Текст книги "Корабль странников (сборник)"

Автор книги: Боб Шоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 37 страниц)

– Мне нельзя допить мой…

– Наверх, – рявкнул Уэрри. – И быстро.

– Иду.

Тео уже тянулся за своей сенсорной палкой, когда хлопнула парадная дверь дома и в прихожей послышались тяжелые шаги. Секунду спустя дверь кухни распахнулась и в комнату вошли Бак Морлачер и Старр Приджен. На обоих были летные костюмы и АГ-аппараты, которые делали их фигуры громоздкими, враждебными и чуждыми. Красные пятна как предупреждающие вымпелы горели на массивных скулах надвигавшегося на Уэрри Морлачера. Тем временем Приджен с насмешливым полухозяйским видом обозревал кухню. Хэссон испытал странную смесь негодования, грусти и паники.

– Я хочу поговорить с тобой, – обратился Морлачер к Уэрри, энергично ткнув его в грудь рукой в перчатке. – Вон там, – он кивнул в сторону гостиной и направился туда, даже не оглянувшись, чтобы проверить, следует ли за ним Уэрри.

Уэрри, бросив расстроенный взгляд на сына, последовал за ним, оставив Приджена на кухне с Хэссоном и Тео.

– Ты знаешь, почему я здесь.

Полный гнева голос Морлачера наполнил обе комнаты.

По контрасту с ним, ответ Уэрри показался чуть слышным.

– Если это насчет вчерашнего ВС, Бак, то я не хочу, чтобы вы думали.

– Одна из причин, по которой я пришел, заключается в том, что тебя никогда нет в твоем чертовом кабинете, когда ты там должен быть! А другая

– это вчерашнее убийство на восточной окраине города. Это не ВС, как ты его называешь, это чертово убийство! И я хочу знать, что ты в связи с этим предпринимаешь.

– Мы очень мало что можем предпринять, – примирительно сказал Уэрри.

– ОЧЕНЬ МАЛО ЧТО МОЖЕМ ПРЕДПРИНЯТЬ! – передразнил его Морлачер. – Важная персона прибывает в город по делу, его убивает какая-то чокнутая безмозглая тварь, а мы очень мало что можем предпринять!

Взглянув на выражение лица Тео, Хэссон поднялся, чтобы закрыть дверь в гостиную. Он повернулся, не приготовившись как следует к движению, и застыл: спина напряглась от такого чувства, словно кто-то вонзил стеклянный кинжал ему между позвонками. Хэссон постоял, опираясь на стол, потом осторожно протянул руку к дверной ручке.

– Ну, Бак, это же не важная персона… – говорил Уэрри в соседней комнате.

– Когда я говорю, что сукин сын – важная персона, – прорычал Морлачер, – это значит, что сукин сын действительно важная персона. Он приехал сюда, чтобы…

Хэссон захлопнул дверь, приглушив разговор до невнятного рокота, и постарался выпрямиться. Расхаживавший по комнате Приджен наблюдал за ним с добродушным презрением.

– Ну, ты и вправду не в форме, кузен Эла из Англии, – заметил он, улыбаясь через реденькие усы. Зубы его были почти зеленого цвета какой бывает у людей, которые их никогда не чистят, а передние зубы у десен почернели от кариеса. – Автомобильная авария, так?

– Правильно. – Хэссон с трудом сдержал льстивую улыбку.

Приджен покачал головой и, сжав зубы, с шипением выпустил через них воздух.

– Не следовало щеголять в машине, кузен Эла из Англии. Надо было шагать по небесам, как полагается взрослому человеку. Посмотри на юного Тео! Тео им всем покажет, как только сможет. Правильно, Тео?

Тео Уэрри сжал губы и не снизошел до ответа.

– Тео собирался вернуться к себе в комнату, – сказал Хэссон. – Кажется, он кончил завтракать.

– Чушь! Он еще не притронулся к кофе. Пей кофе, Тео.

Приджен подмигнул Хэссону, прижал палец к губам, призывая к молчанию, и насыпал чуть ли не пригоршню сахарного песка в чашку паренька. Размешав получившуюся гущу, он вложил чашку в руку Тео. Тео, на лице которого ясно читалось подозрение, сжал чашку, но не стал подносить к губам.

– По-моему, вы положили слишком много сахара, – небрежно произнес Хэссон, испытывая тошноту от собственного безволия. – Мы не хотим, чтобы Тео растолстел.

В ту же секунду игривое выражение исчезло с лица Приджена. Он исполнил свой запугивающий маневр: внезапно пригвоздил Хэссона к месту хмурым, злобным, лешачьим взглядом, а потом двинулся на него, неслышно ступая на пятках. «Не может быть, чтобы это происходило со мной», – думал Хэссон, обнаружив, что кивает, улыбается, пожимает плечами и пятится из кухни. Под угрожающим взглядом Приджена он добрался до лестницы и положил руку на перила.

– Извините, – проговорил он, с ужасом ожидая, какие еще слова произнесут его губы. – Отлучусь по малой нужде.

Хэссон поднялся по лестнице с намерением пройти в спальню и там запереться, но дверь ванной была как раз перед ним и, пытаясь сделать вид, что ему действительно надо облегчиться, он вошел в нее и нажал выгнутую кнопку на ручке. И тут ему стало совсем тошно.

– Отлучусь по малой нужде… – выдохнул он. – О, Господи! По малой нужде!

Прижав руку к губам, чтобы они перестали дрожать, Хэссон уселся на выкрашенное белой краской плетеное кресло и с острым чувством потери вспомнил, как легкомысленно избавился от бесценного сокровища – запаса зеленовато-золотистых капсул транквилла. «Я схожу к доктору и попрошу еще,

– подумал он. – Я куплю еще таблеток от утренней депрессии и телевизионных кассет, и все будет в порядке». Хэссон опустил голову на руки и ощутил себя почти как тогда, когда парил под лиловым куполом стратосферы – замерзшим, далеким от всех, покинутым…

Его безмолвное раздумье прервал шум открывшейся внизу двери и громоподобный голос разгневанного Морлачера. Хэссон подождал несколько секунд и, слегка приоткрыв дверь, выглянул в прихожую. Морлачер и Приджен запечатывали свои костюмы и готовились к полету. Дверь в гостиную была закрыта, Эла Уэрри нигде не было видно. Приджен открыл входную дверь, впустив белоснежное сияние отраженного дневного света, и вышел. Морлачер уже собирался последовать за ним, когда произошло еще какое-то движение и в прихожей появилась разрумянившаяся на морозе Мэй Карпентер. Она несла авоську с покупками и была одета в классический твидовый костюм, отделанный мехом, отчего казалась странно скромной. Морлачер посмотрел на нее с явным восхищением.

– Мэй Карпентер, – проговорил он, нацепив лихую улыбку, совершенно не похожую на то выражение лица, которое наблюдал у него прежде Хэссон, – вы хорошеете и хорошеете с каждой нашей встречей. Как вам это удается?

– Наверное, правильно живу, – с улыбкой ответила Мэй, видимо, не смущаясь тем, что Морлачер стоит так близко от нее в тесной прихожей.

– Ну, это надо записать! – хохотнул Морлачер. – Сплошная аранжировка цветов и плетение кружев в дамском клубе, да?

– Не забудьте еще конкурсы на лучший торт. Вам бы посмотреть, на что я способна с кулинарным шприцем в руках.

Морлачер громко расхохотался, обнял Мэй за талию и понизил голос:

– Серьезно, Мэй, почему вы не заходите навестить меня с тех пор, как вернулись в город?

– Была занята. А потом, девушке не положено заходить к мужчине, правда? Что люди скажут?

Морлачер бросил взгляд в сторону закрытой гостиной, потом притянул Мэй поближе и поцеловал ее. Она на мгновение прильнула к нему, и Хэссон заметил легкое покачивание ее бедер, которое вчера его так взволновало. Он замер на своем наблюдательном посту, страшась, что его поймают за подсматриванием, но не мог оторваться.

– Мне пора, – сказал, наконец, Морлачер. – У меня срочное дело в городе.

Мэй взглянула на него сквозь подрагивающие ресницы:

– Может, это и к лучшему.

– Я вам позвоню, – прошептал Морлачер. – Мы что-нибудь придумаем.

Он повернулся и исчез в белом блеске заснеженного мира. Мэй посмотрела ему вслед, закрыла дверь и, не останавливаясь, чтобы снять жакет, направилась вверх по лестнице к ванне. Хэссон чуть было не захлопнул дверь, но успел сообразить, что это будет замечено. С пересохшим ртом, одурев от волнения, он резко отодвинулся от двери и наклонился над раковиной, словно мыл руки. Мэй прошла мимо ванной и скрылась в соседней комнате.

С преувеличенной осторожностью, крадучись как вор в театральном спектакле, Хэссон выскочил из ванной и бросился в свое убежище. Он бесшумно запер за собой дверь и тут же обнаружил, что сердце его колотится, как допотопный двигатель. В ту же минуту Хэссон окончательно решил как можно больше времени проводить у себя в комнате и избегать прямого контакта с остальным человечеством. Он присел на край кровати, включил телевизор и постарался стать частью его уменьшенного и управляемого мирка.

Прошло не более получаса, и в дверь спальни постучали. На площадке стоял Эл Уэрри. Он сменил полицейскую форму на вельветовые брюки и черный свитер и казался теперь значительно моложе.

– У тебя есть минута, Роб? – спросил Уэрри заговорщическим полушепотом. – Я бы хотел переброситься с тобой парой словечек.

Хэссон жестом предложил Уэрри войти.

– В чем дело?

– Разве ты не догадываешься?

Хэссон постарался не встречаться с ним взглядом.

– Я здесь просто проездом, Эл. Вовсе необязательно…

– Знаю, но мне станет легче, если я c кем-нибудь поговорю. Как насчет того, чтобы пойти выпить пару кружечек пива?

Хэссон посмотрел на телевизор, который опять из-за разницы во времени не показывал нужных ему программ.

– А телемагазины будут открыты? Мне надо купить каких-нибудь кассет.

– Мы можем заодно сделать и это, нет проблем. Ну, так как насчет пива?

– Мне после вчерашнего дьявольски хочется пить, – признался Хэссон, протягивая руку за пальто.

Уэрри с обычной своей жизнерадостностью хлопнул его по плечу и, громко стуча каблуками, стал спускаться по лестнице. Через минуту они уже мчались в патрульной машине по улице, мокрое черное покрытие которой придавало ей сходство с венецианским каналом. Когда машина набрала скорость, толстые пласты снега, налипшего ночью на ее капот, начали отламываться под напором ветра и беззвучно разбиваться о ветровое стекло. Хэссон решил, что снег, в отличие от английского, здесь сухой и легкий. Машина свернула на центральную улицу, взяла небольшой подъем, и перед ними развернулась панорама арктически-чистого и идиллически тихого городка, буквально залитого лучами солнца. Любые краски казались здесь значительно ярче по контрасту с окружающей белизной, а окна домов представлялись угольно-черными прямоугольниками. Дальше к югу сияла фантастическая колонна отеля «Чинук». Она походила на стальную булавку, которой кто-то сколол землю с небом.

Хэссон уже познакомился с общим планом Триплтри и теперь внимательно рассматривал систему управления воздушным движением. Ориентируясь по ней, он безошибочно находил общественно значимые строения. Стеклянно-коричневый массив, выделявшийся из группы низких зданий оказался мебельным магазином. На его крыше, несмотря на яркий солнечный день, сияла гигантская лазерная проекция кровати с пологом. Хэссон нахмурился: на компьютерном пульте его памяти замигала янтарная лампочка тревоги.

– Вон там, – сказал он, указывая Уэрри на магазин. – Вчера там было кресло.

Уэрри ухмыльнулся.

– Это новая игрушка Мэнни Вейснера. Он меняет изображения два-три раза в неделю, просто чтобы позабавиться.

– Значит, она у него недавно?

– Месяца три или около того. – Уэрри не без любопытства посмотрел на Хэссона. – А почему вы спросили?

– Просто так, – ответил Хэссон, стараясь потушить янтарную лампочку.

Вчера проекция показывала кресло, и Тео Уэрри тоже сказал, будучи слепым, что там изображено кресло. Вполне закономерно было предположить, что кто-то ему сказал об этом в прошлый раз, когда над магазином было изображено кресло, и не рассказал о привычке владельца все время менять его рекламу. Кресло – один из обычных предметов в мебельном магазине, поэтому вероятность того, что Тео не ошибется, не так уж и мала. Хэссон постарался выбросить это из головы и даже разозлился на свою неотступную привычку хватать кусочки информации и пытаться сложить из них картинку-мозаику. Гораздо интереснее и важнее был вопрос о том, что хочет обсудить с ним Уэрри. Хэссон надеялся, что не услышит признаний в продажности. В прошлом ему случалось видеть, как полицейские офицеры слишком тесно сближались с людьми вроде Бака Морлачера, и ни у одной из таких историй не было счастливого конца. Мысль о Морлачере потянула за собой воспоминание о его собственном унизительном столкновении со Старром Придженом, и Хэссону пришло в голову, что Морлачер и Приджен – странная пара. Он спросил об этом Уэрри.

– Прекрасный образчик закоренелого преступника, который ни разу не сидел, – сказал Уэрри. – Старр был замешан в чем угодно, начиная от изнасилования до ограбления при отягчающих обстоятельствах, но в материале, который имела на него полиция, всегда была какая-нибудь процессуальная погрешность. Или на свидетелей нападала амнезия. У него ремонтная мастерская в Джорджтауне: стиральные машины, холодильники и все такое прочее, но большую часть времени он увивается вокруг Морлачера.

– А что имеет с этого Морлачер?

– Наверное, компанию. У Бака ужасно вспыльчивый характер, особенно когда опрокинет несколько рюмок, и у него привычка деликатно намекать на свое неудовольствие, лягая окружающих в промежность. Так что если встретишь в Триплтри мужика с ногами колесом, это вовсе не значит, что перед тобой ковбой: он просто работал раньше на Бака, только и всего. Большинство стараются держаться от него как можно дальше, но Старр с ним неплохо ладит.

Хэссон кивнул, чуть заинтригованный упорной привычкой Уэрри называть по имени всех, даже тех, кого должен был бы ненавидеть или презирать. Создавалось впечатление, что Эл относится ко всем человеческим слабостям, от самых пустяковых до самых серьезных, одинаково – небрежно-терпимо. Хэссон трудно было примирить такое качество с профессией блюстителя закона. Он сидел тихо, поглощенный несильной болью в спине и бедре.

Уэрри остановил машину у бара неподалеку от торгового центра Триплтри.

– «Голотроника» Бена сразу же за углом, – сказал Уэрри. – Отправляйся покупать свои кассеты, а я пока закажу пару кружек.

Шагая с напористой легкостью боксера, Уэрри направился в коричневатый сумрак бара. По нему нельзя было бы догадаться, что его что-то гнетет. Хэссон проводил полицейского взглядом и нырнул в яростные струи отраженного витринами солнечного света. Каждые несколько секунд дорогу ему пересекали тени: летуны спускались с неба, приземляясь на плоские крыши зданий – характерная деталь современных городов. Причина заключалась в том, что антигравитационные поля разрушались, когда их силовые линии пересекались с массивными объектами, такими, как стены. Вот почему не существовало самолетов, оборудованных антигравитационными двигателями, и поэтому же современные общественные здания имели плоские крыши или окружались широкими посадочными полосами. Любой приблизившийся к стене летун, вдруг обнаруживал, что он больше не летун, а обыкновенный смертный, хрупкий и испуганный, несущийся к земле с ускорением десять метров в секунду за секунду. Тот же самое эффект происходило и при интерференции двух АГ-полей: именно из-за этого сержант воздушной полиции Роберт Хэссон совершил великое падение над Зоной управления Бирмингема, бесконечное орущее падение, которое чуть…

С трудом вернув мысли к настоящему, Хэссон отыскал магазин, в котором купил свой телевизор, и вошел в него. Владелец Бен приветствовал его сдержанно, но оживился, узнав, что его привела не жалоба. Оказалось, в магазине есть неплохой выбор шестичасовых кассет с программами, и Хэссон купил несколько британских комедийных и музыкальных шоу, причем некоторые были прошлогодние.

Подобно алкоголику, любующемуся на заставленный бутылками буфет, Хэссон взял туго набитый полиэтиленовый пакет и вышел ним из магазина. Он стал теперь самостоятельным, самообеспеченным и сможет спокойно вести свою личную жизнь. Ностальгический запах сушеного хмеля и солода ударил ему в ноздри и заставил с любопытством взглянуть на витрину соседнего магазинчика. Его владелец со странным именем Оливер Фан – интересный и приятный тип с необычной манерой рекламировать свой товар. «Вам с собой неловко». Тут он точно не ошибся! Этот молниеносный диагноз попал в самую точку. Но, может, это просто хорошо подобранный набор клише, вроде тех, какими пользуются предсказатели судьбы и гадалки, рассчитанный на то, чтобы общее место прозвучало как нечто конкретное. Может, это столь же хорошо подходит к любому, входящему в лавку к Оливеру? «Поверьте мне, я могу вам помочь». Скажет ли шарлатан такое? Не употребит ли он более двусмысленный оборот, который позволит ему выкрутиться, если им заинтересуется закон?

– Доброе утро, мистер Холдейн, – произнес Оливер со своего места за прилавком. – Приятно вас видеть.

– Спасибо. – Хэссон нерешительно осмотрел застекленные полки, втянул пьянящий аромат и смешался, не находя слов, как будто пришел покупать приворотное зелье. – Я… я думал, может…

– Да, я говорил серьезно. Я могу вам помочь.

Оливер улыбнулся Хэссону понимающей, сочувственной улыбкой, соскользнул со своего табурета и пошел вдоль прилавка. Он бойкий и пожилой, точно такого же роста, сложениям цвета, как миллионы других азиатов. Но у него была индивидуальность, которая показалась Хэссону такой же надежной, как континентальная плита самого Китая. И наоборот, его глаза были такими же простыми, доступными и веселыми, как, например, у Марка Твена.

– Это довольно общее утверждение, – отозвался Хэссон, пытаясь определить свою позицию.

– Да? Давайте его, проверим. – Оливер достал из нагрудного кармашка йодно-коричневые очки и надел их. – Я уже знаю, что вы были серьезно ранены в автомобильной катастрофе, и вы, наверное, знаете, что я это знаю. Так что будем считать это отправной точкой. Не стану утверждать, что я вижу вашу ауру, как это пытаются делать некоторые чудаки, занимающиеся альтернативной медициной. Но, просто глядя на то, как вы ходите и стоите, я могу сказать, что вас довольно сильно беспокоит спина. Я прав?

Хэссон кивнул, отказываясь удивляться.

– Ну вот, пока все идет хорошо. Но дело не только в этом, правда? Физические раны были очень тяжелые, пребывание в больнице было очень тяжелым, выздоровление оказалось медленным, и болезненным, и скучным, но было время, когда вы все это восприняли бы совершенно легко Теперь этого нет. Вы чувствуете, что вы не тот, кем были. Я прав?

– Безусловно, – парировал Хэссон. – Но найдите мне человека, который был бы тем, кем он был прежде. Вы, например, такой же?

– Слишком общо, да? Слишком туманно? Хорошо, вам ваши конкретные симптомы известны лучше, чем кому-либо, но я перечислю вам некоторые из них. У вас повторяются периоды депрессии, иррациональных страхов, неспособность сосредоточиться на элементарных вещах, вроде чтения, ухудшилась память, будущее видится в черном свете, вы днем вечно дремлете, как ящерица на солнышке, а ночью не можете как следует спать, если не примете лекарство или не напьетесь. Я прав?

– Ну.

– Вам трудно встречаться с незнакомыми людьми? Вам трудно сейчас со мной разговаривать?

Оливер снял очки, словно убирая барьеры, чтобы Хэссону легче было ответить.

Хэссон колебался, разрываясь между опасливой скрытностью и тягой облегчить душу перед незнакомцем, который, казалось, может стать ему ближе многих друзей.

– Предположим, что все это правда. Чем бы вы могли мне помочь?

Казалось, что Оливер чуть расслабился.

– Сначала необходимо понять, что вы и ваше тело – одно целое. Вы едины. Не существует такого физического повреждения, которое не отразилось бы на сознании, и такого умственного дефекта, который не отразился бы на теле Если оба не здоровы, то оба больны.

Хэссон почувствовал болезненное разочарование: он слышал похожие вещи от доктора Коулбрука и нескольких психоаналитиков, но никто из них, похоже, не понимал, что он утратил способность мыслить абстракциями, что слова, не имеющие абсолютно ясной и недвусмысленной связи с конкретной действительностью, стали для него совершенно бессмысленными.

– К чему все это? – спросил он. – Вы сказали, что можете помочь мне. Что вы можете сделать, чтобы мое сознание перестало воспринимать боль моей спины?

Оливер вздохнул и посмотрел на него смущенно-извиняющимися глазами.

– Извините, мистер Холдейн! Похоже, тут я дал маху. По-моему, я сказал, не то, что следовало.

– Значит, вы ничего не можете сделать?

– Я могу дать вам вот это.

Оливер снял с полки две коробки: одну маленькую, исписанную золотыми китайскими иероглифами по красному фону, другую большую и белую. Он поставил их на стеклянный прилавок.

«Так вот к чему все свелось, – подумал Хэссон, окончательно разочаровавшись. – Знаменитый травяной сбор доктора Добсона для омоложения селезенки».

– Что здесь?

– Корень женьшеня и обычные пивные дрожжи в порошке.

– Понятно. – Хэссон заколебался, сомневаясь, следует ли купить этот товар просто для того, чтобы компенсировать Оливеру время, которое тот на него затратил, потом покачал головой и направился к выходу. – Послушайте, может я в другой раз зайду. Меня ждут.

Он открыл дверь и поспешил выйти.

– Мистер Холдейн!

Оклик Оливера был настоятельным, но в нем опять не чувствовалось раздражения из-за потерянного покупателя Хэссон оглянулся:

– Да?

– Как сегодня ваши язвочки во рту?

– Болят! – ответил Хэссон и с изумлением понял, что Оливер намеренно и квалифицированно выбрал такие слова, которые были привязаны к объективной реальности, и сделал он это только по той причине, что Хэссону необходимо было их услышать. – А как вы узнали?

– Я, наверное, все же перейду к таинственности и непроницаемости, – горьковато улыбнулся ему Оливер – Похоже, они дают наилучшие результаты.

Хэссон закрыл глаза и снова вернулся к прилавку.

– Откуда вы узнали, что у меня язвочки во рту?

– Древний восточный секрет профессии, мистер Холдейн. Важно вот что: вам хотелось бы от них избавиться?

– Что я должен делать? – спросил Хэссон.

Оливер вручил ему коробки.

– Просто забудьте то, что я сказал об единстве ума и тела. Эти средства, особенно дрожжи, вылечат ваши язвочки за пару дней, а если вы и дальше будете принимать их, как предписано, то они больше никогда у вас не появятся. Это уже что-то, правда?

– Будет чем-то. Сколько я вам должен?

– Сначала попробуйте, убедитесь в том, что они действуют. Вы можете зайти заплатить за них в любое время.

– Спасибо. – Хэссон внимательно вгляделся во владельца магазинчика. – Мне бы правда хотелось узнать, как вы догадались про язвочки.

Оливер вздохнул с добродушной досадой.

– Врачи никак ничему не научатся. Даже сейчас, в наше время. Они затапливают организм пациентов антибиотиками широкого спектра действия и уничтожают кишечные бактерии, которые вырабатывают витамины группы В. А общим симптомом недостатка витаминов В являются болезни полости рта, вроде этих язвочек. И что же делают в больницах? Поверите ли, в некоторых до сих пор их мажут перманганатом калия! Конечно, это совершенно не помогает. Они выписывают людей в таком виде, словно те глотали румяные струи Иппокрены (у них весь рот фиолетовый), а больные еле могут жевать и почти не в состоянии переварить то, что проглотили. У них упадок сил. У них депрессия. Это еще один симптом нехватки витаминов группы В, знаете ли, а я уже снова начал говорить такое, из-за чего вы с самого начала чуть не ушли.

– Нет, мне интересно.

Хэссон еще немного поговорил с Оливером о взаимосвязи между питанием и здоровьем. На него произвела глубокое впечатление и почему-то показалась успокаивающей рьяная увлеченность его собеседника, но потом он вспомнил о том, что в баре его ждет Эл Уэрри. Хэссон положил свои новые приобретения в пакет поверх телевизионных кассет и ушел из магазина, пообещав Оливеру вернуться в начале следующей недели. В баре он нашел Уэрри в угловом отделении с двумя полными кружками пива и несколькими пустыми.

– Мне нравится пить в начале дня, – сказал Уэрри. – Действует в четыре раза лучше.

Голос его звучал немного невнятно, и до Хэссона дошло, что тот в одиночку опустошил эти полулитровые кружки за удивительно короткое время.

– Так можно сэкономить деньги.

Хэссон пригубил пододвинутую ему Уэрри кружку. Легкий светлый «лагер» он не воспринимал как пиво, но ему была приятна его освежающая и пощипывающая прохлада. Хэссон поглядывал на Уэрри поверх кружки и гадал, о чем тот хотел с ним поговорить. Он надеялся, что с его стороны не потребуется каких-то особых ответов. Ему казалось, что каждый разговор с момента его приезда в Триплтри все усиливает и усиливает стресс, и такое не могло продолжаться бесконечно, вернее, долго.

Уэрри сделал большой глоток и подался вперед с очень серьезным выражением лица.

– Роб, – проговорил он, и в голосе его слышалась искренность, – я по-настоящему тебе завидую.

– Моему несметному богатству или неотразимой внешности? – парировал удивленный Хэссон.

– Я не шучу, Роб. Я завидую тебе потому, что ты – человек.

Хэссон криво улыбнулся:

– А вы – нет?

– Вот именно! – Уэрри говорил с полной убежденностью, как проповедник, старающийся обратить неверующего. – Я не человек.

Озадаченный Хэссон с беспокойством почувствовал, что его тет-а-тет с Уэрри пройдет нелегко.

– Эл, вы любого убедите, что вы – человек.

– Именно это я и делаю: убеждаю всех, что я человек.

– Образно говоря, – отозвался Хэссон, жалея, что Уэрри отказывается говорить более прямо.

Уэрри покачал головой:

– Может, это и образно, а может и нет. Можно ли считать себя человеком, если ты полностью лишен человеческих чувств? Разве не это подразумевает слово «человек»?

– Извините, Эл, – Хэссон решил выказать определенную долю нетерпения,

– я совершенно не понимаю, о чем вы говорите. В чем проблема?

Уэрри отхлебнул еще пива. Он не спускал глаз с Хэссона и каким-то образом перекладывал на него всю ответственность за происходящее.

– Ты видел, что сегодня утром произошло в моем доме. Бак вошел, словно он там хозяин, и начал давить на меня в присутствии моего паренька. А я просто стоял и слушал Что бы сделал ты, Роб? Что бы ты сделал, если бы оказался на моем месте?

– Трудно сказать, – ответил Хэссон, передвигая кружку.

– Ну, ладно: ты бы на него разозлился?

– Наверное, да.

– Ну вот, видишь! Я не разозлился, потому что со мной что-то неладно. Я ничего не чувствую. Иногда я слышу внутри какой-то голосок, который говорит мне, что в такой ситуации я должен разозлиться, но он для меня ничего не значит. Я не боюсь Бака, но мне просто совершенно нет дела ни до чего, и нет смысла конфликтовать с ним. Даже из-за моего парнишки.

Хэссон ощутил, что не в состоянии адекватно отреагировать на такое признание.

– По-моему, никто из нас не имеет достаточной квалификации, чтобы проанализировать себя так, как вы пытаетесь это сделать, Эл.

– Я не анализирую, я просто сообщаю определенные факты, – упрямо сказал Уэрри. – Со мной что-то неладно, я какой-то неправильный, и это влияет на все, что я делаю, значительное и пустяковое. Скажи правду, Роб: когда мы вчера встретились на вокзале, ты меня совершенно не узнал, да?

– Память у меня не очень-то, – объяснил Хэссон, чувствуя, что теряет нить разговора.

– Это не имеет, отношения к твоей памяти. Просто ты знаешь, что вполне спокойно можно забыть. Ты знаешь, за что не нужно цепляться. Но я так озабочен тем, чтобы убедить людей, что я один из своих, что запоминаю все происходящее, чтобы потом можно было по этому поводу восторгаться и рассказывать всем, как мы прекрасно провели время, но по правде говоря, я не провожу время прекрасно. Я не живу по-настоящему, Роб.

Хэссон начал испытывать смущение:

– Послушайте, Эл, вам не кажется, что это…

– Это правда, – прервал его Уэрри. – Я по-настоящему не существую, я почти все время не снимаю с себя формы, потому что когда я в ней, я могу убедить себя в том, что я – начальник городской полиции. У меня даже чувства юмора нет, Роб. Я просто помню то, над чем смеются другие, и когда слышу это снова, тоже смеюсь, но когда я слышу шутку впервые, то даже не уверен, что это – шутка. Я не могу спорить с людьми, потому что стоит мне услышать точку зрения противника, как она становится моей точкой зрения. Потом, стоит мне встретить кого-то, кто выкладывает мне противоположное мнение, я становлюсь на его сторону. Я даже не… – Уэрри замолчал, отхлебнул еще пива и снова уставился на Хэссона пристальным, мрачным взглядом. – Я даже от секса получаю мало удовольствия. Я читал о восторгах любви, но никогда их не испытывал. Когда я этим занимаюсь и метает главный момент… знаешь, когда люди должны ощущать, что стучатся во врата рая… я могу думать только о том, что забыл выключить фары на автомобиле или что у меня задница замерзла. Вот о таком.

Хэссон вдруг почувствовал жестокое желание расхохотаться. Он взялся за свою кружку и уставился на роящиеся пузырьки пены.

– Отчасти потому Сибил от меня и ушла, – продолжал Уэрри. – У нас были споры по поводу лечения Тео: она хотела, чтобы я разрешил больнице его оперировать, а я об этом не желал слушать. Но по-моему, ей тошно стало жить с кем-то, кто был никем. Вот почему я прекрасно лажу с Мэй. Она еще одно никто. Ее единственное желание – привлекательно выглядеть, и только это она и делает, так что с ней я знаю, что к чему.

Наступила более длительная пауза, и Хэссон почувствовал, что Уэрри сказал, что собирался, а теперь от него ожидается какой-то подходящий к моменту ответ. Он опустил взгляд к пакету, полному кассет его мечты, и ему страстно захотелось оказаться в своей спальне с пергаментным светом, пробивающимся сквозь защитные занавески и чтобы телевизор изливал бы на него сладкое всепрощение. Несправедливость происходящего – вот еще кто-то требует от него невозможного – тяжелым грузом давила на его сознание.

– Эл, – наконец проговорил он, – почему вы мне все это рассказываете?

Уэрри был слегка озадачен:

– Я подумал: после всего, что ты видел а моем доме, ты захочешь узнать, но я, похоже, ошибся.

– Нет, естественно, меня волнуют проблемы друга, но просто я понятия не имею, чем могу помочь.

Уэрри бледно улыбнулся.

– А кто сказал, что мне нужна помощь, Роб? Меня должно волновать, если что-то не так, только тогда у меня могло бы возникнуть желание это исправить.

Он прикончил свою кружку пива и дал знак официанту принести свежего.

Хэссон мгновение смотрел на него, а потом спрятался за классической британской палочкой-выручалочкой:

– Как вы думаете, погода будет меняться?

Как только они вернулись домой, Хэссон поднялся к себе в комнату и запер дверь. Кровать была аккуратно застелена и кто-то раздвинул занавески, впустив яркий снежный свет дня. Он поставил свои покупки на этажерку, выбрал кассету и опустил ее в щель телевизора. Ласкающая душу знакомая музыка просочилась у атмосферу, а не просцениуме крошечного приборчика фигурки начали разыгрывать комедию из семейной жизни, часть серии, которую Хэссон смотрел в Англии год тому назад. Он задвинул занавески, снял верхнюю одежду и забрался в постель, стойко дожидаясь, когда пройдут приступы боли в спине. Искусственный мир телесцены занял Хэссона целиком. Казалось, он вернулся через пространство и время к своей прошлой жизни, и ему стало спокойнее.