Текст книги "Пьесы"

Автор книги: Бьёрнстьерне Бьёрнсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Высокие стены красиво обставленной библиотеки. На заднем плане занавес. Налево готическое окно от пола до потолка. По обе стороны окна полки с книгами тоже от пола до потолка. Направо около самого окна стрельчатая дверь. По обе стороны двери тоже полки с книгами. Налево на переднем плане стол; на столе лежат планы построек.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Холгер (в большом кресле за столом; спиной к книжным полкам). Значит, осталось перестроить еще только своды подвалов.

Халден (стоя перед ним). Да, и это мелочи. Но потребуются еще некоторые пристройки…

Холгер. Пристройки! Никаких пристроек не будет. Разве я забыл сказать вам об этом?

Халден. Да…

Холгер. Пристройки предназначались для детей моей сестры. Тогда мы еще предполагали, что они будут жить у фрекен Санг.

Халден. А разве они не будут жить у фрекен Санг?

Холгер. Они будут жить у меня.

(Пауза.)

Халден. Тогда почти все закончено.

Холгер. Значит, фрекен Санг может перебираться? Так?

Халден. Насколько я понимаю, она перебирается сегодня.

Холгер (внимательно взглянув на него). Вы не разговаривали с нею?

Халден (стараясь не смотреть на Холгера). Давно уже не разговаривал.

(В дверь стучат. Халден спешит открыть дверь.)

Холгер (быстро встает с кресла). Возможно, что это она?

(Халден открывает дверь. Снаружи слышен голос Бро: «Холгер здесь?»)

(Снова садится в кресло.)

Здесь.

Халден. Это депутация от рабочих.

Холгер. Я слышу.

Халден. Можно им войти?

Холгер. Пускай входят!

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Входят Ханс Бро, Аспелюнд, старый Андерс Хэл, Хенрик Сэм, Ханс Улсен и Пер Стюа.

Холгер (сидя в кресле). Кто этот слепой старик? Бро. Это Андерс Хэл, отец той, которая… Холгер. Он работает на какой-нибудь фабрике в нашем городе?

Бро. Нет; но его дети…

Холгер. Я вступаю в переговоры только с рабочими.

Бро. Он отец Марен, которую мы сегодня похоронили – похоронили ее и двух ее детей… Так что нам показалось, что само собою разумеется, что он должен идти с нами и говорить…

Холгер. Возможно, что вам так и показалось. Выведите этого человека.

(Никто не отвечает. Никто не шевелится.)

Андерс Хэл. Это что, меня вывести?

Бро. Да, вот он так говорит.

Андерс Хэл (тихо). А кто же лучше меня знает про нашу жизнь…

Бро. Но он не хочет слушать, понимаешь ли! Андерс. А-а! Вот как! Он хорошо знает, что потерял я не одну только Марен…

Холгер. Выведите этого человека, и тогда мы сможем начать переговоры. Ясно?

Халден. Идем, Андерс, я помогу тебе выйти…

Андерс Хэл. А ты кто такой? По голосу я тебя будто бы узнаю?

Халден. Идем со мною, Андерс.

Андерс Хэл. Нет, я не уйду. Меня выбрали!

Многие голоса. Уходи! Уходи! Тебе придется уйти!

Бро. Если ты не уйдешь, – понимаешь ли! – мы ничего не сможем обсудить.

Андерс Хэл. Не можете? А, вот как! Ну тогда я первый скажу несколько словечек.

Халден. Да нет же, не надо, Андерс!

Многие голоса. Не надо! Не надо!

Андерс Хэл. Вы так считаете, что не надо? А я ведь хотел сказать, что если бы здесь была она, которая…

Холгер (встает с кресла). Уходите все! Ясно?

Аспелюнд. Слышишь, какой строгий приказ? Ты нам все испортишь!

(Холгер садится в кресло.)

Андерс Хэл. Ну что ж! Мы. сквитаемся! За то, что сделано, ответите…

Халден. Образумься, Андерс, пойдем со мной!

Андерс Хэл. А ты-то кто такой?

Бро. Это Халден, помнишь?

Андерс Хэл. Ах, во-от как! Так это Халден? Он, кажется, славный парень. Да, да… За Халденом я пойду, пойду, так и быть…

Халден. Вот это умно! Тебе, пожалуй, надо бы подкрепиться?

Андерс Хэл. А разве мы сейчас не в доме Холгера?

Халден. Да, конечно.

Андерс Хэл. Нет! Не пройдет! Я, правда, за эти два дня не съел и корки хлеба… но скорее уж я… прежде чем я съем хоть кусок или выпью хоть глоток под этой крышей, скорее уж я сделаю то, что сделала… (взволнованно) что сделала моя дочка…

Халден. Да ведь угощаю-то тебя я!

Андерс Хэл. А, вот как? Да, да, да… Вот как…

Халден. Ну так пойдем? А?

Андерс Хэл. Ну, пойдем!

(Делает шаг вперед, оборачивается.)

Но я кое-что все-таки выскажу этому Холгеру! Где он тут расселся?

Многие голоса. Иди, иди себе, Андерс!

Андерс Хэл (стараясь перекричать всех). Они обе честнее тебя – тебя и твоих приспешников! Вот! Теперь я пойду. Теперь я сказал, что хотел.

(Медленно уходит с Халденом.)

Холгер. Ну так чего же вы хотите?

Бро. Мы ведь сегодня должны были встретиться.

Холгер. А-а-а! Вот как! Я это позабыл.

Бро. Мы сперва искали вас в городе, но нам сказали, что вы здесь.

(Пауза.)

Холгер. Так. Вы, вероятно, знаете, что я теперь имею полномочия от всех фабрикантов. Ясно?

Аспелюнд. А мы имеем полномочия от всех рабочих. Так что с этой стороны все в порядке.

(Пауза.)

Холгер. У вас есть какие-нибудь предложения?

Бро. Да, есть.

Аспелюнд. И не мало.

Холгер. В чем же они заключаются?

Бро. Мы должны вместе избрать третейский суд.

(Холгер не отвечает.)

Мы полагали, что можно бы внести такой законопроект… Чтобы это стало законом, понимаете?

(Холгер молчит.)

Нам, рабочим, кажется, что в этом заключено наше будущее…

Холгер. Но нам так не кажется.

Аспелюнд. Нет… вы, значит, не хотите, чтобы… кто-то был судьей между вами и нами.

Холгер (не обращая внимания на его слова). Есть еще какие-нибудь предложения?

Бро. Мы уполномочены спросить, есть ли предложения у вас.

Холгер. Предложения? У меня? Нет!

Бро. Значит, все остается по-старому?

Холгер. Нет, не по-старому…

Аспелюнд (тихо и робко). А есть что-нибудь новое?

Холгер. Новое, только не предложение. Предложений мы не делаем. Ясно?

Бро (напряженно). А о чем же речь?

Холгер. Мы ставим условия.

(Рабочие переглядываются. Бро говорит тихо и задумчиво.)

Бро. А нельзя ли послушать, что это за условия?

Холгер. Вы же еще не покончили с забастовкой. Так что говорить об условиях будет пока что бесполезно.

(Рабочие тихо переговариваются между собой.)

Бро. Мы порешили между собой, что мы хотели бы выслушать условия…

Холгер. Условия? О, их много.

Аспелюнд (изменившимся голосом). Пусть много ведь не мешает нам узнать, что там за условия. Чем раньше, тем лучше.

Холгер. Мешает то, что только мы, фабриканты этого города, согласны между собой. А мы желали бы, чтобы согласны были все фабриканты, я разумею – фабриканты всей нашей страны. Нынче вечером у нас будет совещание. Мы учредим союз фабрикантов, у нас тоже будет свои союз.

Бро. Понятно… Но, поскольку ваши условия более всего касаются именно нас, то, я полагаю, мы могли бы их услышать

Аспелюнд. Да, и мне так кажется

Хенрик Сэм и Ханс Улсен. Да, да.

Холгер. Как хотите… Первое условие, чтобы ни один из рабочих, занятых на фабриках, не был членом союза, возглавляемого Браттом, или иного подобного союза, который мы не одобряем. Рабочие смотрят друг на друга, но не говорят ни слова и не делают ни одного движения. Следующее условие: рабочие не должны подписываться на газету Санга или на иные газеты, которых мы не одобряем.

Ханс Улсен. А в церковь нам тоже нельзя будет ходить?

Бро (делает Хансу Улсену знак предупреждения). Ну и что мы получим, если мы примем все эти условия?

Холгер. Вы получите то, что имели до сих пор. Ясно? Впрочем, я хочу предупредить вас, что этими условиями дело еще не исчерпывается.

Аспелюнд. Мне кажется, будь я на вашем месте, я все-таки постарался бы найти какой-нибудь другой путь… Сделать бы как-нибудь народ посчастливее…

Холгер. Не в нашей власти сделать вас счастливее.

Аспелюнд. Почему же? Почему же? Вы только дайте нам право участвовать в прибылях и отведите нам наверху участки для застройки.

Холгер. Люди, завидующие своим ближним, никогда не бывают счастливы. Ясно?

Ханс Улсен. Зато те, кто захватил чужое, счастливы вполне!

Холгер (ударив рукой по столу). А разве я захватил чужое? Да что бы с вами всеми было, не будь меня? Кто сделал все, что вы видите, – вы или я?

Ханс Улсен. Да ведь делать-то помогали и другие. И с самого первого дня помогали. Так что труд здесь вложили тысячи…

Холгер. Вложили? Тогда можно сказать, что и моя чернильница тоже «вложила» свой труд, и машины, и телеграфные провода, и сила пара, и, конечно, корабли, и рабочие. Но рабочих я называю на последнем месте, потому что именно они, как правило, всегда стремятся все разрушать и портить. Ни чернильница, ни сила пара, ни машины, ни телеграфные провода этого не делают! Они не так глупы!

Аспелюнд. Крупно играете. Ничего не скажешь!

Холгер. Здесь можно бы сыграть и покрупнее. Ясно? Тогда, пожалуй, капитал в союзе с гением мог бы создать должные жизненные условия для рабочих.

Ханс Улсен. Да, условия преисподней… да…

Бро (Хансу Улсену). Если мы будем говорить в таком духе, ничего из наших переговоров не получится!

Аспелюнд. Да что уж может здесь получиться, кроме вреда! Эх, кабы вы хоть раз спустились к нам, да посмотрели бы как мы живем!

Холгер. Ну, а зачем, вы бастуете? Вы ведь уничтожаете этим больше ценностей, чем нам нужно было бы, чтобы помочь вам.

Бро. А почему вы ничего не предприняли, прежде чем мы забастовали?

Аспелюнд. Сделайте что-нибудь теперь – и все обойдется!

Холгер. Это равнялось бы тому, что я внес бы деньги в вашу кассу для вспомоществования бастующим? Так? Нет! На сей раз вы испытаете на себе все последствия того, что вы совершили! Теперь командовать буду я, лично я! Ясно?..

Бро (обращаясь к остальным рабочим). По-моему, нам нечего больше здесь делать. Пойдем. Здесь мы больше ничего не добьемся.

Аспелюнд. Да. Мы добились не большего, чем слепой Андерс, который ждет нас на улице.

Холгер. Я тоже полагаю, что ничего нового мы друг другу сказать не можем. Когда вы покончите со своей забастовочной болтовней – приходите. Ясно?

Бро. Словом, вы хотите нас на этот раз сломить? А ведь может случиться, что это не выйдет.

Аспелюнд. У нас ведь тоже чувство чести имеется! Правильно сказал старый Андерс.

Ханс Улсен. Что это ты тут болтаешь? У нас есть честь? Да где она? Всю честь забрали они – те самые молодцы, которые совращают наших женщин… и потом отправляют их в Америку.

Холгер. Хотя это не имеет никакого отношения к вопросам забастовки и никак меня не касается – о чем я вам сразу же заявляю, – я отвечу и на это. Тем более что вы вторично возвращаетесь к этому вопросу… и об этом постоянно говорится в вашей газете… У всех слоев общества есть честь, но именно по женщинам можно определить, в каких размерах честь у нас имеется: какова наша честь, таковы и наши женщины.

Аспелюнд. Да, это бывает…

Холгер. А если ваши женщины таковы, что их можно взять, как неоперившихся птенцов, голыми руками, – какая же после этого у вас честь?

Пер Стюа (до сих пор не сказавший ни одного слова). Нет, черт меня подери, если я это снесу!

(Бросается на Холгера через стол.)

(Тот вскакивает и пригибает его к столу, меж тем как Бро и Аспелюнд из всех сил тащат Пера Стюа назад.)

Бро. Оставь! Оставь!

Аспелюнд. Погоди! Наше время еще придет!

Холгер. Вон отсюда!

Халден (вбегает в комнату). Что случилось?

Аспелюнд. Тут завязалась драка из-за чести…

Ханс Улсен (разгоряченный). У всех этих богачей в Америке много сыночков, о которых они и знать не хотят. Но ни один не явится растолковать им, что такое честь.

Холгер (одергивая на себе костюм, выходит из-за стола). Вывести их, Халден! Ясно?

Бро (подходя очень близко к Холгеру). Я все-таки должен еще кое-что сказать вам.

Холгер. Ладно. Но все остальные должны немедленно убраться отсюда.

Ханс Улсен. Да мы и сами-то не собираемся здесь оставаться! Подумаешь.

(Уходит.)

Пер Стюа. Мы еще сюда придем! Но совсем иначе! Совсем иначе!

Бро. Ну, иди, иди!

(Пер Стюа уходит.)

Аспелюнд (говорит про себя, идя к двери). Да, да, да! Крупно вы играете!

(Выходит.)

Холгер (резко обращается к Бро). Ну, что там у вас?

Бро. Вы теперь сами видели, что среди этих людей есть такие, которых сдержать уже невозможно. Об этом следовало бы подумать.

Холгер. Что ж, думайте! Ясно?

Бро. Тут случиться может такое, от чего избави нас всех бог!

Холгер. Меня это не пугает! По-моему, это лучшее, что могло бы случиться!

Бро. Многие тысячи…

Холгер. Чем больше, тем лучше!

Бро. Я слышал и это!

Холгер. Вы слишком близко подобрались к нам. А так мы отбросим вас обратно – по крайней мере на жизнь одного поколения. Тем временем многое может произойти.

Бро. Да, теперь мне больше нечего сказать.

(Уходит.)

Холгер (Халдену). Я всегда думаю, когда вижу этого парня, что в нем есть господская кровь. И Пер Стюа такой же. Все, в ком есть смелость, все, кто осмеливается восстать, – это люди, в жилах которых есть кровь господ. Неосторожное скрещиванье, Халден!

Халден. Неосторожное.

Холгер. Мне они даже нравятся. Особенно тот, что бросился на меня. Смелый парень. Хотелось бы мне знать, кто его настоящий отец? Или дед? Кровь господ; Я ручаюсь! Мне кажется, я могу определять это даже по профилю. Ясно? Все остальные просто рабы. Прирожденные рабы. Без примеси. Вы, кажется, хотели мне что-то сказать, Халден?

Халден. Фрекен Санг уже давно ожидает вас.

Холгер. О, почему же вы мне этого сразу не сказали?

(Спешит к двери, открывает ее, но никого не видит и выходит из комнаты. За сценой слышен его голос.)

Уверяю вас, что это не моя вина! Если бы я только знал, что вы…

Ракел (голос ее вначале тоже слышен за сценой). Халден пытался доложить о моем приходе. Но я не хотела помешать рабочим говорить с вами.

(Оба входят.)

Холгер. Да, они угощали меня горьким пивом, которое наварила их газета!

(Ракел слегка вздрагивает, Холгер не замечает этого и ведет ее к стулу; сам садится возле нее.)

Я имел удовольствие выслушать, что они создали мое благосостояние, что я просто-напросто крупный вор. Ясно? Веселенькая история! Я даю работу многим тысячам. Прибавьте к этому тех, кто кормится возле них, – и получится целый город. И вот в один прекрасный день, прежде чем я успел завершить, что хотел, все эти люди набрасываются на меня и заявляют, что все принадлежит им! Ясно? И поскольку я не сразу пошел на все возможные уступки – они возмущаются, поднимают бунт. Наконец я кое в чем уступаю им, и все улаживается, но тут появляется неведомо откуда какой-то полоумный пастор и начинает им проповедовать божеские законы. А божеские законы эти сводятся к тому, что все следует перевернуть вверх дном. Словом, нам нельзя больше жить, где нам нравится и как нам нравится, ибо мы этим самым отнимаем у них солнце! Видите ли, для них нужно построить дома в солнечной части города – обязательно в той самой солнечной части города, которая является его украшением и утехой. А почему бы и не поселить их в наших домах? Если это «божеские законы», так почему бы не переселить их уж прямо на небеса? а?

(Встает.)

Я скажу вам, фрекен, если бы им удалось отобрать все, чем мы владеем, – все, до нитки, – не прошло бы и года, как все наши заводы, фабрики, предприятия, вся наша торговля – все погибло бы и все мы стали бы бедняками – все скопом! Ясно? Простите меня, дорогая фрекен, что я угощаю вас не менее горьким напитком, чем тот, которым угостили меня. Только преподношу его немного по-иному.

(Садится.)

Поверьте мне, ни к кому я не питаю большего уважения, чем к вам, но такова уж моя натура: некоторая пылкость – это часть моей, так сказать, силовой энергии… А когда накопляется столько событий и впечатлений, как во время только что состоявшейся встречи…

Ракел (улыбаясь). Право же, в эти дни я понемногу выслушиваю все и выслушиваю каждого!

Холгер. Я ведь думал, что вы уже перебрались сюда, фрекен. Я спешил сюда только для того, чтобы передать вам бумаги о вводе вас во владение. Они вчера оформлены.

(Берет со стола большой лист бумаги.)

Теперь и парк, и дом принадлежат вам по закону. Для меня большая радость и честь передать вам этот документ.

(Оба встают)

Ракел. Какой щедрый подарок! Теперь моя больница обеспечена. Я сама ведь ничего не смогла бы сделать. Искренне благодарю вас, Холгер!

(Пожимает его руку.)

Холгер. Бумага, как вы изволите видеть, тоже в своем роде произведение искусства. Этим занимался Халден,

Ракел (разворачивает бумагу). Да, замечательно! Ее нужно вставить в красивую раму, и повесить у самого входа. Большое, большое, большое спасибо!

(Оба кланяются друг другу.)

Но разве все это на мое имя?

Холгер. Конечно.

Ракел. Но ведь дар предназначен для больницы?

Холгер. Дар предназначен вам. А вы вправе распоряжаться своим имуществом, как пожелаете.

Ракел. Да, теперь мне остается только приложить силы.

Холгер. Вы доказали, что это вы сумеете! Когда вы намереваетесь переехать сюда?

Ракел. Я думала… сразу же… если только вы не возражаете.

Холгер. У меня здесь остались только книги, которые я возьму. И больше ничего.

Ракел. Вы даже представить себе не можете, как обрадовались все мои больные! Сегодня мы пробили ход в стене между больницей и парком. И все, кто только мог встать с постелей, вышли в сад, сидели и смотрели.

Холгер. Вам еще предстоит много хлопот, и поэтому мы с Халденом вас покинем.

Ракел. Мне бы хотелось попросить вас кое о чем. Холгер. Хотя вы обычно не прислушиваетесь к моим просьбам…

Холгер. На свете нет ничего, что я выслушал бы более охотно.

(Приглашает ее сесть.)

Ну, так в чем же дело?

(Садится рядом с ней.)

Ракел. Я прошу вас… сегодня вечером не проводите совещания в замке! И не устраивайте празднества! Не делайте иллюминации!

Холгер. Но замок одно из красивейших зданий в нашей местности. И старая крепость тоже очень хороша! Ясно?

Ракел. Да, конечно. Господин Халден вправе гордиться тем, что он создал. Все это так… Но…

Холгер. Но господа рабочие провозгласили, что это сооружение не что иное, как насмешка над ними.

Ракел. В крепости совершалось немало жестокостей.

Холгер. Все это теперь сгладилось и прикрыто красотой старины. В чем же состоит преступление?

Ракел. Но в какие времена строился замок…

Холгер. В какие времена? В трудные времена самое лучшее – предоставить народу работу. Разве и это преступление?

Ракел. Это было истолковано по-другому. Помните, что произошло при открытии?

Холгер. Ну, немножко динамита. Пустяки. Ров старой крепости достаточно широк – теперь к замку не подобраться…

Ракел. Не нужно, чтобы такое повторилось.

Холгер. Повторится праздник и иллюминация. Более того, я пригласил еще три оркестра…

Ракел. О, нет, не надо! Не надо!

Холгер (встает с места). Что? Я испугаюсь какого-то покушения? Отступить перед преступными покушениями? Нет, пока я здесь командую, такого не будет. Ясно? В такие времена наш замок и должен кое о чем напоминать этим людишкам. Вы видели его, когда он иллюминирован?

Ракел. Нет. Я никуда не выходила.

Холгер. Напрасно.

(Ходит взад и вперед по комнате.)

Но, к счастью, я пригласил художника, который нарисовал все это. Неплохой художник. Вот, смотрите.

(Холгер отдергивает занавес, который скрывал стену на заднем плане. На стене открывается замечательная картина: замок в средневековом стиле с башенками и зубчатыми стенами и с широким крепостным рвом. Самая высокая башня освещена электричеством, и все стены иллюминованы. Внизу, у моря, раскинулся город с глубоко уходящим в море молом. На моле тоже электрические фонари. Вся картина в светлых тонах осеннего вечера.)

Ракел (встает). Да, это прекрасно! Это в самом деле прекрасно!

Холгер. Вот так, я думаю, будет выглядеть вся земля, когда на ней снова найдется место для сильных личностей, которые посмеют и сумеют проявить себя. Так будет, когда эпоха муравьев и тысяченожек с ее иллюзиями останется позади. Назад, к гениальным личностям и сильной воле!

Ракел. Это захватывающе!

Холгер. Для меня самое главное, самое значительное в этой борьбе – дать личности возможность без удержу выявить свои силы. Вот, смотрите: перед нами старинное здание, построенное в те времена, когда личность могла быть силой. Смотрите-ка: эти башни высятся и властвуют! Вот стены, всей массой своей воплощающие власть и могущество! Ясно? Вы желаете, чтобы картина осталась здесь или убрать ее?

Ракел. Я хотела бы, чтобы вы ее убрали.

Холгер (оскорбленно). Вы этого желаете?

Ракел. Да.

Холгер (обращаясь к Халдену). Вы слышали? Будьте добры позаботиться, чтобы картину немедленно унесли отсюда.

(Халден понимающее кивает.)

Я имею в виду немедленно. Ясно?

(Халден снова выразительно кивает и выходит.)

В нем есть что-то такое…

(Останавливается и смотрит вслед Халдену.)

Ракел. Вы не любите Халдена?

Холгер. А вы это заметили?

Ракел. С первого раза, когда я увидела вас вместе.

Холгер. М-да… Что ж, не удивительно. Видите ли, когда ваша больница возникла здесь около самого парка, меня заинтересовала молодая особа, расходующая свое состояние на такие цели. Ясно? И я решил посетить больницу. И кого же я там увидел рядом с вами? Халдена! Оказалось, что он ваш архитектор! А мне он об этом не сказал ни слова.

Ракел. Он вообще не разговорчив.

Холгер. Что же сделало его таким скрытным?

Ракел. Не знаю, право. Он сам выбился в люди.

Холгер. Все мы так…

Ракел. Но в Америке это, вероятно, труднее.

Холгер. Почему он стал вашим архитектором?

Ракел. Он сам выразил желание и согласился работать бесплатно.

Холгер. Он работал бесплатно?

Ракел. Совершенно бесплатно.

Холгер (нервно прохаживаясь). Что же, он сам к вам явился и предложил свои услуги?

Ракел. Нет… мне об этом сказал другой человек…

Холгер (вздрогнув). Вы можете назвать мне этого человека? Что? Или не можете?

Ракел. Могу. Это мой брат.

Холгер. Значит, Халден встречается с вашим братом?

Ракел. Да. Впрочем, – нет. Я не знаю! Мой брат только рассказал мне о его предложении; вот все, что я знаю.

Холгер. Я часто задумываюсь, – с кем близок этот человек? Одно мне ясно: не со мной.

(Берет свою шляпу.)

Ракел. Не знаю…

Холгер. Желаю вам чувствовать себя здесь самым лучшим образом – вам и вашим выздоравливающим.

Ракел. Большое спасибо. Заходите к нам, когда мы тут как следует устроимся, чтобы все могли поблагодарить вас.

Холгер. Зайду.

Ракел (подходит к нему ближе). Я не повредила Халдену тем, что сказала о его знакомстве с моим братом? Я ведь даже не уверена, насколько близко они знакомы!

Холгер. Вы так тревожитесь о судьбе Халдена?

Ракел. Я не хотела бы причинять зло кому бы то ни было.

Холгер. Можете быть спокойны.

Ракел. А другая моя просьба? Холгер, прошу вас ради всех тех, кто может не устоять перед искушением…

Холгер. Я уже сказал вам, что охотно выслушаю любую вашу просьбу. Но, вы же знаете, мы с рами люди разной веры. Ясно?

Ракел. Люди перепуганы. Говорят, что под замком есть древние подземные ходы.

Холгер. Подземные ходы есть почти под всем городом.

Ракел. Значит, если бы они задумали…

Холгер (глядя прямо на нее). Это было бы самое лучшее, что только может случиться!

Ракел (отступает). Вы страшный человек!

Холгер. Это – религия господ, фрекен.

Ракел. И детям своей сестры вы собираетесь преподать ту же религию?

Холгер. А почему бы и нет? Я постараюсь научить их тому, что спасет всех нас.

Ракел (настойчиво). Сделав это, вы совершите такой серьезный проступок, чудовищное преступление… Вы не имеете права так поступать.

Холгер. Не имею права? Да неужели? Я отдаю этим молодым людям все, что имею.

Ракел. Даже если бы вы дали им вдвое больше того, что вы им дали, Холгер, вы не приобрели бы права отнять у них душу живую!

Холгер. Подобного я еще никогда не слышал!

Ракел. Да как вы решитесь? Отнять у этих прекрасных молодых людей все их мечты, все их идеалы?

Холгер. Для того, чтобы дать им нечто более ценное.

Ракел. Но они оба испытывают к этому отвращение, Холгер. Никто не имеет права насильно навязывать людям их грядущую судьбу. Так нельзя поступать.

Холгер. Пусть этот вопрос будет решен борьбой.

Ракел. Вы будете бороться, чтобы отнять детей у родителей?

Холгер. В данном случае родители умерли.

Ракел. Немногие живые родители имеют на своих детей такие права, как эти мертвые. И вы это хорошо знаете, Холгер.

Холгер. Но разве я обязан уважать фантазии этих родителей? Их фантазии и чудачества? Одни имена детей чего стоят! «Кредо»! «Спера»! Что можно сказать о родителях, которые способны назвать своих детей «Кредо» и «Спера». Ясно?

Ракел. А разве их имена уж так фантастичны? «Верю», «Надейся»! Разве это чудачество? Ведь родители решились так их назвать, ещё прежде чем дети появились на свет. Нам бы следовало относиться к этому с уважением, Холгер.

Холгер. Относиться с уважением к фантазиям? Да и о какой вере и надежде тут идет речь?

(Весело.)

Поверьте мне, фрекен: «последние станут первыми, а первые – последними» где-нибудь в другом мире, но только не на земле.

Ракел. Об этом вы не можете судить, Холгер! Будущее принадлежит миллионам! Именно миллионам!

Холгер. Хм! И этот вопрос будет решен борьбой.

Ракел. Это бурный поток, которого нам не остановить.

Холгер (весело). Ну, во всяком случае, этих двух детей я спасу из этого «потока».

Ракел. Вы осмелитесь так поступить, Холгер?

Холгер. Да, осмелюсь! И я попрошу вас не мешать мне!

Ракел. Вы не позволили мне взять их; с этим я еще могла примириться. Но запретить мне оказывать на них влияние – нет! Это вам не удастся!

Холгер. Это мне не удастся? Ясно. Дети не станут мне повиноваться? Ясно. Тогда им придется уехать!

Ракел (испуганно). Уехать? Им придется уехать?

(Взволнованно.)

Холгер! Вы достигнете вашим поступком только одного! Вы сделаете всех нас троих ужасно несчастными! После потери, которую они только что перенесли! За что? Зачем? Нет, вы этого не сделаете!

Холгер. Я этого не сделаю? Да немедленно же сделаю! Как мне ни тяжело в чем-либо вам отказывать, но… Вы принуждаете меня к этому.

Ракел. Каждый раз, когда я особенно горячо прошу вас о чем-нибудь, я получаю отказ. И каждый раз вы говорите, что это вам тяжело.

Холгер. Я не уважал бы вас так, как уважаю, если бы вы были другой, чем вы есть. Я смею надеяться, что и вы оказываете мне ту же честь. Фрекен!

(Уходит.)

(Она тихо плачет.)

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

В большое окно стучат. Ракел подходит к окну, и лицо ее веселеет.

Ракел. Открыть? (Открывает окно и вскрикивает.) Нет! нет! нет! Не делайте этого!

(Отступает от окна.)

Кредо (одним прыжком вскакивает в комнату). С добрым утром, Ракел!

Спера (также впрыгивает в комнату). С добрым утром! С добрым утром!

(Все трое восторженно обнимают друг друга.)

Кредо. Что с тобой? Чем он тебя огорчил?

Ракел. А вы это заметили?

Оба. Конечно!

Ракел. Я огорчилась из-за вас. Из-за вас!

Кредо. Он запрещает нам приходить к тебе!

Спера. Это ему не поможет!

Ракел. Нет. Еще хуже. Он хочет, чтобы вы уехали отсюда. От меня!

Оба. Он хочет отослать нас?

Ракел (взволнованно). Да, чтобы вы не общались со мной.

(Оба обнимают ее.)

Кредо. Это ему не удастся!

Спера. В этом мы никогда не подчинимся ему!

Кредо. Ах, как жаль, что мы еще не умеем летать!

Спера. Ничего! Если он помешает нам посылать тебе письма по почте – мы будем посылать голубей! И будем вести для тебя дневник.

Ракел. Да, да, конечно!

Кредо. Ну а ты, тебе ведь нельзя запретить приезжать к нам? Ты будешь приезжать к нам? Правда?

Ракел. Да как же я смогу не приехать! Если вы такие… такие…

(Они снова обнимают друг друга.)

Кредо. Я что-нибудь такое изобрету, чтобы наши голоса можно было услышать лучше, чем через микрофон. Знаешь, микрофон передает не голос, а только как бы цветное отражение голоса. Я изучал этот вопрос; я, кажется, уже понимаю, в чем тут дело. О, если я это изобрету, ты в своей комнате будешь слышать наши голоса! Ты будешь всегда чувствовать, что мы с тобой, Ракел! Ракел!

Ракел. А вы будете каждый день получать от меня телеграммы и письма. Это уж я вам обещаю!

Кредо. Пока он не поймет, что разлучать нас бессмысленно.

Спера. И тогда он, может быть, опять позволит нам быть вместе? Правда?

Ракел. Вы внесли в мою жизнь что-то новое и прекрасное. Теперь я уже не в силах жить без вас!

Оба. А мы – без тебя!

Кредо. Ты единственный человек, к которому мы можем обратиться со всем, что нас волнует!

Спера. А знаешь, почему мы сейчас здесь?

Ракел. Нет.

Спера. Кредо сделал игрушечную модель.

Ракел. Ну и что ж, она летает?

Спера. Да, да. Облетела всю комнату, летает под самым потолком!

Кредо. Принцип найден!

Спера. Уверяю тебя – летает, летает, летает вокруг всей комнаты – не натыкаясь ни на что!

Кредо. Понимаешь: я научился управлять моделью! Управлять!

Ракел. Этого еще никогда не бывало, да?

Кредо. Это открытие принесет в будущем все новые и новые плоды! Подожди только!

Ракел. Словом, пока что ты сумел заставить свою модель двигаться по кругу и можешь по своему желанию увеличивать или уменьшать круг? Так?

Кредо. Именно так!

Спера. Ему теперь нужно только научиться останавливать модель!

Ракел. А можно мне посмотреть?

Спера. Ну конечно! Для этого мы и пришли сюда! Ты, только ты и должна посмотреть!

Кредо. Мы ведь пришли за тобой.

Ракел. Но я теперь, пожалуй, не смогу…

(Слышен звонок.)

Идите! идите! Не нужно, чтобы вас здесь видели!

Спера (выпрыгивая в окно). До свиданья!

Кредо (с восторгом). Да здравствует прекраснейшая женщина на земле!

(В дверь стучат.)

Ракел. Войдите!

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Элиас входит в комнату.

Ракел (бросается к нему). Элиас! Наконец-то!

Элиас (бросается к ней). Ракел! О моя Ракел!

(Они молча крепко обнимают друг друга.)

Ракел (гладя его по волосам). Как ты побледнел, Элиас! И какой у тебя утомленный вид! Что с тобой?

Элиас (улыбаясь). Время трудное, а сил – мало,

Ракел. Как мы давно не виделись!

Элиас. И все по той же причине: я выбился из сил.

Ракел. Вижу, как ты истомлен работой!

Элиас. Особенно теперь, когда у меня заняты и ночи.

Ракел. Тебе приходится работать по ночам?

Элиас. Притом мы и едим не досыта.

Ракел. Но, дорогой, разве и это необходимо?

Элиас. Нужно учиться приносить жертвы – так говорит Братт. И он прав. Но результат может получиться совершенно неожиданный!

Ракел. Почему же ты, все-таки, не спишь по ночам?

Элиас (не отвечая). Так, значит, ты теперь будешь жить здесь, Ракел? Он подарил все это тебе? Одной тебе? А нам он отказывает во всем.

Ракел. Он подарил не мне, а больнице. Здесь будут жить выздоравливающие.

Элиас (обходит комнату и рассматривает). И это он сделал именно теперь. Как будто никто никаких других требований ему не предъявлял! Ты будешь жить здесь, Ракел? В этой вот комнате?

Ракел. Ну да. А спальня моя рядом. Ты прошел мимо двери.

Элиас. Ты избрала благую участь, Ракел.

Ракел. Не такую уж благую, Элиас. У меня большая ответственность и очень много дела.

Элиас. Я знаю, Ракел, я знаю. Я только хотел сказать… Я просто не могу понять, что можно жить так, как он жил в этом большом доме. Не могу понять, что кто-то смеет так жить, в то время как другие… Ты слышала о Марен Хауг и ее детях?

Ракел. Да, да! Я знаю обо всем. Ах, Элиас, всеми моими мыслями я была с тобой в эти дни!

Элиас. Может быть поэтому у меня последнее время обострилось чувство тоски по родине. Меня так и тянет в родные места. Даже больше чем в те годы, когда отец и мать еще были живы, а мы с тобой жили в городе.