Текст книги "Фанфан и Дюбарри"

Автор книги: Бенджамин Рошфор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 29 страниц)

3

Столь неожиданно вновь появившись на пути Тюльпана, и так по дурацки дав себя убить, Пастенак оказал тому великую услугу. И слава Богу, что его уже не было на этом свете, иначе при известии об этом позеленел бы от злости.

С той трагической ночи прошло уже три дня, и Аврора Джонс успешно выздоравливала, поскольку мазь, наложенную хирургом, заменила примочками из рома, которые, как утверждала, лучше дезинфицируют рану и ускоряют заживление. Тогда же Тюльпан узнал, что Эверетт Покс вышел из тюрьмы, и тут же отправился в таверну "Проспект оф Уитби" с рекомендательным письмом капитана Керкофа. Прием, оказанный ему, мог разочаровать кого угодно.

Та молодая женщина, с которой он познакомился несколько месяцев назад, провела его в контору Эверетта Покса. Тот оказался высоким худым мужчиной со свинцово-серой кожей и бритым черепом – памятью о тюрьме. Небрежно и равнодушно пробежав письмо, Эверетт Покс вернул его Тюльпану и заявил, что ничем помочь не может. При этом с сердитым видом заявил (и даже замахал руками):

– Керкоф ошибается, мсье! То, что он вам наговорил – сплетни, я с этими разговорами о тайной службе и неизвестно о чем ещё не имею ничего общего! Прощайте, мсье!

Но говорил ли он правду? Заметно было, что он чего-то боялся, и Тюльпан сказал себе: "– Он лжет!" Возможно, его надломила тюрьма, возможно, он чувствовал слежку. А что, если за ним и вправду следят? Но что сказать человеку, который дал такой решительный отказ? Причем Эверетт Покс уже недвусмысленно распахнул перед Тюльпаном дверь конторы!

– Мсье, я рад поверить вашим словам, – настаивал разочарованный Тюльпан, – но всего лишь хотел, с вашего любезного согласия, воспользоваться вашими непревзойденными познаниями по флотской части, чтобы…

И Фанфан торопливо изложил историю Летиции, капитана Рурка, фрегата "Виндиктив" и своих долгих поисков. Покс, однако, едва его слушал и снова отрицательно замахал длинными руками:

– Нет – нет, мсье! Керкоф и в этом ошибается, у меня вовсе нет таких знаний и связей, как он наговорил!

Покс так безапелляционно и торопливо отрицал эти вовсе не компрометирующие его вещи, что не было сомнений – его что-то ужасно беспокоило. Тюльпан уже собрался уходить и, волоча ноги от расстройства, шел через пустой в эти ранние часы большой зал, когда вдруг вспомнил:

– О! – воскликнул он и обернулся. – Я позабыл вам передать привет от Авроры Джонс!

Покс выглядел ошеломленным.

– Вы знаете Аврору Джонс?

– Я у неё живу и помогаю собирать уголь.

Тут Покс шагнул к нему и с вытянувшимся от удивления лицом спросил:

– Так вы…Невью?

– Да.

– О! Это же совсем другое дело! – заявил Покс совершенно иным тоном, и голос его вдруг стал столь же приветлив, как и лицо.

– Анжела! – позвал он.

И в зал вошло молодая женщина, которую Тюльпан до того видел пару раз только мельком. Теперь же он впервые понял, какая она красавица, роскошная шатенка с белой кожей и зелеными глазами.

– Моя племянница Анжела! – представил её Покс. А ей сказал:

– Это Невью! Племянник Авроры Джонс.

Боже, но почему так изменилась обстановка, с чего вдруг Покс сразу успокоился и почему на милом личике Анжелы вдруг появилось – как бы это сказать – такое милое удивление, или, пожалуй даже можно сказать, признательность и благодарность?

– О! – воскликнула она мелодичным голосом, – О, мистер Невью, благодаря вам я наконец-то могу спать спокойно!

"– Мне что-то чудится!" – подумал Тюльпан и удивленно воскликнул:

– Не может быть!

– С той поры, как не стало рябого, – пояснила Анжела. И поскольку ему явно нужно было растолковать загадку, Эверетт Покс добавил:

– Рябой шантажировал Анжелу с той поры, как я угодил за решетку. И каждый вечер приходил за четвертью выручки. А когда Анжела пошла в полицию, ей заявили прямо, что племяннице каторжника так и надо! И больше ни о чем полиция и слышать не хотела, так что я подозреваю, нет, я просто уверен, что инспектор имел с доходов рябого свою долю! Будь я тогда здесь, такого бы не позволил! Точнее, ему просто не пришлось бы явиться в другой раз его б давно не стало!

– А у вашей племянницы не нашлось друзей…

– Она не отважилась ни к кому обратиться, ибо рябой её предупредил, что если будут неприятности, и ей конец, и таверну сожжет!

– Значит, он ещё больший мерзавец, чем я думал, – заявил Тюльпан, с нескрываемой симпатией поглядывая на Анжелу.

– Зато теперь вы нас от него избавили! – воскликнула юная дама с облегчением и с полной благодарности улыбкой (и это была искренняя благодарность!).

– Я очень рад, что смог помочь вам спать спокойно, – с улыбкой ответил Тюльпан, но тут же перестав смеяться, расстроенно добавил: – Что же касается сна, так теперь я уже недели три не в состоянии уснуть! Не потому, что устранил рябого, тот сам же напоролся на мой нож, а потому, что опасаюсь ареста! Знаете, теперь повсюду знают, что я сделал, вот даже вы знаете, а вы не из Чик Лейн! В ту ночь там было немало людей, и слухи разнеслись повсюду, так что вполне могла узнать и полиция. Я даже знаю, что банда рябого поклялась добраться до меня. Как? Ну, например, по мере сил помогут следствию, да или просто выдадут меня! А могут и отправить в Темзу. Понятия у них таковы, что опасаться можно чего угодно.

– Вы должны исчезнуть! – воскликнула Анжела, вложив в свой возглас всю симпатию и благодарность.

– Аврора тоже так хочет.

– А почему вы против?

– Я не могу её оставить. Она ранена, ослабла, да и возраст… Не буду я собирать уголь, чем ей жить? Ведь у неё нет никого, кроме меня! – И помолчав, Фанфан добавил: – Да и куда мне идти?

– Сюда! – Анжела повернулась к дяде, потом опять к Тюльпану, предложив:

– Мы вас укроем на сколько нужно будет. Смените имя, отрастите усы, я знаю, что еще! Да, дядюшка? Ведь мы должны ему помочь!

– Конечно! – решительно кивнул Покс.

– Благодарю от всей души, но так я могу и вас подвергнуть опасности особенно если за дело возьмется тот ваш пристав, который уже давно не получает от рябого своей доли. Простите, мсье Покс, но вы ведь бывший арестант!

– Пристав пальцем не пошевелит, и нос свой никуда совать не будет, ответил Эверетт Покс, – если я каждый день буду давать ему десять процентов с выручки. – И, помолчав, добавил: – Как и раньше!

Потом, не оставляя Тюльпану ни минуты на размышления, решил окончательно:

– Что касается миссис Авроры, Анжела будет заходить к ней, чтобы убедиться, все ли в порядке, и чтобы принести еду, и…

– И питье! – счел нужным добавить Тюльпан.

– И питье! – подтвердил Покс, так хорошо рассмеявшись, что сразу помолодел лет на десять.

– А я ей буду рассказывать, как ваши дела и чем вы заняты, а вам потом – её новости, – пообещала Анжела, показав, что умеет понять движения чужой души.

– Пройдемте-ка в контору, – предложил Эверетт Покс.

Когда они с Тюльпаном туда вернулись – к великому сожалению Тюльпана без Анжелы, чьими прелестными зелеными глазами он не уставал любоваться, Эверетт Покс, руки которого уже успокоились, и лицо обрело прежний натуральный цвет, сказал:

– Конечно, вы заметили, как я был нервен, неприятен, непереносим!

– Нет, вы просто были насторожены!

– Верно подмечено! Да, так все и было. Когда человек на чем-то попадется – пусть даже на таком заурядном деле, как ссуда под процент – то начинает видеть вокруг одних врагов, шпиков, ищеек – людей, которые добра вам не желают. Я знаю, это бред, но кажется, что всюду подстерегает опасность! Но ничего, я отойду, по крайней мере надеюсь! – усмехнулся Эверетт Покс. – Когда я прочитал письмо капитана Керкофа с его намеками на шпионаж, то счел вас провокатором!

– Так это не были лишь слухи?

– Мистер Невью!

– Зовите меня Шартр, раз нужно сменить имя!

– Шартр?

– Да, это слово по-французски пишется "Шартрез", а читается Шартр.

– Олл райт! Меня зовите Эверетт!

– Ну, Эверетт, и что дальше?

– Я не шпион, Шартр! Я гражданин! Американский гражданин, только об этом никто не знает. И я хочу, чтобы рухнула английская империя, желающая властвовать над миром, и чтоб избавилась от ига моя родная земля, которая сражается с тиранией этих рыжих выродков с заячьими зубами!

– А я бы так хотел, чтобы это случилось и чтобы они оставили в покое Францию!

– Ну видите, у нас хватает общего, чтобы понять друг друга и договориться, – серьезно отвечал Эверетт. – Если я правильно понял письмо Керкофа, вы готовы действовать?

– А что, если я все-таки провокатор, Эверетт?

– Человек с вашими глазами не может быть провокатором, – их цвет и блеск выдают прямоту, искренность и честность!

Потом они выпили портвейну, порассказали друг другу о себе, отдали должное яичнице с ветчиной и тем более туреньскому вину.

Когда к полудню вернулась Анжела, то рассказала, что убедила Аврору Джонс не опасаться за её будущее и за Шартра тоже. Эверетт же посвятил Тюльпана в весьма тайный замысел, который, если удастся, мог бы весьма помочь лишенным средств американским повстанцам в борьбе с непобедимой Англией.

Тюльпан, однако, дождавшись, пока Анжела скроется в кухне, спросил Эверетта:

– А что с фрегатом "Виндиктив"? И с капитаном Рурком? По-моему, Эверетт, вы так и не поняли, чего я от вас хотел, наверно, от того заведомого недоверия.

– Разумеется! Не мог же я перед провокатором, за которого я вас принял, в чем теперь искренне извиняюсь, выставить себя непревзойденным знатоком и кораблей, и капитанов, и мест базирования всего флота!

– А вы все это знаете?

– Сегодня вечером я займусь поисками фрегата "Виндиктив" и вашего капитана Рурка.

– Вы со мной прямо как мать, Эверетт! – заявил Тюльпан, у которого от туреньского вина начал заплетаться язык. – Я буду до смерти вам обязан, если…

– Если что? – спросила прелестная Анжела, вошедшая в контору. Она успела переодеться в новое платье, причесаться, надела украшения, так что теперь была не просто хороша, а ослепительна.

– Если вы мне столь же любезно предложите крышу над головой и доверите какое-нибудь дело, – смешался Тюльпан, краснея от вынужденного обмана, хотя и не стыдясь его, поскольку он боялся обидеть Анжелу, чье декольте просто исключало упоминание любой другой женщины, даже его обожаемой Летиции.

– Как вы предпочитаете, с майораном?

– Что?

– Ну, окорок ягненка, я же знаю, что вы, французы…

– Откуда она знает, что я француз? – спросил Фанфан Эверетта.

– Все жуткий ваш акцент; хотя и говорите вы на жаргоне квартала Чик Лейн, он позволяет счесть вас в лучшем случае турком.

– Пусть будет с майораном, или с чем угодно – у вас все выйдет необычайно вкусно, – провозгласил Тюльпан с преувеличенной галантностью, которую счел соответствующей ситуации, поскольку декольте Анжелы, и прочие её детали, замеченные, когда она повернулась, уходя в кухню, навели его на мысль, что Летиции придется изменить.

Простим ему: он так молод, что не может полностью управлять своими чувствами и своими телесными позывами – и кроме того, туреньское вино! И так Фанфан-Тюльпан-Невью-Шартр держался удивительно здорово, стараясь сохранить верность своей большой любви – его путеводной звезде – и не считаясь с месяцами воздержания!

Все время застолья, проходившего в малой столовой с низким потолком (очень шикарно обставленной) Фанфан-Тюльпан старался глядеть на Анжелу как можно меньше, но это было очень тяжело, поскольку та с ним то и дело заговаривала и непрерывно добавляла на тарелку все новые куски ягнятины с майораном.

Доев десерт (грушевый компот!) Эверетт Покс поднялся, сообщив, что должен отправляться в город по делам. И по тому, как Эверетт ему подмигнул, Тюльпан решил: ему желают удачи, и сердце Фанфана забилось так сильно, как будто в тот вечер ему должны были вернуть его Летицию!

– Вернусь я поздно, – сообщил Эверетт, надевая шубу. – Устрой нашего друга поудобнее! А вы, Шартр, будьте внимательны и осторожны! Прежде всего – ни шагу в таверну! Ведь там всегда такое гнусное сборище, что – как вы знаете, – меня там сцапали и самого! До встречи вечером!

Вот так на некоторое время Тюльпан нашел пристанище у Покса, в "Проспект оф Уитби", пристанище милое и безопасное (или почти безопасное), за которое он, конечно, был обязан своим гостеприимством хозяевам, но прежде всего – Пастенаку, который, если видел все это, страдать должен был больше, чем от адского пламени!

***

Шартр получил прекрасную комнату на втором этаже, где их было всего четыре, и ванную, выложенную зеленым фаянсом. Весь месяц он оттуда носу не высовывал – только поесть и дважды ночью – чтобы навестить Аврору Джонс. Она по нему скучала, и расставаясь оба плакали.

– Ах, как я счастлива, что ты в тепле и безопасности – и ещё оттого, что щедрость Эверетта мне позволяет не работать, но все равно, Невью, я вновь и вновь думаю о том, что говорила тебе в самом начале нашего знакомства: что с Эвереттом Поксом ты подвергаешься большой опасности.

– Ну что вы, тетушка Аврора, вовсе нет, вы же видите – ничего не происходит.

– Пока! О, Невью, береги себя, мой милый! Англичане безжалостны, а у меня есть только ты!

– Эверетт – прожженный тип, тетушка, и можете быть уверены, что ради вас я поберегусь!

Действительно, ничего не происходило и Тюльпан скучал в своей комнате, так элегантно обставленной, где кроме восточных ковров была прекрасная золоченая кровать эбенового дерева и множество книг, но он не мог читать слишком нервничал.

Был в вечном ожидании, был узником ожидания, узником этой комнаты, который столько проехал и прошел и который теперь должен был расхаживать от стены к стене!

Часов с девяти-десяти начинали долетать звуки из таверны – смех, голоса, звон бутылок и стаканов, слышно было, как Анжела командует слугами, а иногда – и голос Эверетта. Тюльпану страшно хотелось спуститься к гостям, морякам, торговцам, пьяницам, чьи голоса для него были единственным признаком наличия большого мира. Но чтобы показаться на людях, нужно было дождаться, когда отрастут усы и борода. А те, к сожалению, росли не слишком быстро – очередная проблема для такого молодого человека. Ах, эти вечные взгляды в зеркало, в котором все никак не отражаются роскошные усищи – знак мужественности!

Что же касалось великолепного плана помощи американским повстанцам, о котором Тюльпан толком ничего не знал, ибо Эверетт Покс о том упомянул лишь мельком, похоже, от него пришлось отказаться (так думал Тюльпан) или по крайней мере отложить. Но хуже всего было то, что Эверетт не обнаружил ни следа Летиции! Все, что он смог узнать – что капитан Рурк уже четыре месяца в море. Но где? Узнать это было невозможно – военная тайна.

– Вы знаете Рурка? – спросил Тюльпан.

– Захаживал сюда, когда стоял в порту, но всегда один.

– А какова его репутация…насчет женщин?

Эверетт, поколебавшись, сказал:

– Ну, должен вам сказать правду. Несколько лет назад он был разжалован за изнасилование какой-то женщины. Но снова взят на флот – сейчас Англии нужны все её корсары. Но, милый мой Шартр, почему вы так побледнели? Такого Рурк себе уже не позволит, поскольку хорошо знает, что на этот раз угодит на виселицу!

– Годдем! Годдем! Годдем! – проклинал Тюльпан все на свете и бил себя кулаком по лбу. – Я видел, на что он способен, я видел, какой он бешеный! Я думаю, он рискнет и веревкой, лишь бы удовлетворить свое желание! Летиция так прекрасна, что я бы Рурку не удивился! – признал он с горечью.

Ах, не будь тут Анжелы, упоительно милой Анжелы, которая его так утешала!

После первой ночи, которую Тюльпан провел в "Проспект оф Уитби", учитывая явную симпатию, продемонстрированную Анжелой, а также то, как она разоделась к застолью, превратившись в существо просто божественное, Тюльпан боялся, что Анжела сама начнет навещать его по ночам. Но она не сделала этого ни разу, что Тюльпана тоже не радовало. На следующий день, заметив, что он на неё и не глядит, и говорит весьма сдержанно, Анжела сделала ошибочный вывод:

– О Боже, я вас обидела!

– Обидела? Когда?

– Вчера за ужином. Глупо смеялась над вашими ошибками в английском и некоторыми словечками с Чик Лейн…

Тюльпан предпочел сделать вид, что все так и есть. Учитывая, что Аврора Джонс, дававшая ему уроки (Анжела это знала) могла научить только жаргону, выговору и разговорным оборотам своего круга, все это можно было легко поправить! Как вы уже поняли, Шартр получил нового преподавателя английского!

И вот каждую ночь, после закрытия таверны, это он постукивал в дверь комнаты Анжелы. Потом они вместе проводили долгие часы, пока Анжела исправляла его произношение и очищала словарь от неприличных выражений, которых у Тюльпана было слишком много.

Нет, это было изумительно: Анжела вела себя как настоящий учитель, достойно, строго, и во время лекции платье было застегнуто до самой шеи. Около часу ночи она готовила чай, но как-то раз Тюльпан спросил, нельзя ли вместо чая получить немного портвейна. Анжела мельком покосилась на него и налила только ему. Тюльпан спросил:

– Вы не любите портвейн?

– Ну что вы! Очень!

– Тогда почему не наливаете?

– Портвейн на меня так действует! В тот день, когда вы появились, я выпила портвейну, ещё когда готовила окорок. Вы мне очень понравились, но я по натуре стеснительна, и чтобы не показаться глупой гусыней, его немало выпила!

– И произвели впечатление!

– Да, потому, что нарядилась, как девица из мюзик-холла, – вот видите, портвейн на меня влияет очень дурно!

– А мне тогда казалось, что он подействовал изумительно! – при этом Тюльпан почти против своей воли взял её за руку. – И я был рад, что вы меня собрались соблазнить!

– И я вас соблазнила? – с наивным любопытством спросила Анжела.

– Да! И я потом так жалел, что продолжения не последовало!

– Я узнала от дядюшки, что не имею права, – она даже отодвинулась. И закусила губу – так захотелось заплакать.

– Но как же мне хотелось сделать это снова! И теперь так хочется!

– Мне тоже!

– Но вы…но у вас невеста, милый!

"– Ах, черт, что я могу ответить? – подумал Фанфан. – "Ничего!"

К томе же это было невозможно, поскольку Анжела, едва договорив слово "милый", которым закончила свою отчаянную фразу, уже прижала свои губы к его рту! Потом, когда сладкие минуты миновали, опять расплакалась:

– Ах, милый, милый, это невозможно! Вы любите свою невесту? Или нет?

– Ну да, я её люблю! Но и вас тоже, Анжела!

– Так же?

– Нет, совсем иначе!

Господи Боже, раз уж Фанфан так страдал, потеряв свою возлюбленную Летицию, нужно ли было терзаться и тем, что в этой ужасной ситуации не посметь воспользоваться целебным бальзамом? Сказав себе так, Фанфан решил, что это верный ответ на угрызения совести, ответ честный, достойный, одним словом, окончательный. Такого же мнения была и Анжела, которая после очередных наслаждений сказала:

– Как хорошо, что я могу тебя утешить, мой милый, моя любовь! Теперь я знаю, ты уже не так несчастен!

– Гораздо меньше! – признал Тюльпан.

Потом Анжела, утешив его ещё раз, вдруг заявила:

– Но как же я была глупа!

– Почему?

– Что не пила портвейн!

– Но ведь сегодня он тебе был ни к чему!

– Нет, но пойми, как я была напряжена и чего стоило переломить это напряжение!

И тут же, покраснев, признала:

– Ну, а потом все получилось само собой!

А когда Фанфан тихонько покидал комнату – хотя, конечно, их темпераментные утехи давно уже разбудили Эверетта Покса – Анжела шепнула ему на ухо:

– Если ты меня любишь, забудь слова, которым научился в Чик Лейн!

Эти занятия продолжались потом каждую ночь три недели подряд, иногда с дополнениями после обеда, и достигли больших успехов в применении оборотов как словесных, так и телесных.

Анжела была от Тюльпана без ума, а Тюльпан растерянно осознавал, как его чувство к Анжеле все растет и перерастает в любовь! Теперь Анжела была единственным светом его очей, он не мог ею досыта насладиться и каждую ночь открывал все новые достоинства, все большее очарование и прелесть. И, кроме всего прочего, обожал её за оставшуюся в ней врожденную стыдливость, которую той приходилось еженощно превозмогать, и за почтение к Летиции его невесте!

Конечно, мы не можем утверждать наверняка, но можем предположить, что Невью – Шартр остался бы до конца жизни в "Проспект оф Уитби" и даже стал его хозяином (женившись на Анжеле), что мог совсем забыть Летицию и смириться с новым поворотом своей судьбы – если бы рука судьбы не заставила его вновь стать Фанфаном-Тюльпаном и отправиться по свету в поисках Летиции и самого себя.

В один прекрасный день Эверетт Покс после трехдневного отсутствия вернулся в "Проспект оф Уитби" и провел Шартра к себе в контору. По его лицу Тюльпан понял: судьба стучится в двери!

– Фрегат капитана Рурка вернется через три недели! – сообщил Эверетт Покс. – Был сильно поврежден в битве у Тенерифа. Мой информатор сообщил ещё кое-что: когда в прошлом году "Виндиктив" тоже заходил на ремонт, кажется, в апреле, его покинула какая-то девушка. Возможно, тяжело больная.

– Ужасно больная!

– Если по правде, могла попасть в какую-то больницу или приют. Таких в Лондоне много. Мой человек начнет поиски уже сегодня.

– А я не могу этим заняться? – в Тюльпане вскипела кровь.

– Нет! И по двум причинам: вы не англичанин, ваши поиски могут вызвать подозрения. Оставьте это профессионалам. Это во-первых. А во-вторых…

– Позвольте перебить вас, Эверетт! А если Летиция не была отправлена в больницу или приют, а Рурк сам её куда-то устроил, поселил, запер, что тогда?

– Об этом я тоже подумал. Как только "Виндиктив" будет здесь, я навещу капитана Рурка и поговорю с ним.

– Как это?

– Мой милый, у меня есть в запасе сильный козырь – долговая расписка, писанная его прекрасным почерком, расписка на три тысячи фунтов! Да, этот человек живет не по средствам! Вы знаете, я таким помогаю. Именно это стоило мне нескольких месяцев тюрьмы.

– Так что насчет второй причины? – спросил Тюльпан после паузы, за время которой успел заметить, то длинные руки Эверетта Покса также неспокойны, как в день их знакомства.

– Это задача, о которой я вам говорил. Цель которой – дать американцам средства, чтобы победить Англию.

– Да?

– Пришло время заняться этим. Сегодня ночью отправляемся…