Текст книги ""Полутораглазый стрелец""

Автор книги: Бенедикт Лифшиц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 40 страниц)

294. «Цветы зла» – см. примеч. № 293.

295.Печ. по неавт. списку (собр. Г. М. Цуриковой). Атрибуция П. Нерлера и Г. Цуриковой (на авторство Лившица указывают стилистическая окраска перевода, а также близость «Бирнамского леса» к циклу «Халдейские города», над переводом которого он работал). Бирнамский лес – место действия 4-й сцены 5-го акта трагедии В. Шекспира «Макбет». Паоло – П. Яшвили, переводил А. Рембо (см.: Поступальский И. Паоло Яшвили – переводчик Артюра Рембо. – Лгр, 1967, № 8), в его ст-нии «Павлин в городе» (1916) упоминается малаец.

605

296. Танит Табидзе – дочь Т. Табидзе. Саламбо – карфагенская принцесса, сестра полководца Ганнибала, героиня одноименного романа Г. Флобера (1862). Танит – богиня Луны, особо почитаемая в Карфагене (Лившиц здесь обыгрывает имя дочери Табидзе). Атлантида – см. примеч. № 96. Так апреля в день второй – день рождения Танит Табидзе. Орпири – село в Имеретии, около которого родился Т. Табидзе. Мальдороровой кричащей жабою – намек на книгу Лотреамона «Песни Мальдорора», герой которой Мальдорор – человек-демон и злодей, символизирующий романтический дух отрицания.

ПАОЛО ЯШВИЛИ

Яшвили П. (1895—1937) – поэт, также один из основателей группы «Голубые роги» (издатель журнала «Голубые роги»). В 1913—1915 гг. учился в парижском Институте искусств при Лувре. Ввел в грузинскую поэзию ряд новых поэтических форм. П. Яшвили перевел на грузинский язык многие произведения А. С. Пушкина, В. Маяковского, Ш. Бодлера, А. Рембо и др.

297. В письмах к В. В. Гольцеву (ЦГАЛИ) – вариант названия «Первонасельники Колхиды». Адат – здесь: неписаный закон, обычай. Одиши (Самегрело) – старое название Мегрелии, горной части Имеретии. Рача – историческая горная область в Зап. Грузии.

НИКОЛО МИЦИШВИЛИ

Мицишвили Н. (1896—1937) – поэт, член группы «Голубые роги», редактор ряда грузинских литературных газет и журналов, в 1930-е гг. один из руководителей Союза советских писателей в Грузии и издательства «Заря Востока».

298. Дафн (Лавр) – здесь: лавровый венок (по имени нимфы, обращенной в это дерево). Лемнос – остров в Эгейском море. Мерани – крылатый конь, национальный символ Грузии.

ГЕОРГИЙ ЛЕОНИДЗЕ

Леонидзе Г. (1899—1966) – поэт (входил в группу «Голубые роги») и общественный деятель. Создал ряд произведений, удостоенных Государственной премии СССР. Кроме стихов и поэм, оставил сб. рассказов «Волшебное дерево». Был одним из ближайших друзей Лившица, инициатором издания КО и автором предисловия к нему. См. письма Лившица к нему в КО и ЛГр, 1985, № 11.

299. Иори – см. примеч. № 112—114. Чоха – грузинская национальная одежда. Гомбори – лесистый хребет между долинами Иори и Алазани. Мцвади (груз.) – см. примеч. № 112—114.

606

300—302. Фазан, сварившийся в ключе – имеется в виду легенда, связанная с горячими серными источниками в Тбилиси. Халдеи – см. примеч. № 110. Метехи и Кашуэти – названия тбилисских храмов. Роза Цинандали – Екатерина Чавчавадзе, дочь поэта Александра Чавчавадзе (Цинандали – имение Чавчавадзе в Кахетии). Григол – Г. Орбелиани, поэт-романтик. Кабахи – старое название одной из площадей в Тбилиси. Мтквари – древнее название Куры. Тарист – исполнитель на таре. Алибухари (груз.) – сушеные абрикосы. Ниневия – древний город в Ассирии. Тимур (Тамерлан) (1336—1405) – полководец и основатель обширного государства со столицей в Самарканде; совершал набеги в Закавказье. Чианури – музыкальный смычковый инструмент. Содом – см. примеч. № 197.

КАРЛО КАЛАДЗЕ

Каладзе К. (р. 1904—1988) – поэт и общественный деятель (одно время возглавлял издательство «Мерани»). В его сборниках («Стихотворения», 1940; «Хертвисские рассветы», 1964 и др.) даны поэтические картины социалистической Грузии.

305.Чорох – река в Турции, впадающая в Черное море на территории Аджарской АССР (недалеко от Батуми).

ПОЛУТОРАГЛАЗЫЙ СТРЕЛЕЦ

К работе над воспоминаниями «Полутораглазый стрелец» Лившиц приступил, вероятно, в «st1:metricconverter w:st="on» productname="1929 г"·1929 г«/st1:metricconverter·. Время, описываемое в книге, охватывает три года – с конца 1911 до начала войны «st1:metricconverter w:st="on» productname="1914 г"·1914 г«/st1:metricconverter·. Это была стадия зарождения футуризма и шумных футуристических выступлений – важный, переломный период в миропонимании самого Лившица и его поколения. Незадолго до начала работы над ПС-I 1 Лившиц написал последний вариант «Автобиографии» (см.: «Приложения»), которую можно считать прообразом будущей книги воспоминаний.

Еще в «st1:metricconverter w:st="on» productname="1919 г"·1919 г«/st1:metricconverter·. в статье «В цитадели революционного слова» Лившиц декларировал свое право выступать в роли «историка искусства»: «Мы заинтересовываемся новым явлением искусства в лучшем случае к тому времени, когда оно начинает агонизировать, обычно же этот интерес возникает к явлению уже завершенному, к течению уже умершему; мы привыкли и любим получать произведения искусства из рук историка, а не художника, и нужны поистине сверхъестественные усилия, чтобы нарушить нелепую привычку нашу приходить «на все готовое» и считать это судом истории» (ПТ, № 5, с. 44). Вероятно, поэтому через десять лет, в «st1:metricconverter w:st="on» productname="1929 г"·1929 г«/st1:metricconverter·., Лившиц сам решает сломать эту несправедливую, устоявшуюся традицию. Непосредственный участник футуристического движения (Лившиц предпочитает другое название – группа «Гилея»), самого экспансионистского из тогдашних направлений в искусстве, он, поэт, пишет мемуарную книгу, в которой выступает как историк и теоретик футуризма.

«st1:metricconverter w:st="on» productname="1 См"·1 См«/st1:metricconverter·.: условные сокращения, принятые в примечаниях, на с. 556—558.

607

Лейтмотивы истории, культуры, памяти пронизывают все творчество Лившица. Водная стихия (как поглощающее и отражающее начало) становится в его поэзии воплощением образа истории. Ипостаси этой преображенной истории разнолики: начиная от метафоры «Из нищей лужи рыжий мост Уходит к севам Гостомысла» («Логово») до образа идущей вспять Невы, непокоренной стихии народного бунта («Болотная медуза»), или до метафоры материка культуры, Атлантиды, гибнущей в волнах народного возмездия («Патмос»). И только в поэтическом слове Лившиц видит надежду на спасение от всех потопов – от ветхозаветного «мабеля» или «дилювия» до «разлива Днепра» или наводнения Невы («Насущный хлеб и сух и горек…»).

Поиски и осмысление своего места в потоке истории неизбежно приводят Лившица к воплощению темы памяти в прозе – к созданию воспоминаний.

Обращение его к мемуарам было стимулировано и литературной ситуацией рубежа 1920—1930-х гг. Почти одновременно появилось несколько мемуарных книг, «подводящих итоги», рассказывающих о литературном быте и различных направлениях в искусстве предреволюционных лет. Пожалуй, одной из скрытых побудительных причин, заставивших Лившица обратиться к жанру воспоминаний, был выход автобиографической прозы О. Мандельштама «Шум времени» (Л., 1925). В «st1:metricconverter w:st="on» productname="1929 г"·1929 г«/st1:metricconverter·. В. Пяст издал книгу воспоминаний «Встречи», посвященную символистам и акмеистам и противопоставленную своей «правдивостью и документальностью» откровенно фальсифицированным мемуарам Г. Иванова «Петербургские зимы», изданным в Париже в «st1:metricconverter w:st="on» productname="1928 г"·1928 г«/st1:metricconverter·. В начале 1930-х гг. одна за другой начали выходить мемуарные книги Андрея Белого («На рубеже двух столетий», М.—Л., 1930; «Начало века», М.—Л., 1933; и последняя, уже после выхода ПС-I – «Между двух революций», Л., 1934).В связи со смертью Андрея Белого Лившиц писал 14 января «st1:metricconverter w:st="on» productname="1934 г"·1934 г«/st1:metricconverter·. поэту М. А. Зенкевичу: «Оборвалась эпоха, с которой мы были – хотим ли мы это признать или нет, безразлично, тесно связаны. Обнажилась пропасть, куда ступить настает уже наш черед. «…· Дело не в самом факте смерти «…·, а в чудовищном одиночестве поколения, к которому мы с вами принадлежим и которое гораздо крепче связано с предшествующим поколением, нежели со своей сменой «…·, вы, мне кажется, не лишены того довольно мучительного чувства «историзма», которое не позволяет мне отрывать мою личную биографию от биографии моего поколения» (ГЛМ).

Об этой трагической разобщенности с эпохой, о своем «выпадении из времени» писал Лившиц и в ст-нии «Уже непонятны становятся мне голоса…» (1929), – включенное в предисловие Ц. Вольпе к ПС-I, оно послужило своеобразным эпиграфом к мемуарам.

Смерть Маяковского сразу же превратила литературный процесс, его «обыкновенные будни» в историю, начиналась новая эпоха, нужно было осмыслить прошлое. Так, под знаком Маяковского создавалась «Охранная грамота» Б. Пастернака (Л., 1931). В. Шкловский в своей книге «Поиски оптимизма» (М., 1931) назвал главу о поэте «Случай на производстве». Тогда же выпустил две книги воспоминаний другой участник футуристического движения В. Каменский – «Юность Маяковского» и «Путь энтузиаста» (1931). На его книги иронически намекает Лившиц в своих мемуарах (см.

608

гл. 5). И хотя первая глава воспоминаний Лившица была написана до выстрела, прозвучавшего «подобно Этне» (Б. Пастернак), смерть поэта, бывшего соратника, несомненно заставила автора ПС-I многое переосмыслить и по-другому оценить. Пути поэтов в последние пятнадцать лет жизни Маяковского фактически не пересекались (Лившиц не принимал Маяковского лефовского периода), но уход из жизни бывшего единомышленника стал для него глубоким переживанием (см. ст-ние «Варцихе» о долге поэта, посвященное Маяковскому).

В этот ряд мемуарных книг становится и книга Лившица, главы из которой стали появляться в периодической печати с «st1:metricconverter w:st="on» productname="1931 г"·1931 г«/st1:metricconverter·.

Кроме того, одним из литературных толчков для обращения Лившица к мемуарам была также канонизация его бывших соратников – выход в 1927—1930 гг. первых томов собраний сочинений Маяковского и Хлебникова.

Важным, если не главным, стимулом для Лившица, безусловно, послужили «Фрагменты из воспоминаний футуриста» Д. Бурлюка, написанные в Нью-Йорке в 1927—1929 гг. и присланные литературоведу и переводчику А. Г. Островскому для публикации в СССР (см. гл. 5, 8; изданы не были). В одном из писем к Д. Бурлюку (от 26 января «st1:metricconverter w:st="on» productname="1925 г"·1925 г«/st1:metricconverter·.) Лившиц подчеркивал свои глубинные связи с футуристическим прошлым: «За все эти 10 лет я, несмотря на расстояние и время, нас разделявшие, не переставал считать тебя своим другом и себя – твоим. Я поднесь бережно и любовно храню все твои картины, рисунки, офорты, письма, черновики твоих стихов – все, в чем так или иначе проявилась твоя многосторонняя, твоя неотразимо убедительная творческая стихия. Сколько раз мысленно сопоставляя мое нынешнее литературное окружение с боевою обстановкой, в которой мы с тобою три года работали бок о бок, я испытывал чувство неподдельной горечи, вызывавшееся твоим отсутствием и нашей разобщенностью. Преждевременная смерть Хлебникова, безнадежное падение Маяковского, споровое размножение имажинистской сволочи, моя полная изолированность, порождающая у меня состояние, близкое к закупорке лирических сосудов, – всего этого, вероятно, не произошло бы, будь ты здесь, – ты, подлинный «отец российского футуризма», на моих глазах из ничего создавший мощное направление в русском искусстве» (CR, 1965, № 60, с. 95).

Примечательно, что Д. Бурлюк, издавший в «st1:metricconverter w:st="on» productname="1914 г"·1914 г«/st1:metricconverter·. в Херсоне футуристическую книгу Лившица ВС, через семнадцать лет, в «st1:metricconverter w:st="on» productname="1931 г"·1931 г«/st1:metricconverter·., выпустил, но уже в Нью-Йорке, отдельным изданием первую главу будущей книги его воспоминаний – «Гилею».

Сохранилось несколько экземпляров «Гилеи» с дарственными надписями, в которых Лившиц утверждает, что главный герой его книги воспоминаний – Давид Бурлюк. Например, в инскрипте, сделанном на титульном листе «Гилеи», где помещен графический портрет Д. Бурлюка работы его брата Владимира, Лившиц написал: «Григорию Эммануиловичу Сорокину – дружески – не столько первую главу «Полутораглазого Стрельца», сколько типографский опус его главного героя. 8.IX.1932. Ленинград» (ГПБ). В инскрипте линия со стрелой, проведенная Лившицем от слова «героя», указывает на правый (стеклянный) глаз на портрете Д. Бурлюка, подчеркивая прямую связь названия «Полутораглазый стрелец» с «отцом российского футуризма».

609

Название мемуарной книги многозначно и символизирует синтез историко-культурных понятий Востока и Запада. По объяснению Лившица, «полутораглазый стрелец» – мчащийся «дикий всадник, скифский воин, обернувшийся лицом назад note 9 и только полглаза скосивший на Запад» (ПС, с. 373). Образ всадника-стрельца проходит через все творчество Лившица. Этот образ, впервые появившийся в стихотворении в прозе «Люди в пейзаже» (1911), связан с портретом «гилейца» Д. Бурлюка (стихотворным – № 50 и графическим), навеян ранними композициями А. Экстер, «скифскими» рисунками В. Бурлюка, а также его «полутораглазым» портретом и офортом Д. Бурлюка, изображающим всадника-стрельца (воспроизведены на обложке и суперобложке первого издания ПС). Лившиц соединяет этот образ с пушкинским «Медным всадником», символизирующим Россию, – с мифом о Петербурге, с Петром, осуществившим в русской истории идею союза Востока и Запада (основная тема книги БМ). Вероятно, название «Полутораглазый стрелец» включает также и круг ассоциаций, связанных с названием альманаха «Стрелец» (I—III, Пг., 1915, 1916 и 1922), впервые объединившего футуристов и символистов как представителей «восточной» и «западной» культурных ориентации.

Итак, название «Полутораглазый стрелец», первоначально адресованное Д. Бурлюку, затем было переосмыслено и связано со всем футуристическим движением, и прежде всего с самим Лившицем, по-своему реализовавшим эту метафору своей литературной деятельностью в качестве поэта-переводчика.

Лившиц в своих мемуарах, по его слову, ведет «полемику с прошлым и о прошлом» и неоднократно подчеркивает: «Неблагодарное это занятие – восстанавливать по памяти труды и дни зачинателей будетлянства» (ПС, с. 441). Прежде всего он стремился передать в своих воспоминаниях атмосферу эпохи и в этом достиг замечательного успеха: его психологические, социологические и эстетические характеристики изящны, точны и в большинстве случаев заслуживают доверия.

На характерную особенность мемуаров Лившица указывал в своем предисловии к ПС-I литературовед Ц. Вольпе: «Это – мемуары «теоретические». Отдельные страницы книги производят впечатление не столько воспоминаний, сколько исследовательской работы по восстановлению литературного прошлого. Мемуарный «жанр» в отдельных частях книги кажется псевдонимом «жанра» исследовательского» (ПС-I, с. 5).

В своей работе Лившиц опирался главным образом на документы, письма (к сожалению, не сохранившиеся), на литературу о футуризме, газетные и журнальные отчеты. В этом ему помогали А. Г. Островский и поэт-переводчик Д. И. Выгодский, предоставившие собранный ими историко-литературный материал. Интересно, что даже метафорический и ассоциативный ряды многих пассажей в мемуарах Лившица часто связаны с материалами тогдашней периодики. И, пожалуй, не так важно, что Лившиц иногда описывает вечер или диспут, на котором он не присутствовал, ценно другое – мемуарист дает исторически верную картину, точные, хотя подчас и пристрастные, характеристики. Но стык документа и личных воспоминаний порой давал смещения фактов, несоответствия и анахронизмы – такие случаи требовали от комментаторов тщательных разысканий и уточнений.

610

Текст ПС пронизан цитатами и автоцитатами, реминисценциями и аллюзиями, а лирические отступления автора оказываются нередко автокомментариями поэтических текстов – мемуары дополняют стихи, но и наоборот – стихи становятся ключом для зашифрованных эпизодов воспоминаний. Поэтому примечания к ПС и к ст-ниям построены на перекрестных отсылках, что помогает расширить реальный план как мемуаров, так и стихов.

Особого уточнения и расшифровки требует используемый Лившицем в ПС прием автокомментирования ст-ний о Петербурге из БМ (см. ПС, с. 531). Мемуарные «отступления» дают ключ к расшифровке ряда ст-ний и одновременно участвуют в сложной системе кодирования текстов: прозаический и поэтические тексты создают единую мистификацию – вынужденный прием защиты от заведомо предвзятой критики.

Рассказывая в главе о Маяковском о том, что поэт намеренно сдвинул датировку некоторых своих ранних стихов (см. гл. 5, 51), Лившиц тем самым намекает, что этот же прием использовал и он сам (например, при датировке ряда текстов – см. преамбулу к БМ). Передатировка текстов была необходима Лившицу для сдвига или зашифровки смысловых акцентов ст-ний. Свидетельствуя в воспоминаниях, что ст-ния о Петербурге в «достаточной степени насыщены политикой», автор своими комментариями отнюдь не стремился раскрыть эту «политическую» тематику герметичных текстов БМ. Наоборот, в ПС Лившиц постарался зашифровать и революционные мотивы ряда текстов 1914—1915 гг., вошедших в БМ, и свое неприятие насилия в ст-ниях, написанных в гражданскую войну, и отрицание Брестского мира (тема «вдовства» и «отрешенности России от моря»). Кроме того, рассказывая в мемуарах о БМ, Лившиц намеренно ничего не говорит еще об одной важной теме книги – теме соборности, провозглашенной им в русле идей Вяч. Иванова, а затем своеобразно преломленной в «Патмосе».

История выхода из печати книги Лившица была сложна и драматична. В письме к М. А. Зенкевичу от 8 сентября «st1:metricconverter w:st="on» productname="1933 г"·1933 г«/st1:metricconverter·. Лившиц излагал ход событий: «Рад был узнать, что «Полутораглазый стрелец» до Вас дошел: он ведь был задержан главлитом и только на днях запрещение снято. Конфискация, впрочем, носила чисто комнатный характер, так как весь тираж разошелся в два дня. Сейчас передо мной стоит вопрос о переиздании. Боюсь только, как бы мне не «испортила каши» критика: в Ленинграде меня уже начали прорабатывать и за «формализм» (а что это такое и с чем его едят, ей-богу, не знаю!), и за «лукавство», и за «греческий язык». Разумеется, это только робкое начало – дальше пойдет лай вовсю» (ГЛМ). В этом письме упоминается рецензия З. Штеймана «Лукавая самокритика», напечатанная в «Лит. Ленинграде» (1933, 5 сентября).

Интересно, что за мемуары Лившица вступился А. М. Горький. Получив сведения о задержке книги Лившица, он в письме от 25 августа «st1:metricconverter w:st="on» productname="1933 г"·1933 г«/st1:metricconverter·. критику Б. М. Волину дал книге в целом положительную оценку, хотя и с некоторыми оговорками, и настаивал на необходимости ее выхода в свет: «Мне сообщили, что Вы против выпуска книги Б. Лившица «Полутораглазый стрелец». Разрешите ознакомить Вас с моей оценкой книги. Мне кажется, что она – определенно полезна для нашей литературной молодежи, ибо в ней рассказывается и разоблачается история возникновения футуризма и сродных ему литературных течений, анархо-бур-

611

жуазных по их смыслу, резко индивидуалистических» (Архив А. М. Горького). В личной библиотеке А. М. Горького сохранился экземпляр ПС-I с большим количеством его помет.

Вскоре после выхода ПС-I в «Звезде» (1933, № 10) была опубликована рецензия литературоведа Н. Л. Степанова, исследователя футуризма и редактора «пятитомника» В. Хлебникова. Он оценивал книгу Лившица в основном положительно, но в духе господствовавших вульгарно-социологических установок того времени. Из появившейся вскоре уничтожающей рецензии А. Селивановского «Ранний футуризм в освещении буржуазного идеалиста» становятся известны некоторые подробности издательской истории ПС-I – в частности, по какой причине книга была задержана перед выходом в свет: «Издательство, спохватившись с запозданием, отпечатало и вложило в книгу особую вкладку, в которой оно утверждает (и утверждает, вопреки Ц. Вольпе, совершенно правильно), что „Лившиц в своих мемуарах стоит на тех же идеалистических, буржуазных позициях, что в 1910-х гг."» («Лит. газета», 1934, 12 марта). Эта рецензия выполнила свою «задачу», книга Лившица переиздана не была. Раздавались отрицательные отзывы и из «своего лагеря» – М. В. Матюшин в своих воспоминаниях, а также в письме к Н. И. Харджиеву от 4 июня «st1:metricconverter w:st="on» productname="1934 г"·1934 г«/st1:metricconverter·. резко отозвался о самом Лившице и его мемуарах (см.: Матюшин М. В. Наши первые диспуты. – «Лит. Ленинград», 1934, 20 октября; ЕРО, 1974, с. 6—7; КИРА, с. 146). Известны и другие отклики – например, В. Ф. Ходасевич и H. Н. Берберова в литературном обзоре, подписанном псевдонимом «Гулливер», хвалебно отозвались о главе «Будетляне и Маринетти» из ПС-I, напечатанной в «Звезде» (1932, № 9) – см. «Возрождение», Париж, 1932, 1 декабря.

Время, однако, переставило свои акценты. Мемуарная книга Лившица, задуманная как «биография» поколения, по праву стала одним из самых значительных и важных документов по эпохе раннего футуризма. В книге «Маяковский в воспоминаниях современников» (М., 1963) перепечатана глава о Маяковском из ПС-I. В 1960—1970-х гг. воспоминания Лившица были переведены в Италии, Швейцарии и США: 1. Livsic В. L'arciere dall'occhio e mezzo. Trad. a cura di G. Kraiski. Bari, 1968; 2. Livchits B. L'archer a un oeil et demi. Traduit, preface et annote par E. Sebald. V. et J.-C. Marcade. Lausanne. 1971; 3. Livshits B. The One and a Half-Eyed Archer. Translated, Introduced and Annotated by John E. Bowlt. Newton-ville. 1977; в «st1:metricconverter w:st="on» productname="1978 г"·1978 г«/st1:metricconverter·. в Нью-Йорке вышел репринт русского издания.

Печ. по: Лившиц Б. Полутораглазый стрелец. Л., «Издательство писателей в Ленинграде», 1933, ответственный редактор Н. С. Тихонов, предисловие Ц. Вольпе. Этому изданию, вышедшему в свет в августе «st1:metricconverter w:st="on» productname="1933 г"·1933 г«/st1:metricconverter·., предшествовали публикации отдельных глав. Первая глава «Гилея» была выпущена в «st1:metricconverter w:st="on» productname="1931 г"·1931 г«/st1:metricconverter·. «Издательством M. Н. Бурлюк» в Нью-Йорке (отд. изд., тираж – 1000 экз.); фрагменты из пятой и шестой глав (под названием «Маяковский в 1913 году» и «Грезэр и горлан») – ж. «Стройка» (1931, № 23—24, с. 8—11; № 36, с. 9—10); глава третья («Медведь») – ж. «Ленинград» (1932, № 5—6, с. 74—82); глава седьмая (под названием «Будетляне и Маринетти») – ж. «Звезда» (1932, № 9, с. 160—175). Лившиц пытался напечатать «Гилею» в московских журналах (вероятно, в «Новом мире», об этом свидетельствует его письмо к редактору Н. И. Замошкину от 12 октября «st1:metricconverter w:st="on» productname="1931 г"·1931 г«/st1:metricconverter·. – ЦГАЛИ). Сохранилась авторизованная машинопись «Гилеи» в фонде литературоведа и кри-

612

тика Я. Черняка (ЦГАЛИ). Сохранились также машинопись главы «Медведь» с правкой Лившица, ее гранки также с его правкой и правленная наборная рукопись седьмой главы (под названием «Футуристы и Запад» – ИРЛИ). Публикуемый текст сверен с архивными текстами и с журнальными публикациями, купированные фрагменты и существенные разночтения приведены в примечаниях.

Орфография и пунктуация унифицированы и приближены к современным нормам. К правильной форме приведено написание литературного имени Хлебникова – Велимир. В примечаниях внутренние отсылки даются или с указанием главы, или с указанием главы и номера примечаний, или с указанием главы и страницы (через запятую) по форме: гл. 1; или гл. 1, 14; или гл. 1, с. 260. В ссылках на ст-ния и примечания к ним указывается номер ст-ния или соответствующий номер примечания. Ссылки на биографические справки в разделе «Переводы» даются с указанием страниц наст. изд.

ПРЕДИСЛОВИЕ

1 В первопечатном источнике (см. «Гилея», с. 3) и в сохранившейся авторизованной машинописи первой главы (ЦГАЛИ) ей предшествует небольшое лирическое вступление, которое затем Лившиц вынужден был отбросить и заменить идеологизированным «Предисловием» ко всей книге (см. ПС, с. 309). Так как зарубежное издание «Гилеи» малоизвестно отечественному читателю, здесь это вступление приводится полностью:

«В утренних оползнях сна, уже не сдерживаемых вероналом, мне предлагает себя назойливый образ: многоярусный колизей с опрокинутым вниз головою гипсовым бюстом Гераклита – колумбарий времени.

Оно хранится здесь в несчетных сосудах, начиная с египетских каноп и кончая гумовскими вазами, омерзительными порождениями мюнхенского сецессиона. Каждое поколение представлено урной и имеет доступ к праху своего двадцатилетия.

Среди теней, копошащихся у самого входа, я различаю лица еще живых людей, моих друзей и знакомых.

И все же не тянет меня переступить порог.

Я не историк и не мемуарист.

Как быстро ни стареемся мы, в сорок три года биологически нелепо писать мемуары.

Это не мемуары – а мемауры; у них перекошенное флюсом лицо – застоялись на площадке черной лестницы – и я не вижу в этом никакого стыда.

Откровенное пристрастие – единственный язык, на котором поколение может сговориться с поколением.

В колумбарии времени ниша, предназначенная для моего, еще пуста».

В авторизованной машинописи «Гилеи» после слов «нелепо писать мемуары…» следует важная фраза, свидетельствующая о сложных отношениях Лившица с эпохой начала 1930-х гг.: «У меня затянувшаяся перебранка с нынешним днем литературы, и, стоя на черной лестнице у распахнутой кухонной двери, я поджидаю шарканья его шагов» (ЦГАЛИ). Это вступление можно счи-

613

тать автокомментарием к ст-нию Лившица «Уже непонятны становятся мне голоса…» (1929). Образный строй вступления является, вероятно, непосредственным источником образа времени в ст-нии О. Мандельштама «Я вернулся в мой город, знакомый до слез…», написанном в декабре «st1:metricconverter w:st="on» productname="1930 г"·1930 г«/st1:metricconverter·.: «Петербург, у меня еще есть адреса, По которым найду мертвецов голоса. Я на лестнице черной живу, и в висок Ударяет мне вырванный с мясом звонок…»

2 Первое издание поэмы Маяковского «Облако в штанах» вышло в сентябре «st1:metricconverter w:st="on» productname="1915 г"·1915 г«/st1:metricconverter·.

3 О Ф. Т. Маринетти см. гл. 7.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1 Гилея («лесная») – древнегреческое название области в Скифии (Геродот. История, кн. IV). Наименование этой местности в устье Днепра (в селе Чернянка Нижне-Днепровского уезда Таврической губернии в 1907—1914 гг. проживала семья Бурлюков) стало названием группы кубофутуристов-«будетлян», возникшей в начале «st1:metricconverter w:st="on» productname="1910 г"·1910 г«/st1:metricconverter·.

2 Печерск – район Киева, получивший название от Киево-Печерской лавры. Лившиц жил в квартире родителей на ул. Тарасовской (д. 14, кв. 21), из окон которой в то время открывался вид на Печерск.

3 О ФМ и отзыве В. Брюсова см. вступит. статью, с. 6. Брюсов упоминал Лившица и впоследствии – см. обзоры в «Русской мысли» (1913, № 3; 1914,№ 5); ср. также выпад против Брюсова в манифесте Лившица «Освобождение слова» и в коллективном «Идите к черту» (гл. 6, с. 459).

4 Экстер А. А. (1882—1949) – живописец и театральный художник, близкий друг Лившица по Киеву, ей посвящены цикл «Пан и Эрос» из ФМ (см. № 16—20), ст-ния № 24, 44 из ВС и ст-ние в прозе «Люди в пейзаже»; с конца «st1:metricconverter w:st="on» productname="1924 г"·1924 г«/st1:metricconverter·. жила в Италии, а затем во Франции. См. новые материалы о ней: Горбачов Д. Вчителька багатьох. – «Украiна», 1984,№ 45, с. 13; «Всесвiт», 1988, № 10, с. 168—176.

5 Бурлюк Д. Д. (1882—1967) – поэт, художник, теоретик искусства, издатель, организатор группы кубофутуристов «Гилея», называвший себя «отцом российского футуризма». Трехлетняя борьба – вместе с М. Ларионовым Д. Бурлюк был организатором одной из первых новаторских выставок – «Етефанос» (Москва, 1907—1908). См. также ст-ние № 50.

6 Выставка «Звено» состоялась в ноябре «st1:metricconverter w:st="on» productname="1908 г"·1908 г«/st1:metricconverter·. в Киеве. Ее устроителями вместе с братьями Бурлюками были Н. И. Кульбин и А. Экстер. Кроме Бурлюков (Давид, Владимир и сестра Людмила Бурлюк-Кузнецова), экспонировавших на выставке 65 холстов и рисунков, петербургских и московских художников (М. Ларионов, Н. Гончарова, А. Лентулов, П. Бромирский, А. Фонвизин и др.), в ней участвовали также местные мастера (А. Экстер,

614

А. Богомазов, E Прибыльская и др.). Посетителям выставки раздавали листовку Д. Бурлюка «Голос импрессиониста в защиту живописи».

7 Эта работа Д. Бурлюка не сохранилась. В собрании Лившица находились картины и рисунки Д. и В. Бурлюков, А. Экстер, Н. Кульбина, И. Пуни, В. Чекрыгина, М. Шагала, Ф. Леже, И. Рабиновича и др. В «st1:metricconverter w:st="on» productname="1933 г"·1933 г«/st1:metricconverter·. в ГРМ от Лившица поступили три картины Экстер, несохранившаяся четвертая ее работа из собрания поэта (конструктивная композиция, 1918) была репродуцирована в сб. «Гермес» I, Киев, 1919.

8 Пуэнтель (от франц. «pointiller») – писать или рисовать точками, отсюда «пуантилизм». Синьяк Поль (1863—1935) – живописец-постимпрессионист, писавший картины раздельными мазками чистого цвета.

9 Издебский В. А. (1882—1965) – одесский скульптор, организатор выставок «Салон I» и «Салон II». На выставке «Салон I» («Интернациональная выставка картин, скульптур, гравюры и рисунков»), состоявшейся в Одессе, Киеве, Петербурге и Риге (4 декабря 1909 – 7 июля 1910), кроме русских художников, приняли участие французские мастера Брак, Вламинк, Глез, Марке, Матисс, Метценже, Руссо, Синьяк, Ле-Фоконье, Ван-Донген. Работы Дерена, по-видимому, не экспонировались.

10 По-куковски – т. е. «по-туристски», имеется в виду известная туристическая контора Т. Кука, отделения которой находились во многих странах мира.

11 Первый сборник поэтов-«будетлян» «Садок судей», напечатанный на обоях в количестве 300 экз., вышел в апреле «st1:metricconverter w:st="on» productname="1910 г"·1910 г«/st1:metricconverter·. Название сборника принадлежит Хлебникову.

12 Каменский В. В. (1886—1961) – поэт-футурист, член «Гилеи», первый «издатель» Хлебникова, редактор CC-I. Сохранилась надпись на кн. «Из топи блат»: «Дорогому В. Каменскому в память запоздавшей на 20 лет встречи – с сердечным расположением Бенедикт Лившиц. 29.III.1929» (ГММ). «Опус» – этим музыкальным термином помечены произведения почти всех участников CC-I.