака пыли и дыма. Вместе с градом бумажных и пластмассовых комков пришло ощущение движения пола, пугающее чувство его ненадежности.

И тут Хэссон наконец-то осознал, что просто глупо в момент крайней опасности поддаваться природной слабости и позволять себе быть брезгливым. Он перекатил тело Латца на бок, обнажив обугленную непристойность смертельной раны, и отсоединил аккумулятор от АГ-аппарата мертвеца. Сама коробочка и ее контакты были густо измазаны темной кровью. Хэссон прижал аккумулятор к груди и тяжело побежал вверх по лестнице.

Подъем теперь был затруднен отсутствием перил. Длительная и тяжелая нагрузка сделала ноги Хэссона слабыми и непослушными. Все чаще и чаще у него подгибались колени, а ступни не дотягивались до цели. При отсутствии же ограждения даже небольшая потеря равновесия могла в любой момент привести к безвозвратной прогулке в бушующий огненный ад первого этажа. В довершение всего, Хэссон находился теперь в той части отеля, где, насколько он знал, еще никто не ходил после того, как Морлачер расставил там свои сюрпризы. А это означало, что существует дополнительная опасность быть прихлопнутым невидимой рукой костлявой старушки. Остатки мыслительных способностей подсказали Хэссону, что с этой опасностью он вынужден смириться, главное – выбраться из отеля, и для этого ему обязательно надо подняться до самой крыши и найти там выход, которым пользовались Барри Латц и другие непрошенные гости «Чинука». Это был отчаянный и опасный план, но другого для Хэссона не существовало.

Отныне он сосредоточился только на ближайшем будущем!

Испытывая мучительную боль в мышцах ног и стараясь не слышать свое шумное дыхание, Хэссон стал гадать, ведет ли лестница, по которой он поднимается, на крышу. Планировалось устроить наверху сады и плавательные бассейны так что, скорее всего, было предусмотрено, что постояльцы смогут попадать наверх не только с помощью лифта, но и по лестницам. Подгоняемый надеждой легко оказаться на свободе, под чистым звездным небом, Хэссон устремил взгляд вверх. Интересно, сможет ли он узнать верхнюю площадку?

Это оказалось несложным. Почти все пространство верхнего этажа от пола до ставшего невидимым потолка оказалось заполненным непроницаемыми клубами черного дыма.

Задыхаясь, Хэссон упал на ступеньки, круто поднимавшиеся к верхнему этажу, и почувствовал себя крепостью, осажденной неприятелем со всех сторон. Нижний край многометрового дымного покрывала был удивительно резко очерчен. Он шевелился и вздувался, как поверхность слабо кипящего супа, который почему-то видишь перевернутым вверх ногами. Между ним и полом оставался тонкий пласт чистого воздуха. Заглянув в прозрачный слой этого бутерброда, Хэссон различил еще один лестничный марш, начинавшийся на противоположной стороне площадки. Ступени были уже, чем те, на которых он сидел, и они наверняка вели прямо к выходящей на крышу отеля двери.

Хэссон не двигался еще несколько мгновений, затем сделал глубокий вдох и побежал по лестнице вверх. Казалось, ноги сами находят ступени. Ослепший в дыму Хэссон пулей несся к свободе, понимая, что одного вдоха этой вонючей черноты будет достаточно для того, чтобы произошла катастрофа. Почти в тот же момент ему в голову пришла новая мысль: как можно быть уверенным, что ступеньки, по которым он сейчас бежит, той же конфигурации, что и нижние? Откуда он знает, что не сверзится сейчас в пропасть? Отгоняя эту жуткую мысль, Хэссон продолжал свой ужасный бег. Чтобы хоть как-то ориентироваться в пространстве, он старательно вел рукой по грубой поверхности стены, пока не достиг маленькой площадки и металлической двери. Дверь была на засове с висячим замком!

Но Хэссон был почти благодарен этой двери за то, что ее очевидная надежность не соблазнила его на трату драгоценного времени в тщетных попытках ее взломать. Не останавливаясь, он круто развернулся и побежал обратно. Хэссон достиг места старта как раз тогда, когда его легкие уже начали сдавать и упал на ступени. Липкий едкий дым расцарапал ему ноздри и горло и вызвал приступ кашля. Хэссон судорожно цеплялся за ступени и долго и исступленно кашлял, но какая-то неведомая частица его сознания, презирая такую ничтожную мелочь, использовала эти мгновения астральной отрешенности, чтобы оценить ситуацию.

С того момента, как Хэссон попал в отель «Чинук», его жизнь зависела от взаимодействия разнообразных сил. Некоторые факторы ему мешали, они были связаны с людьми другие имели чисто физический характер, и не все действовали исключительно против него. Например, конструкция и план отеля предоставили ему возможность передохнуть, дали время для маневра. Огонь напоминал архаичный реактивный двигатель, которому нужны воздухозаборники и эффективный механизм выхлопа, без чего он никогда не достигнет полного смертоносного великолепия. То, что крыша отеля оставалась закупоренной и неповрежденной, о чем свидетельствовало пойманное здесь в ловушку дымное покрывало, лишило огонь тяги, которой он так жаждал, замедлило его продвижение и парализовало возможный размах. Если бы не было слоя дыма, то и его. Роба Хэссона, уже не было бы в живых: он давным-давно был бы поглощен пламенем и превращен в головешку. Невезение Хэссона в том – и здесь нет злого умысла физического мира – что то же самое ядовитое облако теперь не дает ему возможности как можно быстрее отыскать единственный выход во внешний мир…

Далеко внизу часть здания задрожала в каком-то катаклизме, вдруг выгнувшем балки лестницы, на которой сидел беглец. Послышались чудовищное дрожание и грохот. Это целые лестничные марши отламывались от опор и падали вниз, как небрежно выпущенные из руки игральные карты. Потоки горячих газов гейзерами пронеслись по лестничной клетке, взбив пелену дыма.

Хэссон невольно застонал. Лестница, за которую он цеплялся, вновь слегка дрогнула. Он переполз на пол этажа и прижался к плитам, чтобы оставаться в полосе чистого воздуха.

При этом всякий раз, когда очередной клуб дыма захватывал его своим нижним краем, Хэссон вынужден был задерживать дыхание. Даже на уровне пола воздух был так загрязнен, что раздражал легкие, и у него начался медленный неотвязный кашель. В глазах запульсировал красный туман.

Хэссон моргнул, прищурился и попытался вглядеться в видимое пространство своего съежившегося мирка. И тут он сделал запоздалое открытие, что мерцающий невдалеке неверный красный свет – не случайное явление, а что-то, имеющее отношение к внешнему миру. Движимый непонятным побуждением, Хэссон пополз вперед. В конце концов, невообразимое время спустя, он обнаружил, что оказался на берегу круглого озера!

Хэссон затряс головой, стараясь вернуть себе ощущение пространства и способность оценивать ситуацию.

То, что он видел, было не озером, не прудом, не бассейном. Это была… лифтовая шахта.

Сузив глаза до щелочек, чтобы роговицу не обожгло рвущимся вверх раскаленным воздухом, Хэссон заглянул в уходящие в бесконечность чередующиеся кольца темноты и оранжевого пламени. В самом центре этой бесконечности, где-то далеко-далеко чернел маленький немигающий зрачок.

Он как будто гипнотизировал Хэссона, манил его, соблазнял.

Хэссон с усилием оторвался от него и перевел взгляд на тяжелый кубик аккумулятора, который все еще сжимал в руке. Он перекатился на бок, и действуя с неспешной четкостью человека в трансе, вставил элемент в пустые зажимы. При этом он умудрился заметить, что на металлическом корпусе осталась глубокая царапина от терморезака, оборвавшего жизнь Барри Латца. Хэссон стер темную липкую кровь с клемм и подключил их к антигравитационному генератору Теперь ему оставалось только повернуть выключатель и шагнуть в ожидающую его шахту. Упасть в безопасность, мимолетно подумал Хэссон.

Конечно, это был необычный способ спасения – его не найдешь в рекомендациях многочисленных пособий, по технике полета. АГ-поле будет искажено и не подействует внутри лифтовой шахты, а это значит, что он пролетит четырнадцать этажей и даже больше, минует массив непосредственно самого отеля, и только после этого появится подъемная сила. Свободное падение будет длиться примерно шестьдесят метров, и это расстояние Хэссон пролетит где-то за четыре секунды, если сделать небольшую поправку на сопротивление воздуха. Конечно надо признать, что это неприятный и неуютный, скажем так, старт, он может выбить из колеи человека робкого или неоперившегося новичка, но для опытного воздушного полицейского, который, совершая арест, однажды пролетел к земле три тысячи метров, это пустяк, просто пустяк…

Хэссон повернул выключатель на поясе и улыбнулся дрожащей недоверчивой улыбкой: контрольная лампочка не загорелась. Итак, его АГ-аппарат не работает и у него нет шансов выбраться отсюда.

«Я назову тебе три вещи, которые это может означать, – подумал Хэссон, заглушая свое отчаяние педантизмом школьного учебника, – а потом скажу то, что это есть на самом деле!

Это может означать, что тока нет, но не наверняка. Может, ток и есть, но микропроцессор контрольного устройства решил, что аккумулятор не в идеальном состоянии. Микропроцессор не понимает, что такое крайние обстоятельства. Он рассматривает каждый взлет как начало восьмичасового демонстрационного перелета.

Это может означать, что ты повредил генератор АГ-поля, когда ударился об оконную раму второго этажа, но вряд ли. Эти штуки рассчитаны на достаточно плохое обращение.

Это может означать, что разбита сама контрольная лампочка: такое случается, хотя и не часто».

Неподалеку раздался новый, еще более грозный рокот. Он шел со стороны лестницы. Дым колыхнулся и заставил Хэссона припасть к самому полу. Все еще лежа на боку, он подтянул колени и закрыл глаза.

«А единственное, что это действительно означает, Роб, мистер Хэссон, сэр, – это то, что ты останешься здесь задыхаться, лишь бы не совершать этого падения. И кто станет тебя винить? Кто, будучи в здравом рассудке, захочет пролететь четырнадцать этажей по пылающему зданию… и вылететь из него на высоте, большей любого небоскреба… и иметь под собой такое сумасшедшее расстояние, и продолжать падать… и не знать, сработает вообще АГ-аппарат или нет? Это невозможно. Немыслимо. И все же… Все же…»

Хэссон пошевелился, придвинулся ближе к краю пропасти и заглянул в сужающиеся в перспективе огненные кольца шахты. Он посмотрел в черный кружок в центре, за которым раскинулся ожидающий его мир, и понял, что это вовсе не глаз, что отец за ним не наблюдает, что никто за ним не наблюдает. Он один. Ему решать, умирать или родиться заново.

И Хэссон принял решение! Он расслабил мускулы и рухнул вниз, отдавшись ленивому, просто невозможному полету в неизвестность.

Четыре секунды.

В обычном человеческом представлении четыре секунды – это очень маленький отрезок времени, но Хэссон за эти секунды получил невообразимо острые впечатления, вонзившиеся в его мозг как кадры ускоренной киносъемки. Все часы для него остановились и небо замерло в своем вращении. У него была масса времени разглядывать пылающие поля сражения на каждом этаже, почувствовать, как он зарывается в звуковые волны, порождаемые пламенем, ощутить разрастающуюся пустоту в желудке, сообщившую ему, что он набирает скорость, как бы отвечая ею на безмолвный и смертельный зов земли, испытать смену света и тени, жара и сравнительной прохлады, и думать, строить планы, мечтать, кричать…

И, наконец, в шепчущей, наполненной ветром темноте, когда отель уменьшался над ним, как черное солнце, Хэссон почувствовал, что антигравитационный аппарат начал действовать, и тут он поистине заново родился.

11

Эл Уэрри и Генри Корзин были похоронены в соседних могилах на солнечном, обращенном к югу склоне кладбища неподалеку от Триплтри.

Хэссон, уроженец острова, где кремация давно стала обязательной, никогда еще не присутствовал на традиционных похоронах. Церемонии погребения, которые он видел в телевизионных голопьесах, подготовили его, к обилию мрачных эмоций, но действительность оказалась странно покойной. Было ощущение обязательности возвращения в землю, оно принесло Хэссону если не утешение, то по крайней мере примирение с реалиями жизни и смерти.

Во время церемонии он стоял в стороне от остальных, не желая афишировать свои истинные отношения с Элом. Прилетевшая из Ванкувера Сибил Уэрри стояла рядом с сыном. Она оказалась миниатюрной брюнеткой, и стоявший рядом с ней четырнадцатилетний паренек вдруг оказался высоким и не по годам взрослым. Тео Уэрри держал голову высоко, не пытаясь спрятать слез, слабым движением сенсорной палки следя, как гроб отца опускают в землю. Глядя на мальчика, Хэссон ясно видел в его лице отражение черт мужчины, которым он станет.

Мэй Карпентер и ее мать, обе в скромных вуалях, составили отдельную группку, в которой находился доктор Дрю Коллинз и другие, незнакомые Хэссону люди. Мэй и Джинни покинули дом за несколько часов до приезда Сибил Уэрри и жили теперь в другой части города. Почти рядом с ними стояли такие вроде бы несовместимые люди как Виктор Куигг и Оливер Фан, оба почти неузнаваемые в официальных черных костюмах. А за их спинами в пастельном ореоле воздушных путей нарядно и равнодушно сверкал город. Хэссон видел все это с удивительной четкостью и со всеми подробностями и понимал, что он еще не раз вернется к этому дню в своих воспоминаниях.

Дома он сразу же прошел к себе. Комната была залита призрачным сиянием пробившегося сквозь жалюзи солнца. Он разложил свои вещи и начал упаковывать их в новый набор летных корзин. Все не помещалось, но Хэссон без колебаний отбирал то, что ему понадобится, а остальное бросал в кучу на кровать. Он занимался этим примерно пять минут, когда услышал шаги не площадке. В комнату вошел Тео Уэрри. Парнишка постоял мгновение, поворачивая и наклоняя свою палку, потом подошел поближе к Хэссону.

– Вы и правда улетаете, Роб? – спросил он, чутко прислушиваясь. – Я хотел сказать, сегодня днем?

Хэссон продолжал складывать вещи.

– Если я полечу сейчас, то до темноты уже буду на западном берегу.

– А как насчет суда? Разве вы не должны оставаться здесь до суда?

– Я потерял интерес к судам, – ответил Хэссон. – Считается, что я должен давать показания на еще одном, в Англии, но к нему я тоже потерял интерес.

– Они будут вас разыскивать.

– Мир большой, Тео, и я буду скакать во всех направлениях… Хэссон прервался, чтобы по-настоящему подбодрить парнишку. – Это еще одна цитата из Стивена Ликока.

Тео кивнул и присел на край кровати.

– Я как-нибудь соберусь его прочитать.

– Еще бы. – Новая волна сочувствия заставила Хэссона засомневаться: может, он чересчур эгоистичен? – Ты уверен насчет того, что не хочешь оперировать свою катаракту? Никто не запретит тебе сделать операцию, по крайней мере на одном глазу.

– Я абсолютно уверен, спасибо, – ответил Тео голосом взрослого человека. – Я могу подождать пару лет.

– Если бы я считал, что тебе надо…

– Это самое малое, что я могу сделать. – Тео улыбнулся и встал, освобождая Хэссона от наложенных им на себя обязанностей. – Я ведь и сам уезжаю, знаете ли. Я вчера обсудил это с мамой, и она говорит, что у нее в Ванкувере найдется для меня достаточно места.

– Это прекрасно, – неловко отозвался Хэссон. – Послушай, Тео. Я как-нибудь прилечу тебя навестить. Ладно?

– Я буду рад.

Мальчик снова улыбнулся – вежливость не позволяла ему выразить недоверие – и, пожав Хэссону руку, ушел.

Хэссон проводил его взглядом, потом вернулся к своим корзинам. Он собрал все, что необходимо для длительного одиночного полета. У Хэссона не было никакой определенной цели, только инстинктивная потребность передвигаться, начать новую жизнь, противопоставив себя древней изогнутой безбрежности Тихого океана, расплатиться за годы, бездарно потраченные на мелкие делишки и конформизм. Через несколько минут, закончив приготовления и отбросив все сожаления, он взмыл в спокойную синюю высоту над Триплтри и отправился в длительную прогулку по небесам.

СТОЙ, КТО ИДЕТ?

1

– Вам уже лучше, правда?

Смазливая техсестра нагнулась над Мирром, чтобы снять с его лба датчики, и ослепительно улыбнулась. Ее волосы отливали медью, а наманикюренные ноготки походили на лепестки розы.

– Ну не томите же, отвечайте, как вы себя чувствуете?

– Прекрасно, – автоматически ответил Мирр, и тут же понял, что это действительно так. Он физически ощущал, как напряжение покидает его тело, сменяясь идущим из мозга теплым чувством благодарности и гармонии с окружающим миром. Расслабившись и поудобнее откинувшись на спинку мастерски сконструированного кресла, он со снисходительным одобрением обвел взором сверкающую операционную.

– Я чувствую себя изумительно!

– Я счастлива!

Девушка уложила датчики и ведущие к ним провода на крышку загадочной приземистой машины и толкнула ее. Та бесшумно укатилась куда-то на резиновых роликах.

– Знаете, помогая таким людям, как вы, я чувствую, что живу не напрасно.

– Конечно, конечно…

– Это как… – она снова улыбнулась, на этот раз смущенно, – …исполнение своего предназначения.

– Так оно и есть!

Затуманенным от счастья взором Мирр мгновение смотрел на техсестру, но тут в его сознание вкралась непрошенная мысль.

– Кстати… что именно вы для меня сделали?

– Черт бы тебя набрал! – огрызнулась девица, и лицо ее побледнело от злости. – Тридцать секунд ты ждал, прежде чем задать дурацкий вопрос! Целых тридцать секунд! И как ты думаешь, сколько удовлетворения и исполнения предначертаний способна честная девушка втиснуть в полминуты?

– Я… погодите ми… – Мирр был настолько ошарашен внезапной переменой в настроении собеседницы, что слова застряли у него в горле. – Я же только спросил…

– Вот именно – только спросил! Неужели ты не можешь просто принять счастье в подарок и сказать спасибо? Тебе тут же необходимо все проверить!

– Ну объясните же, – молящим тоном произнес Мирр, – что здесь происходит?

– Ну-ка, подонок, выметайся отсюда! – Строевым шагом девица промаршировала к двери, распахнула ее рывком и сказала кому-то невидимому:

– Сэр, рядовой Мирр очухался!

– Тут какая-то ошибка, – пробормотал Мирр, выбираясь из кресла. – Я не рядовой, я вообще не…

– Да ну? – издевательски протянула девица и, вытолкнув его из операционной, с треском захлопнула дверь. Мирр очутился в прямоугольном кабинете, стены которого украшали разнообразные военные причиндалы и огромное небесно-голубое знамя с вышитой серебром надписью:

КОСМИЧЕСКИЙ ЛЕГИОН 203-й полк

За одиноким письменным столом сидел пухлый человечек в форме капитана Космического Легиона. На голубом ковре сверкал петушиный гребень – эмблема Легиона, он же украшал все до единого предметы обстановки, включая цветочные горшки. Молча кивнув в знак приветствия, капитан жестом указал Мирру на кресло, на спинке и на сиденье которого также было вышито: «Космический Легион».

– Где я? – решительно потребовал ответа Мирр.

– Поверите ли вы мне, – капитан стрельнул глазами по стенам, – если я скажу, что мы находимся в штаб-квартире Христианского Союза Девушек?

Нацеленная на Мирра стрела сарказма промахнулась на несколько световых лет. Он взволнованно произнес:

– Та женщина в операционной назвала меня «рядовым»!

– Не обращайте на Флоренс внимания, она иногда бывает не в себе. Неблагодарная работа, знаете ли…

Мирр облегченно вздохнул.

– А то я уж подумал, что сделал какую-нибудь глупость.

– Нет, вы не совершили ничего, что можно было бы назвать глупостью, уверяю вас. – Капитан с величайшим вниманием изучил свои пальцы, словно пересчитывал, все ли на месте. – Я капитан Крякинг, представитель Космического Легиона в этом городе.

– Когда я сказал, что мог сделать глупость, – пробормотал Мирр, прислушиваясь к беспокойно звенящим в мозгу колокольчикам, – я имел в виду… что-то вроде вступления в Космический Легион.

Крякинг спрятал лицо в ладонях, плечи его слегка задрожали. В таком положении он пребывал примерно минуту, и все это время Мирр изучал капитанскую макушку. Наконец, сделав над собой невероятное усилие, Крякинг выпрямился.

– Войнан… – сказал он, – можно я буду называть тебя просто Войнан?

– Так назвали меня при рождении, – осторожно ответил Мирр.

– Прекрасно! Так скажи мне, Войнан, чем тебе не нравится Космический Легион?

Мирр презрительно фыркнул.

– Вы что, издеваетесь надо мной? Слышал я про них таскаются из одного конца Галактики в другой… в них стреляют, они горят, мерзнут, их жрут всякие чудовища, их. – Мирр умолк на полуслове. Смутные подозрения превратились в уверенность: случилось нечто ужасное. – Зачем мне вступать в Легион? Я что, рехнулся?

– Ты не знаешь?

– Конечно, нет!

– Вот и ошибаешься! – В голосе Крякинга появилась нотка торжества.

– О чем вы, капитан?

– Давай объяснимся, Войнан. – Крякинг налег всем телом на стол и, не замечая, что один его локоть уютно устроился в набитой окурками пепельнице, уперся в Мирра пронзительным взглядом. – В давние времена, лет эдак триста назад, люди записывались во французский Иностранный Легион. Зачем, как ты полагаешь?

– Знаете, капитан, я что-то не в настроении…

– Так зачем они вступали в Легион, Войнан?

– Чтобы… забыть, – раздраженно ответил Мирр. – Это общеизвестно, но я…

– А в наше время, Войнан, в наше время, что толкает людей в Космический Легион?

– То же самое! Но мне-то нечего забывать!

– Верно, нечего! – довольный, что ему удалось довести свою мысль до собеседника, произнес капитан. – Ты уже забыл!

У Мирра отвисла челюсть.

– Но это же бессмыслица! Что я забыл?

– Если тебе я скажу, то все испорчу, – рассудительно ответил капитан.

– К тому же, я просто-напросто не знаю, что было у тебя на уме, когда ты явился сюда полчаса назад. Легион не лезет в частную жизнь своих людей. Мы не задаем вопросы, а просто цепляем тебя к машине и… трах!.. все ушло в прошлое!

– Трах?

– Ага, трах! И непосильного груза как не бывало! Никакого чувства вины, никакого стыда!

– Я… – Мирр пошарил в глубинах памяти и обнаружил, что не помнит, как явился на призывной пункт. Хуже всего – он не помнил вообще ничего из своей прошлой жизни! Как будто его создали в операционной всего несколько минут назад! – Что вы со мной сделали? – пробормотал он, ощупывая кончиками пальцев голову, словно она была воздушным шариком, готовым лопнуть при неосторожном прикосновении. – Я ничего не помню! Где я жил? Что делал? Ничего не…

Крякинг недоуменно поднял брови.

– Странно… Мы привыкли, что машина стирает из памяти последний день, от силы два… а потом убирает только специфические воспоминания… Ты, должно быть, крепкий орешек, если не помнишь ничего! Значит… все, что ты делал в жизни – преступление!

– Ужасно! – прохрипел Мирр. – Я не помню даже как ее… свою мать!

– Вот это уже лучше, – сказал Крякинг и откинулся на спинку кресла. Непонятно откуда в его пухлом лице появились черточки твердости и решительности. – Знаешь, Войнан, когда мне приходится обрабатывать в этом кабинете вполне приличных парней, совершивших в жизни одну-единственную ошибку, мне становится как-то не по себе. Но с тобой все по-другому: похоже, ты был настоящим чудовищем… Но вдумайся только – тебе не придется смывать вину долгими годами тяжкого солдатского труда. Порадуйся тому, что теперь мы способны лишить человека памяти с помощью электроники, а Легион готов раскрыть свои объятия…

– Довольно! – вскричал Мирр, обуреваемый страхом и желанием срочно найти тихое местечко, где он смог бы спокойно все обдумать. Он поднялся: – Мне пора идти.

– Вполне естественное желание, – с улыбкой произнес Крякинг, – но есть одна маленькая закавыка.

– Что такое?

Крякинг взял со стола лист бледно-голубой бумаги.

– Вот контракт, он обязывает тебя отслужить в Космическом Легионе тридцать лет.

– Вы прекрасно знаете, что с ним нужно сделать, – ухмыльнулся Мирр. – Я не подпишу его.

– Но ты уже подписал его! До того, как тобой занялась машина!

– Ничего я не подписывал! – Мирр энергично замотал головой. – Во что вы меня втягиваете? Допустим, я ничего не помню о себе, но существует нечто такое, что я знаю совершенно твердо, а именно: я никогда, ни при каких обстоятельствах не подпишу ничего подобного, так что засуньте этот контракт себе в за…

Он замолчал на полуслове, потому что Крякинг нажал какую-то кнопочку на вделанной в стол панели, и задняя стена кабинета превратилась в экран, а на нем появился высокий молодой человек с кукольно-розовой физиономией, широким ртом, голубыми глазами и светлыми, по-модному выстриженными на темени волосами. Мирр долго вглядывался в изображение, прежде чем набрался смелости признать в этом молодом человеке себя. Но себя – воплощение отчаяния. Глаза – тусклы и задумчивы, уголки рта опустились, а вся поникшая фигура и общий вид побитой собаки свидетельствовали о том, что дух его сломлен под грузом невообразимой тяжести.

Мирр увидел, как его изображение рухнуло в кресло, взяло карандаш и подписало, несомненно, ту самую бумагу, которую сейчас с триумфальным видом держал Крякинг. Появилась техсестра Флоренс и увела безразличного ко всему Мирра, как служитель зоопарка уводит больного шимпанзе. Изображение на экране померкло и исчезло.

– Ну как, понравилось? – Крякинг прикрыл рот ладонью и протяжно хрюкнул. – Здорово! Да я сегодня без снотворного усну!

– Можно посмотреть? – попросил Мирр, протягивая руку за бумагой.

– Конечно!

Крякинг передал контракт Мирру, и во взоре его появился блеск любопытства, словно он что-то предвкушал.

– Благодарю вас.

Мирру понадобился один-единственный взгляд, чтобы убедиться, что контракт действительно подписан его рукой и отпечатан не на пластике, а на обычной бумаге. Довольно улыбаясь, он театральным жестом поднял его и приготовился разорвать пополам.

– Не рвать! – рявкнул Крякинг, и хотя в голосе его прозвучала команда, он не сделал ни малейшей попытки отобрать документ у бунтовщика. Его глаза засияли с новой силой.

Мирр презрительно фыркнул, но вдруг мозг его пронзила боль, к горлу подступила тошнота, а пальцы отказались двигаться.

Крякинг указал пальцем на стол.

– Клади сюда!

Мирр отрицательно покачал головой, но в то же самое мгновение его правая рука рванулась вперед и сама положила лист точно на указанное ей место. Мирр, потрясенный таким предательством, все еще разглядывал свою руку, когда Крякинг заговорил снова:

– Изобрази-ка мне петуха!

Мирр затряс головой и закукарекал во всю мощь легких.

– А теперь как живого!

Продолжая кукарекать, Мирр еще ожесточеннее замотал головой и забегал по комнате, размахивая при этом руками.

– Достаточно! – скомандовал Крякинг. – Сдается мне, что ты никогда не был фермером.

– Капитан… – промямлил Мирр. – Что тут происходит?

– Сыт по горло? – Тут Крякинг обнаружил прилипшие к его локтю окурки и, прежде чем указать Мирру на кресло, целую минуту чистился. – Садись вот сюда и читай. Обрати особое внимание на третью статью. Контракт написан настолько простым языком, что его поймет любой кретин, но если у тебя появятся вопросы, не стесняйся, спрашивай.

Мирр упал в кресло и взял контракт. Слегка смазанная ксерокопия гласила:

КОСМИЧЕСКИЙ ЛЕГИОН КОНТРАКТ НА ТРИДЦАТЬ ЛЕТ ДЛЯ ДОБРОВОЛЬЦЕВ

1. Я, Войнан Мирр, Гражданин Земли, обязуюсь отслужить в рядовом составе Космического Легиона ТРИДЦАТЬ лет, и согласен со всеми условиями прохождения службы.

2. Я вступаю в Легион по собственному желанию, без всякого принуждения в обмен на электронное изъятие некоторых частей моей памяти, осуществленное медицинским персоналом Легиона.

3. В интересах повышения эффективности службы я согласен подвергнуться стандартному электропсихокондиционированию.

Примечания:

Указанное число ТРИДЦАТЬ может быть изменено на СОРОК в зависимости от потребности Легиона в личном составе через тридцать лет после подписания контракта.

Указанное число СОРОК может быть изменено на ПЯТЬДЕСЯТ, ШЕСТЬДЕСЯТ или любое другое число, установленное Главным Командованием Легиона, если проводимые в настоящее время исследования по увеличению продолжительности жизни увенчаются успехом.

(подпись) Войнан Мирр (дата) 10 ноября 2386 г.

Охваченный унынием Мирр положил контракт на место.